У Фольксхалле поезд не останавливается (джен)

Проснулся Гарри в восемь, по будильнику, в сером полумраке. Вылез из постели, зевая, включил лампу. Электричество удобнее магии, подумал сонно, закутываясь в халат. На «Люмос» ему с утра вечно не хватало дикции. Убрел в ванную, чуть не забыв палочку. И забыв мыло. Пришлось возвращаться. То, что можно было использовать «Акцио», он понял только после душа.

«Кстати, Гарри, — подумал он, глядя на себя в зеркало: еще без линз, с всклокоченными волосами и уже проступающим сквозь маскировку шрамом. — Ты молодец, в таком виде бегать по публичным коридорам, да еще и мыло забывать. А если бы на тебя натолкнулся Стивен? Или Даниэль? И заметил, что у Гарри Эванса глаза почему-то зеленые, а не черные? Хмури не одобряет».

Шрам маскировать и линзы вставлять нужно в комнате. Следовательно… следовательно нужно зеркало. Маггловское, чтобы не трепалось. И умывальник.

Как трансфигурировать умывальник — это Гарри хотя бы приблизительно себе представлял, а вот зеркало… Надо спросить у управляющего. Может, у него завалялось лишнее. Точнее, спросить у Стивена, как это спросить у управляющего.

С положенными черными глазами и без шрама, и даже с волосами чуть менее буйными Гарри вернулся в комнату, оделся, взял куртку и рюкзак и направился вниз. Подниматься наверх еще раз не хотелось.

Гостиная пустовала. Он бросил вещи на диван у входа и ушел на кухню. Вчера ему объяснили, что все масла, кофе, чай («какой найдешь, Гарри»), яйца и хлеб — общественные. Нужно просто класть в копилку пять марок каждую неделю, и управляющий всё купит. Гарри намеревался сотворить на завтрак яичницу.

На кухне шкварчало, кипело и пахло — кофе, мясом, розмарином и хлебом.

У правой — «никаких зелий» — плиты стоял Стивен в черной майке и джинсах, дирижируя кофейником и двумя сковородками. На одной жарилась яичница — два желтка в кусках хлеба, на другой — три котлеты. Яичницу он переворачивал левой рукой, а котлеты — правой. Когда Гарри подошел ближе, забурчал кофейник. Стивен снял его невербальной «Левиозой», прежде чем Гарри дернулся помочь, и кофейник уплыл на стол. Гарри повернул ручку конфорки.

— Спасибо! — улыбнулся Стивен. — Наливай себе кофе, я с запасом сделал.

Гарри поблагодарил.

— Я еще яичницу хотел…

— Сковородки внизу, — Стивен мотнул головой в сторону шкафа. — Еще одна осталась. Яйца знаешь где. Становись рядом.

Гарри оглядел плиту, на которой зелья варить было можно, с настороженностью. Впрочем, плита была чистая…

— Да не бойся! Зелья тут сейчас варит один Даниэль, ну и я иногда, а мы аккуратисты. С этой плиты есть можно!

— Я, пожалуй, всё же поем более традиционно, — фыркнул Гарри и полез за сковородкой. И даже чуть не передумал: плита показалась ему гораздо чище.

— Мы же маги, — пробормотал он, накладывая двойное очищающее: от масла и от окалины. — Сложно, что ли, убрать?!

— Некоторым сложно. Тем кто привык, что за ними всё подтирают благодарные за их существование родственники, — сказал Стивен. С граном яда в голосе. И ответил на недоуменный взгляд Гарри: — Да жил тут парень, надоел мне страшно. Хотел у профа постдок делать, но сбежал домой, месяца не прошло.

— А что так? — Гарри налил в сковородку оливкового масла, уменьшил огонь до среднего и начал разбивать яйца.

— Профу не понравился. Никому вообще-то, но с профом они сцепились. У него тоже была Великая Идея. Сам понимаешь, две Великие Идеи в одной группе не уживутся.

— Ага. Хорошо, что у меня нет Великой Идеи.

Стивен хмыкнул. И то верно, у Гарри не было никакой идеи, не то что Великой.

— А у тебя есть?

— Конечно, — сказал Стивен и выключил газ. — У меня очень простая Великая Идея: всё гораздо проще.

— Проще? — переспросил Гарри.

— Именно. Пока не знаю как. Но проще.

Яичница отправилась на тарелку, а котлеты — на доску, к разрезанному хлебу и помытому салату.

— Обед? — поинтересовался Гарри.

— Ага, — ответил Стивен, за пару движений собирая бутерброды. — Мой, Даниэля и твой.

Гарри вытаращился на него.

— Ты можешь отказаться, тогда я твою долю с удовольствием съем, — сказал Стивен. Завернул бутерброды, отложил. Сел и начал нарезать яичницу на квадратики. — Но сегодня столовая не работает, и рестораны рядом с Бранденбургскими тоже. Да и погода поганая, снег будет. Так что не ломайся.

— Я не… — ошарашенно начал Гарри. Спохватившись, вспомнил о завтраке и еле успел спасти его от обугливания. — Спасибо большое. Но тебе не нужно было… Я бы разобрался!

— Фигня, — махнул вилкой Стивен. — Вы с Даниэлем вчера ничего не купили, потому что я всех пить уволок. А сегодня мне захотелось котлет. Делать одну котлету — извращение, не находишь?

— Можно же заморозить…

— Можно. И проклятиями защищать. А у меня проклятия плохо выходят, я лучше угощу. Ты не думай, здесь не всегда так тихо, это народ после пятницы отсыпается. На неделе за свою еду нужно драться!

— Тогда с меня завтрак завтра, — решительно сказал Гарри. Муку он в шкафу вроде видел. Ну и не может же быть, чтобы в городе было закрыто вообще всё! — Блины тебя устроят?

— Вполне, — Стивен посмотрел на него с интересом. — А ты умеешь? Настоящие?

— Это какие? — Гарри очистил сковородку, оставил ее остывать, сел с тарелкой за стол и налил себе кофе. — Бретонские или американские?

Стивен отсалютовал ему кружкой.

Поели они быстро и выдвинулись в путь. На улице стало посветлее, но ненамного. С серого глухого неба мелко моросило. Гарри надвинул заклятую от дождя шапку на уши и поднял шарф повыше.

— Мерзля, — фыркнул Стивен. Он ни шапки, ни шарфа не надел. — Ты же британец, неужели тебе на континенте холодно?

— Мне и в Британии иногда холодно, — признался Гарри страшным шепотом.

Стивен фыркнул.

Интересно, подумал Гарри, на каком факультете он учился? Наверное, на Гриффиндоре, но тогда он старше, чем кажется. Или в Равенкло. Нет, всё же… Гарри гадал всю дорогу до метро и когда они уселись в теплом вагоне, спросил.

Стивен расхохотался.

— Парень, я из Северной Ирландии! Из Дерри! Какой еще Хогвартс! До нас эти ваши письма не долетают, совы согласны с ИРА, не иначе, а в Уснех нас не берут. Ирландскую школу, — пояснил он, заметив недоумение Гарри. — На дому я учился, как все. И в ученичестве потом, когда в Манчестер удрал. Так что с систематическим образованием у меня швах, но я не горюю.

Еще бы! С четырьмя-то, как минимум, языками… И естественной, как дыхание, беспалочковой невербалкой. Якобы систематическое образование Гарри смотрелось рядом как-то бедно. Ну и ладно. Зато с проклятиями у него полный порядок!

— Мое систематическое, — сказал Гарри, — было тоже каким-то не слишком систематическим, знаешь.

— Что-то слышал, — осторожно отозвался Стивен. — Крупная была заварушка?

Вопрос вышиб из Гарри воздух.

Надо же, для него — Вторая Магическая, большие буквы и одна и та же дата смерти на памятниках, а для кого-то — заварушка…

— Крупная, — ровно сказал Гарри. — Это верно.

— Понял, — кивнул Стивен. — Нам выходить.

Они пересели на линию до «Под Липами», и Стивен — явно чтобы загладить неловкость и сменить тему — начал рассказывать про Берлин. Про разодранный город, до сих пор до конца не сросшийся.

— …Если аппарировать с запада на восток, можно убиться. А если наоборот — попасть в подвалы Штази. Это госдеп Восточной Германии, там подвалы эти давно замурованы, никто не найдет. Несколько придурков в прошлом году так пропали, аппарировали на спор, местные авроры так их и не нашли. Призраков, наверное, прибавилось.

— …О да, их очень много. В берлинском аврорате специальный отдел есть по их упокоению. Гитлера никто не видел, но говорят, где гитлеровский бункер был, иногда видят детей Геббельса. Стоят и поют. Хором. Врать не буду, сам не встречал, хотя специально ходил. Ты что, не знаешь, кто такой Геббельс?!

— …Вот будет погода, пройдемся как-нибудь пешком до работы, представишься Фридриху Великому. Памятнику, а ты что подумал? Он хранитель нашей части Берлина. Я читал, Хранители по ночам ходят по городу, проверяют, всё ли в порядке, и маг может их увидеть, но только Рождественской ночью. Доживем до Рождества и проверим…

За разговором они добрались до библиотеки очень быстро. И на этот раз до рабочих комнат направились по лестнице из холла. «Нужно же тебе оба пути показать», — пояснил Стивен.

К счастью, лестницы выше шестого этажа двигались, иначе до цели они бы доползли только к обеду. Двадцать этажей! Нет. Только на метле. Только через центральный зал. Каменные коридоры навевали на Гарри тоску своей одинаковостью.

В комнату они вошли в половине десятого. И Гарри тут же натолкнулся на очень знакомое выражение глаз на совсем незнакомом лице.

— Гарри Эванс, — протянул по-английски плотный, в полноту мужчина в темной мантии, и Гарри захотелось зажмуриться.

«Наша новая знаменитость».

— Наше новое… приобретение. Я — профессор Майкл Кольбе. Вы будете меня называть профессор Кольбе. Идите-ка сюда, герр Эванс, и расскажите нам — на латыни, чтобы все поняли, — какие новые умения вы нам принесли.

Гарри вздохнул. И пошел — рассказывать.

— …Нет, я не знаю древнегреческого. И старогерманского. И немецкого тоже не знаю. Я только латынь — ну, вы слышите как. Нет, Волапюка тоже не знаю, про него даже не слышал, честно говоря. И про Пасилингву. Да, вы совершенно правы, мой английский тоже далек от совершенства.

— …Я настойчивый. И упорный. И если мне дать лопату — я условно про лопату! — то я буду копать сколько нужно, честное слово. А если мне дать метлу, я вообще непобедим!

— …Нет, профессор Кольбе, я тоже не знаю, почему меня взяли в вашу группу. Может быть, посчитали, что вам нужен кто-то на неинтересную работу? Я не против неинтересной работы, совсем наоборот.

— …Конечно, профессор Кольбе. Что скажете.

Когда профессор его наконец отпустил, Гарри шлепнулся за стол Стивена и Даниэля. И тихо выдохнул.

Даниэль натянуто улыбнулся. Стивен показал большой палец.

— Отлично держался!

— Да это было несложно, — сказал Гарри чистую правду.

Профессор не сообщил ему ничего, что Гарри бы о себе не знал сам, а из возраста обид на правду он в мае, похоже, окончательно вырос. Чего ему не хотелось, так это разозлить профессора, чтобы тот начал кричать, терять лицо… Но профессор Кольбе на профессора Снейпа оказался, к счастью, совсем не похож: чем больше Гарри говорил, тем больше тот успокаивался и отпустил его в распоряжение Стивена вполне доброжелательно.

— Он со всеми новенькими строг. От его «нового приобретения» я, помнится, хотел под пол провалиться. Но тебя он что-то слишком прессовал.

— Да ладно, — сказал Гарри. — Я поступаю под твое начало, ты слышал? Что ты мне дашь?

Стивен поскреб затылок.

— Ты серьезно про лопату? — спросил Даниэль негромко.

— Ну да. У тебя есть для меня лопата и направление до обеда?

— Скорее до ужина понедельника. Надо в двадцатом томе все рисунки описать, на всех языках по списку. Тот, кто в семидесятых делал опись, пропустил половину из мелких, которые на полях. А я лучше займусь более важной задачей.

Гарри открыл рот, чтобы согласиться, но Стивен покачал головой.

— Мысль хорошая, Даниэль, но Гарри пока рано. Я думаю, с понедельника будет как раз. А пока я ему дам вводные материалы почитать.

Он улыбнулся Гарри.

— Полетаешь, к библиотеке привыкнешь, к Каталогу. Почитаешь, чем мы тут занимаемся вообще. Пустоту надо заполнять, а то в ней Великие Идеи могут зародиться, тебе оно надо?

— Не, — рассмеялся Гарри, заработав хмурый взгляд от Даниэля и от Джона через стол. — Что мне читать?

Выданный ему список занимал тетрадный лист мелким убористым почерком.

— Это на сегодня–завтра, — сказал Стивен.

Гарри кивнул. Он уже сожалел, что у него внутри не жило Гермионы. Герм бы этот список — часа на три. Самое большее — на четыре. А ему… Ну ничего. И вообще это проверка, насколько он на самом деле упорен и не боится неинтересной работы.

— Легко, — сказал Гарри.

Для начала он убрался из комнаты. Думать под бросаемыми искоса взглядами Даниэля не получалось, а подумать было над чем. Пятнадцать книг до завтрашнего вечера. Нет, поправился Гарри, пятнадцать названий. А книги это, журналы или — вдруг повезет! — статьи, сейчас разберемся.

Он вышел на Пояс и посмотрел в зал. Можно было бы сесть и здесь, за железный круглый столик, но Гарри хотелось туда, в комнаты, висящие ни на чем, деревянные и теплые, к зеленым лампам. Гарри встал на край, огляделся. Ни ковриков, ни метел видно не было, но откуда-то их здесь берут? Стивен сказал — призвать, но не уточнил — как. Это скорее всего значило, что и идиот разберется.

— Акцио метла, — сказал Гарри, протянув руку.

И метла прилетела, спланировала из-под купола и толкнулась ему в ладонь.

Гарри улыбнулся и вскочил на нее. Метла была, мягко говоря, не гоночная, медлительная и устойчивая, но когда Гарри заложил вираж, метла забыла о своей основательности и взвилась вверх. К самому верху, к вершине купола, вдоль полок, так быстро, что цвета корешков слились в коричнево-золотистое мерцание.

Сначала закончились комнаты и остался лишь хребет Каталога, затем закончился и он, и сразу же — полки. Гарри повис в пустоте. С боков загибался исполинский купол, а сверху, из круглого отверстия — основания ротонды, как он понял, поднявшись повыше и увидев колоннаду, — светило солнце. С рыжими, золотыми и алыми лучами, похожее на подсолнух.

Огромный витраж, заменивший ротонде крышу.

Гарри поднялся до самого солнца и огляделся. Раньше здесь было что-то другое. К тяжелым мраморным колоннам наверняка прилагалась такая же тяжелая мраморная крыша, которую либо не построили, либо снесли. Скорее всего снесли — присмотревшись, он заметил остатки купола. Здорово, что снесли.

Гарри улыбнулся солнцу и послал метлу камнем вниз, как на тренировке по квиддичу. Воздух свистел в ушах, и хотелось вопить от восторга: он соскучился, он давно не летал так, думая только о полете и ни о чем больше. Когда они летом летали с Джинни, он думал о Джинни, и это было здорово, но по-другому.

Он упал почти до самого пола, увидел свое отражение в серых зеркальных плитах, сделал Вронского…

Ха! Могу! Все еще!

…и поднялся почти до Пояса, постепенно замедляясь.

А теперь — дело. Теперь — найти комнату, сесть и разобраться со списком.

Комнату он выбрал на окраине, огороженную шкафами и только с одним проходом к Каталогу. Два выхода, возможность улететь, закрытый от всех обзор — уютно. Устроил метлу рядом со столом, прислонив к стеллажу. Провел пальцем по корешкам книг: Британская Энциклопедия. Рядом прогибал полки Словарь немецкого языка, изданный в 1880 году.

Гарри сел за стол, включил лампу. Разложил бумагу, ручки. Расправил список.

Список, на латыни и английском, выглядел так:

1. Логические основы построения новых заклинаний с использованием искусственных языков // Magica. — 1880.

2. Создание и экспериментальное применение заклинаний на основе эсперанто и Волапюка // Magica. — 1905.

3. Эффективная трансфигурация с использованием чар на основе Волапюка: экспериментальные результаты превращения // Мир Трансфигурации. — 1870.

4. Сравнительная характеристика латыни и эсперанто для использования чар // Magica. — 1905.

5. Проблемы перевода латинских заклинаний, доказательство эквивалентности // Magica. — 1925.

6. Создание таблицы перекодировки с помощью чар. Примеры для больших объемов // Чарующие Чары. — 1930.

7. Старр Э. Обработка документов при магической расшифровке: использование и дополнение метода Штербы // Чарующие Чары. — 1990.

8. Заклинания Швайнштайгера и их новые применения в шифровании магических рукописей // Чарующие Чары. — 1935.

9. Практическое применение закона Хинтерштойссера-Курца для перекодировки магических рукописей // Чарующие Чары. — 1938.

10. От личных записок до международной почты — эволюция методов шифрования в магическом сообществе 1700 — 1950гг. // Оксфорд. — 1992.

11. Кольбе M. Эсперанто в рукописях Гриндельвальда. Новый взгляд на проблему дневников Гриндельвальда, результаты расшифровки двадцатой тетради // Magica. — 1989.

12. Кольбе М. Новейший взгляд на мультиязычие в дневниках Гриндельвальда: обоснование наличия неизвестного сконструированного языка в тетрадях № 20-30 // Magica. — 1991.

13. 50 лет библиотеке Гейдельбергского университета: история создания, история спасения // Немецкая Магия, Оксфорд. — 1995.

14. Шифры, коды, маги. Решение загадки Энигмы // Оксфорд. — 1995.

15. Об идентификации шестого языка в дневниках Гриндельвальда: доказательства гэльской гипотезы // Magica. — 1995.

«Ну что, Гарри, — подумал он после пяти минут изучения списка, — все не так страшно». Вроде бы только две книги, остальное — статьи. Про «Мажику» он слышал от Гермионы. Крупнейший магический научный журнал, самый важный, аналог маггловской «Nature» (что бы это ни значило). «Оксфорд» — это наверняка Оксфорд-пресс, издательство. Вроде они и маггловские книги издают… вернее, в основном маггловские. «Чарующие Чары» — очевидно, журнал чар, Гермиона его брала в Хогвартсе. А вот про «Мир Трансфигурации» он в первый раз слышал. И про «Немецкую магию». Ну, значит, есть такие, не важно. А вот то, что ни у одной статьи не указан месяц ее выхода, — важно. «Мажика», Гермиона говорила, журнал ежемесячный. Остальные, наверное, тоже… «К Каталогу привыкнешь», — вспомнил Гарри. Понятно. Это тоже проверка. Сможет ли он найти нужное.

Гарри усмехнулся.

Да не существует такого, чего бы он не нашел, если захочет! Не на того напали.

Сначала надо разобрать задачу на составляющие, как сказала Герм, когда они втроем решили сдавать выпускные на латыни, по международному стандарту. Были они тогда — после недели похорон — вдрызг, до ужаса Кричера пьяные, но наутро решение вспомнили и взялись всерьез, особенно Рон. Май, июнь и половину июля латынь упорядочивала мир и забивала мысли. Гарри думал только об экзаменах, латыни и Джинни, и это было пусть не вполне хорошо, но правильно и спокойно. И ведь сдали. Все трое. Хотя в мае задача казалась неподъемной…

Гарри потряс головой. Так. Составляющие.

1. Спросить как пользоваться Каталогом.

2. Спросить, нет ли у них оглавлений «Мажики». Или возможности узнать, есть ли статья в журнале, не открывая его.

3. Отсортировать список по журналу (или издательству). И по году.

И спросить у Герм, нет ли заклинания, сортирующего списки по критериям, мысленно добавил Гарри, глядя на тетрадный лист. Переписывать не хотелось. Ну и мало ли, еще пригодится… Нет. Не у Герм. Она ответит, но с обычной безнадежной усталостью от глупости окружающих и напомнит, где он находится. И будет права. Наверняка здесь есть хоть что-то по теме для начинающих.

Гарри вписал пункт «Чары по работе с документами» первым в новый список и начал переписывать старый. Старательным ученическим почерком, будто эссе писал. На третьей строке понял, что вырисовывает буквы, фыркнул и отбросил чрезмерную аккуратность. Не домашка в Хогвартсе, баллы никто не снимет за корявый почерк.

…А часы с рубинами уже починили. Джинни писала. И что с последних классов баллов никто не снимает — писала тоже. И правильно. Баллы вспоминались как что-то милое и забавное. Наверняка не только ему.

Дописал список, взял рюкзак и пошел к Каталогу, формулируя вопросы. У Каталога его встретила подтянутая дама в мантии, посмотрела холодно, но смягчилась, когда он поздоровался и начал на латыни объяснять, что ему нужно.

Отдельно оглавлений журналов они не держали. Заклятие чтения закрытой книги существовало, но оказалось сложной, завязывающей язык узлом фразой. Проще оглавление просмотреть. На корявый вопрос про чары для документов дама сдержанно просияла и выдала Гарри брошюру гильдии Библиотекарей «Книги и работа с ними».

Оглавление читалось, как каталог чудес: и сортировка списков, и выписки, и копии — но только не с книг, помеченных на карточке красным кругом, — и поиск цитат, и перевод слов, если рядом лежит нужный словарь…

Гарри почуял подвох: уж очень все выглядело радужно. И не ошибся. Заклинания существовали, но в виде длинных латинских стихов. Выучить их и не ошибиться в применении было невозможно. По крайней мере лично для Гарри. Он трезво оценивал свои способности в запоминании бессмыслицы.

Ну ничего, все равно полезно. Только придется колдовать со шпаргалкой. Новый опыт, если подумать!

Список литературы дама-библиотекарь оценила положительно. Выдала Гарри стопку карточек для журналов (по одной на год), карточки книг, объяснила заклинание регистрации выбранных документов и ласково пообещала сварить его в масле, если он не вернет все взятое в Каталог по прочтении. Гарри похлопал глазами: «Как можно, леди!». Леди улыбнулась и отпустила его на свободу.

На карточке, как оказалось, появлялась стрелка направления. Серебряная, если цель была далеко, алая — если близко.

— Стеллаж 250, полка 50, — бормотал Гарри. — Ага. Вот оно!

Ему повезло. Номера «Мажики» были переплетены в книги по три, что упрощало манипуляции. И только извернувшись на метле, вытащив первый том за 1880-й год, он понял, зачем на самом деле в библиотеке коврики. Сидя на них, листать страницы гораздо удобнее, чем балансировать на метле с тяжелым раскрытым томом в руках. И книги складывать есть куда.

Раз удобнее — призовем. С метлы Гарри решил не слезать, но книгу на подлетевший вытертый коврик положил. Погладил его по выцветшей бахроме. Артефакт, конечно, живым не являлся, но чем-то напоминал щенка.

Коврик поднялся повыше, поудобнее. «Вот тебе и не живой», — подумал Гарри и открыл книгу.

В январе в «Мажике» писали о новейших свойствах неизвестных Гарри зелий, о том, как сделать громоотвод, чтобы воспользоваться силой молний для освещения (опасный опыт), и о теоретических проблемах трансфигурации слона в иголку. Гарри покачал головой и продолжил листать.

В феврале зелья продолжились: кажется, кто-то усовершенствовал Оборотное. Гарри даже заметил страницу и прочитал статью: со второго курса он полагал Оборотное «своим» зельем. Автор утверждал, что с новым Оборотным и внешность, и возраст можно будет менять как угодно, без последствий, почти без ограничений по времени. Безопасно и эффектно, и почти вечная жизнь. Некролог внизу страницы воодушевившегося было Гарри (и линз не надо, и шрам маскировать) мгновенно охладил. Автор зелья умер от отравления своим детищем всего на второй его прием. На людей его изобретение действовало, оказывается, настолько разрушающе, что министр магии Британской Империи рекомендовал его полный запрет.

Вот жаль. Надо Герм написать. Гермиона тоже считала Оборотное «своим», ей будет интересно.

В мартовском номере были чары. Опять зелья — в попытках повторить летучий порошок изобрели порошок левитирующий. Однако! …И искомая статья про искусственные языки в самом конце номера.

Ура! Гарри бросил требуемое заклинание на обложку, карточка книги сама подлетела к ней и прикрепилась, как приклеилась. Удобно.

Гарри вернул нераскрытый том за апрель–март–июнь на полку и вытащил следующую по порядку карточку. Где тут 1905-й год?..

К одиннадцати он собрал все книги в небольшую башню на коврике, устал сидеть на метле (кто бы мог подумать!), облетел всю библиотеку и выяснил, что карточки умеют летать, как сничи: пикируют к цели, сверкая переливами серебряного и алого, только поспевай следом, но полеты им не нравятся (карточка на «эволюцию методов шифрования в магическом сообществе» раздраженно клевала его в лоб, прямо в скрытый шрам, как нарочно).

Вернулся в комнату, разгрузил коврик и отпустил отдыхать. Разложил книги на столе.

С какой начать, вот в чем сложность.

Кое-что в процессе поиска нужных статей он уже понял. Например, что «Мажика» раньше была любопытным журналом. Статьи об искусственных языках (придуманных специально — и почему их авторам нормальных не хватало?) Гарри не слишком заинтересовали, но там же, рядом, рассуждали о переводе заклятий на английский, на немецкий, о переводе заклятий с китайского, и он в первый раз задумался: а почему, собственно, латынь? Ведь призывая, к примеру, метлу на латыни, он говорит только само «Акцио». Почему — это слово, интонация, взмах палочки? Откуда?

Интересовала тема многих, писали обильно. Чешские и французские авторы цитировали какого-то де Соссюра по-французски прямо в статьях, к раздражению Гарри. Но то что было переведено, звучало интересно. Действительно, если есть магия невербальная и стихийная, значит, слова заклятий не так уж и важны, верно? Значит, могут быть — теоретически — любые слова? Или даже бессмыслица?

Интерес к искусственным языкам стал тогда понятнее.

И только Гарри увлекся — тема иссякла. После Первой Мировой про языки почти не писали, «Проблемы перевода латинских заклинаний» от 25-го была в «Мажике» последней, Гарри даже не поленился проверить. Дальше шли яды, противоядия и шифры до Второй Мировой. Тоже вроде интересно, хотя, пролистывая статьи, Гарри заметил множество схем и совсем мало слов — верный признак скуки. Но после войны закончились и они. Остались зелья. И усовершенствования. В «Мажике» рядом с первой статьей профессора Кольбе писали про усовершенствование Люмоса. Рядом с последней — об улучшениях Запирающих заклятий. Полезно, но немного разочаровывает.

Статьи — потом. Уже начитался, голова звенит. Сейчас — про другое. А то это же безобразие: находится сам не знает где. И Гарри подвинул к себе тонкую книжку про пятидесятилетие Гейдельбергской библиотеки.

Как сразу выяснилось, название с реальным ее возрастом ничего общего не имело. Библиотеку основали в XIV веке, в XVII уберегли от Католической лиги в Тридцатилетнюю войну (посмотреть, что это, пометил себе Гарри. И почему им не давали нормальную историю?), а в тридцать восьмом Гитлер перевез ее в Берлин. Для оккультных изысканий своего друга Гриндельвальда, как писал автор книжки. Хотел основать в Берлине всемирный — и единственный — магический университет после падения Европы. Чтобы маги сделали из магглов Германии подлинных арийцев, в том числе и внешне.

Гарри посмотрел на картинку «подлинного арийца», и ему стало не по себе. Неужели маги стали бы…

Впрочем, писал автор, планы остались лишь планами. Согласно показаниям свидетелей на Нюрнбергском процессе, Гриндельвальд начал исследования и продвинулся далеко, но выяснить, так ли это, невозможно: дневники Гриндельвальда по-прежнему не поддаются расшифровке.

И отлично. Хотя… вот группа Гарри их расшифровывает — и что будет, если получится? Вряд ли у Гриндельвальда там противоядия и особо яркие Люмосы.

Гриндельвальд, как оказалось, дружил с архитектором Гитлера Шпеером. Шпеер планировал перестройку Берлина в «Германию», столицу Рейха, сделал макет, и макет этот впечатлил Гриндельвальда. Гарри изображения в книге впечатлили тоже. Он узнал виды из окна и из рабочей комнаты группы, и жить в таком некрополе, по его мнению, смог бы один Волдеморт. Поскольку уже умер.

Гриндельвальд, однако, считал иначе. В сохранившихся письмах Шпееру он восхищался размахом проекта и смелостью архитектора (было чем, признал Гарри) и обещал вскорости «небольшой подарок».

Внутри этого подарка Гарри сейчас и сидел. Гриндельвальд подарил другу модель «Зала Народов» в натуральную величину. Без свастик и скульптур, но с имперским орлом на куполе ротонды, который (и орла, и купол) снесли после войны. В момент создания вход в комплекс находился снаружи, на площади. Шпеер в изъятом до Обливиэйта дневнике писал об огромной колоннаде, фасадах министерств, дворца, Рейхстага в полном соответствии с его планами.

Когда начались бомбежки Берлина, Гриндельвальд спрятал в Фольксхалле подаренную библиотеку, которая иначе непременно бы сгорела, и тогда же уменьшил анклав, убрав площадь, и переместил вход внутрь здания. Как он это сделал — как он создал модель и изолированный, но получающий воздух, воду и свет анклав, — никто за полвека с падения Берлина так и не узнал, несмотря на все попытки. Очередная загадка, скрытая в дневниках.

Гарри уже хотелось самому открыть хоть какую-нибудь тетрадь дневников и посмотреть. Больше полувека расшифровать не могут! Что же он там накрутил?

— Какое похвальное прилежание.

Гарри вздрогнул и вскинулся. Вот так увлекся. И где «постоянная бдительность», а, Хмури?

Рядом стоял Даниэль и смотрел кисло.

— Привет, — сказал Гарри.

— Уже здоровались. Стивен с профессором о чем-то ругается, меня послали тебе сказать, что пора обедать, — он качнул знакомым Гарри кульком. — Пошли.

И они пошли — пешком. По лестницам и переходам. «Не люблю летать», — обронил Даниэль и замолчал. До подъемного мостика через пропасть.

— Опускать — вот так, — показал он жест палочкой. — Невербальное. Представляешь, что он опускается. Впрочем, тебе-то что, ты на метле.

Гарри немного удивился, но мысленно согласился, что да, он на метле. Заклятие моста, правда, запомнил все равно. Мало ли. Да и мост ему понравился.

Они вошли в проем между стеллажами, в узкую дверь, и через пару шагов оказались в коридоре. Точно таком, какие Гарри видел раньше. Только теперь он знал, что стены не из мрамора, а из магического камня-обманки. Который Гриндельвальд заставил расти и расти, а потом замереть. И стать где-то мрамором, где-то гранитом, а где-то лепниной. И никто не знал, как именно он это сделал.

— Теперь вниз, — сказал Даниэль, покосился на трогающего стены Гарри и вновь замолчал.

Они пошли вниз — и еще вниз. До витражных распахнутых дверей.

Гарри присвистнул.

Расписанные травами и цветами стены, потолок — ясное небо в белых тучках, хрустальные люстры, мраморный пол.

И длинные деревянные столы с разнокалиберными стульями, расставленные где попало.

— Да, — печально сказал Даниэль. — Это была бальная комната. А теперь столовая. Как самая большая.

В дальнем конце залы стояли шкафы с посудой, длинный стол со встроенной мойкой. На столе — мытые чашки, кувшин с молоком в плошке с заклятием льда, кофейник. Никакой плиты поблизости. Гарри магией вскипятил воду в чашке, заварил пахнущий пылью «Липтон», долил молоком из кувшина и решил, что сойдет. Даниэль сделал себе фильтрованный кофе светло-коричневого цвета. Гарри содрогнулся от одного вида. Лучше уж «Липтон».

Заняты были четыре стола из двух дюжин. Они сели за пустой, рядом с нарисованным на стене розовым кустом. Развернули бутерброды.

Котлеты оказались вкусные. Не забыть спросить у Стивена рецепт, мысленно пометил себе Гарри жуя.

Напротив него Даниэль ел аккуратно, откусывая по маленькому кусочку, глядя в свой блокнот, на одну и ту же страницу.

— Тебе нравится здесь? — спросил Гарри.

— Да.

— А чем?

— Интересно.

— Ага. А где ты раньше учился? Или ты работал?

— В Лондоне.

— А с профессором работать нравится?

— Да.

— А чем?

— Интересно.

Гарри сдался. Он чем-то не нравился Даниэлю.

Ну или Даниэль просто неразговорчив по характеру или, к примеру, потому что голова болит. Смирись, Гарри, новая ты звезда, и смотри по сторонам.

И все же жаль. Даниэля хотелось разговорить. Может, даже подружиться. Хотя, если подумать, по неправильной причине: Даниэль то ли носом, то ли глазами напомнил ему Снейпа. А перед профессором у Гарри был долг, который теперь оказалось невозможно отдать. Даже чуть-чуть, посмертно.

«Профессор, зачем вы подделали воспоминания, а? Что бы там ни было, я бы понял! Самое главное-то не подделка, даже эксперт сказал… Ну зачем?!»

Эксперт министерства, скрюченный («профессиональная, кхе-кхе, болезнь, мистер Поттер, да»), очень уверенный в себе старичок с пронзительным ярко-синим взглядом сказал Гарри, что воспоминания, несомненно, правдивы. За исключением лишь пары сцен, в которых он сомневается, и одной — в подделке которой уверен. «Чуть не так лежат тени, мистер Поттер, запахи не те, фоновые звуки повторяются. Большие мастера делали эту сцену, мистер Поттер, да, но не для профессионального взгляда. Или же для взгляда того, кто не замечает, кхе-кхе, деталей…»

Эксперт имел в виду самого Гарри, но Гарри был уверен, что сцена делалась для Волдеморта. На детали Темный Лорд внимания не обращал никакого, это верно. И в сцене вербовки Снейпа Дамблдором вряд ли внимательно разглядывал тени. Но зачем Снейп ее подделал? Или они с Дамблдором ее подделали? Почему?!

«Как вы сами понимаете, мистер Поттер, хотя эта сцена, конечно, не обесценивает остальные, но в случае мистера Снейпа, кхе-кхе…»

Да, в случае мистера Снейпа соваться в реабилитационную комиссию даже с сомнением и то было рискованно, а с поддельной сценой — особенно этой — и вовсе… Тем не менее Гарри попробовал. И получил заключение об отсутствии мотива пересмотра дела «Снейпа, Северуса» по причине недостаточности новых доказательств, как его и предупреждали Артур с министром.

Все равно было обидно.

И портрет в Хогвартсе так и не повесили…

— Чего грустим?

На стул рядом упал Стивен с бутербродом в одной руке и папкой в другой. Кружка кофе, парившая перед ним, опустилась на стол, расплескав пару капель. Даниэль посмотрел на Стивена укоризненно и подвинул блокнот.

— Я не грущу, — сказал Гарри. — Я смакую котлеты. Очень вкусно.

— Отлично.

Стивен положил папку, отхлебнул кофе и хлопнул себя по лбу. Вытащил явно маггловский пузырек, вытряхнул на ладонь капсулу, закинул в рот и запил глотком кофе.

— Желудок, — пояснил он, заметив взгляд Гарри. — Мне вообще-то кофе нельзя. Но как же я без кофе?

Он отпил еще, вгрызся в бутерброд и, жуя, раскрыл папку. Достал два листика и сунул Даниэлю с Гарри.

«Мажика» — стояло вверху листка. «Абстракты номера за 12 октября 1998 г. Третья страница».

Еще не вышедший номер. Почему такая спешка?

Отчеркнутая статья была на листке последней.

«Заключение совместной экспертной комиссии университетов Гейдельберга, Оксфорда и Праги о влиянии маггловского строительного проекта в районе Шпреебоген, Берлин, на анклав Гриндельвальда-Шпеера. Краткий вывод: анклав будет полностью и необратимо изолирован к завершению строительства». Дальше шло про закон Иваны Хунтик, уточнения Джона Лестера или Лейчера… Гарри проглядел абстракт до конца, почти ничего не понял и отложил копию.

Даниэль еще внимательно читал, приблизив лист к глазам. Стивен пил кофе.

— Что это значит? — негромко, чтобы не слишком мешать Даниэлю, спросил Гарри. — Библиотека исчезнет?

— Нет, — пожал плечами Стивен. — Но попасть в нее будет нельзя. И выбраться тоже. Будет эвакуация… Да не пугайся так, магглы только начали, у нас еще года три в запасе, хватит за глаза.

Какая разница, сколько в запасе? Если через три года здесь не будет библиотеки, и никто не полетит на метле за книжками. Никто, никогда. И коврики эти смешные станут не нужны, и каталог. И солнце вместо нацистского купола. Если все опустеет и умрет?

Так нечестно.

— Как этому можно помешать? — спросил Гарри.

Стивен усмехнулся и легонько ткнул его в плечо кулаком.

— Наш человек! Слышишь, Даниэль! Наш человек, вот это правильный настрой!

— Толку с него будет немного, — сказал Даниэль, опуская листок. — Ты спорил с профессором по поводу статьи?

— Ну конечно же! Вы подумайте, Гриндельвальд создал анклав, изменил его…

— Перенес точку входа! — воскликнул Гарри, внезапно понявший, к чему клонит Стивен. — Мы должны сделать так же!

Стивен посмотрел на него с веселым удивлением, а Даниэль поморщился.

— Мы? Очень нескромно, мистер Эванс.

Разве? Гарри полагал, что вполне реалистичен.

— Но в целом верно, — сказал Стивен. — Переносить-то будем не мы, понятное дело, нас на такое никак не хватит. Но мы можем расшифровать тридцатую тетрадь. Загадка анклава, несомненно, там.

— Если он ее вообще записал, — сказал Даниэль.

— Знаешь, Дэнни, вот что мне в тебе нравится, так это твой безбрежный оптимизм.

Даниэль, к удивлению Гарри, хмыкнул и совсем перестал походить на профессора Снейпа.

— Должен же кто-то тебя уравновешивать. Что сказал профессор?

— Ну ты же знаешь, как он относится к тридцатой тетради.

— Как? — спросил Гарри. Как можно вообще «относиться» к тетради?

— Что ты по моему списку успел? — вместо ответа спросил Стивен.

Гарри рассказал. И, похоже, Стивена приятно удивил.

— Ну тогда ладно. К слову, вернемся с обеда, прочитай его статьи. Даже если не поймешь, в чем вся соль, будет понятнее, на что обращать внимание. Значит так… Великая Идея нашего профессора в том, что когда Гриндельвальд увлекся эсперанто — а это доказано, кстати, оглавление двадцатой тетради на нем написано, оно частично расшифровано… Так вот, Идея в том, что Гриндельвальд изобрел свой язык и последующие тетради писал в том числе и на нем. «Теория опознания шестого языка» называется. Но в 95-м теорию понадкусали.

— Это та статья про гэльский? — вспомнил Гарри.

— Точно! Хорошая статья, только все примеры из тридцатой тетради. И, похоже, автор-то прав. Вы только профу не говорите, он меня изгонит с позором.

— Профессор Кольбе не любит, когда студенты теряют время с тридцатой тетрадью, — добавил Даниэль меланхолично.

— Именно. Но он тем не менее согласился. Ты представь, что будет, если получится!

Даниэль скривился. Видимо, от радужных перспектив.

— Вся группа займется тридцатой тетрадью?

— Кроме Тео и Джона. Тео сидит на оглавлении двадцатой и с него не слезет, пока кто-то из них не падет смертью храбрых. Ничто не сдвинет Тео, даже апокалипсис. А у Джона — его сквозной растительный код. Хорошая идея, пригодится.

— Он как раз вчера брал тридцатую.

— Лентяй, — радостно сказал Стивен. — Там растений-то по пальцам пересчитать. Ничего, поделится. У него с пятой по восемнадцатую не описаны вообще, найдет, чем заняться.

После обеда Гарри вернулся к статьям и книгам. Напроситься посмотреть на обрадованного известием Джона хотелось, но обоснования для этого желания Гарри не придумал даже для себя, не то что для Стивена. Лишь чуть позже, когда Гарри уже открыл «Мажику» за 1989 год, ему пришло в голову, что можно было и не объяснять ничего. Он имел полное право пойти вместе со всеми в комнату группы. В конце концов, поглядеть на дневники ему тоже хотелось. Ничего. Почитает и слетает посмотреть. Сегодня все собирались уйти рано, около четырех, и Гарри настроил кусалку в часах на три.

Статьи, как оказалось, Стивен пересказал гораздо понятнее (и короче), чем они были написаны. После первой Гарри заполнил три страницы блокнота непонятными словами и определениями, но вторая пошла легче. Страниц на нее ушло только полторы, и треть объема — из-за биографии профессора Кольбе, чересчур кратко изложенной в начале статьи.

Профессор «Гдлбрг. ун.», 46 года рождения, «Дрмштнг.» — это было понятно: Гейдельбергский университет, учился в Дурмштанге. Но что такое «маг. Кр. Капелла», в которой состояла его мать во время войны? А «Дахау», в котором содержался его отец-сквиб? И как этот неназванный отец смог успешно аппарировать оттуда во взрослом уже возрасте, в 44-м? И как ему удалось не расщепиться, а попасть в дом матери Кольбе? И что такое «РАФ», который Кольбе поддерживал в 1968–1972? Что-то серьезное, если его исключили из Гейдельберга за год до диплома и восстановиться он смог только пять лет спустя и на первый курс. Он что, был кем-то вроде Пожирателя?

Вряд ли. Но надо узнать. На всякий случай. Постоянная бдительность — штука полезная.

К трем Гарри успешно дочитал статью про гэльский, исписал еще три страницы блокнота и, чувствуя себя героем, закрыл «Мажику». Часть журналов можно было уже сдать, но он решил разобраться завтра. Сложил книги стопками и накрыл заклинанием «взято» со своим маяком, чтобы найти было проще.

Затолкнул в рюкзак копии статей «почитать вечером», подумав, что надо бы об этом написать Герм, вскинул рюкзак на плечо и вскочил на метлу. Работа закончилась, теперь полетим смотреть интересное.

Группа была в сборе, только профессор уже ушел. Оксфордские за своим столом сидели хмурые, на их столе лежали три большие тетради в кожаном переплете с красными кругами на карточках каталога, еще одна была раскрыта: на развороте цвел чертополох, Гарри видел цветы, даже не приглядываясь. Оксфордские же разглядывали листы без переплета и о чем-то тихо разговаривали.

Гарри прошел мимо, к столу Стивена и Даниэля. На столе громоздились книги и бумаги, на половине Даниэля — аккуратными башнями, а со стороны Стивена — холмами и волнами. Стивен услышал шаги Гарри, поднял голову от записей.

— Что, уже четыре? Ты садись, только Вульфбарда со стула сними.

Гарри снял тяжелый том Вульфбарда, сел и покачал головой.

— Я раньше пришел, хотел на дневники посмотреть. Я же их так и не видел.

— И верно! — воскликнул Стивен. Махнул рукой в тонкой тканевой перчатке, и пара таких же перчаток слетела откуда-то с книжной полки, из-за словарей.

— Надевай. Сам понимаешь: Темный Лорд, все такое… Меры безопасности обязательны.

— А Джон не в перчатках, — надевая их, сказал Гарри. Ему казалось, перчатки слишком ему велики, но они тут же подстроились под руку.

— Наш Джон бунтует, — страшным шепотом сказал Стивен. — Мы тут проголосовали за тридцатую тетрадь, и он проиграл. Тео и профессор нас неожиданно поддержали, так что ему пришлось нам ее отдать. Ту часть, где нет растений.

— Неожиданно, — хмыкнул Даниэль из-за книжных стен, — как же! Он-то был уверен, что легко выиграет. Он-то не знал, что ты с профессором уже договорился.

— Не ходил бы в пятизвездочные отели на обед, знал бы, — фыркнул Стивен.

И друзья Джона остались с ним. Не захотели помогать спасать библиотеку. Из-за обиды. Глупо.

— И почему же он без перчаток? — спросил Гарри. — Это не опасно?

— Потому что он разозлился и швырнул их оземь, — улыбнулся Стивен во все зубы. — И теперь считает, что поднять или надеть новые — унизительно. Ага, я этого тоже не понимаю. Но ему это ничем, кроме гнева библиотекарей, не грозит. Перчатки-то, разумеется, не для нашей защиты, а ровно наоборот. Зачем портить оригинал выделениями своей кожи, верно? …Вот, смотри. Это — тридцатая тетрадь!

— Три ее четверти, — поправил Даниэль педантично. — Четверть с растениями у Джона.

— Ненадолго! — сказал Стивен.

Гарри смотрел на тетрадь. Большая, полторы ладони в длину, три — разворот. По золотистой бумаге вился непонятный совершенно текст, набор латинских букв, похожий на водоворот. Гриндельвальд писал, как хотел: ровно, косо, спиралями, в столбик — а между строчками сияли солнца, луны и звезды, иногда — наброски, но чаще — в деталях вырисованные разноцветными чернилами.

Гарри перелистнул страницу.

Система в записях все же имелась: даты и заголовки Гриндельвальд проставлял регулярно. Иногда обрисовывал буквы. Гарри и сам так делал, когда задумывался. Попадались и таблицы, и подсчеты неведомого в неизвестных единицах.

На следующей странице привычный уже ритм непонятных слов и пробелов сбился. Гарри после прочтения статей этого ожидал, но не думал, что заметит сам.

— Язык сменился…

— Впечатляет, а? — Стивен рядом сиял от гордости, будто тетрадь исписал самолично.

— Ага, — сказал Гарри. Осторожно коснулся солнца в центре страницы, алого, пылающего. — Здорово. До сих пор не выцвело.

— Чернила Гриндельвальд тоже сам делал. На тетради сейчас чары сохранности, разумеется, но и в старых все такое же яркое.

— И что, тоже никто не знает как? — фыркнул Гарри.

— Да нет, даже состав восстановили, только все равно чернила вышли хуже.

Стивен потянулся.

— Ну что, пойдем, что ли? Вернемся завтра.

Гарри встал, Даниэль из книжной крепости посмотрел на него хмуро. Вздохнул.

— Стивен, завтра воскресенье. Я-то приду, а Гарри пусть погуляет. Город посмотрит. Завтра даже профессора не будет.

— Спасибо, — удивленно сказал Гарри. От Даниэля он участия не ожидал. Или тот просто не хотел его видеть? — Я подумаю.

Он уже знал, что, разумеется, придет. Может, не слишком рано и ненадолго, но придет. Город он еще посмотрит, куда торопиться?

С расшифровкой торопиться тоже было некуда на самом деле, но ему почему-то еще с мая казалось, что время утекает слишком быстро. Лучше делать дела сразу. Как можно быстрее. Мало ли…

Вечером, возвращаясь в общежитие вместе со Стивеном, он купил все для блинов в магазине на станции Фридрихштрассе и с подачи Стивена — еще один «карри вюрст», на этот раз на вынос.

Он ел сосиску на перроне, ветер дул совершенно ледяной, Стивен рассказывал про Манчестер, размахивая длинной фритиной, испачканной в кетчупе. Гарри смеялся — и с удивлением понял, что внутренний Хмури молчит.