Излом (джен)

Когда прилетели на Кабал, в поместье было за полночь, да еще и новолуние. Кес еще в пути связался с «Сыновьями», обрисовал план, и те собрались в нескольких километрах от особняка, попутно прочесав территорию. Устроились в чистом поле и даже не скрывались. Ночь, конечно, ночью, но где благоразумие?

— Они что, самоубийцы?

— Просто им терять нечего.

Асока вышла из корабля первой, Вейдер за ней.

Встречали их двое: толстый викуэй и тонкий тви’лек, — оба с винтовками. За ними торчал еще пяток бойцов, а трое, как доложил Кес, патрулировали периметр.

— Долго же вы летели, — проворчал старый викуэй, — не сильно-то и хотели, а?

— Не хотели бы, и вас бы не позвали, — Асока на него даже не посмотрела, прошла мимо, к кому-то за его спиной. Вейдер направился за ней.

Там стоял лысый парень, забитый до шеи татуировками. Вокруг него на ящиках лежали бумаги; он, наклонившись, вглядывался в них и делал отметки карандашом.

— Рада, что ты выжил, — Асока положила руку ему на спину, он тут же развернулся и сгреб ее в объятия. Погладил раскрытой ладонью между лопаток, хлопнул пару раз над ребрами.

— Я тоже, малявка, я тоже.

Сзади подлетел Кес, перехватил парня под локоть и стиснул со всей силы так, что пот заиграл на мускулах. Тот отпустил Асоку, ответил на рукопожатие и обхватил поперек шеи, крепко потрепал по плечу.

— Жаль Джареда.

— Жаль Маладона.

Парень стиснул зубы, отцепился от Кеса, бросил на Вейдера взгляд. Вейдер понял, что уже видел это лицо: такое же, как у того, кто встречал их в ангаре после возвращения с полюса, а потом давал задание отыскать вора. Близнецы…

Асока хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание.

«Сыновья» собрались вокруг, и мужчина, с которым ручкался Кес, дернул бумаги с ящиков, сбил в сторону крышку одного. Внутри поблескивали в свете фонарей мины, снаряды и гранатометы. Кес присвистнул, Вейдер присмотрелся: хорошие, новенькие, прямиком с типового имперского конвейера.

— Там, в Палисаде, два дня назад точно была наша девчонка, — дала вводную Асока, дернув большим пальцем себе за плечо. — Она гений-ледоруб, найдем ее — найдем терминал и поломаем их сетку. Узнаем, куда дели остальных, и дальше определимся с целями.

— Нахрена определяться? — фыркнул тви’лек, который встречал корабль. — Сожжем к сучьей матери особняк — черви сами вылезут дружка прикрывать. Место хорошее, замкнем оборону — передавим гадов, сколько сможем.

Поднялся гул: тви’лека поддерживала большая часть коллектива.

— А ты уж захотел подохнуть? — парень в татуировках перебил гомон, тви’лек хотел еще что-то сказать, но лысый вышел вперед, и тот заткнулся. Пробуравил его взглядом из-под налобных шишек, сжал кулак, но кто-то сбоку перехватил его за локоть.

— А ты что же, Балек, хочешь прекрасно жить? — взбешенно прошипел тви'лек, сверля татуированного взглядом. — Думаешь, отобьем батькиных шлюх, заляжем где-то на дно и под чарку дрянного спирта будем поминать братьев? Ты и родного-то… — он плюнул ему под ноги, — помянуть не можешь.

Лысый взревел, хотел налететь с кулаками, но Асока и еще какой-то пацан, который держался за его спиной, схватили парня за руки и потянули назад. У того вены вступили на шее, лицо раскраснелось, в глазах полыхала ярость.

— Чак прав, — сказал покрытый шрамами мужчина из темноты лагеря. — Будем мстить — так и так покойники, а не будем — я сам вас, сучьих выблядков, перестреляю.

— С каких пор мы должны сдохнуть, чтобы отомстить? — прорычал лысый, стряхивая с рук Асоку и пацана. Те отступили, но бдительности не растеряли. Кес ступил за спину Асоки, когда лысый резко дернулся, едва не протаранив ей бок локтем.

— С тех, когда отец за нас свою кровь пролил, а мы не поддержали, — это сзади крикнул еще кто-то, кого Вейдер не видел.

— А выжить вы, трусы, не думали? — зарычал на них старый викуэй, прохромав под свет фонарей. — Помирать-то вам, щенкам, всем легко, а так чтобы жить дальше, а?

Потом кто-то кричал деду заткнуться, потом плевались угрозами, потом мерялись, чья верность больше… Лысый спровоцировал мужика в шрамах и сам огреб оплеуху, оттолкнул пацана, Асока одна не удержала, подлетел Кес, завязалась потасовка…

У Вейдера в голове сверлило из-за их детских склок. Лишились главного — и деградировали до сброда, не потрудились даже выслушать друг друга — так у всех чесались кулаки. Даже в победу не верили, хотели все вместе передохнуть.

Идиоты недоросшие, тупое пушечное мясо.

Вейдер врезал по ящику, сбил всех с ног волной Силы. И прижал к песку, пока они не унялись.

— Грызетесь как собаки.

Захотели сдохнуть — это он им устроит. Кто-то начал подниматься и уже рот раскрыл, но Вейдер сшиб его на землю, чтоб охладился. Остальные пока не рыпались.

— Мы сейчас пойдем туда, — он указал головой вбок, где уже стелились первые лучи солнца, — сделаем дело и выйдем живыми. И драть вы, сучьи дети, будете врагов, а не друг друга. Или вы забыли, кто такие? Забыли, кем были, а?

Он осмотрел бойцов свысока, скривил губы. Сыновья, они сыновья и есть… Блудные и матерью недоношенные.

Кто-то начал возражать, что никто они и есть — всех, кем были когда-то, уж опустили и похоронили.

Склочной базар, дурные головы…

— Рабы мы все! — напомнил им Вейдер, пресекая болтовню. — Думаете, в Палисаде их меньше? Думаете, они за нами не пойдут, братьями не станут?

— Да там одни бабы же, — бросил ему тви’лек, разминая кулаки. Смотрел оценивающе — думал, видать, вдарить ему или все-таки выслушать.

Вейдер подошел к болтуну. Он был выше этого парня, массивней, но тот глядел дерзко и не боялся. Далеко пойдет, если все-таки выживет и поумнеет.

— Как думаешь, насколько одна такая баба хочет крови? Неужели меньше тебя? — тви’лека и глубоко читать было не надо, память его была на поверхности: о боли, беспомощности и о плетях. Тоже ведь бывший раб, сам лучше других знает, какая у рилотских девчонок жизнь. Из врожденного благородства встрял что ли, рыцарь недоделанный? — А уж пушек-то у нас, — он махнул рукой к ящику, — хватит и еще поделимся.

Тви’лек молчал и скалился.

Вейдер подошел вплотную. Прошипел сквозь зубы так, чтобы не слышали остальные:

— Или хочешь, чтоб их и дальше драли, пока ты тут из себя альфу строишь?

Тви’лек пересекся с ним пылающим взглядом, и Вейдер понял, что попал в точку. Парень сжал губы в линию, свел руки на груди, отвел глаза. Только ноздри трепетали, да вены вздыбились на висках от бешенства.

Когда он ничего не ответил, остальные замолкли тоже.

Вейдер развернулся, глянул на горизонт — солнце вылезло уже наполовину, на их крики пока чудом не слетелась охрана.

— Собирайте себе снаряжение, — приказал Вейдер. — Пятнадцать минут и выступаем.