Безликие (гет)

Нервно постукивая каблучком по кафельному полу, Лили не могла найти себе места. Ничто не могло утихомирить её внутреннее волнение, и, когда она время от времени смотрела на своё отражение в зеркале в женской комнате, она видела, что смотрит на неё незнакомый, безразличный даже бессмысленный взгляд карих глаз. Нет. Это были глаза, переполненные гаммой чувств.

— Я просто до сих пор не могу отойти от того, что произошло в ту пятницу, — припудривая носик, бормотала Клара, и Лили, прикрыв лишь на секунду глаза, выгнула бровь в полувопросе, боясь отчего-то прямо посмотреть на Вейн на прямую. — Лили… ты знаешь этого человека? — резко крутанувшись, она упрямо поглядела на неё, и Поттер ничего не оставалось сделать, кроме как наконец ответить на её взгляд.

Нервный ком стоял где-то в горле, и Лили, припустив уголки губ, лишь пожала плечами, выражая полную незаинтересованность.

— Конечно, знаю, — откинув волосы за плечо, Поттер выпрямилась. — Разве я могла уйти с незнакомым человеком…

— А куда вы пошли ночью? — скрестив перед собой руки, Клара выжидательно цокнула, и, судя по её интересу, Лили понимала, что о вчерашнем уже не знает только ленивый в их офисе.

Мерлин. Мерлин, Мерлин. Это было очень плохо, потому что неизбежно вызывало вопросы. И что могла сказать Лили? Да, ей плохо, она потеряла жениха, но уже меньше чем через месяц завела себе нового любовника. Прикрыв глаза, Лили тяжело вздохнула. При любом раскладе, ситуация была дерьмовой.

— Мистер Малфой проводил меня домой, — и, дёрнув свою косметичку, оставленную на раковине, Лили слегка склонила голову. — Он увидел, что мне стала плохо и решил меня проводить.

Но Клара не верила. Лили видела, как в её карих глазах проступало сомнение, которое было вполне оправданно — ей хотелось думать, будто Лили, на самом деле, не такая уж несчастная жертва, как она притворялась; ей, как и всем в этих тесных офисах, хотелось найти ещё один повод, чтобы без зазрения совести плюнуть Поттер в спину и сказать «я же говорила, что она не так проста». И это, пожалуй, было печально, учитывая, сколь много выгоды принесла Лили её последняя амплуа.

Впрочем, хотела ли она хоть кого-то в чём-то уверить? Это они сами выдумали себе иллюзию, а потом поверили в неё. Лили улыбнулась, глянув в своё отражение. Бедная, сладкая принцесса. Не её же вина, в конце концов, что её всегда трактовали не так, как было в действительности?

Дёрнувшись, Лили быстро вышла из дамской комнаты, слыша позади себя лишь перезвон каблуков, и, чувствуя, как этот звук синхронизирован с гулким биением её сердца, она резко остановилась.

В голове её была сумятица мыслей: ни одной четкой, ни одной конкретной, лишь образы прошлого мучали её, вырисовывая перед глазами то Балдера, то их квартирку на окраине Лондона, то льдинисто-серые глаза.

«Нет, — поспешно подумала Лили, схватившись пальцами за блузку на своей груди, сминая её аккуратность, образуя чёртовы складки. — Нет, нет, нет, Лили, — шептала она про себя, прикусив губу, — только не здесь, дура!»

Но она знала, что неминуемо проваливается внутрь своей злости, чувствовала, как внутри неё громоздится, зиждется гигантских размеров боль. Эта боль пронзала её на мелкие кусочки, вынуждая сгибаться пополам и почти падать на холодный кафель. Когда-то она прочла, что это называется нервным припадком, и в книге это было обставлено так эстетично красиво, что Лили морщилась, сгибая страницы в пальцах.

Потому что в жизни эти припадки были страшным рёвом в груди, вязью боли, от которой хотелось прямиком повеситься.

Это было страшно. Страшно стоять в середине коридора с подогнутыми коленками и чувствовать, как начинают слезиться глаза и как больно, больно, больно просто дышать. А перед глазами обыденное. Выученное от и до. Белое лицо в шрамах и светло-русые волосы с проседью. Он мучал её даже здесь, впрочем, здесь? Он мучал её везде!

Резко разогнувшись, Лили, взбешенная, схватила стоявшую в нише вазу и с силой ударила ею об пол, с каким-то невиданным удовольствием наблюдая, как разлетаются осколки, как от вазы остаются груды фарфора и белая пыль.

Она такая же, как эта ваза. Просто пока лишь надтреснутая, ещё не сломанная окончательно, но… близко к этому, так?

Улыбка, вымученная, невротическая, неискренняя забегала по губам, и она, выгнув губы в трубочку, со вздохом оглянулась, боясь быть пойманной. Боль в груди стала лишь покалыванием, и, имея волю сделать шаг, Лили со всей силой вытерла потную ладонь об юбку, а потом ещё и ещё, комкая её, слегка загиная. Потому что вокруг неё грязь. И она тоже — грязь.

Не так ли он ей говорил, да?

— О, Мерлин, Лили, ты разбила вазу? — выглянув из дамской комнаты затрещала Клара, выпучив глаза.

Несуразная и глупая. Материал, из которого мог вылепить под себя каждый желающей нечто.

«Пустая», — дернулась мысль.

— Да нет, само как-то получилось, — протянул язык.

Работа. Работа. Работа. Место её личного ада, а между тем неплохой повод избежать реальность. Здесь она была представлена самой себе: покинутая Лили Поттер, так и не ставшая звездочкой ни Хогвартса, ни послевоенного Лондона. Ничтожная. Про таких, как она, любят думать, что они бездумные богатые сучки, сорящие деньгами прославленных родителей, но на деле всё обстоятельно наоборот: она даже не была глупой для того, чтобы хоть как-то сносить свое существование и не жить на деньги отца в двадцать три.

Люди, окружавшие её, были лишь заложниками своих стереотипов, и в какой-то момент ей надоело следовать даже им. Так и получилось, что она пришла в эту неказистую конторку по принятию мигрантов.

Так и получилось, что сейчас она вынуждена была стоять перед Марлен Дитрих и, прикусывай карандаш в своих руках, делать вид, что она что-то слышит.

— Праздник запланирован на двадцать четвертое октября, мисс Поттер, — четко выстукивая немецкие гласные, говорила фройляйн Дитрих. — К этому времени нужно будет подготовить главный зал и вестибюль… да и программа… вы же сможете пригласить своего отца? — бросила она между тем, так, словно к слову пришлось.

«А не потому ли вы меня вообще ввязали в это мероприятие?» — с некоторой злобой подумалось Лили, но, скромно пожав плечами, она напустила на себя глуповатый вид.

Только Дитрих этого не оценила. Скрестив перед собой руки, она выгнула левую бровь, а потом насмешливо оскалилась.

— И все же, что не говори, из всей здешней среды обитания вы мне нравитесь больше всего.

— Потому что я владею немецким? — зеркально выгнув свою бровь, осведомилась Лили, на что Марлен лишь фыркнула.

— За то, что владеете чувством юмора, — а потом оскал её превратился в широкую улыбку; ярко-алые губы были неестественным пятном на этом бледном лице, и Лили почти сморщилась: уж больно они были яркими. — Вы простушка, мисс Поттер, хоть и родились в… такой семье. Это подкупает, — и, намотав на длинный палец, облаченный в белую перчатку, локон, она бросила, не глядя на неё: — Но в конце концов, в тихом омуте черти водятся.

Она развернулась, бросив презрительный взгляд на вездесущего клерка, что увивался за ней и таскал её бумаги. И когда её желтые глаза не глядели на Поттер, она позволила себе перестать улыбаться. Потому что не хотелось: ни этого разговора, ни работать, ни видеть перед собой Марлен Дитрих, что ворвалась в её кабинет, и, поморщив носик, начала нагружать её ненужной информацией.

Но Лили терпела, а потом, бросив усталый взгляд на календарь, увидела обведенное сегодняшнее число, и какая-то мысль щелкнула в её голове, вынуждена не просто слушать Марлен, но и сделать всё, чтобы она осталась здесь.

Это было забавно: то, что она хотела провернуть, а потому даже высокомерное лицо Марлен и её претенциозная любовь ко всему немецкому не могли подорвать её уверенность в том, что Марлен Дитрих стоило оставить здесь.

«Простушка», — с долей омерзения процедила про себя Лили, взглянув косо на Дитрих. Разбиралась ли эта идиотка вообще в людях?

— В конце концов, было бы неплохо, если бы сам мистер Поттер выступил с речью, — рассуждала она, бросая уничижительные взгляды на своего помощника, который от каждого такого взгляда делался словно все меньше и меньше. — Наверное, вы примерная дочь и у вас с ним хорошие отношения, да? — вскользь осведомилась она, бросив на Поттер быстрый, испытывающий взгляд, в котором отчетлива читалась скука.

Чего только стоило Лили не сморщиться и лишь кивнуть головой словно в согласии, а потом, прожигая глазами календарь, чувствовать дрожь.

Ей нужна была Марлен Дитрих, потому что сегодня, вот-вот к ней в кабинет должен был заглянуть Скорпиус. И, вспоминая, как случайно она увидела их вместе, Лили почему-то казалось довольно ироничным и даже смешным столкнуть их здесь — в конце концов, ей хотелось показать ему, что она-то тоже что-то о нём знала.

При мысли о Скорпиусе, Лили почувствовала, как мелко покалывают подушечки пальцев и как какая-то нервозность охватила её душу. Его присутствие в ее жизни было невыносимым, она чувствовала опасность, исходившую от него, и, когда она проснулась в его комнате, первое, что испытала Лили было вселенским ужасом. Воспоминания прошлого вечера были смутными и неточными, поэтому, когда она с облегчением осознала, что между ними ничего не было, Лили почти выдохнула.

А потом его улыбка выбила воздух из её лёгких наотмашь, а одно только упоминание Балдера из его уст стало причиной бессонной ночи.

Но было и еще кое-что. Её отец. То, каким взглядом он посмотрел на Скорпиуса, когда увидел их стоящими на дороге и как потом он глядел на неё. Тем же вечером, постучавшись, Гарри Поттер впервые за несколько лет зашёл в её комнату и чрезмерно серьёзно спросил, щурясь:

— Между вами же ничего нет?

«Конечно, пап, — хотелось ей сказать. — Я же сладкая, розовая принцесса, которую вы взращивали в теплице для неизбежно счастливого будущего. Как бы я могла связаться с ним?».

Но Лили молчала, пытаясь понять, что же именно было такого в Скорпиусе Малфое, что могло вызвать в отце такое смятение. И ещё интереснее было понять, о чём именно они говорили тогда, когда отец завёл их обоих в дом и велел ей подняться в свою комнату. Они говорили не дольше пятнадцати минут, и Лили, нервно подёргивающая подол платья, силилась хоть что-то услышать, но антипрослушивающие чары лишили её даже этого.

Скорпиус Малфой был странным. Он был опасным, явно непростым человеком, которого нечто связывало с Мадлен, который каким-то боком был знаком с Балдером, и что не менее важное, он был одним из немногих людей на её памяти, кому удалось ни на шутку встряхнуть её отца.

И когда она провожала его, закрывая за ним дверь, Лили видела его взгляд и осознавала, что он был далеко не второго десятка, потому что такой взгляд был либо у мертвеца, оставившего все жизненные перипетии, либо у убийцы, которому ничто не стоило отнять чужую жизнь.

— Я приду к вам на работу в среду, после двух, — спокойно отозвался он, обернувшись на последней ступеньке. Его чёрное пальто разлеталось от порывов ветра, а в несколько осунувшемся лице не было ни эмоции. — Если вам, конечно, интересно узнать что-нибудь про своего жениха.

И когда он улыбнулся ей напоследок такой холодной, скалистой улыбкой, Лили почувствовала дрожь.

А теперь, когда наступила наконец среда, она ждала его, словно обезумевшая. Ну не дура ли, а?

— О чём вы всё мечтаете, мисс Поттер? — холодный голос ворвался в её воспоминания и раскрошил их на куски. Взгляд жёлтых глаз равнодушно смотрел ей в лицо, и Лили чувствовала некоторое раздражение, потому что реальность по сравнению с её мыслями и внутренними переживаниями была ничем. — Вы на рабочем месте, — презрительно добавила она, вздернув бровь.

Но Лили было плевать. Она беспристрастно смотрела ей в лицо, думая, стоило ли ненароком бросить «Скорпиус Малфой» и понаблюдать за её реакцией. И чем дольше она глядела на высокомерное, полное собственного обожания бледное лицо, тем отчетливей испытывала какое-то дикое чувство: было до ужаса любопытно, что же именно могло их связывать. Где они могли познакомиться?

«Германия», — резко стрельнуло в голове, и Лили явственно вздрогнула. Это было настолько очевидно, что даже не верилось.

— Фройляйн Дитрих, молодой господин ожидает вас на первом этаже, — тянуче и заискивающе протянул клерк Марлен, который, боясь отойти от дверного проёма, с полуобажанием смотрел на свою хозяйку.

Богатая, высокомерна стерва. Все считали таковой Марлен Дитрих, и глядя на её прислугу, что тенью следовало за ней, Лили всегда было интересно: насколько дорого стоит человеческое достоинство? И за какие суммы можно было с такой робостью прислуживать ей?

Жёлтые глаза сверкнули на секунду, а потом презрительная леность разлилась на молодом лице, выражая высшую степень то ли неудовлетворения, то ли отборного презрения.

— Позови его сюда, — качнув рукой, бросила она, сразу же отвернувшись от него. — Негоже ему ходить среди… этих людей.

Улыбка на тонких губах заставила Лили немного поморщиться и прикрыть глаза. Марлен Дитрих была словно энергетическим вампиром, поэтому никто и никогда не хотел с ней работать. Так что же, что могло связывать её … и его?

Нервно постукивая каблуком по полу, Лили прохладно улыбнулась, когда Марлен посмотрел на неё, а потом, вздохнув отвернулась. И было, право, так противно, что ей даже невольно захотелось вернуться обратно в дамскую комнату и, пустив воду, с силой намыливать руки, стирая всю эту грязь, грязь, грязь!

А потом перед глазами её вновь и вновь всплыл Скорпиус с его иронично поджатыми бледными губами и таким взглядом… этот взгляд не на шутку трогал её, заставляя скукожиться и словно спрятаться. Потому что взгляд Скорпиуса Малфоя до ужаса напоминал ей её отца: у них у обоих глаза были такие, словно они давным давно пережили своё, а теперь просто бессильно тащут свою груду с костями по этой земле, делая вид, словно не умерли когда-то, ещё тогда.

Руки зачесались. И, схватившись левой ладонью за плечо, Лили сморщилась, испытывая по-настоящему болевые ощущение. Она чувствовала себя так, слово вся чем-то перепачкана и хотелось скорее стряхнуть с себя всю пыль и всю мерзость… только где она была? Разве её блузка не была начисто выглаженной, новой, свежей?

Улыбнувшись вскользь, Лили резко смахнула с плеча невидимые пылинки, а потом, подняв глаза, боясь, что Марлен всё заметила, Поттер почувствовала, как участилось у неё биение сердца, и как на секунду расширились её глаза то ли от ужаса, то ли от беспощадной иронии, разъедавшей её внутренности.

— Карл, чёрт побери, где ты успел весь перепачкаться? — громким голосом возмутилась Дитрих, подойдя к только что вошедшему клерку, который вёл за собой совсем маленького мальчика, которому было не больше семи лет. — Я спрашиваю, Карл, — холодно повторила она, когда мальчишка, нагло ей ухмыльнувшись, спрятался за спину своей слуги.

А потом, рассмеявшись, он вышел вперёд, словно играя в какую-то свою игру, и, улыбнувшись ещё сильнее, обнажая пухленькие щечки, невинно поглядел на Марлен, редко заморгав.

И удивительно дело, мальчик этот был до того похож на Скорпиуса Малфоя внешне, что Лили почувствовала, словно ей стало… плохо. Белесые волосы, серые глаза, бледная кожа — он был его копией. И смотрел так прямо и уверенно, что не оставалось никаких сомнений — это был его сын, разве что более веселый и беззаботный, чем сам Малфой.

— Это ваш сын, фройляйн Дитрих? — онемелыми губами вымолвила наконец Лили, выпав на минуту из реальности. Взгляд желтых глаз прошелся по ней оценивающим взглядом, а потом, фыркнув, она схватила мальчишку за плечи и развернула его лицом к Лили, чтобы бросить в ту же секунду пафосно:

— Да. Карл Дитрих, — от гордости губы её впервые растянулись не в презрительный оскал, а в самую настоящую радушную улыбку. — Наследник семьи Дитрих, полноценный владелец всех её угодий… и такой красивый, не правда ли?

Глаза у Марлен искрились неподдельным обожанием и гордостью, и, когда она склонилась к мальчишке и чмокнула его в щеку, Лили почувствовала, что её точно стошнит прямо сейчас и на месте. Странное это было ощущение: словно разочарование и какое-то странное онемение напало на неё, ведь… это точно был ребенок Скорпиуса. Либо кого-то из его родственников. Потому что то, что он Малфой, кричало в его лице просто все.

Отвернувшись резко, Лили безразлично взглянула в окно, поглаживая руки. Она не видела, как Марлен и её сын покинули ее кабинет, не слышала, как прозвенел звонок на обеденный перерыв. Всё разом перестало существовать для неё, и когда в какой-то момент Поттер осознала, что Скорпиус Малфой просто не придёт, она почти иронично усмехнулась.

«К чёрту «, — подумалось ей, и, резко встав с места, она уверенно оправила подол юбки и вышла в коридор.

Люди, шедшие ей навстречу, старательно отводили взгляд либо насмешливо кидали ей головой в приветствие. Но даже не оборачиваясь в их сторону, она лишь увереннее направляла свой шаг к выходу, игнорируя каждого. Наверное, в их глазах она была такой же, как Марлен Дитрих — дочкой знаменитого папы, бездарная и стервозная, смотрящая на всех с высока. Правда была лишь в том, что Лили по-настоящему было наплевать на людей вокруг, для неё они действительно не существовали. Но не потому, что она была Поттер, а они непонятно кем, а лишь из-за того, что она не видела никакого смысла в том, что даже пытаться хоть с кем-то начать взаимодействовать.

Это было действительно глупо — оправдывать чужие ожидание. Но еще более глупым, ей казалось, после череды неудач всё ещё надеяться на счастливое, сахарное будущее. Принцесса сломалась, дамы и господа. Можно ли было вывести на сцену замену?

Лили криво усмехнулась, остановившись прямо перед самым выходом в главный вестибюль, и, схватившись рукой за стену, прикрыла на секунду глаза. Это уже даже мало походило на существование. Пора было признаться, что она на пороге собственного уничтожения, в котором, какая ирония, она была виновата сама.

Распахнув резко глаза, Лили вздрогнула. Потому что в этот момент во всём здании раздался такой оглушительной грохот, что часть волшебников, находящихся в вестибюле, упали на пол, спрятав голову руками. Свет в здании начал отчаянно моргать, и само оно, казалось, словно пошатнулось, вековые каменные стены накренились, издавая страшный треск.

Грохот раздался ещё раз, и через секунду по всему вестибюлю раздался крик ужаса, а потом толпа людей, дотоле удивленно озиравшаяся, хлынула волной к выходу, забыв о палочках, о магии, о своих вещах. Лили видела, как распахнулись двери кабинетов в коридоре, как стеклянные комнатки приёмки в одночасье разбились и отовсюду в страхе, в ужасе поползли люди, сметая все на своем пути.

Они бежали мимо неё, толкая локтями, и в какой-то момент всё ещё ошалевшая Лили почувствовала сильный удрав в бок, и почти упала, но вспомнив о палочке в кармане, резко зажмурила глаза и попыталась трансгрессировать на улицу.

Но на улице лучше не было. Толпы людей стояли, спрятавшись за зданиями, тревожно озираясь по сторонам, и Лили казалось, что она словно попала в сумасшедший дом — кто-то кричал, кто-то бежал суетливо, и лишь немногие смельчаки, просочившись через толпу подбирались к мосту, который уже оцепила цепочка авроров.

Что это было, Поттер не понимала. И, когда она резко вскинула голову, то почувствовала, как на секунду застыла кровь в её жилах и как отяжелело дыхание, потому что там, в серо-белых облаках отчетливо просачивалась метка. Метка Волан-де-Морта, та самая, которую им показывали на уроках Истории Магии. Чёрная змея, извиваясь, превращаясь в череп, который открывал свои огромные пасти и, смеясь, растворялся в тёмном дыме, чтобы потом опять восстать из него.

— Они вернулись, — услышала она позади себя, и, обернувшись, Лили напряженно впилась глазами в человека, что стоял совсем рядом и, придерживая женщину в малиновой мантии, с ужасом глядел в небо. — Это точно теракт! Не долго же мы пожили спокойно.

— Они? — переспросила Лили, упрямым взглядом смотря на мужчину, который, вздрогнув резко, посмотрел рассеянно на нее.

Мужчина кивнул головой, и на лице его не было ни тени улыбки.

— Приспешники Темного Лорда, — кивнув головой, уверенно сказал он. — Тех, кого так до конца и уничтожили после войны.

Сердце отчего-то пропустило удар. И, когда Лили наконец отвернулась, напряжённым взглядом поглядев на метку, то поняла, что больше не может здесь стоять, не может смотреть на эту метку, чувствовать, как вокруг неё всё плотнее становится толпа.

Дышать становились все труднее, поэтому, трансгрессировала к дому, Лили зашла во внутренний двор, прислонилась к стене, всматриваясь в серое-серое небо. Она ловила себя на мысли, что ей было даже плевать на это событие, что ничто уже не могло заставить её испытывать хоть что-то. И, вглядываясь в небо, она вспомнила череп, весело раскрывавший челюсти, внушавший такой ужас окружающим и такое безразличие ей.

* * *

Это был теракт. Довольно громкое событие для послевоенной Англии, и когда её отец не появился в доме третий день подряд, Лили осознала это отчётливо. Газеты пестрели громкими заголовками, и постепенно можно было наконец понять, что же именно произошло в тот день.

В среду около двух произошла два взрыва в центре города. Один — возле моста, который был проводником в мир магглов; другой же произошел на центральной улице, ведущей к банку Гринготтсу. В обоих местах в небо была запущена метка Волан-де-Морта, и Лили, всё ещё помнившая этот череп, лишь поморщилась, отложив газетный лист. Чтобы потом схватить уже другую, ту, которая интересовала её больше всех. На главной полосе «Маджекол Сити» красовалась фотография Скорпиуса Малфоя, а внизу крупными буквами сообщалось о нападении на него и подкинутой записке — тот, кто устроит теракт, выбрал локации неслучайно. Это была охота. Охота на Скорпиуса Малфоя.

— Опять он! — услышала Лили окрик позади себя и, когда подняв безразлично голову увидела свою мать, она даже не удивилась. — Я сразу сказала, что его возвращение неспроста.

— Но он сам пострадал от теракта, — прохладно заметила она.

— Да. Только он пострадал, а пятнадцать волшебников умерло, — кивнув головой, яростным шёпотом ответила Джиневра, заправив за ухо падающую прядь. — Да и что это за чушь, мстить Малфою за его возвращение?

Да. Такова была официальная версия. Люди, устроившие взрывы, пытались выловить мистера Малфоя за то… за то, что он вернулся? Лили и сама не особо верила в это, и чем дольше думала она обо всём, тем явственнее проступал в голове её вопрос: а почему он вообще уехал из страны? И кто такие эти остатки Пожирателей, которых не добили? Кто были эти люди?

— Папа должен сегодня прийти на обед, — попытавшись улыбнуться, пробормотала Джинни, присев наконец за стол. По её бледному лицу отчётливо было видно, что она переживает и что с каждым часом становится всё нервознее и раздражительней. — Наконец-то хоть все вместе пообедаем…

— Это будет последний совместный наш обед, — резко вставила Лили и почувствовала, как замерло у неё дыхание и как похолодели пальцы рук.

Джинни вздрогнула. Выгнула в полувопросе бровь и с нарастающим раздражением в глазах внимательно поглядела на свою дочь. Тирада была неминуема, и Лили бы точно выслушала целую часовую лекцию о собственной неблагодарности, если бы в ту же минуту не распахнулась дверь и в проёме не показалась растрёпанная голова Гарри Поттера. Такого осунувшегося и такого уставшего.

— Гарри! — воскликнула мама и в секунду подбежала к нему, крепко обняв.

— Ну и погодка, — лишь вставил он, аккуратно отстранив жену, чтобы снять свой мокрый плащ и потрясти волосами, с которых стекали дождевые капли.

Когда он поднял голов и увидел Лили, то кивнул головой в знак приветствия и, разобравшись наконец со своей мокрой верхней одеждой, подошел к столу, уже накрытому к обеду. Взгляд его, уставший и немного загруженный, зацепился за газетный лист в её руках, на котором, Лили знала, на главной странице было помещено лицо Скорпиуса Малфоя.

— Ты знаешь, что сказала Лили? — резко встряв, бросила Джинни. Она подошла к Гарри, сцепила руки и обеспокоенно поглядела то на Лили, то на листок в её руке. — Она хочет вернуться… вернуться на ту квартиру.

— Не самое удачное время, — бесцветно вставил он, поморщившись.

— И я о том же, может, поговоришь с ней?

Она всегда делала так — заставляла отца говорить со своими детьми в те моменты, когда чувствовала своё бессилие. Потому что знала, что они неумолимо бояться либо уважают его, да так, что вряд ли ослушаются. Только вот сейчас, сидя напротив них, ощущая скользкие взгляды сверху-вниз, Лили чувствовала, как вместо привычного страха у неё просыпалось скрытое раздражение.

Они её задолбали. И единственное желание, жившее в ней, — это было послать всех к чёртовой матери.

— Дорогая, оставишь нас? — наконец пробормотал Гарри, схватившись за спинку стула. Взгляд его, тяжёлый, вперся в Лили и выжигал в ней дыры.

— Конечно, — вполне довольно незамедлительно ответила Джинни, посмотрев на свою дочь взглядом, внушающего ей всю правильность родительской демагогии и автократии.

Дверь хлопнула слишком громко, слишком явственно, чтобы Лили резко не выпрямилась, словно струна, и не вперла в отца горящий взгляд. Почему-то сейчас она была готова биться до последнего, и плевать, что лишь из-за желания просто попасть обратно в свою квартиру. Квартиру, где всё буквально напоминало о нём.

— Лили, я спрошу ещё раз, последний, надеюсь.

Ей надоело. Надоело жить здесь, в отчем доме, где нельзя было просто бессмысленно сидеть на своей кровати и смотреть в потолок; куда нельзя было являться в полупьяном состояние, чтобы, склонившись над туалетным столик, не разрыдаться, стирая с лица остатки макияжа.

Где каждый раз в её дверь отчаянно стучалась мать, боясь, что она просто наложит на себя руки.

Какая глупость. Разве бы ей помешала убить себя открытая дверь?

— Что было между тобой и Скорпиусом Малфоем?

Одурманенное мыслями сознание не сразу осознало вопрос. Ей почему-то казалось, что отец должен ревностно начать её отговорить от возвращения в свою квартиру, поэтому, когда она услышала «Скорпиус Малфой» и «что было», Лили даже немного опешила. Это было не то, что она ожидала услышать.

— То есть, тебя волнует то, что было между мной и каким-то левым парнем, а не то, что я ухожу? — обескураженно протянула Лили, пробуя свои слова на вкус. Право, отдавали они горечью и какой-то потайнной яростью.

— Лили, — уставшим, чертовски уставшим голосом протянул он, сильнее сжав спинку стула своей рукой. — Это не шутки. Просто ответить на мой вопрос.

Её жизнь тоже не было шуткой. Во всяком случае, так ей казалось исходя из поведения матери. Но вот отец… было ли ему хоть какое-то дело до своей дочери? Бывали моменты, когда она боялась его до ужаса — вздрагивала, когда он приходил поздно ночью после работы; прятала глаза, когда он иногда обращался к ней с каким-то вопросом или просьбой. В её жизни, отца-то много и никогда и не было — может, ему было интересно с братьями больше, может, потому что она сама никогда не искала намеренно с ним встреч, а может, потому что его никогда не было дома.

Трудно было ответить точно.

И иногда вместо страха внутри неё вдруг резко просыпалась сладкая злоба. Она коптила ей лёгкие, обугливала их края, оставляя такую чернь… Мерлин, иногда Лили казалось, что она готова была даже связаться с какой-нибудь преступной организацией, лишь бы заставить его страдать.

— А что он тебе сказал тогда? — тихо, маскируя ярость, спросила Лили, невинно хлопнув глазами. Сладкая, сладкая принцесса. Хоть Гарри Поттер и был единственным, кто не покупался на её сахарный образ, но отчего-то думала, что он ему тоже нравится.

— Мы не говорили о тебе.

Резко скрежетнув ножкой стула об пол, Лили подскочила со своего места, вперив в него немигающий взгляд.

«Ему было настолько плевать, что он даже не поинтересовался, — смакуя каждую капельку ярости, думала Лили. — Он нашёл с ним более интересные темы для разговора».

Хотелось хохотать. Рассмеяться ему в лицо от осознания собственной ненужности, но Лили молчала, чувствуя, как подрагивают пальцы рук, которые так и норовили опять стряхнуть с плеч несуществующие пылинки, либо потереть свои запястья, которые были… такими грязными, такими некрасивыми, у-б-о-г-и-м-и.

— А тебя бы взбесило, если бы что-то было, да? — мило поинтересовалась наконец Лили, когда внешнюю ярость получилось припудрить сладкой улыбкой и невинным взглядом.

Гарри нахмурился ещё больше, а потом, выпрямившись, перестав облокачиваться о стул, прямо спросил:

— Да что с тобой, Лили?

Она посмотрела на него с минуту, чтобы потом просто хмыкнуть и быстро развернуться. Возле двери, которая была плотно прикрыта, как и ожидала Лили, стояла её мать, желавшая узнать итог разговора. Но, когда Поттер резко распахнула дверь и застала её в явном расплохе, Джинни лишь взволнованно сделала шаг назад, явно о чем-то задумавшись.

Этот дом душил её. Не больше, конечно, чем та квартира, куда она теперь направлялась, везя заранее упакованный чемодан. Но Лили… так мечтала об одиночестве, о тишине, о покое, что чувствовала, наконец, волю к сопротивлению.

Эта воля несла её в опечатанную квартиру, которую, конечно же, перевернули с ног до головы после самоубийства Балдера и которая теперь наверняка покрылась налетом сплетен и чужого настораживающего шёпота.

В этой квартире, двухкомнатной, с большими окнами и высокими потолками было очень темно, и когда она включила выключатель, то даже зажмурила глаза.

Всё было на своих местах. Ничто, совершенно ничто не выдавало того факта, что её здесь не было уже больше месяца. Кругом тишина и тонкий слой пыли — она провела пальцем по комоду и сморщилась, растирая приятную мякоть меж пальцев.

А потом, опустив руку и оглянувшись наконец по сторонам, она почти рассмеялась. Тихо, едва слышно, так, что согнулись в момент коленки и пришлось упереться онемевшей рукой о выпирающий край комода и, смотря на паркетную доску, тихо смеяться.

Маленькая, сахарная принцесса. Она любила внимание, любила свою семью и желала только лишь того, чтобы они тоже любили её в ответ. Лили клала на алтарь семейный ожиданий слишком много личного, своего, не позволяя себе ни влюбиться, ни очертить самостоятельно свой путь. Быть под вечной родительской опекой, в центре их внимания… это то, чем она жила долгие годы. А сейчас оказалось, что она как и была ненужной, так и осталась.

Ничего не изменилось. Изуродовав, искалечив себя, она не стала лучше. Она не привлекла внимание отца, не заполучила похвалу матери. Лили Поттер просто уничтожила себя.

Смех становился всё сильнее, яростный, он иногда слетал в полувскрик, и в какой-то момент Лили почувствовала такую злобу на весь мир, что ей, право, захотелось закричать во все горло, надрывая связки, чтобы вместе со злобой ушла вся эта боль, боль, боль. Потому что вся эта квартира была отправлена им, она вся — большое напоминание о её унижении, уничижении, о её бесконечных попытках вывести из себя Балдера и о её неминуемой расплате.

Выпрямившись резко, Лили опять посмотрела на комод, ловя свой сумасшедший взгляд в зеркале, и, скинув резко с полки все возможные флаконы с духами, баночки с кремами и прочими ненужными, такими бессмысленными вещами, она с удовольствием наблюдала, как летят они по полу, отстукивая дикий ритм, звеня от удара. Тарелочка с украшениями разбилась на десятки осколков, и её серьги, посверкивая от света, падали как-то по-особенному красиво, так, что Лили просто не могла оторвать свой взгляд.

Она себя уничтожила. От и до. И в зеркале на неё сейчас смотрели два совершенно безумных карих глаза, от высокомерия на её лице остались жалкие остатки попытки улыбнуться, и, ухмыльнувшись как-то уж совсем криво, натужно, Лили не выдержала. Схватила уцелевшую на комоде шкатулку и со всей дурью ударила ею о зеркало. Стекло надтреснулось, вмятина была небольшого размера, и это явно было не то, что ей нужно.

Лили ударила ещё раз. А потом ещё и ещё, до того момента, пока от зеркала не повалились прямо на комод стеклянные осколки, посверкивая, они завораживали её взгляд. Слишком красиво, слишком ослепительно. Рука её сама потянулась к самому большому, самому изогнутому осколку, и, схватив его, Лили медленно стала отходить от комода, плетясь словно по наитию, не ощущая пол под своими ногами.

Она знала, что за внимание приходится платить. Но почему её никто не предупредил, что за его отсутствие — тоже? Почему никто не растил её с мыслью о том, что всю свою оставшуюся жизнь она будет одна, никому ненужная и никем не понятая правильно?

П о ч е м у?

Споткнувшись о порог, она упала прямо на паркет, сжав со всей силой осколок, чувствуя резкую боль. Но она держала его упорно, а потом, разогнув пальцы, смотрела, как кровь, стекая, падала на паркет, пачкая его, искажая.

Лили взяла осколок крепче и, поднеся к запястью руки, смотрела. Долго, внимательно, думая о том, как она вонзит его в вены и перережет их к черту, как весь этот пол зальётся её алой кровью и как последнее, что она увидит, будет белый, уродливый потолок.

Лили не хотела умирать. Лили боялась смерти. Потому так и не убила себя за эти долбаные четыре года. Потому и не могла убить себя сейчас.

Всхлипнув, она выронила осколок на пол, а потом, схватила ладонями, от которых явственно пахло кровью, свое лицо и тихо плакала, глотая слёзы и воздух, стараясь выравнять свой пульс и заставить себя хотя бы встать.

И когда на неё напало бессилие, Лили лишь устало зажмурилась, откинув голову к стене, прислоняясь к ней. Осколки, разбросанные на полу, завораживали её взгляд, и чем дольше она всматривалась, тем сильнее ей хотелось понять, зачем же ей было сейчас жить. Что именно могла сделать Лили Поттер в момент, когда вся её жизнь разрушена и когда ничего уже не могло заставить хотя бы встать с пола?

Она смотрела на светло-серые стены бессмысленным взором, и, прокручивая все дни с того самого момента, когда она стала свободной, думала лишь о том, что они были совершенно бессмысленными. И совсем немного… волнующими. Лили соврала тогда Скорпиусу Малфою. Она помнила, что было в тот день в баре, помнила его тёплые губы и помнила, как всё её тело словно замерло в ожидании чего-то большего. Желание, которого у неё никогда не было по отношению к Балдеру, вспыхнуло в ней тогда безудержной силой, и она помнила, как убийственно быстро билось её сердце, как оно томилось в предвкушении.

А потом она словно отключилась. И хоть это было странно, Лили казалось, что именно так и должно было быть. Именно так она смогла попасть в его дом, в это красивое, вычурное здание, которое словно было таким же мёртвым, как и она сама.

Можно ли было сказать, что Скорпиус Малфой был чем-то на неё похож?

Ответ был бы самым нерешительным. Лили не знала. Она знала лишь одно — он, отчего-то, очень волновал её отца. И только когда в её жизни появился Скорпиус Малфой, отец наконец-таки начал хоть о чем-то её расспрашивать.

Лили медленно поднялась на ноги. Посмотрела бессмысленно на беспорядок, который сама же устроила, и, криво улыбнувшись, взмахнула резко палочкой. Склянки поднялись с пола, зеркало вернуло свой первозданной вид, и десятки осколков, соединяясь вместе, вновь выглядели единым целым.

Она не собиралась повторять свою ошибку вновь. Не собиралась с помощью мужчины заставить кого-то завидовать себе или обратить внимание семьи на себя. Хотя… кому она врала? Стоило признать факт — она просто симпатизировала ему. И Лили хотелось хотя бы раз попробовать воплотить своё внутреннее желание в жизнь.

Взмах палочки привел её лицо в порядок, убрал остатки крови с ладоней, и, гордо вскинув голову, она уже пробиралась вдоль неприглядных тропинок, не смотря по сторонам, просто идя по направлению к тому самому старому дому, что стоял почти на самой отшибе Лондона, скрываемый длинными, безлюдными полями, которые осенью постепенно умирали.

Его дом стоял на возвышенности, и когда она смотрела на него сквозь прутья железных решеток, то не могла описать того восторга, который испытывала. Дом был красивым, разрушенным и неживым. Таким же, как она.

— Какая встреча, вы пришли меня навестить, мисс Поттер?

Она даже не удивилась. Не вздрогнула и не попыталась сделать вид, словно не дочка самого Гарри Поттера буквально пару секунд завороженно разглядывала руины старинного поместья.

И только лишь потом, сместив свой взгляд чуть левее, она увидела наконец его. Скорпиус Малфой стоял, облокотившись о колонну беседки, явно некогда мраморно белой, а сейчас посеревшей и утратившей вид. Его лицо было расслабленным, а сам вид почти безразличным. Серые глаза опять смотрели словно вскользь, а губы были сложены в тонкую полоску.

— В общем-то, я знал, что вы придёте, — сказал он, лёгким взмахом палочки распахнув ворота перед ней.

Лили медлила. Это было так интересно, что становилось даже опасным.

— Потому что тактично намекнули, что обладаете информацией, которая меня интересует? — сухо поинтересовалась Лили, вздернув бровь.

— Потому что назначал встречу и не явился к вам, — буднично парировал он. — Всех женщин это обижает, — добавил спустя секунду, и, присев на ступеньки беседки, Скорпиус достал из кармана кожаной куртки зажигалку. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Он то открывал её, то закрывал, и, Лили подошла к нему ещё ближе, всё ещё не решаясь зайти на ступеньки и сесть рядом с ним.

Его вид не был нездоровым. По нему едва ли можно было сказать, что совсем недавно он попал в эпицентр теракта, устроенного ради его же поимки. Скорпиус Малфой выглядел так, словно всё было под его полным контролем, и он едва ли был хоть чем-то удивлен.

— Зачем вы пришли? — наконец спросил Скорпиус, резко закрыв крышку зажигалки и внимательно поглядев на неё. Какой же у него был взгляд. Лили не могла оторвать от него своих глаз, чувствуя ту силу и ту волю, какими обладал волшебник, сидящий напротив.

Он был воплощением той мощи, которую она бы хотела иметь. Но Лили Поттер была слабой. Слабой до изнеможения.

— Хотите позлить своего папочку? — снисходительно усмехнулся он, откинув голову в сторону.

— Может, вы мне интересны сами по себе, — холодно ответила Лили, резко поддавшись вперед, и, зайдя на первую ступеньку, поглядела на него сверху-вниз. — Вы удивительный человек.

Скорпиус хмыкнул, и, оперевшись о ступеньку, поднялся с места, внимательным взглядом пронзая её. Он словно что-то просчитывал, изучал и думал, нужна ли ему Лили Поттер. История повторялась. Только теперь Лили не была девятнадцатилетней девочкой, мечтавшей отомстить своей кузины. Теперь ей уже было двадцать три, и она уже не мечтала ни о чём.

— Тебе нравится хаос? — спросил он, задумчиво проведя рукой по волосам. Скорпиус был слишком переполнен мыслями.

На что Лили лишь пожала плечами, усмехнувшись куда-то в пустоту.

— Мне нравишься ты, — холодно ответила она, скрестив перед собой руки, наблюдая, как лишь на секунду потемнели его серые глаза, став похожими на октябрьское небо, заволоченное дымкой.

И, когда сделала шаг вперёд, Лили уверенно посмотрела на него, не пряча взгляда, она и думать забыла, что ещё неделю назад давала себе слово больше никогда с ним не видеться. Разрушенная до основания, она больше не боялась той опасности, которую нутром чувствовала, находясь рядом с ним. Возможно, ей просто опять хотелось почувствовать тепло его губ, а может, ей просто хотелось бросить вызов всему обществу.

Лили не знала.

И когда вечером она шла в картотеку, то была лишь решительно уверенна в одном — пока ей хотя бы на йоту будет интересен Скорпиус Малфой, она будет держать его при себе.

Пока она не поймет его историю, он будет с ней.

Прося ключ к архиву, Лили лишь уверенно сжимала руку в кулак. В конце концов, так жить было явно забавнее — забавно было стоять на краю обрыва и просчитывать где-то внутри себя, с какой скоростью она сорвется в этот раз.

Папка возле карточки с «М» была толстой, и, когда она распахнула папку, лежащую в ней, то даже не удивилась написанному.

Имя: Скорпиус Гиперион Малфой.

Депортирован в 2013 году в возрасте 7 лет.

Официальный опекун: Астория Малфой.

Наличие родственников: отсутствуют.

Причина депортации: зачистка священных фамилий.

Явка в Англию: нежелательна.