Семья для трудного подростка (джен)

Когда он просыпается, он укрыт чьей-то курткой, хотя по запаху сигарет понятно, чьей. Джесси садится, подтягивает ноги к груди, набрасывает эту куртку сверху. Спина мерзнет, но если не шевелиться, то можно терпеть. Руки сами по себе обыскивают карманы. Пусто. Запах сигарет дразнит ноздри, но покурить нечего. Джесси вздыхает, потом опять кашляет, долго и мучительно.

— Джесси, — голос от маленькой дверцы.

Джесси снова кашляет, но ничего не говорит вслух.

— Джесси, возьми еду.

«Пять минут», — вспоминает Джесси, подползает к подносу, жадно пьет воду, чуть не захлебываясь, ставит стакан обратно.

— Не подавись, — голос кажется знакомым. — Поешь спокойно.

— Я не хочу есть, — вяло говорит Джесси. — Я могу оставить себе хлеб. Пожалуйста? Вы можете мне его оставить?

— Джесси, дружище, ты чего? Эй, это я, Жерар, помнишь, мы познакомились в душе?

— Помню.

— Коммандер сказал, что ты здесь, отправил принести тебе ужин. Что ты натворил?

— Взял сигарету.

— Зачем?

— Я хотел курить. Я могу оставить хлеб?

— Конечно. Ты можешь оставить себе весь ужин. Там есть стейк. И попробуй поесть. То есть, ты просто взял сигарету? Ни у кого не спрашивая?

— Я не понимаю, что такого, — с отчаянием признается Джесси. — Я ничего не тронул из вещей, ничего не сломал, ничего не испортил, я всего-то взял сигарету. Три сигареты и зажигалку.

— Масштаб преступления растет, — смеется Жерар.

— Я никого не убил, не ограбил комнату, — Джесси опускает голову. — Я очень хотел курить.

Через дверцу просовывается какой-то сверток. Джесси без интереса смотрит на него, потом берет.

— У тебя совсем заледенели руки. Подожди. Я сейчас.

Жерар уходит, Джесси потрошит сверток, которым оказывается еще одна рубашка, мягкая и теплая, немного пахнущая потом и оружейной смазкой, наверное, Жерар ее с себя снял. Джесси надевает ее, немного путаясь в рукавах, теперь спине тепло.

— Джесси, — зовет его Жерар. — Возьми.

— Что это?

— Таблетки. Ты простудился. Выпей обе сразу, вот, запей водой.

— Лакруа, что у вас тут за пляски вокруг наказанного? — громыхает голос Рейеса.

— Он болен, сэр, я принес ему лекарство.

— Он пожрал?

— Говорит, что не хочет, сэр, — дальше следует еще несколько слов, которые Джесси уже не может разобрать.

— Понятно. Свободен, Лакруа. Блядь! — грохот кулака по стене. — Да что мне с тобой делать, Маккри! Вот что с тобой делать? — это звучит уже более мягко. — Тебя наказывать все равно что пинать щенка, который не понимает, за что ему влетело. Ну вот какого хера, а?

— Я преступник, — говорит Джесси, сперва тихо, а потом срывается на крик. — Я, блядь, долбаный преступник, и ты об этом знал, мудак. Ты и правда думал, что я буду бегать тут за подачку в виде куска мяса, вертеть хвостом и сосать тебе с проглотом, а? Если тебе нужен был мальчик из хора, пиздовал бы в церковь! А я граблю, убиваю, ворую, подставляю и все остальное!

— Маккри…

— Если мне что-то надо, я просто иду и беру это. Ты же за это вроде меня и вербовал, что у меня нет совести и морали? Знаешь, что, сукин ты сын. Верни меня в тюрьму! Я выхожу из вашей сраной организации, где меня так и норовит отпиздить какой-то мудак в погонах! — он срывается на кашель, захлебывается им.

Поднос с едой исчезает, потом открывается полностью вся дверь, Рейес заходит внутрь. Джесси скидывает с себя его куртку и отворачивается.

— Начнем сначала, — говорит Рейес. — Кажется, мы друг друга малость не поняли. Вставай, надо отдать тебя в медпункт. Как ты умудрился простудиться?

Его голос звучит почти ласково, это Джесси обескураживает. Если бы Рейес его пнул или обругал, это было бы понятно и почти привычно. Но в ответ на спокойный тон Джесси теряется, не знает, как себя вести.

— Я… — он запинается. — Я принял холодный душ.

— Идиот. Надейся, что завтра окажешься на ногах, принимать гостей в палате будет неудобно.

— Каких гостей?

— Которые будут тебя поздравлять с Днем Рождения.

— Зачем меня будут с ним поздравлять?

Рейес останавливается, потом сгребает Джесси за ворот рубашки и трясет. У Джесси даже нет сил испугаться.

— Габриэль, что ты… — их снова застает Джек.

— Я в него вобью мысль, что у него теперь есть семья!

Джесси смотрит на него округлившимися глазами.

— У меня есть что?

— Семья, идиот! — Рейес трясет его более безжалостно. — У тебя есть мы. И даже не думай, что ты куда-то свалишь!

— Габ, Габ, успокойся! Ты его снова перепугаешь! — Джек перехватывает у него Джесси. — Все, парень, идем, подлечим тебя, пока твой злобный наставник выпускает пар в тренировочном зале.

— Наставник? — спрашивает Джесси.

— Ага, он самый, — кивает Джек. — Ну, или раз уж мы говорим про семью, твой заботливый папаша. Габ, заткнись. Мы теперь счастливые родители, никуда мы от этого проблемного подростка не денемся, будем растить из того, что получили.

Джесси вздрагивает и внезапно с кристальной четкостью вспоминает все. Наверное, подействовали таблетки от простуды. Или понимание того, что сейчас Рейес ему голову размозжит о стену в порыве семейного единения. Но семейного. Он не ненавидит Джесси, он просто его воспитывает.

— Мне было тогда шестнадцать лет, — безэмоционально говорит он. — Был мой день рождения. В банде нас тогда было немного больше. Там был Луис, прибился недавно. Раньше был с другими… Мексиканец, выше меня на голову и раза в два тяжелее. Настоящая скотина. Постоянно на меня косился. Я тогда с Карлосом ходил, таскался за ним, чтобы к Луису не приближаться. Оружие всегда под рукой держал, спал в одежде. Было пиздец как страшно почему-то. А тут Луис подошел, протянул руку, поздравил меня с Днем Рождения и сказал, что я какой-то шуганый. Потом засмеялся. Выглядел дружелюбным.

Он замолкает. Джек гладит его по голове, отворачивает от Рейеса, который внимательно слушает.

— Я тогда решил, что зря так его боюсь, может, он от природы такой. Он сказал, что хочет подарок сделать, повел меня куда-то. Мы тогда обосновались на какой-то ферме, так что он меня в сарай повел. Помню, что я шел и думал, что зря все это делаю, надо сказать, что Карлос зовет, и сбежать. Потом Луис повернулся… Первый удар пришелся в лицо, я малость обалдел, дальше он меня принялся душить, чтобы я заорать не смог. Я не мог вырваться, — Джесси дрожит. — Я, блядь, ничего не мог сделать против него… Болтался на стене сарая и задыхался…

Джек прижимает его к себе.

— Потом он меня разложил там же на полу, стянул руки какой-то веревкой. Я заорал… А он только засмеялся. Он смеялся… А из дома вышел Рикардо, повернул голову в сторону сарая и сказал: «Джесси, заткнись». Он сказал мне заткнуться… Просто заткнуться. Когда я орал и звал его на помощь. Джесси, заткнись… Я ничего не услышал, только это. Заткнись, Джесси, пусть Луис развлекается с тобой. Джесси, заткнись, просто заткнись, Джесси…

Его трясет, ноги подгибаются. Джек не мешает, садится на пол, все так же обнимая Джесси.

— Заткнись. Заткнись. Заткнись, — монотонно бормочет тот. — Заткнуться. Я делил с ним еду, я спасал их жизни, я придумывал планы, как можно побыстрее разобраться с поставками. Малыш Джесси, почему бы тебе просто не заткнуться, — он затихает, привалившись к плечу Джека, закрывает глаза.

— Что было дальше? Джесси, не молчи, расскажи, что случилось… Слышишь меня? Тебе надо говорить.

— Рикардо вернулся в дом, видимо, рассказал Карлосу. Помню четыре выстрела, помню кровь Луиса на мне. Карлос оттащил меня в поле, напоил так, что я отрубился. Потом помню, как Карлос что-то поет… Помню, как я засыпаю… Помню его голос: «Если хоть кто-то откроет рот — башку разнесу». Потом я ничего не помню.

— Видимо, какая-то техника гипноза.

— Кто из всей твоей банды, которую мы перестреляли, был Карлосом? — спрашивает Рейес.

— Его застрелили месяц назад. Вы не успели.

— Джесси, — Джек слегка его встряхивает. — Луис, он… Он что-то успел с тобой сделать?

Джесси стискивает зубы, потом еле заметно кивает.

— И что нам теперь делать с этим? — голос Рейеса звучит растерянно. — Я же не могу ходить по базе, замотавшись банданой по самые глаза. Даже если смогу — это ничего не изменит.

— Мне интересно другое: сможет ли теперь кто-то из нас до него вообще дотронуться. Ладно, я отнесу его в медпункт, потом подумаем, что делать.

Джесси молчит, ему почему-то спокойно, словно то, что он смог рассказать о случившемся, выпустив душевный гной наружу, убрало весь ужас. И он очень надеется, что теперь не станет бояться Рейеса. В конце концов, он совсем не похож на Луиса. Он заботится. Он — семья.

— А почему вы теперь моя семья? — спрашивает Джесси в полусне.

— Завтра узнаешь, — обещает ему Джек. — Постарайся выздороветь. Не бойся, завтрашний День Рождения будет хорошим, я обещаю. Тебе никто не причинит вреда. Тебе больше никто никогда не навредит, Джесси.

— На базе, — уточняет Рейес. — Намеренно. За задания не отвечаю.

Его голос больше не пугает, наоборот, он успокаивает, настолько весомо он звучит.

Засыпает Джесси раньше, чем его опускают на знакомую больничную койку, вцепляется во сне в куртку Рейеса, не выпуская. Запах навевает сон: Джесси снова стоит в сарае, вернее, распластан по стене, удерживаемый тяжелой рукой. По щекам текут слезы, он задыхается, хрипит. И вырывается из сна в знакомую палату. Первое, что он видит перед собой — встревоженное лицо Рейеса. Джесси замирает на несколько секунд, потом говорит:

— Коммандер Рейес, — повторяет для себя. — Габриэль Рейес, Overwatch.

Рейес кивает. Джесси расслабляется. Он в палате, Луис давно мертв. Этот мексиканец рядом — коммандер, который спал в кресле, охраняя сон одного придурка.

— Извините, — шепчет он.

— Ничего страшного, я могу спать в любом положении.

— За сигареты. Я не должен был их брать.

— Неужто до тебя что-то дошло?

Джесси пожимает плечами.

— Нельзя ничего брать без спросу у семьи.

— Ладно, начнем хотя бы с этого, — вздыхает Рейес. — А теперь усни. Если вдруг начнет сниться кошмар, я рядом. И я точно круче любого кошмара.

— Ага, кошмар, в отличие от вас, заканчивается.

Рейес молчит, только злобно поглядывает. Джесси внезапно понимает, что это его совсем не пугает. Может, Рейес просто не умеет иначе себя вести, кто знает. От хорошей жизни столько шрамов на лице не появляется. В конце концов, Джесси и сам не идеальный милый подросток.

— Что означает семья? — тихо спрашивает Джесси.

— Что тебя будут защищать.

— Как в банде? — усмехается Джесси.

— Нет. По-настоящему защищать, — Рейес смотрит на него. — Вернее, не так. Здесь тебя не от кого защищать — вот что означает семья. Если ты сможешь справиться со своим прошлым, все будет отлично, Маккри.

— Почему вы всех зовете по фамилии?

— Потому что я очень немногих зову по имени. Только тех, кто этого достоин. Ты пока что не заслужил.

Джесси усмехается.

— Это к лучшему. Меня с некоторых пор пугает, когда меня зовут по имени.

Он не договаривает. Но Рейес понимающе кивает. Всякие мексиканцы, ага. По имени. Заткнись, Джесси. Какой же ты милый, Джесси. Не сопротивляйся, chiko, тебе понравится. Сладкий малыш Джесси. Почему бы не выебать Джесси Маккри, он ведь каждым движением возбуждает похоть: сто восемьдесят сантиметров ссадин, царапин, переломов, выпирающих костей. В одежде — огородное пугало, без одежды — скелет. Самый сексуальный преступник трех штатов. Так что заткнись, Джесси.

Джесси хочет еще о многом спросить, но потом умолкает. Рейес уже спит, откинувшись в кресле и расслабившись. Джесси взбивает подушку, устраивается на ней поудобнее, прикрывает глаза на мгновение, но когда он моргает, за окном уже день, в палате пусто, только на столе лежит яркая открытка.

«Я еще из тебя сделаю мужика, Джес», — читает Джесси, смотрит на два скрещенных дробовика вместо подписи и улыбается. Потом в палату вбегает Фария, сразу же прыгает на постель, обнимает.

— Джесси, с Днем Рождения! Я тебя первая поздравила!

— Самая первая, — подтверждает он.

— И принесла тебе подарок. Я сама его сделала!

Подарком оказывается еще один венок. Фария целует его в щеку и заговорщически шепчет:

— Только маме не скажем, что я прибегала, ладно? Она запретила к тебе идти, потому что ты болеешь.

— Ты можешь заразиться, — неуклюже говорит Джесси. — Тебе правда не надо было…

— А дядя Джек сказал, что у тебя будет настоящий праздник. Только сюрприз устраивать запретил.

— Не люблю сюрпризы, — Джесси вздрагивает.

— Зато будет торт. И тебе придется загадать желание, ты уже знаешь, что хочешь загадать?

Торт? Желание? Это все кажется настолько чужим и далеким, что Джесси даже не сразу вспоминает про то, что бывает какой-то торт, на котором надо задувать свечи.

— Знаю, — говорит он. — У меня вообще-то, два желания, но я выберу одно.

"Хочу, чтобы Луис с Рикардо горели в аду. Хочу перестать дергаться при виде коммандера Рейеса. Что же выбрать-то?".

— Хорошо, — Фария улыбается. — Мне пора бежать.

Она выскальзывает за дверь. В палату заглядывает Жерар.

— Привет, — весело говорит он. — Решил свой подарок отдать пораньше, вдруг пригодится.

Он кладет на постель рядом с Джесси яркий пакет с цветной лентой.

— Все подойдет, не волнуйся, — он подмигивает. — У меня очень точный глазомер. Увидимся попозже, не хочу столкнуться с коммандером после такого подарка.

В пакете лежит три блока сигарет в черных пачках и зажигалка, на которой выгравирована сегодняшняя дата и инициалы Джесси. А кроме того, там лежит пакет с тремя футболками, черной, белой и серой, новые джинсы и забавные синие носки с какими-то рожицами.

Джесси улыбается, переодевается, чувствуя себя очень празднично, словно у него… Но у него ведь и вправду день рождения.

— Джесси, ты проснулся? — спрашивает Джек за дверью.

— Да, сэр.

— С Днем Рождения, — Джек входит, треплет его по волосам. — Твой подарок ждет тебя в комнате. Еле успели за сутки. Он там общий от нас с Габом и Аны. Надеюсь, тебе понравится. Ого, какой красавец.

— Подарок от Жерара, — это звучит так, словно Джесси хвастается.

— А это? — Джек хмурится, рассматривая сигареты, которые высовываются из пакета.

— Подарок от Жерара, — повторяет Джесси гораздо тише.

Джек вздыхает, потом снова светлеет лицом.

— Иди к медику и узнавай, отпустят ли тебя вообще на праздник по случаю твоего Дня Рождения.

— Никаких холодных напитков, — строго предупреждает медик и дает Джесси пакет завернутых в яркие фантики конфет. — С Днем Рождения, юноша. Придете завтра на сдачу крови.

Джесси кивает, потом обнимает его, сам удивившись такому порыву. Медик трет глаза, потом выталкивает его из кабинета.

— Отпустили?

— Да, сэр.

— Отлично. Неси подарок в комнату. И не кури при Фарии!

— Я понимаю, — кивает Джесси.

В комнате его ожидает сразу несколько коробок и пакетов. Джесси прячет открытку от Рейеса в стол, садится их разбирать. На кровати вскоре лежит почти полный ковбойский наряд: куртка, шейный платок, шляпа. И сапоги у кровати стоят, как и обещано, со шпорами. Джесси сидит у кровати на полу и рассматривает обновки, неуверенно трогая шляпу. Она ему нравится, очень сильно нравится. Напоминает фильмы, которые они смотрели с отцом когда-то очень давно. Хотя все остальное тоже очень классное. Вот еще бы чапы добавить...

Джесси утыкается лицом в покрывало и всхлипывает. Почему ему дарят подарки? За что вообще? Их же дарят семье…

«Потому что семья», — говорит в сознании голос Рейеса.

«Мы теперь счастливые родители, никуда мы от этого проблемного подростка не денемся», — вторит голос Джека.

— Джесси, что с тобой? Почему ты сидишь на полу? Тебе плохо? — встревоженно спрашивает Ана. — Не понравился подарок?

Джесси мотает головой, вытирает нос и смотрит на нее.

— Оно все такое классное.

Ана подходит, наклоняется, целует его в макушку.

— Тогда вставай и одевайся. Я помогу. Или ты хочешь пойти в этом?

— Не знаю.

Джесси в растерянности. Он не хочет обижать Жерара и всю троицу командиров. И вот что ему надеть теперь?

— Ладно, тогда переоденем тебя к вечеринке, согласен? А пока можешь разнашивать то, что тебе надарили без нас.

Пакетов еще много. Джесси принимается разбирать их, Ана собирает оберточную бумагу, чтобы она не мешалась. Шкаф понемногу заполняется одеждой. Несколько рубашек, футболки, майки, белье, штаны. Вниз отправляется обувь.

— А откуда столько? — удивляется Джесси. — Это же стоит неимоверно.

— Не думай об этом, — Ана помогает ему правильно сложить свитер. — Это подарки. Насчет размеров не переживай, у меня глаз-алмаз, все подойдет. Одежды немного, потому что ты из нее еще вырастешь.

— Мне понравилась шляпа, — говорит Джесси.

— Тогда можешь ее надеть сразу же. Хотя вообще-то, ковбой, входя в помещение, снимает ее.

— Я буду с ней в обнимку ходить, — обещает Джесси.

Ана смеется.

— Вечером будут еще подарки, не пугайся дарителя. Райн вообще-то очень добродушен, к тому же, я попрошу его не сильно обнимать тебя, но он такой, ну знаешь, его очень много, он повсюду и очень всех вокруг любит и обожает. Так что не бойся, если тебя внезапно начнут обнимать.

— А. Ладно.

Ана садится на кровать, смотрит на Джесси сверху вниз, перестает улыбаться.

— Джек мне рассказал… Не волнуйся, о том, что случилось, знаем только мы трое, больше никто будет не в курсе. Не хочешь поговорить или что-то вроде того?

— Я не знаю, что сказать, — говорит Джесси. — Это меня не беспокоит. В смысле, я не чувствую себя каким-то психологически надломленным или что-то вроде. Это обычная жизнь в банде, мне следовало выстрелить Луису меж глаз, а не полагаться на чужую защиту. Я не собираюсь истерически рыдать о погубленной невинности и прочее.

— Джесси…

— Все нормально, — Джесси улыбается. — Мне было шестнадцать, у меня уже не было башки в той степени, чтобы меня больше пугали побои и попытка задушить, чем то, что в моей заднице побывал чей-то член. Сохранить свой цветочек аж до шестнадцати лет — это на самом деле крутое достижение, мэм. Я не пугаюсь, когда меня радостно обнимают, я вполне спокойно поворачиваюсь в душе спиной к соседям. Меня напрягает то, что коммандер Рейес напоминает мне Луиса.

— Разве они так уж похожи?

— Луис был помельче, — вздыхает Джесси.

— Мы поработаем над этим, — обещает Ана. — Но завтра, сегодня у тебя праздник. Что не отменяет того, что тебе придется побегать.

— В буквальном смысле?

— Более чем. Марш на круг!

— Да, мэм.

Джесси вскакивает.

— Джесси, — мягко замечает Ана. — Тебе подарили спортивный костюм, не носись в чистой новой одежде. И положи шляпу на место.

— Да, ма-ам.

— Что?

— Есть, мэм!

Джесси переодевается, совсем не стесняясь присутствия Аны, которая рассматривает его со странной жалостливой нежностью, особенно внимательно разглядывая выпирающие ребра. Потом она сопровождает его на поле и уходит, сообщив, что оставляет на совести Джесси всю тренировку.