Ananke (гет)

Это было близко. Очень, очень близко.

На самом деле Северусу не обязательно было немедленно возвращаться в Хогвартс, но он знал, что стоит ему задержаться — случится катастрофа: он мог ненароком раскрыть Лили свои настоящие чувства.

Он едва сдерживался — всего было слишком много: сладость её голоса, непринуждённая чувственность движений, обнажённое плечо, выглядывающее из-под платья, её улыбка, прикосновения, то, как она выглядела, когда сказала, что любит их. И всё же он знал, что её чувства к нему не были настолько сильны, и что он обманулся бы, увидев в её действиях то, чего там не было. Понимание этой прискорбной истины удерживало его от поступков, о которых он определённо пожалел бы впоследствии.

Он был опасно близок к тому, чтобы поцеловать её, когда она взяла его за руку и посмотрела с такой теплотой во взгляде, что сердце едва не растаяло. На секунду он принял сочувствие в её глазах за что-то большее. К счастью, сомнения и страх вовремя остановили его, и он целомудренно поцеловал её в щёку, словно какой-то противный дядюшка.

Позже он изводил себя беспокойными мыслями, представляя, что могло случиться, если бы у него не нашлось сил сдержать себя. Возможно, она бы с отвращением отвергла его, упрекнув в том, что он вообще мог подумать о таком. Или ещё хуже — возможно, она растоптала бы его с унизительной мягкостью, словно усыпляя больное животное. В любом случае, она сказала бы «нет», их дружба была бы разрушена, а ему самому пришёл бы конец.

Он задавался вопросом, почему всё, что связано с Лили, в итоге приносит ему в равной мере и удовольствие, и боль. Он сгорал изнутри, желая всю Лили, а не только её дружбу, но лишь спугнул бы её, потребовав что-либо большее. Страсть испепеляла его, но ещё большей мукой было подавлять её.

И всё же Северус собирался просто продолжать сдерживаться. Ему никогда не заполучить Лили, и ей не нужно знать правды.

* * *

День Лили начался довольно хорошо.

Всё утро она просматривала свои воспоминания в Омуте Памяти, который Северус недавно принёс. Она снова и снова смотрела, как заходит в Арку, до тех пор, пока в подробностях не запомнила тот момент, когда её выкинуло из собственного мира.

Причина её внезапного скачка во времени ещё не была понятна, но у Лили возникло чувство, что она находится на грани прорыва. Словно она уже знала то, что было необходимо, чтобы найти ответ, и теперь оставалось просто сложить вместе кусочки головоломки. Поэтому она всё больше и больше времени уделяла исследованиям и всё меньше и меньше — чему-либо другому.

— Ты сидишь здесь с тех пор, как проснулась? — спросил Северус, сузив глаза. Было за полночь, он только что пришёл и застал её, окружённую грудами книг, фиалов с воспоминаниями и кипами заметок. На ней самой красовались обрывки бумаги и пятна от чернил, а ещё она с утра не меняла одежды и выглядела усталой и оголодавшей.

— О, нет. Я ещё даже не ложилась, — беспечно ответила она, даже не отрывая взгляда от книги.

— Вижу, — произнёс он, закатывая глаза. — И когда же ты в последний раз задумывалась о том, чтобы поесть или поспать?

— Не имеет значения. Я очень близка к тому, чтобы разгадать секрет путешествий во времени. Нельзя ни минуты тратить на что-то столь банальное, как еда. К тому же, я из тех людей, на которых нападает вдохновение, когда они по-настоящему долго не спят. Ещё пара таких ночей — и я грёбаный гений!

— Между тем, чтобы чувствовать себя гением и действительно быть им, есть разница. Кажется, она называется «сумасшествие», — сказал Северус. — Давай. Съешь что-нибудь. Мир не рухнет, пока ты будешь ужинать.

Лили хотела возразить, но она слишком дорожила его заботой о её здоровье, поэтому только слегка улыбнулась.

— Ладно, — ответила она и откинула перо.

Они прошли на кухню, и Северус приготовил для неё томатный суп. Северус был великолепным поваром — как-никак он был Мастером Зелий, — и Лили проглотила свою порцию с жадностью зверя; она действительно очень долго не ела. Она пригласила его присоединиться к трапезе, но Северус настоял, что не голоден, и просто смотрел, как она ужинает.

— Есть что-то очень неправильное в том, что ты читаешь мне нотации о питании, — сказала она. — Позволь напомнить, что ты всем своим видом показываешь, что целенаправленно моришь себя голодом. Хотя вынуждена признать: для того, кто едва употребляет пищу, ты делаешь бесподобный суп.

Северус уставился на неё.

— Конечно, я просто пошутила, — продолжила она. — О том, что ты безумно тощий, не о твоей готовке — это блюдо просто симфония вкуса и текстуры. Ты скорее изящно худ, но совсем не похож на недавно выпущенного узника.

— Ладно, достаточно шуток.

— Ты прекрасный, прекрасный мужчина и отличный повар. Думаю, я хочу выйти за тебя замуж.

Он вздохнул и поднялся.

— Ну всё. Я возвращаюсь в Хогвартс.

Лили рассмеялась и схватила Северуса за руку, опуская его обратно в кресло.

— О, Мерлин. Мне никогда не надоест поддразнивать тебя. Ты слишком забавный, когда злишься.

Он прищурился.

— Тогда ты должна просто умирать со смеху каждый раз, когда я слушаю тебя.

Она положила руку на сердце и притворно ахнула. Северус усмехнулся, и от их подшучивания друг над другом и от улыбки на его лице у Лили стало тепло на душе. Она скучала по их взаимному подкалыванию.

— Туше, — сказала она, улыбаясь. — Но, серьёзно, еда великолепная. Будь я магглой, заподозрила бы волшебство, но, думаю, всё дело в приправах. Ты обязательно научишь меня готовить когда-нибудь, возможно, когда я вернусь в своё время. В двадцать лет ты уже был так же хорош?

Его улыбка исчезла.

— Ты действительно собираешься пойти до конца, да? — тихо спросил он.

— Вот увидишь, — дерзко сказала Лили. — Я найду способ вернуться домой, неважно, сколько времени на это уйдёт. И тогда всё изменится. Ты, я, эта война — всё изменится к лучшему, обещаю.

Он не казался убеждённым. Её это раздражало.

— Если ты вернёшься... — начал он.

— Когда я вернусь.

— …советую немедленно ликвидировать Петтигрю. Он для тебя самая большая угроза. Чем быстрее разберёшься с ним, тем в большей безопасности окажешься.

— Ликвидировать? — повторила она, изогнув бровь. — Звучит так, словно ты советуешь мне убить его.

— Я серьёзно, — без тени улыбки сказал Северус. — Ты знаешь, что он тебе сделал. Избавься от него как можно скорее.

— Собирается сделать, — поправила Лили и почесала голову. — Знаешь что, Сев? Не думаю, что я избавлюсь от него. Это было бы просто неправильно.

— Неправильно защищать себя от предателя, который стал причиной твоей смерти? — произнёс он. Его голос прозвучал резко, и она подозревала, что он специально сказал так, чтобы осадить её. Должно быть, Северус прочёл её мысли, потому что следующие его слова были более мягкими.

— Лили, я не предлагаю отравить ему тыквенный сок. Просто запри его в Азкабане, пока не стало слишком поздно.

— Видишь, в этом и проблема, — ответила она, махнув в его сторону ложкой. — В моём времени он ещё не сделал ничего плохого. Ты сказал, что он поздно присоединился к Пожирателям. Значит, он ещё не стал одним из них, правильно? Он всё ещё невиновен. Не думаю, что это морально или юридически правильно — посылать человека в тюрьму за его потенциальные преступления.

— Не думаю, что правильно предавать и убивать друга, — презрительно сказал Северус. — Ты разве не видишь? Пока он рядом с тобой, тебе постоянно грозит опасность!

— Только если мне не удастся с этим что-нибудь сделать! — настояла она. — Послушай, я знаю Питера. Он всегда следует за кем-то. Думаю, он не доверяет себе достаточно, чтобы принимать собственные решения. Ему всегда нужен пример для подражания. Честно, я верю, что он просто попал в дурную компанию и Сам-Знаешь-Кто извратил ему разум, прежде чем Питер успел заметить. Но я могу всё изменить. Я могу быть рядом, когда ему понадобится кто-то, к кому можно прислушаться. Я могу удостовериться, что он выберет нас. Так я смогу спасти всех — меня, Джеймса и Питера.

До того, как произнести это, Лили даже не задумывалась о судьбе Питера, но от мысли, что может спасти его, она сразу же почувствовала душевный подъём. Внезапно её настигло понимание, как много добра она сможет сделать благодаря всему, что узнала о будущем.

Но Северус лишь скривился, услышав её намерения.

— Не будь такой наивной. Ты правда думаешь, что он лишь несчастная жертва? Никто не присоединяется к Тёмному Лорду от скуки. Питер Петтигрю — это паразит. Пару лет назад он хладнокровно убил семнадцатилетнего мальчика, просто потому что так ему приказал Тёмный Лорд. Может быть, он слаб, но он убийца. Возможно, ты этого не замечаешь, но в нём с самого начала что-то было извращено — что-то, что ты не сможешь исцелить состраданием.

Лили подмывало напомнить Северусу, что он тоже примкнул к Волдеморту, что у него не могло быть лучших оправданий, чем у Питера, но она сумела удержать язык за зубами.

— Полагаю, в этом разница между тобой и мной, — сказала она вместо этого. — Я верю во второй шанс и в прощение, а ты нет. Знаю, ты думаешь, что я должна ненавидеть Питера за то, что он сделал, но я не ненавижу его. Я его жалею. Я не хочу мести и не собираюсь наказывать его, когда он ещё не совершил ничего плохого. Если я могу спасти нас обоих, разве поступить так — не мой моральный долг?

Его взгляд был очень недобрым. Он стиснул зубы и стал похожим на волка, готовящегося к драке.

— Значит, — медленно начал он, — ты охотно простишь Петтигрю за то, что из-за него ты и твой муж были убиты, за то, что твой сын стал сиротой, но упрекаешь меня в том, что я просто говорю, что ему следует ответить за свои преступления. И ещё ты до сих пор не хочешь простить меня за сказанное много лет назад, как бы я ни пресмыкался пред тобой.

— О, только не приплетай сюда это, — прошипела Лили. — Это был совершенно другой…

— Не надо. Всё то же самое, разве что мои преступления были намного менее серьёзны, что делает это ещё более необоснованным. Моей ошибкой было оскорблять тебя, и я сразу же извинился, а ты ответила тем, что оборвала нашу дружбу. Тебе правда настолько сложнее простить один маленький выпад, чем забыть о предательстве, которое привело к твоей собственной смерти?

— Сразу видно, что ты ничего не понимаешь, — прокричала Лили. — Ты искренне считаешь, что я злилась только за тот раз, когда ты назвал меня грязнокровкой перед всей школой? Мы оба прекрасно знаем, что это тут ни при чём! Ты мог называть меня так каждый день, и мне было бы на это плевать, если бы я только знала, что это бессмысленное слово, а не отражение той тёмной, пугающей личности, которой ты стал. Когда ты назвал меня грязнокровкой, это просто стало последним из множества случаев и открыло мне глаза, насколько далеко ты зашёл.

— Не лги мне, — голос Северуса сочился ядом. — Ты всегда знала, к чему дело идёт, но тебе было всё равно. Ты грозила мне пальчиком, закатывала свои милые глаза, ты хмурилась, но тебе было всё равно. Совершенно. Когда я оскорбил твою сестру, ты простила меня. Когда я наблюдал, как мои приятели-слизеринцы нападали на твоих магглорождённых друзей, ты простила меня. Когда меня поймали на применении к моим врагам тёмных проклятий, ты простила меня. Ты прощала меня за каждую ошибку, за все до единого случаи, когда я ранил твоих драгоценных друзей, ты прощала меня всякий раз, когда я делал то, что ты, как утверждала, совершенно не одобряешь, пока я не совершил смертельную ошибку и не задел твою гордость.

— Вот опять! — проорала она, направляя на него палец. — Пытаешься обвинять меня в твоих собственных ошибках! Я уже сказала тебе, что об ошибках, совершённых тобой в твоей жизни, вне зависимости от моих действий, не мне сожалеть. Я ничего не заставляла тебя делать!

— Да, не заставляла. Могу с этим согласиться, — сказал он лукаво. — Но это ты разрушила нашу дружбу. Ты никогда даже не намекала на то, что наши отношения ухудшились, потому что это было не так. Мы были друзьями, а потом в один день ты решила иначе. Мы дружили вопреки нам самим, вопреки обстоятельствам, вопреки всему, что стояло между нами, и, несмотря на это, всё, что понадобилось, чтобы ты бросила меня, не предупредив, — одно направленное лично на тебя оскорбление. Не думаю, что ты хоть когда-то верила, будто я имел в виду то, что сказал тогда, на озере. Ты просто разозлилась, что я сказал это вслух перед Поттером и остальными. Наша дружба закончилась поэтому, а не из-за моего интереса к Тёмным Искусствам.

— Да пошёл ты, Северус! — проревела Лили, вскочила на ноги и ударила кулаком по столу так громко, что тарелки на нём загремели. — Я постоянно говорила тебе, что ненавижу то, чем ты занимаешься! Я очень сильно старалась, чтобы ты избрал правильный путь. Все мои друзья спрашивали, почему я вообще беспокоюсь о тебе, но я была с тобой, потому что я хотела тебя спасти — до того дня, когда ты показал, что даже не хочешь быть спасённым. Поэтому я ушла, и я до сих пор не сожалею, потому что не осталось ничего, что я могла бы сделать! Как ты смеешь говорить, что это всё произошло по моей вине, когда именно ты не оставил мне иного выбора?

Северус покачал головой. На его лице была ужасная гротескная ухмылка, казалось, что он даже не слушает Лили.

— Добрая, благородная Лили Поттер, — сказал он. — Ты топишь мир в своём бесконечном всепрощении. Ты извиняешь собственного убийцу, защищаешь тех, кто причинил боль близким тебе людям, ты настаиваешь на том, что надо видеть добро внутри любого злодея, но — неважно, сколько бы я ни умолял, ни просил, ни извинялся, — ты не в силах простить меня за самый тяжкий из известных тебе грехов: оскорбление твоей гордости!

Лили хотелось дать ему пощёчину. Он воспринимал всё настолько неправильно, что она даже не знала, с чего начать.

— Называй это как хочешь, Северус, — прокричала она. — Может быть, ты прав — может быть, дело в моей гордости! Может быть, во мне говорила моя гордость, когда я не позволила тебе публично унижать меня после всего, что я сделала для тебя. Мне интересно, как, по-твоему, я должна была отреагировать? Тебе было бы лучше, если бы я просто проигнорировала все твои ужасные поступки?

— Я не говорю, что ты должна была проигнорировать то, что я сделал, — возразил Северус. — Я говорю, что ты не должна была игнорировать моё извинение. У тебя не было причины злиться меня до конца жизни.

— Не было причины?.. — повторила она, трясясь от ярости. — Ты должен был поддерживать меня, а ты меня подвёл, идиот! В моей жизни ты был единственным, на кого, как я думала, я могу положиться. Единственной причиной, почему наша дружба не закончилась раньше, было то, что я нуждалась в тебе и хотела, чтобы ты был рядом! Когда моя сестра начала считать меня врагом, ты был со мной. Когда меня задирали твои друзья, я всегда могла успокоить себя мыслью, что по крайней мере один человек никогда, никогда, никогда меня не обидит. Да, я игнорировала твоё увлечение Тёмными Искусствами до того случая, но только потому, что верила, что в глубине души ты не был плохим, — или по крайней мере думала, что верю! Ты считаешь, что с моей стороны было мелочно оскорбляться из-за одного маленького промаха? Может, и так, но именно из-за него я наконец открыла глаза и поняла, кем ты стал. Поэтому я так и не простила тебя. От моего прощения ни для кого из нас ничего не изменилось бы, и это твоя грёбаная ошибка! Не смей обвинять в этом меня.

— Так ты признаёшь это? Всё дело в тебе, не так ли? Тогда прекрати вести себя так, словно у тебя есть моральные идеалы. Прекрати притворяться, что действуешь рассудительно. И прекрати говорить о милосердии и прощении, поскольку ясно, что ты на них не способна, если задеваются твои драгоценные чувства!

— Говорю в последний грёбаный раз: это не имеет никакого отношения ко мне и … — с запалом начала Лили, но не смогла закончить предложение. Она знала, что Северус не поймёт: у него есть собственный искажённый взгляд на то, что случилось, и он от него не отступится. Ей надоело объясняться. Теперь всё, чего ей хотелось, это ударить его побольнее, и она прекрасно знала, на что надавить, чтобы причинить наибольшее страдание.

— Знаешь что? Думаю, я наконец поняла, почему много лет назад ты решил переметнуться, — хладнокровно начала она.

Он вздрогнул.

— Думаю, ты отвернулся от своего любимого Повелителя, потому что струсил. Ты знал, что ему не выиграть в войне, поэтому ты приполз к Дамблдору, словно жалкий червяк, и умолял его спасти твою жизнь, поскольку слишком боялся столкнуться с последствиями твоей собственной тупости. Ты сделал это не потому, что хотел быть героем, — ты сделал это, потому что был трусом! Вот кем ты всегда был, Снейп! Ёбаным трусом!

Лили ожидала, что в ответ Северус взорвётся, но он лишь скривился, будто его ударили под дых. Боли в его глазах было больше, нежели злости.

— Ты ошибаешься! — проскрипел он сквозь зубы, сражённый чем-то более сильным, чем ярость. — Ты не могла бы ошибаться сильнее, чем сейчас!

И, драматически взмахнув мантией, он крутанулся на каблуках и вылетел из комнаты. Лили слышала, как он распахнул и захлопнул входную дверь. Она выглянула в окно и смотрела, как он напряжённо шагает под дождём по улице, пока тьма не поглотила его. Потом она села и в тишине закончила ужинать.

«Хорошо, возможно, это не самое мудрое, что можно было ему сказать, — решила Лили, — и, возможно, это даже не правда. Но, Мерлин, Северус напрашивался на это». Она была по горло сыта тем, что Северус полностью отрицает свою ответственность и выставляет всё так, будто это она подвела его. Неужели он не видел, что она тоже пострадала?

И он сказал, что это она не умеет прощать? Это именно он не хотел отпускать прошлое. Это именно он был слишком горд. Он выставил её виноватой, потому что, очевидно, до сих пор не мог признать своих ужасных ошибок.

«Он был трусом, — сделала она вывод. — Он действительно был трусом».

Остаток ночи она провела без сна, обдумывая красноречивые доводы, которые можно было бы обрушить на него, когда он вернётся. За несколько часов до рассвета она услышала, как что-то шумит в кабинете. Хотя Лили ещё не была готова к новому раунду оскорблений и обвинений — или к примирению, если уж на то пошло, — она встала и прошла в коридор, готовая выслушать всё, что Северус хотел ей сказать.

Она сразу же заметила, что дверь в кабинет открыта, но сама комната пуста. На ковре остались лужицы дождевой воды и грязные отпечатки ботинок, а стол очистили; книги и записи Лили смахнули на пол. Омут Памяти стоял на столе, там, где она бы его обязательно заметила. Сейчас он был полон воспоминаний, и Лили понимала, что они не принадлежат ей. Очевидно, Северус хотел, чтобы она что-то узнала.

— О, какая удача! — прокричала она на случай, если Северус всё ещё скрывался поблизости. — Незащищённый Омут Памяти, полный чьих-то воспоминаний, — как же можно не поддаться такому искушению? Если ты хочешь мне что-то сказать, Снейп, подойди и скажи это прямо в лицо! Ведёшь себя, как ребёнок!

Она стояла в безмолвной темноте, ожидая его ответа. Ответа не последовало. На секунду она задумалась, не уйти ли ей спать. В какую бы игру Северус ни играл, у неё не было никакого желания в ней участвовать. Но в конце концов любопытство одолело.

Она пристально вгляделась в Омут Памяти, уже предчувствуя, что принимает очень плохое решение.

— Хорошо, Сев. Твоя взяла.