Посторонний (гет)

В комнате полумрак с синим оттенком от экрана ноутбука. Генма выпытывает информацию о свидании, словно полицейский допрашивает преступника. Ходит из стороны в сторону и на каждом вопросе светит Какаши в лицо фонариком телефона.

— Вы переспали?

Свет режет глаза.

— Нет.

— А ты хотел?

Зрение готово упасть до слепоты.

— Да.

— Ну еще бы. Глупый вопрос. — Генма с ухмылкой выключает фонарик и заваливается в кресло с пивом в руке. Чуть не пролил, оболтус.

— Как и все, что ты задаешь. Сакура приличная девушка, а приличные люди не спят друг с другом на первом свидании.

— А Кисаме?

— Я сказал приличные.

Генма тяжело вздыхает, отхлебывает пиво и снова вздыхает, но уже облегченно. Для него пиво — эликсир от всей херни. Даже зараза к нему не липнет. Ну, кроме Какаши.

— Ты раньше негативно относился к Кисаме, а сейчас вы чуть ли не лучшие друзья, — он озвучивает мысль как сухой факт. Если заморочиться, то в голосе можно уловить беспокойство или обиду. Какаши не заморачивается и спрашивает в лоб.

— Ревнуешь?

— Есть такое. Вдруг он тебя уведет.

— Расслабься. Мы часто взаимодействуем, потому что соседи. Плюс связаны некоторым горьким опытом.

И не только опытом. У Кисаме есть связи с людьми, которые пригодятся. Врагом его уже не назовешь, хотя раньше казалось по-другому.

— Ага, и даже на парные свидания ходите, — безэмоционально добавляет Генма и будто сливается с темнотой.

— Мы были через дорогу, так совпало.

Фраза не действует. Генма продолжает темнеть. Не на Какаши надо было наводить фонарик, а на Генму. Напитался бы светом и отсвечивал, как фосфорные звезды на потолке. Вместо этого приходится напрягать зрение и умение поддерживать. С этим всегда были проблемы.

Какаши заверяет, что никуда от него не денется, они дружат большую часть жизни. Генма успокаивается и приобретает синий оттенок. Может, от экрана ноутбука, а может, от выпитого эликсира.

Глупо ощущать ревность в свою сторону, но приятно. Для здоровой психики это ненормально, а для Какаши это измерение своей ценности.

Человек волнуется, что Какаши может от него уйти или кем-то его заменить? Отлично, значит, он важен.

Беспонтовый дружеский треп наполняет квартиру жизнью. Какаши и сам оживает. Как бы ни пытался отгородиться от людей и чувствовать умиротворение, со своими людьми все же спокойнее. Это, конечно, не отменяет желания побыть одному. Его, как мячик в пинг-понге, отстреливает туда-обратно. Из людей в пустоту — в себя. Утомительно.

— Сколько осталось до твоего официального статуса бати?

— Примерно месяц. — Генма рассеянным взглядом смотрит поверх своей банки. Водит ею в воздухе, пытаясь подставить к ней голову Какаши. Так рождается искусство. Ну то, на которое всем плевать и его никто не понимает.

Человек-пиво — больше подходит Генме.

— Ты готов? — Какаши перемещается в другой угол комнаты и сбивает ему прицел.

— Не думаю, что к такому можно быть готовым. Но я уже профессионально завязываю шнурки Шизуне. Не хочу, чтобы она напрягалась.

Как мило. Скоро появится новая личность, подрастет и будет гнуть свое мнение.

— Интересно, во сколько лет ребенок обгонит тебя по интеллекту? В четырнадцать?

— «Ха-ха» три раза, — невозмутимо отвечает Генма. — Интересно, во сколько лет он зарядит тебе по яйцам.

— Тяжкие телесные это статья.

— Это будут мягкие, он же ребенок.

Что ещё интересно — насколько тоньше станет их нить дружбы после появления ребенка? Очевидно, кто у отца будет в приоритете. Так правильно и так нужно. Какаши уже взрослый, на такое не обижается.

Сравнивать себя и ребенка — идиотизм. Страшнее только то, что его правда могут сделать крёстным отцом. Он бы посидел на скамейке запасных, но без официального статуса.

Тема навевает тоску и хочется покурить, только лень вставать. Тело находится в удобном состоянии покоя. Да и Генма присядет на уши по поводу курения. Придется потерпеть. Какаши обводит языком полость рта. Слюна предательски скапливается на мысли о запрещенной дозе никотина.

После ещё одной выпитой банки эликсира Генма ловит сообщение от Шизуне. Следующую порцию открыть не успевает — надо домой. Перед уходом он говорит:

— Тебе одновременно можно дать звание героя, потому что не переспал с Сакурой, и долбаеба, потому что не переспал с Сакурой. Представляю, как Кисаме будет над тобой угорать. Он-то своего не упустит.

— Уже представляю, как угораю над тобой. Пока ты будешь помогать ребенку с уроками, я буду пить пиво, не обремененный отцовскими заботами. Чао.

Какаши захлопывает за ним дверь. В памяти всплывает, как Кисаме так же с ним попрощался. Было неприятно, но по отношению к Генме совесть почему-то не мучает. Привык, наверно.

Жизнь продолжается. Переписка с Сакурой действует как допинг. Домашние дела, работа, встречи — все выполняется без просадок. Так было первые дни, но общение резко меняется, становится холодным, она редко отвечает, и Какаши уныло созерцает ее пустой балкон. Это ненормально и выходит за рамки привычного. Глазам не хватает розового.

Тревожность поселяется в теле Какаши и уничтожает аппетит. Живот уже забит беспокойством. Внутри зарождается злость на весь мир. А как не злиться, когда эмоциональные качели застряли в нижней точке? Бесконечное падение.

За последнее время вообще все превращается в хмурое болото. Кисаме тоже выглядит не лучше рыбы, выброшенной на берег. Какаши пару раз спрашивает, в чем дело, но тот отмахивается подъебом не по теме. Все словно живут свои жизни, со своими проблемами и не соприкасаются с Какаши, будто от него их станет ещё больше.

В какой-то момент выдержка соседа трескается. Он зовёт Какаши на перекур. По лицу Кисаме невозможно определить: он то ли не спал сутки, то ли проспал лет сто — помятый, выжатый, тусклый. Какаши чувствует себя не лучше по понятным причинам.

— У нас с Какузу была клятва на мизинчиках — подробностей не рассказывать. Кто распиздится — лишается мизинца. Но палец не член, без него жить можно.

— Без члена, если что, тоже.

— Да, но нет смысла. Короче, тема тяжелая и неприятная. Надеюсь, у тебя хватит мозгов, чтобы не ухудшить ситуацию. — Он шарит рукой в кармане в поисках сигарет, смотрит в одну точку. Выглядит так, словно собирается исповедаться. Тюрьма и пиво правда сближают.

Щелчок, затяжка, выдох.

В груди ширится беспокойство. Хорошего тут точно будет мало. Какаши мысленно подсчитывает, сколько банок пива осталось в холодильнике. Помогут ли они пережить весь пиздец? Животные вроде предчувствуют катастрофу. Он пробегается по себе взглядом от туловища до ног. Руки, ноги — все человеческое, но предчувствие никуда не девается. Оно курит рядом и говорит:

— В модельном бизнесе есть люди, которые хотят больше, чем фото на обложках.

Какаши без упоминания имени понимает — разговор о Сакуре. Он сжимает перила до побелевших костяшек и бледнеет сам.

— Сакура предоставляла интимные услуги по видеосвязи.

Пока снаружи наступает тишина, Какаши слышит, как внутри начинается апокалипсис. Трещины, цунами, землетрясение. Ему словно горло перерезали, и во рту булькает. Наверно, так себя чувствуют тонущие. Слова даются с трудом, но он кое-как шевелит губами и спрашивает:

— Как давно ты об этом узнал?

— Конкретно о Сакуре — недавно. То, что Конан такое практикует, — давно.

— И какого хуя ты мне только сейчас об этом решил рассказать?! — В Какаши взрывается накопленная злость, задевает все, что находится рядом. Голос разлетается по этажам, отскакивает от стен, и только Кисаме его впитывает.

— Пока меня это не касалось, я и не лез. Но Ино рассказала, что ей недавно предложили подзаработать таким путем. Она отказалась, это для нее аморально и денег с обычных фотосъемок хватает. А вот Сакура… — Кисаме скорбно цокает. — У нее же мать в больнице, и нужно покрывать расходы, поэтому…

— О, так пока у тебя баба не появилась, тебе было нормально, что других используют? Может, и сам услугами пользовался?

Кисаме резко впечатывает кулак в скулу Какаши.

— Остынь, блядь. Моя работа заключается не в том, чтобы за цыпочками присматривать и спасать их. Там не все невинные, как ты думаешь, и ради денег мораль в рот ебали. — Кисаме делает долгую затяжку и с выдохом продолжает: — Да и на твою кислую рожу заебало смотреть. Скажи спасибо, что не пристрелил, как обещал.

Теперь боль сосредотачивается в двух местах — на лице и где-то под ребрами. И лучше бы она ощущалась только физически, от такой хотя бы есть таблетки. Тошнота подступает к горлу.

— Я уверен, Ино не знает, что Сакура таким занимается. Этим трудно делиться даже с самыми близкими, — Кисаме пытается подбодрить, но выходит скверно.

Пазл складывается автоматически. Вот почему все разговоры о работе вгоняли ее в тоску. Тоска — смешное слово в ее реалиях. Она, наверно, чувствовала весь негативный спектр чувств в тот момент. От унижения до боли. И Какаши резонирует с ее болью.

Господи, блядь, почему она выбрала этот путь? Понятно, что ради матери, но…неужели не у кого было попросить помощи? Сука, сука, сука. Он готов отдать ей свою сумку с деньгами, если мало — банк ограбить, лишь бы ни одна паскуда ее не тронула. Какаши в том числе. Какой же у нее хуевый вкус в мужчинах.

Глупо продолжать делать вид, что он ни о чем не знает. Да и не сможет. Оказывается не только Ханна Монтана живет две жизни, а каждый второй.

Как вы себя чувствуете?

Погребенным заживо.

Кисаме добавляет, что насильственных действий в отношении Сакуры никто не предпринимал. Но насколько это достоверная информация судить рано. Если это бизнес Какузу и Конан, то хуй знает, какие там внутряки. Они вполне могут убрать человека из-за лишнего вздоха.

Какаши кажется, что он в бэд-трипе. Это вообще реально? Так не должно быть. Все, что он хочет, — чтобы Сакура была в безопасности и с ним. Какузу, даже находясь в тюрьме, поднасрал. Жалеть о том, какому ублюдку помог, он будет потом.

Голова трещит от мыслей. Начинаются с «а что, если…» и ничем не заканчиваются. Что делать, блядь? Какаши беспомощно смотрит через мутное стекло подъезда.

— У тебя есть идеи, как выкрасть Сакуру из лап Какузу?

— А ты уверен, что она хочет, чтобы ее спасли?

Какаши не может произнести твердое «да».

— Сначала с Сакурой обсуди и, если надо, мозги ей прочисти. В зависимости от ответа решите, что делать дальше.

Кисаме действительно хладнокровен. Но признается, что внутри скребет какая-то человечность, от этого дискомфортно, поэтому поделился информацией, которой не должен. Оскал не давит, подъебы не кидает, словно в акуле и правда пробивается что-то человеческое.

Раз пошли такие откровения, сосед решает полностью исповедаться и рассказывает, что Какузу дал ему задание — присматривать за Какаши. Мало ли он трепло. Если это так, то сумка с деньгами вернулась бы обратно к хозяину, а Какаши кормил бы червей. Когда ввязывался в эту авантюру, то не задумывался о серьезных последствиях и что они вообще есть. Наивный мудак. Повезло ли, что к нему как надзирателя приставили именно Кисаме?

Хочется верить, что да. Дубинкой по костям не проходится — и славно.

— Ты за Ино не волнуешься? У тебя с ней что-то было?

— Легкий петтинг, ничего серьезного. — Он нервно дёргает плечом. — И чё мне волноваться?

Какаши долго искоса на него смотрит. Кисаме сдается.

— Ладно, мы ебались как кролики.

— Да, я слышал. К сожалению.

Нависшая тишина ощущается как минута скорби в честь беззаботных дней. Ну тех, где он с Сакурой на свидании и все гладко. Вопрос от Кисаме в первой тройке, о чем спрашивают на похоронах.

— Ты как?

— Паршиво.

— В общем, разбирайся с Сакурой, — Кисаме стреляет окурком в окно, игнорируя железную банку под ногами, — и если что, обращайся. За травму лица не извиняюсь.

Он по-дружески хлопает Какаши по плечу и уходит в свою квартиру. Жаль, на их этаже нет собаки, нечем прикрыть свой скулеж. Стены выдавливают его на улицу. Во что был одет, в том и вышел — без пальто и без уверенности в дальнейших действиях.

Кругом все белое. Небо нависает, как потолок, но без возможности коснуться. Какаши вдыхает холодный воздух, и ему мало. Сакуры нет рядом, а все равно на подачу кислорода в лёгкие действует.

Глубокий вдох, выдох. Внутри все остается по-прежнему — тревога, страх и желание сделать больно для отрезвления. То ли себе, то ли кому-то. Для приличия Кисаме мог и посильнее вмазать. Неизвестно, полностью он исповедался или припрятал грехи. Какаши чувствует пробелы в его фразах. Какузу ведь не главный кукловод, все намного глубже, и зона грязи шире. Будет неудивительно, если замешаны еще и наркотики.

Два раза Кисаме шел навстречу и раскрывал карты. В третий раз Какаши проявит инициативу и спросит у него подробности, лазейки и идеи, как вытянуть из такого бизнеса того, кто там находиться не должен.

Безрассудно стоять на морозе в резиновых тапках и жевать мысли с кучей вопросов. Он готов хоть сейчас побежать к Сакуре и провести допрос, как Генма с фонариком, что тоже безрассудно. Интеллектуальные способности вместе с погодой в минусе, остались смешанные эмоции. Какаши давит на скулу — ноющая боль немного приводит в себя. Как минимум нужно все переварить и подождать ночь.

Если Сакура завтра не ответит на звонок, то для него это буквально приглашение в гости. Он пойдет к ней и плевать, если она не ждёт его.