Конан и философский камень (джен)

— Разрази тебя Кром, Квиринус, — сказал Конан колдуну в тюрбане, — что ты тут делаешь?! Ты ведь собирался и дальше прятаться в притонах Нумалии от гнева Северуса — которого я и ожидал здесь встретить!

— Видишь ли, мой недогадливый киммерийский друг, я был недостаточно правдив с тобой, — варвар с тревогой заметил, что волшебник больше не заикается. — Северус, конечно, обладает самым несносным нравом во всём замке Вепря, но ни сном ни духом не помышляет о том, чтобы присвоить себе философский камень! Зато когда я распустил слухи о его заговоре, многие охотно поверили, и теперь все подумают, что это козни нашего великого отравителя! Как всё изящно — Северус использовал вас, чтобы захватить камень, а потом убил, чтобы не разориться на награде! А я буду уже очень далеко отсюда!

— Убить меня вздумал, собака?! — и Конан рванул на Квиринуса с обнажённым мечом, но реакция колдуна оказалась быстрее. Он прошипел на полузмеином, получеловеческом языке короткое заклятие, и киммериец оказался опутан верёвками по рукам и ногам. Квиринус с ядовитой усмешкой наступил ногой на его брошенный меч, показывая, кто тут теперь главный.

— Я бы уже стёр твою немытую дикарскую плоть в порошок, но мой господин считает, что тебя ещё можно использовать, — издевательским тоном сказал тюрбаноголовый чернокнижник.

— И где он, твой господин?! — ярился Конан, пытаясь напрячь мускулы так, чтобы колдовское вервие лопнуло, но ничего не помогало. — Дай мне его сюда, я растерзаю его в клочья, но сначала...

Далее последовал поток самых изощрённых и похабных оскорблений, которых варвар понабрался в своих странствиях от Нордхейма до Гимелианских предгорий. Но Квиринус его уже не слушал.

— Если верить запретным свиткам, философский камень сокрыт в этом зеркале, — бормотал маг. — Как интересно: на раме вырезано на языке грозного Ахерона древнее речение "Познай самого себя". Не ты ли это, прославленное преданиями зеркало Еиналеж, что показывает каждому то, чего он, зная или не зная, жаждет более всего на свете?

Киммериец всё ещё пытался освободиться от верёвок, хотя бы упав на пол и перетерев их о жёсткие каменные плиты. Но колдовская сила, порождённая явно из нечистого источника, держала его прямо. "Всё-таки Квиринус для такого слабоват", — подумал Конан.

— Я вижу камень... О Сет всемогущий... Я собираюсь преподнести его моему повелителю... Но как мне его достать?! Может, я должен разбить зеркало?! Вразуми меня, господин! — заблеял Квиринус. И тут неизвестно откуда раздался совсем другой голос, низкий и шипящий:

— Используй варвара... — зазвучало словно бы из-под тюрбана Квиринуса. Конан заметил, что оттуда сочится запах гнили и разложения, как из потревоженного саркофага.

— Это и есть твой господин?! Где он прячется?! — зарычал варвар. — Я не стану разговаривать с псом, раз здесь хозяин!

— Он всегда со мной, где бы я ни был, — ответил Квиринус. — Я встретил его, когда путешествовал по миру. С тех пор я служу ему верой и правдой, хотя, к сожалению, я не раз подводил его. Ему приходилось быть со мной суровым...

— Твоя болтовня раздражает, Квиринус, — снова заговорил затылок колдуна. — А вот голос пленника мне будто знаком. Я тоже желаю поговорить с ним.

— Но ты ещё слишком слаб, мой господин! — попробовал запротестовать бритунский чернокнижник.

— Для этого у меня достаточно сил.

Конан, опутанный верёвками, в изумлении смотрел, как Квиринус наконец разворачивает свой таинственный тюрбан. Наконец ткань упала на пол, и варварский воин увидел, наверное, самое омерзительное зрелище в своей жизни.

Только передняя половина головы Квиринуса была нормальной, подобающей человеку головой. Затем волосы и кожа резко обрывались рядом уродливых чешуйчатых складок — как если бы кто-то неудачно натянул на них шкуру ящерицы. А затылок же был полностью покрыт чешуёй, и на ней виднелись черты лица, которое лишь отдалённо напоминало человеческое. Оно было мертвенно-белым, вместо ноздрей—узкие щели, как у змеи. Но страшнее всего были глаза — ярко-красные и свирепые. Густой, удушающий запах распадающегося трупа только довершал эту картину.

Конан вспомнил, что видел такие гнусные рожи на росписях в подземельях Горы Силы, где пировал человечиной змей-оборотень Тулса Дум — они изображали древних правителей того пустынного края далеко на юге от Стикса, ублюдков от противоестественной ритуальной случки додревних змеелюдей и жриц поклонявшихся им королей-гигантов. Но последних из них истребили хайборийцы в дни своего нашествия тысячи лет назад.

— Кром...

— Теперь я узнал тебя, Конан из Киммерии, — зашипела пасть змеечеловека. — Это ты убил моего лучшего ученика, верного слугу и преданного носителя. Тулсу Дума.

— Так кто же ты сам, кладбищенский подъедала?! — с гримасой нескрываемого отвращения огрызнулся варвар.

— Твоя раса знала меня под многими именами. Вольдеморт из Гипербореи, Салазар из Ашшуры, Мемнон из Кутхемеса... Не раз смельчаки вроде тебя пытались меня истребить. Но я оставлял к их услугам лишь очередное бренное тело жаждущего запретных знаний безумца, чтобы переселиться в другое. Среди вас всегда найдётся тот, кто готов впустить меня в свой мозг и своё сердце. А теперь подойди сюда, Конан. Поближе к зеркалу, — повелел змеечеловек.

Квиринус — или его безвольное тело? — трижды щёлкнул пальцами, и путы спали с тела киммерийца, которое, однако, всё ещё ныло от обездвиженности. Ноги сами собою понесли Конана к ахеронскому зеркалу.

— Что ты видишь, Конан из Киммерии? — вопрошал его змеечеловек.

"Чего я сейчас желаю больше всего — это найти камень раньше Квиринуса и его гнусного хозяина, — задумался варвар. — Что бы я там не увидел — нельзя говорить им правду. Если камень окажется в их руках — добра не жди".

Конан закрыл глаза и развернулся в сторону зеркала, которое обманщик-колдун назвал Еиналеж. А открыв их снова...

По ту сторону стекла стоял он сам. При этом вокруг не было ни короны, ни трона, ни знамён, ни верных воинов, ни придворных лизоблюдов, ни поверженных врагов — всего того, что Конан мог ожидать увидеть в зеркале желаний.

Вместо всего этого зеркальный двойник киммерийца держал за руку Валерию. Казалось, возлюбленные и соратники и за тысячу лет не смогут наглядеться друг на друга.

— Что ты видишь?! — в нетерпении повторял змеечеловек.

Валерия, не говоря ни слова, протянула зеркальному Конану огромный камень, постоянно переливающийся и меняющий цвет. Он был зелёным, через миг стал синим, ещё через миг — лиловым, как тюрбан проклятого Квиринуса, потом — чёрным. Видимо, это и был философский камень.

Двойник варвара взял ладонь боевой подруги в свою руку и таким манером спрятал камень в суму на поясе. А затем их уста слились в поцелуе. Между тем живой Конан, казалось бы, до оглушения поглощённый творящимся в зеркале, ощутил, что в его походной суме появилось что-то твёрдое и тяжёлое.

Долгожданный камень был у него.

"Валерия! — мысленно воззвал к ней Конан. — Теперь я верну тебя к жизни. Как ты в стигийской пустыне вернула к жизни меня. Вот только избавлюсь от этой нечисти!"

— Что ты видишь, несчастный?! — почти фальцетом вскричал разгневанный долгим ожиданием Квиринус.

— Себя, кого же ещё! — ответил варвар. — Я восседаю на троне в каком-то дворце какого-то хайборийского королевства. И меня ласкают насурьмлённые придворные красавицы в дорогих хитонах. — Тут Конан обнаружил, что какая-то неведомая сила сняла с него оцепенение и он даже может подобрать оружие и попытаться убежать. Главное — улучить минуту...

— Ты лжёшь, человек... — прошипел змеелюд. — Ты видишь, во что я превратился. В призрак. В химеру. Изготовив эликсир жизни из этого камня, я обрету совершенную форму, которую ты уже видел в Стигии — только могущественнее. Сильнее. Прочнее! Так почему бы тебе не достать из сумы философский камень и не отдать его мне? Иначе ты кончишь, как твоё племя и твои родители в Киммерии. Они умерли, моля меня о пощаде...

— Это ты лжёшь, кусок нечистот! Киммерийцы не просят пощады! — взревел Конан и рывком метнулся на середину зала к своему мечу. Но тут ядовито-зелёный луч вырвался из рук Квиринуса и ужалил варвара, словно окатив его чудовищной болью от головы до щиколоток. Пошатнувшись, Конан свалился на пол. Одной рукой он дотягивался до сандалий своего мучителя, другой — до зеркала. А с того места, где лежал его верный меч, поднимались лишь струйки дыма...

— Убей его! — скомандовал Квиринусу змеечеловек. — Убей варвара, и покончим с этим!

Квиринус поднял руку, собираясь прикончить Конана тем же тёмным заклятием, какое ещё недавно убило в этих бесконечных подвалах серую обезьяну втрое сильнее него. Киммерийцу на какой-то момент показалось, что выхода нет.

Но тут рука варвара, протянутая к зеркалу Еиналеж, ощутила знакомый холод стали...