Вопрос власти (гет)

В груди болит так, что с каждым глотком воздуха растет уверенность — сердце не выдержит и попросту лопнет. «Сердце — это мышца, а мышцы не лопаются», — говорит себе Северус, но сам же улавливает в этих словах ощутимую фальшь. Трудно верить в разумность доводов того, кто разговаривает сам с собой, вслух...

День всех святых прошел, и теперь все кончено.

И не помогли святые.

И глупая надежда на Дамблдора тоже не помогла, а сам Северус ничего толкового сделать не успел.

Чудо, конечно, произошло, ведь, если ему не померещилось, ребенок Лили выжил. Тот, на которого Риддл и затеял эту безумную, почти мистическую охоту, остался в итоге жив. Чудо произошло, но волшебства никогда не хватает, чтобы спасти всех.

И единственное, что всегда было, есть и будет актуальным, — это боль.

Час за часом Северус мечется по дому, меряет шагами узкие комнаты, бесцельно ходит по лестнице, садится и тут же вскакивает, ощущая себя ослом с повязкой на глазах, бегущим по кругу, потерявшим надежду и на прошлое и на будущее, застрявшим в бесконечном кошмарном «сейчас». Пока, наконец, не сдается окончательно.

Он мысленно проклинает себя за этот позор, эту слабость, но все равно пытается поставить у себя в голове щит от выжигающей душу боли. Снейп отлично помнит, как выглядела подсмотренная когда-то у Беллатрикс окклюментная защита, и воспроизводит ее в деталях: столь же тонкую, растяжимую, словно мыльная пленка, твердую как алмаз и надежную, как сейфы банка Гринготтс.

Но ставит ее совсем не в том месте, где полагается по технологии, а там, где она сейчас нужнее всего — с помощью окклюментного щита он пытается разделить противоборствующие функции в собственной душе. И ему это удается. Разум и чувства теперь словно глядят друг на друга сквозь мутное стекло. Боль начинает уходить практически сразу. Медленно, будто выползая из груди, нехотя разжимая ядовитые клыки и вынимая из ран когти.

Но уходит.

Северус не зажигает света. И, сказать по правде, не особенно-то смотрит в окно, поэтому сколько прошло времени с тех пор, как он аппарировал сюда, он представляет себе лишь приблизительно.

Сутки. Может, двое.

Может, больше...

Он лежит на диване в тесной, заставленной ветхой мебелью гостиной и перечисляет про себя таблицу процентного содержания активного вещества в сухих ингредиентах в зависимости от условий их хранения.

В какой-то момент сквозь наглухо запертое окно в полутемную гостиную врывается призрачно-светящийся силуэт феникса. Патронус директора Дамблдора.

— Северус, немедленно вернись в Хогвартс! Ты заключил контракт со школой, и я не давал тебе отпуска! — громыхает из бесплотного клюва разгневанный голос божества.

Снейп молча отмахивается, для надежности сложив пальцы в недвусмысленно оскорбительном жесте, и отворачивается лицом к стене.

Вернись?

Куда ему возвращаться? Зачем? Хогвартса нет. Хогвартса, черт побери, больше нет! Его нет и никогда не было на этой проклятой Морганой и всеми ее змеерожими дочерьми земле!

Не хлопали двери, не скрипели вековые ступени лестниц, не бормотали портреты, не... не отражались от рыжих волос золотые брызги солнечных лучей, пробивающихся сквозь витражные стекла высоких окон.

Ничего. Не. Было.

«Ты станешь одним из лучших ментальных магов современности, Северус».

И ничего уже больше не будет...

В затылке будто кто-то скребется и тяжело ворочается. Дурное, морочащее ощущение — кажется, что внутрь черепной коробки запихнули что-то несоизмеримо большее, что никак не может там поместиться и оглушительно давит изнутри. Северус почти отчетливо слышит, как лязгают огромные когти по стали внутренней оболочки. Но окллюментные щиты выдерживают этот натиск.

«Ты станешь одним из лучших ментальных магов».

Пальцы безотчетно трут виски — сосуды в них изматывающе пульсируют болевыми разрядами. В налившуюся свинцовым холодом голову лезут абсурдные мысли, вроде того, что, полежав вот так без движения еще немного, он научится собственным позвоночным столбом улавливать глубинные вибрации тектонических плит под толщей земли. Но окллюментная защита тверда и надежна, как крепость Сент-Эльмо. И чужеродная тяжесть в своей голове — это единственное, что он сейчас чувствует.

«Ты станешь...»

Северус молча разглядывает стену до тех пор, пока не понимает внезапно, что она — ненастоящая.

Он прижимает ладонь к покоробленным от сырости, дешевым светлым обоям в тонкую полоску и не чувствует привычной бумажной шершавости. Не чувствует твердости под рукой. Вся поверхность мягко проминается, словно плавится, как восковая, от тепла его тела.

Под спиной точно так же проседает диван.

И через несколько мгновений растерянности и бесплотных попыток опереться хоть на что-то вещественное он падает прямо сквозь стену и обнаруживает себя лежащим на животе, в кухне на полу.

«Мир — все-таки иллюзия, — горько думает Снейп. — Я, дурак, не верил философам-идеалистам, и за это мне уготовано провалиться на веки вечные в подвал».

Он поворачивает голову. Совсем рядом уверенно пронзает мироздание деревянная ножка стола. Квадратное сечение, потемневшая от времени и сырости сосна, и если присмотреться, можно даже различить занозы — она кажется такой надежной. И Северус вцепляется в этот оплот субстанциональности обеими руками. Собственную палочку приходится отшвырнуть куда-то в сторону, но зато он, кажется, перестает падать.

Держаться почему-то неудобно, на подушечках пальцев под кожей что-то шевелится, вызывая жгучее желание почесаться. Он с трудом отрывает одну руку от ножки стола и... обмирает от ужаса. Забыв о том, что только что проваливался сквозь пол, поднимается вначале на четвереньки, потом садится к стене и широко распахнутыми глазами разглядывает свои руки. Под кожей предплечья движутся бугры, на кончиках пальцев вздуваются волдыри.

Внутри что-то ползает.

Снейп несколько раз со всей силы бьет ребром ладони об пол, и волдыри возле ногтей лопаются. Из разрывов торчат пучки извивающихся желтых червей. От шока он даже зажмуривается, но сразу же заставляет себя открыть глаза.

Рядом на полу — проржавевший кухонный нож.

От щекочущих ощущений, от этих мордредовых извиваний под кожей желудок сводит судорогами. К горлу подкатывает тошнота.

Пальцы отказываются сжимать рукоятку.

Кошмар. Это просто кошмарный сон.

Содрогаясь от омерзения, Северус распарывает левое предплечье. От запястья до локтя. Вначале неглубоко. Вены твердые и гибкие, как резиновые трубки. Затем вскрывает вену, одним движением, вдоль. От локтя до запястья. Виртуозная хирургическая точность, выработанная годами тренировок на куда более сложных и ценных ингредиентах, и даже убогий затупившийся инструмент ей не помеха. Боли совсем нет, вместо нее нарастает мутное, тянущее головокружение. Крови во вскрытых венах тоже нет. Ни капли. Внутри вытянулись длинные скользкие черви, он выковыривает их кончиком ножа. Стряхивает на пол. Следом из опустошенных сосудов вытекает кровь. Вяло и медленно, будто из одолжения. Она совершенно, беспросветно черная. Черный вязкий мазут. И пахнет гнилью. Северус сжимает зубы, задерживает дыхание и быстро, чтобы не успевать даже задумываться, вспарывает вздувшуюся кожу на пальцах. Один за другим. Трясет уже начинающей неметь рукой. И мелкие, тонкие, как дешевые макароны, вертлявые черви сыплются на пол, на колени, пачкают лезвие желтой слизью...

...медленно-медленно отпускает дурнота. Он смотрит на развороченную руку, и дышать становится все легче. Словно в задымленную ядовитыми парами от неудачного эксперимента лабораторию впустили свежий воздух. Паника унимается, вместо неё приходит азарт. Азарт человека, способного, когда это нужно, быть очень дотошным и ответственным.

И Северус чувствует, что непременно должен вычистить все. До самого последнего насекомого.

Он пытается переложить нож в левую руку, но пальцы не слушаются, не могут удержать скользкий пластик. Где-то необратимо разомкнута нервная цепь. Плевать. С отстраненным любопытством Снейп пробует сжимать и разжимать кисть и наблюдает, как двигаются комками мышцы. Предплечье раскрыто, как анатомическое пособие, и это более чем странно — ощущать себя одновременно и патологоанатомом, и материалом на прозекторском столе.

А нож можно попросту зажать между коленями, поставив вертикально, вверх лезвием.

В правой руке будто и вовсе нет крови, даже такой — ненормально густой и черной. Из разрезов в сухой, похожей на картон, коже высыпается тонкий речной песок. Но это его уже мало беспокоит.

Ведь Северус помнит, что есть еще вены в паху, там резать будет хоть немного да удобнее.

* * *

Когда он приходит в сознание — Зачем?.. Почему?.. — вначале даже боится открывать глаза. Боится увидеть, что только что сотворил с собственным телом.

Потом здравый смысл все же берет верх над животными инстинктами.

На коленях его, скорбно опустив клюв, сидит большая огненно-красная птица. Из ее глаз непрерывно, одна за другой катятся серебристо-белые, как шерсть единорога, слезы. Ясно мерцающие даже в полумраке капли падают на левую руку. Правая, освобожденная от тухлой крови, промытая неземной легкостью фениксовых секреций, — уже сияет белизной восстановленной кожи.

Откуда здесь взялся директорский фамилиар?

Северус вспоминает о волшебной палочке и сразу же обнаруживает ее рядом с собой на полу. Почему он не заметил ее раньше, когда ковырялся в собственной плоти в поисках несуществующих червяков? Как он оказался на полу под кухонным столом? Не провалился же, в самом деле, сквозь стену... Бред. Ну что за бред, а?

— Фините инкантантем.

Слабо вспыхивают круги и сплетения магических линий. Вспыхивают и тут же гаснут. Заклинание, естественно, не снимается — чтобы снять заклинание, наложенное Альбусом Дамблдором, надо быть, по меньшей мере, Альбусом Дамблдором. Зато это очень многое разом проясняет. Значение слов «у тебя контракт со школой, и я не давал тебе отпуска» предстает во всем своем безбрежном цинизме.

И когда только старик успел наложить сигнальные чары?

Между прочим, в бумагах, что они подписывали тогда, точно значилось число «пятнадцать»... Стало быть, теперь целых пятнадцать гребаных лет Дамблдор будет вести себя так, словно Северус Снейп — частная собственность школы? Может быть, и запрет умирать в течение срока действия контракта тоже оговаривался где-то там, в дебрях многофутового пергамента?

Уронив последнюю слезу, феникс беззвучно растворяется в воздухе.

«Вот так, — думает Снейп ему вслед. — Как всегда. И ни вопросов, ни объяснений».

— Проваливай! Катись к мерлиновой матери, — говорит он вслух.

В голове слабо трепыхается крамольная мысль: сожрать сейчас какой-нибудь сильнодействующий яд, из тех, что отравляют мгновенно и не заставляют смерть долго топтаться на пороге, и посмотреть — что тогда запоет эта курица?

Он еще раз внимательно оглядывает свои руки. Кожа светлая-светлая, никаких вздувшихся пузырей. Никаких шрамов даже. Метка, конечно, на месте, куда ж она денется... Эту мерзость не возьмешь и рыданиями всех фениксов Вселенной разом.

В груди ноет все сильнее и сильнее, а в башке, наоборот, — наконец-то глухая, блаженная пустота. Словно там вдребезги разбилось все, что могло разбиться, и рассыпалось в прах все, что только могло рассыпаться. Установленная с таким трудом окклюментная защита сознания лежит в руинах. И вряд ли будет хорошей идеей повторять попытку, доведшую его до галлюцинаций. Подумать смешно — он своими же руками едва не зарезался насмерть. Не то чтобы он беспокоился за свою жизнь, но...

Просто — но.

Северус с трудом поднимается, держась за край стола и пошатываясь. Добредает до гостиной. Полумрак и задернутые шторы после пережитых кошмарных видений вызывают нервную дрожь и желание убраться отсюда как можно скорее. Куда угодно, лишь бы подальше от этого склепа. Если б не чертова бессмертная птица — гнить бы ему тут на полу до тех пор, пока авроры не взломают защиту дома. И еще не факт, что сумели бы взломать.

Он закутывается в первую попавшуюся под руку мантию и кидается за дверь, в густеющие вечерние сумерки.

Через полчаса непрерывных аппараций он обнаруживает Лестрейнджей в их собственном родовом поместье, скрытом от авроров и дамблдоровских бойцов чарами ненаходимости.

* * *

Братья Лестрейндж заливались дорогим коньяком в тесном семейном кругу . Четыре коптящих факела на стене над столом с трудом разгоняли гулкий полумрак в роскошном бальном зале.

— Опа, Север! Пришел все-таки, — поднялся навстречу Рудольф. — Мы уж думали, тебя псы сцапали. От Лорда новостей не было? — с какой-то сиротливой тоской в голосе добавил он, смазывая все впечатление от своего залихватски-разбойничьего вида.

— Тело они не нашли. А больше я и сам ничего не знаю, — пожал плечами Снейп.

— Отсиживался в своей норе? — понимающе кивнул Рабастан. — Ну да, что еще делать-то? Мы вот тоже сидим...

— Что делать? Жить своим умом, — ответил ему Северус.

— Одно горе от этого твоего ума, Север, — скривился Рудольф. — Братуха, дай-ка сюда еще стакан. Накатим втроем за здоровье нашего Лорда. И чтоб все грязнокровки сдохли, как бешеные твари! — со злостью выкрикнул он, опрокидывая в себя полную стопку коньяка, и хлопнул ладонью по скамье рядом с собой: — Что ты стоишь? Приземляйся!

Снейп отрицательно покачал головой.

— Не в этот раз. Я к Белле пришел. Она у себя?

— Беллс? — Рудольф озадаченно почесал заросший подбородок. — Наверху, да, спать собиралась... А зачем она тебе? Поговорить?

— Поговорить, — усмехнулся Северус. — Поднимусь, пожалуй, пока она и в самом деле не легла.

Он смерил братьев странным ироничным взглядом и шагнул к дверям.

— Эй, погоди! Мы ж завтра на акцию в Косой переулок собираемся, утром Эйвери присоединится... Ты с нами или как? Оставайся на ночь в поместье.

Снейп обернулся через плечо.

— Спасибо за приглашение, мистер Лестрейндж. Очень любезно с вашей стороны. Спокойной ночи, — в ухмылке, изогнувшей бескровные губы, не было и тени былого веселья и азарта.

Но Рудольф с пьяных глаз этого не заметил.

Как не заметили они с братом и того, что Снейп не ответил согласием на вопрос о завтрашнем мероприятии.

* * *

«Северус!»

Тонкую ткань сна безжалостно прорезают знакомые интонации. В прорехи льется хмурый осенний утренний свет, растворяя остатки грез. Снейп с трудом разлепляет склеившиеся веки, проводит ладонью по лицу. На пальцах остаются коричневые следы свернувшейся крови.

Интересно, откуда в нем столько крови? Он все проливает и проливает ее, а она все не кончается и не кончается...

Запястья выглядят мерзко: синие и распухшие. Даже несмотря на то, что Белла вчера наложила несколько исцеляющих заклинаний, после того как сняла веревки. Каждое движение отзывается глухой и тусклой, словно бы выцветшей за эту ночь, болью.

— Северус!

Он отрывает голову от подушки — прямо перед постелью хлопает крыльями прозрачная светящаяся птица. О, нет. Ну зачем опять?

Слишком много фениксов в его жизни за последние двое суток...

— Северус, ты должен аппарировать ко мне. Сейчас же!

«Северус, к ноге!» — мысленно передразнивает он безапелляционный тон начальника и поворачивается на живот, вжимаясь лицом в мягкое бедро Беллы, машинально прихватывая губами разогревшуюся во сне кожу. Какого боггарта старик не может просто оставить его в покое?

Беллатрикс раскинулась поперек своей широченной кровати и спит, как ребенок. От воплей патронуса у нее даже не сбилось дыхание.

— Я прошу тебя, пожалуйста... — вдруг раздается сзади, и Снейп от удивления приподнимается на локте, оборачивается и... и, кажется, у него трещина в левом запястье. Как он, черт возьми, вообще умудрился вчера заснуть? И против всякого здравого смысла — еще и прекрасно выспался.

Медленно и бездумно, словно под действием империуса, он поднимается и, кое-как натянув одежду и застегнув все пуговицы, которые оказались неоторванными, снимает с двери запирающее заклятье и покидает комнату.

«Если хоть кто-нибудь из Лестрейнджей проснется — не пойду. Останусь здесь», — загадывает он себе.

Но никто не просыпается.

На хозяев будто наложили морфеевы чары. На всех троих.

Северус спускается по лестнице, проходит по первому этажу, даже не пытаясь ступать тише и захлопывая за собой двери без малейшей осторожности.

Рабастан храпит за столом, уронив голову на сложенные руки. Его старший брат, как последний бездомный оборотень, вытянулся прямо на вытертом персидском ковре, поперек прохода. Снейп перешагивает через тело, с трудом удерживаясь от того, чтобы не пнуть его на прощанье в живот.

Он не аппарирует сразу же от парадного входа, а предусмотрительно отходит немного от особняка и сворачивает в боковую аллею. И перед тем как шагнуть в аппарационную воронку, успевает различить между деревьями силуэт Эйвери, направляющегося по центральной дорожке к дверям.

* * *

Дамблдор дожидался его в школе, в своем кабинете.

— Зачем вы хотели меня видеть, директор? — спросил Снейп, сразу же как стряхнул с мантии каминную сажу.

— Доброе утро, Северус... — поприветствовал тот, скользнув внимательным взглядом по его покрытому синяками и порезами лицу. — Присядь, пожалуйста, — поджал он губы. — Нам с тобой необходимо пробыть здесь кое-какое время.

— И зачем же это необходимо? — Снейп не двинулся с места. — Я буду очень признателен, если вы перестанете игнорировать мои вопросы.

— Сядь, я тебе сказал! — крикнул Дамблдор. — Привыкай к тому, что некоторые твои вопросы будут оставаться без ответов! И что некоторые вещи — вообще не твоего ума дело, и вряд ли когда-либо ты сможешь их понять. И вообще... — он на секунду замолчал, а потом продолжил, все так же жестко: — Ты больше не игрок, Северус, с этим надо смириться. Ты провалил очень серьезную партию и потерял право на собственные ходы и решения. Возможно, что навсегда.

От безжалостно бьющих прямо в цель точных слов хотелось сдохнуть сейчас же, на месте...

— Может, тогда не стоило вчера вмешиваться?! — Снейп тоже повысил голос. — Раз я провалил, надо было просто дать мне расплатиться за эти ошибки! Мне эта ваша чертова жалость...

— ...жалость? — перебил его Альбус. — При чем тут жалость? Это совсем по-другому называется. Это был знак моего к тебе уважения. И веры. Умирать из-за того, что вышло вдруг не по-твоему, — чистейший эгоизм. И трусость. А я верю, что на самом деле ты смелый и ответственный человек, Северус, — старик внимательно и серьезно посмотрел на него поверх сдвинутых на нос дурацких очков. — Ответственные люди позволяют себе уйти лишь после того, как полностью выплатят свои долги. А смелые — не пытаются сбежать от боли и ненависти. Современная молодежь не имеет никакого понятия о долге, — нахмурился он.

— Зато ваше поколение — просто образец морали и благородства, — съязвил Снейп.

— Хочешь упрекнуть меня в том, что я их не спас, так? — прямо спросил Альбус. — Не защитил, хотя это были мои люди, и они воевали и рисковали жизнью за мои взгляды и мои решения? Знаешь, я даже слышал, как некоторые члены Ордена — моего собственного Ордена! — за моей же спиной говорили, что мне была выгодна гибель Поттеров. Что я был прямо заинтересован в том, чтобы пророчество сбылось и Том поскорее выбрал того, кто в будущем сможет его уничтожить.

Северус сжал зубы.

Старик попал в точку. Он думал точно так же, просто в отличие от орденских сплетников ему не с кем было обсудить свои подозрения. Разве что с самим Дамблдором.

— Так вот, — продолжил директор. — Я, разумеется, знал, что рано или поздно Том доберется до кого-то из них и пророчество начнет исполняться. Но до последнего думал, что он выберет сына Лонгботтомов. Я никогда не желал смерти никому из своих учеников, даже самому Томми. И по собственной инициативе наложил «фиделиус» на дом Джеймса и Лили и на дом Августы Лонгботтом. Но вот хранителей они выбирали сами, не слушая моих советов. Молодость всегда все знает лучше стариков, так ведь, Северус? — в его голосе зазвенела откровенная горечь.

— Это я виноват, — хрипло произнес Снейп. — Нельзя было вообще передавать Риддлу это пророчество, без разницы кого оно ставило под удар.

— Да, ты виноват, — согласился Дамблдор. — А теперь сядь, наконец, за стол и выпей со мной чаю.

— Выпить... чаю?.. — опасно тихо переспросил Северус, машинально проходя через кабинет и опускаясь в кресло напротив него.

— Да, — Альбус протянул ему через стол чашку, от которой шел горячий пар. — У тебя бледный вид, а ждать, похоже, придется еще долго.

Тонкий фарфор лопнул прямо у директора в руке, обдав брызгами кипятка его одежду, стол и лежавший на столе ворох рабочих пергаментов.

Всё с той же убийственной невозмутимостью Дамблдор высушил и отправил на полку документы, починил чашку «репаро» и наложил лечебные чары на обожженную ладонь. Блестящий медный чайник вновь подплыл по воздуху к столу и наклонил носик к чуть скособоченной теперь чашке.

Вынув из кармана два стандартных медицинских пузырька, Дамблдор накапал в свежий чай по двадцать капель вначале из одного, потом из другого.

— Восстанавливающее и кроветворное, — пояснил он сухо. — Из нашего больничного крыла. Кстати, отличные зелья, Северус, спасибо. В Мунго готовят гораздо хуже.

— Может, еще успокаивающего тогда? — нагло скривил рот Снейп. — Его я тоже варю неплохо.

«Флакона так три-четыре», — добавил он мысленно.

— Этого, увы, пока нельзя, — поднял брови директор. — В твоей голове сейчас полнейший хаос. Неудивительно, что все взрывается, — добавил он.

Северус глубоко вздохнул и заставил себя взять чертову чашку.

Разговор явно обещал быть долгим.

* * *

Часа через два загудел камин. В нем вспыхнуло пламя, и секундой позже в кабинет шагнула низенькая женщина средних лет в алой форменной мантии с нашивками старшего аврора. Мантия, впрочем, сидела на ней косо, а строгий пучок на голове растрепался, от чего аврорша выглядела так, словно буквально только что сражалась с преступниками.

— Мелинда, — кивнул Дамблдор, поднявшись из-за стола ей навстречу. — Ну что там? Вы закончили?

— Закончили, — устало выдохнула та. — Взяли, как миленьких, при попытке нападения на лавку Оливандера в Косом. Лестрейнджи, все трое, Эйвери и Крауч-младший. Мои ребята уже ведут допросы.

Снейп дернулся в кресле, и женщина перевела на него цепкий, серьезный взгляд.

— Северус Снейп? — уточнила она без особых, впрочем, вопросительных интонаций в голосе.

— Да, это он, — ответил за него директор.

— Отлично. Старший аврор Мелинда Грейч. Именем закона и порядка магической Британии вы арестованы. Не пытайтесь оказывать сопротивление и следуйте за мной. Вы имеете право не свидетельствовать добровольно против себя и ближайших родственников или же полностью хранить молчание, однако в этом случае Аврорат оставляет за собой право использовать специальные методы ведения допросов и расследования, — зачитала аврорша сухой бюрократической скороговоркой. И добавила уже нормальным тоном: — Вставай, парень.

Снейп кивнул и поднялся.

Острый локоть Дамблдора будто случайно врезался ему в плечо, толкая обратно в кресло.

— Подожди, Мелинда, — директор развернулся к женщине, закрывая собой Северуса. — Насчет профессора Снейпа надо разобраться.

— Он провел эту ночь в поместье Лестрейнджей, и я обязана задержать его. Но я помню, что вы мне говорили, не волнуйтесь, — успокоила его та.

Северус хотел возмутиться, но обнаружил, что чертов Дамблдор уже успел реализовать его право хранить молчание. Собственноручно. Причем не самым легитимным способом — наложив связывающие челюсти беспалочковые чары. В отличие от силенцио, они не позволяли ему даже раскрыть рот.

— К тому же один из преступников уже подтвердил, что Снейп — «мудак, трусливое очко и предатель». Извините, директор, это цитата из протокола...

— Прошу, не надо извиняться, дорогая, — поднял ладони Альбус. — Мнение этих людей меня абсолютно не интересует. Я просто хотел сказать тебе, что профессор Снейп хоть и входит формально в число сторонников Волдеморта, но идей господства чистокровных или тем более террора и убийств мирного населения не придерживается. И, разумеется, он даже не собирался сегодня или когда-либо еще участвовать в бандитских акциях.

— Я верю, однако это должно быть подтверждено легиллименцией или веритасерумом. При всем моем уважении, директор Дамблдор, мы не можем оправдать парня, опираясь только лишь на ваши слова.

— Он обязательно вам подтвердит под сывороткой, что никогда не разделял стремлений Тома Риддла, но только позже. У мальчика была травма от ментальной магии, и у него пока что все мозги набекрень. Легиллименция, кстати, тоже бы нежелательна.

— Ментальная травма? — озадаченно переспросила Мелинда. — Ну, хорошо. Я распоряжусь, чтобы его освидетельствовал наш колдомедик.

Северус прикрыл глаза и в отчаянии застонал. Вот же старый козел! Фактически прямым текстом заявил, что у него едет крыша!

— Что с ним? Головные боли? — моментально отреагировала на эти движения бдительная аврорша.

— Боюсь, что не только головные, — загадочно произнес директор, и Снейп поклялся себе, что когда-нибудь обязательно убьет этого человека.

— Попробуйте чары вызова примененных заклинаний, — предложил тот, напрочь игнорируя полный ненависти взгляд. — Сразу будет ясно, что мальчик никак не мог участвовать в этом по своей доброй воле.

Северус поднялся из кресла, сжимая в складках рукава мантии палочку.

И, видимо, Дамблдор все же почувствовал, что он способен сейчас выкинуть любую глупость, потому что к чарам, препятствующим речи, добавились еще и ограничивающие движения. Заклинание ловко прихватило его как раз в тот момент, когда он развернулся спиной к стене, увешанной портретами бывших директоров, и лицом к аврорше.

В ту же секунду в грудь вошел луч «гоменум инкантантем».

В воздухе над его головой в обратном порядке потекли полупрозрачные латинские названия заклятий, применявшихся к нему в последнее время.

— Эннервейт, эпискеи, диффиндо, сэко, сэко, круцио, круцио, круцио, флагелло... — сосредоточенно зачитывала Мелинда. — Инкарцеро, круцио...

— Да уж... — вставил старик, сокрушенно разводя руками.

— Компрессио... компрессио тестикулус... А это что за чертовщина? — запнулась она. — Темная магия?

— Это... Хм, как бы сказать... — заметно смутившись, Дамблдор наклонился и что-то тихо шепнул ей на ухо.

— Какой ужас! — ахнула Мелинда. — Бедный мальчик!

Ее круглые щеки заалели под цвет форменной мантии, в глазах разгорался безжалостный и беспощадный материнский инстинкт. Красная, растрепанная и сердитая, Мелинда теперь была похожа на здоровенный оживший плод бешеных помидоров из теплиц Спраут.

— Ну и сучка эта Лестрейндж! — потрясла она перед носом у директора не по-женски крепким кулаком. — Вы ведь уже знаете, директор, что она сделала с Алисой и с Фрэнком? Они пропали позавчера. А сегодня, после того как мы начали допрашивать этих мразей, выяснилось, что Лонгботтомов все это время держали в подвале дома Эйвери и пытали. Они живы, но в Мунго говорят, что прогнозы бедняг неутешительны... Эта тварь издевалась над ними собственноручно, пыталась дознаться, куда подевался ее обожаемый «повелитель»! Ничего, наши ребята тоже умеют развлекаться с подследственными, — мстительно протянула Мелинда.

В голосе ее слышались слезы.

Северус закрыл глаза и несколько раз приложился затылком о стенку, потревожив чей-то портрет.

Черт! Он даже понятия не имел, что они все это время продолжали нападать на авроров!

— Мальчик точно в норме? — уточнила женщина, внимательно посмотрев на него. — Суицидальных порывов не было? Долгих взглядов в одну точку? Необоснованных страхов? — прищурилась она. — Мы, разумеется, его в одиночную пихнем, подальше от этих упырей, но все-таки...

— Все будет хорошо, Мелинда, — тронул ее за локоть Альбус. — Можешь уводить. Я буду присутствовать на всех процессах, появлюсь сразу же, как получу от тебя сову.

— Ладно. Пошли, парень! — повернулась та к Северусу.

И он, почувствовав, что связывавшие его директорские чары больше не действуют, послушно шагнул к ней, подставляя запястья под заклинание. Аврорша бросила горсть пороха в камин и, произнеся ожидаемое: «Британский Аврорат», — толкнула его перед собой в зеленое пламя.