Перекрестки миров и тридцать три тысячи жизней (гет)

автор — ols

Гермиона всегда любила лето. И в детстве, и когда стала старше, в погожий день ей нравилось забираться на старые скрипучие качели в сплошь затянутом плющом и жимолостью саду родительского дома и, подобрав по-турецки ноги, зачитываться очередной интересной книгой. Она любила, когда озорные солнечные лучи, умудрившись пробиться сквозь густую крону деревьев, яркими светящимися пятнами начинали весело прыгать по пожелтевшим шершавым страницам. Они вовсе не мешали ей. Как не мешали и жужжащие вокруг цветочной клумбы хлопотуньи-пчелы, и стрекочущие в зеленой траве кузнечики, беспокойные пташки, что легко срывались с места и то и дело перелетали с ветки на ветку, чирикая о своем, и порхающие разноцветные бабочки, беззаботно кружащие в незатейливом танце... Наоборот, Гермионе нравилось видеть, слышать и чувствовать эту жизнь вокруг.

Так и сейчас, далеко от родных мест, от туманного Альбиона, здесь, в Румынии, она любила лето. Только сильнее. Первое послевоенное лето. Оно ударило по ее сознанию и взорвалось в нем буйством новых красок, звуков и запахов, вскружив голову его жаркой медовой сладостью.

После победы над Темным Лордом Гермиона, не откладывая, отправилась в Австралию, отыскала родителей и успешно восстановила им память. Но они решили остаться на далеком континенте, и Гермиона вернулась в Англию одна.

Гарри не без всенепременного участия Джинни обустраивался на Гриммо. В отличие от Гермионы он не планировал заканчивать обучение в школе. К слову, за ним без лишних разговоров, не успел он заикнуться об этом, закрепили место в Аврорате, и он собирался приступить к работе, как только решит все свои насущные проблемы, а их было немного. Его более чем устраивало то, как складывалась его жизнь. Впрочем, как и Рона, который последовал за другом.

До начала учебного года надо было себя чем-то занять, и Гермиона решила, что отдых и смена обстановки — это именно то, что ей сейчас необходимо. Она приехала в Румынию в середине июня, воспользовавшись приглашением Чарли Уизли погостить у него на каникулах. Несмотря на немногочисленные встречи, он всегда нравился Гермионе — умный, надежный и в меру веселый, не в пример близнецам. С ним ей было легко и комфортно. Сам Чарли собирался пробыть здесь до конца лета, чтобы закончить кое-какие свои дела и подготовить все необходимое для открытия драконьего питомника в Шотландии, чему поспособствовал новый министр магии Кингсли Бруствер, частично снявший запрет на разведение драконов на территории Британии. Стоит ли говорить, что это безмерно обрадовало Молли Уизли?.. Теперь каждый выживший старался ценить то, что у него осталось и что он мог потерять на этой войне. И Гермиона не была исключением.

Она вставала рано. Еще затемно, натянув короткие шорты и рубашку и завязав свои непослушные кудри в небрежный узел, она выходила к озеру и усаживалась на пирс, свесив босые ноги так, что они по щиколотку утопали в прохладной с ночи воде. И смотрела... Она смотрела, как уверенно выплывает из-за горизонта красный диск солнца, как разливается его яркий свет, рождается новый день и пробуждается все вокруг. Именно здесь — в Румынии, именно сейчас — после окончания войны, она как будто заново открывала для себя радость жизни.

Чарли тоже приходил к озеру каждое утро. Он устраивался рядом с Гермионой и вместе с ней встречал рассвет. Обычно он просто молча обнимал ее. Иногда говорил, что теперь все будет хорошо. И Гермиона верила. Ему невозможно было не верить — так уютно и спокойно было рядом с ним, в кольце его теплых сильных рук, и не хотелось, чтобы он отпускал, чтобы заканчивались эти мгновения покоя и счастья. От него пахло чем-то по-мужски надежным и волнительным одновременно, и казалось таким правильным, склонив голову к его груди, слышать его бьющееся сердце и чувствовать его размеренное дыхание. А он гладил ее по волосам, ласково и нежно. В эти минуты она признавалась самой себе, что ей не просто нравится, что он рядом, а она хотела бы, чтобы именно он был с ней рядом всегда. Был ее.

Когда солнечный свет заливал все вокруг и новый день окончательно вступал в свои права, они поднимались и возвращались в дом, где пили ароматный травяной утренний чай. Потом Чарли уходил, и Гермиона оставалась одна. Нет, она не хандрила. Но до вечера, когда Чарли вернется, надо было чем-то заняться. И она нашла себе занятие. Обычное маггловское занятие — рисование. Она купила себе самые обычные акварельные краски и бумагу в самом обычном магазинчике в ближайшем городке. Такие, какими рисовала в детстве, когда еще не знала о волшебном мире и своей принадлежности к нему.

Вот и сегодня она снова устроилась на веранде, разложила краски, достала кисти и стакан с водой. И время незаметно полетело вперед. Гермиона так увлеклась, что едва успела заметить, как вернулся Чарли.

Он вошел тихо, и она скорее почувствовала его, нежели услышала.

— Привет! Ты сегодня рано, — сказала она, не поворачивая головы и пытаясь так скрыть свою радостную улыбку.

— Привет, — откликнулся Чарли. — Получилась небольшая заминка, и надо подождать разрешающую бумагу из Румынского Министерства Магии. Поэтому на сегодня я свободен, и... мы могли бы придумать что-нибудь и провести это время вместе... вдвоем, — неуверенно произнес он, тут же добавив: — если ты не против, конечно.

Гермиона обернулась и посмотрела на Чарли. Сейчас он стоял совсем близко, всего в паре шагов, такой милый, смущенно опустивший глаза. Он хотел провести это время с ней.Да, конечно, она не «против»! Только «за»! Она уже собиралась ответить, как Чарли поднял на нее взгляд и неожиданно весело хмыкнул.

— Что? — недоуменно округлив глаза, спросила Гермиона.

— У тебя рот перепачкан, — ответил Чарли. — Он фиолетовый.

— Ах, это же краска! — догадалась Гермиона, улыбаясь и вытирая губы тыльной стороной ладони. — Знаешь, у меня привычка: когда рисую, я облизываю кончик кисточки. Не смейся! — она шлепнула его по плечу. — Просто так я собираю излишек краски с кисти, и ее кончик становится тоньше. Смотри!

Она окунула кисточку в стакан с водой, потом в ячейку с краской, повозив там, поднесла к губам и слегка втянула ими самый кончик. Чарли заворожено наблюдал за ее движениями, не в силах оторваться. Это зрелище не оставило его равнодушным. О, Мерлин! Смотреть как ее мягкие (а он был в этом уверен) губы так соблазнительно обхватывают ворсинки и посасывают их, спокойно он не мог. Он ощущал, что теряет остатки самообладания и не сможет остановиться, так сильно и давно он желал ее. До сих пор он понимал, что ей нужно время и не торопился с действиями. Он чувствовал, что она доверяет ему и даже тянется к нему сама, и ценил это, безумно боясь спугнуть ее. И ждал. Но сейчас неимоверно сильное поднимающееся и стремительно нарастающее внутри желание поглощало его.

На губах Гермионы осталась фиолетовая краска, а кончик и правда заострился. Она провела аккуратный завиток на рисунке и отложила кисть в сторону.

— Вот видишь, как тонко получается?

— Вижу, — соглашаясь, ответил заметно охрипшим голосом Чарли, подойдя к ней и встав за спиной так близко, что Гермиона ощутила тепло его тела. — Но это же краска. Она... — он запнулся, мысли и слова путались, — она же невкусная.

— Она очень даже вкусная. А фиолетовая — вообще сладкая, — повернувшись к нему, сказала она и, заметив его сомнение, добавила: — Правда! Не веришь — попробуй!

Гермиона не сразу поняла, как двусмысленно прозвучала эта брошенная ею фраза. Осознание настигло ее, а сердце в ожидании забилось с удвоенной силой, когда Чарли замер на секунду, а затем, не сказав ни слова, взял ее руки в свои и, потянув на себя, вынудил ее податься вперед. Он наклонился и нежно поцеловал ее, неспешно провел языком по ее нижней губе, слизывая остатки краски.

— И, правда, сладкая, — выдохнул он, опаляя ее влажные губы своим дыханием. — Ты. Ты такая сладкая, Гермиона, — прошептал он и снова вовлек ее в новый, куда более глубокий и чувственный поцелуй...

А уже год спустя в новом доме молодой четы Уизли обрела свое постоянное место картина, нарисованная обычной акварельной фиолетовой краской. Сладкой, как румынское лето.

обложка тут http://www.pichome.ru/image/TL4