Дженни  (джен)

В течение следующих нескольких дней маленькая крылатая зверюшка проявила себя существом удивительным и неординарным. Впрочем, и её хозяйку друзья узнали с новой стороны.

Однажды за завтраком Джинни решила, что Дженни пора прекращать питаться одним молоком. Отщипнув по кусочку от разных блюд и разложив эти кусочки на скатерти, девушка сняла с плеча мышь и усадила её посреди стола.

Оказавшись на открытом пространстве, Дженни сначала растерялась и замерла, а потом решила спрятаться под вазой с фруктами. Летучие мыши совсем не приспособлены для ползанья среди тарелок, и осуществить своё намерение Дженни не успела. Джинни схватила её и, глядя в испуганные чёрные глазки, строго проговорила:

— Будь умницей, Дженни, не расстраивай меня! Тебе надо хорошо кушать, чтобы как следует поправиться! Ты же такая тощая! Смотреть противно!

Бедная Дженни вытянула крылышко, надеясь уцепиться коготком за хозяйкину мантию, но Джинни была непреклонна.

— Я разрешу тебе забраться обратно только после того, как ты поешь! — произнесла она непререкаемым тоном и, снова посадив подопечную на стол, поднесла к её мордочке кусок ветчины.

К ветчине Дженни осталась равнодушной, равно как и к прочим деликатесам. Тогда Джинни взяла её за шкирку и начала тыкать рыльцем в ломтик холодной телятины.

— Джинни, что ты делаешь? — жалобно воскликнули Гарри, Невилл и Гермиона.

— Я занимаюсь её воспитанием! — сурово произнесла Джинни, не прерывая процесса. — Дженни должна понять, что всё будет так, как я скажу! Она не может летать, а мне некогда ловить для неё мух, поэтому пусть приучается к обычной пище!

— Не надо, Джинни, мы наловим ей мух! — пообещал Невилл, чьё доброе сердце не могло вынести столь ужасного зрелища.

— Я не намерена потакать её капризам! — отрезала Джинни. — С детьми и животными нельзя быть чересчур мягкой! Иначе они на голову сядут!

— То есть, ты хочешь сказать, — промолвил Гарри Поттер, глядя, как несчастная Дженни судорожно облизывается и чихает, — что с нашими детьми будет то же самое?

— Только если они не будут меня слушаться, — успокоила его невеста; Гарри нервно сглотнул.

— Но мы же так и не знаем, какой Дженни породы, — попыталась вмешаться Гермиона. — Может быть, она фруктоядная…

— Она должна есть то, что дают! — произнесла Джинни голосом строгой мамаши. — Или будет сидеть голодная!

Она, наконец, оставила мышь в покое, и Дженни всё-таки забилась под вазу, с головой завернувшись в крылья. Джинни приступила к завтраку, демонстративно не глядя на жалкий тёмный комочек. Однако Гарри заметил, что невеста ест без аппетита, и приборы в её руках явственно подрагивают.

— Джинни, перестань мучить себя и её, — сказал Невилл, — дай ей молока…

— Нет, — сказала Джинни так, что все поняли: спорить бесполезно.

Вопреки своему же обещанию после завтрака девушка достала Дженни из-под вазы и посадила на плечо, как следует укрыв волосами. Урок Заклинаний прошёл в попытках не расплакаться.

— Она прижалась ко мне и дрожит, — пожаловалась Джинни своему жениху.

— Потому что она испугалась, — сказал сидевший рядом Невилл, — она не ожидала, что ты можешь так с ней обойтись… Да к тому же, она ещё очень нездорова. Возможно, она плохо себя чувствует… В конце концов, воспитанием можно заняться как-нибудь потом. А сейчас погладь её, успокой!

— Нет, Дженни должна понять, что она передо мной виновата! — отвернулась Джинни.

— Она лизнула моё ухо, — сообщила Джинни друзьям на следующем уроке; скрыть слёзы уже не удавалось, и девушке приходилось симулировать приступ насморка.

— Она голодная и не понимает, почему ты её не кормишь, — нахмурился Невилл, — и не гладишь… Она уже привыкла к ласке… Она думает, что ты больше не любишь её… Джин, будь человеком!..

— В воспитании… нужно проявлять… твёрдость и… и последовательность! — возразила Джинни, в отчаянии комкая мокрый носовой платок. — Ох, Боже мой, я и не знала, что это так трудно!..

За обедом она повторила попытку заставить мышку «есть то, что дают, и не капризничать», но Дженни, едва оказавшись на столе, сразу же спрятала голову под крылья.

— Мозги с горошину, а соображает, — уважительно произнёс Гарри.

Гермиона сострадательно вздохнула. Невилл молча достал из сумки пипетку и набрал в неё молока. Джинни закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Я никогда не стану хорошей матерью! — прохлюпала она. — У меня совсем нет силы воли!.. Мои дети… я же их совсем избалую! Они вырастут хулиганами… и бандитами…

— Главное, чтобы они инвалидами не выросли, — проворчал себе под нос Невилл, пытаясь развернуть плотный клубок, в который скрутилась бедняга Дженни. У него ничего не вышло. Тогда он осторожно раздвинул кожистые крылышки и поднёс пипетку к самой мордочке. Дженни понюхала, но пить отказалась.

— Обиделась, — констатировал Невилл.

Гарри не знал, смеяться ему или плакать. С одной стороны, ему было смешно, какие страсти кипели вокруг обычной летучей мыши, с другой — ему было жалко безутешную Джинни. С третьей стороны, его приятно грела мысль о том, что его невеста, скорее всего, никогда не станет тем чудовищем, которым, по её мнению, обязана быть всякая хорошая мать.

А Дженни, между тем, не на шутку вознамерилась уморить себя голодом. До вечера ребята предприняли несколько попыток напоить её молоком, но летучая мышь только плотнее заворачивалась в крылья. Развернуть этот кокон, не поломав тонкие косточки, было невозможно. Ближе к ночи у Джинни началась настоящая истерика.

— Дженни, прости меня! — рыдала девушка, ничуть не стесняясь того, что гостиная Гриффиндора была полна народу. Впрочем, многие, особенно девочки-младшекурсницы, взирали на эту с цену с живейшим состраданием, а некоторые тоже готовы были расплакаться.

— Дженни, бедняжка, ну, пожалуйста, я же не переживу, если ты умрёшь! — умоляла Джинни, целуя свернувшегося зверька, но Дженни в ответ только вздрагивала и сжималась ещё сильнее.

— Джинни, перестань кричать, — не выдержал Невилл, — ты же её пугаешь!.. Дай-ка сюда…

Невиллу с его волшебными руками и даром убеждения понадобилось более двух часов на то, чтобы несчастная мышь высунула из-под крыльев взъерошенную мордочку. Тем не менее, от молока она снова наотрез оказалась, чем снова повергла в слёзы свою незадачливую хозяйку. Вместо еды Дженни решила устроиться на ночлег на плече Невилла.

Она долго возилась, щекоча ему шею и путаясь в его волосах, которые явно нравились ей куда меньше, чем волосы Джинни. В конце концов мышь успокоилась и уснула. Её расстроенная хозяйка ушла в спальню, а бедняга Невилл был вынужден проспать всю ночь, сидя на диване.

Все надеялись, что его жертва будет не напрасной, однако на следующий день мышь продолжила проявлять характер. Она проявляла его до тех пор, пока совсем не ослабела от голода. Настал момент, когда обессилевшие крылья развернулись сами . Бывший наготове Невилл ловко вставил пипетку в жалобно приоткрывшийся ротик.

Первые три глотка дались с трудом, но потом мышь немного пришла в себя, жадно выпила всё и, кажется, хотела заодно сожрать пипетку. Во всяком случае, Невиллу стоило некоторого труда отобрать её у голодного животного. Вместо неё он сунул ей в пасть маленький кусок яблока, который Дженни и схрумкала с видимым удовольствием. Джинни от счастья громко захлопала в ладоши. Дженни с перепугу снова скаталась в клубок.

… На первый матч сезона по квиддичу (Хаффлпафф против Райвенкло) Джинни не пошла. Она решила, что Дженни ещё недостаточно здорова, чтобы посещать такие шумные мероприятия. А Гарри, сидя на трибуне рядом с Невиллом, отчаянно тосковал, думая о том, что ему самому больше не придётся взмыть в воздух над этим полем в борьбе за золотой снитч…

То была самая длинная игра на его памяти. В итоге ловец Райвенкло всё-таки спас свою команду, но разрыв составил всего лишь десять очков. Хаффлпафф мог бы собой гордиться, если бы не то обстоятельство, что на забрасывание двадцати голов их команда потратила без малого два часа, под конец которых только болельщики играющих факультетов всё ещё сохраняли какую-то активность. На трибунах Слизерина и Гриффиндора царили скука и тишина. Кто-то даже посетовал, что не взял с собою домашнего задания. Невилл усмехнулся: сам он уже после первой четверти часа игры достал из сумки учебник Зельеварения.

Вернувшись с игры, Гарри застал свою невесту в гостиной Гриффиндора. Джинни, уютно устроившись на диване, с материнской нежностью смотрела на Дженни. Летучая мышь сидела рядом со своей хозяйкой и заворожённо таращилась на огонь очага.

— Моей девочке нравится тепло, — проворковала Джинни, нежно погладив зверька за ушами.

Дженни вздрогнула, словно очнувшись от глубоких раздумий, и…

— Ой! — всплеснула руками Джинни. — Смотри, Гарри, какая прелесть! Никогда бы не подумала!..

— Ну да, летучие мыши умываются так же, как кошки, — авторитетно проговорила Гермиона, — языком.

Дженни вылизывала крылья не то чтобы с большой охотой. Она слишком часто отвлекаясь на созерцание огня в очаге и какие-то, несомненно очень важные, размышления. Джинни молча наблюдала. Гарри решил, что сейчас как раз подходящий момент для того, чтобы рассказать невесте о самом ужасном матче по квиддичу, который ему только доводилось переживать. Однако все его сетования на никудышную подготовку, неуклюжесть игроков и отсутствие у них хотя бы элементарных понятий о стратегии и тактике Джинни благополучно проигнорировала.

— Я думаю, — промолвила девушка, когда Гарри пожаловался ей, что, вдобавок, в комментаторы МакГонагалл выбрала какую-то девчонку, которая, судя по всему, не отличает квоффл от бладжера, — что её надо искупать.

— З-зачем? — изумился Гарри. — Ты думаешь, это поможет ей разобраться в квиддиче?

— При чём тут квидддич? — удивилась Джинни. — Просто языком так хорошо не умоешься, как шампунем. А ранки уже зажили. Думаю, вечерком я Дженни вымою как следует…

— Джин, а может, не надо? — осторожно проговорил Невилл. — Всё-таки, летучие мыши в естественной среде обитания вряд ли пользуются шампунем…

— Надо! — отрезала Джинни, и Гарри не без содрогания уловил в её глазах прежний фанатичный блеск. — Дженни теперь животное домашнее и должна привыкать к настоящей гигиене!

… Вечером несчастная Дженни, мокрая и совершенно одуревшая, сидела перед камином, растопырив крылья, и тряслась крупной дрожью. Иногда она делала робкие попытки вылизать стоявшую дыбом шёрстку, но, едва прикоснувшись к ней языком, чихала и снова замирала, как в параличе, под пристальными взглядами практически всей прекрасной половины Гриффиндорского факультета. Юноши проявляли к ней гораздо меньший интерес — за исключением Невилла.

— Джин, ты с ума сошла, — тихо говорил он, — у животных такое чуткое обоняние, а ты догадалась вымыть её этой гадостью!..

— Это не гадость, это «Страсть феи Морганы», самый модный запах сезона, — защищалась Джинни, — всем девочкам нравится! Говорят, он очень… э… чувственный.

— Чувственный?! — Невилл наклонился к мыши и потянул носом воздух. — Да у любого нормального мужчины от такого запаха навсегда пропадёт желание… Э… то есть, желание продолжать знакомство, — исправился он, покраснев. — Если тебе так уж хотелось помучить свою Дженни, ты могла бы взять мой шампунь… Он, хотя бы, без запаха… Кстати, ты сама этой «Страстью» не моешься…

— Я её только вчера купила, — призналась Джинни, — в Хогсмиде…

— Джинни, выкинь его, пожалуйста, — попросил Гарри, сидевший тут же, на коврике около дивана. — Иначе, боюсь, у меня тоже…э…что-нибудь пропадёт…

Джинни обиженно надула губы, а Дженни, закатив глазки, опрокинулась на бок.

С суперстойким — реклама не соврала — ароматом волшебного шампуня удалось справиться лишь благодаря помощи профессора Флитвика. Но даже этому признанному мастеру по части Заклинаний пришлось повозиться, прежде чем шубка Дженни перестала источать удушающий запах патентованной парфюмерной композиции, которую Гарри обозвал не всем понятным термином «газ нервно-паралитического действия».

Что и говорить, жизнь в неволе оказалась для Дженни большим испытанием. Джинни руководствовалась исключительно добрыми побуждениями, но, не будь рядом Невилла, её пылкая забота могла иметь самые плачевные результаты. К сожалению, Джинни прислушивалась к советам не всегда. Например, уговорить её отменить пеленание на ночь удалось только после того, как Дженни едва не задохнулась, а золотое кольцо на заднюю лапку мышь всё-таки получила — вопреки всем увещеваниям и к своему великому ужасу.

— Ну, что ты, это же красиво! — уговаривала свою любимицу Джинни. — Все девочки должны любить украшения!..

Но Дженни в отчаянии тянулась зубами к окольцованной лапке. Когда мышь поняла, что сгрызть безделушку не удастся, она снова попыталась объявить голодовку. Но на сей раз Джинни всё-таки проявила твёрдость. Через двое суток ослабевшая мышь смирилась, и с тех пор её существование стало более-менее спокойным.

Никто и не думал о том, что жизни Дженни продолжает угрожать смертельная опасность. Ибо за каждым движением мыши исподтишка следили злые жёлтые глаза.