Luminosity - Сияние разума (гет)

Суп был вкусным, с пастой тоже все было в порядке, хотя повар, на мой взгляд, слишком увлекся идеей "аль денте". Когда с обедом было покончено (я по большей части правильно оценила свой аппетит), а оставшаяся еда упакована, Эдвард оплатил счет, и мы вышли из ресторана.

— Отличное местечко, — сказала я.

— Рад, что тебе понравилось, — напряженно произнес он (нервничает насчет будущего разговора о причинах, по которым не хочет видеть меня бессмертной?) и разблокировал двери машины. Я села; он подождал, пока в потоке машин появится место, забрался на водительское сиденье и выехал со стоянки.

— Итак, — начала я.

— Хорошо, — вздохнул он, выезжая на шоссе и быстро набирая скорость. — Не думаю, что ты это поймешь.

— А ты все же попробуй, — проворчала я.

— Прежде всего, — сказал он, — можешь рассказать о своих религиозных взглядах?

Это действительно было не совсем понятно.

— Какое это имеет значение?

— Я начал с этого вопроса, потому что без ответа на него мне будет сложно объяснить свою позицию, — ответил он.

— Я не слишком задумываюсь о религии, — сказала я, — Рене примеряет на себя новые церкви как некоторые люди примеряют обувь в магазине. Но у нее никогда не было привычки тащить меня за собой.

— А что ты скажешь насчет существования бессмертной души? — спросил Эдвард, и у меня появилось подозрение, что я представляю, куда ветер дует.

— Эдвард, если ты собираешься сказать мне, что у меня есть душа, поскольку я человек, а у тебя нет, потому что ты вампир, то это возражение просто нелепое. Что, по-твоему, делают души? Как ты считаешь, какую функциональность ты потерял в 1918? Ты можешь ясно мыслить, так что если души и существуют, то они не за это отвечают. Ты можешь принять решение не убивать всех вокруг тебя, даже если они очень вкусные, так что если ты прав, то и моральные установки не зависят от души. У тебя есть воспоминания, так что это не твоя душа хранила их, если ты ее и вправду потерял. Если ты думаешь, что душа делает людей уязвимыми, медлительными, слабыми и смертными, то твоя теологическая картина мира весьма оригинальна. И если ты прав, и души действительно несут в себе все эти качества, то я не уверена, что кому-нибудь могла бы понадобиться такая душа.

— А что насчет жизни после смерти? — прошептал Эдвард.

— Насчет нее? Предположим, что Бог существует, — уступила я ему. — Существует и ему нравится распределять людей после смерти по их поступкам. Но зачем нужна в этом случае душа? Если по какой-то причине она нужна, то почему бы не выдать тебе новую, раз что-то случилось со старой? Мы говорим о Боге. У него не могут закончиться ресурсы для производства новых душ. Он не может забыть о том, кто ты, только потому что к тебе не прикреплена душа. Или ты не об этом? — предположила я. — Возможно ты имел в виду, что вампиры автоматически попадают в ад, если заиграются со спичками — но подумай об этом всерьез. Ты же не держал у головы Карлайла огнемет, требуя обратить тебя, не так ли?

— Нет, — прошептал Эдвард.

— Верно, ты в этот момент практически умирал, и едва ли мог нести ответственность за то, что с тобой происходило. Теперь предположим, что тебе все равно уготован ад за что-то, чего ты не делал. Тогда, если все работает именно так, то я уже наверняка проклята за распавшийся брак родителей или некошерную пищу, которой меня кормили в младенчестве, или что-то типа такого.

— Однако ты-то не умираешь от гриппа. Твой выбор будет сделан сознательно, — мрачно произнес Эдвард.

— Ты прав. Сознательно. Но я думала, что мы говорим о свойстве, присущем всем вампирам, а не только тем, кто был обращен по своей воле, — парировала я. — Верно? Не изворачивайся со своей теорией, пока мы ее обсуждаем, пожалуйста.

— … хорошо.

— Теперь, когда Карлайл обратил... нет, давай не будем использовать тебя в качестве примера. Когда Карлайл обратил Эсме, она только что упала со скалы и умирала. В этот момент душа у нее еще была, правильно?

Эдвард сделал страшное лицо.

— Ладно, ладно, — сказал он. — Не заморачивайся насчет душ.

Я вздохнула.

— Ты на самом деле больше не веришь, что вследствие обращения в вампира некая важная субстанция, которую называют "душа", исчезает, или тебе просто не хочется думать, что Эсме тоже одна из тех, кто потерял эту "душу"?

Он промолчал. Я тяжело вздохнула еще раз и закрыла глаза, чтобы не видеть деревьев на обочинах, бешено проносящихся мимо автомобиля.

* * *

Эдвард высадил меня у дома.

— Хороших выходных, Белла, — сдержанно произнес он.

Я слишком сильно на него надавила. В результате он молчал всю обратную дорогу из Порт-Анжелеса и не заговорил, даже когда я пыталась расспросить его о той недосказанной истории с акулой. Эдвард уехал и даже не сказал, придет ли он снова, чтобы поболтать со мной, и не пытался запланировать следующую встречу. Я метнулась в дом и бросилась вверх по лестнице в свою комнату.

Я попыталась слегка встряхнуться. Спокойно. Я ничего не испортила настолько, чтобы этого нельзя было исправить. Я в принципе не смогу непоправимо испортить отношения с Эдвардом. Самое худшее, что я могла бы сделать — это умереть от старости ему назло.

Из этого не следовало, что я должна злоупотреблять своим положением. (В частности, для меня было бы глупостью умереть, если не обязательно было это делать.) Но означало, что мне незачем грызть себя за поступки, которые я уже не в силах изменить.

Именно пример Эсме стал камнем преткновения, хотя в любом случае и до него ход разговора Эдварду очевидно не нравился. Скорее всего, для него это была больная тема. Я предположила, что если бы я считала душу очень важной, а у меня ее не было, то я, скорее всего, вообще не хотела бы говорить о ней. Он поднял вопрос только потому, что отчасти из-за него ему бы хотелось, чтобы я осталась человеком.

Я задумалась, верят ли другие вампиры в существование души, так же как Эдвард. Я записала, что должна спросить их об этом. Также в блокноте появилась запись о том, что Элис обещала мне "позже" поговорить об ее силе.

Когда я все записала, то почувствовала себя странно… опустошенной. Я с нетерпением ждала отличной, ничем не заполненной субботы, чтобы хорошо поразмыслить. Однако меня поторопили и заставили принять решение, которое я как раз и хотела обдумать: появилась Элис и загнала меня в угол, вынудив согласиться на дружбу с Эдвардом. (И все так запуталось, что сначала я несколько часов с открытым ртом слушала его захватывающие истории, а потом согласилась пойти с ним пообедать в уютном итальянском ресторанчике в Порт-Анжелесе, на его деньги. Неудивительно, что Элис сочла мою уступку удовлетворительной.) Все, что мне оставалось делать — это задавать больше вопросов, а не обрабатывать уже накопленную информацию. И я оставила эти мысли и приступила к своей домашней работе.

Ладно, я не полностью отвлеклась от процесса обдумывания текущего положения. Мне нужен был по меньшей мере час, чтобы поразмыслить о том, как изменились мои чувства к Эдварду.

Но я не очень-то хотела записывать такое в блокнот, пока не разберусь со способностью Элис в ее видениях читать мои записи. Могла ли она прочесть мои заметки, если я буду печатать их, спрятав экран, клавиатуру и руки под одеялом? Правописание при этом пострадает, однако не критично. Ее видения основаны на визуальном восприятии, так что моя идея могла бы сработать — если только она не может выбирать точку обзора в своих видениях, например, поместив ее между моим лицом и монитором компьютера — но это требовало эксперимента. Настоящего эксперимента, в котором я не знаю конечный результат.

Я это записала. (Если Элис это увидела и свободна во второй половине дня, то, возможно, она появится и мы сразу проведем эксперимент.)

Я попыталась проанализировать проблему в своей голове, не используя блокнот. Это было трудно — я продолжала не верить заключениям, которые делала, и мне нужно было отслеживать и заново устанавливать их. Впервые оказавшись в Форксе, я думала, что моя независимость от блокнотов доведена до совершенства, но на самом деле она была не настолько хороша для работы с серьезными проблемами. Без внешней поддержки мой мозг мог решать только небольшие задачи. Однако, если оглянуться назад, мне потребовалось три страницы, чтобы принять решение об отъезде из Форкса. Я нахмурилась. Это и правда проблема.

"Отучить себя от зависимости к блокнотам", записала я в свой список нужных умений. Я зачеркнула мысль о том, нужно ли смотреть на привлекательных людей: уверена, что им на это наплевать. Остаток дня я провела, стараясь воспринимать дождь в позитивном ключе.

"Облака", думала я, "помогут мне с конспирацией, когда я буду вампиром".

* * *

В воскресенье я не встретила ни одного вампира.

Мне было одиноко (Чарли пришлось выйти на работу), так что я позвонила и уговорила Анжелу, Джессику и даже Лорен пойти вместе в кино. В Форксе не было кинотеатров, так что мы все сели в машину матери Джессики и поехали в Порт-Анжелес. В кинотеатре, который мы нашли, показывали "Призрак Оперы", на просмотр которого нас уговорила Джессика.

Лорен жаловалась на наш выбор фильма, говоря, что все мюзиклы "невероятно тупые", однако все же пошла с нами, а не взяла билет на другой фильм. Когда мы вышли, она была очарована Джерардом Батлером, обсуждая с Джессикой основные моменты фильма. Я пренебрежительно сказала ей, что он похож на более взрослую версию Эрика. Это была наглая ложь (они были похожи только цветом волос, и ничем более), однако показавшаяся мне подходящей, чтобы заставить ее подумать об Эрике и не дать повода предположить, что он нравится мне самой. Но по ее виду я не могла сказать, сработало ли это.

Мы пообедали, побродили по городу, посетили несколько магазинов, чтобы полюбоваться на модную одежду и чтобы наша прогулка не была совсем бесцельной. Анжела купила свитер, а Джессика поддалась искушению взять пару сапог на высоких каблуках. Я задумывалась, не взять ли шерстяную красную кофту, но в конце концов отказалась от этой мысли. Лорен перемеряла все, что попалось ей на глаза, но так ничего и не купила.

Исчерпав свои силы к пяти вечера, мы решили вернуться в Форкс, вместо того, чтобы ужинать в Порт-Анжелесе. Дома я пожарила рыбу — благодаря субботней поездке Чарли наш холодильник был забит ею доверху — и испекла пару кексов просто для того, чтобы чем-то заняться. Если бы я была вампиром, мне не нужны были бы кексы, чтобы занять себя. Если бы я была вампиром, то могла бы просто добежать до Порт-Анжелеса, по пути делая разминку и при этом не опасаясь подвернуть ногу, купила бы кофту и прибежала обратно. Будь я вампиром, то могла бы обдумать все, что хотела, в своей голове, где мысли хранились бы надежно с учетом совершенной памяти вампиров, и не пришлось бы использовать блокноты. Будь я вампиром, я могла бы просто стать такой же как Эдвард, и быть вместе с Эдвардом, и не было бы необходимости столько над этим размышлять.

Я нахмурилась, доставая кексы из духовки, и сразу выложила один из них на свою тарелку, чтобы он побыстрее остыл. Желание "не задумываться" было неправильным. Я поймала себя на том, что пытаюсь изменить предыдущую мысль и пробормотала про себя: "Я не хочу думать о том, нужен ли мне Эдвард, и не знаю, почему", — слишком тихо для Чарли и слишком неразборчиво для Элис, которая, возможно, могла читать по губам. Не так хорошо, как работа с блокнотом, но это действие переместило идею из моих смутных воспоминаний о собственных мыслях в более надежную слуховую память.

Я медленно ела свой кексик и думала. Решение насчет Эдварда, похоже, было единственным наиболее значимым решением в моей жизни. Я считала решение переехать из Аризоны, чтобы Рене была счастлива, значительным, однако смена места жительства не шла ни в какое сравнение со сменой своего биологического вида и приобретением спутника на всю жизнь. Мне было семнадцать. Рене постоянно говорила, что она вышла замуж слишком рано, причем ей было двадцать, когда я родилась — почти сразу после свадьбы. (Я чуть не родилась в медовый месяц. Рене приложила все усилия, чтобы заверить меня в том, что она не сожалеет о моем рождении, однако я почему-то удивительно легко пришла к выводу, что будь мои родители умнее, то я могла бы и не появиться на свет.) Она прочно убедила меня, что замужество — это такое дело, о котором зрелые и умные люди думают серьезно, куда не стоит бросаться очертя голову, что-то, о чем мне не стоило думать по крайней мере до тридцати лет.

Эдвард не дарил мне никаких украшений, не говоря уже об обручальном кольце, однако из сказанного Элис, следует, что мое грядущее обращение привяжет меня к нему куда более серьезно, нежели замужество. Опрометчивые действия Рене только дали ей дочь и потребовали провести немного времени с адвокатом по разводам, ну и, возможно, заставили поволноваться — всего-то.

Эдвард уже привязался ко мне, однако у меня еще пока был выбор. Если бы я привязалась сама, а это оказалось бы плохой идеей, я бы никогда не смогла отменить свое решение — этого, по словам Эдварда, не мог сделать ни один вампир, который был в паре.

Я рассмотрела возможность того, что он лгал насчет своих знаний о вампирских парах. (К этому моменту я уже прикончила кекс и тихо бормотала себе под нос в относительной приватности своей комнаты. В качестве дополнительной меры предосторожности я уткнулась лицом в подушку.) Чтобы последовать совету Элис — не лгать мне — в других ситуациях он был готов даже влипнуть в некоторые неприятности. И не похоже, чтобы у него была причина верить, что мне больше понравится перспектива вечной нерушимой связи, чем сильной, волшебным образом возникающей любви. Для вранья у него не было мотива. Тогда, скорее всего, это не ложь.

Я задумалась над тем, какой механизм может отвечать за такую связь вампиров. Эдвард был вполне способен спорить со мной и уехать, когда я сказала нечто для него неприятное. То есть физически он был способен оставить меня. Его эмоции по отношению ко мне не ограничивались только позитивными. Я начала размышлять над его возможными действиями, если бы я сказала ему, что не хочу его больше никогда видеть, и что он должен уйти. Я не хотела проводить такой эксперимент — нужно же знать меру — однако было бы полезно обладать этой информацией. Что произойдет, если вампиры попытаются порвать друг с другом?

Я иду не по тому пути, решила я. Этот эффект, возможно, больше связан с процессом отбора. Эдвард был вампиром уже достаточно долго, и поиски меня заняли у него немало времени. Если бы вампиру во всем мире нужно было бы найти Единственную Родственную Душу из множества людей, тогда вокруг меня крутилось слишком много вампирских пар. Должно было существовать определенное количество возможных партнеров, при встрече с одним из которых происходит привязка, и все остальные перестают рассматриваться.

Я не знаю, встретило ли большинство вампиров своих избранников после обращения, наподобие Элис и Джаспера, или когда один из них был еще человеком, как у Карлайла с Эсме. Если первое, то фактор, который сужал выборку потенциальных кандидатов, вероятно, имел отношение к тому, уместно ли данному человеку стать вампиром или нет. Это подтверждал мой случай — у меня была защита от телепатии (огромное спасибо той случайности, которая подарила мне это качество), а людей с многообещающими талантами в основном и принято было обращать. Если же второе… тогда я могла только представить множество вампиров, которые питались людьми и не тратили время, чтобы представиться им перед трапезой, и которые собирались бродить в одиночестве вечно, однако дело было не в этом.

Если верно было второе, и не в каждом ковене была своя Элис, чтобы проинструктировать людей и гарантировать их обращение в будущем, тогда я могла представить, что множество людей было выбрано для обращения против их воли. Большинство вампиров не задумываются, когда убивают людей направо и налево; вряд ли бы они стали мириться со своенравным поведением человеческого компаньона, когда достаточно одного укуса, чтобы его прекратить.

Но для них трудно остановиться, когда они охотятся. Возможно, обращение вместо убийства — это тоже трудно. Карлайл обратил Эдварда, Эсме, Розали и Эмметта. Но у него редкий, особенный талант — выдерживать зов крови.

И предполагалось, что существует множество других женатых вампиров, а не только Каллены.

Так что наиболее вероятным было, что пары вампиров обычно образуются уже когда оба партнера — вампиры, и у них сразу же возникают одинаковые чувства друг к другу.

Черт побери. У меня нет готовых примеров, за которые можно было бы зацепиться. Если только у Розали и Эмметта — о которых я знала совсем мало — не будет истории, которая больше подойдет к текущей ситуации.

И я снова вернулась к необходимости задавать вопросы вместо обработки уже существующей информации.

* * *

В понедельник за обедом я снова сидела за столом вместе с вампирами. Подходя к столовой, я не была уверена, хотят ли они, чтобы я села с ними, однако мимо проскользнула Элис, прошептав, что я могу присоединиться, так что я набрала себе еды и заняла пустой стул за их столом. Все они взяли по бутылке воды; Джаспер постоянно отпивал из своей — это выглядело как проявление нервозности, в то время как остальные из своих бутылок всего лишь делали по глотку, время от времени.

Когда я села, в разговоре преобладали рассуждения Розали о том, как ее раздражают фотографии в ее нынешних паспорте и водительских правах, и что она планирует пойти учиться в колледж на фотографа, чтобы самой сделать хорошие снимки. (я предположила, что она опустила фразу "в этот раз" только потому, что мы были в комнате, полной людей, и что она полагалась на стереотипы о блондинках, которые не дадут людям запомнить, что люди, даже фотографы, обычно не делают сами себе фото на документы.)

Эмметт ответил ей:

— Роуз, но сейчас твоя очередь идти в медицинский колледж.

— Я уже ходила, — скривилась она. — Почему бы тебе не сходить? Или Элис? Нет никакой причины, по которой это должны делать только мы с Эдвардом. В любом случае, думаю, Карлайл может подождать еще немного.

— Подожди-ка, что? — выразительно спросила я. Розали закатила глаза и отвернулась, похоже, не желая участвовать в разговоре, если к нему присоединяюсь я.

На мой вопрос ответил Эдвард. С тех пор, как я села с ними за стол, я избегала напрямую смотреть на него, так как была не уверена в том, хочет ли он и дальше быть мне "другом". Но когда он заговорил, моя голова повернулась автоматически, и он не выглядел расстроенным, он только хотел удовлетворить мое любопытство:

— Карлайлу нужно обновлять свои знания о медицине, поскольку она постоянно развивается, — начал он. — Время от времени он сам возвращается в медицинский университет, однако, чтобы уменьшить шансы на то, что его узнают, мы с Розали тоже учились: я — дважды, и один раз — она. Окончила с отличием университет в Колумбии, — добавил он, глянув на сестру; я предположила, что, упомянув об ее достижениях, он хотел польстить ей с тем, чтобы она вернулась в обсуждение. Думаю, я явно видела проблеск улыбки на ее лице, прежде чем она снова продолжила смотреть в окно.

— А чтение журналов не помогает? — просто спросила я, задумавшись, однако не став спрашивать вслух, почему Розали не предложила учиться Джасперу.

— Карлайлу нужно производить впечатление, будто он только что закончил университет, — пояснила Элис, — Журналы он тоже читает, однако в них не поясняется, что из материала сейчас преподается студентам.

— Разумно, — признала я. Я подумала предложить себя в качестве следующего кандидата на медицинское обучение, хотя я еще даже не вампир, не говоря уже том, что их семья пока меня не признала полностью, чтобы позволить пойти в медицинское учебное заведение от имени Карлайла. У меня не было жизненной цели стать врачом, однако это было похоже на навык, который мне бы пригодился, если бы у меня была вечность на то, чтобы выучить все, что мне нравится. — А как вы справляетесь, когда приходится работать с кровью? Предполагаю, что при обучении медицине таких ситуаций немало.

— Я задерживал дыхание,— ответил Эдвард, — и не появлялся на таких занятиях, не утолив заранее жажду.

Розали тряхнула волосами, и ничего не сказала; я не была уверена, ответил ли Эдвард и за нее тоже, или же она просто не отнесла вопрос на свой счет.

— Так, — спросила я, когда тема исчерпала себя, — откуда вы взяли свои фамилии?

— Каллен — это фамилия Карлайла в его человеческой жизни, он оставил ее себе, — ответил Эдвард. — Я не всегда носил ее. Сначала я представлялся его шурином, младшим братом его вымышленной покойной жены, и использовал собственную фамилию, "Мэйзен". Когда к нам присоединилась Эсме, какое-то время я представлялся ее братом, используя ее девичью фамилию "Платт". Когда в семью пришла Розали, она предпочла оставить себе старую фамилию, "Хейл"; тогда, чтобы объяснять ситуацию, мы начали использовать уже знакомый тебе шаблон, где Эсме и Карлайл — приемные родители для всех остальных, так что я взял фамилию Каллен. Эмметт сделал то же самое, когда появился, как и Элис, однако Джаспер был похож на Розали цветом волос, так что он взял фамилию Хейл.

— Я думаю, странно было бы, если бы в ваших парочках у всех были бы одинаковые фамилии, — размышляла я, махнув рукой в сторону Элис, Розали, Эмметта и Джаспера. — Даже учитывая, что вас вроде как всех усыновили и удочерили. И все же — почему вы используете настоящие фамилии? Разве это не облегчит работу тому, кто что-то заподозрит? Можно же было взять фальшивые.

— Розали нравится ее фамилия, — ответил Эдвард, — а Карлайл использовал свою на протяжении более трех веков — и никто ничего не заметил. Хотя, возможно, нам уже стоит поменять такой образ действий, потому что из-за появления компьютеров становится легче отследить нужного человека.

Я кивнула.

— А ваши имена — все настоящие?

Четыре кивка и одно "думаю, да" — со стороны Элис.

— Ты этого тоже не помнишь? — спросила я, повернувшись к маленькой вампирше справа от меня.

— Мне кажется, что "Элис" — все-таки мое настоящее имя, — ответила она, — и когда я пришла в себя, оно тоже казалось похожим на мое имя. Но у меня просто нет возможности в этом убедиться. И я даже не представляю, каким было мое второе имя, или фамилия.

— Вероятно, когда-нибудь я смогу запомнить все ваши полные настоящие имена, однако если я попробую сделать это сейчас, то не запомню ничего, — сказала я. — Как вам показалась идея насчет воды?

— Не могу поверить, что мы об этом никогда не думали, — громко хохотнул Эмметт, — помогает выглядеть куда более естественно.

— Ага. Я в первый же день заметила, что никто из вас почему-то ничего не ест.

— Ты необычайно наблюдательна, — заметил Эдвард. На секунду я подумала, что это был комплимент, а потом осознала, что, скорее всего, он просто знает, что замечают другие студенты, а что — нет.

— Ну, я бы не стала слишком об этом задумываться, однако в тот день, когда я села вместе с Элис, это стало выглядеть очень подозрительно, — ответила я, — предполагаю, что обычно вы не садитесь рядом со случайными людьми.

— Да уж конечно, — еле слышно прошипела себе под нос Розали; я едва расслышала ее слова. Эмметт ткнул ее локтем в бок.

Переполненная столовая — не слишком подходящее место, чтобы спрашивать раздраженного вампира, что с ней не так, напомнила я себе, а Элис мягко перевела тему на то, как семью вампиров приняли обычные жители Форкса. Некоторые постарались быть дружелюбными — Эсме приглашали на пикники и все такое прочее — но у них не было близких соседей, сами они подобные мероприятия не устраивали, а Карлайл общался с людьми только по работе — с коллегами и пациентами. Со временем, как это обычно бывает, люди прекратили попытки подружиться с ними.

— Чтоб вы знали, Чарли относится к вам очень хорошо, — заметила я. Это, похоже, стало сюрпризом — даже для Эдварда.

— Ты не замечал? — спросила я его смущенно. — Даже когда ты встретился с ним лицом к лицу у меня дома — он ничего такого не думал? Не похоже на то, что он мог мне соврать насчет вас…

Эдвард моргнул, потом мягко, чтобы не привлечь странным звуком внимания окружающих, стукнул себя ладонью по лбу.

— Ну конечно, — сказал он, — разумеется.

— Что? — озадаченно спросила я.

— Белла, мне стыдно признаться, но я всегда думал о твоем отце, как о человеке, который не особо много думает, — сказал Эдвард. — Я обычно почти не слышал его вербальных мыслей — только изображения и ощущения, и то расплывчато. Я не смог бы сказать, что он думает о нашей семье, даже если бы стоял рядом с ним. Однако учитывая твою нечитаемость — это должно быть просто наследственное, вот и все. Теперь я понимаю, что должно быть он думает столько же, сколько и остальные люди, однако я не могу его четко слышать. Интересно было бы послушать твою маму! Что за сочетание признаков могло создать тебя и твой безмолвный разум!

— Так, — нахмурилась я, — ты считал, что он тупой?

— Нет, — быстро ответил Эдвард, затем поморщился и поправился: — Ну, не совсем так. Я просто не уделял этому внимания, — оправдывался он, пытаясь дать задний ход, — обычно я не пытаюсь направленно читать кого-то и особо ни к кому не прислушиваюсь.

— А когда ты вообще до этого с ним встречался? — спросила я.

— Мы вообще-то ходим за продуктами, — ответила Элис, — чтобы поддерживать легенду. Большую часть продуктов длительного хранения мы потом раздаем на благотворительных мероприятиях в Сиэтле в период праздников. Но было бы странно, если бы мы никогда не появлялись в супермаркетах, кто-нибудь мог бы заметить. И иногда мы появляемся и в других магазинах, покупая лампочки, одежду, запчасти для машин, музыку, и все такое. По крайней мере, один из нас, скорее всего, встречался с каждым жителем города, пусть даже мы с ними крайне редко разговариваем.

— Запчасти? Кто-то из вас механик? — спросила я.

— Это Роуз, — сказал Эмметт, нежно погладив жену по щеке. Она скорее ухмыльнулась, чем улыбнулась, однако приняла во внимание его жест и снова повернулась к столу.

Это, должно быть, смотрелось достаточно нелепо — самодовольная модель с руками по локоть в машинном масле, однако я не стала над ней подшучивать — с одной стороны, я не была уверена, что она меня за это не загрызет, и с другой — это прозвучало бы плохо и глупо.

* * *

Звонок возвестил о конце обеденного перерыва. Эдвард проводил меня на биологию, от его недавнего раздражения после разговора о душах не осталось и следа. Затем он пошел на свое место, а я присоединилась к Анжеле.

На полпути к своему месту я начала жалеть о том, что сменила партнера по лабораторной. Анжела была хорошей, да и как партнер по лабораторным тоже ничего, однако я не могла с ней поболтать в классе — и конечно, если я хотела, чтобы она меня услышала, мне нужно говорить достаточно громко, а при этом меня слышали бы и остальные. И мы все еще проходили анатомию клеток. Если бы у меня был способ обменять собственные митохондрии на шанс никогда больше не слышать о них от учителя биологии, который снова объяснял эту тему, я бы так и сделала.

Насколько хуже было Эдварду? Его образование было в несколько раз лучше, чем у человека, который сейчас рассказывал ему про строение клеток. Он ничего не забыл с тех пор, как в последний раз все это слышал; должна признать, скрепя сердце, что если бы сейчас провели быстрый тест на знание текущей лекции, то седьмую или восьмую часть от нее я бы не смогла вспомнить. И при этом он ходил в школу добровольно. Возможно, на уроках он просто думал о чем-нибудь другом.

Я задумалась, о чем он мог бы размышлять. Об акулах и коралловых рифах? О спряжениях глаголов на португальском?

Обо мне?

Итак, что я вообще собираюсь делать со всей этой фигней про души? Это настоящая проблема — если Эдвард считает, что души важны, а у вампиров их нет. Прежде всего, не думаю, что это полезно для его самооценки. Очевидно, что он любит и уважает Эсме и остальных членов семьи. Но тогда от его убеждений попахивает двуличностью. Как он может заботиться о вампирах и находить людей "скучными", как сказала Элис, и одновременно думать, что смертные обладают некой потрясающей ценностью, которая превосходит все преимущества вампирской жизни и ради которой не жаль даже умереть? Если провести аналогию, то представьте, что я решила считать своей высшей ценностью желтый цвет, а потом бы начала подавать Чарли на завтрак бананы, яйца и тыквы, действуя так, словно Чарли, хотя он не желтый, важнее, чем желтые предметы, которым я перед этим из-за цвета присвоила наивысший приоритет.

Если Эдвард на самом деле верил в свои слова, почему он не уничтожил Эмметта в первый же раз, когда тот кого-то убил, ну или хотя бы не попытался это сделать? Если люди имеют более высокую ценность, чем вампиры, тогда любой вампир, который представляет опасность для человека, не должен существовать в независимости от того, умышленно он хочет повредить человеку или нет. Опасных собак усыпляют, даже если за ними нет никакой вины — просто потому, что они могут нанести вред людям — более ценному виду.

Эдвард мог верить в души, в их важность, в то, что вампиры не имеют душ — но его действия расходились с его убеждениями — исключая тот случай, когда он пытался решить, какой совет дать мне.

Было несколько способов это объяснить.

Первый: Эдвард на самом деле меня не любит и дурачит всю свою семью (включая Элис с ее видениями о нашем счастье), ну или они подыгрывают ему сознательно, и он по каким-то неясным причинам тщательно вводит меня в заблуждение, но при этом вечно так делать не собирается, или не хочет разбираться с последствиями, если после обращения я вдруг не воспылаю к нему страстью. Крайне неправдоподобно — слишком сложно, и нет явных мотивов для таких ухищрений.

Второй: Эдвард не понимает, что он действует вопреки своим словам насчет душ. Это более вероятно — в частности, это объясняет почему ему было неудобно говорить об Эсме как о бездушном создании, поскольку это показало бы несоответствие между его словами и поведением. Также это не противоречит другим объяснениям.

Третий: Эдвард мечется между эгоистичными и бескорыстными мотивами. Он искренне верит, что для Эсме было бы лучше умереть у подножия скалы, но в то же время считает, что для него самого лучше, что она стала бессмертным вампиром, который всегда может быть частью его семьи — раз уж его собственную душу спасти уже не удастся. Размышления о том, как он рад ее спасению, заставляют его думать о себе плохо, и, кроме того, "волшебная вампирская любовь" заставляет его сильнее беспокоиться о моем благе. Эта причина казалась правдоподобной, хотя и была основана на моем предположении о механизме отношений у вампиров, в котором я не была уверена.

Четвертый: Эдвард думает, что после обращения я сорвусь и начну убивать людей, и все эти штуки с душами были мягким путем посоветовать мне остаться человеком, вместо того чтобы сказать "Белла, любимая, я думаю, что ты, скорее всего, станешь убийцей". Но ведь он изо всех сил старается мне не лгать (даже себе в ущерб).

Я прокрутила эти мысли в голове еще раз, выписала кратко несколько слов, чтобы по ним потом припомнить эти мысли ("Ложь, путаница, эгоизм, убийство" — я надеялась, что Элис не сумеет распознать смысл, если даже это увидит). Единственный способ узнать, что на самом деле двигало Эдвардом — это спросить его самого, но я подозревала, что это сочетание второй и третьей причины.

Биология завершилась.

* * *

На физкультуре было полегче, чем на предыдущем уроке (я чуть не рассмеялась, представив, что бы я сказала в декабре, если бы узнала, что буду так думать). Все мои мысли занимал Эдвард, но, по крайней мере, его не было в этом зале.

После того как я вытерпела целый час йоги и вышла из зала, Эдвард возник позади меня — четко по расписанию.

— Привет, Белла, — теплое приветствие.

Он уже совершенно забыл про субботний разговор?

— Привет, Эдвард.

— Ты не хотела бы сегодня опять к нам заглянуть? — пригласил меня он.

— Почему бы и нет, — ответила я. — Если ты уже отошел от того разговора про души и сейчас не прикидываешься.

— Нет нужды говорить об этом, — сказал Эдвард.

— Есть, — возразила я, — потому что я не понимаю причину, по которой ты не хочешь, чтобы я была вампиром. Я должна собрать всю информацию до того, как приму решение — вне зависимости от того, болит при этом голова у Элис или нет — верно же?

— Белла, — с мольбой в голосе произнес он.

— Извини, что привела Эсме как пример. Тебе будет легче, если мы будем говорить о ком-то другом? К примеру, о Розали? — предложила я.

Эдвард нахмурился:

— Я не хочу вести с тобой споры.

— Не обязательно нужно противостоять друг другу, — ответила я. — Но возможно — я же не знаю — кто-нибудь из твоей семьи придерживается таких же взглядов? Я могу обсудить это с кем-то из них.

Эдвард помолчал немного с задумчивым видом.

— Нет, — наконец сказал он, — но Карлайл знаком с моей точкой зрения.

— Он найдет время, чтобы сегодня поговорить на эту тему?

— Скорее всего, — буркнул Эдвард.

— Похоже, что тебе это не нравится. Почему? — спросила я.

— Я надеялся провести этот день с тобой наедине — сказал он, слабо улыбнувшись. — Хотя и сказал про "нас".

— Ты все еще должен мне конец истории про акулу, так что мы с тобой еще поговорим, — напомнила я ему. Мы подошли к пикапу. — Собираешься ехать со мной?

— Ты могла бы пустить меня за руль, — предложил он.

— При твоей любви к скорости ты сломаешь бедную машину даже без аварий. А я люблю свой пикап.

— Я могу ехать помедленнее, для его безопасности, — рассмеялся Эдвард. — Хотя не уверен, что это ему поможет. Не похоже, чтобы эту штуковину выпустили в прошлом году, и, возможно, именно этот день она выбрала для своей смерти.

— Тогда считаю, что мне повезло, — сказала я, обходя машину и усаживаясь на пассажирское сиденье, — я ведь не смогу попасть в неприятности, пока ты рядом.

— Да, это плюс, — признал Эдвард, скользнув на водительское место и протянув руку за ключами. Я уронила их ему на ладонь, и он завел двигатель.

* * *

После истории про акулу, которую досказал мне Эдвард — и еще трех последующих — Карлайл пришел домой. Эсме метнулась к двери, чтобы поприветствовать его. Они выглядели и вели себя как молодожены, а не как давно женатая пара, и с моего ракурса — я сидела за обеденным столом — это смотрелось очень мило.

— Здравствуй, Белла, — сказал Карлайл, когда Эсме ушла вверх по лестнице, возвращаясь к свои делам. — Как жизнь?

— Отлично, спасибо, — бодро ответила я. — Если у вас есть немного времени, я хотела бы спросить у вас кое-что.

— Да? У меня нет никаких неотложных дел, — искренне ответил Карлайл. — Мы можем пройти в мой кабинет, если хочешь.

Я поднялась и проследовала за ним вверх по лестнице. Думаю, что слышала как Эдвард что-то сказал, однако слишком тихо, чтобы я смогла хоть что-то разобрать; и если мне действительно не показалось, то он хотел предупредить Карлайла, который внешне никак не отреагировал на его слова.

Кабинет у него был очень уютным. Как только мы сели, Карлайл спросил:

— Так что ты хотела у меня спросить?

— Эдвард рассказывал про наш с ним субботний разговор о душах? — спросила я.

— Нет, — нахмурил брови Карлайл, — а что случилось?

— По-видимому он считает, что у вампиров нет души, которая имеет очень большое значение, — ответила я, — хотя я не понимаю, как такое возможно. Всё, за что может отвечать душа, могут делать как люди, так и вампиры — вы можете думать, ваша память лучше моей, у вас есть моральные принципы. После того, как я все это выдала, Эдвард постулировал идею загробной жизни. Даже если я соглашусь с существованием загробной жизни, хотя это совсем не пустячное допущение — почему он верит в то, что у вампиров загробная жизнь как-то отличается от человеческой? Неужели существуют призраки вампиров, которые об этом предостерегают, и которых он не упомянул, или что-то типа того?

— И, — продолжила я, зная, что Карлайлу не составит труда запомнить все, что я говорю, — он не хочет больше об этом говорить, даже не желает просто дать ответ на мои вопросы. Я выбила его из колеи, когда в качестве примера привела Эсме. Если для кого-нибудь на самом деле лучше быть человеком и умереть в конце своей жизни, нежели жить потенциальную вечность в качестве вампира, то из этого следует — не подумайте, я с этим не согласна — что было бы лучше, если бы вы дали Эсме умереть, вместо того, чтобы обращать ее. Но не похоже, чтобы он действительно так думал. Он просто не хочет, чтобы я была вампиром. Он сказал, что вы не обращали никого, у кого еще была возможность жить обычной жизнью, по крайней мере, до сих пор. Я не знаю, кто обращал меня в видениях Элис, когда они еще были четкими; возможно это были не вы. Но если я останусь человеком, то в конце концов умру, поскольку это заложено в человеческую природу, смерть абсолютно неизбежна. И раз уж я не собираюсь оставаться человеком, нет очевидных причин ждать, пока я буду от чего-нибудь умирать, чтобы меня обратить. Эдвард в сущности сказал, что он хочет, чтобы я умерла ради спасения моей души, но не объяснил, что в ней такого, из-за чего стоило бы умирать.

Карлайл выслушал меня очень спокойно, хотя я закончила свою речь с большим жаром. Наконец он сказал:

— Могу предположить, что ты не из религиозных людей.

Я пожала плечами.

— Я просто замечаю отсутствие логики там, где ее на самом деле нет. Как в религии, так и во всем остальном. Лютеранец Чарли не ходит в церковь, да и Рене, я думаю, не ждет конца недели, чтобы сходить туда. Не думаю, что я религиозна.

— Ну, есть множество мифов и легенд, которые повествуют о том, что вампиры прокляты взамен на их бессмертие на земле, — сказал Карлайл, — плохая в них логика или нет, но точку зрения Эдварда не назовешь такой уж редкой, если, конечно, предполагать, что вампиры существуют.

— И Эдвард тоже так считает, да?

— На самом деле — нет, — ответил он, — Эдвард не верит, что для нашего вида вообще существует загробная жизнь.

— Но он думает, что она существует у людей. Думает ли он, что всем вокруг управляет божественная сущность?

— Он никогда не высказывал мнения ни в поддержку бога, ни в его опровержение, — сказал Карлайл, — но ты, возможно, заметила, что его религиозные убеждения достаточно расплывчаты.

— С учетом бога все становится еще менее осмысленным. У него нет причин автоматически уничтожать вампиров — тех, кто стал ими не по своей воле, и тех, кто хотел этого, хороших и не очень, живших одно десятилетие и тех, кому уже за тысячу, всех без разбора — вместо предоставления загробной жизни. Ведь не все из вас убивают людей? — спросила я.

— Не все, — согласился Карлайл.

— Так что не может быть бога, безумного настолько, чтобы Эдвард или кто-либо другой могли приписать ему вычеркивание всех вампиров из списка вступающих в загробную жизнь, — сказала я. — Если же божество так делает, то оно может с той же легкостью лишить вас загробной жизни за неправильный цвет носков. Вы не можете принимать решения на основе подобных утверждений, даже если они истинны.

— Для того, кто не считает себя религиозным, ты слишком легко готова признать истинность религиозных постулатов, — заметил Карлайл.

— Я тут недавно узнала, что вампиры существуют на самом деле, — отметила я. — Это заставило меня пересмотреть свои взгляды насчет сверхъестественных явлений, и с тех пор я стараюсь быть поосторожнее с категоричными оценками. В любом случае, силам природы не нужны причины для своих действий, — продолжила я, — так что вполне возможно, что существует какой-то жестокий и бессмысленный закон, который не позволяет вампирам достичь загробной жизни, даже если она существует. Но проблема здесь в том, что такая гипотеза не дает вам возможности выводить что-либо из мотивов закона природы — узнать, как он работает, можно только наблюдая за его работой. Я не думаю, что Элис может видеть, как души отлетают и направляются к своему последнему пристанищу? — предположила я.

— Не может, — подтвердил Карлайл.

— Эдвард не может читать мысли умерших? Джаспер не может узнать настроение трупа? Никто из Вольтури или еще кого-нибудь не имеет эмпирических данных о том, что происходит с людьми или вампирами, когда они умирают?

Карлайл помотал головой. Он был хорошим слушателем — вставлял замечания, когда они были нужны, а остальное время не мешал мне размышлять вслух.

— Видел ли кто-нибудь когда-нибудь, как кто-то утверждал, что способен доказать наличие загробной жизни, и что вампирам она недоступна? — снова осведомилась я. Карлайл снова помотал головой.

— Тогда остается всего несколько вариантов, согласующихся с потерей вампирами загробной жизни, — сказала я. — Божество, которое занимается сортировкой душ и очень не любит вампиров, и в своей антипатии действует столь непостижимо, что нет возможности понять его мышление и увериться, что сумеешь задобрить его своими действиями. Или это закон природы, который запрещает вампирам иметь загробную жизнь, действие которого никто не наблюдал, вследствие чего у нас нет причины верить, что он существует. Я что-либо упустила? — спросила я.

— Нет, насколько я могу судить, — ответил Карлайл.

— И ни один из этих вариантов не является веской причиной, чтобы мне не становиться вампиром, — подытожила я. — В любом случае, у нас просто нет данных. Бог, если таковой существует, либо действует по разумным причинам, которые наш разум может принять, или непостижим настолько, что мы не знаем, как можем ему угодить. Загробная жизнь, управляемая законом природы, если таковой существует, может как признавать, так и не признавать вампиров — как, собственно, и людей — здесь вообще ничего определенного сказать нельзя. Таким образом, нет причин верить, что любого вида загробная жизнь существует, учитывая, что нет наблюдений этого и что вселенная в целом не кажется созданной кем-то безумным. И все это означает, что есть только один критерий, на который я должна опираться в своем решении насчет превращения в вампира — то, как я хочу прожить свою жизнь на Земле с включенными мозгами и незашоренными глазами — человеком или вампиром. И похоже, что я на стороне вампиров, с их бессмертием и сверхспособностями. Есть пара недостатков, но ни один из них не настолько ужасен, чтобы стоило в буквальном смысле умирать, лишь бы избежать его.

Я услышала, как Элис облегченно прокричала из коридора:

— Спасибооо!

Похоже, что мое будущее снова стало стабильным.

— Ты хорошо поразмыслила над этим, — сказал Карлайл.

— По большей части — прямо сейчас, — ответила я. — Очень помогает наличие хорошего слушателя. Обычно я записываю свои мысли, что помогает расставить все по местам, но если я просто перевариваю их в своей голове, они потихоньку изменяются таким образом, что стараются быть приятными в ущерб истинности.

— Рад, что сумел помочь, — эти его слова прозвучали искренне — ему действительно нравилось, что он помог мне, выступив в роли безмолвного слушателя и секретаря для моего мыслительного процесса.

— Да, большое вам спасибо, — живо поблагодарила я. — Теперь я просто должна сообразить, как объяснить это Эдварду, чтобы он не мог уклониться от темы или продолжать жаловаться на то, что я хочу стать вампиром. Хотя, я полагаю, он слышал весь наш разговор, если только не покинул дом и не находился в этот момент за границей действия своих способностей.

Карлайл кивнул.

— Не верится мне, что он уходил, — сказал он.

— Думаю, я пойду к нему. Еще раз спасибо, — сказала я с теплой улыбкой.

И я вышла из кабинета и пошла к лестнице, чтобы выяснить мнение Эдварда по поводу всего этого.

* * *

Я на цыпочках спустилась по трем первым ступенькам, с глупой надеждой подкрасться к Эдварду и застать его врасплох, чтобы увидеть его реакцию до того, как он меня заметит, прежде чем поняла идиотизм затеи — я не могла ходить настолько тихо, чтобы он не смог меня услышать. Так что дальше я пошла нормально, и, когда увидела на первом этаже Эдварда, обнаружила, что в подкрадывании не было смысла. Он не приложил никаких усилий, чтобы скрыть свою реакцию — вся его поза кричала о напряжении. Его руки обхватывали голову, а локти стояли на столе. Я не видела его лицо, но могла предположить, что оно явно выражает недовольство.

— Эдвард? — шепнула я.

— Привет, Белла, — сказал он еле слышно. Я дошла до конца лестницы и стала прямо перед ним. Когда я придвинула себе стул, он прошептал: — Тебя не переубедить, да?

— Если я что-то упускаю или где-то делаю неправильный вывод, скажи мне, — ответила я, — понимаю, в существовании вампира есть недостатки, но… если ты не выкинул какой-то значительный объем данных из того, что рассказывал мне о вампирах… ни один из этих недостатков не выглядит настолько существенным, чтобы умереть только для того, чтобы его избежать. И точно так же дело обстоит с тем, чтобы остаться человеком. Ты это знаешь.

— Ладно, но ведь нет нужды торопиться, — сказал он. Скорее всего, его либо убедил наш разговор с Карлайлом, либо он решил, что я слишком крепка в своих убеждениях, чтобы спорить с ними. — Ты можешь подождать. Закончить школу, поступить в колледж.

— В чем смысл делать это человеком? — спросила я. Я видела недостатки его предложения: если я буду слишком долго ждать обращения, то в конце концов рядом с Эдвардом буду выглядеть женщиной, падкой на молоденьких мальчиков, учитывая, что он был обращен в 17 лет и до сих пор выглядит на этот возраст. Некоторые причины смерти Элис не может заранее предсказать или оградить меня от них — например, маньяк с нестабильной психикой или типа того. Мои воспоминания и опыт, которые я накоплю за то время, пока не стану вампиром, будут постепенно забываться (или даже, учитывая пример амнезии Элис, они могут вообще пропасть). Вольтури могут узнать обо мне и, раздраженные моим статусом осведомленного о вампирах человека, силой обратить меня в неподходящий момент.

Удивительно, но Эдвард не отклонил вопрос и не стал давать туманный ответ.

— Время, — ответил он. — Возможно, тебе удастся вернуться в школу после трех летних месяцев на адаптацию — но может случиться так, что нет. А слово "нет" подразумевает ситуацию, когда мы обнаруживаем, что ты кого-то убила, так что торопиться здесь вряд ли разумно. В частности, тебе придется избегать членов своей семьи. Даже после того, как мы убедимся, что людям безопасно находится рядом с тобой, изменения будут слишком заметны. Ты будешь выглядеть по-другому, двигаться по-другому, не захочешь есть человеческую еду или выходить на солнце — все это люди, которые хорошо тебя знают, подметят с легкостью. Если кто-либо будет чересчур любопытен, достаточно для того, чтобы что-то раскопать, нам придется обратить и его, хочет он того или нет, или же прятать от Вольтури, причем очень хорошо, чтобы они не убили его — непрактично, как ты должна понимать.

— Это все? — спросила я, когда решила, что он закончил.

— Это причины, которые ты можешь счесть вескими, — ответил он.

Я нахмурилась — нехороший знак, если учитывать, какие причины сам Эдвард считал стоящими упоминания или не стоящими его — но не стала дольше на него давить.

— Ладно, — сказала я. — Тогда как тебе такой распорядок по времени? Ты и я объявим всем, что мы встречаемся, — может быть, завтра я расскажу Джессике, а она потом — всей школе. Мы закончим этот год как самая образцовая, тошнотворно-неразлучная парочка во вселенной.

Я закрыла глаза, мысленно рисуя, как должен развиваться сценарий дальше, и продолжила:

— Мы рассказываем, что ваша семья собирается перебраться на лето в Европу, и я еду с вами. Карлайл уже выглядит подозрительно юным для заявляемого им возраста — вряд ли вы планируете оставаться здесь дольше; думаю, что вы собираетесь разделиться, когда закончите школу. Мы могли бы на самом деле поехать в Европу или куда-либо еще, в зависимости от того, насколько любопытным покажется нам Чарли и как вероятно, что нам придется доказывать наши слова — скорее всего, Чарли будет нашей самой большой проблемой, поскольку он интересуется моей жизнью и имеет возможности для выяснения всех обстоятельств. Как только мы прибываем туда, куда собирались, ты обращаешь меня и я начинаю адаптацию — если кто-то спросит меня в эти три дня, то я "заболела".

— Я могу поддерживать контакты со своей семьей по электронной почте и телефону. Возможно, получится найти вебкамеру с плохим качеством изображения и использовать ее в комнате с плохим освещением, чтобы родные не заметили, что я внезапно изменила цвет кожи и глаз. Тогда я сообщу им, что мы убежали, чтобы тайно пожениться и теперь собираемся на целый год отправиться в супер-долгое свадебное путешествие. Этого должно хватить, поскольку Элис видела меня с глазами новорожденного вампира рядом с людьми, и при этом я не пила их кровь. Потом я поступлю в колледж в таком месте, куда моим родителям будет трудно добраться, возможно в Австралии (если нужно, подделаем документы об окончании старшей школы), и продолжу общение с родителями через электронные средства связи. Мы будем посылать фотографии, где нас будет трудно разглядеть и/или где мы подредактируем изображения так, чтобы я выглядела нормально, и мы оба выглядели бы на свой возраст.

Я открыла глаза. На лице Эдварда была смесь из удивления, надежды и отчаяния.

— Ну? — сказала я.

— Ты собираешься рассказать всей школе, что мы пара? — спросил он.

— Если я собираюсь пройти обращение, это все равно в конце концов произойдет, — ответила я. — И это придаст правдоподобности всей истории. Не могу же я рассказать Джессике все подробности, если хочу, чтобы она осталась жива.

— Интересно, что ты так заинтересована стать вампиром сама, но не хочешь изменить всех известных тебе людей, — с хитрецой сказал Эдвард.

— Это не так, — ответила я. — Было бы замечательно, если бы Джессика, Анжела, Чарли, Рене и все прочие могли бы жить вечно. Но мне нужно предупредить их заранее, с чем это все связано, чтобы быть последовательной. Я не могу заранее быть уверенной, что они согласятся со мной. А если я им расскажу, и они не захотят стать вампирами, то их придется прятать от Вольтури вечно, или же и меня и их убьют за разглашение тайны. Я бы тогда рисковала своей жизнью, чтобы заставить кого-то выбирать между преждевременной смертью или потенциально нежелательной жизнью вампира. Есть ли у меня на это право?

Эдвард кивнул, разочарованный, что найденная им трещина в моей логике оказалась мнимой.

— Скорее всего, Элис видела, что сама идея стать вампиром мне понравится, и поэтому все мне рассказала, — сказала я, оправдываясь. — И думаю, что было бы хорошо потратить время на рассмотрение того, сможет ли она проверить возможные реакции нескольких любимых людей, хотя я уже могу предположить, что мои родители откажутся. Однако я также подозреваю, что если бы ваш ковен внезапно утроился в размерах, Вольтури бы расценили это как своего рода попытку захвата власти. Я определенно не хочу, чтобы они считали нас своими соперниками или типа того. Так что это в любом случае было бы небезопасно делать.

(Я не хотела, чтобы Вольтури думали, что я пытаюсь захватить власть. Возможно, у меня и будут такие планы — но, похоже, они в качестве наказания обычно уничтожали виновного и крайне тщательно следили за секретностью. И Эдвард не был защищен от способностей Аро, их телепата — а я могла иметь такую защиту. Любые подобные планы, которые я могу разработать, должны оставаться в безопасности в моей голове, начальные шаги прятаться под другими явными причинами, пока они не будут готовы претвориться в жизнь.)

— Осталась только одна причина, которой я не знаю, — сказала я, — и которая может иметь прямое отношение к делу — это проблема Розали, о которой ты упоминал. Как думаешь, поделится ли она со мной или позволит тебе рассказать?

— Возможно, — сказал Эдвард с надеждой. — Я пойду поговорю с ней.

Он вскочил с места и исчез, взбежав вверх по ступенькам.