Namida (джен)

Впервые попав в кабинет Дамблдора где-то с месяц назад, Маркус чувствовал себя весьма неуютно — постоянный шум от издающих различные звуки магических приборов и что-то ещё, будто запечатлённое в самом воздухе — создавало впечатление присутствия странной, нечеловеческой сущности, обитающей в этих стенах. Причём в присутствии других людей оно рассеивалось — но вот если остаться здесь одному…

Он собирался было расспросить об этом Дамблдора, но передумал. Вовсе не улыбалось ещё раз услышать нечто наподобие утверждения: «Хогвартс — живой», однажды совершенно серьёзно приведённого директором в качестве аргумента в споре, когда Маркус сказал, что кто-то из студентов легко может проследить за ними и проникнуть в Тайные башни.

Но хуже всего были портреты, развешанные на стенах. Помещение круглое, хочешь — не хочешь, а оказываешься в перекрестии взглядов. Да, большую часть времени изображённые на них маги «спят» — Маркус предполагал притворство, и потому однажды, дожидаясь хозяина кабинета, решил проверить: обошёл стол и занял директорское кресло. Вошедший спустя несколько минут Дамблдор застал изливаемый на голову доктора Блэка поток нотаций и обвинений в молодости, глупости и непочтительности в самом начале, заставил портреты замолчать — но сперва с лукавой улыбкой выслушал несколько советов в духе «изгнать прочь с позором» и «высечь наглеца розгами». До любимого распоряжения Червонной королевы не дошло, хотя Маркус ждал чего-то подобного — вряд ли при почти средневековом образе жизни магов можно полагать, что кресло директора вдруг превратится в детище Альберта Саутвика.

Когда сегодня перед завтраком Маркус сообщил Дамблдору, что хочет присутствовать при разговоре с мисс Грейнджер — тот даже не удивился, попросив после ужина зайти в его кабинет. Тогда Маркус предложил директору провести что-то вроде эксперимента, тот был явно не против, но согласился с оговоркой — «пусть решает мисс Грейнджер». Так как начало ужина Маркус пропустил, увлекшись изучением теории создания портключей — возможность свободно перемещаться, пусть и в пределах Соединённого Королевства, стоила затрачиваемого времени — то ни по пути на седьмой этаж, ни в самих покоях директора он не встретил никого, даже привидений. Последнее, впрочем, обычно — те предпочитают портить своим присутствием аппетит студентам в Большом зале.

Стука в дверь Маркус не услышал, задумавшись, где сейчас может быть Рей, поэтому стоящую на пороге студентку заметил только благодаря директорскому фениксу, повернувшему голову к входу. Встав в присутствии дамы, он поздоровался и предложил мисс Грейнджер — а это точно была она — занять свободное кресло напротив того, где только что сидел сам. Дамблдор наверняка бы узнал, о чём они говорили — портреты доложат, так что Маркус завёл разговор о вещах, далёких от того, что его действительно интересовало — он совсем не забыл об истинной цели «исследования», порученного мисс Грейнджер…

* * *

Профессора Дамблдора в кабинете почему-то не оказалось и Гермиона подумала, что, наверное, лучше подождать снаружи — ведь доктор Блэк точно не мог иметь отношения к выданному ей хроновороту. Видимо, им нужно обсудить что-то важное, и хотя Гермиона многое отдала бы за возможность хотя бы присутствовать при разговоре двух настоящих учёных, навязываться невежливо. Вздохнув, она собиралась было уже извиниться и выйти, когда доктор Блэк предложил ей присесть и вместе подождать директора. Мало того, он ещё и заговорил с нею, спрашивая, как продвигается учёба и легко ли ей, магглорождённой, даётся приспособление к магическому миру. Последнее поразило Гермиону — обычно волшебникам и в голову не приходило, что к их миру вообще нужно «приспосабливаться». А тут — Блэк, фамилия которого говорит сама за себя — понимает то, о чём ни разу не заговорила даже профессор МакГонагалл! Чуть покраснев, Гермиона ответила искренне:

— Спасибо, сэр, уже намного легче. Мне нравится учиться. Преподаватели все очень-очень хорошие… — она вспомнила профессора Трелони и нерешительно высказала то, что никогда бы не смогла сказать кому-то ещё из старших: — Почти все… Понимаете, сэр, некоторые из профессоров, мне кажется, уделяют больше внимания своим личным пристрастиям… то есть, я не хочу сказать, что они плохие, но немного больше объективности…

Он смотрел внимательно и не осуждал, так что Гермиона, приободрённая этим, продолжила высказывать то, что возмущало её со второго курса:

— Например, мне кажется странной эта подчёркнутая борьба факультетов. Да, соревнование в учёбе важно, но когда факультет считается лучшим не из-за знаний, а потому, что его команда победила в квиддич!..

Доктор Блэк отрывисто рассмеялся и спросил:

— А как бы поступили вы на месте руководства? Решения ведь принимает Министерство и Попечительский совет, не так ли?

— Да, сэр.

— Итак, что бы вы сделали на их месте, мисс Грейнджер?

Гермиона взглянула пристально, думая, что он шутит, но доктор действительно ждал её ответа, а не использовал вопрос, чтобы сказать самому, как «важные люди» по телевизору, которых всё время ругает папа. Воодушевившись этим и набрав побольше воздуху в лёгкие, она почти затараторила, торопясь поделиться:

— Нужно всего лишь разделить баллы за победы в квиддич и за учёбу, сделать разные награды — тогда смогут победить разные факультеты в том, что для них важнее! А сейчас получается: кто-то старается весь год, а потом ловец команды другого факультета ловит крылатый шарик — и всё напрасно! Спорт нужен, квиддич многим нравится, я… я понимаю, но чтобы заработать сто пятьдесят баллов — мне нужно много и правильно отвечать, писать хорошие эссе, а кому-то — только быстро летать на метле! Так несправедливо!.. — Гермиона поняла вдруг, что почти кричит и смутилась, боясь выглядеть смешной. — Простите… Но я правда так думаю, сэр!

Однако доктор Блэк и не думал смеяться. Пока Гермиона говорила, он чуть кивал её словам, а когда закончила, провернул голову к дверям и произнёс:

— Вы слышали, глава Попечительского совета? По-моему, очень неплохая идея.

Чуть не подпрыгнув на стуле, Гермиона взглянула туда же и увидела профессора Дамблдора. Сердце ухнуло, стоило ей понять — тот всё слышал. Подумать только, когда нужно добиться, чтобы хроноворот оставили ей, она критиковала систему образования в школе в присутствии директора!

Но профессор Дамблдор, казалось, совсем не злился. Улыбаясь с хитринкой в глазах, он подошёл ближе:

— Да, мисс Грейнджер, идея чудесная. Я передам ваши соображения Попечительскому совету, хотя сомневаюсь, что наше консервативное Министерство пойдёт на такие, как им всё время кажется, серьёзные изменения.

— Простите, профессор... — вымолвила пристыженная Гермиона, которой только что мягко объяснили, что одних только идей недостаточно.

— Вам не за что извиняться, мисс Грейнджер. Возможно, именно вы сможете изменить то, что не удаётся сейчас нам, «старикам», — Дамблдор сокрушённо покачал головой, но глаза его смеялись.

Прервав повисшую тишину, доктор Блэк позвал:

— Мисс Грейнджер! — Гермиона посмотрела на него, всё ещё смущённая. — Мы хотели бы кое о чём вас спросить. Но сначала пообещайте, что об этом разговоре никто от вас не услышит.

— Но, сэр, я уже дала слово профессору МакГонагалл никому не рассказывать о хроновороте.

Они переглянулись, доктор нахмурился, а профессор Дамблдор объяснил:

— Мы пригласили вас не за этим, мисс Грейнджер, и нужно, чтобы вы хранили в тайне всё, что сегодня услышите и узнаете, всё и ото всех.

— Да, конечно. Я обещаю, то есть, да, я никому не расскажу…

— Припомните, не видели ли вы недели две-три назад кого-то необычного? Вечером, у библиотеки? — вмешался доктор Блэк.

Гермиона задумалась, вспоминая. По своей привычке, она перебирала события от сегодняшнего дня всё дальше по времени, пока не сообразила, чего от неё ждут.

— Я не уверена, сэр… но примерно тогда я увидела в библиотеке… — Гермиона замялась, не зная, как лучше сказать, и профессор Дамблдор пришёл ей на помощь:

— «Вампира»? — доктор Блэк осуждающе взглянул на него, и директор объяснил: — Профессор Люпин рассказал мне о таких слухах среди студентов. Мисс Грейнджер, вы тоже верите в это?

— Нет, профессор, — как могла твёрдо заявила Гермиона. — Она не вампир, я уверена — в учебниках вампиры описываются совсем по-другому! Только глаза, и…

— И — что? — подавшись вперёд, спросил доктор.

— Я… тогда я не придала этому значения… но сейчас вспоминаю, что почувствовала слабость после того, как мы говорили… но уже через день это прошло!

— А о чём вы говорили, мисс Грейнджер?

— Я не успела сказать и слова, профессор Дамблдор, она только вымолвила, что не хочет разговаривать и сразу ушла.

Доктор Блэк и директор ещё раз переглянулись, словно что-то решая, затем первый пожал плечами и отошёл к дальнему окну, а профессор Дамблдор очень серьёзно произнёс:

— Мисс Грейнджер, я хочу попросить вас об услуге. Не спешите с ответом! Конечно, мы с доктором Блэком будем здесь, но подумайте, прежде чем сказать «да» или «нет».

— Что я должна сделать, профессор?

— Наша цель — проверить, действительно ли встреча с той девушкой вызвала потерю вами сил, или это было что-то другое. Если вы согласны, мы устроим здесь небольшую проверку. Если нет — то я только ещё раз попрошу вас молчать обо всём, что вы сегодня услышали.

Гермиона почти не колебалась — ещё бы, ведь можно узнать что-то новое, что-то, чего никто-никто ещё не знает!

— Я согласна, профессор Дамблдор.

Тот кивнул, не сводя с неё внимательного взгляда, и попросил:

— Доктор Блэк, приведите, пожалуйста, на минутку нашу гостью. Она сейчас в своей комнате.

Когда тот вышел, профессор занял своё кресло и предложил Гермионе чаю. Словно из ниоткуда на столе возникли: чайник, прикрытый салфеткой, кувшинчик с молоком и несколько чашек. Разливая ароматный напиток, директор, улыбнувшись, предложил:

— Я знаю, что ваши родители дантисты, мисс Грейнджер, но если хотите — вот здесь у меня чудесные сахарные леденцы. Особенно вкусны мятные…

Гермиона поблагодарила и вежливо отказалась. Размышляя о предстоящей встрече с таинственной «гостьей», она не боялась, нет, но было какое-то чувство... внутренней дрожи. Словно в ожидании чего-то опасного.

Когда вошёл доктор Блэк — один — Гермиона даже обрадовалась, но тот кивнул директору и отошёл к окну. Профессор Дамблдор зачем-то прикоснулся палочкой к своим очкам. Дверь отворилась, пропуская ту самую девушку. Сейчас, при нормальном освещении, стало ясно, что тогда Гермионе не померещилось — волосы незнакомки действительно светло-синие, а глаза ничуть не потеряли ярко-алого оттенка. В руке та держала книгу в светло-коричневой обложке с изображением солнечных часов — Гермиона была уверена, что где-то видела такую, но не могла вспомнить, где.

— Вы не могли бы подойти чуть ближе, пожалуйста? Только медленно.

С тем же равнодушным видом та выполнила просьбу, встав в трёх футах от Гермионы. Профессор Дамблдор отчего-то внимательно разглядывал пустоту между ними, а доктор поинтересовался:

— Чувствуете что-либо необычное, мисс Грейнджер?

— Нет, сэр, ничего, — всё, что Гермиона ощущала — это неловкость от явного безразличия незнакомки. Было в этом что-то странное, что-то… нечеловеческое. Да ещё почему-то сами собой закрываются глаза… хочется спать…

…Чей-то громкий голос настойчиво звал её, так что Гермиона с трудом, неохотно, но подняла веки. Зрение сфокусировалось, и она вновь зажмурилась, краснея от смущения: надо же так, уснуть прямо в кабинете директора! К счастью, спустя несколько секунд память о произошедшем вернулась. Приняв от задумчиво выглядящего профессора Дамблдора большую плитку шоколада, она машинально откусила немного, тут же почувствовав прилив сил. Осмотревшись, увидела в кабинете ещё только доктора Блэка — тот расхаживал от двери к окну и обратно, что-то быстро строча в блокноте, к её удивлению — не пером, а обыкновенной ручкой. Резко подняв голову, он спросил — не у неё, у профессора Дамблдора:

— Как думаете, если бы расстояние было меньше, то…

— Нет. Должно быть, влияние тождественно тому, что мы наблюдали ранее, — директор выделил последнее слово, а когда доктор Блэк кивнул, закончил: — Так что, вероятно, нет. Но на большем расстоянии эффекта вообще не было, никакого, а это уже отличается от предыдущих наблюдений.

— Да, там расстояние приличное, однако… — доктор вновь обратил внимание на свой блокнот, что-то подчеркнул или зачеркнул несколькими резкими движениям и спросил в пространство:

— А как вы сейчас себя чувствуете, мисс Грейнджер? Опишите.

— Только слабость, сэр, но мне уже лучше, спасибо.

— Только? Хм… — он ещё раз пересёк комнату, пристально взглянул на неё и вдруг потребовал:

— Попробуйте какое-нибудь заклинание. Любое.

Вытащив палочку, Гермиона, начиная волноваться, произнесла: «Люмос!» На кончике палочки едва заметно засветился тусклый огонёк, и — всё. Недоверчиво помотав головой, она прошептала: «Нокс» и попробовала ещё раз — с тем же результатом. После третьей и четвёртой попыток ничего не изменилось, а перед пятой Гермиону остановил профессор Дамблдор, мягко забрав палочку. Чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные слёзы, она потянулась за ней, но директор и не думал отнимать палочку насовсем. Положив её рядом с чашками, он поспешил успокоить Гермиону:

— Не переживайте, мисс Грейнджер. Я ожидал чего-то подобного. Вам нужно хорошенько поспать, восстановить силы, и уже завтра вы будете колдовать, как обычно.

— Но как это возможно, профессор? Что со мной случилось?

Дамблдор улыбнулся — но глаза остались серьёзными — и покачал головой:

— Завтра, мисс Грейнджер. Если всё ещё захотите иметь с этим дело, то возвращайтесь завтра — у вас же после обеда не будет уроков, так? Доктор Блэк проводит вас до гостиной.

— Спасибо, профессор Дамблдор. Мне уже совсем хорошо, я дойду сама, — она поднялась, чувствуя, как от слабости дрожат колени, сделала шаг, другой и чуть не упала. Блэк едва успел подхватить её.

По пути в башню Гриффиндора они не разговаривали — Гермионой вновь овладела сонливость, а доктор явно был занят какими-то своими мыслями. У портрета Полной Дамы он ещё раз напомнил о сохранении тайны и попрощался. Гермиона едва нашла в себе силы умыться и почистить зубы, уснув едва ли не раньше, чем голова успела коснуться подушки.

* * *

Сосредоточиться на уроках на следующий день оказалось сложнее, чем когда-либо. Вдобавок Гермиона страшно волновалась, потому что даже утром, проспав всю ночь, чувствовала слабость, хотя тот же «Люмос» удался ей намного лучше. Профессор Вектор сделала ей замечание, потребовав быть более внимательной, а явно недовольная чем-то профессор МакГонагалл не разрешила практиковаться со всеми, дав Гермионе только теорию, что ещё раз напомнило о вчерашнем.

По окончании занятий Гермиона поняла, что пора решать: профессор Дамблдор вчера ясно дал понять, что она может забыть обо всём. В конце концов, думала Гермиона, у меня и так много уроков, и так приходится многое совмещать. Схему использования хроноворота пришлось уже дважды перекраивать, а если заниматься ещё чем-то…

Хорошенько обдумав всё, она решила просто не думать о произошедшем — тайны тайнами, но что может быть сейчас важнее учёбы? Успокоившись на этом, после обеда Гермиона почти спокойно вернулась в башню факультета и засела за Арифмантику — не хватало ещё, чтобы профессор Вектор вновь сделала ей замечание или вовсе отругала за невыполненное домашнее задание.

К тому времени, как подошёл к концу ноябрь, она не раз убедилась, как была права — профессора, словно сговорившись, давали больше заданий, чем обычно, будто компенсируя предстоящее безделье студентов в рождественские каникулы. Доктор Блэк появлялся в Большом зале редко, да и в замке его почти не было видно, так что результаты исследования по портретам вместе с копией дневника наблюдений Гермиона попросила передать ему профессора Флитвика. Итоги разочаровывали — судя по всему, портреты не помнили ничего дольше нескольких дней. Самый меньший срок составил полдня, самый большой — восемь суток, а чем сложнее фраза — тем быстрее она забывалась. Конечно, и здесь было одно исключение — ведь помнила же Полная Дама пароли для входа в гостиную, не менявшиеся месяцами, но общий вывод оказался негативным — оставалось только признать, что долговременной памятью магические портреты не обладают, либо им требуется для этого что-то простое и приказ помнить. Уже отдавая свиток с выводами, Гермиона торопливо сделала приписку в конце, что, возможно, портреты директоров в кабинете профессора Дамблдора окажутся иными — она ведь не могла их проверить.

Ту странную девушку с алыми глазами Гермиона вовсе не видела — ни разу, и честно признавалась себе, что рада этому — она не хотела, чтобы случившееся в кабинете директора повторилось. В первые дни после своего решения не вмешиваться Гермиона переживала, как бы ещё кто-то не пострадал, но потом вспомнила твёрдое «Мне рекомендовали не общаться со студентами» загадочной «гостьи», прибавила к этому, что профессор Дамблдор в курсе опасности — и немного успокоилась.

Нет-нет, да приходили к ней мысли о том, как должно быть, той девушке одиноко — не поговорить ни с кем, не прикоснуться. Может, поэтому она такая… «замороженная»? Или у неё что-то ещё случилось?..

А затем произошло то, из-за чего все мысли о «гостье» разом вылетели у Гермионы из головы — Гарри тайком пробрался в Хогсмид и узнал, что приходится Сириусу Блэку крестником. А ещё, что именно Блэк предал своего лучшего друга, предал родителей Гарри и выдал их укрытие Волдеморту.

И пусть бы этим всё и кончилось — но Гарри решил сам найти Блэка, найти и отомстить. Гермиона пришла в ужас от одной мысли, что это действительно произойдёт — она слишком хорошо понимала, каковы шансы у Гарри выжить при встрече с тёмным магом такой силы, если даже дементоры его не остановили.

К огромному её облегчению, в воскресенье они навестили Хагрида, и на первый план вышла другая проблема — как защитить Клювокрыла. До слушания почти четыре месяца, но готовиться к нему они начали уже на следующее утро — мадам Пинс только диву давалась, каждый день видя в библиотеке старательно изучающего массивные фолианты Рона!

Но, к сожалению, череда неожиданных событий на этом не прервалась — в рождественское утро кто-то неизвестный прислал Гарри «Молнию», что беспокоило само по себе — такие дорогие подарки анонимно не делают, а затем ещё она поссорилась с Роном из-за его крысы. Разумеется, Гермиона рассказала о своих подозрениях профессору МакГонагалл, и та поступила совершенно правильно, забрав метлу для проверки. Беда была в том, что ни Гарри, ни почему-то Рон — не считали это правильным, но Гарри хотя бы поверил, что она хотела как лучше — а вот Рона было не унять.

В итоге последнюю неделю каникул Гермиона провела вне гриффиндорской гостиной, даже не всегда возвращаясь туда ночевать — благо, спальня на пятом этаже оставалась в её распоряжении. Конечно, она огорчалась, что мальчики так и не нашли её, чтобы помириться, но ведь она права — что значит какая-то метла по сравнению с жизнью друга!

За всеми этими волнениями Гермиона начисто забыла о таинственной девушке и докторе Блэке, и вряд ли бы вспомнила, не заметив их обоих ранним утром спускающимися по лестнице откуда-то сверху. Она и не думала за ними следить — Гермионе было по пути, и решила, что просто пойдёт поодаль — наверняка доктор идёт завтракать. На миг забеспокоившись, что опасная «гостья» — вряд ли, но вдруг? — тоже идёт в Большой зал, Гермиона решила проверить — если да, то лучше вовсе обойтись без завтрака. К её изумлению, спустившись на нужный этаж, те двое свернули в какой-то тёмный коридор. Пытаясь вспомнить, видела ли она это место раньше, Гермиона почувствовала растущее удивление — нет, она точно помнила, что здесь глухая стена. Украдкой заглянув за угол, изумилась ещё сильнее — прямо на её глазах доктор со своей спутницей прошли сквозь стену! Приблизившись к тому месту, она увидела висящий на стене пыльный гобелен с изображённым на нём рыцарем, стоявшим, опираясь на огромный двуручный меч. По какому-то наитию потянулась, прикоснувшись к лезвию меча — ледяному на ощупь, будто это не рисунок, а взаправду. Повеяло холодом, в лицо ударил поток воздуха, почти сразу ослабевший, а рука прошла сквозь ткань. Секунду поколебавшись, Гермиона глубоко вдохнула, словно перед прыжком в воду, и шагнула вперёд.