Безликие (гет)

— И что? Что было дальше, мисс Поттер?

Поправляя толстую оправу очков, женщина, на вид которой трудно было дать даже лет тридцать, смотрела на нее испытывающе и с деланным любопытством.

Наверное, если бы Лили Поттер была на ее месте, то ей бы тоже было интересно. Но Лили была не на месте элитного колдомедика, занимающегося болезнями психики, она была той самой истерзанной душой, которой подобное академическое внимание только претило.

Но, впрочем, умевшая играть, она лишь улыбнулась, холодно блеснув глазами.

— Не знаю. Мы с ним не виделись больше.

Было ли это правдой? Почти. Потому что они действительно не виделись, но не потому, что избегали друг друга. Нет, ей просто не давали даже единственного шанса навестить его. Лили Поттер вообще, казалось, изолировали от мира и насильно отправили к специалисту, который ей и не был нужен.

В этом была вся ее мать — она думала, что материнская любовь заключается в вечной привязанности сахарной принцессы к ее юбке, словно не видя, что ее силки — это путы, которые оставляют темно-фиолетовые кровоподтеки. Они вновь удушали ее, и теперь Лили была еще меньше настроена терпеть подобное.

Что-то в ней надломилось. Что-то навсегда изменилось и в мире вокруг нее. Лили Поттер чувствовала ощущение, сродне свободы — потому что чертово безразличие к окружающим наконец дошло до апогея. Лили было насрать. Абсолютно ничто больше не имело для нее значения.

Кроме?

Кроме него. И в который раз, обвивая края домов возле тюрьмы закрытого типа, она всматривалась в запотевшие, черные от грязи окна, надеясь хотя бы на секунду увидеть его силуэт.

Потерянная, одинокая, завороженная лишь идеей об их встречи, она сбегала из дома по ночам, а потом, не находя утешения у темницы, шла дальше, сквозь снежный коридор леса и выходила напрямик к стройному Малфой-мэнору.

Мрачное здание словно еще сильнее осело и накренилось. Мертвый сад, укрытый снежным покрывалом, печально покачивался от ветра, и, поднимая голову, замечая, насколько яркая луна светила в этом забытом уголке, Лили видела, как серебрится на этом свету снег, как все вокруг превращается в сказку.

В этом месте Лили чувствовала себя лучше, и холод, проникая под кожу, словно согревал ее — хотелось дышать полной грудью, вдыхая глубоко холодный воздух и, прикрывая глаза, представлять его и помнить — помнить все, не забывая ничего.

Наверное, поэтому ее и отправили к врачу. Едва ли родители либо кто еще мог понять ее зависимость от Скорпиуса Малфоя. Даже отец смотрел на нее по-странному, вздыхая тяжело, и никогда не говорил о нем.

Никто не понимал их связи. Впрочем, а понимала ли сама Лили? Могла ли она отдать себе отчет в том, почему, почему, черт возьми, ее так тянуло в места, где все было его?

— Я не люблю его, — легко говорила Лили на бесконечных сеансах. — Он не мой типаж, знаете? Просто… у вас такое бывало? Иногда вы смотрите на человека и знаете: это он. Словно между вам глубокая, необъяснимая связь, которую невозможно прорвать. Ты просто не в силах сопротивляться этому притяжению.

Колдомедик вздыхала лишь, с каким-то прищуром поглядывая на нее. А потом, быстро оглянувшись на дверь, тихо спросила:

— Вы придете за заключительное слушанье? Или ваш отец не говорил вам о нем?

Прикусив нижнюю губу, Лили скромно улыбнулась, сверкнув карими глазами. Конечно, отец не говорил ей, но она знала. В конце концов, в этой проклятой Англии едва ли можно было что-либо скрыть, в том числе и слухи о их якобы романе. Поэтому Лили Поттер совсем не удивилась, получив короткую, полную яду весточку от Клары Вейн, которая в своей извечной манере казаться идиоткой говорила о том, что Малфоя точно казнят.

И этот день действительно настал. Вьюга дула бессмысленно жестоко, лишая ее всякой чувствительности, и Лили, пробираясь сквозь темные кварталы, не думала ни о чем: ни о матери, которая старательно стерегла ее в этот день, ни об отце, который определенно заметит ее на заседании, о Скорпиусе, которого, скорее всего, действительно убьют во благо справедливости.

Она просто шла, стирая расстояние до своей гибели, и, кутаясь в шарф, не ощущала свои конечности. Длинная крутая лестница Высшего Магического Суда ввела вверх, и Лили, стоя у его подножья, тяжело дышала.

В какой-то момент она уже подумала, что вряд ли сдвинется с места. И в ту секунду, когда она, право, хотела уже сбежать, вековая дверь громко хлопнула, и Лили увидела взметнувшиеся локоны Марлен Дитрих.

Высокая, стройная, она выглядела чертовски злой, и все ее лицо прикрывала длинная черная вуаль. Что-то говоря про себя, яростно махая головой, Марлен никого не видела и лишь спустя некоторое время ее безумные глаза вдруг заметили Лили Поттер, стоявшую у подножья.

— Ты! Пришла? — она расхохоталась и быстро преодолела расстояние между ними. Тогда-то Лили смогла заметить, что вуаль прикрывала длинные шрамы на ее лице. Они тянулись глубокими линиями через висок к щеке и выглядели так отталкивающе, что и без того какая-то демоническая красота Дитрих стала еще более дьявольской. — Шлюха дорвалась до своего конца, — заметив ее внимание, процедила она, почти выплюнув.

— Марта?.. — немного удивленно протянула Лили, приподняв бровь.

— Но в этом есть своя прелесть, — словно не слыша ее, громко сказала Дитрих. — Все они получили по заслугам. Шлюху жрут черви, а этого ублюдка вот-вот убьют.

— Приговор вынесли? — оледеневшими губами спросила Лили, резко схватив Марлен за руку, так как та уже круто развернулась и собиралась уйти восвояси.

Расхохотавшись еще сильнее, Марлен посмотрела на нее из-за плеча, и кровавые красные губы выгнулись в довольную улыбку.

— Милая-милая Лили Поттер, что ты, хорошая девочка, нашла в нем? Все мы богатые на одно лицо.

Улыбка ее стала еще шире, и, сбросив руку Поттер, Марлен поравнялась, чтобы посмотреть теперь прямо.

— Я говорила тебе: бросай ей, не будь дурой. У таких дорога одна. Судьи вышли на совещание. После перерыва приговор будет оглашен. Уж не знаю какой, но… да, все мы понимаем, что он сдохнет, как безродная собака из коррекционного класса. Они все так заканчивают, милая моя.

Воздух в легких сорвался, и, круто развернувшись, Лили побежала по ступенькам, вперед, преодолевая все расстояние, стремясь лишь к одному — хотя бы увидеть, лишь бы взглянуть в глаза, а потом жить, как он завещал, как он учил.

Лили Поттер больше не сахарная принцесса. Лили Поттер теперь другая. Она воскресла благодаря ему, человеку, который был таким сломанным, изувеченным, переломанным.

И она такая же. Душа ее, истерзанная, нашла наконец свою отдушину. Чтобы в конце концов ее опять потерять.

Она пришла в зал заседания, который был почти пуст. Наверное, ее бы точно не пустили туда, не будь она дочерью Гарри Поттера, но в конце концов — она была элитой этого мира, так что ей мешало?

В этом огромном помещении в центре стояла железная клетка, и Лили сразу заметила согнутый силуэт, который, не разгибая спины, смотрел на свои сжатые руки. В комнате было немноголюдно — лишь авроры, что стерегли своего пленника, потому тишина стояла почти идеальная. До тех пор, пока она не ворвалась сюда.

Скорпиус вздрогнул. Поднял голову. И она наконец увидела его лицо: безразличное, холодное, такое злое на весь этот блядский мир. Он смотрел, не моргая, буквально впитывая глазами в каждое ее движение, а Лили все шла, пока не уткнулась в деревянный парапет.

Их, как всегда, разделили целые метры общественного презрения и предвзятости. Но даже так Лили не думала ни о чем — лишь смотрела в эти глаза, зная, что через некоторое время сюда придут все эти пижоны в богатых мантиях. И они будут судить его, как обычного преступника, для них — он обезличенная оболочка, а для нее смысл жизни и… что? Зависимость?

Скрипнув цепями, Скорпиус откинулся на спинку стула, и, поглядев на нее, вдруг усмехнулся. Холодный оскал, искажая его лицо, придавал ему жизнь — глаза блестели, ведь ему всегда было плевать на свою участь, он всегда говорил, что рос на убой.

И от него, как всегда, пахло кровью. А руки его, грубые, сухие, были в синяках и порезах.

От того, наверное, Лили улыбнулась ему в ответ, слегка склонив голову набок, вспоминая, как еще недавно она сама говорила колдомедику:

— Жизнь — это извилистая, разрыхленная дорога. Сначала она может показаться слегка протоптанной, проселочной дорожкой, а затем ты и не замечаешь, словно вступил в ил, и тебя засасывает все глубже.

Сначала ты думаешь, что держишь все под контролем и весь твой путь известен и очевиден. А потом ты отчего-то сворачиваешь не туда, теряя глазами путеводную звезду.

Жизнь — это дорога. И черт знает, куда она, в конце концов, тебя приведет.

«Слышишь, Скорпиус?».

* * *

От автора.

«Безликие» всегда были и будут для меня синонимом слова «ярость». Может, дело во мне, как в человеке, может, в том, что происходит в жизни в частности и в целом, но когда я садилась писать это произведение, с первой до последней строчки мною двигала ярость.

Это животное, что заточено внутри Скорпиуса, мой плод, и, право, в самом-самом начале я думала, что Скорпиус умрет. Однако потом я перестала понимать, что же именно с ним произойдет. Так сложились мои обстоятельства, что я пришла к другому выводу: нет, не ярость убивает. Ярость — это топливо. И как она помогла Скорпиусу, так и я почувствовала необходимость в этой эмоции.

Поэтому? Да. Финал остался открытым. Для кого-то Скорпиус умрет. Для кого-то он останется жив. Кто-то скажет, что он в итоге соединится с Лили, а кто-то — что им лучше держаться порознь. Хотите мое мнение? Я не знаю. Жизнь изобилует столькими дорогами, что, правда, черт знает, куда они нас приведут.

Но в одном я была уверена, садясь за это произведение: что он для нее, что она для него был спасением. Кто бы что ни говорил. А любовь бывает всякая, даже такая.

В конце концов, «Безликие» — это всего лишь навороченная версия «Лживых жестов», и грустно мне вспоминать, как я садилась за первое произведение, не осознавая, во что однажды выльются мои эмоции.

Мы прошли долгий путь. Мы видели кроткую Лили Поттер из Жестов, видели лицемерку из Солнечной и увидели самую жестокую из возможных Лили из «Безликих». Будет ли еще одна Лили в моем исполнении? Не знаю. Но я благодарна всем, кто смог проникнуться каждой из ипостасей этой героини. Мне было тяжело, но интересно писать это для в-а-с.

И да: я все еще думаю, что главный герой этой истории как ни крути — Скорпиус. Именно поэтому я иногда опечатываюсь и пишу «Безликий» вместо «Безликие».

Впрочем, уже не об этом. А подведя итоги, выражаю авторскую мысль: пути Господни неисповедимы. И это единственная мысль, заложенная здесь. Ну… и еще немного о том, что мы сами выбираем, как переживать свою боль.

Спасибо. Хочется верить, вам было так же интересно, как и мне.