Ангельская пыль (гет)

Мне осталось прожить две затяжки -

В никотиновый едкий плен. © Марина Апрельская

Джон Константин всегда знал цену магии, но так и не познал ценность жизни, пока не встретил юную королеву. И сейчас, смотря в одинокие тёмные глаза девочки лет двенадцати на вид, он понимал, что должен успеть спасти её, иначе его собственная жизнь тоже будет потеряна навсегда, и вряд ли только из-за гибели любимой женщины.

* * *

Джон Константин, стоя на крыше полуразрушенного здания, осознавал, что все семнадцать лет его жизни утратили всякую ценность после гибели матери. Он, измученный и уставший от своих сверхъестественных способностей и совершенно ненужных знаний, которые сделали его нескончаемо одиноким, знал, что хочет сделать этот злосчастный шаг с крыши. Он действительно хотел этого, хотя бы потому, что у него не осталось настоящих друзей: всё его окружение сменилось на призраков, фантомов, полукровок, рождённых в нашем мире от незаконных союзов ангелов и демонов... Они, только они были единственным его окружением, и Джон слышал и знал их лучше, чем их приближённые, но он знал также, что дружбу с такими существами начинать слишком опасно. Джон не хотел мучительной гибели по случайному капризу природы. Поэтому оставался лишь один выход — шаг с крыши и конец всему, конец мучениям, а дальше — свобода и, возможно, врата рая. И он сделал этот шаг, на пути к которому ему не раз приходилось совершать выбор. Чувствуя обжигающий ветер, он зажмурился, не в силах сдержать крик перед гибелью. Но он не был последним.

Джон почувствовал, как что-то неведомое подхватило его, а в следующую секунду он понял, что это всесильное крылатое существо ни кто иной, как ангел.

— Пусти меня! Я не хочу, чтобы меня спасали, всепрощающая тварь!

— Мне тоже очень приятно познакомиться, Джон.

— Откуда ты вообще знаешь, как меня зовут?!

— Я знаю почти всё о тебе, Джон Матэуш Константин. Глупо об этом спрашивать.

— Но, ведь ты всего лишь полукровка!

— Ошибаешься, я твой ангел-хранитель. Меня зовут Габриэль, и я покажу тебе то, ради чего стоит жить.

Джон не поверил ей тогда, но он понял, что есть вещи, ради которых действительно стоило жить.

* * *

И вот, спустя десять лет после этого случая он убедился в правильности своего решения. Сейчас перед ним стояла маленькая, беззащитная девочка с душой опытной ведьмы: в свои семнадцать лет она была куда мудрее Джона, но была наделена и самым страшным пороком, который только может быть в человеке. Имя ему — трусость. Если бы не это душевное качество, то Пэн бы не нашёл лазейки к её душе; если бы она не была так вспыльчива и эмоциональна, то не было бы этих слёз, которые и обратили её в ребёнка,

— Сила слёз поражает меня, – произнёс Пэн, шагнувший из облака магического дыма, казавшегося сотворенным из мельчайших частиц пыли.

— Замолчи, – прошипел Джон одними губами, сжимая кулаки так, что костяшки пальцев побелели.

— Нет. У меня есть право говорить, ведь твоя душа давно должна была принадлежать мне всецело и навсегда, безумный, юный грешник, — произнес Пэн ласковым змеиным тоном.

Джон автоматически закрыл маленькую Реджину собой.

— Это твоя душа в моём плену, ты старый мошенник и имя тебе — никто. Ты не получишь и частички моей души, потому что я не убью Реджину, даже если она сама будет умолять меня об этом.

— Что ж, ты сам хозяин своего слова, — с этими словами Пэн растворился в магической дымке.

Спустя несколько секунд после исчезновения вершителя судеб Джон Константин услышал, как девочка с одинокими глазами громко кричит.

«Нужно найти в себе силы на самую глупую ложь…» — мелькнула неожиданно ясная мысль.

— Всё будет хорошо, Реджина, всё правда будет хорошо… — бормотал он невнятно.

Её маленькое тельце дрожало от судорог, а Джону, впервые за десять лет вновь было страшно, как тогда, на крыше заброшенного нью-йоркского небоскрёба.

* * *

Джон крепко держал Реджину в своих объятьях, сидя на мокрой от дождя земле.

— Т-т-ты простудишься… — это было последнее, что она произнесла, содрогаясь в непрекращающейся агонии, казалось, целую вечность.

— Не волнуйся обо мне, я обещаю, что изгоню этого чёртова беса из тебя, слышишь?

— Но ведь тогда ты погибнешь…ты сам погибнешь… — она уже бледнела, и голос её был едва слышен, – я не хочу потерять тебя… ты… я…

— Тш-ш, Реджина, ты меня никогда не потеряешь.

Он достал осколок зеркала, который некоторое время назад, по ребяческому желанию господа, стал картой в его руках.

Несколько секунд хватило, чтобы решиться на риск отправить беса Реджины сквозь этот крохотный осколок.

Он прошептал заклинание, зная, что может навсегда потерять настоящую Реджину, свою маленькую, беззащитную королеву.

— Я знаю, ты сильная. Ни за что не открывай глаза, хорошо? Ни за что, как бы больно и страшно тебе не было.

— Хорошо.

Тогда Джон верил ей, но не знал, что власть над её новым беззащитным и хрупким тельцем лишь в руках беса.

Когда посланник ада вышел наружу из её тела, то в зеркале мерцал не только взгляд неестественно-сапфировых глаз, но и взгляд самой Реджины, испуганный, словно у затравленного зверя.

Это был конец всему: корабль с грузом счастья на борту потерпел крушение. Противоположная самой Реджине несчастная копия из Зачарованного Леса вырвалась наружу.

Вместо маленькой девочки перед ним стояла леди в чёрном, которая после того, как помогла Джону уничтожить беса, только и сказала:

— Всё, что у меня осталось — это месть, я не могу так больше жить, Джон.

Её бесцветный голос был другим. Джон знал, что это её копия из будущего вырвалась из зеркала и завладела разумом Реджины ровно до того момента, пока она не достигнет своей цели.

* * *

— Я была так глупа, что ослушалась тебя тогда, я не должна была смотреть в осколок зеркала, которое подарила Габи…

— Сейчас уже поздно возвращаться в прошлое, тебе так не кажется?..

Он не успел окочить фразу — кашель начал душить его. Джон едва держался на ногах — придерживаясь за стену, он снова направился в ванную, чтобы смыть собственную кровь, которая окрасила пальцы в яркий, отталкивающий и жгучий, как огонь, рубиновый оттенок.

— Джон! Тебе плохо? Я вызову врача…

Реджина уже начала набирать номер его личного врача, как вдруг:

— Не смей. Я не должен… — хриплым голосом произнёс Джон, затем в глазах его помутнело, и он упал без чувств.

Лишь только неяркие отголоски угасающего разума давали ему понять, что любимый голос зовёт его по имени:

— Нет, Джон, пожалуйста, ты не должен умирать из-за меня… ты… я люблю тебя…

Реджина старалась уловить биение его пульса, но всё было тщетно, Джон не дышал. Тогда она поцеловала его со всей искренностью и нежностью, будто прося прощение за содеянное. Но Реджина не могла надеяться на чудо, которое затем произошло.

Неяркая дымка всех цветов радуги охватила их, и куда-то понесла, но смерть отступила лишь на шаг. Их закрутило в страшном вихре, и Реджина поняла, что при помощи поцелуя истиной любви открыла портал.

* * *

Услышав смех Пэна, Реджина поняла, что они попали в безжалостные оковы ада.

— Верни сердце моего сына, Пэн, я знаю, что оно у тебя!

Она всё ещё не отходила от Джона, который был без сознания, но его уверенное и спокойное дыхание успокаивало и саму Реджину, придавая ей сил и храбрости.

— Оно не у меня.

— Не ври.

— Врёшь у нас ты, наивная королева.

— Что?

— Ты предала моего сына, ты нарушила сделку с ним, и смеешь обвинять меня в обмане?

— Во-первых, у нас не было сделки, а во-вторых, уж это моё дело и моя жизнь, даже если бы это было правдой.

— Нет, это уже не твоя жизнь, — запах терпких жасминовых духов заставил Реджину поморщиться, а притворно-ласковый голос — вскочить на ноги и с силой сжать кулаки.

— Габриэль…

— Именно. Сердце твоего сына у меня, глупая.

— Но почему? Зачем оно тебе?

— Оно не для тебя, а для него, — она указала на своего бывшего ученика, который так и не приходил в сознание, – поцелуй твоей истиной любви не сможет спасти его, потому что в нашем мире магия не так сильна, как могла бы быть. И ты отдашь ему сердце сына.

— Нет. Ты не можешь так поступить…

— Ещё как могу. Ты ведь знала, что я люблю его.

— Это неправда, я не знала, я... – голос не повиновался ей, был словно чужим.

— Возможно, это и так, но сейчас уже поздно, — Габриэль наклонилась к почти бездыханному Джону и вырвала его сердце его стук был очень тихим, но оно было таким ясным, как заря поутру.

«Я всегда верила в его доброту…» — мелькнула мысль, но тут же отвлекаясь от своих размышлений, Реджина спросила:

— Зачем ему сердце моего сына, если сердце Джона ещё чище? – она искренне недоумевала.

— Затем, что тогда он сможет быть навеки моим, – вмешался Пэн. — Я превращу его в ребёнка, и он сможет навеки служить мне. Будет моим рабом…

В голосе его звучало такое предвкушение, что Габриэль, не скрывая недоумения, взглянула в тёмную зелень глаз Питера.

— Но я думала, что он будет принадлежать мне, ведь я честно работала на тебя все эти годы.

— Могу обрадовать тебя тем, что это было зря, — с этими словами он вновь исчез, как загадочный рыцарь из сказки. Но Питер Пэн никогда не был рыцарем.

* * *

— Я должна убить того, кого любила больше всего в своей жизни, и все это из-за тебя!

— Я уверена, что есть другой выход, Габи. – в глазах Реджины вспыхнула мольба.

— Не смей называть меня так… и нет другого способа. Хотя, если бы была такая возможность, то я бы с удовольствием проследила за тем, как ты горишь в аду, — она осеклась — похоже, что-то в собственных словах натолкнуло полуангела на мысль:

— Хотя есть способ, если ты действительно хочешь помочь ему…

Словно услышав это, Джон распахнул свои солнечно-карие глаза в которых отражался отнюдь не блеск солнца.

Он встретился со взглядом Реджины, когда уже уверенно встал на ноги.

— Что же ты наделала… — он всё ещё помнил вкус её губ, но цена поцелуя истиной любви ничего не искупает, и Джон прекрасно это знал. – Не нужно лгать себе, ты просто не можешь любить меня.

— Магия никогда не ошибается, Джон.

Он видел, как женщины переглядываются, и на всякий случай предупредил:

— Я всё равно узнаю, что вы задумали.

...И он узнал, но было поздно:

— Ты пошла на сделку с Пэном ради меня?

— Конечно, – ложь легко слетела с губ.

— Но зачем?

— Если это единственный способ доказать тебе свою любовь, то я готова на это — просто позаботься о моём сыне.

— Не смей ничего вытворять, Реджина, я не позволю тебе!

Но было поздно, ведь сила магии опьянила Реджину вновь — благодаря Габриэль: она околдовала его зельем забвения и ложными сладостными воспоминаниями.

— Теперь я действительно верю, что ты любишь его, если согласилась на то, чтобы он тебя не помнил, – произнесла Габриэль.

— Я приму всё, лишь бы он был счастлив.

— Он будет — и твоему сыну он тоже поможет, изгонит из него беса. Главное, не волнуйся, – Габриэль еще что-то говорила, но Реджина уже не слушала. Пэн открыл для неё врата ада, вступая туда вместе с ней.

* * *

Темноволосый усталый мужчина ждал сына на футбольном поле, но тот задерживался уже больше, чем на полчаса. Джон Константин уже не знал, что и подумать, как вдруг его окликнул детский голос.

— Прости, папа, я опоздал?

— Ничего, Генри, но пунктуальность должна быть на первом месте для мужчины, – он подмигнул ему.

— Это всё мама, она сказала, что я должен для начала еще раз отрепетировать этюд для завтрашнего концерта.

— Зачем? – удивился Джон. — Ты и так знаешь все произведения Моцарта едва ли не наизусть.

— Ты же знаешь, что мама хочет, чтобы я стал пианистом…

— Но ведь ты этого не хочешь.

— Пожалуй, но музыка — это тоже не так уж плохо, да и врач сказал, что после травмы футбол мне не светит.

— Генри, но почему мама скрыла это от меня? – удивился Джон.

Тот только пожал плечами.

«Габриэль в своём репертуаре, но мы уже одиннадцать лет вместе, я уверен, что мы выдержим».

— Возможно, твоя мама права, Генри.

Иногда лживые воспоминания — лучший выход, чтобы уберечь своих любимых. Именно так думала Реджина Миллс, покорно входя во врата ада.