Безликие (гет)

Он смотрел в глаза человеку, которого никогда по-настоящему не думал встречать. Это было парадоксально — ставя на канон своей цели жизни убийство, он никогда не думал о том, что ему придётся встретиться с будущим мертвецом. Это было не в его правилах. Это просто не было заранее рассчитано.

— Вас же зовут Скорпиус? — спокойно говорил он, и ничто, ничто бы не выдало, как он сам ожидал этой встречи. Только вот Малфой слишком долго и хорошо знал людей, чтобы не видеть, с каким вниманием на него смотрел Гарри Поттер, как серьёзен был его взгляд.

Какая ирония. Скорпиус хотел лишь посмотреть на дом Поттеров, желательно изнутри, но он не думал, что будет приглашен в него самим хозяином. Все же связь с Лили Поттер определенно давала свои плюсы, и это почему-то радовало вдвойне. Значит, её можно было продолжать использовать.

— Так точно, сэр, — равнодушно пожав плечами, сказал Скорпиус. Он был ленным и слишком безразличным, когда внутри чёртова ярость сносила берега рассудка.

Но нет. Он просто не мог позволить себе чувства, не мог дать себе волю так бессмысленно распоряжаться этой встречей. В конце концов, любой бы ему позавидовал — эй, посмотрите, Скорпиус Малфой, изгой и отступник, в доме у самого Поттера! Ну что за блядская ирония, да?

— Даже удивительно, что вы знакомы с Лили, — продолжал гнуть свою линию Гарри Поттер, и когда он наконец поставил перед ним чашку чая, которую дотоле прилежно сервировал, он сел и посмотрел на него прямо. — У моей дочери большое горе… умер её жених.

— И ей не следует сейчас водиться с другими мужчинами? — иронично выгнув бровь, бросил почти насмешливо Малфой. Он не собирался притворяться, что был простым малым. Право, никто бы этого не оценил.

Гарри сморщился, небрежно отпив глоток из чашки, и опять внимательно поглядел на Скорпиуса. Может, он хотел что-то сказать, но не видел причины делать этого; а может, он просто искал в его чертах черты того, кого уничтожил. Малфой точно не мог определить, потому что, будучи опытным аврором, Гарри Поттер умело контролировал свои эмоции. И он определённо что-то задумал.

— Вы закончили Дурмстранг? — сторонне поинтересовался он, спустя минуты тишины и громкого молчания.

Скорпиус напрягся. Правда, только внутренне, когда внешне была лишь безразличная, вылитая с самого детства маска. К сожалению, школьные годы были чёрным пятном на его репутации, и уж кому-кому, а мистеру Поттеру едва ли стоило знать, что именно он творил тогда.

— Да, — решительно кивнув головой, незамедлительно ответил он.

— Но при этом после школы вы нигде официально не работали и просто засели в Марселе? — также сторонне продолжил Гарри Поттер, и в этот момент взгляд его резко уперся в Скорпиуса, словно мечтая пролезть в его душу. Какая жалость. Души-то у него не было.

— Не смог найти себя после школы, — буднично бросил Скорпиус, опять усмехнувшись. — Так бывает, когда нет рядом родителей, которые могли бы подсказать тебе путь.

Гарри Поттер дёрнулся. Почти незаметно, всего на секунду, но Скорпиус заметил, как качнулась в его руках чашка и как он сам словно выпрямился, уже по-другому посмотрев на Малфоя. В этом взгляде было всё: начиная от воспоминаний прошлого, заканчивая то ли раскаяньем, то ли чувством собственного уничтожения.

— Позовёте Лили? — встав с кресла, сказал Скорпиус, даже не взглянув на него. — Хочу попрощаться.

Он не мог больше смотреть в эти глаза, и не думать о своём прошлом. Гарри Поттер был чёртовым напоминанием всего дерьма, которое Скорпиус так старательно выпихивал из своей памяти, и сейчас сидеть здесь в этой гостиной и спокойно смотреть на него… сколько бы Малфой так просидел, не накинувшись на него? Сколько было у него выдержки просто сидеть и смотреть в эти глаза?

Скорпиус отвернулся, когда резко поймал задумчивый взгляд Гарри Поттера, и остановился прямо у самой входной двери. Он ждал Поттер, чтобы невзначай назначить встречу… хотя, кого он обманывал? Он стоял в этом доме, чтобы буквально каждой чёрточкой прочувствовать ту защиту, что была в нём запечатлена.

Этот дом охранялся лучше, чем министерская картотека. Это удручало и одновременно забавляло — Скорпиус любил сложности. Любил ломать судьбу на части, доказывая этой суке, что его ничто не может остановить. И вот, стоя здесь, возле входной двери, он лишь думал о том, что в следующий раз он подготовится лучше… и обязательно придёт сюда вновь.

— Мистер Малфой?

Бледная Лили Поттер стояла возле него, буквально в пару метрах, и серьёзно глядела на него. В её карих глазах, блеклых и будто даже неживых, в какую-то секунду вспыхнуло столько чувств и вопросов, что это заставило его усмехнуться. Бедная девочка. Одно только имя Балдера Томаса выбило воздух из её лёгких, а что с ней будет тогда, когда он сломает ей жизнь?

Словно почувствовав, что он думает о ней, Лили резко дернулась и стремглав подошла к двери. Распахнула её настежь и, вцепившись пальцами в открытую дверь, холодно посмотрела на него. Да, Лили Поттер была слишком горда, чтобы задать интересовавший её вопрос, но только Скорпиус не собирался принимать правила игры. Потому что он всегда ходит так, как считает нужным.

— Я приду к вам на работу в среду, после двух, — спокойно отозвался Скорпиус, обернувшись на последней ступеньке. Равнодушно поглядывая на слегка дрогнувшую Лили Поттер, он чувствовал, как внутри него поднимается волна дьявольского интереса. — Если вам, конечно, интересно узнать что-нибудь про своего жениха.

С минуту он ещё разглядывал её, пытаясь понять, что именно думала о его предложение сама Поттер, но не заметив ничего, кроме тени, которая промелькнула в карих глазах, Скорпиус усмехнулся. Иногда ему казалось, что Лили Поттер взаправду была умнее всех — потому что боялась она его так, словно не верила его образу, который он создал в Англии.

Усмехнувшись сильнее, Скорпиус кивнул ей головой, а потом, развернувшись, растворился в белом дыму трансгрессии.

Его голова была забита отдалёнными мыслями. Он вновь сидел в одиночестве в своём полуживом доме и, щёлкая крышкой зажигалки, беспристрастно всматривался в потолок, воссоздавая перед своими глазами каждую чёрточку лица Гарри Поттера.

Чем больше он думал о нём, тем сильнее в нём просыпалась жажда действий. Скорпиус не мог больше ждать. Он хотел действовать.

— На этой недели мы устроим теракт, — лениво тянул он, стоя посередине комнаты какого-то богом забытого притона. До ушей его изредка доходили стоны и полувскрики, и Малфой иногда холодно посматривал на потешающего Михеля, который специально, чёртбы его побрал, выбрал подобное место своим пристанищем. — Мы больше не можем ждать.

— Это опасно, Малфой, — холодно заметил Нотт, стоящий в полутени. Комнатка была маленькой, захламлённой, старой, с потёртой мебелью, и в ней не было даже люстры. Лишь небольшая настольная лампа, которая бросала тёплый, неяркий свет. — Ты только вернулся в Англию. Авроры сразу заметит взаимосвязь.

— А что, будет весело! — расхохотался во всё горло Михель, ударив себя руками по коленам. — Скорпи бросит открытый вызов власти! Какое будет зрелище…

— Замолкни, — холодно вставил Скорпиус, дернув ладонь вверх. Михель замолчал, всё ещё посмеиваясь про себя, но Малфой его уже даже не видел, обратив своёвнимание на Андраса. Его кузен был слишком скрытным и слишком тихим, чтобы не вызывать в нем постоянное напряжение и настороженность. — Поэтому-то в теракте должен пострадать я, хватит обыкновенного ранящего заклинания. Мы подстроим всё так, чтобы вся Англия подумала, что на меня ведётсяохота.

— Когда как на самом деле, охота идёт на других? — насмешливо оскалился Нотт.

«На другого», — безэмоционально подумал про себя Скорпиус, но в ответ лишь безмолвно кивнул.

Запустив руку в карман чёрных брюк, Скорпиус приподнял голову, презрительно сморщившись. Звуки, окружавшие его, напрягали, вызывая лёгкую головную боль, и чем дольше он стоял в центре этой пыльной комнатки, тем сильнее испытывал ярость. Ярость от того, что он был лишён любой роскоши из-за него. Из-за Гарри Поттера.

— Кто мы? — холодно спросил он.

— Мы — хаос, — серьёзно вставил Михель, и лицо его, не искажавшееся от задорного оскала, было довольно пугающим. Но не для Малфоя.

— Какова наша цель?

— Уничтожить священных девять фамилий, — выйдя из тени шкафа, пробормотал Нотт, и глаза его, голубые, потемнели до мрачной синевы, выдавая злобу и тупую ярость. — Вырезать их всех. Превратить их жизнь в настоящий ад.

Скорпиус довольно кивнул, улыбнувшись. Нащупав в кармане брюк холодный металл зажигалки, он сжал её в руке, едва шевеля пальцами.

— Пора реализовать планы, которые слил Том Круз, господа, — весело заметил он. — Пора напомнить им о существовании хаоса. И когда они подумают, что охотятся за мной, будьте уверены, они приблизят меня к себе так близко, что мне не составит труда их уничтожить.

Они улыбались ему в ответ, и в лицах их Скорпиус видел предвкушение. Какая же глупость, думалось ему, когда он всматривался в обезображенные лица своих приспешников. Потому что Малфой не желал идти на поводу, на Хаоса, ему было плевать на все эти девять фамилий, на всю эту политику и правительство. Нет, целью Скорпиуса всегда был один человек. И пускай с виду он был лишь рабом Хаоса, их верным соратником, самым главным убийцей, но он никогда не был среди них по-настоящему.

Скорпиус Малфой одиночка.

Так было всегда, с того самого момента, как он осознал, что жизнь — конченая сука, не стоящая никаких его усилий для её сохранения.

— Где ты был всю ночь и утро? — насмешливо усмехнувшись, бросил Михель. Лицо его обезобразилось похотливой улыбкой, и Скорпиус едва сморщился, вперив в него прямой взгляд. — Мне опять пришлось всё делать самому, обидно знаешь ли…

— От тебя только и требовалось, что встретить Андраса, — кивнув головой в сторону Нотта, холодно ответил, — и вместо того, чтобы подыскать себе нормальную квартиру, ты поселился в притоне.

Развернув руки в стороны, Михель оскалился.

— Я не скрываю своих интересов, Скорпи… в отличие от тебя.

— О чём это ты? — заинтересовано встрял Нотт, переведя взгляд с одного на другого.

В комнате сразу повисла напряжённая тишина, и Малфой, мрачно сузив глаза, лишь усмехнулся, приподняв уголок губ. Сделав шаг, он приблизился к Михелю, и, нагнувшись, посмотрел ему прямо в лицо, не выражая ни единой эмоции.

— Выражайся яснее, Михель, — ледяным тоном проговорил Скорпиус, слегка наклонив голову.

— Ты ушёл с дочкой Поттера, — улыбка напротив стала шире, обнажая пожелтевшие зубы, которые грозились в скором времени раскрошиться на кусочки. — Ну, хорошая ли она шлюха? Или вы вели с ней задушевные беседы всю ночь?

Улыбка его становилась всё более широкой и развязной, и чем дольше всматривался в неё Малфой, тем сильнее испытывал какое-то тонкое, едва ощутимое отвращение. Жалкий Михель, он смотрел на него и видел лишь приближающуюся смерть, оттого он и был столь похабен.

— Она интересует меня исключительно из-за своего отца, — выпрямившись, вставил Скорпиус. — Не в моих правилах спать со своими жертвами, Михель. Я не настолько жалок.

Вытащив сигарету, Скорпиус щёлкнул зажигалкой, которую всё это время сжимал в кармане, и, втянув никотиновый дым, беспристрастно посмотрел то на Нотта, то на Михеля, задумчиво вдыхая чёрный дым.

— Хотя должен признать, она не совсем такая, какой я ожидал её увидеть. Я вижу в ней бездну, — тонкие губы, усмехнувшись, сложились в тонкую полоску. — Осталось сделать лишь один шаг, и тогда она уже едва ли будет отличаться от нас. Вот же весело будет, да? Как такой удар переживёт мистер Поттер?

Тонкие губы изгибались, и ему было почти больно растягивать их, но при одной лишь мысли о том, как много планов он имел, Скорпиус лишь сильнее испытывал дичайшее желание действовать. Как же жаль, что он был почти рабом.

— В среду, в два часа десять минут, мы повторим теракт Темного Лорда, — смяв в руке бычок, проговорил Скорпиус. — Мы взорвем мост, ведущий в мир в магглов, а потом запустим метку в небо. Параллельно с этим нам нужно взорвать дом на Котельничей улице. Это мое официальное местопребывание. Взрыв должен ранить меня, но без сильных повреждений. Понимаете?

Михель расхохотался, закашляв в то же мгновение, и, схватившись за грудь, лишь сильнее продолжал смеяться.

— Будет сделано. Ты сам обо всём доложишь им?

— Да, — холодно бросил Скорпиус, кивнув головой. — И вот ещё. Узнайте адрес местопребывания Марлен Дитрих, немецкого дипломата.

Бросив быстрый взгляд на Нотта, который озадаченно поглядел на него в ту же секунду, как Скорпиус произнес злополучное имя, он резко дёрнулся и вышел из комнаты. В коридоре стоял удушающий воздух испражнений и какой-то гнили, и с каждой минутой, что он шёл, Малфой ощущал, как у него начинала кружиться голова.

— Зачем тебе её адрес? — услышал он за своей спиной, и, сморщившись от досады, Скорпиус развернулся вполоборота и увидел перед собой Нотта. — Думаешь, я забыл, что вы были парочкой в Дурмстранге?

— Она опасна, — резко перебил его Малфой. — Мы должны следить за тем, чтобы она не распускала язык. Не придумывай себе ничего лишнего, Нотт.

Выжидательно посмотрев на него, Скорпиус кивнул головой напоследок, и быстрым шагом спустился вниз по ступенькам. Его обступали женщины в грязных одеждах, которые громко хохоча, тыкали в него сухими, чёрными пальцами. Он видел детей беспризорников, которые, прячась, выглядывая из маленького окошка подвального помещения, с пристальностью тигра всматривались в его походку. Какая жалость — для них он не был даже удачной жертвой, потому что Скорпиус и сам был беден, в виде его, кроме породы, не было ничего от былого величия.

Дверь скрипнула, и проскользнув в грязный дом, он открыл вторую дверь от входа и оказался в двухкомнатной комнате. Малфой снимал её, делая вид, словно поселился здесь, когда на самом деле проводил ночи напролет исключительно в Малфой-мэноре. Трудно было объяснить даже самому себе, зачем именно делал Скорпиус: возможно, таким шагом он хотел показать, что навсегда отрекся и от своей семьи, и от своей фамилии; а может, он просто боялся…

Хотя кому врал Скорпиус.

Он не жил открыто в Малфой-мэноре, потому что именно его дом играл центральную роль в его плане. И лучше бы никому и никогда не узнать о том, что именно он задумал.

Слегка покашляв, Скорпиус вытащил небольшой обшарпанный котелок. Поставил его на горелку, залив предварительно воду, а потом, постучал по полу, выдвинул доску и вытащил склянку с сиреневой жидкостью. В ней не было ничего примечательного, с виду она напоминала обычное успокоительное, но стоило ему только пролить две капли в котелок, как он зашипел со страшной силой, а потом вода покрылась ледяной коркой. Уже через минуту на него смотрели два черных глаза, выглядывавших из-под капюшона.

— Учитель, — приложи руку к сердцу, холодно молвил Скорпиус, кивнув почтительно головой. — Передайте им, что в среду мы осуществим их план. Теракты Волан-де-Морта будут повторены.

За чёрным капюшон не было ничего видно. Он полностью скрывал лицо собеседника, но Скорпиус-то знал, был уверен до чёртиков, что Рабастан улыбался, и от осознания этого становилось как-то по-особенному мерзко.

— Во имя Хаоса, — склонив голову, он прятал свои глаза, боясь загладить в капюшон, и, чувствуя, как подрагивают мелко пальцы, испытывал вновь это тошнотворное чувство подчинения.

— Ты старательный ученик, Скорпиус, — протянул тягучий голосом. — Я всегда говорил, что ты будешь лучшим. Но ты словно недостаточно заинтересован. Что тебя отвлекает, друг мой?

Тишина, медленная, тягучая, сплошь пропитанная выжиданием перед нападением, ломала его изнутри на кусочки, которые ни склеить, ни соединить. Скорпиус был надломлен столько раз за свою жизнь, что уже забыл, что значит быть цельным.

Потому он бессмысленно поднял голову, напрямую поглядев в котелок. За ним всегда была слежка. Каждый его шаг докладывался Рабастану, а вот он… кому докладывал он? И почему Скорпиус никогда не видел их?

— Я всецело поглощён делом. И в среду я докажу это, сэр.

Он опять склонил голову, сжав левую руку в кулак, чувствуя неподдельную ярость.

Скорпиус Малфой не был глупцом. Скорпиус Малфой знал, что рос он на убой. Но чёрт возьми, до чего же сильно было его желание жить в иные моменты, и как же сильно он мечтал увидеть глаза тех, кто стоял за всем этим.

Расхохотавшись, Скорпиус посмотрел в котелок, замечая в мутной воде очертания своего развесёлого лица.

То, что он выжил после всего; то, что неизменно вставал на ноги после ударов было лишь следствием его нескончаемого, нестерпимого желания причинить боль тем, кто причинял её ему. И он был готов ждать долгие годы, прежде чем подвернётся единственная, маленькая надежда всех уничтожить.

И Скорпиус правда был готов. Только вот... с каждым днём терпение его угасало.

— Андрас, я доверяю тебе ранить себя. Сразу после метки, брошенной возле моста, приходи на аллею, слышишь?

— Почему мы не привлечём других наших агентов? — холодно осведомился Нотт, на что Скорпиус лишь усмехнулся.

Они сидели у него на квартире, и, щёлкая зажигалкой, Скорпиус бессмысленно выглядывал из окна, замечая грязных женщин, оборванных детей и огрубевших, пьяных мужчин.

— Не будь идиотом. Кто сказал тебе, что среди них нет подобных Крузу? В этой игре мы можем надеяться лишь на себя.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Металл издавал скрипучий звук, и чем больше Скорпиус вслушивался в него, тем сильнее мечтал в мясо раскрошить свои уши.

— Время пришло, Андрас.

Прямой взгляд, брошенный искоса заставил стоящего Нотта выпрямиться и беспристрастно кивнуть головой. Такой же убийца, как и он. Может это было наследственное?

Он уходил, и Скорпиус смотрел в его спину, облизнув сухие губы. Ему было неинтересно смотреть на эту жалкую шалость. Его интересовало совсем другое… например, то, каким бы образом он вновь мог попасть в дом Поттеров. Или как именно ему провернуть то, что он задумал сделать со своим домом.

Стрелка на часах медленно приближалась к цифре два, и Скорпиус внимательно всматривался в неё, бессознательно, где-то на задворках сознания думая, что именно сейчас он должен был бы прийти к Лили Поттер. Но это было глупо — ему нужно не просто заинтересовать дочку Поттеров, а заставить её заинтересоваться им. Ведь как иначе можно было вывернуть её под себя, заставить прорваться той черни, что он видел в её затравленном взгляде?

Лили Поттер могла бы быть убийцей не менее успешной, чем был он сам. Впрочем достойна ли она была такой участи?

Хмыкнув, Скорпиус безразличным взглядом окинул свою комнату, подмечая мельчайшие недостатки в её убранстве, но он был рад даже такому жилищу. В конце концов, многое ему стоило одновременно официально оформиться здесь и не потерять при этом Малфой-мэнор. Слишком много жертв было поставлено на кон, чтобы возиться с мнимой эстетикой. И Скорпиус понимал это слишком отчётливо.

Потому, наверное, вышел на улицу с долей безразличия и встал на повороте к соседней улице. На улице стоял октябрь, нетипично холодный октябрь, и он ощущал, как холодный воздух пролезал под его одежду. В какой-то момент Скорпиус почувствовал, словно слился с этим холодом, стал с ним одним целом, потому что для него он словно перестал существовать.

Холод вызывал разные мысли. И чем сильнее стояла тишина в этом переулке, тем отчётливее он слышал ровный стук своего сердца. С этим звуком в какой-то момент Малфой начал различать и другое — это были шаги. Осторожные, едва слышимые, такие, словно человек не хотел заранее выдавать своего местоположения.

Он мог бы подумать, что это шёл Нотт, сюда, чтобы ранить его и взорвать с десяток зданий в округе. Но этот шаг был и знакомым, и одновременно незнакомым; Скорпиус напрягся, когда осознал, что он раздается довольно близко от него, и, зайдя в проём между тёмной, грязной стеной и переулком, он вытащил палочку, сжав её до побеления.

Шаг остановился. Он раздался в буквально соседнем пролёте, том самом, где и находилась дверь, ведущая в дом его квартиры. Дверь скрипнула, и Скорпиус слышал, как тяжелые шаги, возобновив свой ритм, растворились в тишине проспекта. Кто-то явно намеревался наведаться к нему в гости, и кто-то явно не хотел, чтобы хозяин знал о его приходе, иначе зачем стоило так красться? Чего ради?

Прикрыв на секунду глаза, Скорпиус злобно оскалился. Это не входило его планы. Это нарушало его сценарий. И он, право, был зол. В который раз к нему наведывались незнакомые люди, чтобы расписать его двери в магической крови, в который раз он слышал за своей спиной мерзкий шепот и видел, как пару отпетых оборванцев разбивали камнями его окна.

Ему было плевать, да. Правда, лишь до тех пор, пока эти ублюдки не разрушали его планы. Этого-то Малфой просто терпеть не мог.

Дёрнувшись, он нахлобучил воротник пальто, и медленно двинулся к двери. Зрение, обычно подводившее его, словно обострилось, и он явственно видел силуэт в своём окне. Подойдя ближе, он подпрыгнул и уцепился за каменный подоконник, выходивший наружу, чтобы лучше разглядеть, что же происходило внутри. Ведь то, что этот человек попал внутрь, уже говорило о том, что дело было нечистое. Что-то тут было неспроста.

Силуэт в комнате стоял, словно обездвиженный, и, когда Скорпиус уже вознамерился прыгнуть обратно на землю и постараться незамеченным пробраться в свой дом, он услышал резкий грохот и, резко повернувшись, успел лишь заметить, как на него летит со всей своей дикой мощью вниз целая кирпичная стена. Шум стоял страшный. Пыль и грязь застилали ему обозрев, и, когда он упал на землю, нервным движениям откинув откинув приближавшиеся камни, то почувствовал, как самый большой булыжник, появившийся словно из ниоткуда, придавил его пальцы к брусчатке.

Боль была адская, и, едва не издав крик, он еле-еле, дрожавшей правой рукой откинул заклинанием мощный камень и с силой прижал поврежденную руку к груди.

Ярость обуяла его диким пламенем, и именно она дала ему силы подняться и увидеть человека, стоящего чуть поодаль. Какое-то интуитивное чувство подсказывало ему, что это и был тот самый человек, который крался сейчас вдоль переулков, и что силуэт в его квартире был лишь муляж.

Фигура была длинной, высокой и как будто тонкой, может, ему так только казалось, но в какой-то момент ему отчего-то подумалось, что эта фигура была до чёртиков ему знакома. Он как будто точно видел её где-то, либо… либо что?

Дёрнувшись, Скорпиус резко взмахнул палочкой, и его «Круцио», ударилось о тысячи взметнувших вверх камней. Камни сыпались градом, и пока он перенаправляя их в стороны противника, Малфой заметил, что фигура словно отдаляется куда-то. Было очевидно, что волшебник, кем бы он ни был, хотел уйти, так и оставшись незамеченным.

Взревев, Скорпиус почувствовал, как по его рукам словно прошёлся невидимый магический поток, как будто из глубин его ярости медленно рождалось волшебство, которое в момент преобразовалось в адское пламя, которое, пронесясь вдоль проспекта, смело все камни, изничтожив их и рёв обрушился на противника.

Когда он двумя большими шагами приблизился к месту, где недавно стоял его враг, Скорпиус смог лишь заметить чёрные лоскуты, обугленные и сожжённые, что говорило о том, что волшебник смог преодолеть его адское пламя. И тот, кто сделал это, явно был не простым магом. Потому что едва ли хоть кто-то мог бы преодолеть ту злобу и ярость, что вкладывал в свою магию, делая её непробиваемой.

Когда он вновь нагнулся, чтобы проверить, насколько сильно его адское пламя повредило брусчатку, он почувствовал резкую боль в руке и опять сжал её, согнувшись по полам.

Кто это был, думал он, и зачем ему было делать то, что он сделал? Разве переходил кому-то дорогу Малфой в Англии? Его не было здесь столько лет, что едва ли хоть кто-то помнил о его существовании.

Но тем не менее нападение произошло. И этот кто-то был осведомлён, что он должен был быть в этом месте, на этой улице, в это время.

Взглянув на часы, Скорпиус увидел, что уже было десять минут третьего, что означало, что вот-вот возле его дома должен был появиться Нотт. И правда, через минуту, как он подумал об этом, за его спиной послышались шаги, и Скорпиус, оскалившись злобно, рыкнул и, круто обернувшись, взмахом палочки пристолбил Андраса к стене.

— Малфой, ты чего? — с удивлением пробормотал он, почувствовав, как всё его тело сковали невидимые руки, и, когда холодные, скользкие пальцы дотронулись до его шеи, начав душить, Нотт попытался вырваться. Тщетно. Ему никогда бы не получилось прорвать магию Скорпиуса.

— Какого чёрта? — яростно воскликнул он, угрожающе надвинувшись на него. — Кому ты слил информацию про покушение на меня? Что за импровизация, Нотт?

— Да о чём ты? — хрипя и кашляя, бросил Нотт, с такой же яростью взглянув на него. В секунду невидимые руки отпустили его тело, и он безвольной тушей повалился на брусчатку с громким хлопком. Кашляя, поглаживая своё горло, он с ненавистью взглянул на Малфоя, и одна эта эмоция позабавила его до чёртиков.

Почувствовав, как онемела поврежденная рука, Скорпиус расхохотался громко, опрокинув голову, а потом с весёлым оскалом поглядел на ошалелого Нотта, криво усмехнувшись, медленно, растягивая гласные, проговорил:

— Нотт, знаешь же, что я делаю с предателем, да? — улыбка его перешла в совсем уж развесёлый оскал. — Что бывает с теми, кто предаёт Хаос?

Он тупо уставился на него, и потом, вскочив на ноги, резко выхватил палочку из кармана мантии и злобно прошептал:

— Не посмеешь, Малфой. Не посмеешь. Потому что я тебя, а уже тем более Хаос, никогда не предавал!

Его ноздри раздувались и сужались, а взгляд суженных глаз так внимательно и цепко следил за Скорпиусом, что тот опять усмехнулся, криво скалясь.

— Ну так целься, Нотт. Чего же ты ждешь?

Он говорил с такой улыбкой и с таким адским весельем, что Андрас нервно дёрнулся, не решаясь поднять взмахнуть палочкой. Напряжение в воздухе повисло красной тряпкой, стоило сделать хотя бы один шаг, и Нотт бы перестал медлить.

Стоило ли говорить, что Малфой его сделал?

Шаг. Второй. Третий. Он стоял рядом с Андрасом, смотря прямо в его глаза и, схватив его палочку, ткнул её кончик себе между ребрами и тихо прошептал, чувствуя нарастающую, адскую злобу:

— Чего ты ждешь? Выполняй план, Нотт.

Громкий грохот оглушил его и повалил на пол. Он чувствовал, как его лопатки больно стукнулись о выступающие камни брусчатки. А дальше — тьма. Он чувствовал чьи-то прикосновения, пару раз различал отчётливые вскрики, и хаос медленно отступал от его сознания.

Когда Скорпиус Малфой открыл глаза, он уже был в больничной палате. Он не вскрикнул с ужасом и не чувствовал себя безвольным. Напротив. Спокойно привстав с помощью левой руки, той, которая не была перебинтована и не вызывала в нём колющей боли, Скорпиус безразлично оглянулся. Он лежал в палате общего пользования. Вокруг него были сотни медицинских ширм, и Скорпиус слышал болевые стоны, крики агонии и сумасшедшие возгласы.

Какая жалость. Ему не выделили даже отдельную палату для вип-персон.

Кривая усмешка проскользнула по губам, когда он лёг обратно, в ту же позу, в которой находился без сознания. Привлекать раньше времени внимание не хотелось, то время, что он был предоставлен сам себе, ему хотелось провести наедине со своими размышлениями. И чем сильнее он в них углублялся, тем меньше они ему нравились.

Тот, кто напал на него, явно знал о планах Хаоса. Скорпиус просто не верил в случайности, поэтому не думал даже о другом — нет, очевидно, это было не мелкое хулиганство, что он испытывал на своей шкуре всегда после приезда в Англию, и это даже не было забавной попыткой протеста со стороны его соседей.

Этот силуэт он знал и не знал одновременно, и это чертовски, просто до ужаса раздражало.

Но кто же мог его предать? Кто бы посмел? Нотт? Глупость. Его глаза, его поведения, его мимика… все это Скорпиус знал от и до, потому что провёл с ним бок о бок почти все годы в Германии. К тому же, едва ли бы он смог преодолеть адское пламя… если только, он не подослал кого-то вместо себя. Но кого? И зачем? И как этот «кто-то» мог выдержать магию Малфоя?

Мысли путались, рождая безумные предположения, и Скорпиусу совершенно, просто до ужаса опротивело сидеть здесь, в этой палате, скрываемой от других больных лишь белой ширмой. Звуки отчаянья, возгласы, крики — всё это нисколько его не смущало, Скорпиус бывал в местах более отвратительных, но вот осознание, что он на виду у всех… оно раздражало. Просто выбешивало.

Он не знал, сколько прошло времени, когда до его ушей отчётливо донёсся звук открывшейся двери. Раздавшиеся в ту же минуту шаги были ему чертовски знакомы — по шатающейся походке едва ли он бы не узнала Михеля, и, право, кажется, впервые он был рад видеть его.

Ширма резко распахнулся, и Скорпиус сморщился от света, что ударил в глаза. В ореоле электричества Михель выглядел, словно святой, но потом он отчётливо различил пьяный оскал и похотливое выражение лица, искажавшее его до безобразия.

Откашлявшись, он буквально ввалился в его сегмент палаты и, схватив перебинтованную руку, с силой сжал, причиняя боль.

— Скорпи! Ну дела, чтобы ты, да так попасть.

— О чем ты? — безразлично поинтересовался Скорпиус, косо глянув на него, не пытаясь вырвать своей руки.

— Ну как же, говорят, напали на тебя, — улыбка обнажила жёлтые зубы и, расхохотавшись, Михель резко закашлял, ещё сильнее сжав повреждённую руку. — Руку вот тебе сломали.

— Кто говорит? — также безразлично спросил Скорпиус, почувствовав, как напряглись мышцы. Потому что… об этом не знал даже Нотт. Малфой не успел сказать ему, что на него напали.

— Чудишь! — наигранно поражённо воскликнул Михель. — Нотт и рассказал, он же был очевидцем.

Челюсти у Скорпиуса сжались, и он слышал, как скрипнули его зубы. Смотря неотрывно в лицо Михеля, Малфой думал лишь о том, что сказал ему как-то Рабастан: он просил брать Михеля за тем, чтобы тот стал в случае чего подставной жертвой. Но не получилось ли так, что его самого водили за нос?

Все это началось с самой смерти Балдера. До того Скорпиус, конечно, понимал, что был в максимальном неведении относительно Хаоса и все, что он делает, но именно тогда он понял, что словно кто-то играет за его спиной, специально вводя его в партию. И какова вероятность, что этот кто-то мог быть из Хаоса?

Скорпиус смотрел в лицо Балдера, думая о том, что он просто подонок. И он раздавит его, когда ему надоест терпеть его выкидоны.

— Эй, эй, Малфой, полегче, — воскликнул он, когда Скорпиус схватил левой рукой его запястья и сжал их до посинения. Резко дернув, он снял его руку со своей кисти, и спокойно сказал:

— Ты пьян, Михель, и сам не понимаешь, что говоришь, — улыбка его вышла почти дружелюбной. — Протрезвей.

— Так ты не знаешь? — хохотнул он, резко отпрыгнув от порога кровати. — У меня есть повод пить. Нас раскрыли, Малфой. Р-а-с-к-р-ы-л-и.

Расхохотавшись, он согнулся пополам и хлопнул себя по коленям, словно опять пошутил достойной шуткой. Только вот Малфою было несмешно, и, выпрямившись резко, он с яростью поглядел на него, выражая всем своим видом немой вопрос.

Впервые в жизни он почувствовал страх. И страх этот был не от осознания, что его убьют, нет, он боялся, что не сможет довести задуманное, то, ради чего и жил-то, наверное, последние девять лет.

— По всем радиостанциям только и трезвонят об этом, ты все проспал, — дернув резко ширму, Михель распахнул её, и Скорпиус увидел четверых авроров, что стояли рядом с его палатой. — По твою душу пришли, — заметил он, а потом, напрягшись, Михель приложил палец к губам и прошептал: — Вслушайся.

Сквозь шум и грохот он действительно смог различить монотонный голос, раздававшийся явно из радио. Но только вот что и о чём вещало оно, Малфой не мог понять, а потом, нащупав палочку на тумбе, смахнув с неё кружку с водой, Скорпиус притянул радио к себе заклинанием и с силой сжал его чёрный ободок.

— …вчера мы были свидетелями двух страшных вещей — терактов, впервые совершенных спустя окончания Второй Магической Войны.

Голос в радиоприемнике замолчал, и Скорпиус, напрягшись сильнее, узнал в нём Гарри Поттера.

— Кажется, я больше не могу скрывать от общественности. В нашей стране появилась новая группировка тёмных волшебников, вершащая свой самосуд.

Взгляд Скорпиуса метнулся к Михелю, который, непривычно сжавшись и замолчав, лишь мрачно кивнул головой.

— Почти год мы пытались выйти на след тех, кто стоит за этой группировкой, но на данный момент мы терпим существенное поражение. Мы не можем ни найти их, ни вычислить — мы не знаем даже имен. Свой теракт они приурочили важной дате — именно в этот день в 1998 году произошёл теракт на маггловском мосту, устроенный Пожирателями, что дает нам основание полагать, что они, кем бы ни были, являются лишь жалкими подражателями уничтоженного зла…

— А про то, что им было известно о теракте задолго до него, умалчивает, — ехидно и тихо прошептал Михель, приблизившись к Скорпиусу. — Документы Тома Круза… молчит же!

Он расхохотался, и Скорпиус, схватив его резко за шею, угрожающе поглядел, призывая к молчанию. Едва ли его напрягали даже авроры, которые, опрашивая пока других пациентов, не обращали на него ни малейшего внимания.

— …Важно помнить даже в самые тёмные времена, что как бы ни было сильно зло, оно всегда обречено. Потому что мотивы его — ложны, и потому что само оно создано из страданий и ненависти. Такая сила не живуча. Поэтому я, как главный аврор нашей страны, обещаю лично найти каждого и наказать их по строгости и справедливости. Группировка «Хаос», вербующая агентов не только в Англии, бросила вызов всем нам. Будьте бдительны. Мы рассчитываем на вашу сознательность.

Тик. Так.

Тик.

Так.

Звуки меркли, оставляя лишь монотонное тиканье часов, и Скорпиус, слушавший их мучительное движение, бессмысленно смотрел в одну точку.

Гарри Поттер захотел открытой игры. Гарри Поттер хочет вызвать их на равный бой. Чушь. Он даже не догадывается, что самый главный врага его — не Хаос, не эта кучка тупоголовых фанатиков и отбросов общества. Нет. Его самым страшным врагом был Скорпиус. И Гарри Поттер сам дал ему карт бланш для дальнейших действий.

Потому что в руках Малфоя была его дочь. И если раньше у него были минутные сомнения или даже причины, чтобы не делать этого, он все равно понимал — хочешь уничтожить кого-нибудь, влейся в его жизнь. Стань её частью. А потом укради самое дорогое и заставь его наблюдать, как эта «драгоценность» медленно гибнет, обнажая пороки.

Как он там сказал?

— Зло не живуче? — про себя проговорил Скорпиус.

Что же, может он докажет ему обратное?