Когда мы встретимся вновь (гет)

«Это ужасно». Катины руки до боли сжимали мягкие кожаные подлокотники. Катины глаза были плотно закрыты. Катины губы беззвучно шевелились. Ох, как же она боялась! Только два человека могли толкнуть Екатерину Валерьевну Пушкарёву — рассудительную, спокойную, серьёзную деловую женщину на столь немилую её сердцу авантюру… И если один из этих двоих распрощался с Катей пять лет назад, поменяв её на прелести холостяцкой жизни, то вторая продолжала из… «Извер… Извергиня… Ой, кажется, сейчас!»

«Мамочкамамочкамамочка!»

Катя зажмурилась еще крепче. Вдруг кто-то легко тронул её за плечо, и она нехотя открыла один глаз. Над ней склонилась милая девушка в аккуратном красно-оранжевом жакетике. Катя открыла второй глаз, испуганно посмотрела на бортпроводницу и шепотом спросила:

— Мы падаем, да?

Девушка покачала головой и, сдерживая улыбку, ответила:

— Пожалуйста, не волнуйтесь так! Вам принести во…

— Да-да-да! — всё так же шепотом забормотала Катя. — Принесите мне… виски… Да, точно. Виски.

В это время экран на спинке впереди стоящего кресла показывал Кате красочную картинку. На ней мужчина в белой рубашке, сложился вдвое, пригнув голову к коленям. Катя вздрогнула и отвернулась.

— Виски, — решительно сказала она.

Стюардесса широко улыбнулась и повторила:

— Не волнуйтесь, пожалуйста.

Катя волноваться продолжала. Иррациональный страх перед полётами не смогли прогнать ни аутотренинг, ни визиты к психологу, ни утешительная статистика авиакатастроф. Девушка, продолжая улыбаться, осторожно начала высвобождать рукав своего форменного жакета из Катиных пальцев, которые — Катя и не заметила, как это произошло — крепко стискивали уже не подлокотники.

— Всё хорошо, мы просто выруливаем на взлётную полосу. Мы пока не взлетели, всё хорошо. Я сейчас принесу вам виски, много-много виски…

Стюардесса отцепила от золотого шитья последний Катин пальчик, поправила сбившуюся пилотку и быстро удалилась. Катя, грустно поглядев ей вслед, прошептала мирозданию:

— Ну, зачем я опять согласилась?

Не решаясь смотреть прямо перед собой, потому что человек на экране стал лихорадочно натягивать на себя спасательный жилет, и собираясь опять зажмуриться, Катя скользнула взглядом по салону…

Тот, кого она совершенно не ожидала увидеть, сидел в соседнем ряду и безмятежно потягивал сок из фирменного аэрофлотовского бокала. Катя засмотрелась и на целую секунду забыла, что находится в самом ненавистном на всём белом свете месте — в салоне бизнес-класса аэробуса, вылетающего рейсом Москва — Нью-Йорк. Самолет едва заметно тряхнуло, и из горла Кати вместо спокойного вежливого приветствия вырвался испуганный взвизг:

— Александр Юрь… Ой!

Воропаев подавился соком, медленно повернул голову и неверяще уставился на Пушкарёву.

— Нет, вы издеваетесь…

Катя попыталась раздвинуть в улыбке губы, но они дрожали и не слушались.

— З-здравствуйте, Александр Юрьевич…

Он, исподлобья глядя на неё, пробормотал:

— Здравствуйте...

Тут Александр сделал паузу и добавил после неловкого молчания:

— Госпожа Пушкарёва.

Катя так смутилась от столь явного неодобрения, прозвучавшего даже не в словах, а в интонации Воропаева, что забыла о том, что сидит сейчас в жуткой металлической коробке. Однако стоило ей глянуть в иллюминатор, как страх опять вернулся. Катя посмотрела на Воропаева, на экран, который показывал, как несчастный мужчина натягивал кислородную маску, опять на Александра… и решилась:

— Александр Юрьевич!

Воропаев, уже отвернувшийся от Кати, вздрогнул.

— Александр Юрьевич, а можно, я сяду на место рядом с вами?

Ответить Александр не успел, потому что Катю от него заслонила стюардесса, принесшая пузатый стаканчик с прозрачной золотистой жидкостью.

— Ваш виски, пожалуйста.

Катя, уже забывшая о своей просьбе, удивилась, но взяла бокал с подноса и сделала осторожный глоток.

— Ох!

Напиток был невкусный, отдавал землёй и обжигал нёбо. Катя закашлялась. Бортпроводница едва заметно вздохнула, но сказала, профессионально улыбаясь:

— Воды?

Катя не хотела воды, Катя хотела домой... но раз домой ей в ближайшем будущем не попасть, она решила идти ва-банк.

— Ой, нет-нет, спасибо! Скажите, а я могу пересесть на другое место?

Стюардесса окинула взглядом салон.

— Если пассажиры не будут возражать…

— Нет, нет, не будут! Мой… друг пригласил меня пересесть к нему поближе. Понимаете, мы давно не виделись!

Катя говорила негромко, быстро, обоснованно считая: если договорится с бортпроводницей раньше, чем Александр сообразит, что Катя задумала, то и возразить он не успеет. А если рядом с нею будет знакомый человек, пусть этот человек — вечно Катей недовольный, сердитый Воропаев, то и погибать в авиакатастрофе Кате будет не так страшно. Стюардесса, продолжая удерживать на губах профессиональную улыбку, помогла Кате пересесть на место рядом с Александром. Тот был явно не рад подобной миграционной политике, но заглянул в испуганные Катины глаза и удержался от гневной реплики. Только прожёг взглядом стюардессу, явно довольную тем, что сдерживать страхи нервной пассажирки станет кто-то другой.

Катя, безумно обрадованная, что падать в Атлантический океан будет в знакомой компании, сделала вид, что не замечает воропаевского недовольства. Одной рукой она крепко сжимала бокал с вонючим и невкусным виски, а второй — столь же крепко вцепилась в обтянутое тонким льняным трикотажем предплечье Александра.

— Вы меня преследуете! — громким шепотом заявил Воропаев.

Катя, продолжавшая дрожать как овечий хвостик, всё-таки нашла в себе силы, чтобы возмутиться:

— Я? Преследую вас? Это наша третья встреча за полгода!

— За пять месяцев!

«Он, что, месяцы считал? Или он так шутит?» Александр смотрел прямо перед собой, и Катя могла видеть только его чеканный профиль... Но, кажется, смешно Воропаеву не было.

— А как понимать заявление, сделанное в нашу прошлую встречу? — он продолжал негромко возмущаться.

Катя вспомнила, как Александр, злой на Вселенную и Катю к ней в придачу, на руках нес её и Дюшу до машины Юлианы. Попутно он в изысканных и очень обидных выражениях высказывал всё, что он думал о безголовых женщинах и их мелких шерстяных шавках. Мелкий шерстяной Дюша, оскалив зубки и зарычав, отказался перейти в объятия законной хозяйки, поэтому так и ехал, прижавшись к Кате и влюблённо тараща на Александра глаза-пуговки. «Дюшка — предатель, конечно, но не хватает псу мужского внимания... Надо принимать меры», — выразительно пошевелив безымянным пальцем на правой руке, со смехом сказала Кате Юлиана, когда Воропаев затолкал поскуливавшего Дюшу в салон машины Виноградовой. Катя тогда смотрела в спину удалявшегося Александра и ничего не ответила, хотя о «мерах» тоже подумала...

Припомнив свои мысли и слова, адресованные Воропаеву в тот день, Катя покраснела, но сейчас, в этом адском приспособлении, ничто, никакие неловкость или стыд, не могли заставить её отодвинуться от Александра ни на сантиметр. Катя только чуть крепче сжала пальцы. Теплая сильная мужская рука под её ладонью внушала Кате уверенность, и она не собиралась обращать внимание на всякие мелочи вроде недовольства того, кому эта рука принадлежала.

— Ваша бесцеремонность, Екатерина Валерьевна, не знает границ, — пробормотал Воропаев, не сделав, однако, и попытки вырваться из цепкого захвата.

Он так и не повернулся к Кате, внимательно изучал красивые пейзажи, которые демонстрировали теперь на экране... «Наверное, мужчина в белой рубашке всё-таки не выжил, несмотря на спасательный жилет и кислородную маску…» Катя непроизвольно вздохнула.

— Так уж и быть, я покараулю вас во время взлёта, но потом вы вернётесь на свое место. Я не желаю терпеть ваши приставания весь полет, — сказал Александр и покосился на соседку.

Она же некстати вспомнила Мишу, пару недель назад опять объявившегося в офисе Юлианиного и Катиного агентства. Миша преподнёс Виноградовой зонтик с видами Италии, а Кате бордовую розу на длиннющем стебле. После второго визита, в ходе которого все работники компании получили по крошечному миндальному пирожному, стало ясно, что Михаил был готов обеспечить агентству большой заказ, а после третьего — руку, сердце и место исполнительного директора в своей фирме Катерине Валерьевне Пушкарёвой, персонально. Борщов разбогател, располнел, был преисполнен важности и самодовольства. И, как всегда, нашел преданного сторонника в лице госпожи Виноградовой.

Вспомнив всё это, Катя заявила:

— Не собираюсь я к вам приставать, у меня жених есть.

Проговорив эту фразу вслух, она мысленно добавила: «Тьфу-тьфу».

— Рад за вас безмерно, — голос Александра почему-то прозвучал сдавленно.

А самолёт, наконец, оторвался от земли и теперь — Катя была уверена — вот-вот собирался падать. Катя глотнула виски, закрыла глаза и вложила свою ладонь в послушную ладонь Воропаева. Разумеется, ни на какое «свое место» возвращаться она не собиралась.

«Вот ещё!»

Кате предстояло мучиться в полёте целых десять часов, и она планировала делать это с удовольствием.

«И обязательно, обязательно нужно узнать у Александра Юрьевича, каким рейсом он летит обратно в Москву…»