Огненноликая (гет)

Айрин

Поставив передо мной на стол сковороду с жареным беконом, Эдвард сел напротив и стал внимательно наблюдать за мной, пока я ела. Не выдержав его пристального взгляда, я в шутку предложила ему кусочек, в ответ он улыбнулся своей очаровательной кривоватой улыбкой и сказал:

— Если у меня и текут слюнки, то причиной этому не бекон.

— Фу, пошляк! — притворно возмутилась я.

Он весело рассмеялся. Было классно есть вкуснейший бекон, любоваться этим бронзововолосым «идеалом» и слышать его такой искренний мальчишеский смех.

— Скажи, у тебя остался кто-то из близких в городе и вообще? — уже посерьезнев, спросил Эдвард. — Ты говорила, что жила с дядей.

— Нет сейчас у меня никого не осталось. С 11 лет я жила с дядей и тетей в Бостоне. Они были хорошими людьми, у них не было своих детей, и они любили и заботились обо мне, всеми силами старались сделать меня счастливой. Но 6 лет назад тетя Мэй умерла от рака. Это было тяжелое испытание для нас с дядей. После ее смерти дядя Лео запил, а год назад и его не стало, инфаркт.

— Сочувствую, — тихо сказал Эдвард, в его словах было столько искреннего сочувствия. — Снова потерять близких, не представляю даже…

— Знаешь, с каждой новой потерей близких людей от меня словно откалывался еще один кусочек души. После ухода доброго дядюшки Лео я тогда по-настоящему и бесповоротно осталась одинока.

— Сколько же тебе пришлось пережить, Айрин, ты невероятно сильная, — после некоторой паузы с чувством произнес Эдвард.

— Я тогда заканчивала учебу в Бостонском колледже, — продолжила я свой рассказ. — После завершения учебы решила переехать на запад, меня давно тянуло уехать в какой-нибудь из Тихоокеанских штатов, особенно в Орегон, тут так красиво. По выходным я выезжала за город, писала на природе.

— Писала? Книгу?

— Да нет, пейзажи, — рассмеялась я.

— Так ты художница? — воскликнул он.

— Ну, я окончила Высшую школу искусств и наук.

— Кстати, у Эсми есть ученая степень в архитектуре и искусстве, а еще она увлекается дизайном и реставрацией старинных домов. У вас с ней явно будет о чем поговорить.

— Я заметила уже, у вас такой красивый и уютный дом, видно, с каким вкусом и любовью все здесь придумано и обставлено.

— Да, этот дом — гордость Эсми, — с особой теплотой в голосе проговорил он. — Я тебе обязательно все здесь покажу.

И я почувствовала, что он по-настоящему это ценит и благодарен своей приемной матери за ту заботу и поистине материнскую любовь, которыми она окружила всех своих приемных детей.

— Значит, ты рисуешь? — вернулся к разговору о живописи Эдвард.

— Ага. Сколько себя помню. Я с детства любила рисовать, рисовала бесконечно, когда только выпадала свободная минутка, всегда ходила с альбомом и парой карандашей, на уроках рисовала в тетрадках, за что частенько получала нагоняй от учителей, дома все стены были увешаны моими рисунками. В основном я люблю рисовать пейзажи, а еще портреты людей, их лица, мне так нравится изучать их, думать о том, что за ними скрывается, какие чувства, мысли.

— А мой портрет нарисуешь? — шутливым тоном произнес он.

— Я его постоянно рисую, только не на бумаге, а у себя в голове, — смущенно улыбаясь, призналась я.

— Может, стоило попросить бумагу и карандаши? — ухмыльнулся Эдвард.

Боже, о чем он говорит, ни один портрет не отразит это совершенство, даже не буду пытаться, подумала я, но не стала ничего говорить, только закатила глаза.

— Айрин, я хотел еще спросить, — снова переходя на серьезный тон и чуть смущаясь, сказал Эдвард.

— Ты говорила, что часто имеешь дело с мертвецами. Я не очень понял, это была метафора?

— Ах, да, я работаю… то есть, наверное, теперь уже надо сказать работала в похоронном бюро гримером.

Упс… у Эдварда стала медленно отвисать челюсть. Откуда-то сверху раздался веселый мужской гогот.

— Зеленоглазка — ты прям главная героиня фильма «Девушка, которая не боялась мертвецов», — гоготал Эммет.

— А подслушивать нехорошо, — возмутилась я.

— Прости, зеленоглазка. Ну, понимаешь, от этого как бы и не скрыться, слух вампира и все такое. Мы все к этому уже привыкли. К тому же тут некоторые еще и в головах копаются, — донесся сверху притворно извиняющийся голос здоровяка.

Эдвард все еще смотрел на меня немного удивленно.

Не желая произносить это вслух, я спросила его мысленно, но прямо: «Эдвард, ты считаешь, что я ненормальная?»

«Нет, нет, с чего ты взяла? — поспешил успокоить меня он. — Просто это, мягко говоря, необычное занятие для молодой девушки. Да и вообще, во многих людях довольно сильна некрофобия, она в чем-то даже естественна».

Ну, точно, он считает меня ненормальной. Я хотела ему объяснить, что уже давно не боюсь покойников, они не могут воскреснуть (увы!) и тем более кому-то навредить, как говорится, бояться нужно не мертвых, а живых. И я ни разу не некрофилка. Вспомнив значение этого слова, я ужаснулась: о боже, я сейчас это подумала! И тут Эдвард понимающе обнял меня и произнес:

— Все хорошо, я понимаю, прости.

— Я просто помогаю им красиво уйти, понимаешь?.. — я стала снова объяснять, но он не дал мне договорить, обхватив мое лицо руками и впившись своими прохладными губами в мои губы таким долгим поцелуем, что у меня начало перехватывать дыхание.

— Давай-ка я проведу для тебя экскурсию по дому, — предложил мне Эдвард, когда мы наконец оторвались друг от друга и я закончила ужинать.

— Кухня тебе уже знакома, благодаря тебе мы ее даже обновили, — с улыбкой заметил он.

Я обвела взглядом помещение. Кухня была функциональной и удобной с красивой барной стойкой. Ее оснащенность всеми самыми современными техническими новинками впечатляла. Массивная деревянная мебель придавала интерьеру основательности, а декоративные растения в горшках наполняли ее домашним уютом.

Интерьер в доме в целом был выдержан в стиле минимализм, хотя в нем присутствовало и некоторое смешение стилей. Преобладало гармоничное сочетание природных цветов: серого, коричневого, бежевого и белого. В доме Калленов все комнаты плавно перетекали друг в друга. Благодаря преобладавшему в отделке белому цвету и стеклянным стенам возникало ощущение бесконечного пространства. В доме было очень светло, просторно и уютно, он как бы отражал светлую ауру его обитателей. На полках и в шкафах было выставлено множество красивых и оригинальных ваз, статуэток и других предметов из различных эпох.

В первую очередь Эдвард повел меня в гостиную с высокими потолками. В центре комнаты располагался главный предмет обстановки — большой красный диван в форме буквы «Г», рядом квадратный журнальный столик того же цвета, а также пара синих кресел на тонких ножках. Большой плазменный экран был встроен в специальный шкаф напротив дивана. На стене за диваном висело большое панно в стиле абстракционизма. В нише у дальней стены стоял еще один диван темно-зеленого цвета. У одной из стен на небольшом подиуме были расставлены в ряд квадратные горшки с красивыми растениями.

— Здесь мы стараемся собираться всей семьей и проводить время вместе, — сказал Эдвард.

Затем мы направились в столовую. Я подумала, что Каллены, конечно же, не использовали это помещение по назначению. Оно и понятно, свою пищу они вкушали в диких лесах, а не за обеденным столом.

— А тут у нас иногда проходят семейные советы, — сообщил Эдвард.

Посередине комнаты стоял прямоугольный обеденный стол из натурального светлого дерева. Строгость прямых линий смягчал каплеобразный светильник, а также лаконичные обтекаемой формы стулья.

Затем мы оказались в библиотеке, там царила атмосфера умиротворенности и безмятежности. Я ходила мимо высоких шкафов, вместивших в себя, наверное, тысячи книг, прикасалась пальцами к их красивым кожаным переплётам.

Осмотрев все комнаты на первом этаже, мы стали подниматься наверх. Широкая лестница с белыми перилами вела из холла на второй и третий этажи, где располагались кабинет Карлайла, студия Эсми, еще пара помещений и спальни. В доме было пять спален со своими ванными комнатами. Мы не стали их осматривать, чтобы не мешать их хозяевам. Эдвард просто указывал, какая комната чья.

Проходя мимо спальни Элис и Джаспера, мы услышали звонкий голосок красивого маленького эльфа, приглашающий нас войти. Когда мы заглянули в комнату, то увидели пару сидящей на сером пушистом ковре перед большой кованой кроватью с балдахином. Джаспер сидел, скрестив ноги по-турецки, а Элис примостилась рядом с ним, лежа на спине и положив голову ему на ногу. Блондин нежно гладил ее темный ежик. Это было так мило и в то же время так интимно, что, кажется, я стала краснеть.

— Привет, Айрин, — увидев нас, она повернула голову, а потом приподнялась, опершись на руку. — Чтобы ты у нас не заскучала, у меня появилась потрясающая идея. Завтра мы едем в город, весна — самое время обновить гардероб, а у тебя его в принципе нет.

Я хотела было возразить, ведь в городе у меня осталась кое-какая одежда, но потом подумала: почему бы и нет? Я тоже любила шопинг, хотя и не была его фанаткой. Правда, денег с собой у меня не было, вернее, какие-то деньги остались в моей сумочке, но где она, я не знала. Ну ничего, займу в долг.

— Не возражай, шопинг — это так здорово, мы классно проведем время, — безапелляционно заявила Элис.

— Возражать Элис в этих вопросах бесполезно, смирись, Айрин, — подмигнул мне Джаспер.

— Да я и не думала, — спокойно заверила я.

— Я поеду с вами, не хочу оставлять Айрин одну в городе, — сказал Эдвард.

Элис, похоже, была не очень рада, но возражать не стала, видимо, уже знала, что так и будет.

— Ну тогда до завтра, в 11 выезжаем, — пропела эльф.

Мы вышли из комнаты и направились дальше по коридору. Напротив гостевой спальни, которую Каллены так любезно предоставили мне, располагалась комната Эдварда, где мы провели сегодня полдня. Но тогда я ее не слишком хорошо разглядела, поглощенная переживаниями и нашими с ним чувствами. Комната была очень светлой, с огромным панорамным окном. В ней чувствовалась функциональность и практичность. Полки и стеллажи вдоль стен были заставлены книгами, журналами, нотами, компакт-дисками. На специальной полке располагался музыкальный центр, а рядом — старая магнитола. В одном углу стояло несколько дорогих гитар. На небольшом столике в противоположном углу лежали ноутбук и наушники. Вещи валялись в творческом беспорядке, то есть, где попало, в том числе и на полу. Я заметила, что в комнате Эдварда практически не было парных вещей и предметов, она несла на себе отпечаток одиночества и какой-то потерянности. Лишь большая мягкая кровать придавала ей некий уют и завершенность.

Оказалось, что наши вкусы во многом совпадают, мы оба отдавали предпочтение классической музыке и блюзу. У него была собрана гигантская коллекция пластинок и дисков, относящихся к разным эпохам и музыкальным стилям. А судя по разбросанным там и здесь книгам и журналам с оставленными на полях заметками, он много читал.

Затем мы решили выйти во двор и прогуляться. Снаружи дом имел квадратную форму, все его этажи, ярусы и стеклянные стены смотрелись гармонично, как единое целое. Через огромные обзорные окна в дом проникало море света. Росшие вокруг дома вековые сосны и кедры с красивыми раскидистыми кронами наполняли воздух тонким ароматом хвои. С разных сторон здания находились наружные площадки и внутренние дворики.

В целом светлый и минималистичный хай-тек дома Калленов никак не сочетался с древними, мрачными легендами о вампирах. Да и сами обитатели дома никак не походили на ужасных кровопийц — гуманные, хорошо образованные, обходительные.

Мы с Эдвардом шли, держась за руки, и все дальше отдалялись от дома, вступив под сень леса. Вокруг высились огромные дубы, обвитые мхом и лишайником, и высоченные папоротники. Лес казался сказочным, и я понимала, что отчасти он таким и был, ведь я шла рука об руку с вампиром, ставшим для меня самым дорогим и близким существом на свете.

Вдруг парень подхватил меня и побежал, мы неслись с невероятной скоростью, и мне это безумно нравилось. Я начала кричать от восторга, а Эдвард счастливо улыбался. Чистая, незамутненная радость светилась в его глазах. Мы в этот миг были детьми.

Остановился Эдвард у живописного озера, расположившегося у подножья высоких гор, вокруг высился густой еловый лес, над нами медленно проплывали облака, отражаясь в прозрачной, словно зеркальной глади воды. Эдвард бережно опустил меня на землю и сел рядом. Ночь была тихой и ясной.

— Это мое любимое место здесь. Я часто прихожу сюда поразмышлять или просто посидеть в тишине, которой почти всегда так не хватает, — признался Эдвард.

— Обещаю быть тихой, чтобы не нарушить твою тишину, — улыбнулась я, понимая о чем он говорит.

— Айрин, твои мысли меня не напрягают, наоборот, успокаивают, наша с тобой мысленная связь не похожа на мою способность заглядывать в чужие головы, иногда мне приходится усилием воли отключаться, чтобы не обращать внимания на весь этот шум в голове, — вздохнул он.

— Представляю, как это утомительно, — сказала я.

— За 100 лет я привык к этому, но да, порой это очень утомительно, а еще иногда и неловко, — пояснил Эдвард.

— Даже не верится, что тебе 100 лет.

— 105, если быть точным, — широко улыбнувшись обаятельной мальчишеской улыбкой, произнес он, отчего мои губы непроизвольно тоже расплылись в широкой улыбке.

Я хотела спросить его, но не решалась. Он сразу это почувствовал и, ласково прикоснувшись к моей руке, сказал: — Ты можешь спрашивать меня, о чем захочешь.

Я набралась храбрости и спросила: — Эдвард, что именно произошло между тобой и Беллой? Карлайл сказал, что она была твоей «певицей» крови. Почему вы расстались? Ты ее бросил?

Его взгляд резко помрачнел, казалось в душе его разверзся ад с его черным пламенем, я уже ненавидела себя за свое любопытство. Кто меня дернул спросить его об этом в такой момент, в этом прекрасном месте.

— Я принял исступление жажды и болезненную зависимость за любовь, — после длительной паузы проговорил он не своим, каким-то надтреснутым голосом.

Затем он долго молчал, застыв словно мраморное изваяние. Я боялась прерывать это напряженное молчание. Но потом он с едва сдерживаемой болью произнес:

— Я думаю, что теперь не заслуживаю любви. И это какая-то насмешка судьбы, что именно моя роковая ошибка и ее ужасные последствия привели нас с тобой друг к другу.

— Эдвард, не вини себя за все, всем свойственно ошибаться, никто не безупречен, даже ты, хотя мне и не хочется этого признавать, — попыталась пошутить я.

Он перестал хмуриться, морщинка на его лбу постепенно разгладилась, и он приобнял меня, прошептав мне на ухо: — Люблю тебя.

После некоторой паузы я, слегка робея, спросила: — Эдвард, тебя не беспокоит, что мы пока не знаем, кем я стала? Я перестала быть человеком, но не стала вампиром. Может я какой-то страшный гибрид, не все свойства которого еще проявились в полной мере, может, я представляю для вас угрозу?..

— Айрин, прекрати, — прервал он меня и твердо заявил: — Кем бы ты ни оказалась, я знаю кто ты. Ты моя половинка.

От этих слов мои глаза стали влажными, он обнял меня, и мы сидели так очень долго, беседуя обо всем на свете, пока не забрезжил рассвет и из-за гор не выкатилось ослепительное солнце, осветив верхушки сосен. И первые лучи солнца, упавшие на нас, вернее, на Эдварда, заиграли на его коже сверкающими переливами, она отбрасывала танцующие радужные блики.

Я в восхищении уставилась на него и не могла отвести зачарованного взгляда. Теперь я поняла, о чем тогда говорил Карлайл про солнце.