Правильное решение (джен)

Выходка Энакина практически не удивила Оби-Вана — лишь подтвердила худшие опасения. Он давно уже знал, что с его бывшим учеником не все ладно. То, как близко он подошел к Темной Стороне, было очевидно для всех — разве что Падме свято верила в непогрешимость своего рыцаря, не понимая, что сама же и подталкивает его к гибельной грани.

Да и сам Оби-Ван хорош, конечно. Потакал им обоим, старательно не замечая их тайной связи. Даже выгораживал Энакина перед Советом, когда разоблачение особенно низко нависало над его головой — а ведь должен был сам пресечь это безобразие на корню. Силком вернуть отбившегося от рук ученика на путь истинный, решительно напомнив тому: правила писаны для всех — и для Избранного не в том числе, а в особенности.

Но Оби-Ван не смог. Не нашел в себе сил так сурово обойтись с лучшим другом — и теперь, глядя в полубезумные от гнева глаза бывшего падавана, он пожинал плоды своей мягкотелости.

Верно все-таки говорил магистр Винду: в Кодексе каждая строчка находится на своем месте. Пренебрег хотя бы одной — уже ступил на скользкую дорожку.

— Поговорить? — переспросил Энакин, презрительно скривив рот. — Что же такого важного ты хотел сказать, что выслеживал меня через пол-Корусканта?!

О, Оби-Ван многое хотел ему высказать. О его эгоизме, безответственности, подлости... претензий накопилось столько, что хватило бы на хороший список. По правде говоря, заготовленная речь — та, что выверенная и спокойная, — напрочь вылетела из головы, как только стало ясно: Энакин действительно намеревался бежать. Предать Орден. Оставить его в самый трудный час, дав деру, словно крыса с тонущего корабля.

С огромным трудом магистр взял себя в руки. Гнев — плохой советчик, а для джедая и вовсе недопустимый.

— И не зря выслеживал, как видно, — Оби-Ван выразительно обвел рукой приземистые ангары, видневшиеся по обе стороны улицы. — Только не говори мне, что ты выбрался сюда просто поглазеть на корабли!

Подсознательно он ожидал — хотя понимал, что ничего подобного будет, — привычного смущенного взгляда и многозначительного "ну-у-у", как бывало всякий раз, когда Энакина ловили на очередной шалости.

Вот только ученик давно уже вырос, и неодобрение Оби-Вана волновало его примерно так же, как мудрые слова Кодекса.

— Результат вышел именно таким, если тебя это успокоит, — выплюнул он со злой досадой. — А теперь уйди с дороги... учитель.

Энакин решительно шагнул вперед, с явным намерением оттолкнуть Оби-Вана в сторону, но тот снова преградил ему путь.

— Нет, Энакин, — на этот раз и магистру не удалось сдержать эмоций: гнев, звучавший в его голосе, нипочем не удалось бы выдать за сдержанное недовольство мудрого наставника. — Так просто ты от этого разговора не отделаешься. И откладывать его на потом я не намерен.

Он чувствовал, как беснуется вокруг бывшего ученика Сила — чуждая, угрожающая... темная. Казалось, даже воздух рядом с ним слегка дрожал, нагретый чудовищным жаром — неощутимым в материальном мире, но через Силу обжигавшим не хуже напалмового пламени.

В тот момент Оби-Вану испугался по-настоящему — не за себя, за Энакина. Каждый может потерять контроль над собой, поддавшись темным эмоциям. Но гнев и страх — лишь путь во Тьму, по которому еще нужно пройти... и первый шаг ты делаешь, начиная черпать из них силы.

Так, как Энакин — сейчас.

— Что ж, хорошо, Оби-Ван. Давай поговорим, — сипло прохрипел он, ступив вперед. Теперь друзья стояли так близко, что каждый мог почувствовать на лице разгоряченное дыхание другого. — Что именно ты хочешь узнать? Почему я не желаю снова лезть в мясорубку за чужие интересы? Почему жизни моей жены и ребенка для меня важнее всей этой черно-белой орденской демагогии? Почему я не рвусь защищать шкуры кучки политических аферистов, которым не обязан ровным счетом ничем? Что из этого тебе непонятно?!

Каждое слово било наотмашь. Вот оно значит как... интересы Ордена и для него — чужие. Борьба Света и Тьмы — не более чем демагогия. Те немногие, кто готов бороться за будущее Республики — кучка политических аферистов, не стоящих уважения и поддержки.

Оби-Вану с трудом верилось, что Энакин мог всерьез сказать нечто подобное. Его друг. Боевой товарищ, с которым они прошли огонь и воду. Младший брат.

Неужели эта... гниль сидела в нем всегда, а Оби-Ван был слишком слеп, чтобы заметить?

"Нет. Он просто не в себе. Палпатин заморочил ему голову сильнее, чем я думал. Энакин и сам не понимает, что несет".

Быть может, Оби-Вану следовало бы сбавить тон. Обратиться к бывшему ученику менее резко, тщательно подобрав и взвесив слова... но Энакин не был единственным, чьи нервы до предела вымотали война и события последних дней.

— Нет, Энакин. Не это, — негромкие слова Оби-Вана были полны горечи, но взгляд оставался все таким же твердым. — Мне интересно, когда мой лучший друг успел превратиться в жалкого труса. Как ты можешь даже думать о том, чтобы покинуть Орден в такой момент? Выжить самому, а остальное пусть огнем горит — так, Энакин? Дружба, долг — для тебя это все пустые слова?

На миг показалось, что лицо Энакина дрогнуло, а в его глазах мелькнуло нечто похожее на... вину? Стыд? Сомнение?

Это уже что-то. Значит, он готов слушать. Значит — не лишился разума окончательно.

И Оби-Ван продолжил давить, в надежде, что резкие слова подействуют на друга отрезвляюще.

— У нас на счету каждый боец, Энакин — тем более такой, как ты. Ты подумал о том, скольких обречешь на гибель своим бегством? Орден — твоя семья, Энакин. Ты не можешь...

Взгляд Энакина вновь остекленел, и нечто жуткое, непривычное появилось в глубине его глаз. Словно пламя, подсвечивающее радужку изнутри золотисто-янтарными отблесками.

— Моя семья — это Падме и наш ребенок. И я не могу позволить им погибнуть.

Тьма сгустилась вокруг него еще плотнее. В Силе это выглядело так, словно тени обволакивали фигуру Энакина, ложась на плечи тяжелым плащом и сплетаясь непробиваемой броней на груди. Отрезая юношу от Оби-Вана и всего, что тот пытался сказать ему.

Но магистр не собирался сдаваться. Пусть даже Энакин не желал ничего слушать — он все равно достучится до этого глупого юнца.

— А ты думаешь, Падме простит тебе эту трусость? — спросил Оби-Ван с вызовом. — Она преданна Республике всем сердцем! Твое предательство тяжело ранит ее, Энакин. Она никогда не простит тебя. А вздумаешь удержать ее от борьбы — возненавидит. Или ты настолько слеп, что не видишь этого?

— Довольно. Окончим этот разговор.

Энакин тяжело дышал. Казалось, еще немного — и он в ярости бросится на бывшего учителя.

— И не подумаю. Что, правда колет глаза? Так очнись, Энакин. Очнись и начни уже вести себя, как подобает рыцарю-джедаю и Избранному, а не истеричному подростку!

Оби-Ван не успел даже понять, что произошло. Ощутил лишь, как всколыхнулась окружавшая Энакина Тьма и, повинуясь резкому движению руки, бросилась вперед и невидимой удавкой сдавила шею. Не ожидавший подобного, Оби-Ван беспомощно схватил ртом воздух и захрипел, не в силах протолкнуть его в горло.

"Тьма. Он использует ее! — пронеслась в голове ужасающая мысль. — Он все-таки..."

Додумать он не успел: стальная хватка вдруг разжалась, и Оби-Ван тяжело рухнул на ноги, едва сумев удержать равновесие. Потирая горло и судорожно глотая воздух, он увидел, как Энакин с ошарашенным видом отшатнулся назад. Поднес к глазам слегка дрожащую руку и так пристально уставился на нее, словно не был уверен, что конечность принадлежит именно ему.

Сквозь стучащую в ушах кровь до Оби-Вана донеслось тихое ругательство.

— Энакин? — позвал он и тут же зашелся кашлем. — Что... что, черт побери, это было?

Энакин казался не менее потрясенным, чем сам магистр. Сейчас он вновь стал походить на себя: полубезумный монстр, окруженный подавляющей аурой Темной Стороны, то ли исчез, то ли затаился до поры.

— Я... понятия не имею, — прошептал Энакин хрипло. Дыхание его было таким тяжелым, будто не он только что пытался придушить Оби-Вана, а наоборот. — И... прости. Я не понимаю, что на меня нашло... как это вообще получилось.

Оби-Ван промолчал, не нашедшись с ответом. Мыслей в голове крутилось даже слишком много, но все — обрывочные, хаотичные, и каждая норовила сорваться с языка вперед другой.

Что бы сейчас ни произошло, ясно одно: это проблема, и проблема крупная. Вот только Оби-Ван понятия не имел, как к ней подступиться.

— Энакин...

Оби-Ван и сам не знал, что собирается сказать — но чувствовал, что хоть что-то сказать нужно. Но бывший ученик вдруг сделал шаг назад и покачал головой. Его лицо приобрело нечитаемое, сосредоточенное выражение — как бывало всякий раз, когда Энакин не желал делиться своими мыслями и переживаниями с кем бы то ни было.

— Мне нужно побыть одному, — сказал он твердо. — Обдумать все это. Не пытайся следить за мной снова, Оби-Ван... прошу тебя.

И он стремительно, едва не переходя на бег, зашагал вниз по улице. Прежде чем Оби-Ван успел опомниться, Энакин уже пропал из виду, смешавшись с толпой на рынке.

* * *

— Душил, значит? — задумчиво переспросил директор Айсард. — На расстоянии?

— Именно так, сэр, — торопливо подтвердил агент и украдкой, приглушив динамик комлинка, прочистил горло: жара и пыльный воздух нижних уровней превратил устный отчет в настоящую пытку. — Боюсь, я не могу объяснить природу этого явления, но...

— Вам и не нужно. Вы свою задачу выполнили, агент Тревор. Сворачивайте слежку и возвращайтесь в штаб.

— Есть, сэр, — отчеканил шпион с нескрываемым облегчением: носиться по всему Корусканту за неуравновешенным джедаем — та еще задачка, напоминавшая завуалированный смертный приговор.

Но, похоже, вместо бесславной гибели в Корускантских трущобах его ждали неплохие премиальные.

"Как же все-таки вовремя объявился второй джедай! Еще немного, и этот псих точно бы меня засек".