Конан и философский камень (джен)

— На счёт "три" выламываем дверь, — сказал Конан из Киммерии своим сообщникам, Субудаю и Малаку.

Нужная им дверь находилась в сыром и смрадном подземелье замка Вепря, что стоял посреди тёмных лесов на задворках Бритунии. В замке местные колдуны готовили себе учеников, набранных по всем хайборийским королевствам, и дурная слава его гремела даже в далёких Аргосе и Зингаре. Но тот, кто доживал до конца тяжелейшего семилетнего ученичества, обретал мощь, позволявшую им призывать дождь и ветер, говорить со зверями и птицами, исцелять проказу и оспу или наоборот — насылать мучительную смерть.

Тем не менее, Конан, Малак и Субудай пребывали сейчас в затхлой утробе этого зловещего места. Потому что за окованной железом дверью открывался путь к одному из величайших земных сокровищ.

— Раз... Два... Три!!!

Дверь, как и следовало ожидать, поддалась напору могучего киммерийца и немножечко его товарищей и с грохотом рухнула на пол, подняв тучу пыли. А за грохотом последовал громкий утробный рык из трёх глоток, и в глубине залы загорелись три пары глаз.

— Бэл и Иштар... — выдохнул Малак. — Какой же здоровый этот цербер...

Все трое отпрянули подальше от страшилища, подобного псу, но размером с коня, с тремя головами, тремя парами горящих глаз и уродливыми сморщенными мордами, из пастей которых на пол капала вонючая и, возможно, ядовитая слюна. Цербер мог бы дотянуться до них и у двери, но предпочитал избегать соприкосновения меча Конана со своими рылами. Равно как факелов Малака и Субудая.

— Взгляните-ка! — крикнул гирканец. — Какой болван притащил сюда арфу? — И в самом деле, на полу валялась лёгкая арфа стигийской работы.

— Не такой уж он и болван. Цербера можно усыпить музыкой — хоть и ненадолго. Хуже другое — этот арфист нас опередил, — ответил Конан.

— Но у нас с собой даже свистулек нету, — сказал Малак, отмахиваясь факелом от очередной слюнявой пёсьей пасти.

— А это мысль, — как будто вспомнил что-то Субудай. Гирканец начал высвистывать какую-то длинную, протяжную степную песню, которую обычно пели его соплеменники в дальнем пути. Цербер неуверенно рыкнул, потом рычание перешло в храп из трёх глоток сразу, и он уснул, опустив головы на когтистые лапы.

— Свисти дальше! — скомандовал Конан и вскочил вместе с мечом на спину цербера. Храп так сильно сотрясал тело твари, что киммериец с трудом держался на ногах, но удержав равновесие и найдя удобное для удара место, он сориентировался и нанёс со всей силы удар поперёк хребта трёхглавого стража. Второй. Третий! Цербер пробудился было от боли и инстинктивно вскинулся, сбрасывая своего убийцу, но без сил рухнул обратно на пол.

— Он не проснётся, — сказал варвар, быстро вставая и почёсывая ушибленные места.

— Хвала Четырём Ветрам, а то у меня уже губы устали свистеть, — ответил ему Субудай. — Га! Вот и люк, который мы ищем!

— Спасибо славному Квиринусу, наводчику из наводчиков, что рассказал нам, куда идти. А не то мы бы блуждали в этом сыром тумане вечность, — заключил Малак.

Квиринусом звали того нескладного, тощего, бледного заику в лиловой мантии и таком же лиловом тюрбане, которого Конан встретил на рынке в немедийской Нумалии, где тот торговал нехитрыми амулетами от поноса, золотухи и бесплодия. Тепло таверны и доброе кофийское вино развязали ему язык, и оказалось, что Квиринус — наставник из замка Вепря, который скрывается от своего собрата и соперника Северуса. Тут-то колдун в тюрбане и поведал ему про философский камень.

— Субстанция, дарующая бессмертие, хранится там, в наших подвалах. Чародеи школы Вепря содержат её на самый крайний случай, если придётся им вступить в схватку с Тот-Амоном, Чёрным Кругом или ещё кем-то более могущественным, чем они. Но Северус решил заграбастать себе её всю, чтобы стать непобедимым и властвовать над Хайборией в одиночку! Это опасный противник, искусный в чарах и ядах, но если вам удастся его одолеть, то хозяева замка вас вознаградят! — сулил чудак в тюрбане, который он никогда и нигде не снимал, даже в ванне с горячей водой и прислужницей, готовой на всё за лишнюю монетку.

Тогда-то у киммерийца и возник дерзкий план — одолеть Северуса и оставить камень себе. В одиночку даже по подсказкам Квиринуса просочиться в подвалы замка Вепря могло быть непросто, поэтому в план пришлось посвятить старого приятеля Субудая, а гирканский вор уже привёл с собой помощника — Малака из Аренджуна. Продав камень, они рассчитывали стяжать состояние, но допрежь того Конан рассчитывал отколупнуть от него лишний кусочек, чтобы исполнить свою заветную и многолетнюю мечту...

— Я должен отдать долг тому, кому его отдавать уже поздно, — говорил он. Субудай знал, в чём дело, а Малеку это знание было ни к чему.

Но вернёмся к колодцу, в который предстояло спуститься трём отчаянным победителям цербера.

— Кром... — озадаченно вздохнул Конан, заглядывая вглубь. Ни ступенек, ни дна не было видно. Но другого пути не было, и вскоре в колодец были сброшены три крепкие верёвки. Их Малак для надёжности привязал к правой задней лапе мёртвого чудища.

— Теперь — вниз! Держите факелы! — крикнул Конан перед тем, как спуститься в неизвестность, о которой их не предупреждал толком даже Квиринус, сказав лишь, что в подземельях их ждут самые изощрённые ловушки, на какие только способны ведущие чародейские умы земель Хайбории.

Но длина верёвок оказалась недостаточно велика, и где-то, наверное, на полпути троице искателей приключений пришлось прыгать. Падение оказалось болезненным, и даже Конан после него поднимался с трудом. Так что заметив, что его что-то хватает и тащит, он не сразу начал сопротивляться.

— Кром и Немайн! — выкрикнул киммериец, когда дотянулся до факела и увидел, что происходит.

Змееподобные шипастые побеги, опутав его, гирканца и заморанца, тянули всех троих сквозь листья какого-то огромного растения. Они волокли их туда, где огромный тёмно-багровый цветок, похожий на лоно давно умершей великанши, источал запах гниющего мяса.

— Дьявольские силки! — воскликнул Конан. — Колоть их бесполезно! Жгите факелами!

Это сработало — боясь огня, растение-хищник втянуло свои побеги под извращённые лепестки своего смердящего цветка. Конан, Малак и Субудай рванули в узкий проход, который заметили по левую руку от силков.

— Мамочка дорогая... Откуда ты вообще знаешь, что это за пакость?! — почти завизжал Малак, которого всё ещё трясло, и похоже было, что не зря он пошёл на дело в новеньких коричневых штанишках.

— Дьявольские силки растут в джунглях и на развалинах городов по берегам Заркхебы, — сказал варвар. — В тех тёмных и влажных лесах они вырастают в три-четыре раза больше того цветочка, который посадили тут для воришек вроде нас, и способны пожрать слонёнка.

Дальше похитители камня двигались молча и осторожно. Конан мысленно готовился к тому, что после цербера и силков их будет поджидать гигантский паук, гигантская тысяченожка или гигантский рак, а то и сам Сет и все его гады. Но то, что он увидел в конце дороги, несколько его озадачило.

Кладоискатели очутились в освещаемой неведомо чем зале, на другом конце которой виднелись громадные бронзовые двери. А в лучах колдовского света под потолком роились не то огромные стрекозы, не то райские птички — но молча, а не жужжа и не распевая песен.

— Красота, — улыбнулся киммериец.

Только вот бронзовые двери из этой красоты оказались закрыты. Раз двадцать уже охотники за камнем перепробовали все возможные отмычки, проволочки, амулеты и воровские отмыкальные заклятия, какие только знали — всё было без толку.

— Аааааа, будь оно всё проклято! — рассвирепел Малак, достал из наплечной сумы рогатку на воловьих жилах, схватил с пола каменный обломок, каких в этой глубине за века накопилось порядочно, и запустил им в одну из безмолвных птиц. Потом другим — в другую.

Конан подошёл к сбитым птицам поближе, чтобы рассмотреть их наконец вблизи, и только тут увидел, с чем он имеет дело.

— Малак, во имя грудей Иштар! Ты нас спас! — раздался в зале выкрик киммерийца. — Знаешь, что это на самом деле?

— И знать не хочу, — буркнул заморанец.

— Ключи! Это не птицы, а колдовские ключи с крыльями! — договорил Конан. Варвар и Субудай собрали несколько сбитых ключей и попытались втиснуть их в замочную скважину, но ни один не подошёл.

— Их там ещё десятка три, — прикинул гирканец и начал целиться в ключи из лука. — Хороша у тебя рогатка, Малак! Бей ещё!

Ключи метались под потолком как угорелые, но от метких стрел Субудая уйти было ещё сложнее, чем от камней его заморанского помощника. Конан еле успевал подхватывать ключи, испытывать и один за другим отшвыривать в сторону. Наконец двадцатый, наверное, ключ подошёл!

— Наконец-то... — выдохнул было Субудай, но когда двери отворились, понял, что рано.

В следующей палате было настолько темно, что вообще ничего не было видно. Однако стоило кладоискателям сделать несколько шагов, как комнату внезапно залил яркий свет.

Перед Конаном, Субудаем и Малаком открылась совершенно квадратная комната, пол которой был расчерчен на чёрно-белые клетки. Перед ними стояли ряды чёрных каменных статуй — воинов, королей, вельмож, всадников, боевых слонов и каких-то башен. Вдоль другой стены палаты были выставлены такие же, только белые.

— Это что, гробница кхитайского полководца? — спросил гирканец. Конан мог только пожать плечами.

Троица попыталась миновать каменное воинство и пройти дальше, но внезапно фигуры зашевелились. Кони стали рыть копытами землю, слоны затрубили, воины грозно забряцали мечами, а один и вовсе замахнулся им на Малака.

— Да когда же это всё наконец кончится?! — взорвался заморанский жулик. — И что, что это вообще такое?!

Конан внимательно оглядел два ряда статуй. Потом — клетчатый пол. И тут до него дошло.

— Я знаю, на что это похоже. Есть на востоке игра, название которой по-хайборийски звучит как "Король умер". В неё надо резаться такими же белыми и чёрными фигурками на таком же поле. Выиграл тот, кто загонит вражеского короля — вон того низенького пузана — в угол так, чтобы тот не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Как в жизни, — усмехнулся киммериец.

— Впервые про такую слышу, — сказал Малак. — И что нам теперь с ней делать?

— Я думаю, сыграть. И выиграть, — дал варвар самый очевидный ответ. — Мне приходилось играть в "короля" в Туране, в Иранистане, в Вендии, а уж в царстве Косала, где эту игру придумали, я проигрывал детям. В этом подземелье детям делать нечего, так что шансы у нас хорошие.

— Тогда тебе водить, Конан, — сказал ему Субудай. — Знать я про такую забаву знаю, но в Гиркании в неё играют только ханы — да и то не все. А мне милей кости да бабки.

— И что теперь делать? — снова начал нервничать Малак.

— Я думаю, стать фигурами самим.

Конан не без труда, но растолковал сообщникам правила, насколько понимал их сам. Затем подошёл к башенке — или "ладье", как её называли в Косале, и встал на её поле. Ладья отъехала куда-то в темноту.

— Выбирайте себе фигуры, — окликнул варвар компаньонов. Субудай, как истинный гирканец, подался в кони. Малак, малька покумекав, занял должность слона.

Партию в "короля" начали, по древнему обычаю, белые, выдвинув со стороны короля одного из воинов — "пешек". Они уверенно пёрли вперёд и едва не обрушили чёрным весь левый фланг, но Конан сумел-таки выстроить линию обороны для чёрного короля и вывел из игры слонов и ладью противника. Малак, как самый бестолковый игрок, просто закрыл глаза в тихой панике и ватными ногами ходил по доске, куда ему говорят. Субудай радовался, что после охоты на ключи собрал все стрелы.

Битва была не менее жестокой, чем любое сражение воинов из плоти и крови. Вскоре большую часть фигур стащили с доски для "короля" по тёмным углам залы. Белые оказались в затруднительном положении, но и чёрным "союзникам" Конана пришлось несладко — они потеряли королеву. Игра застопорилась: киммериец оглядывал клетчатое поле боя взглядом матёрого наёмника, думая, куда бы нанести удар, чтобы самим критически не подставиться. И не видел таких выигрышных мест.

— Мы можем задавить их короля одним ударом, — обратился он к соратникам. — Для этого нужно, чтобы королева ушла в сторону, оставив его без защиты. Но кто-то из нас должен рискнуть.

— Чем и как? — встревожился Субудай.

— Подставиться под удар королевы. Сейчас белый король торчит в куче пешек и ему некуда будет деться от чёрных, — мрачно сказал киммериец.

— И кто из нас должен полечь костьми? — спросил Малак.

— Решит жребий. Малак, давай свой мешок. Кто вытянет рогатку — тому и пропадать. Если остальные вернутся с философским камнем — то при нужде смогут его воскресить.

Все три "фигуры" стояли близко друг от друга, поэтому жребий тянуть было удобно. Рогатку вытянул Субудай.

— Так тому и быть, — печально сказал гирканец. — Если эти идолы меня убьют, вынесите потом моё тело в чистое поле и сложите погребальный костёр по всем правилам, чтобы Четыре Ветра унесли меня в зелёную долину вечной весны. Там все мои сородичи — они погибли в кровавой распре, когда я был ещё юным.

Субудай шагнул на три клетки вперёд и вбок, бесстрашно глядя в лицо каменной белой королеве. Та метнулась к нему и возложила руку на его спутанные чёрные волосы. Воин-гирканец издал глухой стон и упал как подкошенный.

Конан вспомнил, как когда-то Субудай вместе с ним предавал огню тело Валерии, которая точно так же разменяла свою голову на его жизнь. Но киммериец не был бы собой, если бы поддался тоске, и он решительно прошагал оставшиеся ему до победы пару клеток. Белый король, оказавшийся в безвыходном положении, пал на каменные колени и бросил под ноги Конану свой венец. Белые фигуры, грохоча каменными стопами, разбредались в стороны.

— Доволен небось, что хоть в игре это увидел?! — сказал Малак, на котором лица не было.

— Лучше посмотрим, что с ним, — варвар подошёл к Субудаю, которого стащили с доски вместе с чёрными, нагнулся, взял в руки его голову, приоткрыл глаза и выдохнул с облегчением.

— Он жив. Но в каком-то зачарованном сне. Когда в наших руках будет камень, то с этим легко будет совладать.

— Уже не верится, — сказал Малак. — Пойдём отсюда, пока эти каменные бабы не вернулись.

Из-за следующей двери на двух оставшихся кладоискателей дохнуло вонью.

В коридоре лежала серая обезьяна — огромный взрослый самец, который один на один заломал бы Конана и глазом не моргнул. Но кто-то другой уже убил обезьяну. И убил заклятием, а не оружием — судя по скрюченной позе двуногого зверя и по гримасе невыразимого ужаса и боли на его клыкастой харе.

— Это был Северус, — рассудил варвар. — Больше некому.

Перед следующей дверью — да сколько их ещё будет, этих дверей!!! — Конан взялся за меч, а Малак — за кинжал, стараясь не представлять себе, кто и что там может сидеть. Но они увидели только безобидный с виду столик с бутылками фигурного и цветного кофийского стекла.

"Здесь и отдохнём", — подумал варвар, но стоило ему приблизиться к самым заманчивым бутылочкам, как в дверях палаты вспыхнули языки противоестественного фиолетового пламени, отсекая им путь и вперёд, и назад. Западня захлопнулась.

— Кошмар! — выдохнул Малак. — Хоть выпьем с расстройства, что ли?

— А вдруг там отрава? Северуса нам расхваливали как доку в ядах, — сказал ему киммериец, но тут вдруг обратил внимание на пергамент, пригвождённый к столу.

— Так... Так... "Впереди опасность, то же позади, но две из нас помогут, ты только их найди. Одна вперед отправит, еще одна — назад, в двух — вино всего лишь, а еще в трех — яд"... Да это какая-то загадка! — пришлось опять капитально наморщить ум, что давалось варвару не так уж и легко.

Малак тоже пробежался взглядом по пергаменту, уточняя условия задачи. Выяснилось, что яд находится строго слева от вина, но самая большая и самая маленькая бутыль безопасны. Снадобья и зелья в крайних бутылках не помогли бы одолеть проклятое пламя по дороге вперёд. Во втором сосуде слева и во втором справа было налито одно и то же...

— Чепуха какая-то, — начал кипятиться Конан, тоже порядком уставший от волшебных хитросплетений. — Я бы просто кидал по очереди эти бутылки в фиолетовый огонь, и если от какой-нибудь он испарится...

— Погоди ты, — пробурчал Малак. — Мне это напомнило одну поучительную историю. Как-то раз в Хауране меня приговорил к смерти судья, который был большим любителем шарад и головоломок. Он всегда приговаривал, что раз смертник достаточно умён, чтобы их разгадать, то бесспорно заслуживает помилования. И меня запустили в комнату, где точно так же стояли семь пузырьков. И точно так же среди них был спрятан яд, судороги от которого поистине выворачивают жертву наизнанку...

— Нашёл время байки травить, охотник на живых ключей, — отвернулся варвар.

— Где же я там определил яд... — гнул своё заморанец. — Ага! Значит, эти вперёд, эти назад, а эти так себе... Если моя чудодейственная память мне не изменяет, то вперёд нас пропустит вот этот, самый маленький горшочек!

Конан посмотрел на Малака, как на одержимого. Но ничего более разумного у него уже предложить не получалось.

— Ну допустим, — тяжёлым голосом сказал киммериец. — А как отсюда выбраться назад?

— Самый толстый пузырь. Крайний правый. Но учти — в бутылке, что поведёт нас вперёд, снадобья ровно на один глоток!

"Была не была", — подумал варвар-наёмник и взял бутылочку. Она действительно могла два раза поместиться в широкой киммерийской ладони.

— Мне почему-то кажется, что ты не в обиде, — сказал он Малаку.

— Знаешь — да, — ответил тот. — После... вот этого вот всего... всего вот этого вот... я уже не решусь идти вперёд. Моя шкура мне была, есть и будет дороже! А у тебя есть какое-то более важное дело, чем золото, раз ты готов ради него рваться за камнем, несмотря ни на что. Возможно, скоро оба мы уснём вечным сном в этом паршивом подвале, так что можешь открыться мне — зачем?! Зачем ты это затеял?!

— Была девушка. Мы влюбились друг в друга. Потом она спасла мне жизнь. А потом убили её саму. Убили таким ядрёным чёрным чародейством, что наш колдун разводил руками. Оставалось только возложить её на погребальный костёр, — коротко изложил всю историю Конан. — Камень нужен мне, чтобы наконец ей отплатить.

— Могу только пожелать тебе удачи, — тихо сказал Малак.

— Теперь делаем так. Я иду вперёд, будь там хоть все демоны Стигии, и делаю, что должен. Ты вернись туда, где мы оставили Субудая, и ожидай там. Ах да... Которые тут бутылки с вином? — спросил варвар.

Заморанец показал.

— Возьми их с собой — по одной на брата. Говорят, что старое вино из Пуантена так крепко шибает в нос, что способно пробудить даже от колдовского оцепенения. Может, и Субудай очнется?

— А как ты будешь возвращаться за нами?

— Если я прикончу Северуса, то, скорей всего, и чары его иссякнут. А ты думал, в песнях и сагах зря поют про то, как рушится злодейский замок или храм? Огня здесь уже не будет.

Конан сделал глоток и шагнул вперёд, к неверным фиолетовым огням. Всё нутро киммерийца ожгло холодом, как если бы он проглотил ледяную глыбу с вершин Нордхейма. В юности он как-то пытался это сделать на спор с одним знакомым асиром, и дело едва не кончилось худо.

— И только попробуй выпить мою долю! Я из любых адских вертепов тебя достану! — крикнул он вслед Малаку, который двинулся в противоположном направлении.

Теперь Конану предстояло идти и сражаться в одиночку. Готовясь к самому худшему, он как можно быстрее двинулся через фиолетовое пламя, но не чувствовал ничего, даже щекотки. И кончилось оно быстро.

И тут киммериец увидел то, чего вовсе не ожидал.

Перед ним стоял Квиринус собственной персоной.

— Разрази тебя Кром, Квиринус, — сказал Конан колдуну в тюрбане, — что ты тут делаешь?! Ты ведь собирался и дальше прятаться в притонах Нумалии от гнева Северуса — которого я и ожидал здесь встретить!

— Видишь ли, мой недогадливый киммерийский друг, я был недостаточно правдив с тобой, — варвар с тревогой заметил, что волшебник больше не заикается. — Северус, конечно, обладает самым несносным нравом во всём замке Вепря, но ни сном ни духом не помышляет о том, чтобы присвоить себе философский камень! Зато когда я распустил слухи о его заговоре, многие охотно поверили, и теперь все подумают, что это козни нашего великого отравителя! Как всё изящно — Северус использовал вас, чтобы захватить камень, а потом убил, чтобы не разориться на награде! А я буду уже очень далеко отсюда!

— Убить меня вздумал, собака?! — и Конан рванул на Квиринуса с обнажённым мечом, но реакция колдуна оказалась быстрее. Он прошипел на полузмеином, получеловеческом языке короткое заклятие, и киммериец оказался опутан верёвками по рукам и ногам. Квиринус с ядовитой усмешкой наступил ногой на его брошенный меч, показывая, кто тут теперь главный.

— Я бы уже стёр твою немытую дикарскую плоть в порошок, но мой господин считает, что тебя ещё можно использовать, — издевательским тоном сказал тюрбаноголовый чернокнижник.

— И где он, твой господин?! — ярился Конан, пытаясь напрячь мускулы так, чтобы колдовское вервие лопнуло, но ничего не помогало. — Дай мне его сюда, я растерзаю его в клочья, но сначала...

Далее последовал поток самых изощрённых и похабных оскорблений, которых варвар понабрался в своих странствиях от Нордхейма до Гимелианских предгорий. Но Квиринус его уже не слушал.

— Если верить запретным свиткам, философский камень сокрыт в этом зеркале, — бормотал маг. — Как интересно: на раме вырезано на языке грозного Ахерона древнее речение "Познай самого себя". Не ты ли это, прославленное преданиями зеркало Еиналеж, что показывает каждому то, чего он, зная или не зная, жаждет более всего на свете?

Киммериец всё ещё пытался освободиться от верёвок, хотя бы упав на пол и перетерев их о жёсткие каменные плиты. Но колдовская сила, порождённая явно из нечистого источника, держала его прямо. "Всё-таки Квиринус для такого слабоват", — подумал Конан.

— Я вижу камень... О Сет всемогущий... Я собираюсь преподнести его моему повелителю... Но как мне его достать?! Может, я должен разбить зеркало?! Вразуми меня, господин! — заблеял Квиринус. И тут неизвестно откуда раздался совсем другой голос, низкий и шипящий:

— Используй варвара... — зазвучало словно бы из-под тюрбана Квиринуса. Конан заметил, что оттуда сочится запах гнили и разложения, как из потревоженного саркофага.

— Это и есть твой господин?! Где он прячется?! — зарычал варвар. — Я не стану разговаривать с псом, раз здесь хозяин!

— Он всегда со мной, где бы я ни был, — ответил Квиринус. — Я встретил его, когда путешествовал по миру. С тех пор я служу ему верой и правдой, хотя, к сожалению, я не раз подводил его. Ему приходилось быть со мной суровым...

— Твоя болтовня раздражает, Квиринус, — снова заговорил затылок колдуна. — А вот голос пленника мне будто знаком. Я тоже желаю поговорить с ним.

— Но ты ещё слишком слаб, мой господин! — попробовал запротестовать бритунский чернокнижник.

— Для этого у меня достаточно сил.

Конан, опутанный верёвками, в изумлении смотрел, как Квиринус наконец разворачивает свой таинственный тюрбан. Наконец ткань упала на пол, и варварский воин увидел, наверное, самое омерзительное зрелище в своей жизни.

Только передняя половина головы Квиринуса была нормальной, подобающей человеку головой. Затем волосы и кожа резко обрывались рядом уродливых чешуйчатых складок — как если бы кто-то неудачно натянул на них шкуру ящерицы. А затылок же был полностью покрыт чешуёй, и на ней виднелись черты лица, которое лишь отдалённо напоминало человеческое. Оно было мертвенно-белым, вместо ноздрей—узкие щели, как у змеи. Но страшнее всего были глаза — ярко-красные и свирепые. Густой, удушающий запах распадающегося трупа только довершал эту картину.

Конан вспомнил, что видел такие гнусные рожи на росписях в подземельях Горы Силы, где пировал человечиной змей-оборотень Тулса Дум — они изображали древних правителей того пустынного края далеко на юге от Стикса, ублюдков от противоестественной ритуальной случки додревних змеелюдей и жриц поклонявшихся им королей-гигантов. Но последних из них истребили хайборийцы в дни своего нашествия тысячи лет назад.

— Кром...

— Теперь я узнал тебя, Конан из Киммерии, — зашипела пасть змеечеловека. — Это ты убил моего лучшего ученика, верного слугу и преданного носителя. Тулсу Дума.

— Так кто же ты сам, кладбищенский подъедала?! — с гримасой нескрываемого отвращения огрызнулся варвар.

— Твоя раса знала меня под многими именами. Вольдеморт из Гипербореи, Салазар из Ашшуры, Мемнон из Кутхемеса... Не раз смельчаки вроде тебя пытались меня истребить. Но я оставлял к их услугам лишь очередное бренное тело жаждущего запретных знаний безумца, чтобы переселиться в другое. Среди вас всегда найдётся тот, кто готов впустить меня в свой мозг и своё сердце. А теперь подойди сюда, Конан. Поближе к зеркалу, — повелел змеечеловек.

Квиринус — или его безвольное тело? — трижды щёлкнул пальцами, и путы спали с тела киммерийца, которое, однако, всё ещё ныло от обездвиженности. Ноги сами собою понесли Конана к ахеронскому зеркалу.

— Что ты видишь, Конан из Киммерии? — вопрошал его змеечеловек.

"Чего я сейчас желаю больше всего — это найти камень раньше Квиринуса и его гнусного хозяина, — задумался варвар. — Что бы я там не увидел — нельзя говорить им правду. Если камень окажется в их руках — добра не жди".

Конан закрыл глаза и развернулся в сторону зеркала, которое обманщик-колдун назвал Еиналеж. А открыв их снова...

По ту сторону стекла стоял он сам. При этом вокруг не было ни короны, ни трона, ни знамён, ни верных воинов, ни придворных лизоблюдов, ни поверженных врагов — всего того, что Конан мог ожидать увидеть в зеркале желаний.

Вместо всего этого зеркальный двойник киммерийца держал за руку Валерию. Казалось, возлюбленные и соратники и за тысячу лет не смогут наглядеться друг на друга.

— Что ты видишь?! — в нетерпении повторял змеечеловек.

Валерия, не говоря ни слова, протянула зеркальному Конану огромный камень, постоянно переливающийся и меняющий цвет. Он был зелёным, через миг стал синим, ещё через миг — лиловым, как тюрбан проклятого Квиринуса, потом — чёрным. Видимо, это и был философский камень.

Двойник варвара взял ладонь боевой подруги в свою руку и таким манером спрятал камень в суму на поясе. А затем их уста слились в поцелуе. Между тем живой Конан, казалось бы, до оглушения поглощённый творящимся в зеркале, ощутил, что в его походной суме появилось что-то твёрдое и тяжёлое.

Долгожданный камень был у него.

"Валерия! — мысленно воззвал к ней Конан. — Теперь я верну тебя к жизни. Как ты в стигийской пустыне вернула к жизни меня. Вот только избавлюсь от этой нечисти!"

— Что ты видишь, несчастный?! — почти фальцетом вскричал разгневанный долгим ожиданием Квиринус.

— Себя, кого же ещё! — ответил варвар. — Я восседаю на троне в каком-то дворце какого-то хайборийского королевства. И меня ласкают насурьмлённые придворные красавицы в дорогих хитонах. — Тут Конан обнаружил, что какая-то неведомая сила сняла с него оцепенение и он даже может подобрать оружие и попытаться убежать. Главное — улучить минуту...

— Ты лжёшь, человек... — прошипел змеелюд. — Ты видишь, во что я превратился. В призрак. В химеру. Изготовив эликсир жизни из этого камня, я обрету совершенную форму, которую ты уже видел в Стигии — только могущественнее. Сильнее. Прочнее! Так почему бы тебе не достать из сумы философский камень и не отдать его мне? Иначе ты кончишь, как твоё племя и твои родители в Киммерии. Они умерли, моля меня о пощаде...

— Это ты лжёшь, кусок нечистот! Киммерийцы не просят пощады! — взревел Конан и рывком метнулся на середину зала к своему мечу. Но тут ядовито-зелёный луч вырвался из рук Квиринуса и ужалил варвара, словно окатив его чудовищной болью от головы до щиколоток. Пошатнувшись, Конан свалился на пол. Одной рукой он дотягивался до сандалий своего мучителя, другой — до зеркала. А с того места, где лежал его верный меч, поднимались лишь струйки дыма...

— Убей его! — скомандовал Квиринусу змеечеловек. — Убей варвара, и покончим с этим!

Квиринус поднял руку, собираясь прикончить Конана тем же тёмным заклятием, какое ещё недавно убило в этих бесконечных подвалах серую обезьяну втрое сильнее него. Киммерийцу на какой-то момент показалось, что выхода нет.

Но тут рука варвара, протянутая к зеркалу Еиналеж, ощутила знакомый холод стали...

— Только это сможет убить его, Конан! Восстань и дерись! — прозвучал в раскалываемом болью черепе киммерийца голос Валерии. — Ты что, собрался жить вечно?! — Внезапно варвар осознал, что в его руке вообще-то меч, но взял он его неудачно — за лезвие. Острый клинок неприятно резанул ладонь, зато насланная Квиринусом смертельная боль спала.

— Что за... Откуда у него... — оторопел чернокнижник-ренегат.

— Не теряй времени, ленивый раб! УБЕЙ ЕГО!!! — перешёл на визг змеечеловек. Квиринус, выполняя приказ господина, выбросил движением руки в Конана новую порцию зелёных лучей смерти. Но они наткнулись на лезвие таинственного меча из зеркала и остановились!

— Что, не нравится, стигийская погань?! — киммериец сделал стократ отработанное рубящее движение, и лучи распались на куски, как лента или верёвка. Теперь инициатива в схватке перешла к Конану, и он не собирался её отдавать, напирая на Квиринуса, как боевой слон, и не забывая отмахиваться новым мечом от лучей смерти. Тем не менее колдун тоже не жевал сопли — ему удалось обрушить колонну, от которой воитель едва увернулся, а пару раз Конану пришлось всё же испытать на себе болезненные ожоги от колдовства змеелюдей.

Но сколько верёвочке ни виться, а конец будет. Квиринус уткнулся спиной в стену и заслонился от оружия Конана руками, параллельно явно готовя какое-то заклятие для удара в упор. Но едва он начал его выговаривать, как стремительный удар меча обкорнал ему кисти рук. Чернокнижник завизжал не хуже, чем его чешуйчатый повелитель, и осел на пол.

Следующий удар меча варвар направил на голову Квиринуса. Сразу отрубить её помешала очередная колонна, но со второй попытки Конан отсёк двуликую башку с отвратительной мордой змеечеловека на затылке. Тут киммериец заметил, что морда от этого ничуть не пострадала — она преспокойно шипела какую-то длинную фразу, из которой Конану удалось разобрать лишь одно слово.

"Нагини!"

Тут воина-варвара бросило в холодный пот, и он с утроенной яростью обрушил удары меча на череп Вольдеморта-Квиринуса, пока не превратил его в крошево.

— Благодарю тебя, Валерия, — воскликнул киммериец в сторону зеркала. — Если рассудят боги, я смогу наконец отплатить тебе добром за добро!

И бросился вон.

— Малак! Субудай с тобой?! — раздался в шахматной зале знакомый заморанскому пройдохе львиный рык киммерийца.

— Да, но пока... ничего не помогает, — ответил сообщник Конана, перепробовавший уже и винный спирт, и искусственное дыхание, и пощёчины. Сила, подавившая дух славного гирканца, оказалась слишком могучей.

— Философский камень у меня, — выдохнул запыхавшийся Конан. — Теперь хватаем Субудая и тащим его отсюда! Скорее!

— А зачем он нам?! Поделим всё на двоих, а его участь пусть решит Бэл, — возразил Малак.

— Если ты его бросишь, я могу поделить всё и на одного, — пригрозил варвар. — Тащим! ЖИВО!!!

Подельники взяли бесчувственное тело Субудая под руки и понесли его меж всё ещё валяющихся на полу фигур для игры в "король умер". Уже на пороге палаты летающих ключей они услышали где-то далеко позади шум ломающейся стены и злобное шипение огромной пресмыкающейся гадины.

— Уста Иштар! — ужаснулся Малак. — Это ещё что?

— Нагини. Проклятый Квиринус призвал её перед тем, как я отправил его в ад, — пояснил Конан.

— Квиринус... А где был Северус? Что вообще случилось там?!

— Некогда трепаться! Надо искать выход! — Конан осматривал стены палаты ключей, но никаких других дверей не увидел, кроме той, что ведёт к колодцу. По крайней мере, они знали, что делать с дьявольскими силками. Но как быть дальше?!

Тут наконец их сомнения отошли на задний план. Грохот и шипение стали ещё ближе, и наконец двери залы для игры в "короля" с лязгом вылетели из петель под ударом огромной змеиной головы. Тварь, которую успел призвать дух змеечеловека, разинула клыкастую пасть, в которой легко мог бы поместиться Конан, и вздыбилась под потолок, готовясь к решающей атаке.

— Нагини... — вымолвил киммериец. — Ходу, Малак, Нергал тебя дери!

С шипением, переходящим в рык, Нагини выбросила вперёд гибкое чешуйчатое тело, и её зубы сомкнулись прямо за спинами искателей философского камня. Конан и Малак мчались вперёд, как могли, но уже уставали, да ещё и тяжёлый бесчувственный Субудай не придавал им скорости.

Следующий бросок гигантской змеи настиг их у входа в туннель, ведущий к колодцу. На этот раз челюсти твари сомкнулись прямо на ногах Субудая. Конан и Малак вцепились в него мёртвой хваткой, готовясь скорее оставить его без ног, чем отдать целиком на съедение Нагини. Но змеища, резко дёрнув головой, вырвала добычу из их рук. Всего пара движений — и отважный гирканец исчез в пасти демонической рептилии.

— Нееееет!!! — возопил Малак.

"Хорошо, что он не пришёл в себя", — подумал варвар, а вслух возопил "КРОМ И НЕМАЙН!!!" и ринулся с обнажённым мечом на невольно открывшееся для удара брюхо гадины. Но Нагини, видимо, быстро вспомнила, что подставилась врагу, и, извернувшись, чуть не оттяпала Конану ногу.

Сколько времени состязались в изворотливости человек и змея в этом подземелье — и не сосчитать. Конан и Нагини искусно уклонялись от ударов друг друга, но долго так продолжаться не могло — огромная тварь ещё не исчерпала всех своих сил, тогда как киммериец был уже на пределе. "Будь что будет" — решил наконец воин, и, пока ещё совсем не выдохся, запрыгнул Нагини на голову, в место, где ядовитые клыки точно не достали бы его.

Змеища взвилась под потолок, желая либо сбросить Конана, либо размозжить его о древние плиты. Киммериец, решив повторить опыт с цербером, колол её мечом, держась за чешуйки и направив удар между глаз. Но череп рептилии был достаточно прочен. И вот когда, наконец, Конан нанёс решающий удар прямо в мозг твари, в последней судороге Нагини швырнула противника с огромной высоты.

Последнее, что запомнил варвар — это стремительно приближающийся к нему пол, усеянный сбитыми живыми ключами.

Перед глазами Конана мерцали в высасывающей глаза синеве золотистые звёзды.

— Где я? — спросил неизвестно кого киммериец и тут осознал, что это потолок. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что лежит на убранном виссоном и пурпуром ложе из дорогого дерева в ещё роскошнее разубранной комнате, из окон которой виднеются вершины Грааскаля.

— Что это за место... — задумался вслух варвар. — Я всё ещё в замке Вепря?

— Именно так, Конан из Киммерии, — рёк взявшийся ниоткуда белобородый старец в расшитой золотом и серебром мантии. — Моё имя Альбус. Я почётный председатель круга Вепря, владеющего этим замком и школой колдунов.

Птица с переливающимися всеми оттенками огня перьями, сидящая на плече почтенного Альбуса, мелодично курлыкнула.

— Кром... Неужели настоящий феникс?! — изумился Конан. — Да если продать Аквилонию, то на эту птицу всё равно не хватит!

— Я не покупал феникса, мне подарил его друг и собрат по ремеслу из Кхитая, — сказал Альбус. — Свет и небесный огонь, которые он воплощает, рассеивают мрак, который напускают Сет и его исчадия. К тому же именно он вынес вас с тем воришкой из подземелья, когда вы, по неисповедимой воле Митры, вместо того, чтобы ограбить мой замок, сокрушили настоящего грабителя и заговорщика.

— То есть... — соображал киммериец. — Ты хочешь сказать, что мы вломились в твой дом и твою школу, убили твоего пса, переломали твои ключи и твои шахматы, захватили философский камень и три бутылки винища, потом из-за нас змея размером с Громовую реку разнесла пол-подземелья — и нам за это ничего не будет?

И Конан расхохотался тем смехом, которым в Киммерии смеются, вырвавшись из лап смерти, и который не сулит ничего хорошего врагам.

— Разумеется, будет, — сказал Альбус. — Я изъял у тебя философский камень и найду ему более надёжное место для хранения. Этот сгусток чудодейственного ихора, что тёк в жилах древнейших гигантов, слишком важен для школы Вепря, чтобы им разбрасываться понапрасну.

— Подожди, мудрый Альбус. Может, мы догово... — начал было варвар, но колдун перебил его.

— Я знаю, о чём ты хочешь договориться, Конан из Киммерии. Но даже не проси меня об этом, ибо то, что ты замыслил, невозможно! Тех, кто сам обещал богам свою жизнь в обмен на жизнь другого человека, даже философский камень бессилен вернуть из царства мёртвых! — категорически отказал Альбус.

Лицо киммерийца посерело, он опустил голову и закрыл его рукой. Всё его предприятие оказалось бесполезной затеей. Был, конечно, шанс, что Альбус лжёт, чтобы сохранить за собой сырьё для эликсира жизни, но некое чутьё подсказывало Конану, что его гостеприимный хозяин говорит правду.

— Сначала Валерия. Потом Субудай. Никого, с кем я начинал свои подвиги, больше не осталось. И даже последний долг им теперь не отдашь, — деревянным голосом сказал воин.

— Для высокоорганизованного ума смерть—это очередное приключение. К тому же камень — не такая уж прекрасная вещь. Представь себе — он может дать столько золота и столько лет жизни, сколько ты захочешь! То есть две вещи, которые в первую очередь выберет любой смертный. Но беда в том, что люди, как правило, выбирают то, что для них является наихудшим, — покачал головой волшебник.

— Хоть вино-то наше не разбилось? — в последней надежде развеять тоску по Валерии спросил Конан.

— Все бутылки целы — Малак сохранил их в первую очередь. Вскоре он присоединится к тебе, и вы сможете продолжить свой путь, предначертанный судьбою. Но более не посягайте на то, что принадлежит замку Вепря! — предостерёг Альбус, и феникс с его плеча издал явно боевую трель.

Вскоре Конан и Малак уже седлали коней, готовясь покинуть мрачные леса и пустоши Бритунии. С собой они увозили кубок из чистого золота размером с пол-заморанца, которым Альбус расплатился с ними за расправу над Квиринусом и Вольдемортом — или как там того змеелюда?

— Удивительное место ваш замок Вепря, господин Альбус! — на прощанье сказал ему Малак. — Мы вас разоряем, а вы нам дарите подарки...

— Ты повторил мысль своего друга Конана, — усмехнулся в седые усы Альбус. — На самом деле всё... или почти всё, что произошло в подземельях, так и было задумано. Северус, которого так подло оклеветал ваш наниматель Квиринус, имеет дар проникать в души людей и тем самым предвидеть их поступки. Он и подстроил его бегство в Нумалию, зная, что там сейчас находится человек, которому философский камень необходим для цели, что дороже всякого золота. И именно поэтому он не остановится ни перед чем, даже перед чарами Квиринуса. А то, кто на самом деле скрывался под личиной нашего заблудшего брата, только делает вас ещё более достойными награды.

— Куда ты теперь? — спросил Конан Малака, когда и замок Вепря, и окружающие его кишащие чудовищами леса остались позади. — Вряд ли ты дальше будешь со мной работать — теперь видишь, что я приношу несчастье своим подельникам.

— Но я-то остался жив. А с таким отчаянным партнёром, как ты, мне станут доступны сокровищницы любого дворца и любого храма. Субудай, мир праху его, не нашёл для тебя худого слова — и теперь я ему верю. Так что я бы, если не возражаешь, остался с тобою. Чую, нас ждут великие дела! — неожиданно для варвара сказал заморанец.

— Кого будем грабить на этот раз? — спросил киммериец.

— Ох... Для начала давай хотя бы прогуляем кубок. Я знаю в Коринфии одно местечко, где можно получить прелестный нектар! — подмигнул ему Малак.

Конан и Малак вместе пережили ещё немало лихих дел. А когда в далёких степях под Шадизаром им встретилась свита королевы Тарамис, то воителю из Киммерии подвернулся ещё один шанс возродить к жизни Валерию.

Но это уже другая история...

КОНЕЦ