Темный менестрель (джен)

— Ты прочитал книгу, которую я дал тебе в прошлый раз? — спросил профессор Баум у Гарри на втором занятии.

— Сказку про Крысолова? Прочитал. А зачем вы задали мне это?

Вместо ответа Франс достал флейту.

— Послушай.

Стоило ему заиграть, как Гарри понял, при чем здесь была сказка о Крысолове. Затейливая мелодия лилась из флейты как кружево, притягивала, завораживала... Когда в ритмическом рисунке стали появляться синкопы, Гарри с удивлением заметил, что кружится вокруг себя по классу и пытается танцевать. Потом музыка стала спокойной и нежной, как колыбельная; Гарри вдруг захотелось лечь и уснуть прямо на полу. Он только с трудом доковылял до стула и собирался уже закрыть глаза, как почувствовал, что чары спали. Профессор Баум продолжал играть. Вокруг него, выделывая фигуры высшего пилотажа, кружилась стайка мух. Гарри понял, что сказка ожила. Он видел перед собой настоящего Крысолова. Мухи, крысы, люди — для дьявольского музыканта нет разницы.

— Как мы сейчас выяснили, ты совершенно не умеешь сопротивляться силе музыки, — сказал Баум, закончив играть. — Впрочем, это неудивительно. Все исполнители тоньше чувствуют музыку, поэтому сильнее подвергаются ее влиянию. Путем долгих тренировок это можно перебороть — иначе же есть опасность заворожить самого себя. Поэтому пока — никакой практики. Будешь заниматься теорией с фрау Баум и посещать занятия и концерты моих студентов.

Гарри все еще был под впечатлением от демонстрации способностей его учителя, поэтому расстроился запрету практиковаться не так сильно.

— Я тоже так смогу? — робко спросил он.

— Смею тебя заверить, ты сможешь гораздо больше при должном старании. Темный менестрель может повелевать мыслями, чувствами, стремлениями, менять убеждения на противоположные, может заставить любить и ненавидеть.

— Но почему вы решили, что я смогу больше вас?

— Музыкальные способности и магический дар — вот что нужно, чтобы стать темным бардом или менестрелем. Некоторые считают, что необходимы еще зеленые глаза необычного оттенка, но это недоказанный факт. Так вот, магический дар у тебя очень силен. Не удивлюсь, если после десятилетия тебе придет письмо из волшебной школы. Ты родился в Англии, поэтому скорее всего это будет Хогвартс.

— Волшебная школа? Хогвартс? — Гарри чувствовал, что голова у него идет кругом.

— Специальная школа для детей с сильными магическими способностями. Волшебники держат в секрете свое существование, поэтому обычные люди про эти школы не знают. К сожалению, не могу рассказать тебе поподробнее: я почти не связан с магическим миром. Брат моего деда учился в Дурмстранге, он был последним волшебником в нашей семье.

— А может, я все-таки не волшебник? Я не очень хочу учиться в волшебной школе, — промямлил Гарри, разглядывая ботинки. Он надеялся до конца жизни заниматься только музыкой.

— Может, и не волшебник, — задумчиво произнес Франс, — но до десяти лет точно ничего не ясно.

Они старались больше не поднимать эту тему. Гарри Поттер вовсю начал заниматься музыкой. Не сказать чтобы Баум уделял мальчику много внимания. Гарри просто днями напролет торчал в консерватории: слушал, наблюдал, учился.

Больше всего Гарри нравились занятия фрау Баум, полноватой старой женщины в белом свалявшемся парике, с крупными черными глазами и огромным носом. Она вела сольфеджио и музыкальную литературу. Гарри любил занятия у младших курсов, где проходили Баха, Генделя и венских классиков. Занятия велись на немецком языке, поэтому Гарри почти ничего не понимал, но музыка, которую преподаватель играла на фортепьяно или ставила на магнитофоне, была понятна ему и без перевода. На уроках сольфеджио мальчик рисовал в прописях ноты, паузы и ключи, а Берта Баум в это время занималась со студентами. Те быстро привыкли к присутствию Гарри и не обращали внимания на тихого маленького мальчика в толстых круглых очках.

Гарри потихоньку делал успехи: выучил нотную грамоту, мог читать с листа простые мелодии и научился немного противостоять музыкальным чарам профессора Баума. Дела у семьи Цимбалов в целом шли не так хорошо. Гита оббивала пороги, пытаясь получить разрешение на работу, Роман играл в подземном переходе. Денег катастрофически не хватало. А ведь осенью детей нужно было отправлять в школу. Майкл и Алекс, впрочем, легко переносили трудности и с подачи Гарри с жаром принялись изучать язык. Довольно скоро они могли свободно изъясняться с детьми во дворе и с продавцами в магазине. Ягори тоже быстро выучила язык, но гораздо реже братьев играла с ребятами во дворе. Всех тревожило, что девочка стала иногда куда-то пропадать. Возвращалась она обычно с чьим-нибудь кошельком или часами. Гита была в ужасе, когда узнала, чем занимается ее внучка.

— Ты знаешь, что это называется воровством? — осторожно спросила она у девочки.

— И что с того? Я не делаю ничего плохого, — Ягори была сама беззаботность. — Люди все равно потратили бы эти деньги на выпивку, а время можно спросить у прохожих, необязательно для этого носить часы. А мы наконец купим себе мяса, и вам не нужно будет так много работать.

— Скажи мне, тебя когда-нибудь ловили?

— Нет, — задумалась Ягори, — один раз мужчина заметил, что я роюсь в его сумке, но мне удалось убежать.

— А ты знаешь, что будет, если тебя поймают? — вкрадчиво спросила Гита.

— Меня никогда не догонят! Я ловкая и очень быстро бегаю.

— Твой отец тоже был ловким и опытным вором. Но всех когда-нибудь ловят. Он сидит в тюрьме, вместо того чтобы воспитывать тебя. Я не хочу, чтобы и с тобой что-нибудь случилось. Если хочешь быть полезной, я лучше буду брать тебя гадать прохожим на улицах.

— Только если мы возьмем еще и Гарри, — шутливо улыбнулась Ягори.

Гарри был для девочки непререкаемым авторитетом. Она всюду таскалась за ним хвостом, слушала, как он занимается, играла в одной команде с ним в многочисленные подвижные игры. Гарри тоже полюбил веселую и подвижную девочку, которая к тому же умела замечательно петь и танцевать.

Каждую субботу Гарри отправлялся с Гитой и Ягори «на промысел». В людном месте, прячась от полицейских, Гита по лишь ей понятному выбору хватала за руку прохожих и предлагала погадать. Большинство отказывалось с брезгливым выражением на лице и ускоряло шаг. Гораздо меньше людей могли противиться большим выразительным глазам Ягори. Она обычно предсказывала счастье, удачу и финансовый успех, поэтому редко оставалась без награды за старания.

Учить Гарри своему ремеслу Гита отказалась наотрез.

— Это женское дело, — сказала она. — Лучше сыграй что-нибудь, чтоб нам лучше работалось.

На самом деле гадалка боялась, что у мальчика могут проснуться сильные природные способности. А провидцы часто не умеют контролировать свой дар, особенно в столь юном возрасте. Нехорошо будет, если он предскажет кому-нибудь несчастье, разорение и болезненную смерть в расцвете лет. Поэтому Гарри вновь работал уличным музыкантом. Профессор Баум запретил ему играть на скрипке, поэтому он самозабвенно стучал по импровизированной ударной установке, сделанной из коробок. Гита отмечала, что под его ритмы существенно возросла денежная прибыль и сговорчивость клиентов.

Через полгода удалось наконец получить разрешение на работу. Гита решила продолжить дело, начатое в Лондоне, и открыла салон предсказаний. Салон представлял собой маленькую комнатку в подвальном помещении, перегороженную ширмами и занавесками из бус. Гите теперь помогала Ягори. Гарри попросили записать несколько ритмов для умягчения клиентов, Майкла и Алекса привлекли к рекламе и раскрутке.

Дела семьи Цимбалов медленно, но верно пошли в гору. К Пасхе они переехали из крохотной квартирки в уютный коттедж за городом. Роман по протекции Франса Баума устроился работать в оперный симфонический оркестр и часто приглашал Гарри на спектакли и репетиции. Больше всего мальчику нравились оперы Вагнера: «Тангейзер», «Лоэнгрин» и цикл «Кольцо Нибелунгов». Гарри всегда привлекала рыцарская тема, поэтому сюжеты на основе средневековых и скандинавских мифов очень нравились ему. Этому способствовали роскошные костюмы певцов и великолепная постановка. Оркестр во всех операх Вагнера звучал по-настоящему мощно и красочно, заставляя Гарри раз за разом восхищаться гением композитора. Во время своего пребывания в Германии Гарри посетил множество концертов и спектаклей. Его часто приглашали с собой Франс и Берта Баум, поэтому, за относительно короткое время юный музыкант познакомился с лучшими произведениями классических и современных авторов.

Гарри и сам не заметил, как выучил немецкий язык. Спустя год пребывания в стране он понимал почти все и говорил не хуже, чем на родном английском. Почти все время Гарри проводил в Лейпцигской консерватории. Он привык к шумной, крикливой толпе студентов; к скрипачам, разыгрывающимся в коридоре, к духовикам, занимающимся на лестнице и в подвале. Привык видеть дирижеров, сосредоточенно машущих руками, уткнувшись в клавир, теоретиков и музыковедов с тоннами книг из библиотеки, громогласных вокалистов, вечно толкущихся у кафетерия. Гарри полюбил консерваторию: ее просторные коридоры и лестницы, большие окна и широкие подоконники, статуи и картины на стенах. Он полюбил веселый и творческий дух, витающий в этих стенах.

Однако Гарри хорошо запомнил первое знакомство с этим учебным заведением. Берта Баум ненадолго оставила его одного у запертого кабинета, чтобы спуститься за ключом. Мальчик любопытно оглядывался по сторонам. Чей-то голос, раздавшийся над ухом, заставил его вздрогнуть.

— Быть или не быть? Вот в чем вопрос, — с мрачной серьезностью продекламировал бледный черноволосый юноша в черном плаще и с бутафорским черепом в руках. Через мгновение его серьезность внезапно слетела, и он засмеялся слишком громким, немного истеричным смехом. Наверное, он был рад, что так здорово напугал малыша. Но Гарри почему-то не было смешно, ему было страшно, и отчего-то разболелась голова. Впоследствии он познакомился поближе с ребятами актерского факультета и узнал, что они, в принципе, неплохие люди, но перебороть первое впечатление не мог. В этом царстве музыки актеры, с их вечно фальшивыми лицами, эмоциями, душами, казались Гарри лишним, чуждым элементом. Гарри Поттер так и не смог полюбить драматический театр и ходил на постановки с большой неохотой.

Когда пришла пора идти в школу, Гарри с сожалением понял, что теперь будет проводить в консерватории гораздо меньше времени. Учился в школе он неплохо, но с явной неохотой, делая только то, что ему интересно. Книги без картинок и без нот вызывали у него скуку. Близких друзей он не завел, только многочисленных приятелей и знакомых. Теплые дружеские отношения он поддерживал только с Алексом и Ягори. В школе Гарри скучал, в то время как профессор Баум наконец начал учить его по-настоящему интересным вещам. Гарри выучился играть на флейте (пикколо и обычной), кларнете, гитаре и немного на арфе и фортепьяно; начал заниматься вокалом. По вечерам в своей квартире Франс Баум посвящал Гарри в тайны темных менестрелей. Какие-то вещи Баум узнал от своего учителя, что-то открыл самостоятельно. Гарри впитывал знания как губка.

— Какой инструмент лучше всего подходит темному барду? — спрашивал Баум на одном из занятий. — Думаешь, это флейта? Нет, ты ошибаешься. Для всех музыкантов лучшим инструментом является фортепиано. С помощью множества черно-белых клавиш можно передать огромное количество чувств и их оттенков. Это очень тонкое волшебство. Чтобы овладеть в достаточной мере этим инструментом, требуются долгие каждодневные занятия, но результат стоит того. Кстати, в следующую субботу тебе выпадет шанс послушать настоящего дьявольского пианиста.

Заинтригованный Гарри с нетерпением ждал субботы. В четверг в холле консерватории повесили афиши и программу концерта. С афиш смотрела молодая сероглазая женщина с мягкой усталой улыбкой. Снизу было подписано: «Анна Кайнер. Выдающаяся пианистка, победитель международных конкурсов и фестивалей. Является не только выпускницей нашей консерватории, но и дочерью уважаемого флейтиста, профессора Ф. Баума». Впервые увидев Анну за роялем, Гарри понял, что влюбился. С простой строгой прической, неброским нарядом и одухотворенным лицом девушка была как-то по-особенному красива. Ее длинные тонкие пальцы легко порхали по клавишам. Она играла Шопена. Долго, почти час и без перерыва. Сначала мазурки, потом ноктюрны и полонезы. На этот час Гарри полностью выпал из реальности. Гарри понимал, что его чувства вызваны музыкой, что Анна Кайнер замужем и старше его почти на тридцать лет, но ничего не мог с собой поделать. Анна дала только один концерт и уехала сразу после выступления, но Гарри потом часто вспоминал о ней с щемящим чувством в груди.

Находясь еще под впечатлением от концерта, Гарри с остервенением принялся играть гаммы и арпеджио, этюды и сонаты. Иногда он даже прогуливал школу, чтобы посвятить весь день игре на фортепьяно. Конечно, он не забывал и остальные инструменты, так как фортепьяно тоже имело ограниченные возможности. Гарри постоянно экспериментировал со звуком и способами его извлечения и небезуспешно пытался сочинять музыку.

Шесть долгих и насыщенных лет прожил Гарри в Лейпциге. Но после десятого дня рожденья его вдруг потянуло на родину, в Англию. Гита была согласна с воспитанником и говорила, что «внутреннее око» советует ей возвращаться в Лондон. Гарри никак не мог собраться с мыслями, чтобы сказать учителю о своем решении. Будто прочитав его мысли, Франс Баум однажды заговорил сам.

— Я научил тебя всему, что знал сам. Думаю, в наших занятиях больше нет смысла. Нельзя останавливаться на достигнутом, помни: у совершенства нет пределов.

Баум налил себе воды из стеклянного графина и выпил залпом; видно было, что он очень волнуется.

— Тебе нужно творчески расти и развиваться, — сказал он, глядя на ученика, — но ты всегда можешь обратиться ко мне за советом или помощью. Кстати, для долгих перелетов лучше бери сокола.

— Сокола? Что вы хотели сказать последней фразой? — удивился Гарри.

— Думаю, ты скоро поймешь, — сказал Баум. — Теперь можно почти стопроцентно сказать, что ты колдун и тебя ждет письмо из Хогвартса. Надеюсь, ты не увлечешься слишком сильно «настоящим волшебством» и не забросишь занятий музыкой.

Гарри улыбнулся.

— Бросить музыку? Ни за что на свете!

Закончив четвертый класс, Гарри не стал поступать в среднюю школу. Вместе с Гитой и Ягори он уехал обратно в Британию. У девочки как раз скоро выходил из тюрьмы отец. Роман с сыновьями Майклом и Алексом остался в Лейпциге, пообещав писать письма каждую неделю. В начале июня девяносто первого года Гарри Поттер вновь поселился в доме Джордана на Олд-стрит — первом месте, которое он назвал своим домом.

* * *

Вечером тридцатого июля, в канун дня рожденья Гарри Поттера, в кабинете Минервы МакГонагалл собрались все деканы и директор. Все они неотрывно смотрели в Книгу Учеников Хогвартса, где с минуты на минуту должен был появиться адрес Мальчика-Который-Выжил. Большие часы с маятником пробили полночь. В книге медленно, будто кто-то писал их от руки, стали появляться слова: «Лондон, Олд-стрит 16, комната на втором этаже, мистер Гарри Поттер-Цимбал».

— Он в Лондоне, — выдохнула МакГонагалл.

— Да... — протянула Спраут, — почти у нас под носом.

— Радуйтесь, что ваш Поттер все-таки нашелся, — недовольно скривился Снейп. Остальные посмотрели на него с осуждением.

Дамблдор продолжал внимательно изучать адрес.

— Этот дом скорее всего принадлежит магглам. Не знаю ни одного волшебника с Олд-стрит. Да и двойная фамилия...

— Да, кстати, почему у него такая фамилия? — нетерпеливо перебила МакГонагалл.

— В Книге Хогвартса появляется не только имя, данное при рождении, но и то имя, каким ребенок привык называть себя. Я думаю, некто по фамилии Цимбал усыновил мальчика, — объяснил Дамблдор.

— Цимбал, Цимбал... чудное какое прозвище, — пробормотал Флитвик.

— В списке чистокровных фамилий Британии их точно нет, — сказал Снейп.

— Скорее всего это магглы, — резюмировал Дамблдор.

— Следует ли нам относиться к нему, как к обычному магглорожденному студенту? — спросил Флитвик.

— Конечно, Гарри не обычный студент. Ему нужен сопровождающий не только для того, чтобы сделать покупки на Косой аллее. Гарри нужно рассказать о родителях и о его собственной роли в магическом мире, — начал Дамблдор.

МакГонагалл, Флитвик и Спраут переглянулись. Каждый из них с удовольствием бы стал сопровождающим главного героя всей магической Британии. Снейп хранил непроницаемое выражение на лице.

— Сначала я думал послать за Гарри Хагрида, — директор улыбнулся, посмотрев на вытянувшиеся лица деканов, — он умеет располагать к себе людей. Но, боюсь, обычных магглов его рост и внешний вид может испугать. Если эти люди дороги Гарри, первое впечатление будет безнадежно испорчено. Поэтому я остановился на другой кандидатуре. Думаю, ты справишься, Минерва.

Декан Гриффиндора невольно подтянулась, пытаясь скрыть широкую, по-кошачьи довольную улыбку. Флитвик и Спраут выглядели немножко расстроенными.

— Я справлюсь, господин директор. Это большая честь для меня, — сказала Минерва МакГонагалл.

— Утром зайдешь ко мне за дополнительными инструкциями, — сказал Дамблдор. — А сейчас пора расходиться по своим покоям. Нам всем необходимо хорошо сегодня выспаться.

Глядя, как директор и деканы по очереди исчезают в камине, Минерва поняла, что вряд ли сможет уснуть в эту ночь. Что ж, бутылка шотландского виски, заготовленная на особый случай, и новая книга по высшей трансфигурации помогут ей скоротать время до знакомства с Мальчиком-Который-Выжил. Переодевшись в любимый халат в шотландскую клетку, она откупорила бутылку. В дверь осторожно постучали.

— Альбус? — удивилась МакГонагалл, приоткрыв дверь, — что ты здесь делаешь?

— Я никак не могу уснуть, и ты, похоже, тоже, — сказал директор, проходя в комнату, — думаю, утренние инструкции можно обсудить и сейчас. И налей мне, пожалуйста, тоже чего-нибудь.

Минерва вздохнула, призывая еще один стакан и бутылку любимой директором мятной настойки. У них еще впереди долгая ночь, и далеко не все время будет посвящено разговорам о Гарри Поттере.