Дурные намерения (гет)

31 декабря, 1943 год. Хогвартс.

Том крепко сжимал в руках свой дневник — первый и единственный крестраж, — словно это могло как-то повлиять на его решительность, заставить перестать сомневаться. Он не думал о том, что сегодня у него день рождения, его могут заметить или что-то может пойти не так. Он просто пытался взять себя в руки и сделать то, что давно планировал: навестить паршивую маггловскую семейку отца.

Риддл поправил и без того идеально причёсанные волосы, спрятал дневник в чемодан и, поставив его под кровать, наложил Коллопортус на замок.

Конечно, ему было неприятно осознавать, что его отец — а вместе с ним и весь, за исключением Тома, род Риддлов — является магглом. Причём, сказать «неприятно» — не сказать ничего. Он до сих пор помнил то разочарование, какую-то иррациональную, взявшуюся непонятно откуда обиду, когда узнал, что именно отец — тот, кто даёт ребёнку имя и является главой семьи, — относится к бездарным, ненужным магглам. И, впрочем, этого факта было вполне достаточно для того, чтобы навсегда забыть про Тома Риддла-старшего. Но Том не мог его забыть, как бы ни старался. Любопытство всё-таки брало верх: ему было интересно узнать мотивы отца, познакомиться с ним, прочесть его мысли… Том, вообще-то, неплохо разбирался в людях, а потому был уверен, что сумеет понять истинную причину того, что маггл бросил сына и жену без еды, денег и крыши над головой. Риддл не собирался ему мстить, пусть такая мысль и проскакивала в его голове. Всё, чего он желал, — встречи. Он не думал требовать у отца официального подтверждения родства, вовсе не хотел просить — и намекать — забрать его из приюта, хоть это и было заманчиво, и уж точно не ожидал, что семейство Риддлов примет его с распростёртыми объятиями. То ли гордость, то ли отвращение к магглам в целом не позволяли ему даже думать о чём-то таком, что могло принести какую-то теплоту, доселе неизведанную Томом.

Зато брат Меропы — Том даже мысленно не называл её матерью, — мистер Морфин Гонт, возможно, мог бы порадовать Риддла. Он представил себе величественного, сильного мага, истинного наследника Слизерина. Да, возможно, он мог бы гордиться своим дядей. Только, честно говоря, он переживал — да, все треволнения были из-за этого! — из-за чистоты крови. Но Гонту, вероятно, известно о связи сестры с магглом; значит, путём нехитрых логических заключений, Морфин знал, что Том не был чистокровным, и это подрывало репутацию рода Гонтов, а значит — делало Риддла уродом в семье…

Том невольно вспомнил про Миртл. Он и тогда не планировал никого убивать, всё вышло само собой, только как-то уж больно похожа была эта новогодняя ночь на ночь смерти грязнокровки из Равенкло. Но, вообще-то, за содеянное Том не раскаивался, ведь в результате он стал обладателем крестража.

Риддл глубоко вздохнул, подумав, что лишние неприятности ему ни к чему: даже пущенную в порыве неконтролируемого гнева Аваду Министерство с лёгкостью могло бы вычислить.

Том нахмурился и покачал головой: не стоило забивать голову ненужными мыслями; точнее, не стоило отвлекаться на них сейчас. Его побег из Хогвартса должен был остаться незамеченным. Всё-таки, зимние каникулы — идеальное время для небольшой отлучки, и не стоило пренебрегать таким удачным шансом.

Он вышел из своей комнаты, растянув губы в вежливой улыбке: даже в такое позднее время можно было встретить кого-то из учеников или преподавателей. Риддлу повезло стать старостой в этом году: это давало некоторые привилегии, а ещё — помогало в осуществлении его грандиозных замыслов.

Раздался шум, словно что-то — или кто-то — упало. Том закатил глаза, мысленно насылая Аваду на нарушителя, а затем пошёл в том направлении: прежде всего, нужно было разобраться со студентом, если, конечно, Риддл не хотел лишиться значка старосты.

Том не понимал других учеников. Маги! Маги были избранными! Они были наделены необычайным даром, тайным знанием, и вместо того, чтобы воспользоваться этим сполна, прозябали жизнь за кружкой сливочного пива в грязных пабах, смеялись с идиотских шуток и совершали глупые, бессмысленные поступки, которые кто-то по ошибке назвал розыгрышами. О, они ещё не знали, что такое хороший розыгрыш.

Ведь было место чему-то гениальному. Прекрасному. Совершенно точные заклинания, идеальные зелья, знания… Ум. Вот что было главное. Тот, кто обладает умом — и умеет правильно им воспользоваться, — никогда не станет неудачником. А там уже придёт и слава, и галлеоны, и власть. И если у тебя есть власть, значит, есть и последователи. Значит, ты предводитель. И хороший предводитель мог совершать великие дела! Том считал себя хорошим предводителем. К тому же, рассуждая на тему власти, ума и его применения, он зарождал в своих последователях энтузиазм. И тогда эти глупцы могли взглянуть на мир по-новому. И, о да, они были благодарны. Том был прекрасным оратором.

Стоило ему зайти за угол, как взору открылась довольно любопытная картина: долговязый круглолицый парень в гриффиндорской форме развалился на холодном полу, растерянно озираясь по сторонам. Его чёрные волосы были взлохмачены, а рот с выпирающими передними зубами — приоткрыт.

Риддл мысленно вздохнул. Это был наглядный пример будущего неудачника.

Ничего примечательного, и Том мог бы поступить как обычно: припугнуть юношу, прогнать спать, сняв десять баллов с Гриффиндора, и заняться своими делами, если бы не пара странных, даже шокирующих фактов. Во-первых, он выглядел как шестикурсник, но Риддл мог поклясться, что ни разу не видел его среди учеников старше или младше. А во-вторых, что вселило в старосту Слизерина страх, — в руках у парня был дневник Тома. И не просто дневник, а дневник с огромной дырой прямо в середине.

Конечно, Коллопортус не самая надёжная защита, но не мог же абсолютно незнакомый Тому человек проникнуть в комнату, где, помимо Риддла, обосновались ещё трое слизеринцев, вскрыть чемодан, забрать оттуда крестраж, уничтожить его — кстати, чем? — и появиться в коридоре перед хозяином дневника! Том, конечно, подозревал, что гриффиндорцы из-за своей безрассудной храбрости часто умом не блещут, но не настолько же? Очевидно, здесь было что-то другое, и Риддл собирался проверить это самым достоверным способом — прочесть мысли «гостя».

— Ступефай! — заметив постороннего, выкрикнул гриффиндорец как-то неуверенно, и Том с лёгкостью отразил заклинание, а затем парализовал незнакомца невербальным Петрификусом.

Староста медленно подошёл к юноше и вытянул дневник из неподвижных пальцев. Том с облегчением выдохнул, когда понял, что его дневник по-прежнему спрятан в чемодане: эта тетрадь была старой и потрёпанной; вряд ли новенький крестраж смог бы превратиться в такое за несколько часов. Но Том, не желая рисковать, спрятал находку в складках мантии.

Конечно, можно было предположить, что дневник принадлежит этому самому гриффиндорцу и к Риддлу не имеет никакого отношения, но на обложке — кажется, полувековой давности, — ещё можно было разобрать имя Т.М.Риддл, написанное чёрными и почти выцветшими чернилами. Но, держа в руках свой крестраж, Том чувствовал магию, исходившую от него. А это была, кажется, обычная старая тетрадь. Может, не совсем обычная, но теперь-то магии в ней точно не осталось. Риддл мысленно покачал головой: парализованный парень так и просил применить к нему легилименцию, а Том пытался решить эту сложную головоломку самостоятельно! Ехидно улыбнувшись, он приготовил палочку, как вдруг ещё один звук падающего тяжёлого предмета раздался за его спиной.

На этот раз на полу оказались парень и девушка, одетые в обычные мантии. Юноша, платиновый блондин с выразительными серо-голубыми глазами, напомнил Тому Абрахаса Малфоя. Девушка же, довольно неприметная и худая колдунья, не была похожа ни на одну из знакомых старосты. На вид им было около двадцати-двадцати пяти лет. Оба смотрели на Риддла с ужасом, неверием и, как ни странно, любопытством. А ещё в руках у парня был точно такой же дневник, который Риддл отобрал у гриффиндорца.

На этот раз Том решил сразу оглушить незваных гостей, чтобы избавить себя от дальнейших проблем, но блондин тут же вскочил, потом, словно опомнившись, вновь опустился на колени, склонил голову и сжал руки в кулаки, скрывая дрожь, — выглядел он, в общем-то, жалко. Том удивлённо выгнул бровь.

— П-постойте, м-мы хотим помочь в-вам, — пробормотал незнакомец и тут же добавил, судорожно сглотнув: — Милорд.

Волшебнику показалось очень странным, что этот незнакомый парень говорит с ним так, словно боится его. Может, кто-то решил пошутить? В таком случае, «шутнику» придётся очень несладко.

— Палочки, — спокойно произнёс Том, отметив, как встрепенулась парочка от звука его голоса. Они послушно бросили палочки вперёд, к ногам Риддла.

Староста покосился на лежащего гриффиндорца, а затем на испуганного блондина, который, судя по всему, больше всего на свете желал сбежать подальше отсюда и никогда не помогать «своему милорду». Девушка пристально всматривалась в лицо Риддла, что начинало выводить того из себя. Когда он резко повернулся и посмотрел на неё таким взглядом, от которого мороз продирал по коже, и с помощью которого он успокаивал разбушевавшихся представителей факультетов всех возрастов, ведьма странновато улыбнулась и опустила голову в знак почтения.

— Он не один из нас, — кивнув в сторону парализованного тела, отозвалась она. — Он хочет помешать нам предупредить вас, — девушка говорила уверенно, но в её голосе отчетливо слышалась горечь.

— Кто вы? — требовательно спросил Том.

Разумеется, легилименция была самым простым вариантом узнать правду, поэтому Том незаметно попытался проникнуть в сознание девушки, давая паре при этом возможность оправдаться: о своих навыках в искусстве чтения мыслей лучше не распространяться. Каково же было его удивление, когда он не смог ничего увидеть из-за блока! Вообще-то, единственным легилиментом, которого знал Том, был Дамблдор. И это не просто так. Легилименция была невероятно полезной, но чтобы изучить её требовалось много времени, терпения и таланта. И окклюменция не сильно уступала ей в этом, да и барьер требовал определённых усилий; очевидно, колдунья ожидала от Риддла чего-то подобного, в противном случае, не стала бы тратить силы на ненужное израсходование магии. Значит, эти двое — трое? — точно знали, с кем имеют дело.

— Пожиратели Смерти. Вальпургиевы рыцари, — поклонившись, ответила девушка. Её голос не дрожал, будто она уже взяла себя в руки. — Мы ваши последователи, Милорд. И мы хотим помочь вам, — Том усмехнулся, и колдунья, выхватив дневник из рук компаньона, тут же продолжила: — Это, — она потрясла дырявым крестражем в воздухе, — ваше будущее, мой Лорд, если вы не выслушаете нас.

Том не верил им. Было видно, что эти двое лгут, или, по крайней мере, что-то недоговаривают. Но вместе с тем, интуиция подсказывала, что их появление отнюдь не шутка. Риддл совершенно точно знал, что никогда прежде не встречал этих, с позволения сказать, путешественников. И ещё он знал, что вот так просто аппарировать на территорию Хогвартса невозможно. В голове крутилось множество вопросов: где они взяли такой же дневник? Как про него узнали? И, самое главное, как они могли узнать, что участники его клуба звались «Вальпургиевы Рыцари»? «Рыцари» об этом не распространялись! Быть может, они из будущего?

— Значит, в будущем вы мои сторонники? — спросил Риддл, крепко сжимая в руках палочку. Пара понимала, что одно неверное движение или слово с их стороны, и они горько пожалеют о своём визите. Тонкие губы Тома исказились в кривой усмешке; как же хотелось запустить в них Круциатусом, развязать им языки и почувствовать эту власть, наслаждение от того, что причиняешь кому-то боль!

Девушка медленно кивнула, вызвав новый смешок у слизеринца.

— Грейнджер, — прошептал блондин, дёргая подругу за рукав. Она раздражённо сбросила его руку и шикнула, призывая к тишине.

Том подошёл ближе, и лицо незнакомца исказилось от страха. Он растерянно огляделся по сторонам, словно ища поддержку. Риддл ухмыльнулся, а дрожащий юноша судорожно сглотнул. Он не переставал бормотать что-то вроде: «Время, Грейнджер, время!..» Услышав это, староста покосился на неё, и она поспешила объясниться:

— Заклинание, с помощью которого мы переместились, убьёт нас через… — она взглянула на наручные часы. — Убьёт нас через полчаса, если мы не вернёмся обратно.

Том снова попытался пробиться в сознание ведьмы. Ему пришлось признать, что её барьер был сильный и достаточно сложный. Если она его последовательница, зачем ей скрывать свои мысли? Риддл усмехнулся: они определённо лгали.

— Я не слышал о заклинании, перемещающем во времени, — холодно отрезал Том, ожидая, что эта Грейнджер — её ведь так называл блондинистый дружок? — начнёт, наконец, нервничать. Её спокойствие почему-то сильно раздражало.

— Его изобретут только лет через семьдесят, — ответила она, слабо улыбаясь.

— Говорите, о чём вы хотели предупредить меня, — надменно потребовал Риддл, медленно выходя из себя. Почему она так спокойна, в то время как второй готов душу продать, чтобы убраться с глаз «Лорда»? И раз уж у них так мало времени, чего они медлят? — Или ещё лучше, — Том сделал паузу, — покажи мне.

Он не просил — приказывал. Это уже вошло в привычку. Быть вежливым, воспитанным и одновременно с этим уметь манипулировать людьми (причём так, чтобы те не чувствовали явного давления) было сложно. Но Том трудностей не боялся. Это ведь так прекрасно — иметь столько талантов! Риддл заглянул в глаза Грейнджер, и то, что он там увидел, ему не понравилось. Она не хотела подчиниться.

— Я… — начала было она, но он её перебил.

— Лжёшь. Доларэмус*!

К такому повороту событий Грейнджер явно не была готова. В её взгляде промелькнуло недоумение, удивление, а потом она зажмурилась и застонала.

Риддл опустил палочку, давая ей передохнуть. Она кашляла, стоя на четвереньках, а её друг дрожал рядом, не смея заглянуть в глаза Тому.

— Легилименс!

Девчонка зашипела и схватилась за голову, но барьер не поддался. Риддл сжал челюсть: они наделали много шума, и оставалось немного времени, пока вся школа не сбежится в этот злосчастный коридор.

— Пожалуйста, — простонала она тихо-тихо, но Том её услышал. — Вам нельзя… Мы и так вмешиваемся в ход времени…

— Фините Инкантатем! — раздался нервный голос второго компаньона.

Том скривился, узнав заклинание первокурсников. Не нужно было с ними церемониться! Только вот его удивил открыто недоумённый взгляд Грейнджер, которым она одарила блондина. Мысленно чертыхнувшись, он послал Петрификус Тоталус и на «предателя», когда сонный гриффиндорец обескураженно произнёс: «Гермиона?..», разглядывая пышноволосую ведьму.

— Прости, Невилл, — шепнула она, а затем, схватив лежащую палочку, наслала на него Сомниум.

Риддл ухмыльнулся и склонил голову набок, когда Гермиона, теперь-то он знал, как её зовут, наставила на него палочку. Глупо с её стороны. Хотелось зло рассмеяться над её несообразительностью, но в то же время его задело, что «покорная слуга» так быстро распрощалась со своей ролью. Ему понравилось видеть страх и смирение, боль в глазах, понравилось вежливое обращение. Он упивался своей властью, думая о том, что был бы совсем не против, если б все были так учтивы и обходительны с ним. Если бы все называли его «Милорд», кланялись, признавали главным, великим и могущественным…

— Экспеллиармус, — быстро и неожиданно для Грейнджер произнёс Том, самодовольно отмечая, что она не успела поставить щит. Но только в следующую секунду он чертыхнулся: Гермиона неожиданно бросилась к палочке друга и воскликнула:

— Фумос!

Всё произошло быстро. Коридор заволокло дымом. Том закашлялся, глаза начали слезиться. Он подумал о том, что очень хотел бы найти девчонку в этом проклятом коридоре и пытать Круциатусом так долго, чтобы она всю оставшуюся жизнь дёргалась от любого шороха! И в тот момент, когда Том собирался сделать задуманное, Грейнджер прижалась к нему, бормоча что-то неразборчивое. Больше он ничего не успел. Только почувствовал, как невыносимая боль — такая, словно от него куски отрывают, — пронзает всё тело. Которое, между прочим, засасывало нечто вроде торнадо светло-золотистого цвета. Том совершенно точно осознавал, что не может пошевелиться, даже моргнуть, а яркий свет так слепил, что, казалось, вот-вот выжжет глаза. Это было последнее, что он запомнил.

* * *

19 сентября, 1996 года. Хогвартс.

Гермиона быстро пришла в себя. Заклинание перемещения во времени пощадило её больше, чем Волдеморта, наверное из-за того, что она уже использовала его. А вот будущий Тёмный Лорд преспокойненько лежал на траве, не шевелясь. Нащупав на шее Тома пульс и убедившись, что он жив, Гермиона встала и поспешила уйти прочь, сжимая в руке красивую заколку, купленную на свой семнадцатый день рождения.

Она прекрасно осознавала, что умрёт через час, и ей было страшно, но оставалась ещё пара важных дел: найти саму себя в этом мире, лишённом Волдеморта, отдать ей — или себе? — свои же воспоминания и дать пару уроков по обращению с симпатягой Риддлом. Гермиона глубоко вздохнула: понять это и разобраться было очень непросто, правильно говорил Драко. Она пораженно замерла, вспомнив, что оставила его в прошлом. Это значило, что он уже давно умер: запустив новый мир, в котором юный Том Риддл загадочно исчез в сорок третьем году, а вместо него появился никому неизвестный Драко Малфой, она убила Малфоя, пережившего войну с Волдемортом. И должна была умереть сама.

Час, ей был выделен всего лишь один час! Почему разработчики заклинания не дали больше времени?! Всего лишь за один час нельзя было успеть сделать так много! Так уж установлено, что человек не должен знать заранее время своей смерти. Это тяжкое бремя. Но Гермиона согласилась на это, и вообще, формально, она не умирала. Время просто убирало помеху из мира, в котором не должно быть двух Гермион Грейнджер.

Она размышляла, откуда в сорок третьем взялся Невилл. Гермиона решила, что, скорее всего, он не разделил участь Драко: вероятно, Лонгботтом в «новом будущем» каким-то образом узнал про заклинание перемещения во времени и решил погеройствовать. Значит, он остался жив. И ему было около семидесяти лет. Это было очень запутанно, но что объединяло этот девяносто шестой и её две тысячи третий? Общее прошлое. И у Невилла, и у них с Малфоем в сорок третьем существовал Риддл, вот только первый остался жив благодаря тому, что в его будущем не было Волдеморта. А Драко в следующую же секунду после того, как они вмешались в жизнь Тома, стал лишним.

Гермиона дотронулась прохладной рукой до лба и решила, что сейчас не время думать об этом: голова и так раскалывалась то ли от этих мыслей, то ли от приближающейся смерти.

Из дверей Хогвартса вышла она, шестикурсница Гермиона Грейнджер. За ней плёлся Невилл, увлечённо что-то рассказывая. Оба улыбались; вероятно, даже не задумывались о том, что через пару минут их прервут. Двадцатипятилетняя волшебница вздохнула: ей правда не хотелось разрушать эту идиллию, но тогда её разрушит Волдеморт. Гермиона вздрогнула. Уж лучше она.

Гермиона спряталась за деревом, наблюдая за оживлённо болтающими друзьями. В сердце кольнуло от осознания того факта, что в этом мире они с Роном и Гарри не являются неразлучными друзьями. На день рождения своей подруги они не отходили от неё ни на шаг, пытались быть милыми и даже не посмеивались с её привязанности к книгам и урокам. Гермиона быстро отбросила от себя эти мысли, сосредоточившись на другом. Ей нужно было встретиться с собой, но так, чтобы этого не заметил кто-нибудь ещё. А времени оставалось всё меньше. Об этом ещё подумает, обязательно подумает её семнадцатилетний прототип.

Грейнджер не была на сто процентов уверена в том, что о прибытии двух незнакомцев не узнает Дамблдор. В Хогвартс нельзя было аппарировать, тогда, может, директор ничего и не заподозрит? Но Том не может находиться в школе и одновременно оставаться незамеченным, значит… Впрочем, неважно: когда начнут разбираться с этим недоразумением, она уже будет мертва.

Невилл и Гермиона подходили всё ближе. Грейнджер, выскочив из укрытия, наслала на Лонгботтома Сомниум, и тот моментально упал на землю, слегка похрапывая. Семнадцатилетняя Гермиона вмиг достала палочку, но та оказалась выбитой Экспеллиармусом буквально через секунду. Мгновение Гермиона-ученица разглядывала саму себя, готовая свалиться в обморок, но «копия» подхватила её за плечи и хорошенько встряхнула.

— Не отвлекайся, Гермиона, у нас очень мало времени! — грозно предупредила «старшая», и та судорожно сглотнула и кивнула, разглядывая саму себя. — Я из две тысячи третьего. Из мира, который, надеюсь, ты не увидишь никогда. У нас очень важная миссия. Ты меня слушаешь, Гермиона?!

— Это оборотное зелье? — склонив голову набок, поинтересовалась она. — Не понимаю, зачем кому-то нарушать десяток школьных правил, чтобы подшутить надо мной? — она сложила руки на груди. — Тем более, зелье вышло некачественное. Я не такая старая!

— Я не старая! — возмутилась Грейнджер, крепче сжимая палочку. — Мерлин… — протянула она, а затем со всей силы наступила на свою же ногу.

Гермиона подскочила, шипя от боли и хватаясь за лодыжку. Её удивлённо-возмущённый взгляд обратился к скорчившейся физиономии «самозванки».

— Ну же, Грейнджер, думай, может так Оборотное зелье?

Та нахмурилась. Гермиона знала, что в этот момент в её — в её же, да? — памяти прокручиваются названия всех зелий, заклинаний и проклятий, способных вызвать подобный эффект. Таковых, разумеется, не было. Она могла разве что вспомнить об Эскироле, но маггловская психиатрия явно не могла стать для неё убедительно причиной. Галлюцинации, конечно, явление довольно распространённое среди магглов — их очередная попытка списать всё на психическое состояние, а не на существование магии, — но причин страдать ими у Гермионы не было.

Грейнджер, воспользовавшись замешательством своего молодого прототипа, достала из кармана мантии дырявый дневник Тома Риддла и небольшой сосуд; умирая, Снейп подкинул ей блестящую мысль: пара слезинок, омут памяти, и шестикурсница будет знать всю жизнь Гермионы Грейнджер-Уизли от начала и до конца. Это, конечно, рискованно, но Гермиона очень надеялась, что её младшая копия догадается воспользоваться полученными знаниями только во благо… Собственно, кому во благо? Этому времени? Ему было бы во благо не принимать в себя жестокого, мстительного мальчишку с чёрной душой. А то, что одна ученица Хогвартса неожиданно откроет для себя новые знания и умения, никому бы не навредило. Ведь не навредило бы?..

Всунув тетрадь и заполненный сосуд в руки обескураженной шестикурснице, Гермиона сказала:

— Воспользуйся омутом памяти. Срочно. Сегодня же, под любым предлогом, проберись в кабинет Дамблдора и просмотри мои воспоминания. Всё поняла?!

Снова кивок. Гермиона вздохнула и передала себе же ещё и бумажку, свёрнутую вчетверо.

— Здесь — заклинание, переместившее меня и в будущее, и в прошлое. Постарайся сделать так, чтобы тебе не пришлось прибегнуть к нему, — угрюмо попросила она и, взглянув на Невилла, добавила: — Никто, никто не должен знать об этом! Гермиона, — позвала она девушку. Та была очень бледной, удивлённой и напуганной, и глупо было её за это винить. — Будь осторожна с…— начала было Грейнджер, но почувствовала покалывание в руках.

Она отошла на несколько шагов и увидела небольшое свечение на ладонях. Оно быстро распространилось по всему телу, и буквально через мгновение на траве осталась лишь волшебная палочка, мантия и горстка пепла.

* * *

Гермиона несколько раз поморгала, приходя в себя, затем обернулась, чтобы убедиться, что у эффектного и необъяснимого явления не было свидетелей, и, уменьшив всё лежащее на земле, засунула это в карман.

— Без паники, — сказала она себе, а затем присела на корточки рядом со спящим Лонгботтомом. — Невилл. Невилл, проснись. Невилл!..

Тот просыпаться совершенно не желал. Грейнджер подумала, что, возможно, это ей на руку. Пока он спит, она успеет заглянуть к Дамблдору, как ей велела... велела... В общем, как ей велели. Кинув виноватый взгляд на Невилла, она поспешила удалиться.

Идти было непросто: от шока тряслись руки, ноги стали ватными, а перед глазами всё плыло. Она свято верила, что воспоминания помогут ей понять странные слова путешественницы из будущего, поэтому с каждой минутой увеличивала скорость, а когда приближалась к кабинету директора, то просто бежала. Оказавшись перед горгульей, она вдруг растерялась, потому как та отъезжала: кто-то спускался вниз. Через несколько секунд к трясущейся Гермионе подошёл старый волшебник.

— А, мисс Грейнджер! Вы что-то хотели? — поинтересовался директор, но не дал ей ответить, перебив: — К сожалению, я сейчас очень тороплюсь. Вы можете немного подождать в кабинете?

Гермиона не поверила своей удаче. Коротко кивнув, она ступила на лестницу и, потупив взгляд, думала о чём угодно, только не о внезапном столкновении с самой собой. Она помнила, что Дамблдор прекрасный легилимент, и с горечью осознала, что ей придётся научиться окклюменции, если она хочет и дальше продолжать безнаказанно врать директору.

Она вошла в просторный и приветливый кабинет, подождала, пока в коридоре стихнут шаги старика, и кинулась на поиски омута памяти. Найдя его, Гермиона трясущимися руками полезла в карманы мантии, нащупала склянку и, достав и открыв её, вылила содержимое в чашу. Субстанция в ней засветилась. Гермиона, вспоминая всё, что прочла про омут памяти на третьем курсе, осторожно нагнулась, касаясь лицом невесомого вещества.

* * *

1 февраля 2003 года.

— Заклинание запретили, Рон, — устало протянула Гермиона, закрывая за собой дверь и скидывая туфли. — Они хотят полностью стереть упоминания о нём, а ведь оно лучше махо… Рон!

Он лежал на полу и не шевелился. Гермиона застыла на пороге, хлопая глазами, не веря в происходящее. Спустя мгновение она кинулась к телу мужа, спотыкаясь о разбросанные вещи и мебель, рухнула на колени и сжала его руку. Она была холодной. Бормоча под нос «Нет, нет, нет!..», Гермиона трясла его за плечи, пыталась найти рану, которую могла бы залечить, всхлипывала и оглядывалась по сторонам, как будто ожидая, что кто-то поможет.

— Ты не можешь меня оставить… Ты не можешь, Рон!

Она надрывно заплакала и опустила голову на его грудь. Ей было сложно поверить, что его больше нет… Это ведь её Рон! Рон, которому она готовила, Рон, с которым жила, Рон, которого любила. Наверное, стоило бы осмотреть квартиру на наличие убийц, но Гермиона не могла встать. Точнее, она ничего не могла, разве что плакать и бормотать: «Не можешь…»

Она не знала, сколько вот так простояла на коленях. Ей, в общем-то, было всё равно. Просто в какой-то момент она медленно отстранилась и упала на спину рядом с Уизли. Лицо было сухое; вероятно, она уже давно не плакала, а просто содрогалась. Смотря в потолок, Гермиона вдруг подумала о том, что Пожиратели истреблены не полностью. И она не могла допустить, чтобы пострадал кто-нибудь ещё. Вдруг это будет Гарри? Или Джордж? Джинни? Вдруг это будет она сама?..

Она точно знала, была просто уверена, что не допустит это. И даже более того: она всё исправит. Ради него. Ради их всех.

* * *

19 февраля 2003 года.

— Грейнджер, ты совсем свихнулась?! Нас за это в Азкабан упрячут на всю жизнь!

Малфой, злой, испуганный, растерянный и взволнованный, смотрел на Гермиону, как на чокнутую. Она покрутила обручальное кольцо на пальце, а затем устало посмотрела на Драко. Грейнджер не могла толком объяснить, зачем ей понадобился компаньон; зато могла подробно рассказать, словно заученный доклад по Зельеварению, почему она выбрала именно Малфоя. Просить Гарри или Джинни было бы кощунством; они только-только пришли в себя после войны, втягивать их в это дело… как минимум эгоистично. Да и они бы не согласились. К тому же, супруги до сих пор не оправились от смерти Рона. Тут Гермиона их понимала: она и сама не оправилась. Были ещё Невилл и Луна, но такая авантюра повергла бы их в шок. Оставался Джордж. Но трогать Джорджа стало бы ещё более ужасно, чем Гарри или Джинни. А Малфой… хоть и был трусливым, но у него был мотив. Цель. И совершенно никаких преград.

— Неужели ты не хотел бы вернуть отца? Мать? Хочешь, чтобы на тебя перестали косо смотреть?

Драко вздрогнул, а его взгляд забегал по комнате. Вероятно, упоминание о покойных родителях произвело нужный эффект.

— Драко, если всё получится, ты можешь не волноваться, что нас куда-то упрячут. В том мире мы будем чисты перед законом.

— А если не получится?

Гермиона поджала губы и передёрнула плечами. Ей тоже не хотелось думать о том, что будет, если ничего не получится.

* * *

3 марта 2003 года.

— Я нашла дневник Тома Риддла! — воскликнула Гермиона, заставив Малфоя резко обернуться.

— Разве Поттер не уничтожил его? — равнодушно поинтересовался он.

— Нет. Он только немного… повреждён, — ответила Гермиона и передёрнула плечами.

Малфой нахмурился, а затем потянулся за бумажкой, в которой был описан весь процесс перемещения.

— Тут написано, что хозяином используемой вещи должен быть человек, к которому мы перемещаемся. Ты уверена, что он не… Что Волдеморт… — Малфой запнулся. Он что, обвинял Тёмного Лорда в краже?

— Нам не обязательно знать! Когда из дневника сделали крестраж, его хозяином стал Волдеморт. Это произошло после убийства Миртл, так что мы окажемся где-то в сорок третьем, — отчеканила Грейнджер.

Драко судорожно сглотнул.

— А как мы вернёмся обратно?

Она с улыбкой протянула ему красивую тёмную заколку.

— Я купила её на своё семнадцатилетие. Вернёмся в девяносто шестой. В мир, где никогда не было войны, — она грустно улыбнулась, понимая, что компаньон слишком занят Министерством Магии, чтобы понять одну простую истину: изменив прошлое, они изменят и будущее. И будущее, в котором не будет Волдеморта, никогда не примет их, Малфоя и Грейнджер, из их две тысячи третьего года.

* * *

Гермиона, часто дыша, отпрянула от омута, зацепилась за собственную мантию и рухнула на пол.

— Ничего себе, — прошептала она, глядя в одну точку.

______________________________

* Доларэмус (от лат. Dolorem — боль) — тёмномагическое заклинание, причиняющее сильную боль. Схоже с Круциатусом, но не такое сильное.

В голове Гермионы было слишком много мыслей. Они напоминали жужжащий рой пчёл, приносящий только головную боль и звон в ушах. Едва Гермиона успевала ухватиться за какое-нибудь одно воспоминание, как оно тут же сменялось другим, и два мира будто смешивались в один.

— Ничего себе… — повторила она сквозь зубы, видя перед глазами только расплывчатые пятна, напоминающие страннейшие события: огромная шахматная доска, отражение змеи в зеркале, изрядно измученный жизнью крёстный Гарри Поттера, её танец с Виктором Крамом, звездой квиддича, на балу…

Гермиона пыталась немного усмирить свои мысли, остановиться, но новая информация беспощадно врезалась в голову, принося боль, схожую с болью от ненавистного Круцио. Грейнджер стонала, держась за голову, перекатывалась с боку на бок, и всё никак не могла понять, почему же не может потерять сознание. В голове вспорхнуло воспоминание о сумасшедшей Беллатрисе Лестрейндж, которая пытала её пять лет назад… Или не пять? Или же это случится через три года?.. И пытала ли её Беллатриса Лейстрейндж вообще? Ведь она видела её только один раз в жизни…

Размышления приносили ещё большую боль. Крутанувшись вновь, Гермиона раздавила маленькую склянку, которую до этого выронила из рук, и осколки больно впились в плечо.

— Мисс Грейнджер? — голос Альбуса Дамблдора, живого Дамблдора, прозвучал слишком громко, как показалось Гермионе. Она подняла на него заплаканные глаза, и в мыслях тут же пронёсся образ озабоченного будущей войной старика.

— П-помогите, профессор, — прохрипела Грейнджер, не в силах вытерпеть ужасную боль, возрастающую с каждой секундой.

Дамблдор взмахнул палочкой — и Гермиона тут же провалилась в сон.

* * *

Том медленно перевернулся на другой бок и просунул руку под жёсткую подушку, устраиваясь как можно удобнее. В комнате было непривычно тепло, да и согревающие чары, которые он накладывал каждый вечер, уже должны были выветриться. Декабрь выдался холодным, и Риддл, немного откинув теплое одеяло, нахмурился, неосознанно выстраивая логическую цепочку из этих маловажных, но странных явлений. Ощущение, что он что-то забыл, назойливой мухой жужжало где-то в голове.

Риддл резко распахнул глаза и сел. Он помнил трёх недоумков, появившихся в Хогвартсе, помнил смехотворную дуэль, когда Грейнджер с дружками бросались безобидными заклинаниями, и помнил, что в конце она прокляла его неизвестным проклятьем. Это ведь мог быть сон? Или…

Он понял, что находится в Больничном крыле, когда глаза немного привыкли к темноте. Заняты были две койки: его и ещё одна в самом конце крыла; из-под одеяла виднелась макушка с растрёпанными тёмными волосами. Том обернулся и посмотрел в окно. От снега не осталось и следа, а вдалеке виднелся свет, льющийся из окон старой хижины, которой раньше не было.

Значит, не сон. Девчонка горько пожалеет об этом. Что бы она с ним не сделала.

Все его планы рухнули в одно мгновение. Новогодняя ночь идеально подходила для осуществления задуманного… Может, кто-то о них узнал и решил помешать? Дамблдор? Гнусный манипулятор. Вряд ли бы он действовал так открыто, да и щит окклюменции Том не снимал. Дамблдор не мог ни о чём узнать. Совпадение? Случившееся было простым совпадением?

Том не верил в совпадения. Не хотел верить.

За дверью раздались чьи-то торопливые шаги и перешёптывания, и Том медленно, стараясь не шуметь, лёг обратно. В крыло зашла медсестра и торопливо придержала двери, левитируя носилки со студенткой. За ней зашёл старик с седой, едва ли не светящейся бородой, в котором Риддл мгновенно узнал Дамблдора, и ведьма в остроконечной шляпе.

Положив неизвестную студентку в бессознательном состоянии на койку, находящуюся почти напротив койки Риддла, медсестра принялась водить палочкой вдоль тела девушки, изредка покачивая головой.

— С ней всё было в порядке, когда я уходил за Томом, — пояснил Дамблдор ведьме.

Риддл немного дёрнулся, услышав своё имя, и был уверен, что от внимательного взгляда Дамблдора это не укрылось.

— Никогда не встречалась с подобным, — прошептала медсестра. — Очень похоже на последствия неправильно наложенного Обливиэйта, но… Она ведь помнила вас, Альбус? Что-то не то. Полагаю, это очень тёмная магия.

— Не могу поверить, что мисс Грейнджер могла ввязаться в подобное! Она такая ответственная девочка, — ведьма приложила ладонь к губам и всхлипнула.

Том сжал челюсть, услышав имя «жертвы». Надо же, приложило не только его! Девчонка действительно глупа, если не сообразила, как не попасться ему на глаза после своей выходки.

«Постойте-ка».

Они… знают её? Знают девчонку? «Ответственная девочка»?

Риддлу всё больше казалось, что Грейнджер не так глупа, как кажется. Переоделась в форму Хогвартса и изменила воспоминания профессоров? Или они уже знали о ней? Звучало ужасно нелогично. Ей пришлось бы подделывать воспоминания всего Хогвартса.

Мерлин, что же происходит?

Том прикрыл глаза. Если на секунду поверить в безумные речи идиотки, то всё начинает казаться не таким нелепым. Судя по возрасту Дамблдора… Она действительно перенесла его в будущее? Этим объяснялось всё. Старый, как мир, Дамблдор, появившаяся из ниоткуда хижина, никакой зимы. Но зачем? Зачем ей это понадобилось? Хотела спасти своего Лорда? Что же такого ужасного ждёт его в будущем? Своим поступком она, должно быть, нарушила миллион правил, иначе гости из будущего встречались бы на каждом шагу.

Безмозглая выскочка или безумный гений? Свихнувшаяся последовательница или хитрый враг?

Риддл с замиранием сердца ждал, что же будет дальше.

— Не стоит опасаться, Минерва, — успокоил женщину Дамблдор. — Мисс Грейнджер умная ведьма, думаю, что бы она ни затеяла, это не должно быть слишком опасно. С ней всё будет хорошо, я уверен.

Риддл едва ли не засмеялся с этого заявления. Умная, как же. Не слишком опасно!..

Минерва посмотрела на Альбуса, и Том услышал, как она несколько раз вдохнула, словно хотела оспорить его слова, но промолчала. В этой ведьме Риддл узнал свою однокурсницу — бывшую однокурсницу — Минерву МакГонагалл, вечно серьёзную и раздражающую старосту Гриффиндора, скучную заучку, которая любила поглядывать на Риддла со снисходительностью, словно знала обо всех его делах и молчала только потому, что так хотелось именно ей. МакГонагалл Риддлу никогда не нравилась.

— А как же мистер Лонгботтом? Мы нашли его у озера спящим, а ведь он везде ходит с мисс Грейнджер. Уж не натворила ли она чего? — медсестра окинула взглядом Грейнджер. — Или, может, с ней сотворили?

— Альбус, а если она дотронулась до одного из твоих артефактов?

— Боюсь, что все артефакты на месте. Нетронутые.

Риддл зло улыбнулся. Первым делом Дамблдор проверил свои драгоценности, а затем уже помог бедняжке. Добрая душа.

— Пусть девочка отдыхает. Завтра разбудим её, и если она по-прежнему будет чувствовать себя худо… Боюсь, нам понадобится помощь специалистов, — заключила медсестра.

Том предположил, что Грейнджер просто без сознания, как и он был пару часов назад. Возможно, это последствия заклинания?

А ещё Грейнджер не была похожа на студентку. Они в будущем все такие, что ли? Мерлин, какой кошмар. Том нахмурился, недовольный непониманием ситуации.

— Том? Как ты себя чувствуешь? — спросил услышавший посторонний шум Дамблдор и тут же подошёл.

Поборов желание закатить глаза, Том устало вздохнул и недоумённо огляделся. Дамблдор никогда не верил его актёрской игре, а Том никогда не расставался со своей ролью.

— Профессор Дамблдор? Почему я в Больничном крыле?

МакГонагалл растерянно подняла взгляд на Дамблдора.

— Ты… ничего не помнишь, Том? — обеспокоенно поинтересовался профессор.

— Я патрулировал коридор, сэр.

— Это всё?

— Да, сэр.

МакГонагалл недоверчиво посмотрела на Риддла, поправила свою ужасную шляпу и поджала губы. Том почувствовал почти невесомое прикосновение к своему сознанию, и, не подавая вида, усилил барьер. Где бы он ни оказался, старик о перемещении знать не должен.

— МакГонагалл? Минерва МакГонагалл? — словно удивившись, спросил Риддл и пристальнее вгляделся в старое морщинистое лицо. — Неужели я проспал целых тридцать лет?

МакГонагалл совсем чуть-чуть покраснела, услышав, насколько сильно Том занизил её возраст. На самом деле Риддл сомневался, не провалялся ли он тут века два. Дряхлая, старая, но всё ещё строгая и ужасно скучная Минерва МакГонагалл. Да ещё и профессор.

— К сожалению, Том, ты находишься в тысяча девятьсот девяносто шестом.

— Девяносто шестом? — он искренне удивился. — Разве возможно такое перемещение в будущее, сэр?

— Всё правильно, Том, — согласился Дамблдор, — невозможно. Было невозможно до этого момента.

Риддл нахмурился. Грейнджер говорила о заклинании, перемещающем во времени, но почему Дамблдор о нём не знает? Перенесла его в то время, когда заклинание не создали? Хитрая маленькая ведьма. Отрезала ему все пути к отступлению.

Он бы даже похлопал, если бы желание придушить её не было столь сильным.

— Возможно, с тобой происходило что-то странное? Необъяснимое?

«В тот момент, когда я пустил тёмное проклятье в твою студентку из будущего или до этого?»

— Нет, сэр. Ничего странного или необъяснимого.

Дамблдор нахмурился, а Том сделал печальное выражение лица. Лучше молчать. Не говорить вообще никому, тем более Дамблдору.

— Не встречал ли ты… незнакомых людей, когда патрулировал коридор?

Риддл понял. Дамблдор знает о его осведомлённости. Но хочет услышать это сам. Он слышал что-то в ту ночь? Видел этих безумцев?

Или сам их позвал?

Они наделали много шума. Он мог прочесть воспоминания оставшихся…

Легилименция — страшная сила.

— Мистеру Риддлу нужно отдохнуть, Альбус. Сейчас мы ничего не исправим, — влезла МакГонагалл, и Том с ней полностью согласился.

— Всё верно. Мы сохранили твои вещи, завтра они будут доставлены в комнату. А ты продолжишь обучение на шестом курсе, — Дамблдор улыбнулся, и Риддл вернул улыбку, сильно стараясь не скорчиться. — Для тебя прошло пару минут, Том. А для нас — пятьдесят лет.

— Спасибо, сэр, вы столько для меня сделали…

— Удачи в новом времени, Том. Мне жаль, что всё так вышло.

— Спасибо, сэр. Мне тоже, сэр…

Дамблдор ободряюще потрепал Риддла по плечу, и тот выдавил из себя подобие улыбки, затем кивнул грустной МакГонагалл и заверил мадам Помфри — так звали медсестру, — что чувствует себя хорошо, только немного устал. Помфри не стала задавать лишних вопросов, оставила флакончик зелья сна без сновидений на тумбочке и поспешила уйти. Том проводил троицу взглядом и, когда шаги стихли, встал и направился прямиком к постели Грейнджер.

Это была не она. Не та ведьма, которая прокляла его. Лежащая на койке девчонка была младше, а её волосы, кажется, щедро поливали каким-то зельем: они не были пышными и торчащими в разные стороны, лишь немного вились. И длиной всего до плеч. Палочка, лежавшая на тумбочке около кровати, была светлого цвета с красивыми, аккуратными узорами; Том запомнил, что палочка той Грейнджер была тёмной с выделяющейся рукоятью. Недолго думая, он взял её палочку и проверил последние заклинания: никакого Сомниума, парочка трансфигурирующих заклятий, входящих в шестой курс Трансфигурации, и Акцио.

Не она.

Не станут ли его знания временным парадоксом?

Том аккуратно проник в сознание студентки и тут же сморщился под напором непонятных образов. Слишком много. Так не должно быть. И Помфри была неправа: Обливиэйт никогда бы не вызвал такую реакцию; после неправильного Обливиэйта сознание чистое, чёрное, как если закрыть глаза. В сознании Грейнджер же творился хаос.

Никакого совпадения. Ей точно что-то известно. Вздохнув, Том снова осмотрелся, и ещё раз проник в сознание Грейнджер, мужественно справляясь с болью от странных хаотичных картинок. Ничего не разобрать. Риддл вынырнул из головы девушки, немного подождал и… ничего. Её сознание находилось на грани, и Риддл не был уверен, выживет ли она. Том сомневался, будут ли колдомедики в силах спасти девчонку, знал только, что сам ей ничем помочь не сможет, и от этого становилось немного грустно. Во-первых, это уязвляло самолюбие: знать ответы на все вопросы, конечно, нельзя, но Том к этому стремился, а препятствия лишь разочаровывали. А во-вторых… Он хотел разгадать эту загадку, но без мельчайших зацепок решить её никогда не удастся. Вытягивать что-то из Дамблдора — бесполезно, и рисковать только из-за теории, что он вдруг может что-то знать, просто глупо. Том никогда не поступал глупо. Все его действия и слова были тщательно обдуманы. Он не позволял себе таких поблажек, как превосходство эмоций и чувств над разумом, и это здорово ему помогало. Действовать необдуманно — последнее, что нужно делать в сложившейся ситуации.

Том осмотрел Грейнджер на наличие чего-то необъяснимого. Всё было в порядке, только от неё совсем немного тянуло Тёмной Магией, но даже это удивительным не казалось: то, что сейчас с ней происходит, вряд ли является последствием бытового заклинания.

Риддл поджал губы. Сделав всё возможное, он всё равно не мог позволить себе спокойно вернуться в койку и заснуть. Он ещё раз проник в сознание Гермионы, снова попытался уловить хоть одну картинку, хоть один образ, затем усилил действие заклинания, чувствуя, как в висках начинает тикать чаще и сильнее, но воспоминания… замедлялись! Совсем немного. Промелькнуло что-то похожее на мальчика в очках, кошку, Хогвартс. Ничего определённого. Ничего из того, что ему было нужно.

Сил уже не было.

Он чувствовал, что ещё немного — и сам будет лежать в таком же состоянии.

Злой и раздражённый головной болью и своей беспомощностью, Том вернулся в кровать, но всю ночь проворочался, как уж на сковородке, не в силах смириться с тем, что вопросов в его жизни стало почти в два раза больше, а ответов на них и вовсе не было.

А ранним утром Грейнджер забрали в Мунго.

* * *

Том не выспался, но не особо переживал по этому поводу; ему не впервой было чувствовать такую сильную усталость и сонливость. Он часто засиживался за книгами, за решением какой-нибудь трудной задачки, за написанием эссе, которое, если копнуть глубже, могло оказаться для него очень полезным. Поэтому, приведя себя в порядок, Риддл терпеливо дожидался мадам Помфри.

Дверь открылась, и в крыло вбежал рыжий студент Гриффиндора, на ходу поправлявший старую мантию.

— Гарри! — воскликнул он и метнулся к койке в другом конце крыла.

Названный Гарри поднялся на кровати, поправил бинты на руке и потянулся за круглыми очками. Выглядел он глупо, честно говоря, но Том мог поклясться, что где-то его уже видел… в воспоминаниях Грейнджер? Её друг?

— Рон? Ты рано, — Гарри нахмурился, но затем, обернувшись на забитую всевозможными сладостями и открытками тумбочку, мягко улыбнулся. — Что это?

Рон улыбнулся ему в ответ.

— От поклонников. Весь Гриффиндор с ума сходит, второй день обсуждают игру! Ты молодец, Гарри!

Мальчик счастливо заулыбался и поправил очки.

— Без вашей помощи ничего бы не получилось. Видел бы ты лицо Малфоя, когда подрезал его!

Парни захохотали, а Риддл едва заметно скривился: счастье неописуемое так радоваться из-за глупой и бесполезной игры. В мире есть куда более важные вещи, и квиддича в этом списке уж точно не было.

— Ты столько пропустил, Гарри. Гермиону Грейнджер забрали в Мунго, Невилл себе места не находит. А слизеринцев все стороной обходят, да и Паркинсон, похоже, нервничает.

Гарри наклонил голову, и Риддл, немного выглянув из-за ширмы, стал лучше вслушиваться в разговор.

— Думаешь, Паркинсон мстит?

Рон хмыкнул и сложил руки на груди.

— Помнишь, как Гермиона подвесила её вверх ногами? Все слизеринцы были в бешенстве.

— А Невилл? Он ничего не… — Гарри осёкся и посмотрел за спину Рона, прямо на Тома. — Эм… привет.

Том внимательно взглянул на Гарри, и тот, видимо, сразу же почувствовал себя неуютно: судорожно сглотнул и уставился на ширму.

— Здравствуй, — ответил ему Риддл и вежливо улыбнулся.

Рон, до этого сильно хмурясь и что-то долго обдумывая, вдруг охнул и широко распахнул глаза.

— Это ты тот ученик! — Рон повернулся к Гарри и начал махать руками, объясняя ему новость. — Гринграсс сказала Чжоу, а Чжоу — Падме, а Падма — Парвати, а Парвати сказала Лаванде, а Лаванда рассказала всем! В Слизерине те нетронутые вещи переместили на кровать! Хозяин появился… Откуда ты?

Риддл старался не показывать своего удивления. Нетронутые вещи? Его вещи стали местным артефактом? Интересно.

— Об охраняемом чемодане в Слизерине ходили разные слухи, — пояснил Гарри, по-своему расценив заминку Тома. — А теперь…

— Я Рон Уизли! — Рыжий подскочил и охотно протянул руку Тому, который, заслышав его фамилию, меньше всего желал трогать его руки. — Ты расскажешь нам?..

— Рональд Уизли! — высокий голос мадам Помфри заставил гриффиндорца подпрыгнуть на месте. — Разве вы не должны быть на занятиях?

Уизли потупил взгляд.

— Я всего на минутку забежал…

Помфри возмущённо подбоченилась, гневно взглянув на Рона.

— Покиньте Больничное крыло! Бедному мальчику необходим покой! Живее, живее, — Помфри вытолкала Рона за дверь, который на прощание помахал Гарри и Тому. — Мистер Риддл, как вы себя чувствуете?

Том обворожительно улыбнулся.

— Лучше всех, мадам.

Медсестра улыбнулась ему в ответ и облегчённо выдохнула, разглядывая его бледное красивое лицо. Том планировал немного расспросить её о Грейнджер, но затем подумал, что вряд ли она будет знать что-то новое. Оставалось только… ждать?

И стать на некоторое время местной знаменитостью.

Из этого можно извлечь свою выгоду. Очень большую выгоду. Возможно, Грейнджер действительно спасла ему жизнь? А Том вполне может начать свою миссию снова. Много ли изменилось в Хогвартсе за пятьдесят лет? Слизерин кишит чистокровными гордецами, направить их ненависть в нужное русло будет не очень трудно. Придётся сильно постараться, чтобы в полной мере восстановить Орден Вальпургиевых Рыцарей, и времени у него было гораздо меньше, чем в прошлый раз. Всего два курса. Но он справится; всегда ведь справлялся?

Гарри был скромным парнем. В отличие от Уизли, он не пялился на Тома во все глаза, а наоборот, казался смущённым. Стыдился панибратского отношения Уизли? Возможно.

Дверь в крыло, страшно скрипя, снова открылась.

Слизнорт ужасно располнел за последние пятьдесят лет. Три подбородка чинно тряслись при малейшем движении старого профессора, а сам Гораций, громко прокашлявшись, с умилением посмотрел на Тома, очевидно, очень счастливый его появлению.

Надо же, он до сих пор преподаёт в Хогвартсе.

— Том, мальчик мой, как я рад снова вас видеть! — Слизнорт похлопал Тома по спине, а затем посмотрел на Гарри. — Мистер Поттер, это мой лучший ученик! — Поттер пробормотал что-то невнятное и скупо улыбнулся. — Вернулся! Мне не хватало ваших ответов на лекциях, Том. Пойдёмте-пойдёмте, я обязан проводить вас в подземелья. Как я рад, Том, как я рад!..

Риддл поджал губы. Значит, профессора не собираются скрывать это перемещение во времени? Если не боятся визита Министерства, значит, Министерству всё известно. И, скорее всего, ещё в сорок третьем они предприняли все попытки найти Тома.

Возможно ли, что именно теперь начнётся кардинальная разработка заклинания, перемещающего во времени?

— Был рад знакомству, Гарри Поттер, — фраза Тома заставила Гарри посмотреть на него с удивлением и… настороженностью.

— Я тоже рад… Том Риддл.

Тому не нужны были враги в новом времени. Вообще ни одного.

* * *

Коридоры школы пустовали: все студенты, вероятно, были на занятиях. Слизнорт совсем не умолкал, беспрерывно рассказывая последние новости, которые казались Риддлу абсолютно бесполезными. Знает ли слизень что-нибудь о Грейнджер? Он должен был выведать всё, что знал Слизнорт.

— Профессор, — медленно начал Том, когда Слизнорт умолк, — я случайно услышал о странном происшествии с некой мисс Грейнджер. И очень заинтересовался с этим… Не каждый день учеников забирают в Мунго, — Слизнорт согласно закивал. — И я подумал… не связано ли это с моим появлением?

Профессор остановился и удивлённо взглянул на Тома.

— Что вы, Том! Я уверен, мисс Грейнджер всего лишь стала жертвой своего же неудачного эксперимента. Она очень любознательная девочка. Волноваться совершенно не о чем, уверен, колдомедики быстро поставят её на ноги.

Риддл сразу же согласился, но вид Слизнорта заставлял задуматься о том, верил ли сам профессор в сказанное: он часто моргал, нервно сжимая и разжимая кулаки. Жаль, но большего Тому из него вытянуть просто не получится.

— Ах да, Том, ещё один момент, — профессор повернулся к нему лицом. — Поскольку сейчас место старосты Слизерина и старосты школы занято, я буду вынужден… эм... то есть, так положено, Том…

Риддл всё понял. Снимая с мантии значок старосты и отдавая его в толстую руку зельевара, он старался не выглядеть злым и униженным.

* * *

Первое, что увидела Гермиона, открыв глаза, — лицо старого, но бодрого на вид старичка с длинными закрученными усами. И тут же зажмурилась, почувствовав резкую боль в голове.

— Мисс Грейнджер, кивните, если слышите и понимаете меня, — попросил старик бодрым, чуть ли не радостным голосом.

— Я слышу и понимаю, — процедила Гермиона, удивлённая его тоном. У неё сейчас мозги расплавятся, чего он радуется?

— Это прекрасно! Я ваш колдомедик, мистер Хопкинс. Ваша болезнь довольно необычная, Гермиона, и мы должны попытаться вылечить вас совместными усилиями. Если у нас ничего не получится, боюсь, придётся прибегнуть к заклинанию Забвения.

Гермиона дёрнулась. Он так шутит или специально запугивает её?

— Что я должна делать? — простонала она, хватаясь за волосы.

— Рад, что вы так быстро согласились. Это будет тяжело, мисс Грейнджер, тяжело морально. Вам нужно попытаться привести свои мысли в порядок. Я знаю, знаю, — забормотал колдомедик, встретив раздражённый взгляд Гермионы, — насколько это непросто, поэтому я вам помогу. Нужно только согласие.

— Мерлин, что угодно, только остановите это!

Гермиона прикусила губу, стараясь сконцентрироваться на словах мистера Хопкинса, а не на своей боли. Его она видела впервые. В воспоминаниях Гермионы из прошлого — или настоящего?! — колдомедика тоже не было. А сейчас… было больнее всего. Проносились самые ужасные воспоминания: смерть её друзей, очень близких друзей. Такое не приснится даже в кошмаре. Много крови, много мёртвых, много боли и отчаяния. Даже встреча с дементором не была такой… такой… разрушающей.

— Мисс Грейнджер, я намерен применить к вам легилименцию. Это единственный вариант, кроме Обливиэйта.

Гемриона подскочила и посмотрела на целителя Хопкинса испуганными глазами.

— Вы спятили! — закричала она. Гермиона бы никогда не позволила себе сорваться на крик по отношению к незнакомому человеку, который, к тому же, хотел ей помочь. Но ситуация была слишком нестандартной. — Я не позволю вам копаться в моей голове! — снова застонав, она пыталась взвесить: лучше забыть всё и сделать работу Гермионы напрасной или позволить ему увидеть кошмарное преступление, за которое можно попасть в Азкабан? — Сама справлюсь!

— Мисс Грейнджер, вы пролежали в таком состоянии целые сутки и не справились. Вы близки к разрушению психики, — спокойно пояснил мистер Хопкинс, словно каждый день успокаивал близких к психическому срыву пациентов. — Я квалифицированный специалист в области легилименции, и не имею права распространяться об увиденном… Даже если вы можете получить за это срок в Азкабане.

В Азкабане? Он что, уже применил к ней легилименцию? Или по лицу догадался?

— Обет, — зарычала Гермиона. — Мне нужен Непреложный Обет, что вы никогда и никому не расскажете!

Мистер Хопкинс глубоко вздохнул с таким выражением лица, словно уже устал от одинаковых пояснений.

А если так оно и есть?

— Мисс Грейнджер, для заключения Обета понадобится третий доброволец, которого в больнице Святого Мунго вы вряд ли найдёте. А времени у вас всё меньше. Вы выбираете Обливиэйт?

Мёртвый Гарри Поттер на руках Хагрида. Нет, только не Гарри, нет! Волдеморт не может вот так победить! Только не это! Только не Том…

Что же ты делаешь, Невилл?..

Где Фред? Почему Джордж стоит совсем один? Где Фред?!

Не надо плакать, миссис Уизли…

— Ладно! — закричала Гермиона, не сдерживая рыдания. — Ладно! Делайте! Делайте…

Слёзы Гермионы на секунду остановили мистера Хопкинса.

А затем стало легче. Присутствие колдомедика в сознании Гермионы не было таким неприятным, как ей думалось. Он плавно передвигался от одного воспоминания к другому, аккуратно замедляя их, отправляя в прошлое, и выстраивая их в хоть каком-то подобии порядка.

Становилось действительно легче. С каждой минутой поток ослабевал.

Гермиона не знала, сколько времени это заняло, но когда мистер Хопкинс покинул её сознание, за окном было темно. Она уставилась в темноту, обречённо опустив плечи.

Вот как всё закрутилось. Как всё было страшно. Она на сто процентов понимала мотивы Гермионы. Свои мотивы. Лучше она сядет за это в Азкабан, чем совсем прекратит борьбу.

— Надо сказать, мисс Грейнджер, — осторожно протянул мистер Хопкинс и, сняв очки, потёр переносицу, — я совсем не ожидал такого поворота. Это… восхитительно. Ювелирная работа. Вы… настоящая преступница. И спасительница.

— Вы обещали молчать, — строго отозвалась Гермиона.

— Я буду молчать. Всё ещё хотите заключить Обет?

Гермиона задумалась. Он видел всё. Стоило немедленно заключит Обет, чтобы никогда не переживать о произошедшем, или вовсе стереть ему память о своих воспоминаниях, но… его обещание, его помощь, да и весь его вид говорили о том, что он её не предаст.

«Что с тобой, Гермиона? Паранойя? Перестанешь доверять людям совсем? Считаешь, все такие же жестокие и хитрые, как… как…»

— Я верю вам, мистер Хопкинс, — выдохнула Гермиона, очень надеясь, что не совершает огромную ошибку. — Спасибо вам. Спасибо вам за всё.

— Позвольте дать вам совет, мисс Грейнджер, — попросил колдомедик, и Гермиона внимательно на него посмотрела. — Не отступайте от своего дела. Судя по всему, вам предстоит пройти через тяжёлые испытания. Но… оно того стоит. Поверьте, то, что я увидел там, — Хопкинс указал на лохматую голову Грейнджер, — не должно произойти снова. Я готов помочь вам, если моя помощь понадобится.

— Очень надеюсь, что не понадобится, — выпалила Гермиона, удивлённо косясь на Хопкинса. Разве он не должен отговаривать её от этой глупой затеи?

— Я понимаю. Итак, сейчас вы находитесь в стабильном состоянии и определённо чувствуете себя лучше. Ваша магия способна справиться с последствиями этого недуга, так что я не вижу никаких причин задерживать вас в Мунго, хотя, уверен, ваши преподаватели едва ли со мной согласятся. Боюсь, Мунго больше ничем не может вам помочь: никакие зелья и настойки не в силах что-либо исправить. Могу посоветовать вам только больше отдыха и немного Общеукрепляющего.

— Я не хочу оставаться в Мунго, — отчеканила Гермиона и зажмурилась. Стены больницы навевали тоску, а то, что сейчас происходило в Хогвартсе, не должно было остаться без её надзора. В Мунго ей станет только хуже.

— В таком случае, я провожу вас. Ваш декан ждёт.

Минерва МакГонагалл подскочила сразу же, как их увидела. В её глазах читалась неподдельная тревога и беспокойство, и Гермиона с трудом сдержала порыв обнять профессора. Как же давно она её не видела.

«Ты видела её вчера, Гермиона. Это я не встречалась с ней несколько лет».

Гермиона замерла на месте и огляделась. Кто-то издевается над ней?

«Я здесь. В твоей голове. Твоя магия создала в сознании отдельный сосуд для моих воспоминаний, чтобы тебе было легче выдержать столько информации».

Грейнджер судорожно сглотнула и улыбнулась декану, совершенно не слушая её болтовню.

Разве с Гарри происходило что-то похожее после получения воспоминаний Снейпа?

«Снейп не передал ему так много воспоминаний. Не беспокойся, Гермиона, вместе нам будет легче».

Будет легче? Возможно, она права. А может, Хопкинс опоздал, и у неё психическое нарушение? Раздвоение личности?

— Так что же произошло на самом деле, мисс Грейнджер? — поинтересовалась профессор МакГонагалл, заглядывая ей в глаза.

— Как я понял, мисс Грейнджер тренировалась в легилименции и окклюменции. Боюсь, что вам пока что стоит оставить эту затею.

Гермиона закивала, благодаря мистера Хопкинса за мгновенную, блестящую, правдоподобную ложь.

— Конечно. Огромное спасибо, целитель Хопкинс!

«Не переживай, Гермиона. Твоё сознание немного привыкнет к такому количеству информации, и тогда ты меня больше не услышишь».

Не услышишь? И куда она денется?

Гермиона позволила профессору МакГонагалл довести себя до камина; она изредка кивала, отвечая на какие-то вопросы, но декан к ней не цеплялась. Скорее всего, списала рассеянность на стресс и шок после пережитого.

«Никуда не денусь. Я — это ты, а ты — это я. Представь, что часть твоего сознания немного… персонифицировалась».

Отлично. Она разговаривает сама с собой. Гермиона грустно улыбнулась: свихнуться в семнадцать лет!.. Да уж, до такого ещё дойти надо…

И что же будет дальше?

* * *

Ни Дамблдор, ни МакГонагалл долго её не задерживали. Справились о самочувствии, попросили обращаться в случае рецидива и пожелали не болеть. Гермиона искренне улыбалась им, с радостью смотрела на живого, бодрого Дамблдора, и от души благодарила себя же, что решилась на такой поступок. Опасный, почти безумный поступок.

И этот поступок требовал дальнейших действий.

— Кажется, мистер Лонгботтом уже ждёт внизу. Сейчас довольно поздно, мистер Филч вряд ли поощрит прогулки в такое позднее время, даже если вы только что прибыли, — Дамблдор взял с тарелки лимонную дольку и немного покрутил её в руке. — Удивительная вещь время, а когда в него вмешиваются — опасная. Вы знаете правила, мисс Грейнджер. Вас не должны увидеть.

Профессор МакГонагалл удивлённо покосилась на Дамблдора, не совсем понимая смысл его странных слов. Зато Гермиона всё поняла. Поняла и застыла, как вкопанная.

Он уже говорил ей это на третьем курсе, когда Сириуса Блэка приговорили к поцелую дементора. Только сейчас Сириус Блэк жив. И он никогда не был в Азкабане.

Выходя из кабинета директора, Гермиона заметила, что на столе Дамблдора среди сущего хаоса поблёскивают осколки склянки, в которой были её воспоминания.

Возле горгульи стоял Невилл Лонгботтом, улыбался во весь рот и был просто рад снова видеть Гермиону. Невилл крепко обнял её, задавая миллион вопросов, и она обняла его в ответ, отвечая на них и искренне улыбаясь. Вот только слова директора продолжали настойчиво крутиться в голове.

Гермиона ласково улыбнулась, слушая нелепую болтовню друга обо всём на свете. Она не привыкла к общению с ним, не привыкла к его жестам, мимике. Не привыкла к нему…

«Нет. Привыкла. За шесть лет привыкла».

…Но память хранила спокойный, тихий голос Гарри и громкий, звонкий — Рона. Ей хотелось, чтобы они были рядом. В Хогвартсе было на удивление непривычно и даже неуютно без них. Точнее, они были тут. И наверняка сидели в гостиной Гриффиндора, звонко смеясь и весело проводя время с однокурсниками. Но не с ней.

Гермиона неосознанно ускорила шаг, желая поскорее попасть в Общую гостиную, чтобы встретиться с несломленными, здоровыми, счастливыми, а главное — живыми друзьями. Она бы ни за что не стала ворчать, если бы Фред взорвал над головой хлопушку, или если бы Рон, не открывая ни одного учебника, попросил помочь с заданным эссе, глядя на неё большими щенячьими глазами. Глубоко в душе Гермиона понимала, что в этой встрече не будет ничего особенного: нет, она, разумеется, не была изгоем, но единственным человеком, который ещё на первом курсе принял её такой, какая она есть, не удивлялся нездоровой тяге к знаниям и поддерживал во всех начинаниях, был Невилл. И она действительно была ему благодарна и любила так сильно, словно он был её братом, но крохотная частичка души или сознания, не затихающая в её голове, тосковала по Золотому Трио, мантии-невидимке, Карте Мародёров и, конечно, опасным ночным вылазкам, которые Гермиона, вообще-то, никогда не одобряла.

Пытаясь скорее дойти до Портрета Полной дамы, Гермиона часто и глубоко дышала. Неужели этого всего больше не будет? Она знала, что мир изменится, но не так кардинально. Здесь она была тихой всезнайкой из Гриффиндора, не высовывающей нос из-за книг. Даже Малфой не обращал на неё внимания: ему было абсолютно плевать на строгую физиономию очередной грязнокровки, не вступающей ни в один спор, не перечившей ему и, конечно, не водящей дружбу с Мальчиком-Который-Выжил-Но-В-Этом-Мире-Его-И-Не-Убивали. Ровным счётом, о ней забыли все, кроме преподавателей и Лонгботтома, верно плетущегося рядом, и, наверное, никто и не заметит, что она провалялась без сознания в больнице св. Мунго.

Неужели от этого ей не должно быть плохо?

Нервно теребя алый галстук, Гермиона пыталась сохранять спокойствие: её неожиданно возникшая ностальгия могла вызвать вопросы. Если, конечно, кто-то и заметит это. За исключением Невилла. В общем-то, так, может, и лучше: лгать придётся только ему, а не всей школе сразу. И с ложью она вряд ли промахнётся: два года скитаний, война, пытки и допросы научили её нелёгкому искусству аккуратной, незаметной лжи. Разве это не полезный бонус?

«Но только не такой ценой, Гермиона».

— Гермиона, ты меня слушаешь? — спросил Невилл с раздражением и обеспокоенностью, и Гермиона ощутила острый укол вины.

Правильно ли она поступила? Что ж, слишком поздно сомневаться в сделанном выборе. Ей придётся нести это тяжкое бремя, если она не хочет потерять своих близких. Снова.

— Извини, задумалась, — поспешила оправдаться Гермиона и мягко улыбнулась Лонгботтому. — Не могу понять, что сделала не так, когда практиковалась в легилименции.

Невилл пристально посмотрел ей прямо в глаза, и Гермиона ответила ему извиняющимся честным взглядом, не переставая доброжелательно, успокаивающе улыбаться. Но на секунду Гермионе даже показалось, что она не выдержит эту игру в гляделки, или Невилл догадается, что она врёт. Но нет, обошлось. Лонгботтом лишь улыбнулся ей в ответ и взял за руку, крепко её сжав.

— Может, пока не стоит об этом думать? Тебе семнадцать, Гермиона, наслаждайся жизнью. К тому же, — добавил он с озорными огоньками в глазах, — ты лучшая ученица Хогвартса. Ты точно заслужила отдых.

Гермиона остановилась, как вкопанная. Это говорит ей Невилл? Тот самый скромный мальчик, так мило трясущийся при виде Снейпа? Он казался совсем другим: незнакомым, но располагающим, и одновременно с этим приятным, уверенным в себе. Неужели эти изменения произошли только из-за того, что его родители остались живы? Потому что Волдеморта никогда не существовало в их жизнях? И это…

«Определённо наша заслуга».

Он был таким с первого курса — Гермиона помнила это. Помнила, как он не постеснялся зайти в женский туалет, когда она разрыдалась на третий день пребывания в Хогвартсе: над ней все подшучивали и дразнили. Помнила его милые подколы, неоценимую поддержку и заботу, помнила его тягу к знаниям. Он был славным парнем, и в другом мире мог бы стать таким после войны; да, после войны он определённо изменился, но смерть близкий людей подкосила его так же, как и Гермиону. И он остался сильным, смелым мужчиной, но не было больше огонька в глазах, не было успокаивающей улыбки и витающей атмосферы спокойствия. Зато здесь он был таким всегда. И Гермиона была этому бесконечно рада.

— Я сказал что-то не так? — осторожно поинтересовался Невилл.

— Нет, — поспешила ответить Гермиона, и улыбнулась искренне, счастливо. — Просто я очень рада, что ты мой друг.

Грейнджер крепко обняла его, к своему неудовольствию почувствовав ломоту в теле после пережитого. Невилл обнял её в ответ, но потом, когда они продолжили свой путь в гостиную, она то и дело ловила на себе изучающий взгляд друга. Но, к его чести, он ни о чём не допытывался, видимо сообразив, что Гермиона и без того бесконечно устала.

— Клубничный компот, — назвал Невилл пароль портрету Полной дамы.

Секунду поколебавшись в проходе, Гермиона сделала в шаг в гостиную… и остановилась под пристальным взглядом гриффиндорцев, резко обративших на неё своё внимание.

— С выздоровлением, Гермиона! — Грейнджер чуть не упала, услышав, насколько дружелюбным был голос Лаванды Браун. Она широко ей улыбалась. — Ты видела его?

Гостиная замерла в ожидании ответа Гермионы. Она испуганно повернулась к Невиллу, но, судя по его лицу, он тоже не понимал ни вопроса однокурсницы, ни причины её доброжелательности.

— О ком ты, Лаванда? — мягко поинтересовалась Гермиона.

— Так ты не знаешь, — протянула Браун под общий вздох гриффиндорцев. Кто-то быстро потерял интерес к беседе и вернулся к своим делам, а кто-то продолжал наблюдать за Грейнджер, но уже с меньшим любопытством.

«Ну спасибо, заботливые мои».

— Не знаю чего? — Гермиона старалась выглядеть очень заинтересованной и вежливой, так что настала очередь Лаванды удивляться резкой смене настроения однокурсницы — так подумала Гермиона, глядя на её вытянувшееся лицо.

В принципе, ответ уже пришёл сам собой. Кто мог привлечь столько внимания, если не один таинственный и загадочный красавец, внезапно появившийся в Хогвартсе?

Волдеморт успел найти поклонников. Просто прелестно.

— Объявился владелец охраняемого чемодана! Его зовут Том Риддл, и Гринграсс сказала, что он… божественен.

Гермиона вздрогнула. Божественен, как же. Она ещё не забыла его болезненный Доларэмус. А ведь они и знакомы не были!

— Так ты… его видела? — осторожно спросила Гермиона. Парвати и Лаванда переглянулись.

— Нет. Но завтра со Слизерином совместная Трансфигурация, — она запнулась и быстро оглядела Гермиону не самым приятным взглядом. — Постарайся не быть такой... такой… — Лаванда хихикнула, видимо, подстёгиваемая желанием отпустить шпильку в адрес Гермионы. — Умной, — Парвати тихо прыснула, и губы Браун тоже дёрнулись в улыбке. Неприятной, раздражающей улыбке. Как будто Гермиона не знала, как они относятся к её стремлению знать как можно больше. — А то отпугнёшь его от всего Гриффиндора.

Гермиона сдержала насмешливую ухмылку. Чтобы Волдеморт подружился с Гриффиндором, им придётся принести ему философский камень, Дары Смерти и живого единорога. Одновременно. И при этом желательно упасть ему в ноги и молчать. Да и теперь, когда Риддл появился в Хогвартсе, вряд ли она останется лучшей ученицей. Он может и псих, но гениальный псих.

«А ещё хорошие ученики не нарушают все законы путешествий во времени, не воруют запрещённые и тайные заклинания из Министерства Магии и не перемещают Тёмных Лордов в школу к детям».

Гермиона почувствовала укол совести. По крайней мере, Волдеморт и сам ещё был ребёнком. Точнее, совсем не Волдеморт. А просто Том Риддл.

«Но это совсем не значит, что он невинный и безобидный третьекурсник-хаффлпаффовец».

Верно. И ещё он проклял её страшным заклинанием.

Гермионе было страшно. Она не знала, как вести себя с ублюдочными слизеринцами, чтобы разрушить их планы о завоевании мира. Мысленно закатывая глаза, Грейнджер понимала, что ей, грязнокровке с Гриффиндора, не выделяющейся ни внешностью, ни страстью к пыткам невинных людей, вряд ли удастся заинтересовать Тома Риддла.

«Зато ты можешь заинтересовать его своими знаниями».

Своими — вряд ли, а вот знаниями Гермионы, прошедшей войну, — запросто.

Грейнджер, одобряя советы «из головы», всё же чувствовала себя очень странно и нелепо. И ещё это немного сбивало. Поэтому, мысленно попросив всех неосязаемых заткнуться хоть на пару часов и получив неодобрительное фырканье в ответ, она сосредоточилась на словах Лаванды.

— Неужели о нём известно так мало? — спросила Гермиона.

— Он загадка, верно? — Лаванда рассмеялась собственному остроумию, затем её смех подхватила Парвати.

Гермиона, решив, что ничего полезного ей больше не узнать, натянуто улыбнулась несмешной шутке* и направилась в свою комнату, пожелав Невиллу спокойной ночи.

— Грейнджер!

Узнав по голосу, кто её окликнул, она повернулась с ласковой улыбкой и заглянула в голубые глаза Рона Уизли. Он совсем не изменился внешне, а к ней не испытывал неприязни. То есть, ничего не испытывал.

— Здравствуй, Рон, — поздоровалась Гермиона, а потом заметила за его спиной Гарри. Её глаза чуть не наполнились слезами, но она сдержалась, легко улыбаясь своим лучшим друзьям, которые даже и не подозревали об их дружбе. Странно, что Гермиона их не заметила, когда зашла в гостиную. — Где вы были? Уже поздно.

— Гарри только что выписали из Больничного Крыла.

Услышав имя Гарри, гриффиндорцы завопили что-то совсем неразборчивое о квиддиче и бросились к смутившемуся Поттеру. Он совсем не изменился, разве что шрам пропал. Даже Дурсли не смогли сделать из него злобного и обиженного ребёнка, а Лили и Джеймс Поттер — заносчивого, самовлюблённого сноба. И это радовало. Хотя Грейнджер чуть заметно улыбнулась, заметив, что его одежда была новой, не поношенной, и идеально подходила ему по размеру.

Всё-таки Гарри — выдающийся человек. В любом из миров.

— Это правда, что на тебя напала Паркинсон? — прервал Рон её размышления.

Гермиона с раздражением отметила, что шумок в гостиной снова поутих. Она и не замечала раньше, какими сплетниками были её однокашники.

— М-м, нет. Я экспериментировала с кое-чем. Паркинсон тут не при чём. К тому же, я бы смогла дать ей отпор, — гордо добавила Гермиона, чувствуя, как поднялось её настроения из-за разговора — точнее, короткого обмена несколькими словами, — с близким ей человеком.

Рон удивлённо поднял брови, но всё же постарался ей улыбнуться. Мелькнула мысль, что она отреагировала уж слишком противоречиво для себя, поэтому, смутившись, Гермиона быстро удалилась.

Комната совсем не изменилась. Тёплый красный цвет приятно радовал глаз, на тумбочках были разбросаны всякие девичьи безделушки, да и сама атмосфера — добрая, уютная и успокаивающая — располагала к себе.

Гермиона устало плюхнулась на кровать и закрыла глаза. Она начала сомневаться в том, что сможет выполнить свою миссию и со спокойной душой окончить седьмой курс. Ну правда, она же не станет бегать за Волдемортом после выпуска? Ей достаточно разрушить его планы, возможность стать Тёмным Лордом. Нужно просто втереться к нему в доверие и быть очень убедительной актрисой. А может… а может не нужно подбираться к нему так близко? Его успех в сороковых годах зависел от связей, таланта и последователей. Если талант истребить она не сможет, то что мешает ей подорвать авторитет Волдеморта среди последователей? В прошлом Пожиратели боялись заводить детей, и не зря: тогда они бы находились под постоянной угрозой, к тому же, едва ли в Азкабане можно задуматься о потомстве. Зато сейчас в Хогвартсе детей было чуть ли не вдвое больше: остались живы те, кого убили Волдеморт и Пожиратели. Почти все нынешние слизеринцы были избалованными неженками, капризными, ленивыми детьми. Гермиона сомневалась, что первые Вальпургиевы Рыцари были такими же бездарными. Возможно, Риддл просто потеряет с ними время. Старшее поколение ни за что с ним не свяжется: пойти на поводу семнадцатилетнего мальчишки — стыдно, да и цель уже не так заманчива. И ещё есть она, Гермиона, которая проследит, чтобы планы Волдеморта были обречены на провал. Ювелирная, опасная работа. Доктор Хопкинс был абсолютно прав.

Кровать ощутимо прогнулась. Гермиона подскочила и открыла глаза. Живоглот, удобно устроившись на мягком одеяле, безразлично поглядывал на неё.

— Живоглотик! — Гермиона протянула руку к коту и погладила его жёсткую рыжую шерсть. — Я совсем про тебя забыла.

Грейнджер немного пугало то, что её воспоминания сильно отодвинулись на задний план, уступив место новым. Она путалась в хронологии и сильно боялась случайно оговориться или сделать что-то не так. Одно дело, когда это замечает Рон Уизли и списывает всё на её собственную странность, и совсем другое, если это заметит Волдеморт.

Гермиона закрыла глаза. Её новые воспоминания плавали на поверхности, и это было нехорошо. Она не могла поставить окклюменционный барьер, не вызвав подозрения у Риддла, но был немного другой путь. Хитрый, но сложный. Гермиона могла спрятать свои воспоминания за барьером, а на поверхность вынести несколько обычных мыслей: домашнее задание, споры с Невиллом, вопросы об уроках или размышления над слезливыми романами. Вряд ли Риддл станет копаться в этой чуши. Минус этого плана заключался в постоянном надзоре за своими мыслями. Она могла случайно убрать всё за барьер или, наоборот, вынести что-то за его пределы.

«Всё лучше, чем стать вдовствующей героиней войны с поникшим взглядом и безумными идеями».

Рука, чешущая кота за ушком, остановилась. Гермиона вспомнила слова Дамблдора и крепко зажмурилась, словно чего-то испугавшись. Директор был в курсе происходящего, но, тем не менее, сохранил этот секрет. Он тоже болел за неё? Или предупредил, что внимательно за ней следит, что она поступила неправильно и должна попытаться искупить вину, не зря же говорил, что время опасно? Профессор всегда был для неё кем-то загадочным, человеком не из её мира и не с её планеты, поэтому она не могла предсказать ни одно его действие.

«Вообще-то, он может стать угрозой».

Гермиона фыркнула. Угрозой, да. А вот Риддл — вообще не угроза. Она усмехнулась, затем ещё раз, а потом забилась в истерике, смеясь и плача, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями.

Зачем она это сделала?! Сумасшедшая, сидела бы себе тихо и не двигалась! Подвергать такой опасности и себя и своих близких! Если Риддл прочтёт её мысли, с ней обойдутся хуже, чем с людьми из маггловских фильмов ужасов. А если узнает Министерство…

Гермиона всхлипнула.

Живоглот подобрался ближе и улёгся прямо возле её плеча, словно бы подбадривая.

«Мы подумаем об этом завтра».

А вот эта идея была хорошей.

Рассеянно стянув с себя ботинки, Гермиона свернулась калачиком и, чувствуя жуткую усталость, мгновенно уснула.

* * *

Гостиная Слизерина встретила Тома жутковатой тишиной. Одни слизеринцы лениво подняли головы, другие и вовсе не обратили на него никакого внимания. Риддл подавил желание улыбнуться: что-то никогда не меняется.

Равнодушно пройдя под изучающими взглядами студентов Хогвартса, Риддл изящно открыл дверь своей спальни, после чего услышал чьё-то тихое-тихое перешёптывание. Заинтересовал.

В спальне, как и полагается, было пять кроватей, три из которых были заняты, а на четвёртой стоял его старый и пыльный чемодан. Самая лучшая кровать у окна, на которой раньше спал Том, была уже занята. Сидящий на ней темнокожий юноша с вытянутым лицом и острыми скулами оторвал взгляд от книги и посмотрел на Риддла внимательным взглядом.

— Наш курс в этом году чрезвычайно популярен, — тихо сказал он. Том не знал, к кому он обратился. В любом случае, слизеринец вернулся к чтению, словно Риддл был пустым местом. Что ж, ему ли не знать, как на Слизерине относятся к новичкам, даже если очень любопытно.

— Не обращай внимания на Забини, — весело посоветовал нескладный темноволосый парень с крупным носом и кривой улыбкой. — Он заносчивый придурок.

Названный Забини хмыкнул и перевернул страничку.

— Хотя он прав. В этом году шестикурсники заняли больше спален, чем положено. Феликс Макнейр, рад познакомиться, — Феликс улыбнулся и протянул Риддлу руку.

— Том Риддл, — тихо представился Том, пожимая крепкую руку Макнейра и глядя ему прямо в глаза.

Физический контакт всегда помогал незаметнее и качественнее применить легилименцию, вот и сейчас Макнейр, видимо, совсем не заметил, как Том осторожно прикоснулся к его мыслям, но этого было достаточно: у Феликса не было секретов или того, чего он боялся рассказать. Он был хорош в Трансфигурации, Чарах и ЗОТИ, отцом ему приходился старый Уолден Макнейр, чему Риддл удивился: он помнил Уолдена, первокурсника-слизеринца, матерью — миссис Эвелин Макнейр — наверное, вдвое младше мужа, — ещё были три старших брата, уже окончивших Хогвартс. Ничего интересного, разве что неприязнь к однокурснику Себастьяну Эйвери.

Прервав рукопожатие, Риддл мельком глянул в сторону, где и сидел Себастьян Эйвери. Судя по его лицу и позе, он явно был чем-то удручён: руки, вцепившиеся в светлые растрёпанные волосы, спина, согнутая колесом, подрагивающие уголки тонких губ, прожигающий пол взгляд. Внешне он был не сильно похож на своего предка, даже волосы были светлее на несколько тонов.

Взяв чемодан в руки, Риддл переместил его на пятую кровать, стоящую у стены: пусть это и не место у окна, зато оттуда было прекрасно видно всё происходящее в комнате. Медленно проведя ладонью по гладкой поверхности, стирая накопившуюся за годы пыль, Том вспомнил, как несколько часов назад накладывал Коллопортус на чемодан, уверенный, что однокурсники и близко не сунутся к его вещам. А сейчас он боялся, что кто-то из любопытства просмотрел его содержимое, или Дамблдор, воспользовавшись случаем, открыл несчастный чемодан и нашёл крестраж.

Вспомнив, что за ним наблюдают три соседа по спальне, Том движением палочки открыл чемодан.

Вещи были расположены не так, как он оставил их перед своим исчезновением. Поверх дневника были накиданы книги, ранее лежащие на тумбочке и под подушкой, перо, пергамент, чернила, щётка, пижама и куча других вещей. Беспорядок такой — закачаешься.

Риддл закрыл глаза. Нет, это не Дамблдор. Может быть, Лестрейндж, расстроенный мыслью о его исчезновении, со злостью пошвырял его вещи в чемодан. Или Мальсибер, не глядя, запихал туда книги и одежду, пребывая в глубокой растерянности, раздумывая, куда же мог запропаститься этот Риддл…

Засранцы. Теперь жди, пока эльфы погладят вещи и можно будет переодеться в опрятную одежду. С другой стороны, всё так пропахло пылью и стариной, что Том, вынимая любимую рубашку, чихал много, громко и от души. Ещё он услышал, что несколько раз засмеялся Макнейр, шелест страничек книги Забини стал реже, даже Эйвери зашевелился. Том подумал, что добиться признания каждого из них ему вполне по силам, и как результат — настроение немного улучшилось.

Закончив, Риддл сел на кровать и достал одну из книг, подаренных однокурсниками. Мальсибер часто удивлялся, почему Том не выбросит её с Астрономической башни: по его словам, книга была настолько абсурдной, насколько и толстой. «Внушение вместо Империо: маггловская психотерапия как Непростительное». Тому книга нравилась, Мальсибера же, наверное, смущали многочисленные маггловские теории, методы и термины, с которыми едва ли будет знаком чистокровный волшебник. А может, его просто раздражало, что автор книги обладает весьма сомнительным происхождением.

— Так откуда, говоришь, ты прибыл? — с вежливой заинтересованностью спросил Забини, неотрывно глядя в книгу.

Том усмехнулся. Конечно же, все, должно быть, слышали, что он переместился во времени, но не могли поверить. И слизеринцы не спрашивали напрямую, ждали, пока он расскажет всё сам.

— Я об этом не говорил.

В комнате воцарилось молчание. Том почти умилился тому, как быстро смутился Забини. Зато Макнейр, по своей природе прямолинейный и немного грубый, как уже понял Том, не растерялся.

— Риддл. Я никогда не встречал волшебников с такой фамилией, но мне кажется, я её где-то уже слышал, — поделился он, внимательно следя за реакцией Тома.

Он улыбнулся ему мягко и снисходительно, будто глупому маленькому ребёнку, и Макнейр почувствовал это. Он покраснел, хотя на смуглой коже румянца почти не было видно. Эйвери, видимо, ощутив, как растёт напряжение в комнате, забыл о своих проблемах и теперь смотрел на Тома округлившимися глазами с по-девчачьи длинными ресницами.

— Разумеется, не встречал, Феликс. Это маггловская фамилия.

Слизеринцы переменились в лице. Тому не нужно было применять легилименцию, они и без того думали слишком громко: раскрывать своё нечистокровное происхождение в первый же день очень глупо — это была их позиция. Риддл думал иначе. Ему не нужно быть чистокровным, чтобы оставаться умнее и талантливее этих детей, а ещё — не каждый полукровка может позволить себе с такой гордостью расхаживать между слизеринцами, да ещё и смотреть на них свысока.

Том мог с уверенностью сказать, что сейчас Макнейр, Забини и Эйвери пытаются найти хоть какое-то объяснение происходящему, но не могут.

Риддл знал, что ему не нужны трусливые щенки, цепляющиеся за шаблоны и прячущиеся за своим статусом и материальным положением. И, исходя из этих простых умозаключений, считал, что врать им — абсолютно бесполезно.

Первым пришёл в себя Эйвери. Он резко встал и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Риддл даже не вздрогнул. Его взгляд был равнодушным, а он сам беззаботно перебирал свои вещи, потом даже позволил себе ухмыльнуться.

Забини вернулся к чтению, а Макнейр, глядя на однокурсников, широко улыбнулся.

— Мой отец рассказывал о тебе, — дружелюбно поделился он. — Хогвартс тебе показывать не нужно, но я могу познакомить тебя с остальными, если ты хочешь.

Том был доволен Макнейром. Очень доволен.

* * *

Когда Макнейр, громко смеясь, открыл дверь, гостиная притихла. Эйвери резко отодвинулся от Малфоя, а тот, увидев Риддла, гадко улыбнулся и поднялся с дивана.

Феликс широко усмехнулся, обнажая кривые зубы.

— Мог не вставать, Малфой, ты же знаешь, я не люблю все эти…

— Грязнокровкам тут не место, Риддл. Подумай, может, тебе перевестись в Хаффлпафф?

Насмешливая улыбка скользнула по губам Тома. Малфой, значит. В последнюю их встречу, он был страшно напуган и боялся посмотреть ему в глаза. Неужели здешние Грейнджер и Малфой действительно не причастны к его похищению?

Крупный парень, вставший рядом с Малфоем, громко заржал.

Риддла совсем не пугали избалованные детишки богатых родителей: он всегда знал, что с ними делать. Иронично, что такой метод ему подсказал сам Абрахас…

Том медленно сел на диван, на то место, где только что сидел Малфой. Эйвери вскочил, как ошпаренный, одарив Риддла гневным взглядом, и подошёл ближе к Малфою. Девушку, сидящую справа, казалось, абсолютно не трогает происхождение Тома. Она улыбалась, наблюдая за происходящим, и иногда хихикала.

Макнейр наслаждался происходящим. С его лица не сходила детская улыбка, он был очарован смелостью и равнодушием своего нового соседа — это Риддл прочитал в его мыслях. Ему был нужен глоток свежего воздуха, что-то новое, немного опасное и безрассудное. Он словно всё это время только и делал, что ждал Риддла, потому что… хотел отомстить? Отомстить Эйвери и поставить выскочку Малфоя на место? Риддл не совсем его понимал: за Феликсом была закреплена репутация взбалмошного хулигана. Слизеринцы его побаивались, представители других факультетов — просто сторонились. Он был один, но только потому, что общаться с другими было либо скучно, либо… не хотелось? Возможно, — но только возможно! — он не так прост, каким показался сначала.

А ещё он был влюблён в пятикурсницу с Рэйвенкло, внучку Лестрейнджа, с которой заигрывал Эйвери. Том едва ли не скривился: подобного рода отношения всегда только мешали. С другой стороны, если немного ему помочь в сердечных делах…

Он медленно улыбнулся, чем, видимо, окончательно шокировал слизеринцев.

— Ты не понимаешь? Тебе тут не рады.

Малфой был взбешён. Казалось, ещё чуть-чуть и он взорвётся, разлетится на тысячи кусочков и в конце концов просто заавадит всех! Тома это смешило. Он устроился поудобнее на диване и улыбнулся.

— Прости, я тебе мешаю?

Малфою не нужно было повторять. Он выхватил свою палочку, но она тут же отлетела в сторону. Драко пошатнулся и покраснел. Оглянулся в поисках поддержки, но слизеринцы отводили взгляд: дерзость Риддла пугала и притягивала их всех, и никто не хотел стать следующим. Гордо задрав голову, Малфой удалился, не скупясь на проклятия всех грязнокровок и системы распределения.

Факультет вернулся к своим делам. Девушка, сидящая возле Тома, ёрзала на месте и явно хотела что-то сказать.

— Привет, — наконец, начала она. — Я Гвен.

Она была тощая, бледная, сгорбившаяся и с резкими чертами лица. Большие глаза странно выделялись на худом лице, а волосы были уложены в красивую причёску.

— Приятно познакомиться, Гвен.

Гвен немного смутилась: ожидала что-то большее, чем вежливая фраза. Она ещё немного поёрзала, попыталась вернуться к чтению, но всё же отложила книгу.

— Я Лестрейндж.

— Я знал одного Лестрейнджа.

— Это мой дедушка, — она хихикнула. — И у меня сестра в Рэйвенкло.

«Та самая, в которую влюблён Макнейр? Интересно».

Том заметил, что шум в гостиной поубавился: все наблюдали за разговором.

— Это очень здорово, Гвен. Так ты староста?

Девушка сначала нахмурилась, затем взглянула на свой значок и усмехнулась.

— Да, я…

Её перебил Макнейр, бесцеремонно плюхнувшись между ними на диван.

— И как поживает твоя сестра?

Гвен тут же переменилась в лице: на смену неловкости и румянцу пришло раздражение и строгость, она стала напоминать МакГонагалл.

— Без тебя — отлично, Феликс.

— А ты всё такая же душка.

Гвен фыркнула и, встав со своего места, ушла в комнату девочек. И тут же, словно по волшебству, перед диваном появилась другая девушка.

— Значит, ты действительно из прошлого?

— Да, — помедлив, ответил Том.

— И ты был на Слизерине?

— Я и сейчас на Слизерине.

— Ты знал всех слизеринцев?

Том прищурился. Девчонка держала окклюменционный барьер и выглядела смело и бойко. Она была низкого роста — первое, что бросилось в глаза, — и очень сильно кого-то напоминала.

— Всех.

Девушка сделала шаг назад.

— И другие курсы тоже?

— Почти.

— А… — она запнулась, но тут же взяла себя в руки. — Роуз Стейн? Рэйвенкло.

Теперь она переживала и откровенно волновалась. Том залез в голову Макнейра и понял, что такие расспросы не редкость. Её звали Эванджелина Мальсибер. А Роуз Стейн была её бабкой. Том едва помнил некую Роуз, но, возможно, не Стейн. В его время в Хогвартсе почти не было грязнокровок — прятались от Гриндевальда, — Роуз, кажется, была одной из первых. Молчаливая, умная и вполне хорошенькая, больше он ничего о ней не знал. И Мальсибер никогда не обращал на неё внимания.

— Кажется, я слышал это имя, — ответил Том после долгого молчания.

Эванджелина поняла, что больше ничего о своей бабке не услышит — Том увидел это в её выражении лица. Она пробормотала что-то невнятное и ушла вслед за Гвен; тогда Риддл уже всерьёз ожидал, что кто-нибудь ещё подойдёт со своими дурацкими разговорами и расспросами, но смельчаков больше не оказалось. Хотя Мальсибер, конечно, его заинтересовала. Точнее, заинтересовал её дед. Что случилось между ним и этой Роуз — никто не знал. О ней не рассказывали, знали только, что после рождения сына она навсегда исчезла. А Мальсибер умер ещё шесть лет назад.

Надо признать, Макнейр сильно помог Тому: он рассказывал всё и обо всех, не отвлекался на мелочи и комментарии. Макнейр нравился Тому всё больше, и когда Риддл уже лежал в постели, он подумал, что его обязательно нужно как-нибудь отблагодарить.

— Том! Том, вставай!

Том нехотя открыл глаза и попытался в темноте разглядеть морду будущего покойника. Разумеется, окно в спальне Слизерина ненастоящее, зачарованное, а вода за ним — всего лишь иллюзия, но эта ночь выдалась настолько тёмной, что ни окна, ни воды не было видно.

— Феликс? Ты видел время? — шёпотом поинтересовался Том, пытаясь сохранить самообладание.

— Вставай быстрее, пока Эйвери не проснулся. Все ждут!

— Чего?

— Это сюрприз!

— Можно я завизжу от радости чуть позже?

Риддл переборол желание задушить Макнейра прямо здесь и со спокойной душой продолжить сон. Но разве не он лично сегодня решил, что того нужно отблагодарить? И если честно, немного разбирало любопытство — что же такого задумал Макнейр.

Том накинул халат, взял палочку из-под подушки, по привычке поправил волосы, медленно обулся. Феликс терпеливо ждал, внимательно наблюдая за каждым движением однокурсника.

— Куда мы направляемся?

— В Выручай-комнату. Думаю, ты её знаешь.

— Знаю.

— Некоторые студенты хотели задать тебе пару вопросов… и просто встретиться с тобой. Ты теперь школьная знаменитость!

Том не стал говорить, что задать пару вопросов и встретиться можно было и на завтраке. Всё равно уже поздно. Да и интересно посмотреть, кто отважился нарушить школьные правила и прогуляться до Выручай-комнаты в неположенное время. И откуда они вообще про неё узнали? В его время это место было известно только Рыцарям. И когда они только успели договориться об этой встрече?

— И много людей хочет встретиться со мной?

Макнейр пожал плечами.

— Я думал, будет меньше. Прибежала даже Петтигрю из Хаффлпаффа! Вот уж от неё точно не ожидал! Она же дура, да ещё и трусливая, как заяц!

Тома не интересовала Петтигрю из Хаффлпаффа. Ему нужна была информация о других учениках.

— Скажи мне, Феликс, ты знаешь Гермиону Грейнджер? Я видел, как её забирали в Мунго, когда лежал в Больничном крыле, — добавил Том, видя недоумение на некрасивом лице Феликса.

— Заучка из Гриффиндора, шестой курс. МакГонагалл её обожает, старая кошка! «Мисс Грейнджер, вы лучшая ученица Хогвартса за последние пятьдесят лет», — Феликс попытался передразнить МакГонагалл. Вышло не очень похоже, но всё равно смешно, и Том слабо усмехнулся. — Да она никогда никому ничего плохого не делает, только зависает в библиотеке или где-то ещё. Хотя недавно Панси довела её до ручки, и она подвесила её вверх тормашками. Визгу было, ты не представляешь! Панси обещала вырвать ей все волосы или что-то в подобном духе, — Феликс засмеялся. — Хотя Паркинсон сама виновата, Грейнджер ведь никогда никого не трогала. Однажды помогла мне сделать эссе по зельеварению, а то оставили бы на второй год!

Риддл нахмурился. Это было определённо не то описание, которое он ожидал услышать. Разве что фраза «лучшая ученица Хогвартса» заставила его задуматься. И всё же, судя по описанию, полученному от Феликса, Грейнджер едва ли походила на роль одной из его последовательниц.

— А Малфой?

— Малфой — заносчивый маленький ублюдок. Трусливый и раздражающий. Понятное дело, что они с Эйвери спелись! — Макнейр картинно сплюнул на пол. — Панси его обожает.

— Ты что-нибудь слышал о Пожирателях Смерти? Или Вальпургиевых Рыцарях?

— Нет, Том. Ничего такого, — Макнейр странно покосился на Риддла, и он понял, что расспросы лучше оставить. Чтобы не вызывать подозрений.

Ничего не сходилось. Грейнджер и Малфой сказали, что ему грозит смерть — и Риддл уже полагал, что всего лишь заменит мёртвого себя. Но ни его, ни его последователей здесь никто не знал, и эти двое совсем не были похожи на тех, кого он мог бы посвятить в своё дело. Но ведь будущее нельзя изменить? Разве не так устроен маховик? Разве не это главное правило путешествий во времени?

Риддл решил подумать об этом позже. Пока голова не взорвалась от того, что с каждым ответом приходит вдвое больше вопросов.

Феликс трижды постучал по пустой стене и воровато оглянулся. Вдруг на стене появилась дверь, которую медленно открыла Гвен.

— Надо же, староста нарушает правила! — Макнейр широко улыбнулся.

— Тише ты, придурок! Почему вы так долго?

— Ну не делай такие страшные глаза. Пропусти нас, чего встала.

Гвен недовольно закатила глаза и отошла к стене, пропуская Тома и Феликса, который ещё и специально задел девушку плечом — и тут же получил подзатыльник. Риддл был немного удивлён поведением Макнейра: конечно, пусть он совсем не покорная тихоня, но так разговаривать с какой бы то ни было девушкой в его время не мог ни один волшебник… из порядочной семьи. Какой бы страшной, глупой и навязчивой эта девушка ни была; хотя Гвен не подходила даже под эту характеристику. Да и Гвен тоже хороша, а ведь как-никак из Лестрейнджей, леди, да ещё и староста… и шляется по ночам в сомнительных компаниях и — ну надо же! — тоже в пижаме и халате, который даже до колен не доходит! Вот тебе и девяносто шестой.

Впрочем, Риддл тут же забыл об этом.

Выручай-комната выглядела точной копией гостиной Слизерина, только в этот раз было больше незнакомых лиц. Из них всех он знал только Эванджелин, Забини, Гвен и, конечно же, Макнейра. Студенты притихли и уставились на Тома. На диване посередине тут же образовалось свободное местечко, но Риддл, пропустив перед собой Гвен, галантно предложил ей сесть. Гвен, раскрасневшаяся и смущённая, неуклюже устроилась между двумя другими девочками и убрала волосы за спину, открывая вид на чересчур широкие плечи и выступающие ключицы. Она была не просто худой — жутко костлявой и угловатой. Том вспомнил, как в Хогвартс прибывали новые студенты, которые бежали подальше от войны; они были точно такие же тощие, а ещё — измученные и запуганные. Каждый раз они бросались на еду (которой, к слову, в то время было очень мало) в Большом Зале так, будто их кормили в последний раз, а ещё они везде ходили группками и жутко боялись слизеринцев, убеждённые, что они все — последователи идей Гриндевальда. В общем, жалкое было зрелище.

Тому вдруг захотелось подарить Гвен пирожок и попросить её куда-нибудь уйти, чтобы не напоминала о том, что вспоминать не очень-то и хотелось. Поэтому он обошёл диван, встал рядом с Макнейром и принялся изучать другие лица.

Макнейр положил руку на плечо Тома.

— Ну, Том, придётся тебе всю ночь рассказывать этим ужасным людям байки об их бабках и дедах. А завтра — тем, кто не пришёл сюда. Тебе остаётся только смириться и возненавидеть меня за то, что привёл тебя сюда.

Том тихо рассмеялся, «ужасные люди» рассмеялись следом за ним.

— Мне будет приятно познакомиться с внуками моих друзей. Как бы странно это не звучало.

Это была неправда. Том жутко хотел спать, но, тем не менее, ему хотелось бы присмотреться к окружающим его студентам. Так почему бы и не воспользоваться шансом?

— Гвендолин Лестрейндж ты уже знаешь, — оповестил Феликс. — А вот её очаровательная сестра Габриэль. Пятый курс, Рэйвенкло, — Макнейр указал на девушку в кресле, сидящую прямо напротив них.

Габриэль, в отличие от своей сестры, была очень красива. Она смутилась словам Феликса и, прикрыв рот ладошкой, смущённо захихикала, мотая головой, задевая блестящими чёрными кудрями стоящих рядом людей, но никто из них не возмутился — очевидно, Габриэль была симпатична им всем.

— Я хорошо знал Рэймонда Лестрейнджа. Он был моим лучшим другом, мы учились на одном курсе и жили в одной спальне. Я часто бывал у него в поместье, и сейчас должен был бы быть там. — Студенты сначала переглянулись, а потом недоумённо уставились на Тома. — Он приглашал меня к себе на Рождество, но я остался в Хогвартсе из-за необходимости завершить кое-какое дело. Но так и не успел.

— А как же твои родители? — грустно поинтересовалась Габриэль, видимо, сочувствуя Тому. Но ему это не очень понравилось.

— Они умерли, — коротко ответил он. — Уже давно. Поэтому, когда у Рэймонда умер отец, мы сдружились ещё больше. Рэй был смелым, немного безрассудным и чуточку вспыльчивым. Но он никогда не был гордым или заносчивым и никогда не отказывал в помощи.

Том решил, что этой характеристики будет достаточно, и замолчал. Он действительно был привязан к Лестрейнджу и очень дорожил их дружбой, — если, конечно, у Тома могут быть друзья. Том знал, что Рэй мог иногда вести себя как придурок. Но он бы никогда его не предал. Риддл не любил привязываться к людям, поскольку считал, что любовь и привязанности могут иметь плохие последствия. Но Рэй мог за себя постоять, Рэй не задавал лишних вопросов, Рэй был человеком, которому Том мог доверить всё. Кроме своей жизни, разумеется. Её он не доверял даже самому себе.

— Он ещё жив?

Габриэль заметно погрустнела.

— Дедушка умер пару лет назад, мне очень жаль, Том. А ты знал нашу бабушку, Холлидэй Гамп?

Том кивнул.

— Она была на Рэйвенкло. Мы мало общались, но я помню, что Холли была очень умной и рассудительной. Рэй приметил её на четвёртом курсе и постоянно краснел, когда она с ним здоровалась.

Том мысленно улыбнулся. Это были хорошие воспоминания, Рэй действительно никогда не умел общаться с такими девушками, как Холли. Впрочем, её это только умиляло.

— К сожалению, Феликс, твоего отца я почти не знал. Он был на первом курсе Слизерина, когда я пропал. Первого сентября, когда первокурсники только познакомились друг с другом, он подрался с каким-то гриффиндорцем — кажется, с кем-то из Прюэттов, у него были рыжие волосы.

— Яблочко от яблони, — хихикнул парень, стоящий в углу, и Макнейр, недолго думая, бросил в него Летучемышиный сглаз, но парень тут же его отбил.

— Этот придурок — Альфард Блэк. Гриффиндорцы, — хмыкнул Феликс. — А это, — он показал пальцем на девушку, сидящую на диване рядом с Гвен, — его сестра Талита. Они близнецы. Только Талита на Слизерине.

— А ещё Талита заносчивая дура, — хмыкнул Альфард.

Талита показала ему средний палец. Альфард высунул язык. А затем они одновременно пустили друг в друга Ступефай, и так же одновременно — и очень слаженно — отбили летящие в них проклятия.

— Все Блэки шизанутые, — заключил Макнейр, и Талита тут же ущипнула его за бок.

— Я учился на одном курсе с Альфардом Блэком и знал Вальбургу, она была старше меня на год. Ещё был Орион, он тоже учился на Слизерине, но я не часто его видел. Блэки всегда держались особняком. Вальбурга ни на кого не смотрела, потому что уже была обручена с Орионом, — насколько я знаю, Блэки часто обручались со своими родственниками, — и она была очень красивой. Ты на неё похожа, — Том улыбнулся Талите, и она покраснела.

Впрочем, Макнейр был прав насчёт Блэков, Риддл убеждался в этом не раз.

— Вальбурга выгнала нашего отца из дома, — злобно бросил Альфард.

— Дурень! Вообще-то, он сам ушёл! — поправила его сестра.

— Она его довела!

— Ну и всё равно он сам ушёл! Наш отец — первый из семьи Блэков, кто учился на Гриффиндоре. Вальбурга выжгла его портрет с семейного гобелена. И портрет дедули Альфарда тоже, когда он помог отцу. Он его очень уважал, назвал в его честь этого придурка. А когда Альфард попал в Гриффиндор — Вальбурга выжгла и его тоже! Сказала, что уже проходила это, и знает, чем всё закончится.

Альфард заливисто захохотал.

— Оставался портрет дяди Регулуса и Талиты.

— Ненадолго. Он женился на магглорождённой, и бабка так взбесилась, просто кошмар! Выжгла и его, и меня, и мелкого Регулуса, распсиховалась не на шутку, а потом слегла.

— И уже не встала.

— Но её портрет всё ещё висит дома, никто не может его отклеить и выбросить. А он целыми днями кричит на всех! Отец обычно завешивает его старым покрывалом, но это не сильно помогает. Она такая раздражительная, просто невозможно!

— Эй, Тали!

— Чего тебе, огрызок?

— А ведь Том сказал, что ты на неё похожа!

После секундного молчания, импровизированная гостиная взорвалась хохотом, а Талита, раскрасневшаяся и жутко злая, отбросила палочку и с кулаками полезла на брата, надеясь расправиться с ним обычным маггловским мордобоем. Смеющийся Альфард даже не делал попыток отбиться — просто уворачивался, не прекращая смеяться.

Их попытался разнять невысокий темноволосый парень, но безуспешно — в процессе он ещё и под раздачу попал.

— Это Регулус, их двоюродный брат. Он из Рэйвенкло, пятый курс, — пояснил Макнейр с улыбкой. — Блэки действительно шизанутые на всю голову. А эти — особенно!

Том был немного шокирован поведением студентов этого времени, но довольно быстро понял, что легко к этому привыкнет. Когда девушки вставали со своих мест, никто из парней не вскакивал вслед за ними. И дверь они открывали сами, и дурочками не притворялись, и не стеснялись смеяться громко и заразительно, когда кто-то выдавал что-то смешное и нелепое. И пижамы у них были обворожительные: тоненькие, короткие, но никто и не обращал на это внимание. И всё же, девушки очень мило краснели от галантности Риддла, вошедшей в привычку, Гвен даже пихнула Макнейра и посоветовала взять у Тома пару уроков, если он действительно хочет, чтобы Габриэль вспомнила его имя. Но взгляды собравшихся всё равно были прикованы к Тому. Его слушали внимательно и не перебивали. Факультеты не ссорились друг с другом — за исключением близнецов Блэков, — а народ всё прибывал и прибывал. Кто позвал их — неизвестно. Ближе к четырём утра пришли семикурсники с двумя бутылками огневиски, и студенты дружно и очень быстро их распили. Девчонки раскраснелись и хихикали чаще обычного, Макнейр, виновато поглядев на Тома, удалился к Габриэль. А Тома, так мало пьющего, усадили рядом с Альфардом Блэком и Адрианом Мальсибером — семикурсником из Слизерина. Он много молчал и почти не улыбался — внимательно наблюдал за происходящим и слушал все рассказы Тома. А ещё он, как и сестра, был умелым окклюментом с непробиваемым блоком.

Риддл не пожалел, что не остался в своей постели. После часа общения с однокашниками он и не заметил, как ушла сонливость. Рассказы стали красочнее, но он ничего не говорил о себе — только смешные истории о преподавателях, однокурсниках, драках и шалостях. Особенно им понравились рассказы о МакГонагалл: она была строгим профессором, мало кто мог представить её в роли упрямой девицы и отличного игрока в квиддич; признаться, МакГонагалл шокировала девушек из его времени тем, что играла в такую опасную и, безусловно, грубую игру, и одновременно с этим была невероятно строгой старостой. Над ней всегда посмеивались.

Позже выпивший Макнейр пытался изобразить кошку на метле, трансфигурированной из табуретки, но упал на кофейный столик и разбил его вдребезги, а табуретка, вернувшись в обычную форму, отомстила за унизительное отношение к ней, треснув Макнейра по голове. Альфард хрюкал от смеха, Талита подвывала вместе с ним, Гвен же невозмутимо заметила, что он похож не на кошку, а на старую жирную свинью, и наколдовала ему поросячий хвост.

В Выручай-комнате они пробыли до пяти утра. Тому действительно пришлось рассказывать каждому про родственников. Чьих-то он не знал, а чьих-то знал очень плохо — но всё равно все остались довольны. Пришедших чистокровных слизеринцев (и не только) — Макнейра, Забини, Мальсиберов, Блэков, Лестрейнджей и Тео Нотта — совсем не волновала чистота крови Риддла. И это Том принял как ещё один плюс нового времени.

Его не хотели отпускать, но Гвен мудро рассудила, что если они задержатся тут ещё, то обязательно наткнутся на Филча. Видимо, никого не радовала перспектива встречи с Филчем, поэтому студенты, бурно распрощавшись с Томом, разбрелись по факультетам.

В подземелья они шли со смехом. Феликс несколько раз убирал свой хвост, но добродушные слизеринцы услужливо наколдовывали его снова. Так что в итоге он во всеуслышание заявил, что оставляет себе этот хвост и прекращает попытки сблизиться с Габриэль, потому что такая умная, красивая, притягательная, милая девушка не может терпеть общество невоспитанного хряка, и теперь он будет искать пару под стать себе. И после этих слов он кинулся обнимать Гвен и признаваться ей в вечной любви.

Чудо, что они добрались до спальни, не наткнувшись на Филча и никого не разбудив. Эйвери преспокойно похрапывал, так и не заметив, что его соседи куда-то уходили. Забини, еле-еле выговорив короткое «спокойной ночи», без сил плюхнулся на свою кровать у окна и мгновенно заснул.

— Эй, Том, — шёпотом позвал Феликс. — Спасибо, что согласился прийти.

Риддл коротко ему кивнул и залез под одеяло.

* * *

Гермиона с трудом продрала глаза, когда Живоглот принялся играть с её волосами —видимо, таким образом решив будить нерадивую хозяйку. Тело затекло из-за неудобной позы, голова раскалывалась от мельтешивших перед глазами воспоминаний — на этот раз была её свадьба, — ещё и во рту стоял такой привкус, будто она всю ночь дохлых мышей жевала. Раздвинув полог кровати, Гермиона заметила, что все ещё крепко спали. Часы показывали пять утра, и Гермиона проклинала своего кота, потому что теперь она не смогла бы снова заснуть.

Приняв душ, она по привычке собрала волосы в пучок, закрепив их красивой заколкой, надела свою чистую форму и — очень долго искала — единственные туфли на небольшом каблучке, которые остались ещё с четвертого курса. А ведь она уже прикипела к обтягивающим юбкам и лодочкам — чтобы на работе принимали всерьёз и чтобы рядом с высоким мужем не выглядеть совсем мышкой. Хотя, конечно, первое время она сопротивлялась как могла. Но собранные волосы не мешали и не спутывались, а элегантная одежда и дорогие туфли поспособствовали тому, что секретарши перестали сравнивать её со старой хогвартской метлой — именно так она выглядела, появляясь на людях с окрепшим, мускулистым Роном.

Конечно, в школе она никогда не одевалась подобным образом. Но одного взгляда на уродливые башмаки — интересно, а они не квакают при ходьбе? Может, поэтому Панси её и задирает? — и растрёпанные волосы было достаточно, чтобы ужаснуться чуть ли не до обморока. И она ещё удивлялась, что Рон предпочёл ей Лаванду!

Гермиона взяла школьную сумку и спустилась в гостиную, чтобы не разбудить соседок. Она отсутствовала некоторое время, и, конечно, преподаватели не будут проверять её домашнее задание, а может, вообще постараются не напрягать. Но Гермиону такой расклад не устраивал. Пусть материал, который они проходили на шестом курсе, и был ей знаком.

Дверь в гостиную приоткрылась, и Гермиона тут же отбросила книгу и выхватила палочку, но, спохватившись и вспомнив, что она всего лишь обычная студентка, тут же её спрятала и приняла как можно более непринуждённый вид.

В гостиную зашёл Сириус.

Гермиона открыла рот. Закрыла. Снова открыла и тут же мотнула головой.

«Это всего лишь Альфард, Гермиона. Твой однокурсник».

Ей хотелось обозвать этот голос одним плохим словечком из словарного запаса мужа, но не при Сириусе же! То есть, не при Альфарде, конечно же. Не при Альфарде.

— Грейнджер? Тебя что, из спальни выгнали?

Гермиона тепло ему улыбнулась. У них даже голоса одинаковые. Вылитый Сириус в молодости, Гарри показывал колдографию: чёрные волосы до плеч, серёжка в ухе, тёмные глаза и стройная фигура. Очень красивый. Не Сириус, Альфард.

Сириус жив, и у него есть сын.

Одно дело — знать это, другое — видеть своими глазами.

— Нет, Альфард, — она ласково ему улыбнулась. — Проснулась и не смогла уснуть. А ты откуда?

Лицо Альфарда вытянулось. А когда он осмотрел её внимательнее, вытянулось ещё больше.

— Ну-у… Мы виделись с Томом Риддлом. Он рассказывал о наших родственниках, Риддл их знал, представляешь?! И там было много народу, но больше всего слизеринцев. И он знал там почти всех! Это было так клёво, Грейнджер, ты не представляешь! Рассказывал даже про МакГонагалл. Я и не знал, что она в квиддич играла!

Сначала она похолодела, услышав о Волдеморте, но потом, слушая смех Блэка, расслабилась. Ведь он сейчас обычный подросток, встречается со студентами в неположенное время, нарушает правила и веселится, как и все. И Гермиона тихо засмеялась, представив профессора МакГонагалл в полёте, а рядом с ней — безносого Волдеморта, норовившего скатиться с метлы.

Альфард удивлённо улыбнулся.

— Ты даже не отругаешь меня за нарушение правил?

«Молодец, Гермиона, теперь все будут думать, что ты так сильно приложилась башкой, что стала слабоумной!»

— Как не стыдно, Альфард Блэк, разгуливать ночью по коридорам, позоря честь нашей школы! Будете неделю чистить кубки под надзором завхоза! — Гермиона шутливо пригрозила Блэку пальцем, и он, рассмеявшись, уселся рядом с ней.

— Что с тобой случилось, Грейнджер? Чем тебя накачали в Мунго?

Чем её накачали? Всё время пребывания в Хогвартсе омрачалось выходками Волдеморта и смертями, поэтому сейчас, когда она сделала так, что все оказались счастливы и беззаботны, Гермиона не собиралась хоронить себя. Она хотела жить, мантикора её задери! Жить и радоваться! Смеяться и напиваться, как нормальный подросток, а не бегать по лесам и применять Тёмную магию к каждому кустику, который казался притаившимся Пожирателем.

— Невилл сказал мне одну очень важную вещь, и… мне хотелось бы придерживаться этого совета, Блэк, — серьёзно ответила она, вглядываясь в лицо Альфарда. Некоторые черты лица всё-таки не принадлежали Сириусу. У Сириуса не было ямочек на щеках, а улыбка выходила хитрой и насмешливой. — А может, чем-то и накачали, я всё равно была в отключке, — весело добавила она.

— Такая Грейнджер нравится мне больше! — рассмеялся Блэк. — Прости, что не позвал тебя, там правда было круто.

Гермиона отмахнулась от него. Кого-кого, а её бы точно никто и никогда не позвал.

— Так… что собой представляет Том Риддл?

Альфард задумчиво почесал затылок.

— Он очень вежливый, даже чересчур. Хотя девчонкам это понравилось, Гвен Лестрейндж вся извелась, так искала его внимания. Сначала выглядел как-то отстранённо, будто не хотел с нами разговаривать, а потом словно расслабился. Конечно, он странный, но знаешь… он из тех людей, к кому все тянутся. Так и было. Все к нему тянулись. А он будто никому не отдавал предпочтения, со всеми был вежливый и внимательный, даже от Петтигрю не отмахнулся — она, кажется, тоже в восторге от него. Да все в восторге от него! Макнейр точно в него втюрился! — на этих словах Альфард снова засмеялся. — Но мы так ничего о нём не узнали. Он рассказывал обо всех, но не о себе. Зуб даю, о нём до выпускного гудеть будут!

Что ж… Риддл умеет привлечь к себе внимание.

— Прости, Грейнджер, но я валюсь с ног. Доброй ночи! Или утра… короче, увидимся на завтраке… может быть…

Гермиона кивнула ему, а Альфард, ещё раз украдкой оглядев её с головы до ног, удалился в мужскую спальню.

Как только Блэк скрылся за дверью, Гермиона устало откинулась на спинку дивана и потёрла лоб. Она не может совмещать в себе сразу двух разных людей. Взрослая Гермиона почему-то была ей ближе, Гермиона из этого времени казалась чем-то вроде Перси Уизли… в самом худшем его проявлении. И как тут не шокировать окружающих?

«Очень просто, если ты не хочешь нарваться на Волдеморта».

Гермиона фыркнула.

Риддл ничего о ней знал, как он мог заметить какие-то изменения? Блок она поставит, общаться с ним не будет — никто ничего и не заподозрит. Хотя то, что он так быстро спелся с другими её немного пугало. Стоило попытаться подорвать его репутацию?

«Он тогда тебя Бомбардой подорвёт, не успеешь даже пикнуть».

— Заткнись, — устало пробормотала Гермиона.

Ну не сидеть же ей, сложа руки?

«Пока нет реальной опасности — нечего дёргаться».

— Да что с тобой не так?! Волдеморт бродит среди невинных детей, а ты предлагаешь не дёргаться! Может, его ещё и сливочным пивом угостить? А что тут такого, он же не представляет из себя реальной опасности. Не могу поверить, что я так сильно дорожу своей шкурой, что готова плюнуть на всё и всех! Это ведь ты сюда себя затащила! Дура.

«Разговаривает сама с собой и называет меня дурой! И не кричи, весь Гриффиндор наверняка уже всполошился».

Гермиона почувствовала, как начал дёргаться левый глаз.

* * *

В Большой зал Гермиона пришла самая первая. На завтраке отсутствовала добрая половина студентов — скорее всего, не хватало только тех, кто был замешан в ночных посиделках, о которых рассказывал Альфард. Самого виновника ночной посиделки, кстати, тоже не было.

Гермиона почувствовала небольшое облегчение. Она не готова была встретиться с Томом Риддлом ни сейчас, ни вообще когда-либо ещё, поэтому на завтраке спокойно уплетала свою яичницу, наслаждаясь тишиной: мало кто разговаривал по утрам.

— Доброе утро, Гермиона! — рядом с Гермионой на скамью плюхнулся Невилл и положил себе несколько кусочков бекона и тосты. — Здорово выглядишь!

— Спасибо. Решила послушать твой совет, наслаждаюсь жизнью и привожу себя в порядок, я ведь теперь совершеннолетняя, — Гермиона улыбнулась, отправляя в рот последний кусочек яичницы. — Как спалось?

— Ну, Блэк вернулся под утро и поздоровался со всеми тумбочками и чемоданами на своём пути. Разбудил всю спальню. Где он ходил?

— Они ночью встречались с Томом Риддлом. Ну, этим новым учеником. Альфард сказал, что народу было предостаточно. Риддл ведь переместился из прошлого, вот и рассказывал всем про их родственников, что-то в этом духе.

Гермиона постаралась рассказать это без особой заинтересованности, словно её подобная ерунда совсем не касалась. Невилл нахмурился.

— И когда ты виделась с Блэком?

— Я была в гостиной, когда он пришёл. Не спалось, — Грейнджер нервно улыбнулась. — Как думаешь, Риддл знал твою бабушку? — она быстро перевела тему.

Невилл странно на неё посмотрел.

— Может быть. Я не знал, что ты общаешься с Блэком.

— Мы однокурсники, почему бы и нет? На самом деле, это было впервые.

Невилл откусил тост, осматривая зал.

— Значит, встречались с Риддлом? И никто нас не позвал.

— Похоже, из Гриффиндора там был только Альфард. Да и того, наверное, позвала Талита. Вряд ли они хотели собрать всю школу.

— Вы говорите о Томе Риддле? — противный голос Лаванды Браун раздался у Гермионы за спиной. — О, Грейнджер. Новая причёска? Хочешь произвести впечатление на него?

— О да. Всю ночь собиралась с мыслями.

Лаванда пропустила её слова мимо ушей и села рядом. Парвати уселась около Невилла.

— Так что там о Риддле?

— Гермиона, мы не опоздаем на Трансфигурацию? — спросил Невилл, делая страшные глаза.

— Ты прав, Невилл, лучше поторопиться, — Гермиона согласна закивала. — Приятного аппетита, Лаванда, Парвати.

Грейнджер взяла друга под руку.

— Знаешь, а что-то никогда не меняется.

* * *

Гермиона села на своё место за третьим столом, рядом стал Невилл.

— Паркинсон смотрит на тебя.

— Она всегда на меня смотрит с того момента, как я её прокляла.

— И ты просто не будешь обращаться на это внимание?

— Ну, если она захочет повторить, я могу пустить в неё не только Левикорпус.

Лонгботтом засмеялся.

— Знаешь, я думал, что ты разволнуешься или тебя стошнит от страха. Ты меня удивила.

Гермиона фыркнула.

— И что сделает Паркинсон? Нажалуется Малфою? О, я прямо трясусь.

— Чего ты там лыбишься, Грейнджер? В зеркале себя увидела? — Панси сложила руки на груди, презрительно гладя на парту Гермионы.

— Нет, что ты, Панси. Просто вспомнила твой поросячий визг, когда ты висела вниз головой.

Альфард, сидящий в самом конце с закинутыми на парту ногами, засмеялся так, что чуть не свалился со стула.

Гермиона покраснела. Наверное, это было слишком грубо.

Паркинсон уже приготовилась в красках рассказать Грейнджер, куда она может идти со своими тупыми шутками и что может сделать со своей грязной кровью, но дверь открылась, и в класс зашли Макнейр и Том Риддл.

В классе мгновенно стало тихо.

Сначала Гермиона даже не заметила этого, продолжая краснеть из-за своего грубого выпада в сторону Паркинсон. Ну и что? Она всё-таки первая начала. Но когда с Риддлом начали здороваться, Гермиона почувствовала, что что-то не так.

Во-первых, у неё тут же разболелась голова. В глазах потемнело, как перед обмороком. Она отвернулась к стене, глубоко дыша, и, когда начала приходить в себя, осознала всё происходящее.

Он здесь. Волдеморт стоит где-то за её спиной.

Первым делом она хотела выхватить палочку и бросить в него Круцио или Доларэмус. Она даже дёрнулась, но вовремя себя остановила.

Несколько раз моргнув, Гермиона постаралась прояснить сознание. Отрывать взгляд от парты совершенно не хотелось. Она почувствовала, как бешено начало колотиться сердце. С каждым произнесённым «Привет, Том!» боль в голове усиливалась — видимо, перестаралась с ментальным барьером.

«У тебя что, паническая атака? Соберись! Сейчас ему на тебя плевать!»

Гермиона восхвалила Мерлина за то, что голос в её голове наконец-то соизволил сказать что-то разумное.

Он выглядел иначе. При первой встрече его было сложно рассмотреть в тёмном коридоре. А потом он и вовсе лежал без сознания. Но сейчас она хорошо его видела.

Разумеется, он был очень красив. По крайней мере, если она поняла это не сразу, то ей бы подсказали перешёптывания Лаванды и Парвати за спиной.

И ещё Альфард был прав. К нему действительно тянулись. Все.

Макнейр стоял очень-очень близко, чуть подальше уже образовалась толпа из слизеринцев. Гвен, Дафна, Талита, Миллисента и даже Панси — девочки улыбались так, как никогда не улыбались слизеринцы. Малфой, Крэбб, Гойл и Эйвери сидели с кислыми рожами, но Гермионе почему-то казалось, что они бы тоже хотели присоединиться к компании Тома.

Наверное, этого хотели все.

Не зачаровал же он их? Неужели он и правда такой обаятельный?

При первой встрече Риддл ей показался подлым засранцем, от которых мама советовала держаться подальше.

Том повернулся и посмотрел прямо на неё. Как будто чувствовал, как Гермиона прожигает дыру в его затылке.

Нос есть. Красивый, кстати, очень аккуратный нос. Глаза тёмные, но не карие. И уж точно не красные. Он вовсе не был смущён вниманием однокурсников, скорее всего — равнодушен. Улыбка вежливая, кукольная. У Гермионы от неё кожа покрылась мурашками. О таких людях говорят «тёмная лошадка».

Но все к нему тянулись — так тянутся к экспонатам в музее, на которых написано «руками не трогать». И чем ярче написано, тем больше хочется потрогать. Зная Риддла, Гермиона могла сказать, что этот экспонат точно был проклят очень тёмным заклятьем.

А он всё ещё смотрел на неё. Она постаралась улыбнуться ему, но вышла, наверное, не приветливая улыбка, а жуткая перекошенная гримаса, потому что Риддл тут же от неё отвернулся, словно она была пустым местом.

И таким пустым местом она себя и почувствовала. Как будто над её головой исчезло солнце.

Такое впечатление производил Том Марволо Риддл.

Гермиона нахмурилась и отвернулась. Не может же он на самом деле принимать какое-то зелье?

В класс зашла профессор МакГонагалл, прерывая размышления Гермионы.

— Всем доброе утро. Мистер Риддл, приятно видеть вас на моём уроке, — профессор искренне ему улыбнулась.

— А мне приятно здесь присутствовать, профессор, — Риддл вернул ей улыбку.

Да уж. Очень, должно быть приятно. Пару дней назад он наблюдал за её игрой в квиддич, а сейчас сидит у неё на уроке, пытаясь не думать о профессоре Минерве МакГонагалл верхом на метле. То ещё зрелище.

— Мистер Блэк, уберите ноги с парты! Мисс Грейнджер, надеюсь, вы хорошо себя чувствуете. Мистер Макнейр, что с вашим лицом?

— Свидание с табуреткой, — ухмыльнулся Альфард.

— Мистер Блэк, я спрашивала не у вас. Мистер Макнейр, немедленно уберите свой поросячий хвост! Да что с вами сегодня такое? И да, мистер Поттер. Передайте своему брату, что я знаю, что это он подсунул под мою дверь корзинку с котятами, и сегодня в семь мистер Филч будет ждать его у себя на отработке. И не забудьте напомнить, что никто не может отменить отработку. Особенно он сам. И мистер Криви тоже не может её отменить.

Гарри покраснел и пробурчал что-то нечленораздельное, Рон шутливо толкнул его в бок, широко улыбаясь.

— Мисс Блэк! Зачем вы превратили своего брата в пса? Трансфигурируйте его обратно, сегодня тема нашего урока вовсе не анимагия!

Гермиона усмехнулась. И правда, что-то никогда не меняется.

Утро выдалось тяжёлым. Тому стоило огромных усилий оторвать голову от подушки, а затем ещё и пришлось будить Макнейра, потому что ни Забини, ни тем более Эйвери не желали его будить. А проспать он просто не мог. И проснуться, кстати, тоже едва ли мог.

Как назло, очередь в душ была большой и продвигалась медленно: всем хотелось подольше постоять под водой, смывая остатки минувшей ночи. Возмущения и упрёки ни на кого не действовали, поэтому Риддл, спрятавшись за Феликсом, наколдовал ледяную воду. Парни тут же повыбегали из кабинок, пропуская заждавшуюся очередь.

Попасть на завтрак они не успели, да и Феликс с огромной шишкой от табуретки и поросячьим хвостом, о котором они вспомнили только на выходе из гостиной, попросту не хотел показываться в людных местах, пока не выпьет антипохмельное зелье: голова раскалывалась от малейшего шума.

— Как тебе удаётся выглядеть по-человечески после такой ночи, когда моё отражение в зачарованном зеркале шарахается от самого себя? — спросил Макнейр, бросив Силенцио в очередного шумного первокурсника.

— Я не пил, не падал с метлы и за день до этого отдохнул в Больничном крыле, — спокойно ответил Том. — Держи, твоё антипохмельное.

Феликс сразу оживился.

— Вот это другой разговор!

* * *

То ли так действовала бессонная ночь, то ли однокурсники решили его извести, но думали они как-то по-особенному громко. Том мог бы перестать их слушать, но ему не хотелось пропустить ни одно высказывание о себе. Впрочем, все остались довольны их посиделками, а те, кто не решился туда прийти, искренне об этом сожалели. Тома такой расклад вполне устраивал, особенно когда он заметил возмущение Эйвери, которого даже не позвали. Малфой бесился, что Риддл привлекает к себе так много внимания, а когда Драко услышал, как Панси Паркинсон и некая Дафна Гринграсс обсуждают его магические способности — ну, и не только, — покрылся красными пятнами. Тома это настолько позабавило, что на секунду он даже пожалел Малфоя.

В класс Трансфигурации Том и Феликс зашли последними, но не опоздали. С ними тут же поздоровалась Гвен, а за ней — все остальные. Они спрашивали о каких-то неважных рутинных глупостях — он отвечал им теми же глупостями, но мыслями однокурсники были не с ним. Точнее, не совсем с ним.

Панси Паркинсон, например, Риддл заинтересовал всего на минуту или чуть больше, а затем она вернулась мыслями к потасовке с Грейнджер, которая посмела нахамить ей в ответ. Альфард Блэк, кажется, даже не заметил присутствие Тома — все его мысли занимала Талита, с которой он уже успел поссориться, и та же Грейнджер, необычайно весёлая и невозмутимая сегодня, что совершенно ей несвойственно — а с ней он ещё и поговорить успел. Невилл Лонгботтом, которого, к своему удивлению, вспомнил Том, тоже был сосредоточен на Грейнджер, поскольку она сегодня, по его мнению, выглядела замечательно, а от вчерашней подавленности, которая плотным коконом окутывала её после возращения из Мунго, не осталось ни малейшего следа — скорее, наоборот. Блэк всерьёз думал, что ей что-то вкололи, Лонгботтом был уверен, что причина её поведения — их небольшой разговор, Панси просто хотела выдрать ей волосы… а мыслей Грейнджер он не слышал.

Том слышал голос, который, кажется, принадлежал ей, но тот ускользал из ментального захвата, как бы ни старался он его поймать. Риддл повернулся к Гермионе, чтобы сосредоточить своё внимание на ней, но она словно была где-то очень далеко от этого класса. А потом Гермиона подняла голову и встретила его взгляд, и тогда её мысли бешеным потоком кинулись к нему — Том на секунду даже подумал, будто она хотела, чтобы он их прочёл, будто специально отправила этот поток в его голову. Но он ошибся.

Грейнджер просто нервничала, потому что перегнула палку в разговоре с Панси. Ещё ей немного жали туфли и болела голова. Её очень раздражала Лаванда, заявившая, что она вырядилось специально для него, для нового ученика, чтобы произвести впечатление. Гермионе было немного обидно, что про её день рождения вспомнил только Невилл, хоть она и привыкла к этому: поскольку её день рождения в самом начале учебного года, о нём редко кто вспоминает — все заняты общением с друзьями, которых долго не видели, и новыми сплетнями. Гермионе нравился Рон Уизли, а сегодня она лучше пригляделась к Альфарду, и её вдруг зацепил его авантюризм. Ну и улыбка, конечно. Гермиона считала, что у Блэка очень красивая улыбка.

А ещё Гермионе нравился Том. Конечно, нравился — не совсем правильное слово. Она считала его красивым юношей, и вместе с тем — юношей не её круга. Проще говоря, и её он тоже заинтересовал всего лишь на какую-то минуту, она даже попыталась ему улыбнуться, но, видно, перенервничала. Это окончательно расстроило Тома. А когда он от неё отвернулся, Гермиона тут же про него забыла.

Том убедился, что у этой Гермионы и Гермионы, которую он встретил пару дней назад, нет ничего общего.

* * *

— Чего такой кислый, Том? — Макнейр толкнул его в плечо. — Ну, давай, если хочешь, подсыплем Гриффиндору рвотный порошок в еду.

Том глянул на гриффиндорский стол, за которым, стоя на лавочке и с набитым ртом, что-то вещал Блэк. Поскольку преподавателей в зале не было, его пыталась урезонить староста школы, но Альфард, откусив кусок куриной ножки, шутливо потрепал её по волосам и подтолкнул в противоположную от стола сторону. Риддл ухмыльнулся. Теперь он понимал, почему Вальбурга рассердилась на своё семейство.

— Не выспался. Вообще-то, Феликс, я сегодня случайно услышал, что Габриэль Лестрейндж давно мечтает о чёрных розах.

Феликс нахмурился.

— Чёрные розы? А они существуют?

Том пожал плечами.

— Понятия не имею. Но мы волшебники, Феликс. Мы можем их перекрасить.

— Вряд ли они продержатся долго.

— Продержатся, Феликс. Я помогу. И запомни: главное — внимание.

— Пфф! Внимание, — Гвен, внезапно появившись за спинами Тома и Феликса, хихикнула. — Честно говоря, Макнейр, тебя не спасёт даже единорог, что уж говорить о розах и внимании. Тихо! — прикрикнула она, когда Феликс уже открыл рот, чтобы ей ответить. — Я не к тебе пришла. Том, Малфою снова что-то про тебя рассказали и он взбесился! Послушай, он лучший дуэлянт в Хогвартсе, даже лучше седьмого курса, не…

— Эй, Риддл! — Малфой перебил Гвен, появившись прямо перед ними. — Твоя наглость начинает переходить границы. Я — староста Слизерина. А ты позоришь наш факультет! Кто дал тебе право шляться по ночам, собирая по углам своих вонючих дружков?

Том невозмутимо отпил из кубка, даже не глядя в сторону Малфоя.

— Гвендолин, присаживайся, пожалуйста. Девушка не должна стоять, когда мужчины сидят, — попросил Риддл, немного отодвигаясь в сторону.

Малфой покрылся красными пятнами. Феликс усмехнулся. Гвен, бледнея, медленно опустилась на лавку. Риддл постелил салфетку на колени, положил в тарелку куриное крылышко — у него определённо поднималось настроение.

— Не думал, Лестрейндж, что ты теперь якшаешься с грязнокровками, унижая свою семью. Ладно Макнейр, его мамаша…

— Заткнись! — Макнейр вскочил, опрокинув свою тарелку, и нацелил палочку на Малфоя. — Закрой свой рот, ты, штопаный ган…

— Феликс! Не при девушке. Присядь, пожалуйста. Думаю, Драко хотел поговорить со мной.

К всеобщему удивлению, Макнейр, секунду погодя, всё же спрятал палочку и сел, не спуская злого взгляда с Малфоя.

— Расписываюсь в своём удивлении, Риддл. Не прошло и дня, как ты обзавёлся карманной собачкой. Такое послушание! Но всё же лучше держать её на цепи.

Крэбб и Гойл, стоявшие рядом с Малфоем, дружно заржали.

Том коротко усмехнулся.

— Как думаешь, Феликс, кто снял с Драко намордник? Винсент или Грегори?

Феликс усмехнулся, мгновенно приняв игру Тома.

— Даже не знаю, Том. Мне кажется, это сделал Поттер, когда зарядил ему бладжером в голову.

Крэбб и Гойл снова заржали, но, спохватившись, тут же притихли.

— Я… я вызываю тебя на дуэль, Риддл!

— Странно, Драко, мне казалось, что старосты должны уважать правила школы. Не боишься, что завхоз обо всём узнает и вернёт тебе намордник?

Тому не нужно было читать мысли Малфоя: всё было написано на лице. Он почти слышал скрежет зубов несостоявшегося противника, и ему, несомненно, понравился этот звук. Жаль, конечно, что нельзя дать нагоняй Абрахасу за воспитание внука. Абрахас уже умер.

— В одиннадцать вечера, Риддл. В Выручай-комнате.

Нет, серьёзно, откуда они все знают о Выручай-комнате?

Том всё так же невозмутимо пожал плечами и вернулся к ужину. Малфой, лихо развернувшись, вышел из зала.

— Том… — прошептала Гвен. — Я… я же сказала: не соглашайся! Он лучший дуэлянт!

Как же, лучший дуэлянт. Том вчера выбил из его рук палочку, даже не привстав с дивана.

— Безусловно, Гвендолин, я помню, что ты мне сказала. Но разве я мог позволить ему унизить нас и безнаказанно уйти? Это было бы очень трусливо и недостойно.

Во взгляде Гвен читались восхищение и беспокойство. Феликс же закатил глаза.

Разумеется, Тому было плевать, достойно или нет принять вызов. Малфой с первого дня будто просил, чтобы ему преподали урок. Ну и, конечно, Том был бы не против снова увидеть страх и покорность в его взгляде. Смотрелось это весьма здорово. И, раз он лучший дуэлянт Хогвартса, — не считая Тома, конечно, — он мог бы ему пригодиться. А ещё Малфои были богатыми и влиятельными. И, что немаловажно, в голове Риддла уже созрел один блестящий, достойный слизеринца план.

— Ты не думаешь, что он может просто наябедничать Филчу и не прийти? — поинтересовался Макнейр. Он уже успокоился, но его руки всё ещё немного подрагивали.

— Конечно. Так он и сделал бы. Если бы мы не позвали с собой как можно больше людей, особенно слизеринцев. В таком случае, если он не придёт, а расскажет завхозу, его просто высмеют.

Гвен нахмурилась. Видимо, она не ожидала, что весь такой галантный и рыцарственный Том может так обхитрить врага. Макнейр отложил вилку.

— А мы позвали?

— О да. Гвендолин, расскажи об этом Талите, пожалуйста. И мы будем считать, что позвали.

Риддл обворожительно улыбнулся, Гвен улыбнулась ему в ответ, затем встала и направилась в сторону Талиты. Том внимательно за этим наблюдал. Феликс рассеянно хлопал глазами.

— Так вот, Феликс, насчёт роз… Ты не передашь мне соль, пожалуйста?..

* * *

— Как думаешь, что у них произошло? — спросила Гермиона, высматривая Риддла и Малфоя за столом Слизерина.

— Не знаю, Герми, — рассеянно ответил Невилл. — С каких пор ты так интересуешься происходящим в Слизерине? Не пойми меня неправильно, но сегодня ты сама не своя. И дело не только в том, что тебе захотелось насладиться жизнью. Ты…

— Я поняла тебя, Невилл, можешь не продолжать, — грубо отрезала Гермиона.

— Да что с тобой? Всё из-за уроков легилименции?

— Прекрати. Копаться. В. Моих. Проблемах! — отчеканила Гермиона, значительно повышая голос на последнем слове.

Бросив вилку на стол, она направилась к выходу из зала, но резко остановилась на половине пути.

Что она делает?

«Он будет доставать тебя, пока ты всё ему не расскажешь. И всё, никому ты больше не поможешь! Иди и не смей оборачиваться!»

Гермиона кивнула самой себе и, сделав ещё один шаг вперёд, снова остановилась.

Что? Что это было?

«У-ХО-ДИ!»

Гермиона резко дёрнула головой, закрывая уши руками. Она что, вместе с шизофренией ещё и от паранойи страдает? Невилл всерьёз беспокоится о ней, как делал это всегда, а она кричит себе уходить от него? Отдалиться от единственного человека, который не бросил её в тяжёлую минуту? От единственного настоящего друга?

На глаза Гермионы навернулись слёзы, но она быстро их сморгнула. Невилл был прав — с ней определённо что-то не так. Грейнджер развернулась и тут же в него врезалась.

— Гермиона, что случилось? — Лонгботтом осторожно обхватил её лицо ладонями.

— Прости меня, Невилл. Я не хотела… Не знаю, что на меня нашло, я просто сидела и вдруг уже стою здесь! Ты прав, я сегодня сама не своя. И голова всё ещё болит, и туфли эти дурацкие!..

Грейнджер всхлипнула, не осмелившись взглянуть другу в глаза. Ей было стыдно, обидно и очень страшно. Невилл взял её за плечи.

— Вдохни поглубже и выкинь из головы всё плохое. Такое у всех бывает, главное — не разбить никому морду в процессе. Остальное — пустяки.

Гермиона робко улыбнулась.

— У меня такого не было.

— А вот и было! Когда ты на первом курсе рыдала в женском туалете. А мне пришлось идти туда и тебя подбадривать! Малфой меня года три дразнил.

Гермиона хихикнула, заметно успокоившись.

— Спасибо, Невилл. Ты знаешь, что ближе и дороже тебя у меня никого не было. Знаешь, если я ещё буду вести себя как идиотка — можешь дать мне затрещину, — серьёзно проговорила она.

— Ну нет, я не бью стариков и детей.

— Эй! Я давно не ребёнок.

— Конечно нет! Тебе семнадцать, Гермиона! Пора на пенсию.

Гермиона легонько стукнула его по плечу и рассмеялась.

— Знаешь, мне на секунду показалось, будто у тебя глаза стали красными, — признался Невилл и, увидев, как медленно с лица Гермионы исчезла улыбка, быстро добавил: — Просто показалось, ничего такого.

Красные глаза? Как у Волдеморта? Мерлин, что?!

Обернувшись, она с облегчением заметила, что на них не смотрят: все были увлечены какими-то перешёптываниями. Даже Альфард слез со стола и внимательно слушал Талиту.

Всё-таки это не так уж и плохо — быть незаметной.

Но её ликование быстро прекратилось. Невилл отодвинулся, открывая ей обзор на Тома Риддла — он смотрел прямо на неё. Кажется, с прищуром. Его не смущала даже перепалка Лестрейндж и Макнейра, между которыми он сидел. Том Риддл смотрел прямо на неё и наверняка копошился в её мыслях.

Ей самой захотелось залезть в его голову, но она подавила это желание и отвернулась, прерывая зрительный контакт.

Риддл не дурак. И это — наихудшая из её проблем.

— Эй, Грейнджер! — к ним подбежал запыхавшийся и счастливый Альфард. — Вы уже знаете про дуэль?

Гермиона и Невилл переглянулись.

— Ясненько. Малфой закатил истерику: ему, видите ли, уделяют меньше внимания, чем Риддлу. И вызвал его на дуэль. Риддл, конечно, согласился… и мне хочется верить, что у него есть хоть малейший шанс навалять этому говнюку.

— Я бы посмотрела, как Малфою надерут зад, — Гермиона загадочно улыбнулась. Невилл недоверчиво фыркнул.

— Только не Малфою.

— Делаем ставки?

— Десять галлеонов на Малфоя, — предложил Блэк с улыбкой.

— Пятнадцать галлеонов на Малфоя! — подключился Невилл.

Гермиона усмехнулась.

— Ставлю двадцать на Риддла. И ещё двадцать на то, что обойдётся без Больничного крыла.

Риддл не станет калечить Малфоя при стольких свидетелях. Пошвыряет и оставит. Репутация — это святое. Другое дело — что произойдёт, когда никого не будет рядом… Неужели ей придётся спасать хорька?

— Принимаю, — отозвался Блэк. — Грейнджер, обанкротишься!

— Поверь мне, Альфард. Риддлу наверняка все уши прожужжали о талантах Малфоя, а он даже не вздрогнул — настолько уверен в себе. Я бы даже сказала, что Малфой сам испугался того, что Риддл так невозмутим. Ещё Малфой нервничает и бесится, а это значительно снижает его шанс на победу. И он не ужинал — на голодный желудок всё делается хуже. Да, не забывайте: Риддл жил как раз в годы войны с Гриндевальдом. Искусству боя их наверняка учили намного интенсивнее.

Блэк присвистнул. Гермиона довольно сложила руки на груди и победно усмехнулась.

— Знаешь, Грейнджер, ты чертовски наблюдательная, и мне нравится твоя логика. Ты меня почти убедила. Но я остаюсь при своём мнении.

Гермиона пожала плечами и снова посмотрела в сторону Риддла. Но его уже не было за столом.

* * *

«Не советую тебе идти на эту дуэль. Это может быть опасно! Неужели ты думаешь, что он просто примет вызов Малфоя и проведёт честный бой, после которого все отправятся по спальням?»

— Заткнись. Ты сегодня уже достаточно помогла.

Вообще-то, она понимала, что без подвоха тут дело не обстоит. Но что она могла сделать? Под Империо запретить всем приходить? Найти Риддла и прочесть его мысли?

Она могла стоять там, готовая к форс-мажорной ситуации, и больше ничего.

— Что ты тут делаешь?!

— Мистер Филч! — Гермиона подскочила от внезапности. — Вообще-то, я староста и патрулирую коридоры.

— Пф, староста! Тоже мне, патрулирует, — забурчал Филч себе под нос, проходя мимо неё. — Лучше бы ноги перед входом вытирали, а не бродили тут как недоумки. А нам с тобой потом приходится всё убирать, да, миссис Норрис?..

Гермиона скривилась. А вот что Филч делает так глубоко в замке? Обычно вечерами он ходит неподалёку от своей каморки, а тут забрёл аж на восьмой этаж.

«Ну и какое тебе дело? Не обращай внимания».

Ах, ну раз так — надо проверить.

— Легилименс, — прошептала Гермиона, украдкой направляя палочку на Филча.

Много возни с кошкой, отвращение к детям, уборка, мечты стать волшебником — всё однообразно… кроме разговора с каким-то студентом, чьё лицо и голос — неслучайно, наверное? — не сохранились в памяти завхоза.

— Сэр, я случайно подслушал, что сегодня в половине двенадцатого кто-то будет проводить дуэль на восьмом этаже…

Риддл? Или Малфой? Малфою подобное не впервые.

Гермиона улыбнулась себе и завернула за угол — как раз в сторону Выручай-комнаты, около которой кто-то стоял.

Но ведь ещё рано для дуэли! Неужели нарушитель?

— Эй! Ты почему не в спальне?

Нарушитель повернулся, и Гермиона признала в нём Риддла. И как Филч мимо него прошёл?

«Ментальный блок!»

— Привет, — дружелюбно поздоровался Том. — Ты, наверное, Гермиона Грейнджер? Староста Гриффиндора?

Она кивнула, стараясь сохранять серьёзное выражение лица. Как с ним другие общаются? У неё от Риддла мурашки!

Гермиона уже встречалась с ним в тёмном коридоре, поэтому разум вопил: «Беги!» Как сделать ему замечание, оставшись в живых?

— До твоей дуэли ещё достаточно времени, кажется, зачем ты здесь? — она пошла на попятную. Какой смысл строить из себя строгую старосту, если он всё равно увидит её в Выручай-комнате?

Риддл улыбнулся.

— Новости в Хогвартсе распространяются довольно быстро. Кое-что не меняется никогда, верно? — Том усмехнулся. — Прости, что отвлекаю от твоих обязанностей. Я хотел немного размяться перед дуэлью.

«Славно, ты узнала — и уходи отсюда. Ты же чувствуешь этот страх, правда? Это твой побитый инстинкт самосохранения, сволочь такая, решил тебе, наконец-то, помочь».

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно поинтересовался Том. Гермиона почти поверила в искренность его вопроса. — Я видел тебя в Больничном крыле. И сегодня на ужине тебе нездоровилось. Что произошло?

«Хитрый скользкий ублюдок!»

С этим она согласилась.

— Всё уже в порядке, спасибо, — отмахнулась Гермиона. Вышло грубовато. — Мне надо идти.

— Конечно, Гермиона. Значит, ты будешь сегодня в Выручай-комнате?

— Мне правда надо идти.

Занервничав, Гермиона отвернулась и быстро зашагала по коридору. Она знала, что он делает. Отвлекающие и неожиданные вопросы, чтобы вызвать разрыв шаблона и сбить с толку — тогда на поверхность сознания может вылезти даже хорошо спрятанное воспоминание. Гермиона читала это в одной старой книге по легилименции из библиотеки Блэков, когда Гарри поселился в доме на Гриммо. Неужели Волдеморт что-то заподозрил?

— Я слышал, ты поставила на меня двадцать галеонов! — бросил Риддл ей в спину.

Грейнджер резко остановилась. Ещё немного — и у него бы вышло. Ей на секунду показалось, будто он понял, что она разгадала его манёвр. Она обернулась.

— Что ж… не подведи.

Гермиона вежливо ему улыбнулась. Том так же улыбнулся ей в ответ… а взгляд у него был то ли разочарованный, то ли раздражённый.

* * *

Том наблюдал за Гермионой, нетвёрдой походкой удаляющейся из коридора, пока она не скрылась за поворотом. Конечно, ещё днём он установил, что ни она, ни уж тем более Малфой и Лонгботтом ничего не знают о его перемещении во времени, но после ужина Риддл попытался посмотреть на ситуацию с другой стороны.

Сначала все, кто общался с Грейнджер, обращали внимание на значительные (и не очень) перемены в ней самой. На хаотические скачки её настроения: от грусти и рассеянности до веселья и счастья, а потом и вовсе до адской злости и раздражительности. Том не знал её лично, зато знал наверняка, что мышки-заучки никогда так себя не ведут. Поэтому, когда Гермиона взбесилась и сорвалась на растерявшегося Лонгботтома, Том тут же попытался проникнуть в её мысли. Они были очень тихие и снова ускользали от него. Пока в её голове не прозвучал какой-то очень громкий голос.

Том никому бы не признался, но этот голос его напугал. Он был очень низким, злым и настолько громким, что Риддл даже не разобрал, о чём он говорит. А потом Тома вышвырнуло из мыслей Гермионы, да так сильно, что он подскочил и схватился за палочку. Но Грейнджер даже не смотрела в его сторону. Она дёрнулась, неестественно и очень резко, будто в неё бросили Круцио, затем схватилась за голову и нахмурилась — на секунду ему показалось, что она вот-вот упадёт или расплачется. Но Гермиона выпрямилась, глубоко вздохнула и… расслабилась?

Её мысли снова были очень тихими и неуловимыми — никаких посторонних голосов.

Том чувствовал, этот голос — что-то очень тёмное. Настолько тёмное и недружелюбное, что он ни за что не захотел бы снова прикоснуться к нему. Похожие ощущения вызывал его дневник, но, разумеется, не у него самого: Лестрейндж когда-то случайно до него дотронулся. Потом Риддл отпаивал его огневиски, боясь, чтобы Рэй не обвинил его в использовании настолько Тёмной магии, и не разболтал об этом какому-нибудь колдомедику или ещё кому-нибудь. Но Лестрейндж даже не думал об этом: он трясся и клялся, что на миг почувствовал, будто дементор высосал из него всё хорошее. Том не стал рассказывать ему о крестражах. Соврал, что давным-давно наложил на дневник чары, чтобы никто не трогал его вещи. Даже поблагодарил за то, что Рэй напомнил ему о них, а то ведь он совсем запамятовал, иначе ни за что не позволил бы никому прикоснуться.

Только крестражи не должны разговаривать — по крайней мере, так было написано. И уж тем более не должны причинять вред своему хозяину. Ещё, разумеется, нельзя сделать крестраж из самого себя — а если и можно, то данное действие вообще абсурдно по определению. Да и зачем Грейнджер понадобился крестраж? Абсолютная, совершенно безумная чушь.

Но ведь надо проверить, что это за голос? А проверка принесла только ещё больше вопросов.

Прежде всего, голос Грейнджер оказался очень приятным и совсем не пугающим: ни злости, ни Тёмной магии, ни ядовитого баса. Мысли — совершенно скучными и обычными: Филч — старый параноик, Лонгботтом — чудесный друг, что будет, если кто-то придёт в Выручай-комнату в разгар дуэли, не слишком ли много она поставила на Риддла — вдруг у кого-то не будет столько денег? И это уже было интересно: откуда такая уверенность в его победе? Риддл было подумал, что словил её: вероятно, она помнит их дуэль, когда он бросил в неё одно очень тёмное проклятье… Но тут же разочаровался, найдя её разговор с Блэком. Она приводила весьма логичные аргументы своему выбору, он даже удивился — она всё-таки не глупая. И пусть никто не послушал Грейнджер — им же хуже.

Но Тому было этого мало. Он изводил её расспросами, про себя отмечая, что в его компании она заметно нервничает, что его удивило — Том ещё никому не причинил вреда. Не сделал даже намёка на это. Скорее, наоборот.

А потом его ждал небольшой приз. Не в воспоминаниях, нет. Задав последний вопрос, он на секунду почувствовал небольшой холодок и пустоту — именно так выглядит ментальный блок.

— Том! — тихо позвал Феликс. — Ты что тут делаешь? Меня только что Грейнджер чуть с ног не сбила, чокнутая она что ли. Или ты ей что-то сказал?

— Мне нужна твоя помощь, Феликс, — сказал Том, проигнорировав его вопрос. — Когда я использую заклинание Иктус — оно ярко-жёлтое, сразу поймёшь, — ты тихо и как можно более незаметно выведешь всех наших. Ты меня понял?

Макнейр нахмурился, но всё же кивнул. Том, не желая видеть его сомнения, как можно более мягко добавил:

— Я знаю, что делаю. Всё будет отлично.

* * *

Людей пришло не очень много, но всё же Риддл был доволен: если бы толпы учеников вдруг все вместе пошли на восьмой этаж, это точно бы кто-то заметил. Не было хаффлпаффовцев, прямо ни одного, даже назойливой Петтигрю, и не было никого младше пятого курса, да и из пятого курса было всего три студента: Лестрейндж, Мальсибер и Блэк.

Феликс предусмотрительно собрал всех «своих» подле себя: Риддлу даже не пришлось объяснять, кого он имел в виду под «нашими». Было пять минут двенадцатого.

— Ну что, Риддл, готов заплакать как девчонка? — спросил Малфой. Крэбб и Гойл привычно заржали. — Не переживай, я постараюсь выбирать заклинания послабее.

Том усмехнулся и легко поклонился, как подобает вежливому дуэлянту. Он уважал эту традицию. С его стороны это было что-то вроде насмешливого реверанса перед тем, как соперник поймёт, с кем имеет дело.

— О, значит, Риддл любит эти нелепые формальности. — Малфой поклонился в ответ. — Или ты просто оттягиваешь время перед неизбежным, а, Риддл?

— Ты, должно быть, влюблён в мою фамилию, Драко. Произносишь её так часто, что это пугает, — Том легко усмехнулся.

Где-то за ним Альфард заржал так сильно, что его подхватил Макнейр, а затем и все остальные. Лицо Малфоя покрылось красными пятнами от бушевавшей внутри ярости.

— Ты за это заплатишь, — прошипел он. — Экспульсо!

Синее заклинание полетело к Риддлу. Отбивая его вверх, в место над головой Малфоя, Риддл подумал, что навыки дуэлянта Малфою явно преувеличили. Если бы он не отбил заклинание, могли пострадать те, кто стоял к Тому ближе всего. Или Малфой такой идиот только когда взбешён? От заклинания посыпался потолок, и на светлую голову упало несколько небольших обломков. Риддл удручающе покачал головой, что не осталось без внимания Малфоя.

— Эверте Статум!

Том даже погрустнел. Эверте Статум? Этот детский сад? Риддл подождал, пока заклинание подберётся ближе, и в метре от себя отразил его — публике это явно понравилось.

— Левикорпус! — бросил взбешённый Малфой.

Пока Риддл отбивал неизвестное ему оранжевое заклинание, в него полетел ещё и Ступефай. Попытка сделать неожиданный ход? Забавно. Всё, чего добился Малфой, — Том не отбил заклинание, а невербально выставил щит.

— Фумос!

Помещение заволокло дымом. Тому понадобилось мгновение, чтобы понять, что сейчас будет невербальное заклинание, возможно, даже бесцветное. Риддл выставил круглый и очень мощный щит Дефендере, в которого прилетели Импедимента и очередной Ступефай. Последнее заклинание оказалось очень сильным: щит треснул и развалился, но Риддла всё равно не задело.

Видимо, Малфой действительно неплох. Но на «Выше Ожидаемого», не больше.

Риддл глянул на часы — пятнадцать минут. Пора заканчивать.

Том бросил два сильных и невербальных Ступефая — Малфою придётся воздвигнуть щит, но второй Ступефай его разобьёт. Так и вышло. Как только из палочки Малфоя появился синий огонёк Протего, Том бросил в него Иктус. Это заклинание не только сшибает противника с ног, но и оставляет синяки и тупую боль: противник пару секунд будет в шоке. Жаль только, что лежачих бить невежливо.

Пока Малфой валялся на полу, проклиная всех грязнокровок, Макнейр под шумок вывел Лестрейнджей, Забини, Нотта, Блэков и Мальсиберов. Гвен — умница какая! — догадалась наколдовать туман и несколько клонов. Хотя, судя по тому, что Макнейру пришлось словить её и почти на руках вынести из Выручай-комнаты, её сил едва на это хватило. Что ж, это непростое заклинание. Никто ничего не заметил: все в шоке уставились на Тома, видимо, уже попрощавшись с поставленными на Малфоя галлеонами. Риддл ухмыльнулся, читая мысли присутствующих: у кого-то добавилось восхищения, у кого-то — уважения, у Эйвери, например, страха. А Грейнджер накладывала на себя и своего друга Дезиллюминационное. Риддл подавил желание повернуться к ней.

Маленькая хитрая ведьма. Она-то всё заметила. Правильно Блэк сказал: наблюдательная. Но почему вывела только Лонгботтома и себя? Как же хвалёное гриффиндорское «всех спасу»? Как же слабоумие и отвага? Может, он действительно сделал поспешные выводы, и из неё бы вышла прекрасная последовательница?

Впрочем, он быстро оставил эти мысли, поскольку Малфой уже поднялся на ноги. Риддл тут же запустил в него Инкарцеро, и, пока Малфой отвлёкся на связывающее, добил его Экспеллиармусом. Видимо, он немного переусердствовал, поскольку заклинание не только вырвало палочку из рук Малфоя, но и самого Малфоя отшвырнуло к стене.

Пора уходить. Скоро придёт Филч: как раз к тому моменту, когда Малфой очухается, сорвётся на своих друзей и, наконец, покинет Выручай-комнату… чтобы попасться завхозу.

— Пожалуй, здесь мне больше делать нечего, — бросил Том и, обернувшись, многозначительно посмотрел на оставшихся зрителей.

Гриффиндорцы и рэйвенкловки правильно растолковали его жест. Они вышли вслед за ним, оставляя Малфоя, Крэбба, Гойла, Эйвери и Паркинсон в Выручай-комнате. Заклинания, оставленные Гвен, уже развеялись. Всё так, как и должно было случиться. Том зашёл за угол и наложил на себя Дезиллюминационное, просто для того, чтобы никто не пристал к нему с расспросами, задерживая время, которого и так почти не осталось.

Удаляясь в противоположную от Выручай-комнаты сторону, Том услышал противный, скрипучий, но больно радостный голос Филча, отчитывающий слизеринцев.