Темный менестрель (джен)

По воскресеньям в центральном универмаге как всегда было полно людей. Но никто из них не замечал маленького испуганного мальчика на скамейке у антикварного салона. Мальчик болтал ногами и еле слышно напевал какую-то мелодию. К себе он прижимал большой пакет, а в ярких зеленых глазах за толстыми очками стояли слезы. Он боялся этого места и незнакомых людей вокруг. Дядя оставил его здесь и строго приказал сидеть смирно. Но дядя Вернон никак не возвращался, хотя короткая стрелка у старинных часов из антикварной лавки уже три раза обошла полный круг. В глубине души мальчик даже надеялся на то, что дядя и тетя вообще не придут: Дурсли постоянно ругались и были им недовольны, часто запирали в темном чулане и лишали ужина. И уж точно они не любили племянника, в отличие от родного сына Дадли. Но мальчик боялся, что другие люди будут обращаться с ним еще хуже, поэтому старался сидеть тихо и ждать. Сотни людей проходили мимо, не замечая малыша. А он устал и очень хотел есть. Только незатейливая мелодия, напеваемая им вполголоса, помогала немного успокоиться. Но время шло, а дядя всё не приходил. Когда мальчик закрыл глаза и собрался уже разрыдаться, кто-то осторожно тронул его за плечо.

— Малыш, где твои родители?

Гарри вздрогнул. Рядом сидела немолодая женщина в длинной бархатной юбке и пристально смотрела ему в глаза. На ее плечи была накинута яркая шаль, на руках красовались несколько больших перстней, а из-под красного платка на голове виднелись густые черные волосы с редкими седыми прядями. Гарри с любопытством уставился на незнакомку. Она не казалась злой или опасной, и весь испуг куда-то исчез.

— С кем ты пришел сюда? — спросила она снова, не получив ответа на предыдущий вопрос.

— С дядей В... Верноном.

— И где твой дядя?

— Я не знаю, — ответил мальчик и ощутил сильное желание разрыдаться.

— Ну же, не плачь. Лучше скажи, как тебя зовут?

— Га-арри, — ответил тот, глотая слезы, — Гарри Поттер.

— А меня зовут Гита. Я могу посидеть с тобой, пока твой дядя не вернется.

Мальчик радостно кивнул. Ждать в одиночестве больше не было сил.

— Дай мне ручку, я тебе погадаю, — ласково попросила Гита, заглядывая ему в лицо.

— Как это? — спросил Гарри, протягивая ей руку скорее из чистого любопытства.

— О, по руке очень многое можно сказать о человеке. О его судьбе, о прошлом, о будущем... — начала она, вглядываясь в ладонь мальчика. — Что это такое? — воскликнула она почти в испуге. — Никогда не видела подобного. Ты отмечен смертью. Линия жизни прерывается, а потом продолжает идти дальше. Странно... Я вижу у тебя большое предназначение, миссию, которую обязательно нужно выполнить. У тебя есть сила и огромный талант. Я не вижу на твоей руке родственников или друзей, но, возможно, они появятся со временем.

Гарри слушал, затаив дыхание. Он мало что понял из речи гадалки, но все равно был впечатлен и озадачен. Пакет, который он до этого старательно прижимал к себе, упал на пол. Гита ловким движением подняла пакет и бумажку, выпавшую оттуда. Прочитав ее, женщина помрачнела.

— Тебе нравится жить у дяди с тетей?

— Не очень. Они громко кричат и часто запирают меня в темном чулане с пауками.

— Если хочешь, ты можешь пойти жить со мной.

Гарри удивился. Женщина, с которой он знаком от силы полчаса, предлагает жить с ней. Хотя она точно лучше, чем Дурсли.

— Но дядя Вернон будет сердиться, — промямлил Гарри.

— Дядя не придет за тобой. Я прочитала это в письме, которое выпало из твоего пакета. Похоже, родственники решили от тебя избавиться.

Гарри почувствовал себя брошенным. Он никому не нужен. Его судьба волнует, пожалуй, только Гиту, эту странную женщину, от которой пахло чем-то горьким и сладким одновременно. Гита была необычной, ненормальной... такой же, как он.

— Я хочу жить у тебя, — сказал мальчик, — если ты не пошутила.

— Нет, я не шутила. С таким не шутят, — ответила Гита. — Пойдем, Гарри. Я покажу тебе новый дом.

* * *

Когда они добрались до небольшого коричневого дома на Олд-стрит с лавкой старьевщика-антиквара на первом этаже, мальчик уже спал. Гите пришлось нести его на руках, благо мальчик был очень легкий. В спящем состоянии он выглядел совсем беззащитным и милым. Его хотелось оберегать и защищать. «И как только Дурсли могли отказаться от такого ангела?» — думала Гита, с любовью рассматривая малыша.

Джордан Цимбал, владелец антикварной лавки и старший брат Гиты, совсем не обрадовался прибавлению в семействе.

— Ты с ума сошла? Тебя же посадят за похищение ребенка, — накинулся он на сестру.

— Никто не заявит о его пропаже в полицию. У ребенка нет в этом мире никого, кроме меня.

— А содержать его на что? У нас и своих одевать не во что, а еще и чужого нужно будет содержать.

— Одним больше, одним меньше... Я справлюсь. Пойми, это очень необычный ребенок. Я чувствую, что обязана воспитать его.

Джордан понимал, что против предчувствия Гита как гадалка не пойдет никогда. Поэтому, ворча и тихо поругиваясь, он пошел наверх — готовить постель для нового члена семьи.

Так Гарри Поттер поселился на Олд-стрит в большой и дружной семье Цимбал. У Гиты была внучка Ягори, на год младше Гарри. Крошечный рост, пышные черные волосы и большие глаза делали ее похожей на куклу, но очень живой характер и темперамент девочки быстро рушили первоначальное впечатление. Еще были два племянника, Майкл и Алекс, четырех и восьми лет. Майкл был тихим, серьезным ребенком, он вечно казался насупленным из-за пухлых щек и нависающих бровей. Алекс же был худым, смуглым и очень подвижным. Эти активные и дружелюбные дети быстро взяли новичка в оборот. Поначалу Поттер, вспоминая Дадли, дичился других ребят, но скоро привык к их шумной шкодливой компании и стал принимать в играх самое деятельное участие.

Дурсли были гораздо богаче Цимбалов, но жилось Гарри у последних лучше. Они ели простую, но вкусную пищу, и никто не смотрел с осуждением, когда мальчик подкладывал себе добавки. Гита вообще не могла нарадоваться на послушного и талантливого мальчика. Гарри был развит не по годам: самостоятельно ел, одевался и даже мыл за всеми посуду.

Дурсли все выходные проводили у телевизора. Цимбалы же никогда не сидели без дела. Джордан и двое его взрослых сыновей занимались антикварной лавкой, они постоянно что-то чинили и реставрировали. Дядя Джордан, как его быстро привык называть Гарри, высокий, немного сутулый, почти полностью седой пожилой мужчина, был старшим в семье. К его мнению всегда прислушивались, у детей он пользовался неоспоримым авторитетом, а в открытую спорить с ним решалась только Гита и только в крайнем случае. Сама Гита гадала за деньги по картам, по руке и с помощью хрустального шара. Также она вела домашнее хозяйство: готовила на всех, стирала, убирала, ходила в магазин, смотрела за детьми. Ребят тоже иногда напрягали простой работой вроде уборки.

По мнению Гарри, самая интересная работа была у Романа, младшего брата Гиты. Он был музыкантом. У него была скрипка в бархатном футляре и немного затертый черный костюм. Роман единственный из всей семьи спал до обеда, а приходил поздно, за полночь, усталым, пахнущим улицей и дождем. Днем он играл на скрипке в переходе метро, а вечером — в небольшом баре на соседней улице. Гарри был потрясен и очарован, когда впервые услышал его игру.

— Как у тебя получается издавать такие звуки? — спросил он у Романа.

— Это все скрипка и мое умение, — улыбнулся тот.

— А я смогу так, если возьму скрипку?

— Чтобы красиво играть, нужно долго заниматься. Просто так ничего не получится. Можешь сам убедиться, — ответил Роман и протянул Гарри скрипку и смычок.

Мальчик положил скрипку на колени и провел смычком по струнам. Раздался резкий неприятный звук. Гарри был немного разочарован: он надеялся, что прекрасная музыка зазвучит сразу, стоить ему взять в руки инструмент.

— Научи меня играть, — попросил мальчик.

— Вот это другое дело, — усмехнулся Роман. — Для начала положи скрипку на плечо и возьми смычок в правую руку...

Для обитателей дома на Олд-стрит настали жуткие времена. Гарри осваивал скрипку. Он мучил несчастный инструмент и уши соседей почти все время, пока Роман был дома, то есть с шести утра до полудня, без перерывов. Но даже Джордан признавал, что мальчик делает поразительные успехи. На Рождество Роман подарил Гарри собственную скрипку и стал брать с собой играть в переходе. При помощи юного музыканта дневная выручка выросла почти в два раза. Ребенку же просто нравилось играть для людей простые пока мелодии, смотреть, как они останавливаются, слушают, улыбаются... Это было дороже денег.

Рождество в семье Цимбалов всегда было любимым праздником. Доставались диковинные странные игрушки и украшения, большая живая елка в гостиной наряжалась настоящими конфетами. Все были заняты веселыми приготовлениями. За неделю до праздника начиналась генеральная уборка: мылись полы, окна, зеркала, перетряхивались ковры, диваны, подушки. Гита готовила праздничные блюда: гуся с яблоками, сладкие пироги и пудинг. В день праздника Цимбалы слушали торжественную мессу в небольшой католической церкви. Свет, пробивавшийся сквозь цветные витражные стекла, завораживал. А мощный звук органа произвел на Гарри поистине неизгладимое впечатление. Было что-то потустороннее, космическое, в звучании органа и церковного хора. Гарри забыл обо всем в тот момент и просто слушал, слушал...

Вернувшись домой из костела, все стали разворачивать подарки. На первое Рождество в новой семье Гарри получил собственную скрипку от Романа и коробку шоколадных конфет, которые тут же были дружно съедены, от Гиты.

После обеда дети пели популярные английские рождественские песни и гимны. Некоторые из них Гарри даже слышал по радио и мог подпевать. А потом дядя Джордан затянул под гитару длинную старинную балладу. Другие дети быстро заскучали и принялись за конфеты, а Гарри слушал, открыв рот. Под слегка хриплый и низкий голос дяди мальчик представлял себе холодную Вифлеемскую ночь, пастухов со стадом, волхвов в странных мантиях и путеводную рождественскую звезду. Когда пение закончилось, Гарри не сразу пришел в себя.

— Научите меня играть на гитаре, — попросил он Джордана.

— Ах ты, постреленок, — усмехнулся тот почти не ворчливо, — сам учись. Ничего в этом сложного нет. Я вот тоже самоучка.

А потом Роман расчехлил свою скрипку, а Гита взяла бубен, и они грянули такую плясовую, что ноги сами просились танцевать. Гита двигала плечами так, что ее ожерелье из золотистых монеток мелко звенело, а на бубне она отстукивала лихой и бодрый ритм. Роман выводил на скрипке какие-то немыслимые вариации, а гитара Джордана ревела мощными аккордами. Дети кружились и скакали. Это было абсолютное счастье и веселье. Тогда Гарри впервые задумался о великой силе музыки, которая заставляет человека позабыть обо всем и отдаться под ее власть.

Впоследствии Гарри часто приставал к Джордану с просьбой спеть что-нибудь еще. Тот все время отнекивался и, в конце концов, вручил ему сборник с нотами «Популярные баллады Англии и Шотландии».

— Но ведь я читать не умею. И нот не знаю, — пытался возразить Гарри.

— Вот и научишься. Попроси Алекса тебе буквы показать, он как раз в школе недавно их изучал.

Алекс оказался неплохим учителем. Скоро Гарри запомнил все буквы, а складывать из них слова его научила Гита. Основные принципы нотной записи рассказал Роман, но Гарри их так и не понял полностью, поэтому придумывал к словам собственную мелодию, подходящую по смыслу. Баллады Гарри очень полюбились Гите. Часто она прижимала к глазам платок, когда Гарри пел про храброго старика и вересковый мед. Гарри нравилось радовать добрую женщину, поэтому он продолжал сочинять все новые и новые песни.

В переходе, где мальчик часто играл с Романом, его стали узнавать пассажиры подземки. Один из них как-то подошел и, представившись преподавателем филармонии, посетовал, что мальчик неправильно держит скрипку.

— Ему бы учиться профессионально. Такой талант пропадает, — покачал головой профессор и побрел дальше.

А Роман с тех пор загорелся идеей сделать из Гарри настоящего музыканта.

— Давайте отдадим его в музыкальную школу. Или учителей наймем, — предлагал он брату и сестре.

— Ему пять только исполнится, мал он еще для школы. Вот подрастет немного, тогда можно и учителей брать, — ворчливо отозвался Джордан.

— А я боюсь, ему обычные учителя не подойдут, — вдруг сказала Гита. — Мальчишка ведь настоящий колдун. И дар его к музыке не совсем обычный. Если его неправильно учить, он таких дел сотворить может...

— Колдун? — удивился Роман.

— А ты не замечал, что рядом с ним странное часто происходит? Вещи летают, шторы сами собой загораются. У меня вот чашка любимая упала и разбилась, а Гарри только посмотрел на нее, и она опять целая стала. И в будущее мне рядом с ним проще заглядывать.

— Да, он колдун. Я давно это заметил, — согласился Джордан. — А насчет его таланта... Есть у меня одно предположение.

Он взял с полки толстый старинный том и зачитал оттуда:

— В каждой местности их звали по-разному. В Англии — темными бардами или менестрелями, а после появления христианства — дьявольскими или демоническими. И состояло могущество их из трех частей: глаза цвета зелени или изумруда, голос, слуху приятный, и дар магический. А коли нет хоть одной части силы этой — не бывать барду темному... Речь их потоком медовым льется, а если пение услышать их, в которое барды силу вложат, то молись, коль умеешь, чтобы худого дьявольский менестрель не желал тебе.

Долгое молчание установилось после его слов.

— Да-а, — протянул Роман, — что же теперь делать?

— Встречал я одного такого музыканта. Франс Баум, живет в Германии, — сказал Джордан, — надо ему письмо послать, может, подскажет чего.

Письмо сочинили втроем и отнесли на почту. После этого вздохнули свободнее и стали жить дальше, делая вид, что этого разговора не было. А через два месяца пришел ответ. Франс Баум проявил интерес к юному таланту и настоятельно советовал приехать в Германию.

— Нужно ехать. Я чувствую, — убежденно сказала Гита.

— Всё-то ты чувствуешь! — взорвался Джордан. — А у меня здесь бизнес, лавка, дом, хозяйство!

— Ты можешь остаться, если хочешь. Я поеду с Гарри одна.

— Не одна. Я тоже собираюсь в Лейпциг, — вступил в разговор Роман, — все равно в Лондоне у меня ничего не складывается. Может, там я добьюсь чего-нибудь.

— Ну и катитесь в вашу Германию, — проворчал Джордан, — только парня сначала спросите, хочет ли он вообще куда-то ехать.

Предложение поехать учиться в Лейпциг у настоящего профессора вызвало у Гарри бурный восторг.

— А вам это будет не трудно? — только спросил он.

Гита ответила, что это ей будет совсем не сложно, но на самом деле это было совсем не так. Нужно было подготовить все необходимые документы, подыскать жилье, работу, школу. Положение ухудшалось тем, что у Гарри не было всех необходимых бумажек. В пакете у мальчика было только свидетельство о рождении, и согласно ему, у Цимбалов не было никаких прав на опеку. Пришлось Джордану поднимать старые связи в среде фальшивомонетчиков и делать приемышу новые документы. Чтобы было меньше вопросов, его решили записать как Гарри Цимбала, сына Гиты. Несмотря на все сложности, документы были собраны, разрешение получено, и семья Цимбал в неполном составе собралась в Лейпциг. Джордан с сыновьями остались в Лондоне, а Роман с Майклом и Алексом, и Гита с Гарри и Ягори переезжали на новое место.

Путешествие в самолете оставило у Гарри неприятное впечатление. Гулко шумели двигатели, закладывало уши, а в маленькие окошки почти ничего нельзя было разглядеть, кроме серых облаков. Дорогу в такси до нового места жительства мальчик не запомнил вообще. Их квартира на окраине города оказалась совсем крохотной и состояла из двух комнат и кухни. Гита велела всем не унывать и обещала, если дела пойдут в гору, переехать в жилье попросторней.

На следующий день Гарри в сопровождении Гиты отправился знакомиться с Франсом Баумом. Тот жил в небольшой квартирке недалеко от консерватории, где преподавал игру на флейте. Франс оказался седым, но бодрым стариком небольшого роста в старом, но добротном костюме. Его морщинистое лицо расплывалось в доброй приветливой улыбке, и только глаза необычного светло-зеленого цвета были наполнены какой-то сырой подчиняющей силой. Все стены его жилища были обклеены афишами, дипломами, фотографиями, всё свободное место занимали книги, клавиры, толстые папки с нотами и множество сувениров со всего света.

Гарри и Гита прошли в гостиную, которую всю занимал огромный рояль.

— Ну-с, приятно познакомиться, молодой человек, — сказал старый музыкант по-английски с легким акцентом.

Гарри неловко кивнул и тоже пробормотал слова приветствия.

— Не будем терять время, — сказал Баум. — Покажите, что вы умеете на данный момент.

— Ну, я умею читать и писать, знаю цифры и даже могу их складывать...

Франс перебил его:

— Эти умения весьма похвальны, но я спрашиваю о другом. Мне интересно, что вы можете в музыкальном плане. Вижу, у вас с собой в чехле, кажется, скрипка. Надеюсь, вы умеете играть на ней?

Гарри радостно кивнул и кинулся доставать инструмент. Несмотря на благожелательность профессора, мальчик сильно волновался. Мысли путались, и он с трудом мог себя заставить сказать хоть слово.

— Что мне сыграть? — выдавил он.

— А у вас большой репертуар? — улыбнулся Баум. — Исполните то, что вам больше всего нравится.

Гарри раскланялся, поднял скрипку и заиграл Моцарта «Маленькую ночную серенаду». Это было самое сложное из того, что он мог исполнить. Мелодию он снял по слуху с магнитофонной записи. Моцарт нравился Гарри — легкие, веселые мелодии, наполненные бесконечным оптимизмом. Он пытался передать это в своей игре. Судя по тому, что Гита уже начала улыбаться, у него получалось. Профессор Баум, однако, оставался беспристрастным, на его внешне благожелательном лице не дрогнул ни один мускул. Заканчивая серенаду, Гарри был уверен в своем провале. Когда отзвенели последние звуки, воцарилось тягостное молчание. Баум прокашлялся:

— Должен сказать, талант у вас есть, причем довольно сильный. Мне стоило больших усилий не поддаться вашим чарам.

Гарри с облегчением выдохнул.

— Но, молодой человек, вам говорили, что вы неправильно держите скрипку?

— Говорили однажды, — опустил голову Гарри, — но мне и так удобно.

— Это потому, что вы уже привыкли. С неправильной постановкой вы не сможете играть по-настоящему виртуозные вещи. Правда, я и сам не скрипач, — почесал в затылке профессор. — Кстати, вы ведь разучили серенаду не по нотам?

Гарри кивнул.

— Это чувствуется. Некоторые места вы подобрали по слуху неправильно, некоторые упростили. Сыграйте теперь что-нибудь попроще, что получается у вас действительно идеально.

Перебрав в голове десяток мелодий, Гарри выбрал «Лондонский мост падает». Простая мелодия из музыкальных шкатулок и открыток, бесконечное количество одинаковых куплетов. Но было в этой веселой мажорной мелодии что-то зловещее. На втором-третьем куплете глаза его слушателей затуманились. Франс взял стул и пододвинулся поближе к Гарри, пытаясь лучше расслышать, впитать в себя, раствориться в этой музыке...

— Достаточно, — резко вскочил Франс. — Твои силы гораздо больше, чем я предполагал. Ты смог воздействовать на меня — почти как Конфундус и Империо вместе взятые. Ты даже не представляешь, какую мощь ты имеешь!

— Что такое Конфундус и Империо? — спросил Гарри.

— Потом узнаешь, — быстро сказал Баум. — А сейчас я попрошу тебя спеть, если ты не против.

Гарри не был против. Он взял предложенную гитару и затянул любимую балладу про рыцарей. Франс слушал, подперев голову рукой.

— Это на вашу собственную мелодию? Неплохо, очень неплохо. Голос, конечно, еще будет развиваться... — пробормотал Баум. — Нот вы еще не знаете?

Гарри знал, как называются все ноты, но больше ничего с ними делать не умел, поэтому согласился с тем, что нот он не знает.

— Это дело поправимое. Моя жена Берта займется с тобой теорией музыки и музыкальной литературой. — Заметив вопросительный взгляд Гиты, он добавил: — Я берусь учить мальчика. Денег не возьму, не предлагайте. Сначала он будет просто приходить в консерваторию, сидеть на занятиях, слушать и запоминать. Потом я займусь с ним отдельно и объясню то, что касается его дара. А сейчас мне хотелось бы поговорить с вами наедине, — сказал он, обращаясь к Гите.

Гарри забрал и отвез домой Роман, бывший неподалеку от квартиры Баума, а Гита осталась беседовать. Вернулась она поздно, странно задумчивая и молчаливая, и наотрез отказалась передавать содержание разговора.

* * *

Альбус Дамблдор нервно мерил шагами кабинет. Только что он узнал шокирующие новости. Гарри Поттера не было на Тисовой улице! Причем исчез он оттуда уже давно, больше года назад. Недалекая миссис Фигг не заметила, что один из мальчиков пропал, и продолжала наблюдать за оставшимся. Тревогу поднял Мунгундус Флетчер, заглянувший к Фигг на чай (или чтобы стащить сервиз). Он заметил, что Гарри Поттер, за которым наблюдает старушка, не имеет шрама на лбу, светловолос, толст, и вообще его зовут Дадли. За полсотни галеонов Флетчер согласился не рассказывать эту новость всем и каждому, поэтому большого скандала не будет. Но где искать Избранного?

Альбус бросил в камин горсть дымолетного пороха и сунул голову в камин.

— Северус, зайди ко мне, пожалуйста. Это срочно.

Через минуту из камина шагнул Снейп в неизменной черной мантии. Вид у него был очень недовольный, было понятно, что его оторвали от работы над сложным зельем.

— К чему такая срочность? — осведомился он. — Предупреждаю, экспериментальный Костерост, который у меня варится, на данном этапе очень нестабилен.

— Присядь, мальчик мой, — улыбнулся директор самой приветливой из своих улыбок. — У меня плохие новости. Гарри Поттер пропал.

— Вы думаете, к этому причастны Пожиратели смерти? — напрягся Снейп.

— Нет, не думаю. Все мои приборы показывают, что мальчик жив, здоров и находится в безопасности. Даже кровная защита продолжает действовать. Но на Тисовой Гарри нет.

— Вы хотите, чтобы я нашел и приволок мальчишку назад? — скривился зельевар, будто пробуя лимонную дольку.

— Найти его будет затруднительно даже мне. Все поисковые заклинания обрываются. Скорее всего, он вообще покинул территорию Британии. Но когда ему исполнится одиннадцать лет, мы увидим его адрес в книге Хогвартса, а сам он получит письмо, где бы ни находился. Это очень древняя и могущественная магия, — сказал Дамблдор, пододвигая к Снейпу вазочку с конфетами. — Я только хочу, чтобы ты расспросил мистера и миссис Дурсль, как ты умеешь, о том, как от них пропал Гарри. Просто на всякий случай.

Снейп недовольно скривился, предвкушая общение с Петуньей, но согласно кивнул.

— Я только закончу зелье.

— Конечно, мальчик мой, только сильно не задерживайся. О результатах беседы доложишь мне.

Через несколько часов в кабинет влетел Снейп, еще более недовольный, чем обычно.

— Говорил же я, что из Петуньи получится не лучший воспитатель! Вот, посмотрите, — он вытащил из головы нить воспоминаний.

Вынырнув из думосброса, Дамблдор задумался. На след Поттера выйти так и не удалось. После первого стихийного выплеска, когда Гарри перебил все чашки из буфета, Вернон Дурсль просто отвез и оставил нарушителя спокойствия в центральном универмаге. С собой дал немного еды, одежды и все имевшиеся документы. Подобрать мальчика мог кто угодно, следов уже не найти. Оставалось только надеяться на древнюю магию Хогвартса — или начинать готовить Лонгботтома.

— Ты прочитал книгу, которую я дал тебе в прошлый раз? — спросил профессор Баум у Гарри на втором занятии.

— Сказку про Крысолова? Прочитал. А зачем вы задали мне это?

Вместо ответа Франс достал флейту.

— Послушай.

Стоило ему заиграть, как Гарри понял, при чем здесь была сказка о Крысолове. Затейливая мелодия лилась из флейты как кружево, притягивала, завораживала... Когда в ритмическом рисунке стали появляться синкопы, Гарри с удивлением заметил, что кружится вокруг себя по классу и пытается танцевать. Потом музыка стала спокойной и нежной, как колыбельная; Гарри вдруг захотелось лечь и уснуть прямо на полу. Он только с трудом доковылял до стула и собирался уже закрыть глаза, как почувствовал, что чары спали. Профессор Баум продолжал играть. Вокруг него, выделывая фигуры высшего пилотажа, кружилась стайка мух. Гарри понял, что сказка ожила. Он видел перед собой настоящего Крысолова. Мухи, крысы, люди — для дьявольского музыканта нет разницы.

— Как мы сейчас выяснили, ты совершенно не умеешь сопротивляться силе музыки, — сказал Баум, закончив играть. — Впрочем, это неудивительно. Все исполнители тоньше чувствуют музыку, поэтому сильнее подвергаются ее влиянию. Путем долгих тренировок это можно перебороть — иначе же есть опасность заворожить самого себя. Поэтому пока — никакой практики. Будешь заниматься теорией с фрау Баум и посещать занятия и концерты моих студентов.

Гарри все еще был под впечатлением от демонстрации способностей его учителя, поэтому расстроился запрету практиковаться не так сильно.

— Я тоже так смогу? — робко спросил он.

— Смею тебя заверить, ты сможешь гораздо больше при должном старании. Темный менестрель может повелевать мыслями, чувствами, стремлениями, менять убеждения на противоположные, может заставить любить и ненавидеть.

— Но почему вы решили, что я смогу больше вас?

— Музыкальные способности и магический дар — вот что нужно, чтобы стать темным бардом или менестрелем. Некоторые считают, что необходимы еще зеленые глаза необычного оттенка, но это недоказанный факт. Так вот, магический дар у тебя очень силен. Не удивлюсь, если после десятилетия тебе придет письмо из волшебной школы. Ты родился в Англии, поэтому скорее всего это будет Хогвартс.

— Волшебная школа? Хогвартс? — Гарри чувствовал, что голова у него идет кругом.

— Специальная школа для детей с сильными магическими способностями. Волшебники держат в секрете свое существование, поэтому обычные люди про эти школы не знают. К сожалению, не могу рассказать тебе поподробнее: я почти не связан с магическим миром. Брат моего деда учился в Дурмстранге, он был последним волшебником в нашей семье.

— А может, я все-таки не волшебник? Я не очень хочу учиться в волшебной школе, — промямлил Гарри, разглядывая ботинки. Он надеялся до конца жизни заниматься только музыкой.

— Может, и не волшебник, — задумчиво произнес Франс, — но до десяти лет точно ничего не ясно.

Они старались больше не поднимать эту тему. Гарри Поттер вовсю начал заниматься музыкой. Не сказать чтобы Баум уделял мальчику много внимания. Гарри просто днями напролет торчал в консерватории: слушал, наблюдал, учился.

Больше всего Гарри нравились занятия фрау Баум, полноватой старой женщины в белом свалявшемся парике, с крупными черными глазами и огромным носом. Она вела сольфеджио и музыкальную литературу. Гарри любил занятия у младших курсов, где проходили Баха, Генделя и венских классиков. Занятия велись на немецком языке, поэтому Гарри почти ничего не понимал, но музыка, которую преподаватель играла на фортепьяно или ставила на магнитофоне, была понятна ему и без перевода. На уроках сольфеджио мальчик рисовал в прописях ноты, паузы и ключи, а Берта Баум в это время занималась со студентами. Те быстро привыкли к присутствию Гарри и не обращали внимания на тихого маленького мальчика в толстых круглых очках.

Гарри потихоньку делал успехи: выучил нотную грамоту, мог читать с листа простые мелодии и научился немного противостоять музыкальным чарам профессора Баума. Дела у семьи Цимбалов в целом шли не так хорошо. Гита оббивала пороги, пытаясь получить разрешение на работу, Роман играл в подземном переходе. Денег катастрофически не хватало. А ведь осенью детей нужно было отправлять в школу. Майкл и Алекс, впрочем, легко переносили трудности и с подачи Гарри с жаром принялись изучать язык. Довольно скоро они могли свободно изъясняться с детьми во дворе и с продавцами в магазине. Ягори тоже быстро выучила язык, но гораздо реже братьев играла с ребятами во дворе. Всех тревожило, что девочка стала иногда куда-то пропадать. Возвращалась она обычно с чьим-нибудь кошельком или часами. Гита была в ужасе, когда узнала, чем занимается ее внучка.

— Ты знаешь, что это называется воровством? — осторожно спросила она у девочки.

— И что с того? Я не делаю ничего плохого, — Ягори была сама беззаботность. — Люди все равно потратили бы эти деньги на выпивку, а время можно спросить у прохожих, необязательно для этого носить часы. А мы наконец купим себе мяса, и вам не нужно будет так много работать.

— Скажи мне, тебя когда-нибудь ловили?

— Нет, — задумалась Ягори, — один раз мужчина заметил, что я роюсь в его сумке, но мне удалось убежать.

— А ты знаешь, что будет, если тебя поймают? — вкрадчиво спросила Гита.

— Меня никогда не догонят! Я ловкая и очень быстро бегаю.

— Твой отец тоже был ловким и опытным вором. Но всех когда-нибудь ловят. Он сидит в тюрьме, вместо того чтобы воспитывать тебя. Я не хочу, чтобы и с тобой что-нибудь случилось. Если хочешь быть полезной, я лучше буду брать тебя гадать прохожим на улицах.

— Только если мы возьмем еще и Гарри, — шутливо улыбнулась Ягори.

Гарри был для девочки непререкаемым авторитетом. Она всюду таскалась за ним хвостом, слушала, как он занимается, играла в одной команде с ним в многочисленные подвижные игры. Гарри тоже полюбил веселую и подвижную девочку, которая к тому же умела замечательно петь и танцевать.

Каждую субботу Гарри отправлялся с Гитой и Ягори «на промысел». В людном месте, прячась от полицейских, Гита по лишь ей понятному выбору хватала за руку прохожих и предлагала погадать. Большинство отказывалось с брезгливым выражением на лице и ускоряло шаг. Гораздо меньше людей могли противиться большим выразительным глазам Ягори. Она обычно предсказывала счастье, удачу и финансовый успех, поэтому редко оставалась без награды за старания.

Учить Гарри своему ремеслу Гита отказалась наотрез.

— Это женское дело, — сказала она. — Лучше сыграй что-нибудь, чтоб нам лучше работалось.

На самом деле гадалка боялась, что у мальчика могут проснуться сильные природные способности. А провидцы часто не умеют контролировать свой дар, особенно в столь юном возрасте. Нехорошо будет, если он предскажет кому-нибудь несчастье, разорение и болезненную смерть в расцвете лет. Поэтому Гарри вновь работал уличным музыкантом. Профессор Баум запретил ему играть на скрипке, поэтому он самозабвенно стучал по импровизированной ударной установке, сделанной из коробок. Гита отмечала, что под его ритмы существенно возросла денежная прибыль и сговорчивость клиентов.

Через полгода удалось наконец получить разрешение на работу. Гита решила продолжить дело, начатое в Лондоне, и открыла салон предсказаний. Салон представлял собой маленькую комнатку в подвальном помещении, перегороженную ширмами и занавесками из бус. Гите теперь помогала Ягори. Гарри попросили записать несколько ритмов для умягчения клиентов, Майкла и Алекса привлекли к рекламе и раскрутке.

Дела семьи Цимбалов медленно, но верно пошли в гору. К Пасхе они переехали из крохотной квартирки в уютный коттедж за городом. Роман по протекции Франса Баума устроился работать в оперный симфонический оркестр и часто приглашал Гарри на спектакли и репетиции. Больше всего мальчику нравились оперы Вагнера: «Тангейзер», «Лоэнгрин» и цикл «Кольцо Нибелунгов». Гарри всегда привлекала рыцарская тема, поэтому сюжеты на основе средневековых и скандинавских мифов очень нравились ему. Этому способствовали роскошные костюмы певцов и великолепная постановка. Оркестр во всех операх Вагнера звучал по-настоящему мощно и красочно, заставляя Гарри раз за разом восхищаться гением композитора. Во время своего пребывания в Германии Гарри посетил множество концертов и спектаклей. Его часто приглашали с собой Франс и Берта Баум, поэтому, за относительно короткое время юный музыкант познакомился с лучшими произведениями классических и современных авторов.

Гарри и сам не заметил, как выучил немецкий язык. Спустя год пребывания в стране он понимал почти все и говорил не хуже, чем на родном английском. Почти все время Гарри проводил в Лейпцигской консерватории. Он привык к шумной, крикливой толпе студентов; к скрипачам, разыгрывающимся в коридоре, к духовикам, занимающимся на лестнице и в подвале. Привык видеть дирижеров, сосредоточенно машущих руками, уткнувшись в клавир, теоретиков и музыковедов с тоннами книг из библиотеки, громогласных вокалистов, вечно толкущихся у кафетерия. Гарри полюбил консерваторию: ее просторные коридоры и лестницы, большие окна и широкие подоконники, статуи и картины на стенах. Он полюбил веселый и творческий дух, витающий в этих стенах.

Однако Гарри хорошо запомнил первое знакомство с этим учебным заведением. Берта Баум ненадолго оставила его одного у запертого кабинета, чтобы спуститься за ключом. Мальчик любопытно оглядывался по сторонам. Чей-то голос, раздавшийся над ухом, заставил его вздрогнуть.

— Быть или не быть? Вот в чем вопрос, — с мрачной серьезностью продекламировал бледный черноволосый юноша в черном плаще и с бутафорским черепом в руках. Через мгновение его серьезность внезапно слетела, и он засмеялся слишком громким, немного истеричным смехом. Наверное, он был рад, что так здорово напугал малыша. Но Гарри почему-то не было смешно, ему было страшно, и отчего-то разболелась голова. Впоследствии он познакомился поближе с ребятами актерского факультета и узнал, что они, в принципе, неплохие люди, но перебороть первое впечатление не мог. В этом царстве музыки актеры, с их вечно фальшивыми лицами, эмоциями, душами, казались Гарри лишним, чуждым элементом. Гарри Поттер так и не смог полюбить драматический театр и ходил на постановки с большой неохотой.

Когда пришла пора идти в школу, Гарри с сожалением понял, что теперь будет проводить в консерватории гораздо меньше времени. Учился в школе он неплохо, но с явной неохотой, делая только то, что ему интересно. Книги без картинок и без нот вызывали у него скуку. Близких друзей он не завел, только многочисленных приятелей и знакомых. Теплые дружеские отношения он поддерживал только с Алексом и Ягори. В школе Гарри скучал, в то время как профессор Баум наконец начал учить его по-настоящему интересным вещам. Гарри выучился играть на флейте (пикколо и обычной), кларнете, гитаре и немного на арфе и фортепьяно; начал заниматься вокалом. По вечерам в своей квартире Франс Баум посвящал Гарри в тайны темных менестрелей. Какие-то вещи Баум узнал от своего учителя, что-то открыл самостоятельно. Гарри впитывал знания как губка.

— Какой инструмент лучше всего подходит темному барду? — спрашивал Баум на одном из занятий. — Думаешь, это флейта? Нет, ты ошибаешься. Для всех музыкантов лучшим инструментом является фортепиано. С помощью множества черно-белых клавиш можно передать огромное количество чувств и их оттенков. Это очень тонкое волшебство. Чтобы овладеть в достаточной мере этим инструментом, требуются долгие каждодневные занятия, но результат стоит того. Кстати, в следующую субботу тебе выпадет шанс послушать настоящего дьявольского пианиста.

Заинтригованный Гарри с нетерпением ждал субботы. В четверг в холле консерватории повесили афиши и программу концерта. С афиш смотрела молодая сероглазая женщина с мягкой усталой улыбкой. Снизу было подписано: «Анна Кайнер. Выдающаяся пианистка, победитель международных конкурсов и фестивалей. Является не только выпускницей нашей консерватории, но и дочерью уважаемого флейтиста, профессора Ф. Баума». Впервые увидев Анну за роялем, Гарри понял, что влюбился. С простой строгой прической, неброским нарядом и одухотворенным лицом девушка была как-то по-особенному красива. Ее длинные тонкие пальцы легко порхали по клавишам. Она играла Шопена. Долго, почти час и без перерыва. Сначала мазурки, потом ноктюрны и полонезы. На этот час Гарри полностью выпал из реальности. Гарри понимал, что его чувства вызваны музыкой, что Анна Кайнер замужем и старше его почти на тридцать лет, но ничего не мог с собой поделать. Анна дала только один концерт и уехала сразу после выступления, но Гарри потом часто вспоминал о ней с щемящим чувством в груди.

Находясь еще под впечатлением от концерта, Гарри с остервенением принялся играть гаммы и арпеджио, этюды и сонаты. Иногда он даже прогуливал школу, чтобы посвятить весь день игре на фортепьяно. Конечно, он не забывал и остальные инструменты, так как фортепьяно тоже имело ограниченные возможности. Гарри постоянно экспериментировал со звуком и способами его извлечения и небезуспешно пытался сочинять музыку.

Шесть долгих и насыщенных лет прожил Гарри в Лейпциге. Но после десятого дня рожденья его вдруг потянуло на родину, в Англию. Гита была согласна с воспитанником и говорила, что «внутреннее око» советует ей возвращаться в Лондон. Гарри никак не мог собраться с мыслями, чтобы сказать учителю о своем решении. Будто прочитав его мысли, Франс Баум однажды заговорил сам.

— Я научил тебя всему, что знал сам. Думаю, в наших занятиях больше нет смысла. Нельзя останавливаться на достигнутом, помни: у совершенства нет пределов.

Баум налил себе воды из стеклянного графина и выпил залпом; видно было, что он очень волнуется.

— Тебе нужно творчески расти и развиваться, — сказал он, глядя на ученика, — но ты всегда можешь обратиться ко мне за советом или помощью. Кстати, для долгих перелетов лучше бери сокола.

— Сокола? Что вы хотели сказать последней фразой? — удивился Гарри.

— Думаю, ты скоро поймешь, — сказал Баум. — Теперь можно почти стопроцентно сказать, что ты колдун и тебя ждет письмо из Хогвартса. Надеюсь, ты не увлечешься слишком сильно «настоящим волшебством» и не забросишь занятий музыкой.

Гарри улыбнулся.

— Бросить музыку? Ни за что на свете!

Закончив четвертый класс, Гарри не стал поступать в среднюю школу. Вместе с Гитой и Ягори он уехал обратно в Британию. У девочки как раз скоро выходил из тюрьмы отец. Роман с сыновьями Майклом и Алексом остался в Лейпциге, пообещав писать письма каждую неделю. В начале июня девяносто первого года Гарри Поттер вновь поселился в доме Джордана на Олд-стрит — первом месте, которое он назвал своим домом.

* * *

Вечером тридцатого июля, в канун дня рожденья Гарри Поттера, в кабинете Минервы МакГонагалл собрались все деканы и директор. Все они неотрывно смотрели в Книгу Учеников Хогвартса, где с минуты на минуту должен был появиться адрес Мальчика-Который-Выжил. Большие часы с маятником пробили полночь. В книге медленно, будто кто-то писал их от руки, стали появляться слова: «Лондон, Олд-стрит 16, комната на втором этаже, мистер Гарри Поттер-Цимбал».

— Он в Лондоне, — выдохнула МакГонагалл.

— Да... — протянула Спраут, — почти у нас под носом.

— Радуйтесь, что ваш Поттер все-таки нашелся, — недовольно скривился Снейп. Остальные посмотрели на него с осуждением.

Дамблдор продолжал внимательно изучать адрес.

— Этот дом скорее всего принадлежит магглам. Не знаю ни одного волшебника с Олд-стрит. Да и двойная фамилия...

— Да, кстати, почему у него такая фамилия? — нетерпеливо перебила МакГонагалл.

— В Книге Хогвартса появляется не только имя, данное при рождении, но и то имя, каким ребенок привык называть себя. Я думаю, некто по фамилии Цимбал усыновил мальчика, — объяснил Дамблдор.

— Цимбал, Цимбал... чудное какое прозвище, — пробормотал Флитвик.

— В списке чистокровных фамилий Британии их точно нет, — сказал Снейп.

— Скорее всего это магглы, — резюмировал Дамблдор.

— Следует ли нам относиться к нему, как к обычному магглорожденному студенту? — спросил Флитвик.

— Конечно, Гарри не обычный студент. Ему нужен сопровождающий не только для того, чтобы сделать покупки на Косой аллее. Гарри нужно рассказать о родителях и о его собственной роли в магическом мире, — начал Дамблдор.

МакГонагалл, Флитвик и Спраут переглянулись. Каждый из них с удовольствием бы стал сопровождающим главного героя всей магической Британии. Снейп хранил непроницаемое выражение на лице.

— Сначала я думал послать за Гарри Хагрида, — директор улыбнулся, посмотрев на вытянувшиеся лица деканов, — он умеет располагать к себе людей. Но, боюсь, обычных магглов его рост и внешний вид может испугать. Если эти люди дороги Гарри, первое впечатление будет безнадежно испорчено. Поэтому я остановился на другой кандидатуре. Думаю, ты справишься, Минерва.

Декан Гриффиндора невольно подтянулась, пытаясь скрыть широкую, по-кошачьи довольную улыбку. Флитвик и Спраут выглядели немножко расстроенными.

— Я справлюсь, господин директор. Это большая честь для меня, — сказала Минерва МакГонагалл.

— Утром зайдешь ко мне за дополнительными инструкциями, — сказал Дамблдор. — А сейчас пора расходиться по своим покоям. Нам всем необходимо хорошо сегодня выспаться.

Глядя, как директор и деканы по очереди исчезают в камине, Минерва поняла, что вряд ли сможет уснуть в эту ночь. Что ж, бутылка шотландского виски, заготовленная на особый случай, и новая книга по высшей трансфигурации помогут ей скоротать время до знакомства с Мальчиком-Который-Выжил. Переодевшись в любимый халат в шотландскую клетку, она откупорила бутылку. В дверь осторожно постучали.

— Альбус? — удивилась МакГонагалл, приоткрыв дверь, — что ты здесь делаешь?

— Я никак не могу уснуть, и ты, похоже, тоже, — сказал директор, проходя в комнату, — думаю, утренние инструкции можно обсудить и сейчас. И налей мне, пожалуйста, тоже чего-нибудь.

Минерва вздохнула, призывая еще один стакан и бутылку любимой директором мятной настойки. У них еще впереди долгая ночь, и далеко не все время будет посвящено разговорам о Гарри Поттере.

В день рождения Гарри Поттера в маленькой уютной гостиной на Олд-стрит собралась почти вся семья Цимбалов: Джордан с сыновьями, Гита и Ягори.

— Задувай свечи, Гарри, — сказала Гита, внося в комнату большой бисквитный торт с одиннадцатью свечками.

— И не забудь загадать желание, — напомнила Ягори, радостно прыгающая вокруг стола.

Именинник задумался. Это был первый праздник без Майкла и Алекса, и Гарри очень скучал. Конечно, они писали друг другу огромные письма, но это не могло заменить живого общения. Вот если бы они приехали в Лондон... Все желания, загаданные Гарри в день рожденья, обязательно сбывались. Но у Романа наконец наладилась жизнь в Лейпциге и уезжать никак нельзя. Придется загадать что-нибудь другое.

— Давай быстрее, Гарри, — поторопила его Ягори, которой не терпелось попробовать торт.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулся Гарри, — дай подумать.

В тишине было слышно, как бьется о стекло жирная летняя муха. А Гарри все никак не мог решить, чего ему пожелать.

Все казалось ненужным или эгоистичным. Заметив, что Ягори скоро совсем потеряет терпение, Гарри зажмурился и набрал в легкие воздуха. Он задул свечи с абсолютно пустой головой, не прося и не требуя ничего. Но в подсознании в этот миг успели пронестись десятки мыслей: о музыке, о настоящих родителях, которых он никогда не знал, о высшем предназначении, о друзьях, о грядущих переменах. Свечи погасли все.

Праздник в этом году получился скромным и тихим. Спели хором «Happy birthday to you», съели неизменно вкусный торт Гиты. Потом Гарри поднялся к себе в комнату и расположился в одиночестве на балконе со скрипкой в руках. Он любил наблюдать из окна на городскую жизнь: громыхающие грузовики и легковые автомобили, спешащие прохожие и прогуливающиеся парочки сменяли друг друга. Мельтешение за окном успокаивало, расслабляло Гарри и настраивало на творческий лад. Обычно мелодии сами рождались у него в голове, но в этот раз почему-то ничего не получалось. Он рассеянно напевал и наигрывал на скрипке песенку из фильма-мюзикла о Мэри Поппинс, который посмотрел еще в Германии.

Дым, полезай, дым, полезай прямо в трубу,

Зола на ладонях и сажа на лбу,

Как мне по нраву такая игра,

Приключений волшебных наступит пора.

По улице проходил настоящий трубочист — весь в черной саже, в старомодном цилиндре и с щеткой на длинной палке. Трубочисты не были для Олд-стрит экзотикой, потому что у многих в домах еще оставались камины и печи, но они не носили цилиндры и не были так сильно вымазаны. Гарри собирался уже удивиться, когда что-то еще более странное привлекло его внимание. Он заметил пожилую женщину в темно-сером платье с большим зонтиком и сумкой-саквояжем в руках, которая появилась из воздуха на другой стороне улицы. Что-то подсказывало Гарри, что незнакомка, поразительно похожая на Мэри Поппинс в старости, явилась по его душу. И действительно — она пересекла улицу и позвонила в звонок у входной двери для жильцов дома номер 16. В коридоре послышался грохот и топот ног: Джордан пошел открывать. Гарри решил покинуть балкон и тоже поприсутствовать.

— Здравствуйте, меня зовут Минерва МакГонагалл, — говорила посетительница, — я хотела бы видеть мистера Гарри Поттера.

— А зачем, собственно, вам его видеть? — хмуро спрашивал Джордан, про себя лихорадочно соображающий, когда и как могли всплыть фальшивые документы приемного племянника.

— Я профессор частной закрытой школы, — начала объяснять МакГонагалл, немного смущенная таким недружелюбным приемом.

— Джордан, давай я поговорю с человеком, — предложила Гита, спускаясь по лестнице со второго этажа. — Меня зовут Гита Цимбал, — обратилась она к МакГонагалл, протягивая руку, — я воспитываю Гарри с четырехлетнего возраста.

Минерва МакГонагалл после небольшого раздумья осторожно пожала протянутую руку.

— Пройдемте, поговорим наверху, — сказала Гита.

Повадки профессора МакГонагалл сильно напоминали Гарри, наблюдавшему за всем сверху, представителей семейства кошачьих. Она осторожно и мягко ступала по скрипучей деревянной лестнице, недовольно поджимала губы и гордо держала голову. Гарри даже пришлось зажмурить глаза и тряхнуть головой, чтобы согнать наваждение: ему казалось, что вслед за Гитой идет серая полосатая кошка в очках на носу.

— А вот и мой воспитанник, — сказала Гита, указывая на Гарри.

— Зовите меня профессор МакГонагалл, — сказала та, с интересом рассматривая мальчика, а потом добавила: — Вы очень похожи на своих родителей, особенно на мать. У нее были такие же глаза.

— Вы знали моих родителей? — спросил Гарри.

— Да, Лили и Джеймс были моими учениками. Они были очень талантливыми и яркими людьми, — ответила МакГонагалл, прикладывая к глазам аккуратный клетчатый платок.

Гарри хотел спросить, что с ними случилось, но по словам и поведению профессора понял, что его родители умерли и ему не удастся встретиться с ними.

— Пойдемте в комнату, что мы стоим в проходе, — сказала Гита. — Ягори, иди поиграй внизу, подслушивать нехорошо, — крикнула она куда-то в сторону.

В комнате Гарри и Гита сели на большой серый диван, а Минерву посадили в мягкое кресло напротив них. Гарри занялся разглядыванием зонтика гостьи с ручкой в виде попугая. Тот двигался, как живой.

— Это подарок одного моего хорошего друга, — сказала МакГонагалл, заметив взгляд Гарри. — Замечательная вещица, правда?

Гарри согласился: зонтик ему очень понравился. Повисло неловкое молчание. Наконец МакГонагалл начала говорить:

— Вы не замечали странностей, происходящих с Гарри, когда он испытывает сильные эмоции?

Гита и Гарри кивнули. Они уже давно привыкли к странностям, а Гарри даже научился их по желанию подавлять и немного контролировать.

— Да, меня многие из-за этого колдуном обзывают, — усмехнулся Гарри.

— В какой-то степени они правы, — сказала МакГонагалл. — Все странности типа телекинеза и поджигания вещей взглядом обусловлены наличием у тебя магических способностей. Ты волшебник, Гарри. Все волшебники по достижении одиннадцати лет проходят обучение в школе чародейства и волшебства Хогвартс, чтобы научиться контролировать свои способности. В мою задачу входит отдать вам письмо из этой школы и сопроводить на Косую аллею для покупки всего необходимого.

Доставая из сумочки письмо, МакГонагалл заметила, что ее собеседники совсем не удивились и не выглядели шокированными.

— Вы слышали о Хогвартсе раньше? — спросила она, отдавая письмо Гарри.

— Да, — сказал Гарри, с интересом вскрывая желтоватый конверт, подписанный зелеными чернилами, — учитель музыки рассказал мне.

— Ваш учитель маг? — напряглась МакГонагалл. — Как его зовут?

— Франс Баум не маг, он просто очень хороший музыкант, — улыбнулся Гарри и погрузился в чтение письма. — Ждем вашу сову? Что это значит?

— Совиная почта — распространенный способ связи в мире волшебников. Специальные почтовые совы принесут письмо любому указанному адресату, — пояснила МакГонагалл.

— Вы сказали, что являетесь профессором. Какой предмет вы преподаете?

— Все преподаватели Хогвартса называются профессорами. Я преподаю трансфигурацию — науку о превращении одних предметов в другие.

— Можете показать какое-нибудь превращение? — попросил Гарри.

— Конечно, — кивнула МакГонагалл и достала средней длины деревянную указку. — Это волшебная палочка — основной инструмент мага, — пояснила она.

Профессор направила палочку на небольшую вазу, стоящую на столе, и через мгновение на ее месте сидел, втягивая носом воздух, настоящий кролик с пушистой белой шерстью. Гарри протер глаза, чтобы убедиться, что ему это не померещилось — настолько это было удивительно. МакГонагалл не могла подменить вазу: он своими глазами видел, как та разбивается на молекулы и перестраивается в новом виде.

— Только обратно все верните, — сказала Гита, — этой вазе лет двести. Джордан меня убьет, если ее потом не обнаружит.

МакГонагалл взмахом палочки вернула вазу в исходное состояние. Потом по просьбам Гарри трансфигурировала еще другие предметы в комнате. Еще она показала несколько простых, но эффектных чар.

— Что еще можно сделать с помощью волшебства? — спросил Гарри.

— Очень многое. Возможности сильного и образованного мага практически безграничны, — сказала МакГонагалл. — Легче перечислить, чего с помощью магии сделать нельзя.

— И чего же нельзя сделать с помощью магии?

— В первую очередь нельзя воскресить мертвых.

Гарри приуныл.

— Мои родители, настоящие родители, они ведь мертвы, верно? — Гарри сильно волновался, задавая этот вопрос. — Что с ними случилось?

— Когда тебе был всего год отроду, вечером на Хеллоуин их убил один злой волшебник, имя которого до сих пор многие маги боятся произносить. Он хотел убить и тебя, но не смог.

Гарри почувствовал желание задать сразу миллион вопросов, но смог выдавить из себя только одно:

— Почему он не смог убить меня?

— Это неизвестно никому. В тебя послали проклятье, после которого не выживал ни один человек, но оно отскочило и оставило только этот шрам. И после того Хеллоуина Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез и больше не появлялся. В глазах народа ты стал освободителем от жуткой и кровавой тирании. История обросла множеством слухов и домыслов, а волшебники рассказывали детям вместо сказок на ночь истории про Мальчика-Который-Выжил. Так что в магическом мире ты очень знаменит.

— Как же звали этого темного мага?

МакГонагалл немного собралась с духом и быстро на выдохе сказала:

— Лорд Волдеморт.

Гарри почувствовал, что от имени ощутимо веет холодом и смертью.

— Он был человеком?

— Когда-то он точно им был, — задумалась МакГонагалл, — это потом в нем уже ничего человеческого не осталось. Он стал чудовищем вместе со своими сторонниками, несущим пытки и смерть всем несогласным с ним. Не только Поттеры были его жертвами. Он уничтожил почти полностью семьи МакКиннонов, Боунзов, Прюиттов и многие другие.

— Но неужели родители назвали его при рождении Волдемортом?

— Нет, — поморщилась МакГонагалл: весь заготовленный план беседы давно летел в тартарары. — Он сам подобрал себе псевдоним. А изначально его звали Том Риддл.

— Загадка... Почему его не называют так?

— Тот-Кого-Нельзя-Называть ненавидел свое первое имя. Да и мало кто знает его. Но что-то мы заговорились, а нам сегодня надо еще успеть на Косую аллею.

— Подождите, разве мы давали согласие на обучение в этой школе? — встряла в разговор Гита. — Нам нужно хотя бы знать, что это заведение из себя представляет.

МакГонагалл поджала губы.

— Хогвартс — одна из лучших магических школ мира. Она имеет более чем тысячелетнюю историю и традиции. Обучение поставлено на высшем уровне.

— А музыку там преподают? — спросил Гарри.

— Нет, — сказала МакГонагалл и, заметив, что мальчик сник, добавила: — Профессор Флитвик ведет уроки хорового пения факультативом.

— Лучше, чем вообще ничего, — пробормотал Гарри.

— Вы можете сами организовать музыкальный кружок, — сказала МакГонагалл. — Директор Хогвартса Альбус Дамблдор — большой любитель камерной музыки. Я думаю, он окажет вам всяческое содействие.

Гарри переглянулся с Гитой.

— Давайте прогуляемся до Косой аллеи. А потом посмотрим.

— А по дороге вы еще подробнее расскажете нам о мире магов, — добавила Гита.

По дороге к метро Гарри и Гита забросали профессора МакГонагалл огромным количеством вопросов. Им было интересно все — от количества уроков в день до меню школьных обедов. Они узнали о системе поощрений и наказаний, о школьных факультетах и факультетской вражде, о расписании каникул и праздников. Не выдержав потоков любопытства и непрекращающихся вопросов, МакГонагалл предложила вызвать «Ночной рыцарь». Гарри заинтересованно сверкнул глазами из-под очков.

— Это магический автобус, — пояснила профессор. — Доедем очень быстро, но не очень комфортно. А на Косой аллее приобретем несколько книг, которые сполна удовлетворят ваше любопытство.

Гарри было интересно посмотреть на «Ночного рыцаря», поэтому он согласился на это предложение. МакГонагалл взмахнула волшебной палочкой, и через миг около них остановился фиолетовый трехэтажный автобус. Из него выскочил молодой прыщавый кондуктор в красном костюме и затараторил:

— Добро пожаловать в автобус для ведьм и волшебников! Я Стэн Шанпайк, ваш кондуктор и...

Он осекся, заметив недовольный взгляд профессора МакГонагалл.

— Здравствуйте, профессор, — по-ученически поздоровался он, пропуская троих пассажиров в салон. — Первокурсника сопровождаете? Хорошее дело. До Косого переулка одиннадцать сиклей.

— Я заплачу, — сказала МакГонагалл, протягивая кондуктору горсть необычных серебряных монет.

Гита скептически осматривала обитые панелью стены и кровати с железными спинками вместо сидений.

— Трогай, Эрни, — сказал Стэн, садясь рядом с водителем.

Автобус взревел и рванул с такой силой, что пассажиры стали лихорадочно хвататься за все, что под руку попадется, или вообще попадали на кровати. Лицо Гиты стремительно зеленело. Гарри же быстро пришел в себя и с интересом рассматривал улицы, мелькавшие за окном с бешеной скоростью. МакГонагалл оставалась внешне невозмутимой и только крепко сжимала руками поручень. Несколько раз автобус останавливался, подбирая или высаживая разных странных личностей в необычной одежде. Наконец автобус резко затормозил в последний раз, и Шанпайк объявил:

— «Дырявый котел», Косой переулок.

Первой из автобуса выкатилась Гита, прижимая платок ко рту. Стэн посмотрел на нее презрительно:

— Эти магглы такие нежные…

— Это вы просто ездить не умеете, — огрызнулась Гита.

Автобус с ревом тронулся и оставил их у невзрачного паба под вывеской «Дырявый котел».

— Что-то мне нехорошо, — сказала Гита слабым голосом. — Пожалуй, мне не стоит идти в эту вашу Косую аллею. Я подожду вас в кафе на той стороне улицы. Только учтите, — неожиданно грозно добавила она, обращаясь к МакГонагалл, — если через три часа Гарри не вернется, я подниму на уши все спецслужбы и они разберут всю вашу улицу на кирпичи. И мне плевать на ваш Статут секретности.

— Трех часов нам вполне хватит, — сказала МакГонагалл. — Не беспокойтесь, я верну Гарри в целости и сохранности.

Гита только печально покачала головой, рассматривая невзрачный паб, который остальные люди, казалось, не замечали. Ей не хотелось отпускать Гарри одного, но запретить ему ехать в Хогвартс она тоже не могла. Время пришло, и мир волшебников заявил на ее воспитанника свои права.

МакГонагалл открыла старую деревянную дверь, пропуская Гарри внутрь первым. Бар был темным и обшарпанным, за грязными столиками по углам пили что-то личности, похожие на тех, что он видел в автобусе.

— Здравствуй, Минерва, — вскинул руки в приветственном жесте старый сморщенный бармен. — Налить чего-нибудь?

— Не сейчас, Том, — поморщилась МакГонагалл, — я здесь по делам Хогвартса.

Бармен пристально посмотрел на Гарри, который стоял рядом с профессором.

— Неужели это… — неуверенно начал он в наступившей тишине. — Нет, это действительно Гарри Поттер! Добро пожаловать домой, мистер Поттер, добро пожаловать домой, — повторял он со слезами на глазах, активно пожимая руку мальчику.

Гарри чувствовал себя глупо и неловко. У него уже был дом, и он ему нравился больше, чем грязный плохо освещенный паб. Другие посетители тоже спешили пожать ему руку. Они называли свои имена и беспрестанно что-то говорили. Все это напоминало очень плохую театральную постановку. Гарри попытался абстрагироваться от реальности и представить себя знаменитым музыкантом после выступления. Стало значительно легче — он спокойнее и увереннее пожимал руки и отвечал на вопросы. Когда поток почитателей Гарри Поттера стал спадать, вперед выступил бледный молодой человек, который очень нервничал и заикался. МакГонагалл пояснила, что это Квиринус Квиррелл, новый учитель защиты от темных сил. Самому профессору, казалось, даже мысль о темных силах внушала страх. Квиррелл не понравился Гарри: все в его облике казалось фальшивым, а поведение напоминало дешевый спектакль. Сославшись на головную боль от духоты, Гарри схватил профессора МакГонагалл за локоть и поспешил к выходу из бара. Задний двор был весь окружен глухими стенами, но МакГонагалл быстро открыла арочный проход, постучав палочкой по кирпичам.

— Добро пожаловать в Косой переулок, — сказала она.

Переулок встретил Гарри радостной суматохой, шумом и говором. Взрослые и дети в разноцветных мантиях толпились у витрин и переругивались с продавцами. Блестели на солнце котлы, ухали совы, восхищенно ахали мальчишки, столпившиеся у витрины с красивой лакированной метлой. Гарри вертел головой, пытаясь рассмотреть и запомнить все сразу. Дома в Косом переулке напоминали лондонские, какими они были до пожара 1666 года. Даже шум на улице отличался от шума обычного Лондона — мир новых, чудных звуков захватил Гарри, погружая в какое-то восторженное состояние.

— Мы сейчас идем менять деньги? — спохватился Гарри.

— Мы идем в банк, — ответила МакГонагалл, — но менять маггловские деньги тебе нет необходимости. Родители оставили тебе очень приличное наследство. Кстати, в банке работают гоблины. Постарайся не очень сильно на них глазеть: они могут посчитать это оскорбительным.

Новость о наследстве была как нельзя кстати. У Гарри оставалось совсем немного карманных денег, и он сомневался, что их хватит для покупки того, что было в списке.

Большой белый гоблинский банк «Гринготтс» возвышался над маленькими зданиями магазинчиков; убранство внутри поражало роскошью. Гарри стоило больших усилий не глазеть на гоблинов: не каждый день встретишь волшебных созданий из сказок.

— Здрасьте, профессор, — громоподобный голос, раздавшийся где-то над левым ухом, заставил Гарри вздрогнуть.

Обернувшись, он обомлел: голос принадлежал настоящему великану. На фоне низкорослых гоблинов он казался особенно громадным и почти доставал головой до потолка. Заросшее бородой лицо могло бы показаться свирепым, если бы не добрые улыбающиеся глаза.

— Гарри, — сказал великан, сморкаясь в гигантский носовой платок, — как ты вырос! Я ж тебя совсем маленьким помню…

— Простите, но кто вы? — робко спросил Гарри.

— Рубеус Хагрид, лесничий и Хранитель ключей Хогвартса. Я здесь по поручению директора Дамблдора. Одну вещь надо было из сейфа забрать. Очень ценную, — сказал он, показывая за пазухой маленький бумажный сверток. — Гринготтс, конечно, надежный банк, но в Хогвартсе этой вещи безопаснее будет. Ах, да, — спохватился Хагрид, — мне же еще ключ надо тебе отдать.

Предъявив гоблину маленький золотой ключик, который все-таки нашелся в недрах карманов Хагрида, Гарри и МакГонагалл отправились к сейфу. Поездка на тележке по рельсам вряд ли бы понравилась Гите, однако Гарри это напомнило американские горки в парке развлечений. В перерывах между самыми крутыми виражами Гарри умудрялся расспрашивать гоблина. Тот отвечал вежливо, но неохотно. Мозголомное соотношение волшебных денег между собой не обрадовало Гарри, никогда не дружившего с арифметикой. Обмен маггловских денег на волшебные был возможен, наоборот — нет. Все деньги, полученные от магглорожденных студентов, выкупало министерство. Гарри задумался, что послужило причиной таких законов, но тележка вскоре остановилась, и гоблин открыл сейф Поттеров. Гарри открыл рот в изумлении, когда увидел его содержимое. Горы золотых, серебряных и бронзовых монет заполняли почти все пространство сейфа размером почти десять кубических метров.

— Такого я точно не ожидал, — протянул Гарри.

— Ста галлеонов должно хватить с запасом на все покупки, — сказала МакГонагалл, спокойно рассматривая золото.

Гарри запихал в сумку и карманы столько монет, сколько туда влезло. Получилось примерно в два раза больше предложенной профессором суммы.

— Может, мы с вами договоримся? — вкрадчиво спросил Гарри, уводя гоблина подальше от МакГонагалл. — Вы обменяете мне часть денег на фунты, а я заплачу вам за обмен. Нам обоим это выгодно, а Министерство ни о чем не узнает.

Гоблин ничего не ответил, изображая оскорбленную гордость, но Гарри заметил, что предложение его заинтересовало. По дороге назад, Гарри насвистывал песню «Money» группы АВВА, пытаясь заставить гоблина мыслить в нужном направлении. В холле банка, когда Гарри уже распрощался с мыслью о новых очках и канифоли для скрипки, гоблин наконец сказал:

— Пройдемте со мной, мистер Поттер, — а на вопросительный взгляд МакГонагалл многозначительно добавил: — Дела рода.

Гарри удалось обменять на фунты пятьдесят галлеонов, заплатив гоблинам почти столько же за обмен. Курс получился просто грабительским, но торговаться с этими существами было совершенно невозможно. Так у Гарри на руках оказалась стопка фунтов, которые он собирался потратить на подарки семье, а также на новые очки в нормальной оправе себе.

— Как дела рода? — спросила МакГонагалл, поджидавшая Гарри на ступеньках банка.

— Я последний в роду остался, — притворно печально сообщил Гарри. — Эти гоблины еще много всего говорили, но я не понял ничего.

— Тебе нужно купить волшебную палочку, — сказала МакГонагалл, рассматривая список, — без нее ты не можешь называться настоящим волшебником. Пойдем в лавку к Олливандеру — он настоящий мастер в изготовлении палочек.

Гарри скептически хмыкнул, глядя на обшарпанную вывеску «Производим волшебные палочки с 382 года до нашей эры». Внутри магазин был крохотным и абсолютно пустым — только один длинноногий стул и стеллажи с кучей коробочек. Гарри почувствовал, что воздух тут буквально звенит от концентрации волшебства.

— Добрый день, — послышался тихий голос.

Гарри обернулся. Перед ним стоял пожилой человек с большими, почти бесцветными глазами. Что-то в его облике неуловимо напоминало Франса Баума. Мистер Олливандер пустился в рассуждения о волшебниках и волшебных палочках. Его речь выдавала в нем человека знающего и любящего свое дело до безумия. Гарри всегда нравились такие люди: он и сам отдавался музыке полностью, без остатка. Наконец Олливандер занялся подбором палочки для Гарри. Он произвел несколько внешне бессмысленных измерений линейкой и стал предлагать мальчику разные палочки из коробочек.

— Возьмите ее и взмахните.

Гарри чувствовал себя дураком, беря первую палочку в руки.

— Нет, эта не подходит, попробуем другую.

Гарри пробовал и пробовал, но Олливандер не был доволен результатом. Гарри уже вошел во вкус и увлеченно махал палочками, пытаясь высечь из каждой сноп серебряный искр.

— Вы необычный клиент, не так ли? — спросил Олливандер, будто радуясь трудной задаче. — Кажется, я знаю, что вам подойдет. Необычное сочетание: остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, очень гибкая.

Гарри взял палочку, которую протягивал ему мистер Олливандер. Его пальцы потеплели, а впереди будто вырос невидимый оркестр. Взмахнув палочкой, он почувствовал, что звенящую тишину магазина будто прорезают первые мощные звуки симфонии Сибелиуса в исполнении симфонического оркестра. Вся власть над этим оркестром находилась в руках у Гарри — он повелитель, он дирижер.

— Браво, браво, — привел его в себя голос Олливандера. — Однако это любопытно… чрезвычайно любопытно.

— Что вам кажется любопытным?

— Феникс, чье перо находится в сердцевине этой палочки, дал еще одно перо. У вашей палочки есть сестра. А принадлежала она…

— Тому, кто называл себя Волдемортом, — мрачно предположил Гарри.

Олливандер вздрогнул.

— Да, странная вещь — судьба. Думаю, мы должны ждать от вас больших свершений. Тот-Кого-Нельзя-Называть сотворил много великих дел — ужасных, но все же великих.

— Когда это убийства невинных людей стали великими делами?! — неожиданно взорвался Гарри. — Гений и злодейство — несовместимы. А вы просто боитесь его.

— Вы еще слишком молоды, — грустно улыбнулся Олливандер, — надеюсь, вы покажете нам по-настоящему великие дела.

Эйфория от покупки волшебной палочки куда-то улетучилась. Гарри уходил из лавки глубоко задумавшись. И он уже не мог наверняка сказать, что ему нравится мистер Олливандер.

Дальше Гарри в сопровождении МакГонагалл отправился в магазин «Мадам Малкин» за мантиями. Гарри такая школьная форма казалась странной и вызывала ассоциации с рясами монахов. Кроме него в магазине был еще один первокурсник с бабушкой. Этот первокурсник умудрился несколько раз свалиться с табуретки, на которой стоял, порезаться ножницами и запутаться в рулетке за то время, пока шилась его одежда. Мальчик был очень робок и застенчив, и Гарри так и не удалось узнать, как его зовут.

В книжном магазине Гарри с интересом рассматривал шкафы, уходящие в потолок, и необычные книги в толстых переплетах. Он любил в книгах только ноты и картинки: сплошная стена текста в учебниках навевала на него тоску. МакГонагалл покупала все необходимое. Как и обещала, она купила несколько книг справочного материала по своему вкусу, для лучшего освоения в магическом мире. Казалось, в этом магазине были тысячи книг, но нотного отдела Гарри так и не нашел.

Времени оставалось не так много, поэтому они решили разделиться. МакГонагалл отправилась за письменными принадлежностями и котлом для зелий, а Гарри в «Волшебный зверинец» — выбирать питомца.

Магазин встретил его сумраком и клекотом сов. Виднелись вольеры с необычными крупными котами, террариумы для жаб и тритонов, коробки с пауками и какими-то совсем непонятными животными. Гарри обратился к молодому парню-продавцу, который занимался кормлением жаб:

— Я бы хотел приобрести почтовую птицу.

— Лучшая птица для доставки писем — это сова, — ответил продавец, оторвавшись от жаб. — Сова сильна, некапризна, почти всеядна, преодолевает до ста миль без отдыха в поисках адресата.

— Я собирался писать письма другу в Германию...

— Для дальних перелетов имеются другие птицы. Сапсаны — долетят куда угодно, но стоят недешево и очень привередливы в еде; чайки летают быстро и далеко, но не всегда доставляют посылку в целости. Орлы и соколы хороши всем, но обладают непростым характером и очень больно клюются.

Гарри вспомнил разговор с Франсом Баумом незадолго до расставания.

— Давайте сокола.

Глядя на красивую и гордую птицу, Гарри решил, что купит ее несмотря ни на что. Несмотря на то, что сокол чуть не оттяпал ему полпальца и разодрал рукав на куртке, у них получилось найти общий язык. Купив клетку с соколом, которого решил назвать как Вангера — Рихардом, специальный корм, рукавицу и наплечник, Гарри остался очень доволен своим приобретением.

С профессором МакГонагалл они договорились встретиться в кафе Фортескью. Гарри доедал уже третье мороженое, когда появилась МакГонагалл с красивым деревянным сундуком в руках.

— Сундук внутри гораздо больше, чем снаружи, — пояснила МакГонагалл, — я сложила туда все покупки.

— Вам хватило денег? — засуетился Гарри. — Если нет, я добавлю.

— Не стоит, — сказала МакГонагалл, — считайте это подарком от меня на день рождения.

— Спасибо, — улыбнулся Гарри. — Но мне пора идти. Гита там без меня, наверное, места себе не находит.

Уже на выходе из «Дырявого котла» МакГонагалл отдала Гарри билет на экспресс до Хогвартса.

— Поезд отходит от вокзала Кингс-кросс первого сентября ровно в десять часов утра. Постарайтесь не опаздывать.

Гарри внимательно рассматривал билет.

— Платформа девять и три четверти? Где это?

— Я думаю, вы найдете, — улыбнулась МакГонагалл. — Если что, спросите кого-нибудь.

Гита ждала их на улице недалеко от «Дырявого котла». Заметив ее невысокую фигуру в красной шали, накинутой на плечи, Гарри, поддавшись неожиданно нахлынувшим эмоциям, кинулся ей на шею. МакГонагалл вежливо попрощалась и с хлопком растворилась в воздухе.

— Я столько сегодня увидел необычного! Мне столько надо тебе рассказать! — тараторил Гарри.

— Конечно, Гарри, — сказала Гита, с любовью глядя на него. — Только домой мы поедем на метро, и никак иначе.

* * *

— Прежде чем отдать мне сегодняшние воспоминания для просмотра, я бы хотел послушать ваше личное впечатление от знакомства с мальчиком, — сказал Альбус Дамблдор явившейся на доклад Минерве. — К сожалению, от Хагрида не удалось получить вразумительного ответа — одни эмоции.

— Гарри — совершенно нормальный ребенок. Способный, очень неглупый и, на мой взгляд, настоящий гриффиндорец. Воспитывается он в любящей семье магглов, которые, однако, к волшебству относятся на удивление спокойно, — сказала МакГонагалл, немного подумав. — Единственное, что меня в нем напрягает — это его любовь к музыке.

— Что в этом может быть плохого? — удивился Дамблдор. — Это замечательно. Ведь музыка может показать тысячи эмоций и море интересных мотивов и рассуждений, ее волшебство неоспоримо и гармонично.

— Он отказывался ехать в Хогвартс, если мы не предоставим ему здесь пианино и возможность заниматься.

— Что вы ему на это сказали?

— Обещала и пианино, и пустой класс на несколько часов в неделю. Вы же сами велели с ним не ссориться, Альбус. Он бы не пошел со мной в Косой переулок, если бы я ему этого не пообещала.

— Ничего страшного, — успокоил ее директор, — пианино можно трансфигурировать, а пустых классов у нас полно. А там, глядишь, увлечется чем-нибудь другим. В этом возрасте дети так непостоянны!

Последний месяц перед отъездом в Хогвартс прошел в лихорадочном ожидании. Гарри мог часами мучить фортепиано, разучивая Революционный этюд Шопена. Он ходил на все концерты и постановки, на которые мог достать билеты или пройти бесплатно, пытаясь насладиться музыкой впрок на ближайшие полгода. Хоровая, симфоническая, органная, камерная, вокальная, инструментальная музыка, джаз, рок, венские классики, песни народов мира... В голове у него образовалась настоящая мешанина из совершенно разных жанров и исполнителей.

Также он пытался читать учебники, купленные в Косом переулке. Наиболее интересной оказались «История магии» и «История Хогвартса» Батильды Бэгшот. Гарри сопоставлял события, описанные там, с событиями маггловской истории того же времени. Многие факты теперь смотрелись совершенно по-новому. В книге «Взлет и падение темных искусств» Гарри прочитал историю о Том-Кого-Нельзя-Называть и себе самом. Он ничего не помнил из своего настолько раннего детства, но все равно книга показалась ему не очень правдивой, так как стиль ее напоминал скандальную прессу. Учебник по чарам показался неплохим, но без практики — совершенно бесполезным, учебник зельеварения Гарри быстро отложил в сторону: сборник странноватых рецептов читать было совершенно невозможно.

Деньги, обмененные у гоблинов, он довольно скоро потратил. Для Ягори он купил красивый позолоченный браслет с блестящими камушками, о котором она давно мечтала. Гите подарил новую пеструю шаль с крупными цветами из натуральной шерсти, Джордану после долгих раздумий купил подарочное издание Шекспира. Себе Гарри наконец заказал новые очки в тонкой серебряной прямоугольной оправе взамен старых круглых, постоянно съезжающих на нос.

С помощью многочисленных занятий и дел Гарри пытался отвлечься от мыслей о предстоящей долгой разлуке с семьей. Все домашние, кроме Гиты, думали, что Гарри едет учиться в закрытый пансион в Шотландии. Его сердце болезненно сжималось, когда он понимал, что полгода не увидит Гиту, и Ягори, и даже Джордана. Он всеми силами гнал от себя эти мысли, погружавшие его в уныние, и старался наслаждаться обществом Цимбалов, пока это возможно.

Тридцать первое августа наступило внезапно, и Гарри с ужасом понял, что пора собирать вещи. Подарок МакГонагалл оказался совершенно незаменимой вещью: в небольшой сундук влезли все книги и личные вещи. Музыкальные инструменты Гарри не стал класть в сундук из опасения, что чары могут им повредить. Он брал с собой скрипку, флейту и валторну, а также несколько простых дудочек. Валторну, правда, он еще не освоил, но планировал заняться этим в Хогвартсе.

Прощальный ужин удался на славу — Гита наготовила множество вкусных блюд, чтобы порадовать Гарри напоследок. Однако у него совершенно не было аппетита. Сославшись на недомогание, он вышел из-за стола и поднялся в свою комнату. Только сейчас он понял, какая большая пропасть разделяет его и Цимбалов. Он — волшебник, колдун. Он не сможет обсудить с ними глупость учебника по зельеварению или скупость гоблинов: у них будет другая жизнь, его просто не поймут. Сумбур из мыслей не помещался в голове, фортепиано отзывалось резким звуком от удара кулаком по клавишам.

В дверь тихо постучали.

— Уйдите, дайте мне побыть одному.

— Это я, пусти, — раздался за дверью голос Ягори.

Гарри вздохнул и поплелся открывать. Отказать Ягори было нельзя: она может стоять под дверью хоть всю ночь.

— Я тебе пирог принесла, — она по-хозяйски вошла в комнату с подносом в руках, — а то ты за ужином почти ничего не ел.

Гарри только рассеянно кивнул в знак благодарности.

— Спасибо, мне ничего не хочется.

— А ведь я знаю, куда ты едешь, — сказала Ягори, пристально глядя на него.

Гарри невольно напрягся.

— Я слышала ваш разговор с профессором-кошкой.

Гарри фыркнул. Надо же, Ягори тоже заметила кошачьи повадки профессора МакГонагалл.

— Неужели ты думаешь, что я не подслушивала такой интригующий разговор? — улыбнулась Ягори.

Гарри почувствовал облегчение от того, что она все знает. По крайней мере, это еще один человек, перед которым больше не надо притворяться.

— Только больше никому не говори, что знаешь, — сказал Гарри, — а то волшебники и память почистить могут.

— Ладно, — согласилась Ягори, отрезая кусок пирога себе. — А ты давай, не кисни. Может, не все так плохо в этом Хогвартсе.

Гарри рассмеялся и тоже взял себе кусок пирога.

— Хочешь, я тебе погадаю? — вдруг предложила Ягори. — На картах.

— А давай, — легкомысленно согласился Гарри.

Ягори профессиональным движением достала гадальные карты и разложила их по столу. По мере того, как она изучала расклад, ее лицо становилось все серьезнее.

— Что ты видишь?

— Дальняя дорога, казенный дом... — пробормотала она. — Тебе грозит смертельная опасность. Бойся пикового короля и не доверяй до конца бубновому.

— И что это значит? — протянул Гарри.

— Ой, да я, наверное, все напутала, — нервно засмеялась Ягори. — Не бери в голову.

— Постараюсь, — согласился Гарри. — Кстати, спасибо за пирог.

— Да не за что. Ну я пойду. Спокойной ночи, Гарри.

Гарри спал всю ночь на удивление крепко, без сновидений.

* * *

Утром первого сентября Гарри и Гита погрузили вещи в такси и отправились на вокзал Кингс-кросс. Никого больше с собой решили не брать из соображений конспирации, так как номер платформы мог вызвать у Джордана сильные подозрения. Заспанная Ягори порывисто обняла Гарри.

— Пиши письма почаще.

— Да я хоть каждый день буду Рихарда тебе посылать, — пообещал Гарри, засовывая клетку с почтовым соколом на заднее сидение.

Гарри долго глядел в заднее окно машины на все отдаляющийся дом на Олд-стрит. На крыльце стояли Ягори и Джордан с сыновьями, увлеченно машущие ему рукой.

На вокзале Гарри попрощался с Гитой, которая решила не отпускать такси. Он с трудом сдерживался от того, чтобы не разреветься: Гита всегда была для него самым родным человеком и прощаться с ней было тяжело. Гита тоже вытирала платком глаза после того, как обняла Гарри на прощанье.

— Ну, иди же. Долгие проводы — долгие слезы, — сказала Гита непривычно дрожащим голосом.

— Я буду писать вам всем, — пообещал Гарри, — обязательно.

Когда такси с Гитой скрылось за поворотом, Гарри наконец очнулся от оцепенения и отправился на поиски необычной платформы. Впереди его ждала новая жизнь.

Найти платформу девять и три четверти оказалось нелегкой задачей. К тому же Гарри толкал перед собой тяжелую тележку с сундуком, клеткой и чехлами с инструментами. Вокруг сновали люди с багажом, толкая друг друга. Постоянно что-то объявляли по громкой связи, звуки отдавались гулким эхом от высоченного потолка.

— Где же эта платформа, — ворчал Гарри сквозь зубы. — Вот платформа девять, вот десять. Где-то посередине должен быть проход...

Гарри уже малодушно начал думать о том, чтобы плюнуть на все и поехать обратно домой. Проход все никак не находился. Тут его внимание привлекла группа странно одетых рыжих людей.

— Я так и думала, что тут будет полно магглов, — ворчала полноватая рыжая женщина, по всей видимости, мать семейства. — Какой у нас номер платформы?

— Девять и три четверти, — пискнула маленькая девочка, державшая мать за руку.

Гарри заинтересованно подошел поближе и стал наблюдать. Эта семья волшебников была представлена матерью с дочерью-дошкольницей и четырьмя сыновьями разного возраста. Один из мальчиков, на вид самый старший, пошел в сторону платформ девять и десять. Через мгновение он исчез, будто растворившись в стене. Понаблюдав еще за другими членами рыжеволосой семьи, Гарри понял, что для прохода на платформу надо действительно пройти сквозь стену.

— Так. Вижу цель, верю в себя, — подбадривал себя Гарри, готовясь таранить стену. — Вперед!

Несмотря на то, что стена выглядела весьма плотной, столкновения не последовало. Гарри открыл зажмуренные от страха глаза и увидел, что находится на забитой людьми платформе, у которой стоял, пуская клубы густого дыма, паровоз алого цвета. Паровоз был великолепен — раньше Гарри видел такие только на картинках или в кино. Слышались голоса, смех, скрип чемоданов и сундуков, уханье сов и мяуканье кошек. Первые несколько вагонов были уже битком набиты школьниками. Только в самом хвосте поезда начали попадаться пустые и полупустые купе. Гарри затащил в вагон музыкальные инструменты и клетку и собрался поднимать сундук.

— Помощь нужна? — обратился к нему один из рыжеволосых близнецов.

— Не помешает, — сундук, несмотря на компактность, оказался довольно тяжелым.

Близнецы вдвоем взялись за сундук и затащили его в вагон.

— Спасибо, дальше я сам, — поблагодарил их Гарри и постучался в первое попавшееся купе. Там уже сидел пухлый круглолицый мальчик, которого он видел в магазине мантий, и девочка с пышной каштановой гривой.

— Не помешаю? — для приличия поинтересовался Гарри. Он не хотел всю дорогу ехать в одиночестве, поэтому специально не стал искать пустое купе.

— Что это у тебя? — вдруг спросил один из близнецов, заинтересовавшись шрамом на лбу Гарри.

— Поттер — это ты? — хором спросили братья.

Гарри понял, что отпираться бесполезно.

— Ну да, это я. Откуда шрам, не помню, можете не спрашивать.

Близнецы смотрели на него, открыв рот. Гарри почувствовал себя неловко. Все-таки к такой славе он не привык.

— Я Фред Уизли.

— А я Джордж, — представились близнецы.

— Но нас постоянно путают. Даже родная мать нас не различает, — продолжили они уже вместе.

Тут Фреда и Джорджа позвала с платформы сестра, и они поспешили выйти из вагона. Избавившись от внимания близнецов, Гарри заметил, что на него смотрят еще две пары глаз.

— Ты правда Гарри Поттер? — спросила пышноволосая девочка с чуть выпирающими передними зубами. — Я читала о тебе в книгах.

— Я тоже про себя читал, — засмеялся Гарри. — Но давайте лучше знакомиться. Вы мое имя уже знаете, а я ваше нет.

— Гермиона Грейнджер, — представилась девочка.

— Н... Невилл Лонгботтом, — робко промямлил мальчик.

— Будем знакомы.

Поезд незаметно тронулся и начал набирать ход. Невилл и Гермиона активно махали кому-то в окно поезда. Наконец платформа с родителями скрылась из виду.

— Ой, кажется, я снова потерял жабу, — жалобно пискнул Невилл.

— Да не бойся, она потом обратно прискачет, — поспешил утешить его Гарри.

— Магические животные обычно очень умные. Я читала об этом, — добавила Гермиона.

— Тревор умный, — сокрушенно вздохнул Невилл, залезая под стол в поисках своего питомца, — но все время убегает.

При попытке встать с четверенек и вылезти из под стола Невилл сильно стукнулся головой. Гарри поморщился, представив себе его ощущения.

— Я все время такой неуклюжий, — сказал Невилл, потирая ушибленный затылок. — Но я уже привык. До восьми лет все вообще думали, что я самый настоящий маггл. Мой двоюродный дядя Эрни постоянно пытался пробудить во мне магические способности — однажды он скинул меня в озеро, и я чуть не утонул. Когда мне было восемь, дядя случайно уронил меня из окна. Но я не разбился, а отскочил и попрыгал по дорожке словно мячик. А как обрадовалась бабушка, когда пришло письмо из Хогвартса. Она боялась, что я так и не получу его.

Гарри отметил, что у волшебников странное отношение к детям — они готовы их убить, только чтобы те проявили магические способности. Хотя теперь понятно, почему Невилл такой робкий и забитый.

— Это неприемлемо, — начала Гермиона, которая, казалось, только и ждала момента, чтобы заговорить, — детей нельзя ронять из окна. Я родилась в семье магглов, и у нас за такое сажают в тюрьму.

— Да, это правда, — согласился Гарри. Но Гермиону уже несло.

— До недавнего времени я вообще не знала о волшебстве. Но потом пришла профессор МакГонагалл и все объяснила. Я купила в книжном несколько книг не по программе, чтобы лучше ориентироваться в мире магов. А еще я выучила наизусть все учебники. Как думаете, этого будет достаточно, чтобы учиться лучше всех?

— Думаю, более чем достаточно, — ответил Гарри, потрясенный тем, что в мире существуют люди, которые учат учебники наизусть. — Мои родители волшебники, но они погибли, когда мне был год. Воспитывали меня магглы, и, как и к Гермионе, ко мне пришла МакГонагалл с письмом из Хогвартса. Но свои учебники я только пролистал, наизусть учить даже не пытался.

— Ты помнишь, как выглядел Волдеморт? — спросила Гермиона, давно терзаемая любопытством.

— Я уже говорил, что ничего не помню. Но, может, это и к лучшему. Не хотелось бы помнить смерть своих родителей.

Гермиона слегка смутилась и поспешила сменить тему:

— На какой факультет хотите попасть? Я, думаю, в Гриффиндор, но Ревенкло тоже неплохой вариант.

— Я бы хотел попасть в Ревенкло, там декан заведует школьным хором. Но и Гриффиндор тоже не плохо, — ответил Гарри.

— Мои родители были в Гриффиндоре, — печально начал Невилл, — но я боюсь, что попаду в Хаффлпафф и бабушка будет очень недовольна.

— Тележка со сладостями, — раздался в коридоре резкий голос.

Гарри вспомнил, что у него с собой полно еды из дома, и полез в сундук доставать свертки. Гермиона купила упаковку шоколадных лягушек. Гарри тоже купил несколько видов волшебных сладостей, которые показались ему интересными.

— Угощайтесь, — обратился он к попутчикам.

На столе лежали пирожки, жареная курица, куча бутербродов, конфеты, печенье и шоколад. Невилл стеснительно взял одно тыквенное печенье, Гермиона отгрызала лапки шоколадной лягушке.

— Да не нужно скромничать, — скривился Гарри, — берите лучше курицу, а то испортится ведь. Давайте я вам по ножке отломлю. Или лучше крыло?

Гарри вручил Невиллу и Гермионе по куриной ноге, не обращая внимания на протесты. Сам он решил попробовать разноцветное драже.

— Осторожно, вкус может быть непредсказуем, — предупредил его Невилл.

Первой попалась конфета с лимонным вкусом. Она была кисловатой, но вполне терпимой. Гарри взял в рот еще одну. Тут его лицо стремительно позеленело.

— Мне надо выйти, — пробормотал он и вылетел в коридор в поисках туалета.

Прополоскав хорошенько рот от конфеты со вкусом уксуса, Гарри почувствовал себя гораздо лучше, но зарекся еще пробовать такие драже. На обратном пути его внимание привлекла драка в коридоре. Младший из рыжих братьев сцепился с каким-то бледным зализанным блондином.

— Куда прешь?

— Не твое дело, Малфой, — огрызнулся рыжий. — Пропусти.

— Почему это я должен пропускать нищих выродков типа тебя, Уизли?

— А в морду не хочешь?

Рыжий бросился на блондина с кулаками. Тот взвизгнул и по-девчачьи вцепился противнику в волосы. Двое его крупных, но не блещущих интеллектом друзей стояли столбом, не зная, что предпринять. Привлеченная шумом, из купе выглянула Гермиона Грейнджер.

— Как вам не стыдно! Драка в первый же школьный день. А еще волшебники, называется.

— А тебя, грязнокровку, не спрашивали, — сквозь зубы ругнулся Малфой, однако хватку, которой вцепился в шевелюру Уизли, значительно ослабил.

— Мистер Малфой, мистер Уизли, просим прекратить беспорядки и разойтись по своим купе, — к месту происшествия уже спешили старшекурсники со значками старост на рукаве.

— Но, Перси, я только хотел посмотреть на Гарри Поттера, — обратился рыжий к старшему брату, — а то близнецы его видели, а я нет.

— Я, может, тоже шел посмотреть на Поттера, — оправдывался Малфой, — а тут Уизли прет.

— Но зачем же сразу кулаками махать? — не выдержал наблюдавший за этим Гарри. — Кстати, знакомьтесь, я — Гарри Поттер. Вот шрам, правда, его почти не видно, — он откинул челку. — Будете курицу?

Драко Малфой и Рон Уизли от курицы отказались, предпочтя шоколадных лягушек и тыквенные печенья. Приятели Драко, которых звали Кребб и Гойл, с удовольствием отломили себе по большому куску куриной грудки. Гермиона продолжала возмущаться вопиющим нарушением дисциплины. Малфой и Уизли сверлили друг друга злобными взглядами. Невилл пристально смотрел на шоколадную лягушку, трепыхающуюся у него в руке, и постепенно его лицо приобретало все более страдающее выражение.

— Тревор! Я так и не нашел его.

— Сейчас мы его найдем, — поспешил Гарри заверить готового разрыдаться Невилла. — Тревор сам к нам прискачет.

— Ты собираешься применить магию? — заинтересовалась Грейнджер.

— Не совсем, — улыбнулся Гарри, доставая из внутреннего кармана куртки дудочку.

Управлять животными с помощью музыки у него получалось довольно легко. Это было простейшее упражнение, которому его учил Франс Баум. Тем более, здесь требовалось только призвать животное к себе. Несмотря на то, что Гарри никогда не тренировался на жабах, он был уверен, что у него все получится. Если Тревор в поезде, он найдется в течение пяти минут.

— Ты, как заклинатель змей, будешь жабу дрессировать? — спросил Рон Уизли.

— Прошу, не отвлекайте, — Гарри обвел глазами людей в купе.

Рон и Драко даже забыли вражду и с интересом смотрели на Гарри, ожидая его дальнейших действий.

При работе с животными, да и с людьми тоже, неважно, какую мелодию им играть; главное — внутренний посыл. Гарри выбрал тему из «Болеро» Равеля с вариациями. Мягкая свободная мелодия лилась из дудочки совершенно свободно и естественно, каждый человек в купе подумал, что сможет играть так же. Ногой Гарри отбивал неизменный остинатный ритм. Постепенно, даже не задумываясь об этом, слушатели стали стучать тот же ритм. Первые несколько минут ничего не происходило. Вдруг Гермиона взвизгнула и запрыгнула на сидение с ногами. В купе забежал огромный паук с мохнатыми лапками. Рон мгновенно позеленел.

— Это тарантул Ли Джордана!

Хозяин паука появился через несколько мгновений.

— Простите, если он вас напугал, — сказал он, засовывая вырывающегося паука в коробочку, — не знаю, что на него нашло. Вырвался у меня из рук и побежал прямиком сюда.

Гарри подумал, что нужно немного сменить посыл: этот привлек немного не то, что нужно. Главная сложность работы с животными — различие человеческого и звериного сознаний. Чтобы управлять жабой, нужно думать, как жаба. Как это — думать, как жаба? О чем вообще может думать жаба? За этими размышлениями Гарри продолжал играть. В купе почему-то начали ломиться коты и кошки всех размеров и расцветок. За ними прибегали растерянные хозяева и пытались угомонить питомцев. Коты не хотели никуда уходить от Гарри, царапались и надрывно мяукали. Гермиона, Рон и Драко смотрели на все это в большом удивлении.

«Эти коты, — думал Гарри с досадой, — никогда не пройдут мимо красивой музыки. Так, надо сосредоточиться на жабах».

Наконец прискакала большая жаба с фиолетовыми пятнами.

— Это не Тревор, — печально заключил бросившийся к ней Невилл.

Коты стали потихоньку успокаиваться. Их хозяева громко обсуждали между собой, что за помешательство нашло на их питомцев. Вместо котов начали появляться жабы. Гарри даже не представлял, насколько много учеников Хогвартса держат в качестве фамильяра жаб. Купе постепенно стало напоминать балаган. Наконец Невилл заметил свою жабу, которую чуть не затоптали старшекурсники, и бросился к ней с радостным криком:

— Тревор, ты пришел!

Гарри прекратил играть. Животные наконец успокоились, а вместо этого загалдели их владельцы.

— Это правда Гарри Поттер?

— А почему шрам так плохо видно?

— И почему очки прямоугольной формы? Я почему-то думал, что Поттер должен носить круглые очки.

— У него волшебная флейта?

— Это с помощью нее он победил Того-Кого-Нельзя-Называть?

Повсюду слышались вопросы, строились догадки и домыслы. Гарри даже не пытался всем отвечать: все равно его бы никто не услышал. Постепенно старосты, специально приведенные Гермионой, разогнали толпу. Расходились все с большим неудовольствием, надеясь, однако, потом получить ответы на свои вопросы.

— Что это было? — спросила Гермиона, закрывшись наконец в купе.

— Это? Просто музыка, — засмеялся Гарри. — Все любят музыку, даже жабы.

— Это было круто, — протянул Рон. — А моя крыса Короста, наверное, даже ухом не повела. Она у меня очень ленивая. Дрыхнет сейчас, наверное, на столе в соседнем купе. Пойду, что ли, проверю ее. А то вдруг она уже сдохла?

— Уизли настолько бедны, что держат в качестве домашнего животного полудохлую облезлую крысу, — не удержался от колкости Малфой.

К счастью, Рон уже ушел и не слышал этого.

— Не советую судить о людях по материальному достатку, — сказал Гарри, недовольно нахмурившись, — Деньги не сделают из тебя хорошего человека.

— Все равно не советую тебе общаться с этими магглолюбцами Уизли. Иначе закончишь, как твои родители. Они тоже не умели выбирать друзей.

— К сожалению, я не знал своих родителей. Но ты не их знал тоже, — возмутился Гарри, — так что не бросайся голословными обвинениями. К тому же я могу сам решить, с кем общаться, а с кем нет.

На бледных щеках Малфоя появились яркие розовые пятна.

— Хорошо подумай, прежде чем начинать дружить с грязнокровками и предателями крови, — прошипел он. — Кребб, Гойл, мы уходим.

Когда Малфой покинул купе, Гарри вздохнул с облегчением.

— Не очень приятная личность этот Малфой, — высказал общее мнение Невилл.

Голос машиниста объявил, что через десять минут поезд подъезжает к станции. Гермиона была уже в мантии, поэтому вышла в коридор, чтобы дать мальчикам переодеться. Гарри снял куртку и натянул мантию прямо поверх одежды, а потом стал помогать Невиллу, который умудрился надеть свою наизнанку и задом наперед. Когда они управились с переодеванием, поезд уже начал замедлять ход. Гарри посмотрел в окно, надеясь рассмотреть Хогвартс, но в темных сумерках за окном уже ничего не было видно. В коридоре была жуткая толчея, но через несколько минут Гарри все-таки вышел из поезда на неосвещенную маленькую платформу.

— И куда это нас привезли? — спросил он, оглядываясь вокруг.

— Первокурсники, все сюда, — раздался знакомый громовой голос.

Великан, которого Гарри видел в банке, размахивал огромным фонарем, созывая первогодок.

— Все собрались? За мной! И под ноги смотрите!

Подскальзываясь и спотыкаясь, первокурсники шли за Хагридом по узкой дорожке. Все разговоры стихли, только изредка кто-нибудь поругивался, запнувшись о корень. Гарри внимательно прислушивался, силясь разглядеть что-нибудь в плотной лесной темноте. Лес молчал только на первый взгляд. Гулко шумела листва, скрипели сучья, под ногами что-то чуть слышно пищало, вдалеке можно было различить вой, похожий на волчий. В Истории Хогвартса было написано, что в Запретном лесу живет множество волшебных существ: оборотни, вампиры, кентавры, фейри и многие другие. Гарри надеялся, что ему еще представится возможность погулять по Запретному лесу.

— Осталось еще чуть-чуть! — крикнул Хагрид. — Все сюда.

— О-о-о! — вырвался у Гарри восхищенный вздох одновременно со всеми.

Они стояли на берегу большого черного озера. На другой его стороне, на вершине высокой скалы, стоял прекрасный замок с башенками. Его огромные окна отражали свет усыпавших небо звезд. Гарри замер от восторга. Ничего прекраснее он в жизни не видел.

— По четыре человека в лодку, не больше, — привел его в себя голос Хагрида.

Гарри замешкался, рассматривая Хогвартс, поэтому оказался в лодке с тремя незнакомыми девочками. Флотилия из лодочек двинулась и заскользила по гладкой поверхности озера. Все первокурсники продолжали во все глаза смотреть на Хогвартс. Замок будто парил над поверхностью воды, уходя башнями высоко в небо. Воздух вокруг звенел, как тысяча переливчатых серебряных колокольчиков.

Гарри не слышал, как Хагрид велел пригнуться, поэтому чуть не ударился головой о свод пещеры. Проплыв немного по подземельям, они высадились на берег у самый дверей Хогвартса. Хагрид постучал в них своим огромным кулаком. Двери распахнулись, и появилась МакГонагалл в строгом темно-зеленом платье.

— Спасибо, Хагрид. Я их забираю.

Гарри рассматривал громадный холл с высоченными потоками, факелами по стенам и шикарной мраморной лестницей. МакГонагалл завела первокурсников в маленькую комнату, где все они сбились в тесную кучу. Потом профессор сказала небольшую речь о факультетах и о важности предстоящего события. Гарри слушал в пол уха — все о факультетах он уже выяснил заранее. В конце МакГонагалл посоветовала всем привести себя в порядок.

"Прямо как хор перед концертом. Сколько не говори про важность внешнего вида, все равно половина певцов выйдет лохматыми и в мятых костюмах", — думал Гарри, приглаживая волосы. Их не брала никакая расческа, а способность Гарри уложить волосы ладонью Гита считала проявлением его магического дара. В Лейпциге Гарри пел в детском хоре при консерватории и периодически участвовал в концертах и постановках. Ждать выхода на сцену и переодеваться часто приходилось в маленьких комнатушках за кулисами. Поэтому помещение, куда согнали первокурсников перед распределением, вызывало у Гарри чувство дежавю. Несмотря на просьбу МакГонагалл, дети загалдели, как только она ушла.

— Кто знает как распределяют по факультетам? — суетился Рон Уизли. — Фред говорил, надо будет сразиться с троллем.

— Чтобы попасть на Гриффиндор, надо победить дракона, — поддержал его Гарри, надеясь шуткой разрядить обстановку.

Рон однако шутки не понял и, побледнев от страха еще сильнее чем раньше, пошел спрашивать Гермиону о способах борьбы с драконами. Все первокурсники активно перешептывались и заметно нервничали. Гарри сохранял спокойствие — публичные выступления давно не были для него чем-то новым. Хотя часть общего мандража передалась и ему. Вдруг сзади кто-то в ужасе завопил.

— Кто это? Что это?

Гарри обернулся и увидел несколько белых полупрозрачных людей, появившихся прямо из стены. Привидения?! Гарри почувствовал, что его бьет дрожь. Он всегда питал к привидениям, как и к любой другой нежити из загробного мира, необъяснимый животный страх. Возможно, виной этому страшные сказки, которые ему в детстве рассказывала Гита. Привидения вели между собой неспешную беседу.

— Надеюсь, вы попадете в Хаффлпафф! — пожелало привидение упитанного монаха. — Мой любимый факультет, сам когда-то там учился.

"Надеюсь, я не попаду в Хаффлпафф", — почему-то мрачно подумал Гарри.

Призраков разогнала вернувшаяся МакГонагалл. Гарри посмотрел на нее с благодарностью. Нежить пока вела более-менее спокойно. Но кто знает, что случилось бы, задержись профессор еще немного. А у него даже музыки против призраков не придумано...

— Пойдемте. Распределение начинается!

Первокурсники построились в шеренгу и прошли через двойные двери в Большой зал. Зал был огромен; его освещали тысячи свечей, которые плавали в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели ученики. Они смотрели на вошедших первокурсников со сдержанным интересом; многие с тоской поглядывали на пустые золотые тарелки, стоящие на столах. "Сражения с троллем не предвидится", — отметил про себя Гарри. Подняв глаза к потолку, он увидел вместо него настоящее небо, усыпанное тысячей звезд.

— Он зачарован лично Ровеной Ревенкло, чтобы всегда выглядеть как небо снаружи, — не упустила возможности блеснуть эрудицией Гермиона.

Гарри все больше нравился Большой зал Хогвартса. "А какая тут акустика! Слышно даже шепот с другого конца помещения, — мечтательно думал он, прислушиваясь. — Жаль только, что такой зал используется как столовая. Вот если вместо учительского стола орган поставить... Какие тут можно концерты проводить!" Гарри выпал из реальности, воображая, какими звуками наполнил бы этот зал орган и огромный тысячеголосый сводный хор. В его голове звуки уже наполняли зал и истаивали под потолком, у самых звезд. Это было бы прекрасно...

МакГонагалл же в это время положила на табурет залатанную островерхую шляпу. У самых ее полей открылась прореха наподобие рта  — и Шляпа запела дребезжащим старческим голосом. Гарри как обухом по голове ударили. Только что он размышлял о прекрасной, вечной музыке, а теперь слушает пение старой шляпы. Голоса у нее не было никакого, но она все равно пыталась выдать что-то похожее на вокал. Получалось паршивенько. Половину слов Гарри не смог разобрать, потому что, ко всему прочему, Шляпа еще и страдала косноязычием.

Едва Шляпа умолкла, зал разразился аплодисментами. "Или у волшебников нет вообще никакого вкуса, — думал Гарри, — или они просто радуются, что песня закончилась". Потом вперед вышла МакГонагалл со свитком пергамента и стала называть фамилии. Вызванный человек садился на табурет, Шляпа опускалась ему на голову и выкрикивала факультет. Иногда она называла его сразу, иногда раздумывала. Гермиона и Невилл отправились в Гриффиндор, Малфой и Кребб и Гойлом в Слизерин. Похоже, их желания осуществились. Гарри задумался над тем, куда бы он сам хотел попасть. Слизерин он отмел сразу, потому что не хотел иметь ничего общего с убийцей своих родителей. В Хаффлпафф он не хотел только потому, что туда активно приглашал призрак. "Хорошо было бы попасть в Гриффиндор. Гермиона и Невилл неплохие ребята, и мы уже успели поладить. Правда изначально я хотел в Ревенкло, несмотря на то, что я совсем не книжный червь. Ладно, посмотрю, что скажет Шляпа".

Гарри успел заскучать, наблюдая распределение. Скучали также ученики за столами, оживляясь только для того, чтобы поприветствовать нового ученика. Наконец, МакГонагалл объявила:

— Поттер, Гарри!

Зал оживился и загудел.

— Она сказала Поттер?

-Тот самый Поттер?

Гарри слышал сотни голосов, сотни пар глаз устремились на него. " Нет, это какая-то нездоровая популярность". Стараясь не выдать откуда-то взявшееся волнение, он прошел к табурету и надел Шляпу на голову.

— Хм... — раздался у него в голове старческий голос Шляпы. — Куда же мне тебя определить?

— Ух ты, — удивился Гарри, — а нас никто больше не слышит? Я бы хотел попасть в Гриффиндор. Говорят мои родители учились там.

— Да, я определила их туда, хотя твоей матери подошло бы и Ревенкло. Они выросли настоящими гриффиндорцами — честными и смелыми. Жаль, что их постигла такая судьба. Но ты — другой, ты не похож на них. Скажи, тебе никогда не хотелось стать великим человеком?

— Возможно... — задумался Гарри. — Я бы хотел стать великим музыкантом. Но не знаю, как это повлияет на выбор факультета. Кстати, вам я бы посоветовал просто декламировать свои стихи. Потому что ваши вокальные данные, мягко говоря, оставляют желать лучшего.

— Не нравится мое пение? Я пою уже больше тысячи лет со времен основателей, и никто до этого не решался критиковать меня.

— Простите, — смутился Гарри. — Но все равно, лучше вам не петь.

— Думаю, я приняла решение, — сказал Шляпа.

Что-то в ее тоне показалось Гарри подозрительным, но возразить он не успел.

-Тебе лучше всего подойдет... Слизерин! — последнее слово Шляпа выкрикнула вслух на весь зал.

Поднявшись с табуретки, Гарри обвел взглядом притихший и немного испуганный зал. В голове у него крутилась только одна мысль: "Кто меня дернул критиковать пение Распределяющей Шляпы?" Наконец очнулись и начали хлопать студенты за столом Слизерина. Постепенно к ним присоединились и другие факультеты, только стол Гриффиндора потрясенно молчал.

Гарри прошел к столу под зелеными знаменами и сел рядом с Гойлом. Весь зал опасливо перешептывался и сверлил его взглядом. Распределение продолжалось. Гарри снова заскучал  стал рассматривать преподавателей. Очки у МакГонагалл съехали на нос и перекосились, но она не поправляла их. Видно было, что она очень расстроилась тем, что Гарри не попал на ее факультет. За преподавательским столом заседали довольно необычные люди. Там был карлик, имеющий что-то общее с гоблинами из банка, женщина в невероятных бусах и шалях, похожая на стрекозу из-за огромных очков, мужчина с чрезвычайно мрачным выражением лица, весь в черном как монах.

— Это наш декан, — пояснил Гойл, показывая на человека в черном, — профессор Северус Снейп.

"Похоже, он не рад видеть меня на своем факультете, — отметил Гарри про себя. — Или он всегда такой?"

Рядом со Снейпом сидел Квиррелл в нелепом фиолетовом тюрбане. Вид этого тюрбана почему-то вызывал у Гарри тошноту. Ровно посередине учительского стола на небольшом возвышении сидел директор Дамблдор. Он одинаково приветливо улыбался всем ученикам, независимо от факультета. Его белая борода издавало сияние, похожее на сияние призраков. Эта нежить, кстати, тоже появилась в зале. У стола Слизерина, рядом со старостами обнаружился особенно жуткий призрак — заросший бородой мужик с пустым безумным взглядом, в цепях и весь в пятнах темной запекшейся крови. Гарри постарался сесть от него как можно дальше, но полностью спрятаться все равно не получалось. Похоже, придется привыкать к присутствию этих жутких существ.

Распределение закончилось, МакГонагалл унесла Шляпу и табурет. Альбус Дамблдор поднялся со своего трона, широко раскинув руки. Казалось, что видеть своих учеников вместе, для него самое большое счастье.

— Добро пожаловать в Хогвартс! — воскликнул он. — Но прежде чем начать пир, я бы хотел сказать несколько слов.

Гарри приготовился слушать длинную и пафосную речь. Все директора, которых он знал питали огромную страсть к публичным выступлениям. Директриса в Лейпцигской школе могла говорить больше получаса без перерыва и при этом умудрялась не сообщить вообще никакой информации.

— Олух, пузырь, остаток, уловка. Все! — сказал Дамблдор и сел обратно.

Дети радостно зааплодировали и набросились на еду, которая появилась на золотых тарелках как из ниоткуда.

— И это все, что он хотел сказать? — удивился Гарри. Короткая речь директора потрясла его больше самодвижущихся лодок и свечей, парящих в воздухе.

— Директор любит изображать на публику выжившего из ума старика, — усмехнулся смуглый черноволосый парень, распределенный позже Гарри и севший рядом с ним. — Но на самом деле он далеко не так прост. Кстати, меня зовут Блейз Забини, будем знакомы, — протянул он руку для приветствия.

— А на самом деле? — заинтересовался Гарри, пожимая руку Забини. Он не понаслышке знал, что может скрываться за внешним чудачеством.

— А на самом деле он хоть и старик, но из ума совсем не выжил, — ответил Забини с уважением, но с некоторой неприязнью.

— Вы директора не слишком жалуете, — заметил Гарри. Все, кого он встречал до этого, отзывались о директоре с восторгом.

— А за что нам его любить? Он мне лично ничего хорошего не сделал, — нахмурился Забини. — Ничего плохого тоже, правда.

— Скажи, Поттер, как ты умудрился попасть в Слизерин? — влез в разговор Малфой. — Или ты понял, что магглолюбцы и грязнокровки недостойны твоего общества?

Гарри счел правильным проигнорировать подколки Малфоя, иначе дело могло бы окончится дракой.

— Кстати, мне тоже интересно, почему ты на нашем факультете, — сказал Забини. — Все прочили тебя на Гриффиндор.

— Ну, вообще, я сам хотел в Ревенкло, — убитым голосом начал Гарри, — и скорее всего, я бы там и оказался. Но не надо мне было критиковать пение тысячелетней Шляпы!

Забини и сидящие рядом Кребб с Гойлом громко расхохотались.

— То есть, ты хочешь сказать, что попал в Слизерин только потому, что разозлил Шляпу? — сказал он, смахивая набежавшие от сильного смеха слезы. — Хорошенькое у тебя представление о нашем факультете!

— Ага, — согласился Гарри.

Только теперь до него стала доходить вся абсурдность этой ситуации. Шляпа, змеи, темные волшебники... Он расслабился и рассмеялся вместе с остальными.

 

Он не замечал, что с преподавательского стола за ним внимательно следили несколько пар глаз.

 

— А сейчас предлагаю обратить внимание на еду, пока она не исчезла, — сказал Блейз Забини, когда все наконец отсмеялись.

Гарри молча кивнул и принялся есть. Стол поражал разнообразием. Там были сосиски, стейки, бекон, отбивные, курица, картошка, морковь, горох, пудинг и невесть как тут оказавшиеся мятные леденцы. Готовили в Хогвартсе неплохо, но со стряпней Гиты было не сравнить. Гарри положил себе всего понемногу и лениво ковырялся в тарелке. Он еще не успел проголодаться после поезда, да и присутствие рядом жутковато выглядящих привидений не прибавляло аппетита. Другие ученики набрасывались на еду так, как будто специально неделю до этого ничего не ели. Гарри даже засмотрелся на Кребба с Гойлом, поглощающих пищу со скоростью комбайна. Все тарелки и приборы были покрыты толстым слоем позолоты и даже по весу напоминали чисто золотые. "Никто не заметит, если я возьму одну, — думал Гарри, пряча вилку в карман мантии. — А Ягори очень очень обрадуется такому сувениру. Она любит все красивое и блестящее".

Тем временем на столах появился десерт. Многие уже наелись до отвала, и теперь пытались втиснуть в себя наиболее аппетитно выглядящие сладости. Гарри положил себе немного любимого фисташкового мороженого.

— Рад приветствовать новых учеников факультета Слизерин! — неслышно подплывший призрак заставил Гарри облиться холодным потом. — Я глава общины призраков Хогвартса и факультетское приведение Слизерина. Называйте меня Кровавым Бароном. Если вы заблудитесь в замке, или к вам будет приставать наш полтергейст Пивз — зовите меня. Помогать ученикам моя прямая обязанность, — говорил призрак напыщенно и будто немного по-старинному.

Гарри неожиданно для себя выпалил:

— А почему вы весь в крови?

— Это давняя история, — печально отозвался Барон. — Я не люблю об этом говорить, да вам едва ли будет интересно слушать.

— Вы так умерли?

— Все призраки, населяющие Хогвартс когда-то умерли. Сэру Николасу отрубили голову тупым мечом, Монаха напоили отравленной медовухой, Елену... — тут он внезапно осекся и замолчал.

Гарри уже успел сто раз пожалеть о своих бестактных вопросах. Подумать только, он вступает в диалоги с привидениями! Хотя дядя Джордан, с его любовью к древностям, многое бы отдал за возможность побеседовать с призраком из другой эпохи.

Тут он заметил, что тарелки исчезли, а Дамблдор поднялся со своего трона. Все затихли.  

— Теперь, когда вы сыты, я бы хотел сказать несколько слов.

"Начинается, — подумал Гарри, — все-таки он будет говорить".

 Вопреки опасениям, говорил директор коротко и по делу. Напомнил правила внутреннего распорядка. Как Гарри и предполагал, в лес ученикам ходить строго запрещалось. Но разве он не найдет способа обойти правило в случае необходимости?  Слова про мучительную смерть в коридоре третьего этажа повеселили Гарри. И какие только угрозы не выдумают преподаватели, чтобы ученики не лезли в ремонтируемые участки школы. Правда чаще всего это имело противоположный эффект.

 — А теперь, прежде чем пойти спать, давайте споем школьный гимн! — воскликнул Дамблдор.

— Что за гимн? Почему я о нем не знаю? Где слова, где ноты? — засуетился Гарри.

На лицах у всех учителей застыли странные улыбочки.

Дамблдор взмахнул палочкой, и из нее вырвалась длинная золотая лента, которая потом распалась на повисшие в воздухе слова.

— Каждый поет на свой любимый мотив.

"Странный подход к исполнению школьного гимна. Боюсь представить, что сейчас начнется..."

 Итак, начали!

И весь зал заголосил "Хогвартс, наш любимый Хогвартс..." кто во что горазд. "Казалось бы — старейшая школа Европы, тысячелетние традиции, а в музыке — такой авангард". Гарри до этого несколько раз принимал участие в исполнении хоровых произведений современных композиторов. Там часто каждый хорист тянул собственную ноту, а иногда даже отдельный мотив. Правда, несмотря на многочисленные попытки, Гарри так и не смог до конца понять и полюбить такие произведения. Памятуя историю со Шляпой, Гарри заткнул своего внутреннего критика и вместе со всеми затянул гимн на мелодию Гаудеамуса. Размер стихов не очень хорошо ложился на музыку, поэтому порой приходилось импровизировать.

Весь зал откровенно отрывался. Каждый пел, что хотел — кто тихо, кто громко, кто быстро, кто медленно. Гойл ревел утробным голосом прямо у Гарри над ухом, Кребб выводил мелодию какой-то детской песенки очень высоким фальцетом. Малфой мямлил что-то невразумительное, а Забини просто беззвучно открывал рот. Удивительно, но звучало все это безобразие не так уж плохо. Возможно сказывалась акустика зала, а возможно Дамблдор добавлял специальные чары, дирижируя волшебной палочкой. "А ведь одинаковую мелодию поют только близнецы Уизли, — заметил Гарри. — Каждый поет что-то свое. Профессиональным хорам часто бывает очень сложно добиться такого разнообразия. Возможно, это связано с тем, что все волшебники ярко выраженные индивидуалисты. А может они просто никогда не пели в хоре".

Постепенно студенты, взявшие быстрый темп, умолкали, а Гарри только увлекся и начал импровизировать (от изначального варианта студенческого гимна уже мало чего оставалось). Пришлось повторять слова по второму кругу. Наконец замолчали все кроме него и близнецов Уизли. Те исполняли гимн медленно и торжественно, как похоронный марш. Бодрая мелодия Гаудеамуса звучала сильным контрастом. На последней строчке текста Гарри выдал головокружительную руладу и взял очень высокую ноту, надеясь закончить петь вместе с близнецами. Заметив это, те стали петь еще медленнее. "А голос у них сильный, — думал Гарри, чувствуя, что воздух заканчивается, — и слух у них есть". Когда близнецы наконец закончили петь, Гарри держал эту ноту уже больше минуты и был на последнем издыхании. Звук мерцал и норовил перейти в сип, а перед глазами плыли круги. "Нельзя же так с голосом", — думал Гарри, в изнеможении падая на скамью. Но тут уже было дело принципа — он совсем не собирался уступать близнецам в пении.

Грянули оглушительные аплодисменты. Похоже все оценили его последний финт. Громче всех хлопали близнецы Уизли. Дамблдор даже прослезился от восторга.

— О, музыка! Ее волшебство не сравниться с тем, чем мы занимаемся здесь! — воскликнул он.

— Полностью согласен, — довольно громко вякнул Гарри со своего места. Другие слизеринцы за столом косо посмотрели на него.

— А теперь спать! Рысью марш! — скомандовал Дамблдор.

 

Гарри плохо запомнил дорогу до гостиной. Старосты вели их через многочисленные коридоры, лестницы и тайные проходы. На Гарри внезапно навалилась усталость и апатия. Впечатления от этого безумного крутились в голове. Сейчас уже не верилось, что утром он прощался с Гитой на вокзале — казалось, прошло уже очень много времени. Гарри с трудом добрался до спальни, проверил, в порядке ли музыкальные инструменты, которые доставили из поезда, и завалился спать. Уснул он сразу, едва коснувшись подушки.

-

[1]«Гаудеамус» (лат. gaudeamus — возрадуемся) — старинный студенческий гимн на латинском языке.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%C3%E0%F3%E4%E5%E0%EC%F3%F1

Привет, Гита. Ты не представляешь, как я соскучился по тебе! Но я еще неплохо держусь. Гойл уже несколько раз просился к мамочке, а Малфой ночами тайно рыдает в подушку. В комнате нас живет шестеро — кроме меня еще Малфой, Нотт, Забини, Кребб и Гойл. У каждого шикарная кровать с плотным пологом, который можно задернуть при желании. Так что устроился я очень неплохо. Правда Нотт очень громко храпит, а заглушающие чары изучают только на третьем курсе...

Вчера мне приснился очень странный сон. Там было много игральных карт похожих на людей. Главным среди них был пиковый король в огромном фиолетовом тюрбане. Он был вежлив и поздравлял меня с поступлением на Слизерин, но почему-то вызывал у меня очень сильный страх и отвращение. Как думаешь, этот сон что-то значит или я просто себя накручиваю?

И да, я умудрился попасть в Слизерин. Факультет,  который выпустил темных магов больше, чем все остальные вместе. Наша гостиная находится в подвале, точнее в подземелье. Полумрак, факелы, темно-зеленые бархатные балдахины. Окна тоже есть — наколдованные. На первый взгляд не отличишь от настоящих. А вот гостиная Гриффиндора находится в башне, но по слухам там сильные сквозняки.

Весь Хогвартс смотрит на меня с любопытством, но подойти и заговорить боится. Еще бы — начинающий темный маг, который еще в младенчестве уделал Волдеморта. Как же меня достали постоянные перешептывания за спиной! Надеюсь, когда-нибудь им это надоест.

Планировка Хогвартса невероятна. Тут сто сорок две(!) лестницы, как с гордостью сообщили мне старшеклассники. Есть лестницы широкие и просторные, а есть узкие и шаткие. У некоторых исчезают ступеньки, на которые ты собирался наступить, и идя по ним нужно постоянно прыгать. А еще есть бесконечные коридоры, двери и тайные проходы. Добавляют хлопот еще и привидения. Представляешь школу, в которой спокойно живет больше десятка неупокоенных душ? Так это Хогвартс. С Кровавым Бароном, нашим факультетским призраком, проблем не бывает, наоборот, он всегда рад помочь первокурсникам. А вот полтергейст Пивз напоминает стихийное бедствие. Эта шкодливая эктоплазма роняет на голову корзины для бумаг, выдергивает из под ног ковры и бросается кусочками мела. Но самый неприятный его фокус — подойти незаметно и схватить за нос с криком: "Попался". Не знаешь случайно, как провести обряд экзорцизма?

В общем, скучать не приходится. В выходные близнецы Уизли обещали провести мне полную экскурсию по замку, потому что в одиночку его исследовать может быть просто опасно.

Я еще не успел как следует познакомиться со всеми. В поезде я встретил Невилла и Гермиону а еще братьев Уизли. Правда  они попали в Гриффиндор, но, надеюсь, это не помешает нам общаться. Надо налаживать межфакультетские связи!

Ты просила рассказать о питании. Так вот, кормят нас хорошо, даже слишком. Все съедобно, всегда есть несколько блюд на выбор, добавка не ограничена. Волшебники питают какую-то нездоровую страсть к тыкве: на столе всегда есть тыквенный сок, каши, пироги и печенья с тыквой а также тыквенные семечки. Может тыква нужна для волшебства?

Посуда тут вся из чистого золота. Нет, не железная с позолотой, а действительно золотая. Я сначала не поверил, когда узнал. Хотел я одну вилку послать Ягори для проверки, но эльфы ее конфисковали. Домовые эльфы — это такие странные сморщенные существа с огромными ушами и глазами, ростом мне по колено. Они в Хогварте стирают, убирают и готовят (и довольно неплохо). Но как же я перепугался, когда один такой появился передо мной в пустом коридоре! К счастью, они безобидные. Они могут выполнять просьбы учеников, если те не противоречат приказам учителей и правилам школы.

Очень непривычно полное отсутствие обычных предметов типа математики и литературы. Только трансфигурация, травология, зельеварение, астрономия, история магии и защита от темных искусств. При этом многие ученики с трудом считают до ста и пишут с чудовищными ошибками. У волшебников нет начальных школ. Гойл рассказывал, что его учил читать больной на голову домовой эльф. А выросшая в семье магглов Гермиона уже стала лучшей ученицей на курсе (хотя может это потому, что она выучила все учебники наизусть).

Почти все профессора настоящие профессионалы и мастера своего дела. Исключением является учитель истории магии. Бинс — призрак! Читает лекцию он совершенно неразборчиво и очень скучно. А ведь история — интереснейший предмет. Волшебники будто специально не хотят ничего  знать о своих корнях. Мистер Бинс второй в очереди к экзорцисту.

Трансфигурация довольно опасный предмет, поэтому МакГонагалл большое внимание уделяет дисциплине и теории. На первом уроке мы пытались превратить спичку в иголку. Почти ни у кого не получилось. Я же сумел лишь немного посеребрить спичку, но все равно я горжусь собой.

Профессор Флитвик ценит творческий подход. Материал он объясняет долго и красочно, большое внимание уделяет практике. На первом занятии мы отрабатывали движения палочкой и попробовали простейшие световые чары — Люмус. Получилось почти у всех. Чары чем-то похожи на музыку — обязательно нужно знать теорию и много практиковаться, но решающую роль все равно играют эмоции и ощущения.

Еще у нас есть три пары травологии в неделю. Там мы будем изучать растения и грибы и работать в теплицах. Пока что нам читают вводные лекции и водят по теплицам с экскурсиями. Ты не представляешь, сколько злобных и хищных растений!

Несмотря на то, что идет только первая неделя занятий, нам задали кучу домашних заданий — в основном эссе и сочинения. Писать пером на пергаменте жутко неудобно, но маггловские тетради на проверку не принимают. При таком графике непросто найти время для занятий музыкой. Эх, не быть мне отличником... Пора мне начинать писать эссе на завтра.

Передавай привет Ягори, Джордану и всем-всем-всем. Безумно скучаю и хочу всех увидеть.

Твой бедный, замученный учебой студент Гарри.

 

* * *

Профессор Баум,

Спасибо за совет по поводу почтовой птицы. Сокол (я назвал его Рихардом) носит почту гораздо быстрее обычных сов. Жалоб на него никаких, только кусается иногда довольно больно, но это только если он голодный.

Я поступил в Хогвартс. Базы для занятий музыкой там почти никакой, и это меня пугает. В первый же день я подошел к профессору МакГонагалл по поводу фортепьяно. Она отправила меня к преподавателю чар Филиусу Флитвику. Рядом с его кабинетом есть небольшой музыкальный класс. Там обнаружилось пианино и, что удивительно, литавры. Фортепьяно в ужасном состоянии: клавиши западают, педаль не работает, а строй поехал почти на тон. Я немного подтянул струны, но все равно нужен настройщик. Но как выписать настройщика для фортепьяно в Хогвартс?

Профессор Флитвик ведет хоровой кружок факультативом. Ходит туда не больше десяти человек со всех курсов, занимаются они раз в неделю по полчаса. Разучивают две-три простейших песни для финального пира. Если бы я знал, что все обстоит настолько плохо, сто раз бы подумал прежде чем идти в эту школу.

Ученики к музыке совершенно непривычны. Некоторые даже не знают, кто такой Бетховен! При этом многие очень неплохо поют — прямо хор по ним плачет. Близнецы Уизли, Кребб, Гойл... Вечером я вытащил в гостиную факультета гитару и предложил петь песни. Это было воспринято со сдержанным энтузиазмом. Правда современных эстрадных песен никто из слизеринцев не знает. Должен заметить, что музыкальная культура волшебников довольно своеобразна. Они не знают классиков, романтиков и современных композиторов, зато они сохранили уникальный староанглийский фольклор. В изоляции есть свои плюсы — это дает такую возможность для изучения! Один старшекурсник исполнил мне старинную балладу. Текст ее я уже встречал в сборнике Джордана, а вот мелодию слышал впервые. Она, похоже, подлинно народная и очень древняя. (Да, я ее записал на ноты, запись приложу к письму). Потом мой однокурсник, Блейз Забини спел народную итальянскую песенку про горшочек с зельем, которую ему в детстве пела мать. Мелодия показалась мне смутно знакомой, а вот слова, похоже, уникальны и описывают быт магов. Там говорится о юной ведьмочке, которая напевает веселую песенку, помешивая котел с ядом для своего старого мужа. Честно говоря, мороз по коже у меня от этой песенки.

Правда еще существует у волшебников и собственная попса, причем довольно низкого качества. Мне исполнили несколько песен некой Селестины Уорбек. Мне они все показались одинаковыми — дешевая женская лирика и слабый прокуренный голос на фоне двух аккордов. Еще существует группа "Ведуньи". Она представляет собой пародию на современный английский рок, иногда довольно неплохую. Если не знать оригинала, их песни могут даже понравиться. Больше никаких профессиональных коллективов и исполнителей в магической Британии нет. Чтобы учится музыке, нужно отправляться к магглам, а их здесь презирают или боятся. Все немногочисленные музыканты — полукровки или магглорожденные.

В Хогвартсе большая библиотека, но нот я там пока не нашел. Думаю, в изучении старинной музыки мне помогут живые портреты и привидения. Если я смогу пересилить свой страх перед потусторонним, они могут стать бесценным источником информации. Надеюсь, сила темного менестреля действует на призраков...

Магнитофон на батарейках в Хогвартсе отказывается работать, поэтому я остался полностью без музыки. Это меня ужасно угнетает. Эх, надо было брать аналоговый патефон с пластинками...

Прошу прислать мне несложных нот для хора, потому что сам я взял только сборники этюдов. Попытаюсь разучить их с хором Флитвика. Надеюсь, не все так плохо, как кажется на первый взгляд.

Ваш ученик Гарри.   

В четверг в расписании стоял урок, которого все ждали с нетерпением. Астрономия начиналась ровно в полночь на астрономической башне. Конечно, такое необычное место и время урока прибавляло привлекательности и самому предмету.

— Меня назвали в честь созвездия Дракона, — хвастался Драко Малфой. — Моя мать Блэк, а Блэки всегда были помешаны на звездах.

Гарри тоже любил звезды. Еще в начальной школе он посещал факультативом астрономию. Там они изучали атласы звездного неба и чертили схемы созвездий. Практические занятия не проводились — у школы не хватало денег на телескопы. А без телескопа Гарри со своим отвратительным зрением почти ничего не мог разглядеть на тусклом городском небе.

Преподаватель астрономии — Аврора Синистра выделялась среди профессоров Хогвартса своей молодостью — на вид ей было не больше тридцати лет. Носила она всегда яркие цветастые мантии расшитые звездами и могла в их аляповатости соперничать с Дамблдором. За час до полуночи она встретила зевающих слизеринских первокурсников у входа в подземелья и проводила на Астрономическую башню — самую высокую башню замка. Понимая, что в такое время никто не в состоянии учится, она не стала давать много теории под запись и сразу перешла к практике. Настроив телескопы, студенты начали рассматривать звездное небо, а профессор Синистра только немного комментировала.

Гарри почти не слушал ее. Одно дело изучать картинки в атласах, и совсем другое — видеть живьем. Небо над Хогвартсом было по-настоящему волшебным. На нем можно было разглядеть тысячи, миллионы далеких галактик и звезд. Оно подчиняло и завораживало, и никто не мог противиться его очарованию.

После урока притихшие и сонные студенты вяло собирали вещи. Гарри подошел к профессору Синистре.

— У вас очень интересный предмет, — начал он. — Звезды просто безумно красивы.

Синистра улыбнулась:

— Ты что-то хотел спросить?

— Да. Мне интересно, имеет ли астрономия практическую ценность с точки зрения волшебства? Или этот предмет введен для общего развития как история?

— Ты задал очень интересный вопрос. К сожалению, последние полвека астрономия не имеет никакого практического применения. Но так было не всегда. Положение звезд на небе играло огромную роль в ритуалах и заклинаниях. Такие ритуалы были довольно распространены в эпоху Основателей и Мерлина. Сейчас многие знания утеряны или запрещены.

— Как жаль, — протянул Гарри. — Это же так интересно!

— Запреты возникли не на пустом месте, мистер Поттер. Такое волшебство очень опасно и может привести к катастрофическим последствиям. Знаете, что случилось в 1666 году в Лондоне?

Гарри почесал в затылке.

— Большой пожар, насколько я помню.

— Именно. Группа магов-сатанистов решила, что это самое лучшее время для призыва дьявола. Они ошиблись в расчетах всего на два дня, и призыв не состоялся, но адское пламя пожрало почти весь город. С помощью таких ритуалов маги призывали древних монстров, демонов, злобных духов, насылали друг на друга мор, голод и войны.

— Это безумие, — согласился Гарри. — Но ведь наверняка это можно использовать и во благо?

— Ты прав. Можно защищать и скрывать от врагов целые города, можно увеличивать урожай втрое, можно останавливать эпидемии и многое другое. Хогвартс был заложен в первый день новолуния, а завершен в день осеннего равноденствия, таким образом он изначально программировался на долговечность и нерушимость. Как видишь, он стоит до сих пор.

Ученики давно собрали вещи и столпились у лестницы, а теперь всем своим видом выражали нетерпение.

— Вам пора идти в гостиную, — сказала Синистра. — Гарри, если хочешь, я могу написать тебе список книг, где ты сможешь найти более полную информацию.

Гарри поблагодарил, отчаянно борясь с зевотой — он привык вставать рано и не засиживаться ночью допоздна.

 

Утром он проснулся с трудом и едва успел на завтрак. Хорошо хоть не надо было идти на первое занятие.

— Так, следующим уроком у нас защита от темных искусств, — сказал Забини, изучая расписание и одновременно поедая бутерброд. — В этом году его ведет бывший преподаватель маггловедения, так что вряд ли там нас научат чему-то стоящему. Можно будет расслабиться и заниматься своими делами.

Гарри  задумчиво разглядывал преподавательский стол. Он еще не знал, что ЗОТИ станет у него самым ненавистным предметом из всех.

Занятия Квиррелла напоминали скорее юмористическое шоу, чем что-то серьезное. Его кабинет насквозь пропах чесноком, которым, как все уверяли, он надеялся отогнать вампира, которого встретил в Румынии. Гарри с первого взгляда проникся к Квирреллу необъяснимой антипатией. Тошнило от заикания, дерганых манер, фиолетового тюрбана, запаха чеснока. Тошнота накатывала все сильнее и сильнее, а когда Квиррелл поворачивался спиной, начинала болеть голова. Он чувствовал, как что-то очень злое и могущественное наблюдает за ним и жаждет его крови.

— Что-то ты совсем зеленый, — заметил Забини. — Не выспался? Может тебе в больничное крыло?

Гарри просто кивнул, будучи не в силах отвечать.

— Проф... Квирл... Мне нехорошо. Я выйду? — выдавил из себя Гарри, поднявшись с места. Не дожидаясь ответа он скрылся, громко хлопнув дверью.

Как только Гарри покинул кабинет защиты, ему сразу стало гораздо легче. Тошнота и головная боль утихли, поэтому Гарри решил не идти в больничное крыло. Вместо этого он отправился в музыкальный класс рядом с кабинетом чар. Фортепьяно всегда успокаивало его, помогало забыть о тревогах. Открыв сборник мазурок Шопена, Гарри начал играть.  Фортепьяно было не строило и звучало немного фальшиво, но легкие блестящие мелодии Шопена ничем нельзя было испортить. На полчаса Гарри практически выпал из реальности, погрузившись в прекрасный мир музыки. Голова прошла, от тошноты не осталось и следа, во всем теле появилась приятная легкость. Гарри оторвался от инструмента только когда понял, что опаздывает на следующий урок.

Курс зелий вел Северус Снейп — декан Слизерина. Он еще ни разу не появлялся в гостиной, поэтому Гарри ждал его урока с каким-то внутренним трепетом. Сам внешний вид декана должен был внушать страх: вечно черные цвета в одежде, бледная как у вампира кожа и непроницаемое выражение лица. Несмотря на это, Снейпа на Слизерине уважали и даже любили.

— У нас замечательный декан, — говорил Забини. — Снейп кому угодно глотки перегрызет, но своих слизеринцев будет защищать. А еще он с нас баллы никогда не снимает, в отличие от других факультетов.   

От гостиной Слизерина до кабинета зелий было недалеко, поэтому Гарри почти не заблудился и успел попасть в класс еще до удара колокола. Почти все места были уже заняты, только Невилл Лонгботтом почему-то остался без пары. Гарри поздоровался и сел с ним рядом. В то же мгновение в кабинет черной молнией влетел Снейп. Разговоры мгновенно стихли. Гарри во все глаза рассматривал профессора и заспиртованных животных в банках, которые стояли вдоль стен.

Снейп начал урок, как и все остальные преподаватели, с переклички.

— О да. Гарри Поттер. Наша новая знаменитость, — негромко произнес он, дойдя до фамилии Гарри. Получилось у него так язвительно, что Гарри захотелось сквозь землю провалиться. Закончив знакомство с классом, Снейп обвел аудиторию внимательным взглядом холодных черных глаз. "Он великолепно умеет удерживать внимание,"— заметил Гарри про себя.

— Вы здесь, чтобы изучить тонкую науку волшебных зелий, — начал профессор негромко, почти шепотом.

Речь Снейпа обнаруживала в нем человека искренне любящего свое дело. Примерно также Гарри мог говорить о музыке. "Похоже, зелья не такая скучная вещь, как казалось сначала". К концу речи Гарри был полон желания "разливать по бутылкам смерть", а также доказать, что он не еще один из стада тупых баранов.

— Поттер! — неожиданно произнес Снейп. — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

— Не знаю, что такое асфодель, но в любом случае получится какая-то горькая гадость, — выпалил Гарри, прежде чем успел подумать

На лице Снейпа появилось презрительное выражение, смешанное почему-то с разочарованием.

— Мистер Поттер, прежде чем показывать всем свое невежество, советую хоть немного думать головой. Давайте еще раз. В чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

— В названии? — предположил Гарри.

Послышался смех.

— Неверно, — скривился Снейп. — Очевидно, что известность это еще далеко не все. Что такое беозар и где его искать?

Гарри задумался. Название было смутно знакомым. Вроде он читал что-то про беозар в учебнике. Но вдруг он все неправильно запомнил? Гарри посмотрел на Снейпа и решил не рисковать.

— Я не знаю, сэр.

— Похоже вам и в голову не пришло почитать учебники, прежде чем ехать в школу, Поттер?!

Гарри действительно пожалел, что не прочитал и не вызубрил наизусть как  Гермиона "Тысячу волшебных растений и грибов" и еще несколько книг. Уж это бы спасло его от позора. Он поднял на профессора взгляд, полный искреннего сожаления. Снейп несколько секунд пристально смотрел на него своими бездонно-черными глазами, а потом недовольно скривился и стремительно развернулся к доске лицом.

— Из корня асфоделя и полыни готовят мощное усыпляющее зелье — "Напиток живой смерти", — сказал он. — Волчья отрава и клобук монаха это одно и то же растение, известное также как аконит. Беозар — это камень, который образуется в желудке козы; он является универсальным противоядием против большинства ядов. Стыдно этого не знать, Поттер. И почему вы еще не записываете?

Гарри вздрогнул и торопливо потянулся за пером. Весь класс тоже шуршал пергаментом, записывая слова профессора кто как запомнил.

— Мне нужно понять, какой у вас средний уровень подготовки, поэтому сегодня мы будем готовить простейшее зелье от фурункулов из пятой главы учебника. По два человека на один котел. Рецепт на доске. Приступайте.

Гарри поднял взгляд на доску.

— Пол фунта рогатых слизняков, порезать вдоль, — прочитал он, — одна ложка жабьих бородавок, три золотника розовой пыли... Что это вообще такое? Невилл, ты понимаешь, что здесь написано?

Невилл неуверенно кивнул:

— Вроде что-то понимаю...

— Тогда ты иди за ингредиентами, а то я совсем в этом не разбираюсь. Если возникнут затруднения, бери тоже самое что и остальные — зелье мы варим одинаковое.

Пока Невилл толпился вместе со всеми у шкафов, Гарри успел переписать рецепт в тетрадь и развести огонь под котлом.

— Не прошло и полгода, — улыбнулся он Невиллу, притащившему на стол какие-то свертки и баночки. — Чур ты режешь слизней.

Невилл очень робел от грозного вида преподавателя, носившегося черной молнией по классу и заглядывающего во все котлы. Гарри изо всех сил пытался не давать напарнику паниковать, хотя и сам с ума сходил от волнения.

— Оно порозовело, суй туда слизней, срочно! — громко шептал он Невиллу.

— Поттер, не разговаривайте!

Другие дети тоже были поглощены приготовлением своего зелья. Гермиона старательно что-то перетирала с ступке, Рон бросал в котел с черной булькающей жижей все ингредиенты подряд. У многих на лицах застыло выражение ужаса — задание оказалось слишком сложным для первого урока. Что-то получалось только у Малфоя и Забини. Первого даже похвалил Снейп за аккуратную нарезку рогатых слизняков.

Гарри залюбовался зельем в своем котле, которое медленно меняло цвет с розового на оранжевый. "Какая красота. Похоже все идет по плану. Осталось совсем немного", — думал он.

Вдруг все вокруг заполнилось ядовито-зеленым дымом. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Гарри крикнул:

— Невилл, ложись!

Зелье выплеснулось из котла, прожигая дыры в каменном полу.

— Идиоты! — прорычал Снейп, одним движением руки сметая зелье в угол.

Гарри и Невилл сидя под партой тряслись от страха — помедли они еще секунду, все зелье оказалось бы на них.

— Кто из вас умудрился добавить в зелье иглы дикобраза?

— Так это были иглы дикобраза? — удивился Гарри.

— Поттер, вы превзошли себя! — рявкнул Снейп. — Будете мыть все котлы, которые останутся после занятий, сегодня после шести вечера и до самой ночи. А сейчас можете быть свободны — вы с Лонгботтомом уже не успеете сварить новое зелье.

За дверью кабинета Гарри шумно выдохнул:

— Ух, это было близко! Зельеварение — крутой предмет.

Невилл вдруг замер, вспомнив что-то.

— Прости меня, Гарри, это, похоже, я виноват в том, что зелье выплеснулось, — сказал он. — Иглы дикобраза там вообще не нужны, просто я их принес по ошибке.

— Да ничего страшного, — отмахнулся Гарри. — Я бы сам еще больше напутал.

— Но теперь тебе из-за меня назначили отработку, — сокрушался Невилл. — А еще ты спас меня.

— Это я себя спасал, а тебя заодно, — улыбнулся Гарри. — А если хочешь отблагодарить, то пойдем со мной в гости к Хагриду. Я его видел один раз мельком в банке, да еще перед распределением и вид его доверия не внушает. В общем, одному мне идти немного боязно. Хагрид меня сегодня вечером приглашал, но, думаю, завтра тоже можно будет прийти.

— Против Хагрида я мало чем смогу помочь, — почесал в голове Невилл. — Хотя Дамблдор бы не стал держать в школе опасного человека, так что тебе нечего бояться.

— Так ты идешь со мной к Хагриду? — переспросил Гарри.

— А? Конечно иду.

— Тогда завтра после уроков встречаемся у входа.

Прозвонил колокол, и из класса зельеварения начали появляться ученики. Невилл тихо попрощался и примкнул к гриффиндорцам.

— Ну ты даешь, Поттер, — хлопнул Гарри по плечу подошедший сзади Забини. — Снейп сроду никому со Слизерина отработок не назначал.

— Я же особенный, — засмеялся Гарри. — Я  умудрился на первом занятии сварить зелье, проедающее камень.  

— Кстати, надо записать рецепт и немного его доработать, — сказал Забини, — полезная штука может получиться.

 

* * *

На огромном овальном столе стоял пузатый чайник и разномастные чашки. Вокруг него вазочки с вареньем, печенья, шоколад, желейные и карамельные конфеты, а еще куча фантиков, бумаг и фолиантов. Первый в этом году педсовет продолжался уже полтора часа, но до его конца было еще далеко. Слишком много накопилось организационных вопросов, которые нужно было обсудить.

— Почему у первого курса Слизерина и Гриффиндора сдвоенные зелья? — возмущался Снейп. — Вообще, для обеспечения безопасности мой урок нужно проводить отдельно для каждого факультета. И уж точно не ставить вместе Гриффиндор и Слизерин — это всегда провоцирует взрыв.

— Северус, ты же сам понимаешь, что не потянешь двойное увеличение нагрузки даже с хроноворотом, — заметил Дамблдор. — А расписание уже никак не удастся перекроить, может только в следующем полугодии. К тому же у тебя сдвоены только первокурсники.

— Мне кажется, Альбус, — прищурился Снейп, — вы преследуете какие-то свои таинственные цели. Дружба факультетов? Не смешите меня.

— Северус, — нахмурилась МакГонагалл, — если тебе что-то не нравится, можешь сам составлять расписание на следующее полугодие. Я с удовольствием сниму с себя эту обязанность.

— Только если мне выдадут хроноворот, — отрезал Снейп. Он явно не горел желанием заниматься расписаниями.

— Мне нужно закупить новой рассады дьявольских силков для оранжереи, — заговорила Помона Спраут.

— Надо будет подавать заявку в попечительский совет, — задумчиво сказала МакГонагалл. — Кстати, что случилось с растениями?

— Это так печально... — тихо сказала Спраут, — произошел несчастный случай.

— Не забудьте про новое оборудование для квиддича, — подала голос мадам Хуч, — школьные метлы никуда не годятся.

Альбус Дамблдор молча наблюдал за спорами профессоров, загадочно улыбался и пил чай. Наконец, когда все насущные вопросы были улажены, директор заговорил:

— А теперь давайте обсудим того, о ком вам давно хочется поговорить. Какие у вас впечатления от  Гарри Поттера?

— Замечательный, талантливый юноша, — начал Флитвик. — Он справился с моим заданием первый в классе, а потом начал импровизировать. Правда в результате этих экспериментов мой класс на полдня лишился всех искусственных источников света, но это не страшно.

— В трансфигурации у него средние результаты, — сказала МакГонагалл. — Но чувствуется тяга к шалостям.

— Шалости у Поттера в крови, — зло выплюнул Снейп. МакГонагалл смерила его осуждающим взглядом и продолжила:

— В начале урока он почти уговорил Джастина Финч-Флетчли поцеловать кошку, сидящую на столе, чтобы расколдовать профессора. Ума не приложу, как Гарри узнал меня в анимагической форме.

— Ему мог сказать кто-то из старшекурсников, — проворчал Снейп.

— А на моем уроке, — начала Спраут, — во время экскурсии по теплицам, Гарри засмотрелся на поющие орхидеи и отстал от группы. Потом он угодил в дьявольские силки, и те его чуть не задушили. Все кончилось благополучно, но растения, к сожалению, не выжили, — Спраут промокнула глаза платочком.

— Северус, а ты что скажешь? — обратился Дамблдор к Снейпу. — Я слышал, ты назначил Поттеру отработку? Что он натворил?

— Он на пару с Лонгботтомом сварил жуткую бурду вместо зелья от прыщей и чуть не взорвал класс.

— Мне кажется, нужно быть снисходительнее к Гарри, — сказала МакГонагалл. — Как мы знаем, он воспитывался магглами и не мог дома изучать основы зельеделия.

— Поттер не потрудился даже прочитать учебники, — прорычал Снейп. — Самовлюбленный идиот.

Дамблдор сверкнул на Снейпа фирменным взглядом из под очков. Снейп постепенно успокоился и продолжил уже ровным голосом:

— Поттер и зелья — вещи несовместимые. Ему нельзя доверить даже чистку котлов. Казалось бы, что тут можно отчудить? Поттер умудрился. Когда он пришел на отработку, я забрал у него палочку и выдал перчатки, тряпку и котлы. Поттер сразу принялся за работу, напевая себе под нос какую-то песенку. Я сел за проверку эссе. Зря я его не проконтролировал! Когда я закончил, Поттер полировал последний котел, остальные тридцать уже сверкали сильнее чем в магазине. Не имею понятия, как он это сделал, но котлы стали тоньше китайского фарфора. В них теперь даже кипяток наливать нельзя — сразу расплавятся. Короче говоря — котлы надо выбрасывать.

— Так, у попечительского совета просим еще три десятка новых котлов, — сказала МакГонагалл, помечая что-то в списке.

— Какое интересное явление! — восхитился Флитвик. — Северус, у тебя уже встречались подобные случаи?

— Один раз студент испортил пятьдесят котлов за вечер. Но он ставил эксперименты с нестабильным зельем, а не полировал котлы.                   

— Да, это действительно очень интересно, — сказал Дамблдор. — Какую песенку, говоришь, он напевал?                                                                                        

— А этот что здесь делает? — удивленно спросил Забини, разглядывая Невилла Лонгботтома.

— Я, пожалуй, пойду, — неуверенно замялся тот, собираясь уходить.

— Нет, нет, подожди, — развернул его обратно Гарри. — Блейз, это Невилл, и он тоже идет с нами к Хагриду. Невилл, это Блейз, Грег и Винс.

Никто из них явно не был обрадован такой компании, но Гарри не дал им высказать возражений.

— Ну что мы стоим у дверей? Идемте быстрее! Давайте до хижины Хагрида наперегонки!

Хагрид жил на самой опушке Запретного леса, поэтому к тому моменту, как они добрались до хижины, все сильно запыхались.

— Напомни мне, почему я согласился идти с тобой к этому ненормальному? — проворчал Забини, пытаясь отдышаться.

 — Потому что я умею уговаривать, — усмехнулся Гарри. — А еще Хагрид обещал угостить всех кексиками.

— Ах да, кексики... Как я мог забыть?

В доме Хагрида была только одна комната. С потолка свисали окорока и выпотрошенные фазаны, на огне висел медный чайник, в углу стояла массивная кровать.

— Вы... э-э... чувствуйте себя как дома... устраивайтесь, — сказал Хагрид, настороженно посматривая на студентов в зеленых галстуках. Клык, собака Хагрида, принялась облизывать Невиллу уши. Гарри представил друзей. В это время Хагрид наливал чай и выкладывал кексы.

— Лонгботтом? Помню молодых Френка и Алису. Хорошие были студенты, правильные. В Запретный лес только любили лазить за редкими растениями...

Лицо Невилла при упоминании родителей приобрело какое-то странное выражение, по которому Гарри заключил, что с теми случилось что-то нехорошее. Хагрид, похоже, решил предаться воспоминаниям.

 — Но по количеству проделок всех опережала компания Поттера. М-да... Те еще были проказники... И ведь никогда не попадались!

О каменные кексы Хагрида можно было сломать зубы, но Кребба и Гойла это ни капли не смущало. Они разгрызали их с таких оглушительным треском, что Гарри начал опасаться за сохранность их зубов. Блейз размачивал кексы в огромной чашке чая.

— Забини, да? — между тем продолжал Хагрид. — Помню и твою матушку. Она еще в школе была... эм... видной женщиной.

— Да она и сейчас ничего, — засмеялся тот. — В октябре опять замуж выходит.

— И кто этот несчастный?

— Какой-то маггловкий банкир, — отмахнулся Забини. — Кстати, вы слышали — Гринготтс обокрали, — добавил он, заметив старую газету на стуле.

— Все банки когда-нибудь грабят, — меланхолично заметил Гарри.

— Но это же Гринготтс! — горячо возразил Забини.

Гарри в это время рассматривал газету, привлекшую внимание Забини.

— Забавно, — протянул он, — банк ограбили 31 июля. Я тогда посещал свое хранилище, а еще встретил Хагрида. Может быть, это не случайность? Хагрид, тебе не говорили, что грабить банки нехорошо?

— Это не я! — быстро ответил Хагрид, не поняв шутки. — И вообще — из банка все равно ничего не пропало.

— Это как? — заинтересовался Гарри.

— Хранилище, в которое проник грабитель, было пустым, — пояснил Забини, — владелец забрал все содержимое накануне.

— Чертовски странно, — пробормотал Гарри. — Хотя какое нам до этого дело?

— А вот мне интересно, — сказал Забини, — что же такое там хранилось?

— Гарри правильно говорит — не должно вам быть до этого никакого дела, — замахал руками Хагрид. — Что было в ячейке — вас не касается.

— Послушайте его, он определенно что-то скрывает! — воскликнул Забини.

— Слушай, это действительно нас не касается, — заметил Гарри. — Ограбление банка — какая скука.

— Но я все-таки докопаюсь до правды, — почти про себя пробормотал Забини.

Хагрид выглядел расстроенным и неприязненно посматривал на слизеринцев. Гарри нарочито громко и бодро произнес:

— А давайте лучше все вместе разучим и споем песенку!

У Хагрида в хижине нашлись маракасы и шейкеры из тыкв, а также кастрюли, котелки, ложки и половники. Из этого богатства получился неплохой шумовой оркестр. Креббу и Гойлу понравилось лупить со всей мочи половником по котелку, Невилл с удовольствием тряс шейкером. Гарри выбрал для разучивания один простой, но зажигательный негритянский гимн со словами собственного сочинения.  В стихосложении Гарри был не силен, поэтому слова были предельно простыми — они прославляли труд, дружбу и веселье. Постепенно напряженная атмосфера вечера начала спадать. Хагрид перестал коситься на слизеринцев, а Забини оставил попытки прямо сейчас начать его допрашивать. Маленькая хижина тряслась от сокрушительного грома котелков, стука ложек и громоподобного голоса Хагрида. С наступлением сумерек все веселье закончилось с появлением профессора МакГонагалл. Поморщившись от звуков, она велела всем расходиться по гостиным, потому как отбой начинался через полчаса.

 

* * *

Все первокурсники с предвкушением ждали первых уроков полетов на метле. Малфой, не переставая, хвастался своими навыками, другие тоже от него не отставали — почти все студенты Слизерина выросли в семьях волшебников, где метлы были как велосипеды для магглов.

— Я всё детство на метле провел! — говорил Малфой, задирая свой тонкий маленький нос. — Несколько раз чуть не столкнулся с этим... как его... самолетом!

— А я вообще с рождения на метле! Меня обязательно возьмут в сборную по квиддичу: у меня вся семья там играла.

— А я родился прямо с метлой! — вставил проходивший мимо Рон Уизли.

Гарри совсем почти не волновали полеты и квиддич.

— Что в этом интересного? — говорил он. — Меня больше интересует первая спевка школьного хора.

— Зачем тебе сдалась эта спевка? — спросил Забини. — Всем известно, что в хогвартский хор ходят одни неудачники.

Гарри задумчиво почесал затылок.

— Что ж, я постараюсь сделать все возможное, чтобы хор стал популярнее квиддича. Кстати, не хочешь пойти со мной?

— Нет, спасибо, — усмехнулся Забини. — Я лучше просто понаблюдаю, насколько долго ты протянешь в этом болоте. Думаю, ты скоро сбежишь и присоединишься к квиддичным фанатам.

 

* * *

Несмотря на всю свою уверенность, Гарри немного нервничал, тем более, что опаздывал на свою первую спевку в новом коллективе на целых пять минут. Накануне на уроке полетов он сломал лодыжку и до сих пор немного прихрамывал. Подойдя к двери, Гарри постучался, но, не дождавшись ответа, толкнул ее и вошел внутрь.

— Привет, — поздоровался он. — А где все?

— Класс для игры в плюй-камни налево по коридору, — флегматично отозвалась черноволосая девочка лет тринадцати. Кроме нее в классе было еще три девочки и два мальчика. Первокурсников среди них Гарри не заметил.

— Я ищу хоровой кружок. Это здесь?

Та же черноволосая девочка утвердительно кивнула.

— У вас здесь принято опаздывать? Когда придут все остальные?

— Профессор Флитвик сейчас подойдет. Из учеников никто не опаздывает — это все.

Гарри осторожно опустился на стул и схватился за голову. Такой состав даже хором нельзя было назвать — это маленький вокальный ансамбль. И еще неизвестно, как они поют... Что-то подсказывало Гарри, что ничего выдающегося ждать не следует. Тем временем к Гарри подошли две девочки в галстуках Хаффлпафа — рыжая и светло-русая. У обоих были веснушки и любопытное выражение лица.

— Меня зовут Мэгги Смит, — заговорила рыжая, — а это моя подруга — Бэтти Томсон.

— А я Гарри. Гарри Поттер, — уныло ответил он, догадываясь, что последует за этим.

— Мы правильно догадались! Кто же не знает Гарри Поттера? Можно автограф?

Гарри пытался отнекиваться, но девочки были настойчивы, поэтому он немного криво накалякал на пергаменте: "Бэтти и Мэгги от победителя Волдеморта". Девочки даже побледнели от радости.

— Все равно не понимаю, зачем вам мой автограф. Все равно весь год будем вместе на хор ходить.

В классе появился профессор Флитвик, и девочки упорхнули на свое место. Гарри остался на первом ряду, прямо напротив учителя.

Флитвик начал занятие с интерактивного опроса-беседы. Он спрашивал учеников о впечатлениях, полученных на летних каникулах, об услышанных новых песнях, просил напеть наиболее понравившиеся. Как ни странно, особого энтузиазма этот опрос не вызывал. Флегматичная черноволосая девочка (ее звали Роза) отвечала предельно кратко и только на четко адресованные к ней вопросы; два мальчика на последнем ряду дрались между собой и не обращали внимания на учителя; активно отвечали только Мэгги и Бэтти.

— А теперь давайте вместе выберем, какие песни будем разучивать в этом году, — сказал Флитвик. — У кого какие предложения?

— Давайте про кентавра и ведьму! — выкрикнул мальчик с последнего ряда и громко заржал.

— Нет, эту песню мы не будем разучивать, мистер Берн, ввиду ее совершенно неприличного содержания. И не надо каждый год ее предлагать — придумайте уже что-нибудь новое.

— Давайте "Котел любви" Селестины Уорбек! — вместе предложили Мэгги и Бэтти. Это предложение вызвало волну неодобрения со стороны мальчиков.

— К сожалению, не все поддерживают эту идею, — сказал Флитвик. — Но вы можете разучить эту песню сами и исполнить на День Валентина. Больше нет предложений? Что же, будем петь тоже самое, что и в прошлом году. Давайте споем для нашего новичка песню "Волшебное и удивительное".

Флитвик взмахнул палочкой, и пианино само стало играть вступление. Гарри пообещал себе узнать, что за чары для этого использовались. Не вставая с мест, дети запели. Довольно тихо и нескладно, но дружно и не очень фальшиво. Песня была Гарри незнакома и, похоже, была продуктом творчества волшебников, но более позднего периода: примерно начала двадцатого века. Слова не везде можно было разобрать, но общий смысл Гарри уловил. В песне прославлялась магия — она прекрасная и удивительная, она открывает невероятные возможности. Мотив довольно приятный и мелодичный. Конечно, песня исполнялась в унисон, хотя было бы неплохо пустить еще несколько голосов и подголосок. Когда песня закончилась, Флитвик улыбнулся и захлопал в ладоши.

— Молодцы, молодцы! — сказал он. По мнению Гарри, хвалить было не за что: в пении было очень много недочетов. К его удивлению, Флитвик не стал акцентировать на них внимание.

— А теперь давайте споем эту песню еще раз, только попробуйте почувствовать ее настроение и передать образ. Весело, живо, активно! Гарри, ты тоже можешь подпевать.

"Работа над музыкальным образом — это конечно хорошо. Но как же чисто технические моменты?" — думал Гарри, слушая песню второй раз. Слов ему никто не давал, а наизусть он их с одного раза не запомнил.

Потом дети спели еще две песни — они получались хуже первой. Гарри понял, что Флитвик не просто так хвалил детей вначале — они действительно не могли лучше. Слушая их, он про себя отмечал их ошибки: у всех ключичное дыхание, и при вдохе поднимаются плечи, у мальчиков начинает ломаться голос, и они скачут из регистра в регистр, Роза почти не открывает рот, у Бэтти проблемы с интонацией...

Хор закончился, Флитвик отпустил всех. Гарри остался сидеть за первой партой — он хотел поговорить с профессором.

— Ты что-то хотел, Гарри? — спросил Флитвик, когда все разошлись.

— Ну... да. Я хотел бы поговорить.

— Тогда может чаю? — предложил профессор.

Гарри кивнул... Флитвик взмахнул волшебной палочкой, и на его столе появился горячий чайник, две чашки и блюдо с печеньем.

— До сих пор не могу привыкнуть, что все в Хогвартсе делается магией, — признался Гарри. — Не нужно вставать, брать посуду, кипятить чай...

— На самом деле, все не так просто, как кажется, — ответил Флитвик. — Мне потребовалось много лет, чтобы освоить эти чары в совершенстве. На самом деле тут целый комплекс чар: модифицированное Акцио, которое перемещает посуду из шкафа на стол, водные чары, нагревающие... И все это в связке, чтобы уложиться в один взмах волшебной палочки. Но я могу говорить о чарах очень долго, а ты, наверное, хотел поговорить о чем-то другом.

Как назло все умные слова вылетели из головы, и Гарри никак не мог сформулировать, о чем же именно он хотел бы поговорить.

— Какие чары вы используете для зачарованного пианино? — Это было не то, что волновало его больше всего, но тоже было интересно.

— О, эти чары я изучил на полугодовых курсах при Миланской Академии Магии и Искусств. Сложные чары — точно не школьная программа. Они требуют не только филигранного плетения, но и хорошего представления о самом инструменте и его возможностях. К сожалению, я не смог достичь в этой области выдающихся успехов: для этого пришлось бы поступать на очную форму обучения и пять лет посвятить только музыке. А я тогда был молод и меня больше интересовали магические дуэли...

— Ого, в магическом мире существует высшее музыкальное образование? — удивился Гарри.

— Да, и не только музыкальное. В Миланской академии существует еще факультет Магической живописи,  где можно научиться писать живые портреты, и Магожурналистики. К сожалению, Миланская Академия не очень популярна среди британцев, потому что туда в большом количестве принимают магических существ: гоблинов, оборотней, вейл, вампиров и великанов. А еще там всегда огромный конкурс, и поступить туда очень непросто.  

— Я поступлю. И вампиров среди однокурсников не побоюсь.

— Не смею сомневаться, — улыбнулся Флитвик. — Только сначала нужно закончить Хогвартс.

При упоминании Хогвартса Гарри сразу погрустнел.

— Еще семь лет... Вдали от семьи и всей музыкальной жизни.

— В Хогвартсе тоже бывает интересно. Многие ученики не хотят уезжать на каникулы домой. Нужно только найти себе верных друзей и занятие по душе.

— Важно, чтобы соседи по комнате меня не убили случайно за занятия на скрипке утром в воскресенье, — засмеялся Гарри. — А то Снейп им еще баллов за это добавит.

— Не надо так плохо думать о профессоре Снейпе. Какие бы не были между вами разногласия, он все-таки твой декан.

Гарри уперся взглядом в дно чашки и предпочел переменить тему.

— Но неужели в Британии не существует музыкального учебного заведения?

— К сожалению, нет. Магов не так много, и на всю Европу вполне хватает Миланской академии. Говорят, в Америке что-то есть, но гораздо менее известное.

— А что изучают на музыкальном факультете?

— Ну, насколько я помню, количество предметов для изучения там довольно велико. Практика исполнительства, история музыки магического мира, музыка волшебных народов, дирижирование оркестром зачарованных инструментов, хоровое пение в контексте магических ритуалов...

— Ого, — удивился и одновременно обрадовался Гарри, — а ваш кружок тоже связан с магическими ритуалами?

Флитвик нахмурился:

— Большинство ритуалов признаны темными и запрещены Министерством Магии Британии. Но мы все равно никогда не занимались ритуалами. Должен сказать, что хор в магических школах выполняет несколько иные функции, нежели в маггловском мире. Для волшебника хоровое пение — это нечто вроде лечебной физкультуры. Всем, у кого на моих уроках бывают проблемы с чарами, я рекомендую записаться в хор.

— Получается, что все, кто был на этом занятии имеют какие-то проблемы с магией?

— Конечно. Например, Роза и Макс — тот мальчик со Слизерина — подвержены вспышкам ярости и сильным неконтролируемым магическим выбросам. Но мало у кого вообще нет проблем, просто не все могут в них признаться.

— А у меня есть проблемы? — поинтересовался Гарри.

— Ты довольно сильный волшебник, — задумавшись, ответил Флитвик, — но пока не до конца контролируешь свою силу, но всё в пределах нормы — тебе не обязательно посещать хоровой кружок.

— Но каким образом хор помогает при проблемах с магией? — сам Гарри был твердо уверен, что музыка помогает от всего, но хотел услышать ответ профессора.

— Хор создает резонанс между поющими, в идеале, во время исполнения песни хор становится единым организмом. Это позволяет участникам сбрасывать излишки магии или наоборот — пополнять запасы. Укрепляются магические каналы, повышается эмоциональная устойчивость...

— Так получается, что хоровое пение полезно всем магам?

— Именно. Но, к сожалению, многие маги подвержены заблуждению, что слабые участники могут ослабить более сильных. Это ерунда — в общий котел отдаются только излишки, которые приносят больше вреда, чем пользы.

Гарри молча пил чай, переваривая новую информацию. Всё оказалось гораздо интереснее, чем казалось вначале.

— Я буду ходить в Хогвартский хор, — сказал он наконец, — и сделаю все, чтобы он стал популярнее квиддича. Должна же быть хоть какая-то польза от славы победителя Волдеморта?