Не то чтобы... (гет)

Это было…

Да никак это не было! Это происходило прямо здесь и сейчас, в его номере, среди этих варваров, которые даже такой простой и идеальный план умудрились испортить. Не то чтобы Наполеон Соло никогда не ошибался — иначе, его бы не поймали и по сей день, и это наказание в лице каменного Большевика и истеричного Механика не сжигало бы его нервные клетки и костюмы, — но чтобы столько раз проколоться на одном и том же деле! И нет, причина была не в нём, а в тотальном идиотизме его коллег.

— Я, пожалуй, пойду… — Подставная медсестра попыталась ретироваться из эпицентра любовного торнадо. Она куталась в тёмно-бордовый халат Соло, так как её — медицинский — лоскутами устилал пол. Со вспыльчивостью Габи — а она, судя по всему, была у них с Большевиком одна на двоих, — это совсем не удивительно. Удивительно то, как её туфли попали на люстру и каким образом медсестре удалось сохранить своё лицо нетронутым. Надо, что ли, пару уроков взять у этой дамы — а то челюсть ещё болит — в приватной обстановке.

— СИДЕТЬ! — Рявкнула Габи так, что на место села не только блондинка, но и Большевик внезапно плюхнулся на стул, хотя ещё секунду назад застывшим изваянием смотрел в окно.

Когда-то в детстве мама учила Соло делать добрые бескорыстные поступки. Не то чтобы маленький Наполеон не слушался маму, но что-то в нём противилось этой идее. Теперь, глядя на происходящее, он чётко понимал, что не зря противилось. Картина была настолько сюрреалистичной, что Соло сперва подумал, что удары головой и по ней же плохо сказались на его психике. В одном углу сидел Большевик в расстёгнутой рубашке — и почему всегда чёрный? по чему он траур носит? по своему вкусу? — и судя по тому, что пуговицы хрустели под ногами, расстёгивал он её не сам. Хотя об этом же свидетельствуют следы от помады на его лице и — святые кусачки заточенные углеродным лазером — груди! Соло очень хотел пошутить по поводу того, что до этого ни нога, ни в особенности губы человека не ступали на эту землю, но промолчал. Потому что Большевик, кажется, даже дышать забыл. Мало того, к нему нервный тик — и тот не вернулся, не то что уж способность говорить или воспринимать шутки. С последним у него и так не всегда хорошо складывалось.

Медсестра, вжимаясь в диван, почему-то икала. Соло мог только предполагать, что произошло в этом маленьком двухместном аду до того, как он пришёл, но что-то ему подсказывало, что всей его фантазии не хватит это представить. Не то чтобы у Соло было плохо с фантазией, просто реакцию Габи на “похождения” Большевика лучше вообще не представлять. Никогда. И шутить по этому поводу тоже не стоило — он едва успел пригнуться от летевшей в него туфли. Туфли, надо сказать, огроменного размера, из коллекции Большевика — той самой, которой надо пытать, а не носить. Сам Большевик, кстати, так и сидел в одной туфле — на другой ноге печально красовался трагичный чёрный носок. Никакого разнообразия.

Зато вот та самая кепка привносила огромное разнообразие в вид растрёпанной икающей медсестры. Она, видимо, не была осведомлена при входе, что играть с вещами Большевика — опасно для жизни. В случае с кепкой — слишком опасно и крайне безвкусно.

В другом конце номера возвышалась Габи. Да-да, полтора метровая Теллер выглядела так угрожающе, что даже казалась выше. Хотя, не исключён тот факт, что роста ей прибавлял стол, на котором она по привычке стояла. Наполеон здраво заметил, что привычки у Механика те ещё. За что в него полетела прекрасная ваза. Никакого уважения к искусству!

Хотя и про уважение, и про искусство Соло забыл, едва открыл дверь в свой номер. Среди перевёрнутых стульев стоял ошарашенный Большевик, за спиной которого пряталась полуголая медсестра. Пряталась, надо сказать, не зря, ведь на вытянутой руке Большевик держал Габи, которая яростно вырывалась и пыталась уничтожить противницу. Едва Соло закрыл за собой дверь, как эта композиция взорвалась криком и двинулась в его сторону. При этом медсестра запрыгнула на спину Большевика, и тот — внезапно — не устоял. Так они и рухнули на пол, чем воспользовалась Габи, чтобы вооружиться ужасным предметом обуви советского производства. Никто, почему-то, даже не подумал узнать, не сломала ли пару рёбер бедная блондинка, ведь на неё упала скала всея КГБ всей своей двухметровой тушей.

В общем, Соло как-то удалось развести их по углам, выдать даме халат и хоть немного перевести дух. Разбираться придётся долго. Не то чтобы Наполеон не хотел наконец поставить точку в этой истории, но он очень надеялся, что эти двое справятся без него. Как оказалось, без Наполеона Соло в их команде — никуда. Даже в любви.

Габи Теллер была на краю. И не только на краю не слишком устойчивого стола, на который её водрузил Илья, прежде чем отойти на безопасное расстояние и уставиться в окно. Габи остро чувствовала, как её терпение подходит к концу. Не то чтобы она вообще была терпеливым человеком, но этот фарс, устроенный Соло, довёл её до такой точки кипения, что пути обратно уже не было. И нет, она не считала, что сама виновата, ведь если бы американец не натворил дел, мстить бы ему не пришлось, и вот этим ничего бы не закончилось. Под этим она подразумевала обнаглевшую в край девицу в кепке Ильи, которая ещё и пометить его своей безобразно алой помадой успела. Габи уже точно не помнила, что именно её уязвило больше: то, что эта… эта… выдра добралась до торса Ильи — в то время как сама Габи едва ли могла похвастаться чем-то большим, чем расстёгнутые две пуговички рубашки, — или то, что на её шевелюре была кепка Курякина! Это же немыслимо! За десять минут эта девица успела сломать все табу и границы. Тут Габи вообще не могла похвастаться абсолютно ничем. Именно поэтому она стремглав бросилась на эту сладкую парочку. Мало того, что расцарапать лицо этой выдре так и не вышло, так ещё и Илья внезапно стал её защищать! Досталось ему, надо сказать, тоже неплохо — Габи попала своими острыми кулачками практически везде, где засветилась эта гадкая помада. И кое-куда, где она — как Габи очень надеялась — не успела появиться. Ну а когда пришёл главный виновник этого торжества… Честно говоря, Габи плохо помнила, что происходило. Очнулась она уже тогда, когда Илья — молчаливый и серьёзный — нёс её на руках. Не то чтобы Габи не нравилось такое перемещение, но то, что он просто относил её подальше, чтобы она никого не убила ненароком, было очень обидно. Так она и стояла — злая и обиженная — на столе, пока медсестра не попыталась скрыться. То, что на её оклик отреагирует ещё и Курякин, Габи никак не ожидала, ведь всё это время он изображал собой соляной столп, которому жутко не хватало кепки.

Илья Курякин молча сидел в кресле, пытаясь переварить всё то, что произошло. Мало того, что к нему нагло домогалась эта странная девица, так ещё и Габи это увидела. Не то чтобы ревность Теллер не радовала, просто это был первый раз в жизни Ильи Курякина, когда девушки дрались из-за него. Даже с учётом того, что дралась только Габи, а Фрэн пыталась уйти из номера живой. Хотя бы.

К тому же меткий удар Габи отбил у него любое желание говорить. Поэтому он просто закрылся глубоко в себе, пытаясь понять, что будет дальше. Оправдываться перед Габи не хотелось — это не по-русски. Но и оставлять всё так, как есть, тоже не вариант. Оставался ещё шанс, что во всём — как обычно — виноват Ковбой, и тогда смело можно было бы воздать, наконец, ему по заслугам. Хотя, он всегда виноват, так что по заслугам он получит в любом случае.

— Я очень рад принимать вас в моём скромном разгромленном жилище…

— Заткнись, Ковбой!

— Нет уж, мой зацелованный друг. — Соло заметил, как сразу оживился и озверел Большевик, как ощетинилась Габи и облизнулась медсестра. — Мне бы хотелось узнать, что здесь произошло.

— Мне, кстати, тоже. — Икнув, пискнула Франсуаза.

— А мне-то уж как хочется знать… — Габи топнула своей маленькой ножкой, и бедолага стол всё-таки обрушился под ней. Курякин тут же подхватился спасти свою ненаглядную, но Теллер быстро вскочила, вздёрнула свой хорошенький носик и забралась на кресло, чтобы хоть на кого-то смотреть свысока. Ох уж эти маленькие концентрированные женщины, подумал Соло.

— Теперь, когда из моей зарплаты вычтут ещё и это, давайте, наконец, объяснимся. Что вы успели натворить, пока я завтракал.

— А тебе лишь бы пузо набить! — Кажется, Большевик слишком уж оживился и теперь будет рычать и извергать пламя. Не шпион, а дракон какой-то.

— Я даже не буду пытаться донести до тебя всю суть и величественность приёма пищи, Большевик.

— Вы прекратите препираться, наконец! — Взревела Габи. — Будь проклят тот день, когда я села за баранку своего автомобиля и вывезла тебя, Соло, из мастерской!

Илья только пальцем указал в подтверждение слов Габи.

— А ты чего пальцами в меня тыкаешь! Какого чёрта ты целовался с этой…

— Вообще-то, — вклинилась эта, — ты сама мне заплатила за то, чтобы я его соблазнила.

У Ильи Курякина был отменный дар — поворачивать голову с таким видом, что хотелось немедленно оказаться как минимум через океан от него. Именно так чувствовала себя Габи под пристальным взглядом русского, чьи пальцы всё же заплясали свой нервный танец.

— Я заплатила тебе за Соло! — То ли защищаясь, то ли обвиняя вскрикнула Габи.

Соло, который молча всё это время созерцал происходящее, деликатно откашлялся.

— Милая Габи, ты слишком плохо меня знаешь. Девушки никогда не соблазняют меня — это моя прерогатива. И уж тем более секс со мной сам по себе весьма… — Соло опечалено вздохнул. — Большевик, не кипятись. Я не о твоей ненаглядной Габи говорю, а в целом. Так вот, деньги за секс со мной — это невиданная дикость и глубокое оскорбление, между прочим.

— Так это я тебя должна была… — Блондинка расправила плечи и машинально поправила кепку Большевика на голове. В тот момент Соло понял, что никогда и ни при каких условиях не окажется в постели с этой девушкой. А всё эта дурацкая кепка из древесины, будь она неладна!

— Зачем ты заплатила ей за Ковбоя? — Большевик, кажется, был единственным, кто ничего не понимал в этой ситуации.

— Да, кстати. — Наполеон сделал вид, что ничего не знает о коварном плане мести.

Габи вздыхала, пыталась начать и как-то не раскрыть весь свой замысел, но Франсуаза её опередила:

— Она просила напоить и соблазнить мужчину, который будет в этом номере.

— Зачем? — С нажимом повторил Курякин.

— Я подсыпала в вино один порошок, который… уменьшил бы желание Соло… — Габи тактично развела руками.

— Порошок? — Наполеон во все глаза смотрел на Габи. Не всё он предусмотрел. Оказалось, что Механик очень сообразительна в плане мести.

— В вино? — Курякин округлил глаза и выпятил подбородок. Соло заметил бокалы на полу и понял, что так озадачило его коллегу.

— Оу, Большевик, неприятные ощущения? Что-то не выходит? — Сдержать улыбку было выше сил Соло. Вся эта сцена с озверевшим Курякиным, напуганной и виноватой Габи и медсестрой в этой чертовой кепке — всё внимание на себя отвлекает — веселила дальше некуда.

— Ковбой, твою мать, ты можешь хоть немного помолчать! Или мне помочь?

— Дыши, Большевик, дыши. — Илья дернулся, но сдержал себя в последнее мгновение. — Итак, милая Габи решила самым подлым образом отомстить. Вот и помогай людям.

— Помогай? Да от твоей помощи всё только хуже! Я уверена, что то, что здесь оказался Илья, а не ты, не просто совпадение.

— Бинго! — Соло возвёл глаза к небу. — Вы догадались о том, что совпадений не существует и всё вокруг — продуманный план? Неплохо для международных шпионов, господа.

— Шпионов? — Рот блондинки непроизвольно открылся да так и застыл, изображая собой букву “о”.

— Ну и кто теперь будет убирать свидетеля? — Буднично поинтересовался Соло. — Стоило сразу её отпустить. А теперь…

Франсуаза резко закрыла рот, вжалась в диван и мелко задрожала. Большевик фыркнул и закатил глаза. Вот не умеет человек развлекаться.

— Судя по выражению лица мисс Теллер с радостью возьмётся за это дело.

— Да я же ничего! Я просто делала, что вы сказали! Я никому. — Затараторила блондинка, пытаясь спасти свою висящую на волоске жизнь.

— Хоть кто-то просто следовал плану. Гаденькому плану, Габи, но всё же.

— Соло, ты неисправим! — Габи съехала по спинке кресла вниз и устроилась на сидении. — Да никто не будет тебя убивать.

— Если ты снова не попытаешься лишить Большевика его сбережённой до свадьбы девственности. — Не мог не вставить Соло. Не то чтобы совсем не мог, но, получив всё-таки в челюсть уже огромным кулачищем Курякина, решил, что определённо не стоило.

— Правда глаза колет, Большевик? — Вправляя челюсть, спросил Соло. Кажется теперь он долго не сможет нормально есть. А это уже большая беда.

— Ох, как же я устала… — Габи закрыла лицо руками. — Всё было так просто: ты пьёшь вино, пытаешься переспать с этой, я появляюсь, вижу твой позор и всё!

— Вижу твой позор?! — Кажется, то была последняя капля в сегодняшнем дне для Большевика. — Так ты хотела видеть его голым? — Его ноздри раздувались, а пальцы вообще потеряли всякий контроль. — Я думал, Габи, что между нами что-то… есть.

Механик вскочила, побелев от таких претензий, и зарычала не хуже Курякина:

— Да когда ты выключишь свою глупую ревность и поймёшь, что между нами действительно что-то есть!

Они пялились друг на друга, не веря, что сказали это вслух. Тишина практически звенела, пока её не нарушил Соло:

— Наконец-то. — Он встал и похлопал своим нерадивым напарникам. — Наконец-то вы перестали вести себя по-идиотски и признались. Я уже из сил выбился.

Не то чтобы Соло действительно выбился из сил, но вправлять выбитую челюсть и прятать лучшие костюмы от вандальских рук Большевика порядком напрягало.

— Ты!

— Ты…

Не успел Соло и дух перевести, как с двух сторон на него понеслись два озлобленных агента. Нет, чтобы друг к другу, так они решили выместить всё зло на нём — человеке, который всеми силами старался помочь их нелёгкой личной жизни. Пробежав пару кругов по номеру, Наполеон ловко подхватил медсестру и выскочил с ней за дверь. Щелчок — и двое разгорячённых влюблённых остались наедине. Соло выдохнул и изящно привалился спиной к стене.

— Не хочешь пойти пообедать? — Он повернулся к Франсуазе и наткнулся на ненавистную кепку, которая и без порошка отбила у него всякое желание. — Не хочешь.

Сделав пару шагов в сторону лифта, он всё же вернулся, двумя пальцами снял кепку с головы блондинки, быстро открыл дверь и забросил её внутрь. Уже закрыв номер, он прокричал:

— Вечно приходится подбирать за тобой вещи, Большевик. Хоть с нашей милой Габи справься сам.

Улыбнувшись на ответное рычание и ругательства, из которых он разобрал только “Ковбой” “седло” и “задница” — при девушке-то! — Наполеон лёгкой походкой направился к лифту.Он надеялся, что сегодня всё пойдёт по правильной схеме.

— Наконец-то…. — Выдохнул Уэйверли, снимая наушники прослушки номера Наполеона Соло. Не то чтобы он был отчаянным сводником — хотя да, был, — но эта парочка на своём пути друг к другу обошлась ему в круглую сумму за сломанную мебель. Главное, чтобы их совместная страсть не обошлась ещё дороже.

А пока в номере 505 стояла полная тишина и двое агентов по-идиотски пялились друг на друга.