Легенда о Чхве Ёне (гет)

— Так, стоишь хорошо, стой. Не больно? — Чхве Ён, опираясь о лавку, стоял на своих ногах.

— Нет.

— Точно? — переспросила тётка, смерив племянника недоверчивым взглядом.

— Да.

— А не врёшь? Гляди, если врёшь, больше лечить не буду.

— Тётя…

— Ну, чего тебе, племяш?

— Спасибо, — улыбнулся Чхве Ён.

— Ну, ладно, верю, — вздохнула женщина и недоверчиво поморщилась. — Сам ноги будешь переставлять или ребяток твоих позвать?

— Сам, — последовал ответ.

— Ну сам, так сам. Просто иди.

Чхве Ён сделал неуверенный шаг и покачнулся:

— Тэман-ааа, — закричал он, поморщившись от боли.

— Так, совести у тебя нет, когда сам, значит, со своей зазнобой милуешься — никто не мешай, а собственному дитяти, значит, нет… С немой он, слышишь, в садочке, вон огород помогает пропалывать, так что давай-ка сказал сам, значит сам. Она только вчера медочек собирала, чтобы сегодня угостить его. Всё, давай, просто иди. — Чхве Ён немного не дошёл до стены и повалился на пол. — Ну вот, легка беда — начало, вчера с игрушкой на руках лучше ходил, теперь вставай и иди обратно. — Обратный путь дался ему легче. — Теперь поспи, иголкой ткнуть или сам заснёшь? Потолок тебя, по-прежнему, пугает?

— Нет, сам не понял, как забыл про него, — проговорил генерал и тяжело опустился на лавку.

— Ну, и хорошо, спи, — тётка попыталась уложить племянника, но он удержал её за руку и, просительно заглядывая в глаза, проговорил:

— Что жена моя?

— Ничего, — последовал ответ.

— Я видеть её хочу, так встану и ещё раз пройдусь, — проговорил Чхве Ён и, морщась от боли, поднялся.

— Не вздумай, вымотался ты, хватит на сегодня, сейчас спи, — тётка попыталась удержать племянника за плечи, но он легко вывернулся из её захвата и сделал шаг от лавки.

— Некогда спать, дело делать надо, к королю идти. На ноги ты меня поставила. Я тебе по гроб жизни благодарен. Сейчас на жену посмотрю только и к королю пойду, мне, чтобы жить, нужно одного гада придушить.

— Вот, сейчас точно ткну иголкой или дядьке твоему расскажу — ты слаб и его побороть не сможешь, вот, круглые сутки только и делать, что спать будешь, за ним не заржавит. — Чхве Ён вернулся к лавке и сел. — «Как же будет он спать хоть с иголкой, хоть без, когда зазноба спит в соседней комнате, этак он и про потолок забыл, и дойдёт сейчас до неё сам хоть и ходить не может» — говорила названая тётка Чхве Ёна себе под нос, процеживая отвар. — Эй, Ён, Ён-а… — она оглянулась, лавка, на которой секунду назад сидел её племянник, была пуста. — Вот, негодник, сказала же спать! Ай, чтоб тебя! Ну и делай, что хочешь.

Она заторопилась в соседнюю комнату и остановилась в дверях. Чхве Ён сидел на лавке и поправлял одеяло жены.

— Что могло так утомить тебя вчера, что ты уснула у меня на руках? — проговорил он, поглаживая Инсу по голове. Она проснулась и подумала о том, что это было одно из наиболее приятных за последнее время пробуждений. — Проснулась? — Инсу коротко кивнула и потянулась на постели. — Что с милой моей приключилось вчера, рассказывай, условие я исполню.

— Условие? — переспросила Инсу и улыбнулась. — Приласкай меня.

— Как? — переспросил генерал.

— Посади меня к себе на колени.

Он сгрёб её в охапку вместе с одеялом, удобно уселся на лавке и водрузил её в одеяле себе на колени.

— Скоро я встану на ноги, быстро разберусь с делами, и мы с милой будем просто жить. Теперь рассказывай.

— Я передумала с условием, — Инсу лукаво посмотрела в глаза мужу.

— Что? — переспросил Чхве Ён.

— Условие изменилось, — уточнила Инсу.

— Как? — воскликнул генерал.

— Ты не можешь себе представить, как условие может измениться? Расскажи мне, за что ты избил того старика, тогда я расскажу, что случилось со мной.

Чхве Ён обречённо вздохнул:

— Этот монах гад, гаже которого не носила ещё эта земля, за это я избил его.

— Вот и королева сказала точно также, только хотелось бы больше подробностей. Может он и гадок на вид, но это ещё ничего не значит. Я знаю, что он живодёр.

— Живодёр, говоришь, да, он — живодёр, именно поэтому я избил его, — проговорил генерал с большим воодушевлением.

— Я знаю, что он лечил тебя, — Инсу нежно смотрела мужу в глаза.

— Конечно, лечил, и за это я избил его. Ещё раз увижу — ещё раз изобью, если тебя рядом не будет, — уточнил Чхве Ён и отвернулся.

— А если я буду рядом? — Инсу с усилием извлекла руку из-под одеяла, взяла мужа за подбородок и повернула его голову обратно к себе.

— Тогда я позволю ему избить себя, избить или убить, как тебе больше понравится, — ответил Чхве Ён.

— Вот, придурок, — Инсу врезала мужу по голове.

— За что? — воскликнул он.

— За что?! — передразнила Инсу. — Как ты можешь позволить кому-то убить себя?

— Я не могу это сделать?! — Чхве Ён схватил жену за плечи и посмотрел ей в лицо. — Ты запрещаешь мне? — спросил он с надеждой. — Ты ругала, когда я избил старика.

— Ну, я тогда не знала, что он пытал тебя, — Инсу стыдливо опустила взгляд и тут же посмотрела мужу в глаза, притянув его ближе к себе. — Послушай, муж мой, ты должен рассказывать мне всё, мы же договорились с тобой, помнишь, партнёр?

— Я помню, как ты потеряла сознание тогда в повозке по дороге в Кэгён. — Чхве Ён убрал руку жены от своего лица и вернул в одеяло, плотнее завернув её в тёплую ткань. — Тогда я решил, что ты ничего не узнаешь.

— Ты боишься, что моему сердцу будет больно? — спросила Инсу.

— Да, этого я боюсь. А сейчас мы будем спать. — Аккуратно придерживая своё сокровище под спину, Чхве Ён лёг на лавку. — Хочу спросить тебя только об одном. Ответь, это очень важно для меня, вопрос жизни и смерти. Я — человек, пропахший кровью, я — человек, погубивший тысячи жизней, я — убийца и мерзавец, позор своего клана, поменявший шапочку учёного на меч, хочешь ли ты, чтобы я жил и был подле тебя всю свою жизнь? Я не могу убить того, кто хочет уничтожить меня, ты его защищаешь, говоришь, что он полезен королю, если я не сделаю этого, я умру, позволяешь ли ты мне?

— Разрешаю ли я тебе умереть? Вот, придурок! — Инсу повернулась на груди мужа и посмотрела ему в лицо. — Ты не смеешь не то, что умереть, ты не смеешь рисковать собой, ты не смеешь позволять другим ранить себя. Ты болен и должен беречь себя, любимый. Запомни это. А насчёт Синдона, муж мой, я этого монаха с детства знаю, я жила с ним два года, пока ждала открытия врат, он рос на моих глазах, я спасла ему жизнь. Он был хорошим, милым ребёнком. Может, он просто ошибся, когда лечил тебя? Каждый имеет право на раскаяние, — говорила Инсу, но Чхве Ён уже не слушал, он обнимал и ласкал её, целовал её лицо и волосы, руки, шею и грудь — всё до чего мог дотянуться. — Ну, чего ты, муж мой? Я говорю, может, не хотел убить тебя монах, может, просто ошибся?

— Конечно, ошибся, — проговорил Чхве Ён с блаженной улыбкой, обнимая своё сокровище, — милый ребёнок, когда мне за ноги и за руки прикованному через тряпицу бобовый суп на лицо лил, просто накормить хотел, только не знал, что для этого надо сделать. — Инсу приподнялась на локте и посмотрела в лицо мужу. — Одно могу сказать тебе, милая, мои кости или его кости скоро будут лежать в земле, вот это тебе и предстоит решить. Когда решишь, скажешь мне, так и будет, — он крепче обнял её.

Во второй раз Инсу проснулась от того, что кто-то, мурлыча себе песенку под нос, сидел над её головой, Инсу открыла глаза.

— Тэма-ссь, ты, что ли? Вот, разбудил.

Чхве Ён тоже проснулся и, испугавшись уронить, судорожно обнял жену. Тэман посмотрел в глаза своему командиру:

— Вот сижу я над тобой командир и думаю.

— Часто больно думать стал и чего удумал, Тэман-а? — проговорил генерал, прижимая голову жены к своей груди, лишив тем самым её возможности слышать разговор.

— А вот думаю жениться мне или нет. Вроде, как женился ты, и не поменялось совсем ничего, как помирал, так и сейчас помираешь. А с другой стороны посмотрю, какой ты бываешь временами довольный, и самому также вот хочется.

— Женись, Тэман, только из столицы уезжай, есть у меня дом в Чханвоне отцовский, я на тебя его перепишу, только уезжай и живи в своё удовольствие.

— Дом, говоришь, в Чханвоне. — Тэман запустил руки в волосы, что в его случае означало напряжённую работу мысли. — А как же ты, командир, ведь сгинешь без меня?

— Ну, тогда не женись, — вздохнул Чхве Ён.

— Значит, дом, это же всё обмозговать нужно. Командир, Тоги, Тоги, командир.

— Пока ты думаешь, давай одежду и доспех тяжелый парадный неси, я встану сейчас, к королю пойду, — Инсу недовольно заворочалась, пытаясь вырваться из объятий генерала, он посмотрел на неё, улыбнулся и крепче обнял её.

— Встанешь? Сейчас, командир, это я мигом. А чего встанешь-то? Точно уверен, что встанешь?

— Так, встану, за одеждой беги, — проговорил Чхве Ён.

— Да, чего за ней бежать, я тут в садочке всё и припрятал, знал, что неделю ты лежать не будешь.

Чхве Ён аккуратно приподнял жену, поднялся на ноги и, крепко запеленав в одеяло, положил обратно на лавку.

— Эй, эй, ты куда? — вскрикнула Инсу, пытаясь освободиться из-под подоткнутого со всех сторон одеяла.

— К королю пойду, поговорить надо.

— Ты, не вздумай даже, — Инсу удалось вытащить руку из-под одеяла, и она схватила его за рукав рубашки. — Ты же должен лежать ещё дня три хотя бы.

— Быстрее разберусь с делами, быстрее у нас с милой всё хорошо будет, вот увидишь.

— Батюшка, матушка, — закричала Инсу, — он сбежит сейчас, быстрее, пока я держу его.

— Они думают, покуда мы вместе, я никуда не сбегу, отдохнуть решили, тоже устали, так что не кричи, — Чхве Ён вернулся к лавке и осторожно поцеловал жену в губы.

— Не уйдёшь, — Тэман появился на пороге, сгибаясь под тяжестью доспеха и прочей одежды, и генерал снял рубашку, она чёрной тряпкой осталась болтаться в руках жены, — вот же, — Инсу запустила рубашкой в спину мужа, но тот увернулся, и тряпка ударилась о противоположную стену. — Мне сейчас плохо будет, я же беременна, сознание потеряю.

— Не будет. Послушай, милая, я к королю иду поговорить, не воевать. Лежать надоест — домой езжай. Вернусь — соскучиться не успеешь. — Чхве Ён взял меч и вышел из комнаты, Тэман поспешил за ним вслед:

— Тоги-я, вернусь — соскучиться не успеешь, — крикнул малец на прощание.

Генерал Корё Чхве Ён быстро передвигался по знакомым коридорам дворца, гвардейцы, расставленные в караулах, склоняли головы при его приближении и принимались обсуждать его выздоровление, стоило ему пройти мимо.

— Удальчи, король в зале приёмов? — спросил генерал.

— Так точно, — последовал ответ.

Чхве Ён завернул за угол и замер на месте — навстречу ему от зала приёмов шёл Синдон, монах храма Пута. Генерал пошёл навстречу старику.

— Остановись, командир, — произнёс монах и упёрся ладонью в грудь воина.

— Что ты хочешь от меня, старик? — спросил Чхве Ён и посмотрел в глаза мучителю.

— Сейчас я просто хочу насладиться своей победой.

— Ты не победил, монах, — проговорил генерал.

— Разве? Разве ты владеешь своей силой в моём присутствии? Разве в моём присутствии ты можешь стоять на ногах, ты, воин, который в бою один стоит двух тысяч. Я отнял у тебя всё. Скоро я отниму у тебя и женщину, она, говорят, всё для тебя. Однажды, твоя сила обратиться против тебя самого, и ты погибнешь так же, как и принц Ток Сон Пувона, убитый собственной силой. Разве я уже не победил? Ведь ты даже не можешь уничтожить меня из-за того, что я полезен этому никчёмному королю, хотя и понимаешь, что я медленно и мучительно убиваю тебя.

— Чего ты хочешь от меня, монах? — спросил Чхве Ён.

— Я хочу, чтобы ты умер, генерал. Умри — с твоей смертью всё закончится. Можешь сделать это сам, если нет, то я убью тебя.

— Где ты был раньше, старик? Пять лет тому назад я был готов умереть по собственной воле, но не теперь.

— Я издалека наблюдал за твоей смертью и был всем доволен, на твою долю выпало достаточно страданий, чтобы порадовать моё старое сердце, но теперь, когда ты хочешь жить, я не могу это так оставить.

— Остановись, старик, я так хочу жить, что готов умолять тебя о пощаде, — проговорил Чхве Ён, не меняя выражения лица.

— Будь ты лучшим человеком из живущих на этой земле, я бы и тогда желал твоей смерти. Ты, лучший из живущих, стал бы причиной возвышения и прославления клана Чхве, который я хочу уничтожить. Сто лет тому назад я тоже любил и был любим одной женщиной, она была для меня всем — матерью, сестрой, возлюбленной. Твой прадед, правитель Чхве Ый, уничтожил мою жизнь. С тех пор каждый день для меня превратился в страдание.

Генерал Корё выпрямился и твёрдо встал на ноги, Синдон удивлённо посмотрел ему в глаза.

— Я не верю тебе, монах, в твоих словах нет ни слова правды. Если бы ты сказал правду, я и тогда не мог бы уступить тебе. Ты говоришь, что всё закончится с моей смертью, но я знаю, что ты не остановишься на этом, ты ненавидишь не одного меня, но и весь этот мир. Я теперь не один, монах, моя женщина хочет, чтобы я жил, и я буду жить. Я так решил. А ты, монах, запомни, я не могу уничтожить тебя, потому что ты полезен королю, но, если я найду за тобой грех, то я жизни своей не пожалею, чтобы воздать тебе по заслугам. Запомни, монах. А этот животный страх, который я испытываю при твоём приближении — разве я, воин Корё, не могу победить его?

Генерал взял монаха за предплечье, отбросил его руку и твёрдым шагом направился к залу приёмов.

— Чхве Ён генерал Корё смиренно просит об аудиенции.

— Немедля впустите его, — ответил король, двери зала приёмов распахнулись, и генерал вошёл внутрь, Синдон проводил его полным ненависти взглядом.

Чхве Ён вошёл в зал приёмов, подошёл к помосту и опустился на одно колено, Конмин спустился и взял коленопреклонённого воина за руку, ему невыразимо приятно было кожей чувствовать присутствие этого человека.

— Здравствуй, воин Корё, ты выжил, ты поднялся в очередной раз и пришёл ко мне, я благодарен тебе. Я рад тебя видеть, мой друг, живым и здоровым.

— Я пришёл задать всего один вопрос, от ответа на который будет зависеть моя жизнь, ваше величество. Могу ли я задать его?

— Я слушаю тебя, брат.

— Монах Синдон, так ли он полезен вашему величеству?

— Монах служит мне верой и правдой, он очень полезен мне, генерал.

Чхве Ён тяжело вздохнул.

— Недалеко от Кэгёна есть деревенька Хоксач, мой дядя узнал, что в этой деревеньке обосновалась банда наёмных убийц, которые подобно красным повязкам исповедуют культ Мантрейи. Что, если я сумею доказать, что эти убийцы обосновались здесь, чтобы сеять пожар и разрушение в мирной жизни этой страны?

— Ты должен уничтожить их, воин Корё.

— Я, воин Корё, жизнью клянусь, что приказ исполню. — Чхве Ён посмотрел в глаза королю. — Что же делать с тем, кто управляет ими? Что, если я докажу, что во главе этого клана убийц стоит Синдон?

— Ты уверен в этом, командир? — спросил Конмин.

— Те травники, ваше величество, что стерегли меня, те, что заковали меня в цепи и похоронили заживо, они были из той деревни и жили как торговцы из Юань. — Короля передёрнуло от неприятных воспоминаний, и он крепче сжал руку друга. — Я знаю, что нужны более веские доказательства, но что если я добуду их?

— Я буду судить его, — ответил Конмин и закусил губу.

— Судить будете, пощадите и подпишите мне смертный приговор? С моей смертью ничего не закончится, этот изверг ненасытен, он примется за всё, что мне было дорого.

— Послушай, генерал Корё, я приказал выковать для тебя золотые наручи, ты наденешь их?

— Надену, ваше величество.

— Я прикажу выковать тебе золотые поножи и тяжелый серебряных доспех, ты наденешь их?

Чхве Ён тяжело вздохнул:

— Надену, ваше величество.

— Я прикажу выковать для тебя серебряный топорик с тамгой моего клана, будешь ли ты носить его?

— Если останусь жив, я надену золотые наручи и золотые поножи и тяжелый серебряный доспех и буду носить тамгу королевского клана.

— Тогда иди, командир, и останься жив.

— Приказ получил милостью короля.

Чхве Ён вышел из дверей зала приёмов и замер посреди коридора в раздумьях:

— Тэман-а… — позвал он.

Тэман тут же оказался рядом:

— Звал, командир, вот я и пришёл. Ну что, домой пойдём — жена как-никак ждёт?

Чхве Ён положил руку на голову парня и пригладил растрепавшиеся волосы:

— В казармы удальчи иди, лошадей приготовь, я пойду дом на тебя перепишу, потом доспех сниму, и пойдём деревеньку эту искать.

— Командир, ты чего?

— Чего? — переспросил Чхве Ён.

— Да больно грустный какой-то.

— Беспокойно мне, Тэман, страшно… Я обещал жене живым вернуться, сам просил, чтобы она мне умирать запретила, а теперь не знаю получиться или нет.

— Был я там, командир, в деревеньке той, подход хороший знаю через лесок, никто не заметит, — проговорил малец, заглядывая Чхве Ёну в глаза.

— Всё равно не спокойно мне, как дом этих убийц найдём, все бумаги, какие увидим, соберём, все хранилища вскроем и быстро уходим, слышишь, Тэман.

— Как же не слышать, — последовал ответ.

* * *

— Спешиваемся, лошадей здесь бросим, — Чхве Ён остановился на опушке небольшого лесочка.

— Да, ты чего, командир, ведь далеко ещё.

— Больно много шума от лошадей, Тэман, не спокойно мне… на дерево лезь по верхам пойдёшь, по сторонам смотри и на меня поглядывай, понял?

— Понял, понял… — Тэман вскарабкался на ствол ближайшего дерева, лесок был небольшой, но достаточно тёмный, чтобы скрыть перемещение. Чхве Ён, оглядываясь, медленно пошёл по ближайшей тропке, не прошло и минуты, как Тэман свесился вниз головой с ближайшего перед ним дерева. — Эй, командир, а нас же ждут.

— Что?

— Так, шестеро на подходе по верхам сидят, верёвки держат, как подойдём, на верёвках опустятся и нападут.

— На верёвках, говоришь, сверху опустятся, шестеро, понял. Сам не высовывайся, Тэман, с шестью я справлюсь.

«Кто же предупредил? Кто? Неужели, сам дурак. Знает гад свой грех»

Чхве Ён остановился на опушке и закрыл глаза: «Шелест листвы в полное безветрие, мой Тэман так громко не ходит. Вот сейчас»

Чхве Ён подпрыгнул — два кинжала, и короткие вскрики были подтверждением того, что оба попали в цель. Чхве Ён изловчился поймать верёвку, на которой держался один из убитых.

«Теперь я выше, а вы, болваны, внизу. Посмотрим, наверх полезете — убью, внизу останетесь — жалко, больше кинжалов нет, только совсем не нужно, чтобы на подмогу позвали, а то нам ещё в дом зайти, поэтому придётся спуститься»

— Командир, слышь, засада. Хорошая такая засада. Давай, покуда целы, ноги в руки и мотать, — проговорил Тэман, нависая над своим командиром.

— Нет, Тэман. Сегодня уйдём — воротимся, не будет уже их. Я вниз пошёл, а ты не высовывайся пока.

Чхве Ён с размаху грохнулся о земь и со всей мочи нанёс удар мечом по голове одному из разбойников — раскроил череп — оставшиеся в живых атаковали его, но он подпрыгнул и опять уцепился за верёвку, разбойники с трудом успели спрятать мечи и столкнулись друг с другом.

— За подмогой, за подмогой беги, — крикнул один из разбойников.

«Нет уж, это в наши планы никак не входит. Осталось трое — ничего справлюсь, если что Тэман подстрахует»

Чхве Ён приземлился в самый центр между тремя разбойниками: первый, второй, третьего пришлось убить, метнув меч, иначе бы убежал. Успел этот третий всё-таки выскочить за опушку, могли из дома видеть, как он упал.

— Тэман-а, быстрее через поле пробежать, — закричал Чхве Ён.

«Если дядя прав — осталось двадцать четыре, а если не прав?»

Через поле пробежали благополучно.

— Тэман-а, ты в дом скрытно полезешь, а я напролом пойду.

— Ну, кто бы сомневался, — буркнул Тэман, подтягиваясь, и залез на крышу первого этажа.

«Двадцать четыре — слишком много для меня. На крыльце встречают только трое — не слишком учтиво. Так. Теперь дальше, двадцать один — много. Первая комната — оружейная, дальше, дальше, куда все попрятались — ждут, чтобы всем вместе напасть? Правильно, если ждут. Посмотрим»

Чхве Ён осматривал комнату за комнатой.

— Командир, командир, они тут кое-чего жечь начали… — голос Тэмана доносился откуда-то сверху.

— Ты их остановил? — спросил генерал.

— Ага, остановил, потушил и двоих укокошил.

— Молодец, Тэман-а. Я иду, а ты люки, ниши ищи, и все бумаги собирай.

«Так, ещё трое — это хорошо. Привычно. Дротики. Дротики наверняка отравлены — увернулся. Теперь моя очередь. Первый — голова с плеч, второй — сердце, третий — живот. Всё»

— Ну, вот и я, Тэман-а. Давай ещё немного здесь пороемся. Чего набрал? Книги, свитки... Здесь смотри, Тэман-а, в стене есть что-то. Золото, золото брось, а вот книжонка там, это интересно, это бери. Ну, вот так, всё собрал? Хорошо, уходим.

«Слишком легко, малой кровью обошлось, а вот они все, рано обрадовался, на равнину бегут, все шестнадцать слишком много для меня, для обоих много. Придётся чем-то пожертвовать»

— Тэман, слышишь меня, ответь, — Чхве Ён замер посреди поля, воспитанник опережал его на несколько шагов.

— Слышу, — последовал ответ, и малец застыл на бегу.

— За мной повторяй. Приказ генерала.

— Генерала приказ.

— Правильно повторяй, негодник, — вскричал Чхве Ён.

— Приказ генерала.

— Королю все бумаги отдать.

— Королю все бумаги отдать, — Тэман эхом вторил своему командиру, копируя интонации.

— Удвоить посты. Монаха Синдона во дворец не пускать, покои Небесного лекаря охранять. Небесного лекаря охранять. Короля с королевой охранять. Первый и второй отряды удальчи отправить в деревню Хоксач генералу на подмогу. Повтори.

— Первый и второй отряды удальчи отправить в деревню Хоксач генералу на подмогу. Повтори.

— Теперь беги сразу к королю, — бросил Чхве Ён, направляясь к убежищу наёмников.

— Да, бегу, бегу… — беспечно отозвался малец.

— Ну, и беги… — усмехнулся тэогун.

«Значит, шестнадцать, а в руках у них что, цепи? Цепями хотят сковать, это сколько силы надо, чтобы цепь как верёвку набросить? Такого я ещё не видел, только всё одно не получится».

— Ко-ома-аанди-ир… Как же так, командир, — Тэман оглянулся, находясь на опушке, и видел, что Чхве Ён не собирается спасаться бегством.

— Беги, Тэмась: «так хотелось тебя назвать, как она называет» — делай, что должен, ты успеешь, успеешь, они меня сразу не убьют. Не стой, беги, беги быстрее, мерзавец, беги, сказал, — прокричал Чхве Ён и закрылся мечом.

«Ну, теперь только я, меч и ножны, щит не нужен, лук не поможет, до кулаков не дойдёт. Хорошо, дядя не ошибся и, главное, как знал, что мне не по зубам. Цепи, как же они управляются с этими цепями?» — шестнадцать разбойников кружили вокруг генерала, держа тяжелые цепи наперевес.

— Синдон придёт сюда, убить меня? — проговорил Чхве Ён. — Спрашиваю, придёт? — наёмники вертели цепи в руках. — Нападай! — выдохнул он.

Первые две цепи хлестнули по рукам и обвились вокруг запястий, четыре разбойника кружили вокруг, затягивая смертельный металлический узел: «Надо было одной рукой меч взять, а, хотя, один чёрт, тогда бы руку сломал» — генерал рванул цепь на себя и порезал одному разбойнику шею, тот захрипел и забился в конвульсиях, повиснув мёртвым грузом на руках Чхве Ёна. Генерал с трудом избавился от тела, второй убийца с криком налетел на него, воспользовавшись временной слабостью, — Чхве Ён принял удар убийцы плечом и насадил того на меч, наёмник застонал от боли, посмотрел намеченной жертве в глаза и умер. Генерал крутнулся на месте, сбросив цепи, закрылся мечом и тут же попал в новую ловушку: убийцы накинули цепи на пояс генерала. Чхве Ён застонал и согнулся: «Живот! Живот! Больно, очень больно! Если сейчас на ноги или на шею накинут — мне конец. Эти две на ноги — увернулся и как только сумел подпрыгнуть. Теперь те, что живот душат, две: первую на себя рванул, всё равно куда, в глазах темнеет, попасть бы — попал, этот закричал смертным криком, а сам я кровью умылся. Прости, милая, приду, опять буду кровью пахнуть. Вторую рванул — уже сил нет, этот тоже мой. По спине цепью — как больно. Всё — на ноги набросили, если бы скинуть, хотя бы одну, но нет. Прощай, милая…»

Генерал Корё Чхве Ён покачнулся и упал, обмотанный цепями.

«Очнулся... Руки и ноги целы: на колени поставили, что же так не везёт, а руки, кажется, в цепях, вот, чёрт»

— Эй, придурки, с колен поднимите, мне нельзя на коленях подолгу стоять — кровь застаивается. Эй, чего нормальных столбов не нашлось, чтобы меня можно было на ноги поставить, — Чхве Ён, повесив голову, стоял на коленях на земляном полу, а его руки были скованы цепями, которые крепились к невысоким деревянным столбам.

«Ну, подойди, подойди, хоть один подойди. Ведь всем так и хочется меня ногой в грудь пнуть. Вот так. Теперь моя очередь — с ног сбил, захват, придушил бы тебя, да только надо успеть потом подобраться, когда ногами приятели твои бить будут, поэтому просто кадык пяткой сломаю. Успеть подобраться — успел, чего так слабо бьют, значит, придёт Синдон, а до того я живой должен остаться. А руки, руки, руки, как больно, — это я зря руками пожертвовал, как на цепях рванулся, так из суставных сумок и выскочили, это я зря, остались только ноги, теперь, даже если цепи снимут, биться не получится — только помереть быстрее. Всё равно попробую».

— Чего рёбра ломаете, изверги, — Чхве Ён сплюнул кровь на пол, — я домой к жене должен целым и невредимым вернуться.

«Вот правильно, это я понимаю — меня за волосы и наверх тащить, вот я и поднялся — теперь, покуда цел, ближе локтя не подойдёшь, пока ноги целы. Вот первый — в противоположную стену впечатался, следующий, следующий. Это я не рассчитал, что они тоже лягаться умеют. В грудь ногами. Я упаду, не устоять, пускай добьют. Теперь злые бьют больно».

— Тот самый генерал, значит, гляди-ка, а говорили двух тысяч один стоит, а нас сколько?

Чхве Ён сплюнул кровь и повис на вывернутых руках:

— И сколько вас? Было тридцать, а осталось? Сколько я убил ваших? Больше половины? Осталось одиннадцать или двенадцать? Сколько? Руки выломали, рёбра переломали, что посмотрим, чего я без рук стою, а? Цепи сними. Сказал, цепи сними, мерзавец!

— Цепи не снимать, — монах Синдон вошёл в помещение, где находился Чхве Ён и потрёпанный отряд разбойников.

— Здравствуй, монах. — Чхве Ён висел на цепях, ноги не держали его, он качался не в силах поймать равновесие. — Ждал меня? Что на этот раз придумаешь? Опять мокрая бумага на лицо или яд? — Синдон поднял голову избитого генерала за подбородок и поднёс глиняный пузырёк к его губам. — Хваго? — прохрипел Чхве Ён. — Монах, я этот запах в жизни никогда не забуду. Думаешь, я его проглочу?! Да, я себе всю гортань выжгу, а внутрь ни капли не пройдёт, а если повезёт, всё тебе в рожу и выплюну, плевать-то недалеко, доплюну.

— Знаешь, как твой прадед помер? — Синдон убрал пузырёк за пазуху, опустился на корточки и посмотрел в глаза Чхве Ёну.

— Знаю, как же не знать.

— Знаешь, значит. Руки и ноги ему отрубили и под правое ребро на крюк повесили, он сутки умирал, кровью истёк. Ты также умирать будешь.

Чхве Ён проглотил кровь:

— Сначала руки ему и ноги ломали, кости молотами дробили, только потом отрубили и то не сразу рубили в три подхода: сперва кисти, потом по локоть, только потом до плеча. Монах, мой прадед к помосту за шею был прикован, когда его четвертовали, а я на коленях стою, за руки прикованный, не получится у тебя ничего. Чтобы получилось, цепи снять надо.

— Эй, Яквон, начинай, — Синдон отпустил свою жертву, уступив место помощнику.

— Эй, монах, чего это Яквон, сам не хочешь попробовать? Идём сюда, я уже сопротивляться не могу. Рёбра переломали, руки сам, дурак, себе вывернул, когда тому вон кадык ломал. Давай сам, старик, больше удовольствия получишь. Идём сюда. — «Давай ближе, ближе, жалко только сил совсем нет» — Синдон опять взял генерала за подбородок, поднял его голову и приставил кинжал к глазам. — Глаза хочешь выколоть? Ну, глупо же, будешь убивать, не сможешь мне в душу смотреть, мало удовольствия. Будешь убивать — я буду тебе в глаза смотреть, обещаю. Цепи сними. Монах, зачем повторяться? Сейчас я с силами соберусь и дом этот деревянный подожгу — я, прикованный, заживо сгорю и вы со мной. — Убийцы переглянулись и поспешили к дверям. — Эй, куда? Куда все побежали? — Синдон остался один на один с Чхве Ёном, он замахнулся и воткнул нож в грудь своей жертвы. Генерал застонал от боли. — Промазал ты, монах, мне жена запретила умирать, теперь нет силы на этом свете, которая могла бы убить меня, а сам ты не уйдёшь, я тебя не отпущу.

Молнии заплясали вокруг истерзанного тела, Синдон попятился, Чхве Ён выломал столбы, к которым крепились державшие его цепи и всем своим весом навалился на тщедушного старика. Синдон давился и хрипел под тяжестью тела генерала. С улицы послышались короткие крики, команды и лязг металла:

— Командир, командир…

— Тэман-а, успел ты, успел, я живой, не плачь… — простонал генерал, переворачиваясь на теле отчаянно лягавшегося старика.

Тэман вбежал в дом:

— Командир, кома-аанди-иир…

— Ну, чего реветь-то, ребёнок, так рад меня видеть? — проговорил Чхве Ён, отплёвываясь от наполнявшей рот крови. — Значит, это от счастья. Этого монаха забери и парочку разбойников поймай, слышишь?

— Они убили тебя, командир, у тебя нож из груди торчит, — малец стоял над телом пытавшегося придавить противника Чхве Ёна, рвал на себе волосы и ронял слёзы из глаз.

— Командир… — послышалось снаружи.

— Командир, командир…

— Ну, ещё двоих нелёгкая принесла, — проговорил генерал. — Сейчас будет много крика, а толку мало. — Чхве Ён зашёлся кашлем. — Слушай приказ, монаха Синдона схватить и разбойников. А ты, Тэман, постой, вон того урода видишь? Обыщи его, ключи от кандалов у него должны быть, и руки мне вправь.

Тэман опустился на колени, приподнял и обнял своего командира, а Чхусок и Токман потащили тело тщедушного монаха к выходу.

— Куда тебя, командир? Я тебя мигом сейчас к тётке домчу.

— Куда? К тётке? — Чхве Ён с трудом балансировал на краю сознания. — Нет, в казармы неси, Тоги зови, пускай перевяжет, да я к жене пойду, — проговорил он и отключился.

* * *

Инсу вернулась домой и, не находя себе места, обходила покои дворца принца Ток Сона, этот дворец так и не стал ей домом. Она забилась в отдалённую спальню, в которой в своё время запирал её принц, свернулась калачиком на возвышении, за которым находился альков, и попыталась уснуть. Сделать это было невозможно, она так привыкла спать у него на груди, что все прочие поверхности больше не годились для сна.

— Ваша милость, я войду, — Чхусок вошёл в спальню. — Вам принесли подарок, мы проверили — ничего подозрительного, вы примете его? — гвардеец держал в руках большой ларец, обитый красным шёлком. Инсу приняла подношение — протяжный сигнал рожка испугал её — она уронила ларец, глиняные пузырьки внутри жалостливо звякнули и, кажется, частично разбились.

— Прошу простить меня, ваша милость. Объявили тревогу. — Инсу помчалась вслед за удальчи, забыв о подарке.

— Приказ генерала. Удвоить посты. Монаха Синдона не пускать, покои Небесного лекаря охранять. Небесного лекаря охранять. Первый и второй отряды удальчи отправить в деревню Хоксач генералу на подмогу. Первый отряд покинуть пост, седьмой и восьмой отряды — лекаря защищать, заступить на пост.

— Что случилось, Чхусок? Что с ним случилось? — кричала Инсу, преследуя гвардейца.

— Тревога, ваша милость, тревога, позже объясню, — ответил Чхусок, вскочил в седло и исчез за воротами.

Время тянулось медленно — минуты складывались в часы, Инсу не могла найти себе места от тревог и переживаний, время, когда она не скучала, давно прошло, да и не было этого времени. Она стала готовить ужин, давно она не готовила еду с большим старанием: всё, что любит этот человек, она представляла, как он войдёт в дверь в тяжёлом доспехе, задержится на секунду в дверях, как будто спрашивая позволения, а потом улыбнётся ей своим насмешливым взглядом. Рисовый суп, она варила его два часа, и всё лицо её было испачкано копотью, мясо нужно было пожарить быстро, но разве угадаешь, когда ему заблагорассудиться вернуться, овощи, закуски… «Когда же ты придёшь, любимый?» — в кухню заглядывали гвардейцы, проверяя покой Небесного лекаря, Инсу угощала их. — «А если с ним что-то случилось? Что могло случиться, ведь он пошёл поговорить с королём» — успокаивала себя Инсу. Она вспомнила о подаренном ларце и помчалась в спальню — ларец лежал на полу, и большая часть керамических пузырьков с красными пробками разбилась. Осталось всего четыре целых, Инсу подняла их. Яд, да яд, для него, истерзанного пытками, это был яд, но на самом деле это мощный антикоагулянт, который способствует кроветворению. Для человека, раненного стрелой, — это яд, а для человека, на теле которого нет ран, — это лекарство, которое делает кровь более жидкой, увеличивая тем самым её количество. «Накормлю и заставлю выпить лекарство» — решила она. Инсу не могла дольше терпеть — накрыла на стол, тёмно-красную вязкую жидкость из одного из пузырьков перелила в плошку. Во дворе послышалось движение, перестук копыт — Инсу вскочила на ноги — он вошёл в двери в тяжёлом доспехе, задержался на секунду в дверях, как будто спрашивая позволения войти в свой собственный дом, а потом улыбнулся ей своим насмешливым взглядом:

— Ты пришёл! Ну, почему так поздно, — она повисла у него на шее, он поддержал её под спину своей огромной жёсткой рукой, прижался ухом к её виску. — Фу, опять кровью пахнешь, — проговорила Инсу, — и когда ты успел пропахнуть кровью, разговаривая с королём. — Загадки раздражали её, и настроение мгновенно изменилось. — Снимай доспех, выпей лекарство и поешь, — он задержал её, прижав к себе, и прошептал:

— Милая, я пришёл не один.

Инсу огляделась — Тэман, воспитанник генерала, уже сидел за столом.

— Тэма-ссь, Тэма-сси-к, привет, ты же расскажешь мне, где ты был со своим командиром? Я же точно уже знаю, носом чую, что не у короля вы были, колись, Тэма-ссь. — Тэман смотрел на Инсу хитрым глазом и жевал, с невероятной скоростью опустошая тарелки, пока её муж стоял столбом посреди комнаты. — Я так ждала тебя, я так старалась приготовить то, что тебе понравится: вот рисовый суп, я варила его два часа, поджарила мясо, и, главное, не забудь выпить лекарство.

Инсу деловито завертелась вокруг мужа, взяла у него из рук меч и, любовно погладив, положила на стол, развязала завязки доспеха на нём и сняла тяжёлый панцирь, усадила за стол, подвинула тарелку с мясом и закуски, дала палочки в руку.

— Милая, зачем яд на столе? — проговорил Чхве Ён.

— Без паники, Чхве Ён-сси. Я тебе всё сейчас объясню. Твоё состояние: судороги, частичное онемение конечностей — связано в первую очередь с огромной кровопотерей. Понятно, что твой организм имеет практически неиссякаемый потенциал самовосстановления, но и он не рассчитан на такие нагрузки. Вспомнить хотя бы тот случай в Согёне, тогда на моих глазах явная кровопотеря была не менее литра, а ведь было ещё и внутреннее кровотечение. Судя по рассказам, такая кровопотеря у тебя не в первый раз. Симптомы анемии у тебя настолько очевидны, что этот диагноз не вызывает сомнений. Вот, такой диагноз в такой тяжёлой форме, как у тебя, является показанием для переливания крови, но я переливание в таких условиях сделать не могу — крови нет, а прямое переливание… Нет, конечно, просто найти кого-нибудь с подходящей группой крови, но делать прямое переливание и рисковать твоей жизнью и жизнью донора я не могу, — Чхве Ён смотрел в глаза жене нежным открытым взглядом и не понимал ни слова из того, что она говорила. Инсу взяла ложку, зачерпнула суп и поднесла к его рту. — Ну давай, ешь, кому говорю. — Чхве Ён взял ложку в рот и с усилием проглотил суп. — Теперь мясо. Да, о чём я? Так вот, особняком от всех прочих твоих симптомов стоит лёгочное кровотечение. Оно является не следствием, а, скорее, причиной твоего заболевания, но, как ты успел заметить, его давно нет. Те гемостатики, которые я давала тебе на Амноккане, возымели своё действие. Я смею надеяться, я уверена, что внутри у тебя всё зажило. Так вот тебе нужно какое-то очень сильное средство, которое стимулирует кроветворение. Это оно и есть, и сейчас для тебя это не яд, а лекарство. Вот, когда бы ты был ранен сейчас, это был бы яд. Синдон показал мне действие этого яда на собаке, пёс был полностью обескровлен, но все его раны успели зажить, Синдон дал ему этот яд, и кровообращение восстановилось.

— Вот, смотрю я на тебя, командир, и думаю жениться мне или нет. А супчик на самом деле очень вкусный, мясо очень даже, и овощи, и закуски — так хорошо. Говорит твоя, конечно, слишком много и непонятно, но моя-то немая, так что думаю, женюсь, что ты там про дом говорил?

Чхве Ён облегчённо вздохнул и принялся за еду:

— Знаю, что милая моя — лекарь — может отличить яд от лекарства. Милая моя многому научилась, пока жила без меня эти четыре года: и иглоукалывание знает, и травы — только осталась такой же наивной и доверчивой, легко обмануть её. Синдон обманул тебя и на этот раз, милая, это яд. Сколько раз меня им травили, я его хорошо запомнил.

— Чхве Ён-сси, ошибаешься ты, я докажу. Вот смотри, для меня и ребёнка это тоже полезно. Кроветворению способствует, — Инсу поднесла сосуд, наполненный кроваво-красной жидкостью, к губам, в следующую секунду плошка в её руках раскололась, а её содержимое потекло по руке.

Генерал отбросил меч:

— Милая, — Чхве Ён обнял жену, — цела? Я не поранил тебя? — он очистил руку жены от яда и осколков посуды и поцеловал ладонь.

Инсу ловила ртом воздух, её сердце заходилось от страха, меч мужа прошёл в миллиметре от её лица:

— Ты, ты, — Инсу вырвалась из объятий и отвесила мужу звонкую пощечину, — ты на беременную жену меч поднял?! Сперва на тщедушных стариков бросаешься, потом на жену руку поднимаешь, как ребёнок родится, его, значит, бить будешь? Ты сколько войн прошел? Это посттравматический шок называется, только в твоем случае уже, боюсь, не лечится. Тебя убить за такое мало!

— Милая моя, это был яд! Ты яд пыталась выпить, — вскричал Чхве Ён и схватил жену за запястья, не позволив ей отвернуться.

— Ты мне чуть руку не отрубил, придурок! Я же объяснила тебе, что это лекарство.

— Прости, прости меня! Прости, скажешь, я до этого, — Чхве Ён отпустил руку жены и указал на меч, — больше не дотронусь. — Инсу оттолкнула мужа и отвернулась, он покачнулся. — Убить меня мало? — Чхве Ён схватил жену за руки и повернул к себе лицом. — Только скажи, в чём я виноват, и я приму наказание, — Чхве Ён обнял жену и прижал к себе.

Инсу ударила генерала в грудь и отстранилась, Чхве Ён застонал и схватился за сердце:

— Ты меня убить пытался, этого мало?

— Милая, я никогда… В этом не виновен! — воскликнул Чхве Ён и снова притянул жену к себе, она вырвалась из его объятий и отвернулась. — Милая, ну, что ты делаешь? Не оставляй меня, не отстраняйся, не отворачивайся, взгляд не отводи, ты — смысл моей жизни, — генерал нежно и осторожно взял жену за плечи, она сбросила его руки. — Милая...

— Видеть тебя не хочу! И не называй меня так, — проговорила Инсу.

— Убить меня мало?! Видеть не хочешь?! — Чхве Ён застонал. — Как же тебе меня не видеть, когда я не видеть тебя не могу? Только если для того я умереть должен? — он сделал несколько неуверенных шагов, схватился за грудь, покачнулся и повалился навзничь. Инсу вздрогнула, услышав грохот упавшего тела, и оглянулась.

— Чхве Ён-сси? — закричала она. Он лежал на полу без сознания. — Чхве Ён-сси? — она опустилась рядом с ним на колени, осторожно перевернула, сняла с него наручи, развязала манжеты и завязки рубашки — его грудь и живот были плотно перебинтованы, а на бинтах расплывалось кровавое пятно. Инсу осторожно приподняла тело мужа и развязала перевязи на нём: «Ножевое, глубокое, кровь никак не останавливается. Рёбра, рёбра сломаны, гематомы по всему телу, чем били его, чем били?» — Инсу закричала от ужаса. — Тэман-а! Что же можно сделать? Нужны хирургические инструменты, вскрыть грудь, да, хотя бы рану в области сердца зашить, Господи… Чем били его, Тэман? — воспитанник генерала стоял и рвал на себе волосы. — Чем били его, Тэман? Откуда ножевое? Тэма-ссь? Беги во дворец за помощью, к тётке его беги.

— Ты сказала ему умереть! Ты убила его! — воскликнул Тэман и бросился прочь из дома.

Чхве Ён открыл глаза:

— Прости, милая, — выдохнул он. — Я много дурного тебе сделал, прости. Я за всё отвечу, я умру, милая, и ты больше не увидишь меня.

Он попытался подняться, Инсу показалось, что генерал Корё сейчас упадёт ей в ноги, но он зашёлся кашлем, подставил ладонь, и его огромная ладонь стала быстро наполняться алой кровью. Инсу застонала от ужаса и протянула к нему руки, он мутным взглядом посмотрел ей в глаза и потерял сознание.

* * *

— Очнулся? Ну, как же напугал, совесть у тебя есть? Ты как себя чувствуешь? — Инсу заставила охранявших её гвардейцев перенести тело мужа в спальню и уложить в постель, всю ночь не отходила от постели больного, проливала слёзы над бесчувственным истерзанным телом и к утру решила вести себя, как будто ничего не случилось.

— Потерпи немного, ещё посмотрю на тебя, — прошептал он. Инсу взяла его запястье, сердце билось слабо, припала к его груди — воздух натужно тянулся в лёгкие: «Тебе очень плохо, любимый. Ну, ничего, ничего, потерпи немного, я найду способ исцелить тебя. Сейчас матушка придёт — поможет». Он жалобно посмотрел ей в глаза, взял за руку и притянул к себе. — Я должен был вчера умереть, прости, не смог. Потерпи, посмотри на меня, я скоро умру. Не уходи, останься со мной, обнимай до последнего, прошу, умоляю…

— Чхве Ён-сси? — сердце Инсу зашлось болью. — Ну, что за настроение? Сейчас придёт твоя тётка и вылечит тебя.

Он замотал головой:

— Эту хворь никому не вылечить. Мне очень больно, душа болит, а всё только от того, что я умирать не хочу.

— Что? Ты о чём? — Инсу дотронулась до его лица, пытаясь приласкать его, он сглотнул, поднялся на локтях и сел, приобнял её и дотронулся своей огромной рукой до её живота.

— Наша дочь, — его голос звучал необычно глухо.

— У нас будет сын, — уверила она его и попыталась улыбнуться.

Чхве Ён взял жену за руки:

— Нет, милая, поверь, у нас будет дочь, она ничем не будет напоминать тебе обо мне, ничем. Выноси ребёнка, пусть ты и не хочешь видеть меня, он ни в чём не виноват. Когда бы я с постели подняться мог, давно бы уже пыль у твоих ног целовал и о пощаде молил, только мне уже даже на колени не встать.

— О чём ты, муж мой? Что с тобой? — в отчаянии вопрошала Инсу.

— Ты сказала, убить меня мало, сказала, видеть не хочешь. Ты не можешь простить меня? Милая, я знаю, я много дурного тебе сделал. Прости меня, умоляю, смилуйся, пощади. — Он покачнулся и отпустил её руки, с трудом удержавшись в сидячем положении. Инсу поднялась и села так, чтобы он мог опереться. — Не надо так, не мучай меня, я тебя не вижу, — его голова безвольно упала ей на плечо, шея неестественно изогнулась, он застонал, она взяла его руки в свои.

— За что мне прощать тебя, ведь я люблю тебя, глупый?

— Я насильно увёл тебя из твоего мира, я заставил тебя страдать, я… обманул тебя тогда, помнишь, на берегах Амноккана. Ты так спокойно спала у меня на груди, а я запеленал тебя в одеяло и ушёл. Когда вернулся, ты также спокойно спала, я переоделся, чтобы кровью не пахнуть, лёг и уложил тебя, как прежде…

— Да, надо было ещё и самому вымыться… Ты думаешь, я не заметила твоего отсутствия? — Инсу было всё сложнее сохранять непринуждённые интонации в голосе.

— Я обещал тебе, я жизнью клялся, что не сбудется твой сон, помнишь? И здесь обманул. И сейчас, милая, последний свой бой я проиграл. Милая, мне больно, мне так больно, что я больше не выдержу, дыхание перехватывает так шею ломать, чтобы смотреть на тебя. Прости меня, слышишь, хоть соври, что прощаешь.

— Чхве Ён-сси?! О чём ты говоришь? Ты пугаешь меня.

— Потерпи немного, я долго не буду умирать, прости, не оставляй меня, — прошептал он.

— Глупый, глупый, ну, что ты вбил себе в голову, конечно, я всё тебе прощаю, я же люблю тебя. Чхве Ён-сси?! — он вздрогнул всем телом и захрипел. Инсу вскрикнула и сильнее сжала его руки. — Как ты получил такие травмы?

— Цепями били. За руки приковали, на колени поставили. Ногами били так больно. Только не видеть тебя ещё больнее. Мой прадед, когда его четвертовали, легче умирал, слышишь? — он опять потерял сознание.

— Чхве Ён-сси! — Инсу обняла его голову и разрыдалась. -Я в сердцах сказала, я не думала то, что сказала. Чхве Ён-сси! — Он сглотнул и закашлялся, алая кровь, пенясь, выливалась изо рта, он ей захлёбывался. Инсу подняла его голову и выпрямила шею, он открыл глаза, повернул голову и посмотрел ей в лицо:

— Милая… Ты устала ждать? Потерпи… Пойдём, я встану сейчас, меч там остался, этот мерзавец, сейчас я себе шею порежу, так вернее и быстрее будет... — Инсу не пыталась сдержать слёзы, он взял её голову за затылок и прижал её губы к своему лбу. — Сейчас, сейчас, милая, потерпи, так видеть меня не хочешь, что даже плачешь, на меня глядя. Как же больно! — простонал он и потерял сознание.

— Королева милостью своей почтила это жилище, — донеслось снаружи.

— Королева, моя королева, помогите, — закричала Инсу, — приведите названую тётку генерала, мне нужна помощь…

— Небесный лекарь, что случилось с вашим мужем? — проговорила королева и вошла в комнату. — Гвардейцы упустили Синдона. Король устал ждать генерала Корё, Тэман прибежал к моему мужу и несёт какую-то околесицу о том, что его командир решил умереть, что случилось? — Чхве Ён зашёлся кашлем, алая кровь потекла изо рта. Королева вскрикнула от ужаса. — Он отравлен, Небесный лекарь, он отравлен, как такое могло случиться?

— Отравлен? Нет, моя королева, он избит. На нём живого места нет, рёбра поломаны, возможно, повреждены внутренние органы, гематомы по всему телу. Кровь идёт горлом — лёгочное и, возможно, паренхиматозное кровотечение.

— Королева, — прохрипел Чхве Ён, — я проиграл, Синдон придумал для меня самую страшную пытку, он сделал так, что жена моя меня возненавидела. Теперь я должен умереть, она не хочет видеть меня.

— О чём он говорит, о чём? — Инсу не могла сдерживать рыдания, её муж в очередной раз потерял сознание.

Королева проигнорировала вопрос. Инсу, заливаясь слезами, вытирала кровь с лица мужа и считала пульс на его шее.

— Соберитесь, Небесный лекарь, что он ел, что он пил?

— Там на столе в ларце, — королева подошла к столу и открыла наполовину залитый тёмно-красной вязкой жидкостью ларец, — это лекарство я хотела дать ему, но он отказался его пить и мечом расколол плошку в моих руках. Я испугалась его меча и, кажется, наговорила ему гадостей.

— Откуда это у вас, Небесный лекарь? Кто дал вам это?

— Откуда? Кто? Да разве сейчас это важно? Синдон прислал мне этот ларец. Я не представляю, что я могу сделать для него, внутреннее кровотечение, возможно, паренхиматозное, он избит, на нём живого места нет, он истекает кровью и периодически теряет сознание, я ничего не могу сделать без инструментов.

— Кто дал вам это? Синдон? Монах Синдон? И вы хотели напоить этим мужа? — вскричала Ногук.

— Да, да, я всё объяснила ему. Если бы он не был ранен, это было бы лекарство, если бы его раны затянулись… Это мощный антикоагулянт, он способствует кроветворению, при его кровопотере этот препарат необходим.

— Я не поняла половину из того, что вы сказали, но неужели вы думаете, этот монах мог дать вашему мужу лекарство? Монах Синдон? — принцесса Юань подошла к постели больного. — Что вы сказали ему? Генерал, генерал, слышишь меня, Чхве Ён, не умирай. Очнись, именем королевы приказываю тебе. Как давно кровь идёт у него горлом? — Ногук поднесла ладонь к лицу Чхве Ёна. — Дыхание пропадает.

Инсу прижала к себе голову мужа и разрыдалась.

— Вчера он пошёл поговорить с королём, а вернулся избитым с ножевым ранением в области сердца. Вы объясните мне, что ваш муж сделал с моим?

Женщины уставились друг на друга полными ненависти и слёз взглядами:

— Мой муж? Мой муж здесь совсем не причём. Генерал приходил вчера к королю и согласился стать его рабом, псом короля, в обмен на возможность защитить вас, уничтожив монаха Синдона, человека, который пытал и убил его. Если вы хотите обвинить в смерти тэогуна моего мужа, я скажу, что это вы убили его своими руками. На этот раз ему не выжить, я должна сообщить об этом королю, чтобы он не рассчитывал на помощь Чхве Ёна. Стража, стража, — два гвардейца появились на пороге, — моя повозка стоит у ворот, перенесите генерала в королевский госпиталь.

Гвардейцы отложили мечи и направились к постели больного, Инсу крепче обняла мужа:

— Он останется со мной.

Королева поднялась на ноги:

— Вы можете исцелить его?

— Без инструментов я ничего не могу сделать.

Инсу застонала и положила голову мужа себе на колени. Он зашёлся кашлем — королева подошла и перевернула его на бок, чтобы облегчить дыхание — кровь полилась из его рта на подол платья Инсу, она закричала от ужаса.

— Ён, Ён-а, слышишь меня? Ответь, любимый.

Он попытался перевернуться, приподнялся на руках — его тело не выдержало даже такого усилия — руки оскользнулись на краю кровати, и он кубарем скатился на пол.

— Чхве Ён! — Королева первая оказалась рядом с телом генерала, он дёрнулся и затих. Ногук опустилась на колени и поднесла руку к его лицу. — Он дышит, — проговорила она. — Чего стоите? — обратилась она к гвардейцам. — Берите и несите именем королевы.

Инсу вскочила с постели:

— Если он потеряет два литра крови, то умрёт.

— Мне жаль, Небесный лекарь, ему суждено умереть. — Инсу выскочила из комнаты. — Небесный лекарь, остановитесь, Небесный лекарь, — закричала королева ей вслед.