Дурные намерения (гет)

31 декабря, 1943 год. Хогвартс.

Том крепко сжимал в руках свой дневник — первый и единственный крестраж, — словно это могло как-то повлиять на его решительность, заставить перестать сомневаться. Он не думал о том, что сегодня у него день рождения, его могут заметить или что-то может пойти не так. Он просто пытался взять себя в руки и сделать то, что давно планировал: навестить паршивую маггловскую семейку отца.

Риддл поправил и без того идеально причёсанные волосы, спрятал дневник в чемодан и, поставив его под кровать, наложил Коллопортус на замок.

Конечно, ему было неприятно осознавать, что его отец — а вместе с ним и весь, за исключением Тома, род Риддлов — является магглом. Причём, сказать «неприятно» — не сказать ничего. Он до сих пор помнил то разочарование, какую-то иррациональную, взявшуюся непонятно откуда обиду, когда узнал, что именно отец — тот, кто даёт ребёнку имя и является главой семьи, — относится к бездарным, ненужным магглам. И, впрочем, этого факта было вполне достаточно для того, чтобы навсегда забыть про Тома Риддла-старшего. Но Том не мог его забыть, как бы ни старался. Любопытство всё-таки брало верх: ему было интересно узнать мотивы отца, познакомиться с ним, прочесть его мысли… Том, вообще-то, неплохо разбирался в людях, а потому был уверен, что сумеет понять истинную причину того, что маггл бросил сына и жену без еды, денег и крыши над головой. Риддл не собирался ему мстить, пусть такая мысль и проскакивала в его голове. Всё, чего он желал, — встречи. Он не думал требовать у отца официального подтверждения родства, вовсе не хотел просить — и намекать — забрать его из приюта, хоть это и было заманчиво, и уж точно не ожидал, что семейство Риддлов примет его с распростёртыми объятиями. То ли гордость, то ли отвращение к магглам в целом не позволяли ему даже думать о чём-то таком, что могло принести какую-то теплоту, доселе неизведанную Томом.

Зато брат Меропы — Том даже мысленно не называл её матерью, — мистер Морфин Гонт, возможно, мог бы порадовать Риддла. Он представил себе величественного, сильного мага, истинного наследника Слизерина. Да, возможно, он мог бы гордиться своим дядей. Только, честно говоря, он переживал — да, все треволнения были из-за этого! — из-за чистоты крови. Но Гонту, вероятно, известно о связи сестры с магглом; значит, путём нехитрых логических заключений, Морфин знал, что Том не был чистокровным, и это подрывало репутацию рода Гонтов, а значит — делало Риддла уродом в семье…

Том невольно вспомнил про Миртл. Он и тогда не планировал никого убивать, всё вышло само собой, только как-то уж больно похожа была эта новогодняя ночь на ночь смерти грязнокровки из Равенкло. Но, вообще-то, за содеянное Том не раскаивался, ведь в результате он стал обладателем крестража.

Риддл глубоко вздохнул, подумав, что лишние неприятности ему ни к чему: даже пущенную в порыве неконтролируемого гнева Аваду Министерство с лёгкостью могло бы вычислить.

Том нахмурился и покачал головой: не стоило забивать голову ненужными мыслями; точнее, не стоило отвлекаться на них сейчас. Его побег из Хогвартса должен был остаться незамеченным. Всё-таки, зимние каникулы — идеальное время для небольшой отлучки, и не стоило пренебрегать таким удачным шансом.

Он вышел из своей комнаты, растянув губы в вежливой улыбке: даже в такое позднее время можно было встретить кого-то из учеников или преподавателей. Риддлу повезло стать старостой в этом году: это давало некоторые привилегии, а ещё — помогало в осуществлении его грандиозных замыслов.

Раздался шум, словно что-то — или кто-то — упало. Том закатил глаза, мысленно насылая Аваду на нарушителя, а затем пошёл в том направлении: прежде всего, нужно было разобраться со студентом, если, конечно, Риддл не хотел лишиться значка старосты.

Том не понимал других учеников. Маги! Маги были избранными! Они были наделены необычайным даром, тайным знанием, и вместо того, чтобы воспользоваться этим сполна, прозябали жизнь за кружкой сливочного пива в грязных пабах, смеялись с идиотских шуток и совершали глупые, бессмысленные поступки, которые кто-то по ошибке назвал розыгрышами. О, они ещё не знали, что такое хороший розыгрыш.

Ведь было место чему-то гениальному. Прекрасному. Совершенно точные заклинания, идеальные зелья, знания… Ум. Вот что было главное. Тот, кто обладает умом — и умеет правильно им воспользоваться, — никогда не станет неудачником. А там уже придёт и слава, и галлеоны, и власть. И если у тебя есть власть, значит, есть и последователи. Значит, ты предводитель. И хороший предводитель мог совершать великие дела! Том считал себя хорошим предводителем. К тому же, рассуждая на тему власти, ума и его применения, он зарождал в своих последователях энтузиазм. И тогда эти глупцы могли взглянуть на мир по-новому. И, о да, они были благодарны. Том был прекрасным оратором.

Стоило ему зайти за угол, как взору открылась довольно любопытная картина: долговязый круглолицый парень в гриффиндорской форме развалился на холодном полу, растерянно озираясь по сторонам. Его чёрные волосы были взлохмачены, а рот с выпирающими передними зубами — приоткрыт.

Риддл мысленно вздохнул. Это был наглядный пример будущего неудачника.

Ничего примечательного, и Том мог бы поступить как обычно: припугнуть юношу, прогнать спать, сняв десять баллов с Гриффиндора, и заняться своими делами, если бы не пара странных, даже шокирующих фактов. Во-первых, он выглядел как шестикурсник, но Риддл мог поклясться, что ни разу не видел его среди учеников старше или младше. А во-вторых, что вселило в старосту Слизерина страх, — в руках у парня был дневник Тома. И не просто дневник, а дневник с огромной дырой прямо в середине.

Конечно, Коллопортус не самая надёжная защита, но не мог же абсолютно незнакомый Тому человек проникнуть в комнату, где, помимо Риддла, обосновались ещё трое слизеринцев, вскрыть чемодан, забрать оттуда крестраж, уничтожить его — кстати, чем? — и появиться в коридоре перед хозяином дневника! Том, конечно, подозревал, что гриффиндорцы из-за своей безрассудной храбрости часто умом не блещут, но не настолько же? Очевидно, здесь было что-то другое, и Риддл собирался проверить это самым достоверным способом — прочесть мысли «гостя».

— Ступефай! — заметив постороннего, выкрикнул гриффиндорец как-то неуверенно, и Том с лёгкостью отразил заклинание, а затем парализовал незнакомца невербальным Петрификусом.

Староста медленно подошёл к юноше и вытянул дневник из неподвижных пальцев. Том с облегчением выдохнул, когда понял, что его дневник по-прежнему спрятан в чемодане: эта тетрадь была старой и потрёпанной; вряд ли новенький крестраж смог бы превратиться в такое за несколько часов. Но Том, не желая рисковать, спрятал находку в складках мантии.

Конечно, можно было предположить, что дневник принадлежит этому самому гриффиндорцу и к Риддлу не имеет никакого отношения, но на обложке — кажется, полувековой давности, — ещё можно было разобрать имя Т.М.Риддл, написанное чёрными и почти выцветшими чернилами. Но, держа в руках свой крестраж, Том чувствовал магию, исходившую от него. А это была, кажется, обычная старая тетрадь. Может, не совсем обычная, но теперь-то магии в ней точно не осталось. Риддл мысленно покачал головой: парализованный парень так и просил применить к нему легилименцию, а Том пытался решить эту сложную головоломку самостоятельно! Ехидно улыбнувшись, он приготовил палочку, как вдруг ещё один звук падающего тяжёлого предмета раздался за его спиной.

На этот раз на полу оказались парень и девушка, одетые в обычные мантии. Юноша, платиновый блондин с выразительными серо-голубыми глазами, напомнил Тому Абрахаса Малфоя. Девушка же, довольно неприметная и худая колдунья, не была похожа ни на одну из знакомых старосты. На вид им было около двадцати-двадцати пяти лет. Оба смотрели на Риддла с ужасом, неверием и, как ни странно, любопытством. А ещё в руках у парня был точно такой же дневник, который Риддл отобрал у гриффиндорца.

На этот раз Том решил сразу оглушить незваных гостей, чтобы избавить себя от дальнейших проблем, но блондин тут же вскочил, потом, словно опомнившись, вновь опустился на колени, склонил голову и сжал руки в кулаки, скрывая дрожь, — выглядел он, в общем-то, жалко. Том удивлённо выгнул бровь.

— П-постойте, м-мы хотим помочь в-вам, — пробормотал незнакомец и тут же добавил, судорожно сглотнув: — Милорд.

Волшебнику показалось очень странным, что этот незнакомый парень говорит с ним так, словно боится его. Может, кто-то решил пошутить? В таком случае, «шутнику» придётся очень несладко.

— Палочки, — спокойно произнёс Том, отметив, как встрепенулась парочка от звука его голоса. Они послушно бросили палочки вперёд, к ногам Риддла.

Староста покосился на лежащего гриффиндорца, а затем на испуганного блондина, который, судя по всему, больше всего на свете желал сбежать подальше отсюда и никогда не помогать «своему милорду». Девушка пристально всматривалась в лицо Риддла, что начинало выводить того из себя. Когда он резко повернулся и посмотрел на неё таким взглядом, от которого мороз продирал по коже, и с помощью которого он успокаивал разбушевавшихся представителей факультетов всех возрастов, ведьма странновато улыбнулась и опустила голову в знак почтения.

— Он не один из нас, — кивнув в сторону парализованного тела, отозвалась она. — Он хочет помешать нам предупредить вас, — девушка говорила уверенно, но в её голосе отчетливо слышалась горечь.

— Кто вы? — требовательно спросил Том.

Разумеется, легилименция была самым простым вариантом узнать правду, поэтому Том незаметно попытался проникнуть в сознание девушки, давая паре при этом возможность оправдаться: о своих навыках в искусстве чтения мыслей лучше не распространяться. Каково же было его удивление, когда он не смог ничего увидеть из-за блока! Вообще-то, единственным легилиментом, которого знал Том, был Дамблдор. И это не просто так. Легилименция была невероятно полезной, но чтобы изучить её требовалось много времени, терпения и таланта. И окклюменция не сильно уступала ей в этом, да и барьер требовал определённых усилий; очевидно, колдунья ожидала от Риддла чего-то подобного, в противном случае, не стала бы тратить силы на ненужное израсходование магии. Значит, эти двое — трое? — точно знали, с кем имеют дело.

— Пожиратели Смерти. Вальпургиевы рыцари, — поклонившись, ответила девушка. Её голос не дрожал, будто она уже взяла себя в руки. — Мы ваши последователи, Милорд. И мы хотим помочь вам, — Том усмехнулся, и колдунья, выхватив дневник из рук компаньона, тут же продолжила: — Это, — она потрясла дырявым крестражем в воздухе, — ваше будущее, мой Лорд, если вы не выслушаете нас.

Том не верил им. Было видно, что эти двое лгут, или, по крайней мере, что-то недоговаривают. Но вместе с тем, интуиция подсказывала, что их появление отнюдь не шутка. Риддл совершенно точно знал, что никогда прежде не встречал этих, с позволения сказать, путешественников. И ещё он знал, что вот так просто аппарировать на территорию Хогвартса невозможно. В голове крутилось множество вопросов: где они взяли такой же дневник? Как про него узнали? И, самое главное, как они могли узнать, что участники его клуба звались «Вальпургиевы Рыцари»? «Рыцари» об этом не распространялись! Быть может, они из будущего?

— Значит, в будущем вы мои сторонники? — спросил Риддл, крепко сжимая в руках палочку. Пара понимала, что одно неверное движение или слово с их стороны, и они горько пожалеют о своём визите. Тонкие губы Тома исказились в кривой усмешке; как же хотелось запустить в них Круциатусом, развязать им языки и почувствовать эту власть, наслаждение от того, что причиняешь кому-то боль!

Девушка медленно кивнула, вызвав новый смешок у слизеринца.

— Грейнджер, — прошептал блондин, дёргая подругу за рукав. Она раздражённо сбросила его руку и шикнула, призывая к тишине.

Том подошёл ближе, и лицо незнакомца исказилось от страха. Он растерянно огляделся по сторонам, словно ища поддержку. Риддл ухмыльнулся, а дрожащий юноша судорожно сглотнул. Он не переставал бормотать что-то вроде: «Время, Грейнджер, время!..» Услышав это, староста покосился на неё, и она поспешила объясниться:

— Заклинание, с помощью которого мы переместились, убьёт нас через… — она взглянула на наручные часы. — Убьёт нас через полчаса, если мы не вернёмся обратно.

Том снова попытался пробиться в сознание ведьмы. Ему пришлось признать, что её барьер был сильный и достаточно сложный. Если она его последовательница, зачем ей скрывать свои мысли? Риддл усмехнулся: они определённо лгали.

— Я не слышал о заклинании, перемещающем во времени, — холодно отрезал Том, ожидая, что эта Грейнджер — её ведь так называл блондинистый дружок? — начнёт, наконец, нервничать. Её спокойствие почему-то сильно раздражало.

— Его изобретут только лет через семьдесят, — ответила она, слабо улыбаясь.

— Говорите, о чём вы хотели предупредить меня, — надменно потребовал Риддл, медленно выходя из себя. Почему она так спокойна, в то время как второй готов душу продать, чтобы убраться с глаз «Лорда»? И раз уж у них так мало времени, чего они медлят? — Или ещё лучше, — Том сделал паузу, — покажи мне.

Он не просил — приказывал. Это уже вошло в привычку. Быть вежливым, воспитанным и одновременно с этим уметь манипулировать людьми (причём так, чтобы те не чувствовали явного давления) было сложно. Но Том трудностей не боялся. Это ведь так прекрасно — иметь столько талантов! Риддл заглянул в глаза Грейнджер, и то, что он там увидел, ему не понравилось. Она не хотела подчиниться.

— Я… — начала было она, но он её перебил.

— Лжёшь. Доларэмус*!

К такому повороту событий Грейнджер явно не была готова. В её взгляде промелькнуло недоумение, удивление, а потом она зажмурилась и застонала.

Риддл опустил палочку, давая ей передохнуть. Она кашляла, стоя на четвереньках, а её друг дрожал рядом, не смея заглянуть в глаза Тому.

— Легилименс!

Девчонка зашипела и схватилась за голову, но барьер не поддался. Риддл сжал челюсть: они наделали много шума, и оставалось немного времени, пока вся школа не сбежится в этот злосчастный коридор.

— Пожалуйста, — простонала она тихо-тихо, но Том её услышал. — Вам нельзя… Мы и так вмешиваемся в ход времени…

— Фините Инкантатем! — раздался нервный голос второго компаньона.

Том скривился, узнав заклинание первокурсников. Не нужно было с ними церемониться! Только вот его удивил открыто недоумённый взгляд Грейнджер, которым она одарила блондина. Мысленно чертыхнувшись, он послал Петрификус Тоталус и на «предателя», когда сонный гриффиндорец обескураженно произнёс: «Гермиона?..», разглядывая пышноволосую ведьму.

— Прости, Невилл, — шепнула она, а затем, схватив лежащую палочку, наслала на него Сомниум.

Риддл ухмыльнулся и склонил голову набок, когда Гермиона, теперь-то он знал, как её зовут, наставила на него палочку. Глупо с её стороны. Хотелось зло рассмеяться над её несообразительностью, но в то же время его задело, что «покорная слуга» так быстро распрощалась со своей ролью. Ему понравилось видеть страх и смирение, боль в глазах, понравилось вежливое обращение. Он упивался своей властью, думая о том, что был бы совсем не против, если б все были так учтивы и обходительны с ним. Если бы все называли его «Милорд», кланялись, признавали главным, великим и могущественным…

— Экспеллиармус, — быстро и неожиданно для Грейнджер произнёс Том, самодовольно отмечая, что она не успела поставить щит. Но только в следующую секунду он чертыхнулся: Гермиона неожиданно бросилась к палочке друга и воскликнула:

— Фумос!

Всё произошло быстро. Коридор заволокло дымом. Том закашлялся, глаза начали слезиться. Он подумал о том, что очень хотел бы найти девчонку в этом проклятом коридоре и пытать Круциатусом так долго, чтобы она всю оставшуюся жизнь дёргалась от любого шороха! И в тот момент, когда Том собирался сделать задуманное, Грейнджер прижалась к нему, бормоча что-то неразборчивое. Больше он ничего не успел. Только почувствовал, как невыносимая боль — такая, словно от него куски отрывают, — пронзает всё тело. Которое, между прочим, засасывало нечто вроде торнадо светло-золотистого цвета. Том совершенно точно осознавал, что не может пошевелиться, даже моргнуть, а яркий свет так слепил, что, казалось, вот-вот выжжет глаза. Это было последнее, что он запомнил.

* * *

19 сентября, 1996 года. Хогвартс.

Гермиона быстро пришла в себя. Заклинание перемещения во времени пощадило её больше, чем Волдеморта, наверное из-за того, что она уже использовала его. А вот будущий Тёмный Лорд преспокойненько лежал на траве, не шевелясь. Нащупав на шее Тома пульс и убедившись, что он жив, Гермиона встала и поспешила уйти прочь, сжимая в руке красивую заколку, купленную на свой семнадцатый день рождения.

Она прекрасно осознавала, что умрёт через час, и ей было страшно, но оставалась ещё пара важных дел: найти саму себя в этом мире, лишённом Волдеморта, отдать ей — или себе? — свои же воспоминания и дать пару уроков по обращению с симпатягой Риддлом. Гермиона глубоко вздохнула: понять это и разобраться было очень непросто, правильно говорил Драко. Она пораженно замерла, вспомнив, что оставила его в прошлом. Это значило, что он уже давно умер: запустив новый мир, в котором юный Том Риддл загадочно исчез в сорок третьем году, а вместо него появился никому неизвестный Драко Малфой, она убила Малфоя, пережившего войну с Волдемортом. И должна была умереть сама.

Час, ей был выделен всего лишь один час! Почему разработчики заклинания не дали больше времени?! Всего лишь за один час нельзя было успеть сделать так много! Так уж установлено, что человек не должен знать заранее время своей смерти. Это тяжкое бремя. Но Гермиона согласилась на это, и вообще, формально, она не умирала. Время просто убирало помеху из мира, в котором не должно быть двух Гермион Грейнджер.

Она размышляла, откуда в сорок третьем взялся Невилл. Гермиона решила, что, скорее всего, он не разделил участь Драко: вероятно, Лонгботтом в «новом будущем» каким-то образом узнал про заклинание перемещения во времени и решил погеройствовать. Значит, он остался жив. И ему было около семидесяти лет. Это было очень запутанно, но что объединяло этот девяносто шестой и её две тысячи третий? Общее прошлое. И у Невилла, и у них с Малфоем в сорок третьем существовал Риддл, вот только первый остался жив благодаря тому, что в его будущем не было Волдеморта. А Драко в следующую же секунду после того, как они вмешались в жизнь Тома, стал лишним.

Гермиона дотронулась прохладной рукой до лба и решила, что сейчас не время думать об этом: голова и так раскалывалась то ли от этих мыслей, то ли от приближающейся смерти.

Из дверей Хогвартса вышла она, шестикурсница Гермиона Грейнджер. За ней плёлся Невилл, увлечённо что-то рассказывая. Оба улыбались; вероятно, даже не задумывались о том, что через пару минут их прервут. Двадцатипятилетняя волшебница вздохнула: ей правда не хотелось разрушать эту идиллию, но тогда её разрушит Волдеморт. Гермиона вздрогнула. Уж лучше она.

Гермиона спряталась за деревом, наблюдая за оживлённо болтающими друзьями. В сердце кольнуло от осознания того факта, что в этом мире они с Роном и Гарри не являются неразлучными друзьями. На день рождения своей подруги они не отходили от неё ни на шаг, пытались быть милыми и даже не посмеивались с её привязанности к книгам и урокам. Гермиона быстро отбросила от себя эти мысли, сосредоточившись на другом. Ей нужно было встретиться с собой, но так, чтобы этого не заметил кто-нибудь ещё. А времени оставалось всё меньше. Об этом ещё подумает, обязательно подумает её семнадцатилетний прототип.

Грейнджер не была на сто процентов уверена в том, что о прибытии двух незнакомцев не узнает Дамблдор. В Хогвартс нельзя было аппарировать, тогда, может, директор ничего и не заподозрит? Но Том не может находиться в школе и одновременно оставаться незамеченным, значит… Впрочем, неважно: когда начнут разбираться с этим недоразумением, она уже будет мертва.

Невилл и Гермиона подходили всё ближе. Грейнджер, выскочив из укрытия, наслала на Лонгботтома Сомниум, и тот моментально упал на землю, слегка похрапывая. Семнадцатилетняя Гермиона вмиг достала палочку, но та оказалась выбитой Экспеллиармусом буквально через секунду. Мгновение Гермиона-ученица разглядывала саму себя, готовая свалиться в обморок, но «копия» подхватила её за плечи и хорошенько встряхнула.

— Не отвлекайся, Гермиона, у нас очень мало времени! — грозно предупредила «старшая», и та судорожно сглотнула и кивнула, разглядывая саму себя. — Я из две тысячи третьего. Из мира, который, надеюсь, ты не увидишь никогда. У нас очень важная миссия. Ты меня слушаешь, Гермиона?!

— Это оборотное зелье? — склонив голову набок, поинтересовалась она. — Не понимаю, зачем кому-то нарушать десяток школьных правил, чтобы подшутить надо мной? — она сложила руки на груди. — Тем более, зелье вышло некачественное. Я не такая старая!

— Я не старая! — возмутилась Грейнджер, крепче сжимая палочку. — Мерлин… — протянула она, а затем со всей силы наступила на свою же ногу.

Гермиона подскочила, шипя от боли и хватаясь за лодыжку. Её удивлённо-возмущённый взгляд обратился к скорчившейся физиономии «самозванки».

— Ну же, Грейнджер, думай, может так Оборотное зелье?

Та нахмурилась. Гермиона знала, что в этот момент в её — в её же, да? — памяти прокручиваются названия всех зелий, заклинаний и проклятий, способных вызвать подобный эффект. Таковых, разумеется, не было. Она могла разве что вспомнить об Эскироле, но маггловская психиатрия явно не могла стать для неё убедительно причиной. Галлюцинации, конечно, явление довольно распространённое среди магглов — их очередная попытка списать всё на психическое состояние, а не на существование магии, — но причин страдать ими у Гермионы не было.

Грейнджер, воспользовавшись замешательством своего молодого прототипа, достала из кармана мантии дырявый дневник Тома Риддла и небольшой сосуд; умирая, Снейп подкинул ей блестящую мысль: пара слезинок, омут памяти, и шестикурсница будет знать всю жизнь Гермионы Грейнджер-Уизли от начала и до конца. Это, конечно, рискованно, но Гермиона очень надеялась, что её младшая копия догадается воспользоваться полученными знаниями только во благо… Собственно, кому во благо? Этому времени? Ему было бы во благо не принимать в себя жестокого, мстительного мальчишку с чёрной душой. А то, что одна ученица Хогвартса неожиданно откроет для себя новые знания и умения, никому бы не навредило. Ведь не навредило бы?..

Всунув тетрадь и заполненный сосуд в руки обескураженной шестикурснице, Гермиона сказала:

— Воспользуйся омутом памяти. Срочно. Сегодня же, под любым предлогом, проберись в кабинет Дамблдора и просмотри мои воспоминания. Всё поняла?!

Снова кивок. Гермиона вздохнула и передала себе же ещё и бумажку, свёрнутую вчетверо.

— Здесь — заклинание, переместившее меня и в будущее, и в прошлое. Постарайся сделать так, чтобы тебе не пришлось прибегнуть к нему, — угрюмо попросила она и, взглянув на Невилла, добавила: — Никто, никто не должен знать об этом! Гермиона, — позвала она девушку. Та была очень бледной, удивлённой и напуганной, и глупо было её за это винить. — Будь осторожна с…— начала было Грейнджер, но почувствовала покалывание в руках.

Она отошла на несколько шагов и увидела небольшое свечение на ладонях. Оно быстро распространилось по всему телу, и буквально через мгновение на траве осталась лишь волшебная палочка, мантия и горстка пепла.

* * *

Гермиона несколько раз поморгала, приходя в себя, затем обернулась, чтобы убедиться, что у эффектного и необъяснимого явления не было свидетелей, и, уменьшив всё лежащее на земле, засунула это в карман.

— Без паники, — сказала она себе, а затем присела на корточки рядом со спящим Лонгботтомом. — Невилл. Невилл, проснись. Невилл!..

Тот просыпаться совершенно не желал. Грейнджер подумала, что, возможно, это ей на руку. Пока он спит, она успеет заглянуть к Дамблдору, как ей велела... велела... В общем, как ей велели. Кинув виноватый взгляд на Невилла, она поспешила удалиться.

Идти было непросто: от шока тряслись руки, ноги стали ватными, а перед глазами всё плыло. Она свято верила, что воспоминания помогут ей понять странные слова путешественницы из будущего, поэтому с каждой минутой увеличивала скорость, а когда приближалась к кабинету директора, то просто бежала. Оказавшись перед горгульей, она вдруг растерялась, потому как та отъезжала: кто-то спускался вниз. Через несколько секунд к трясущейся Гермионе подошёл старый волшебник.

— А, мисс Грейнджер! Вы что-то хотели? — поинтересовался директор, но не дал ей ответить, перебив: — К сожалению, я сейчас очень тороплюсь. Вы можете немного подождать в кабинете?

Гермиона не поверила своей удаче. Коротко кивнув, она ступила на лестницу и, потупив взгляд, думала о чём угодно, только не о внезапном столкновении с самой собой. Она помнила, что Дамблдор прекрасный легилимент, и с горечью осознала, что ей придётся научиться окклюменции, если она хочет и дальше продолжать безнаказанно врать директору.

Она вошла в просторный и приветливый кабинет, подождала, пока в коридоре стихнут шаги старика, и кинулась на поиски омута памяти. Найдя его, Гермиона трясущимися руками полезла в карманы мантии, нащупала склянку и, достав и открыв её, вылила содержимое в чашу. Субстанция в ней засветилась. Гермиона, вспоминая всё, что прочла про омут памяти на третьем курсе, осторожно нагнулась, касаясь лицом невесомого вещества.

* * *

1 февраля 2003 года.

— Заклинание запретили, Рон, — устало протянула Гермиона, закрывая за собой дверь и скидывая туфли. — Они хотят полностью стереть упоминания о нём, а ведь оно лучше махо… Рон!

Он лежал на полу и не шевелился. Гермиона застыла на пороге, хлопая глазами, не веря в происходящее. Спустя мгновение она кинулась к телу мужа, спотыкаясь о разбросанные вещи и мебель, рухнула на колени и сжала его руку. Она была холодной. Бормоча под нос «Нет, нет, нет!..», Гермиона трясла его за плечи, пыталась найти рану, которую могла бы залечить, всхлипывала и оглядывалась по сторонам, как будто ожидая, что кто-то поможет.

— Ты не можешь меня оставить… Ты не можешь, Рон!

Она надрывно заплакала и опустила голову на его грудь. Ей было сложно поверить, что его больше нет… Это ведь её Рон! Рон, которому она готовила, Рон, с которым жила, Рон, которого любила. Наверное, стоило бы осмотреть квартиру на наличие убийц, но Гермиона не могла встать. Точнее, она ничего не могла, разве что плакать и бормотать: «Не можешь…»

Она не знала, сколько вот так простояла на коленях. Ей, в общем-то, было всё равно. Просто в какой-то момент она медленно отстранилась и упала на спину рядом с Уизли. Лицо было сухое; вероятно, она уже давно не плакала, а просто содрогалась. Смотря в потолок, Гермиона вдруг подумала о том, что Пожиратели истреблены не полностью. И она не могла допустить, чтобы пострадал кто-нибудь ещё. Вдруг это будет Гарри? Или Джордж? Джинни? Вдруг это будет она сама?..

Она точно знала, была просто уверена, что не допустит это. И даже более того: она всё исправит. Ради него. Ради их всех.

* * *

19 февраля 2003 года.

— Грейнджер, ты совсем свихнулась?! Нас за это в Азкабан упрячут на всю жизнь!

Малфой, злой, испуганный, растерянный и взволнованный, смотрел на Гермиону, как на чокнутую. Она покрутила обручальное кольцо на пальце, а затем устало посмотрела на Драко. Грейнджер не могла толком объяснить, зачем ей понадобился компаньон; зато могла подробно рассказать, словно заученный доклад по Зельеварению, почему она выбрала именно Малфоя. Просить Гарри или Джинни было бы кощунством; они только-только пришли в себя после войны, втягивать их в это дело… как минимум эгоистично. Да и они бы не согласились. К тому же, супруги до сих пор не оправились от смерти Рона. Тут Гермиона их понимала: она и сама не оправилась. Были ещё Невилл и Луна, но такая авантюра повергла бы их в шок. Оставался Джордж. Но трогать Джорджа стало бы ещё более ужасно, чем Гарри или Джинни. А Малфой… хоть и был трусливым, но у него был мотив. Цель. И совершенно никаких преград.

— Неужели ты не хотел бы вернуть отца? Мать? Хочешь, чтобы на тебя перестали косо смотреть?

Драко вздрогнул, а его взгляд забегал по комнате. Вероятно, упоминание о покойных родителях произвело нужный эффект.

— Драко, если всё получится, ты можешь не волноваться, что нас куда-то упрячут. В том мире мы будем чисты перед законом.

— А если не получится?

Гермиона поджала губы и передёрнула плечами. Ей тоже не хотелось думать о том, что будет, если ничего не получится.

* * *

3 марта 2003 года.

— Я нашла дневник Тома Риддла! — воскликнула Гермиона, заставив Малфоя резко обернуться.

— Разве Поттер не уничтожил его? — равнодушно поинтересовался он.

— Нет. Он только немного… повреждён, — ответила Гермиона и передёрнула плечами.

Малфой нахмурился, а затем потянулся за бумажкой, в которой был описан весь процесс перемещения.

— Тут написано, что хозяином используемой вещи должен быть человек, к которому мы перемещаемся. Ты уверена, что он не… Что Волдеморт… — Малфой запнулся. Он что, обвинял Тёмного Лорда в краже?

— Нам не обязательно знать! Когда из дневника сделали крестраж, его хозяином стал Волдеморт. Это произошло после убийства Миртл, так что мы окажемся где-то в сорок третьем, — отчеканила Грейнджер.

Драко судорожно сглотнул.

— А как мы вернёмся обратно?

Она с улыбкой протянула ему красивую тёмную заколку.

— Я купила её на своё семнадцатилетие. Вернёмся в девяносто шестой. В мир, где никогда не было войны, — она грустно улыбнулась, понимая, что компаньон слишком занят Министерством Магии, чтобы понять одну простую истину: изменив прошлое, они изменят и будущее. И будущее, в котором не будет Волдеморта, никогда не примет их, Малфоя и Грейнджер, из их две тысячи третьего года.

* * *

Гермиона, часто дыша, отпрянула от омута, зацепилась за собственную мантию и рухнула на пол.

— Ничего себе, — прошептала она, глядя в одну точку.

______________________________

* Доларэмус (от лат. Dolorem — боль) — тёмномагическое заклинание, причиняющее сильную боль. Схоже с Круциатусом, но не такое сильное.