Не имея звезды (гет)

2014г США, штат Флорида, где-то между Таллахасси и Майами, поместье Крамов

Перед зеркалом стоял десятилетний мальчонка явно недовольный не только своим внешним видом, но и видом мироздания, вселенной и, возможно, даже бога, потому как длинные бороды, по мнению мальчика, вышли из моды аккурат на втором дне творения.

Покрутившись перед зеркалом, юнец, одетый в миниатюрный смокинг, украшенный еще более миниатюрной бабочкой, чувствовал себя словно рыцарь в полном облачении. Мальчик всем сердцем ненавидел костюмы. В них обладатель лика падшего ангела (во всяком случае так говорили сестры и мачеха) был неповоротлив, постоянно задевал все, что можно задеть, разрывая нежную ткань в клочья.

Энн Крам, в девичестве — Эроуз, прекраснейшая из женщин, виденных недовольным парнишкой, попрекала его за то, что таким образом малец стремиться избавить от нелюбимой одежды и почти не верила, что все происходит случайно.

Потеребив браслет, оформленный в виде черного, ленточного дракона пожиравшего свой хвост, юноша вздохнул и вновь уставился в зеркало.

— Вам бы в церковь сходить, — вдруг произнесло одно. — Вы явно одержимы дьяволом.

— А тебя стоило бы накрыть черной марлей, — огрызнулся парнишка и вышел из своей комнаты.

Я не стану вам описывать эту комнату, но скажу так — в ней спокойно поместилась бы аудитория Стенфордского университета. Порой мальчик ездил по своей комнате на велосипеде, и чтобы докатить из одного конца в другой на полной скорости ему требовалось около семи секунд.

Но, наверно, вас больше смущает говорящее зеркало. Что ж, в мире волшебников это еще не самое странное явления. По слухам в недрах этого поместья спит живой сундук в ожидании своего хозяина. И, поверьте мне на слово, живой сундук, питающийся носками, куда более завораживающее зрелище, чем показывающее неприличный жест разговаривающее зеркало. Как оно сделало? Боюсь чтобы описать это мне потребуется две ночи. Две полярных ночи. Впрочем, вернемся к юноше.

Итак, не прошу ни любить, ни жаловать, но вот он — главный герой не самой удивительной истории. По длинному, немного мрачному, богато обставленному коридору шел будущий волшебник, по имени Демьен. Фамилии своей мальчуган не любил, да чего там — он её практически ненавидел.

— Готов? — спросил высокий, статный мужчина лет тридцати.

Он возник словно из ниоткуда, появившись прямо перед огромными воротами футов девять высотой. Лишь по недоразумения вероятно пьяного архитектора их назвали дверьми, ведущими в гостиную. Каждый раз проходя между ними Демьен считал, что с победой вступает в поверженный вражеский замок. Как, возможно, вы только что догадались — парнишка был повернут на фэнтези. И здесь правильно сказать именно «был». В тот день, когда Виктор Крам, а им и являлся говоривший, заметил, что Герберт Ланс тоже любил фэнтези, Демьен выбросил все свои «сказки для взрослых». Сжечь их пареньку помешало лишь уважение к авторам.

— Конечно, пап, — улыбнулся парнишка и с ужасной гримасой поправил бабочку.

— Не тереби, — отвесил шутливый подзатыльник ведущий Ловец Волшебного Мира. — Или хочешь, чтобы мама опять тебе лекцию о приличиях читала?

Гримаса Деми стала еще более отвратной, хотя сперва это казалось просто невозможным. Виктор засмеялся своим басовитым, гулким смехом, обычно заставляющим всех вокруг тоже присоединиться к веселью. Крам взлохматил волосы сыну и подтолкнул его ко входу.

Хотя, до того как Демьен повернет дверную ручку и эта история наконец начнется, я должен кое-что объяснить. Сколь не сильна бы была взаимная любовь между четой Крамов и Демьеном Фаустом Лансом, но их отношения не были родственными. Вместе их свела трагедия — смерть отца и друга. Герберт Артур Ланс, самый известный рок музыкант в обоих мирах в завещании указал старого товарища как опекуна единственного сына.

Этот неприятный факт не мешал Виктору и Энн искренне считать Демьена своим сыном и гордиться тем, что тот того же мнения. Но как бы ты не называл близких тебе людей, а историю не перепишешь. Впрочем, мы взяли слишком длинную паузу.

Скрипнула дверная петель, расположившаяся слишком высоко под потолком, чтобы её хоть раз смазали за прошедшие девять лет как последний кирпич встал в кладку гротескного поместья в стиле старой аристократии. Деми, на миг зажмурившись, оказался в огромном зале где уже собралось около сотни человек и... еще столько же нелюдей.

Видные чиновники, известные музыканты, меценаты, ученые друзья, родственники, даже один премьер-министр какой-то маленькой волшебной страны. Все они собрались чтобы поздравить Демьена Ланса и справить Юбилей Смерти. Видите ли в чем дело — парнишке не повезло родиться в тот же день что и его знаменитый отец. Так же радости не добавляло, что именно в этот день чертовому Герберту вздумалось окочуриться.

— Поздравляем! — звучало с одной стороны.

— С Днем Рождения Деми! — хлопали по плечам другие.

— Как вымохал-то! — смеялись третие.

— Вылитый отец! — прозвучала ужасная фраза, заставившая паренька скрипнуть зубами от злости. — А глаза мамины!

Никто не знает чтобы произошло с напыщенной фифой, рискнувшей произнести опостылевшую фразу если бы не дядя Давид с тетей Анастасией. Появившись из-за спин прочих гостей, они чуть ли не утащили Демьена подальше от гостей и поближе к столу. Хотя последнее явно было инициативой дяди, так как тетя Анастасия могла в день скушать два яблоко и один банан и считать это ужасным обжорством. Понятное дело — фигуре жены знаменитого композитора могли позавидовать даже «ангелы Виктории».

— Деми, ты выглядишь как мелкий клоун, — улыбнулся обожаемый дядя.

— Давид! — воскликнула Анастасия, сверкнув своими ледяными глазами. Конечно ледяными они оставались только для «чужих», а вот для своих еще пока грудных двойняшек и любимого племянника они были теплее весеннего солнца.

— Спасибо дядя, — облегченно вздохнул Демьен.

Оглянувшись и увидев, что на него не смотрят, парнишка резким движением сдернул бабочку и отправил её в короткий полет. Пропорхав пару футов, ненавистный аксессуар нашел свое пристанище аккурат под столом, исчезнув за достающей пола скатертью.

— Отличный бросок племяш, — похвалил Давид ничуть не смутившись очередного взгляда жены.

— Демьен ты не должен так делать, — строго произнесла Анастасия.

— А у меня день рождения, — показал язык мальчик. — Мне сегодня можно.

— И ведь не поспоришь! — засмеялся композитор чем не позволил любимой возразить столь наглому заявлению. — И раз уж у тебя сегодня праздник, то не можем же мы обойтись без подарка.

Давид подмигнул, взмахнул рукой и жестом опытного фокусника достал из рукава... карту. Волшебную карту всего мира. Допотопная штука, надо заметить. Использовалась несколько веков назад любителями дальних путешествий — в основном мореходами. Стоило произнести название определенной местности, как на карте отобразиться кратчайший и самый удобный маршрут. Проще говоря — магический аналог JPS эпохи, когда Эдисон еще даже не запер молнию в стеклянную грушу.

— Вау, — выдохнул мальчишка бережно принимая дар.

Карта умела сама складываться конвертиком и могла уместится в обычном портмоне. Магия — чертовский полезная штука.

— Спасибо дядя, — мальчик пожал руку Давиду, что выглядело несколько комично, потому как ладошка Демьена полностью исчезла в лапище композитора. — Спасибо тетя, — и юбиляр чмокнул наклонившуюся к нему Анастасию.

— Везучий ты человек, чертенок, — засмеялись где-то рядом.

Демьен обернулся и тут же улыбнулся. К нему шли его сестры — шестнадцатилетняя Марго и восемнадцати летняя Жизель. Первая — настолько жгучая брюнетка, что от одного взгляда можно получить ожог сетчатки. Длинные волосы, смахивающие на отрезанный лоскут безлунной ночи, обрамляли красивое личико, будто вырезанное из слоновой кости каким-нибудь маэстро. Стройные ножки, в меру мускулистые бедра, пышные бедра. В общем и целом — такая одним взмахом огромных ресниц может разбить сердце даже статуе.

Вторая — пошла в бабушку по матери. Рыжие волосы, острые черты лица, что, впрочем, ничуть её не портило, а наоборот — придавало некоей особой страсти, недоступной прочим девушкам. Вечно строгая прическа и умные, зеленые глаза, сверкавшие из под очков завершали образ, создавая впечатление стервозной деловой леди. Фигурой Жизель пошла в мать и ничуть не уступала сестре ни в тонкости линии, ни в стойкости грудей, да и вообще выглядела шикарно.

И Демьен, целующий и обнимающий сестер, наверняка был самым счастливым человеком на земле, но не понимал этого в силу возраста. Когда вокруг него собрались четыре прекрасных женщины, он не видел в них нечто больше, кроме как самых дорогих ему людей. А кто-то, кто был постарше, истекал слюной, но оставим эту слюну в покое.

— Мы тебе тоже кое-что принесли, — спокойно произнесла Жизель. Такая вот у неё манера — говорить безжизненным, будто равнодушным тоном.

— Специально для тебя, чертенок! — Марго, полная противоположность сестре, сохраняла образ безбашенной пиратки, готовой взять на абордаж любое судно под любым конвоем. Её платье, в которым вырезов было больше, чем ткани, лишь подтверждало это утверждение.

Сестры, переглянувшись, протянула парню коробочку, в которой обнаружились простенькие, но все же красивые и явно дорогие часы. Демьен вновь изумлено выдохнул, благодарно чмокнул сестер, а потом мигом защелкнул браслет на левом запястье. Парнишка любил все неброское, он вообще терпеть не мог выделяться, но с такой внешностью и фамилией это несколько проблематично.

— Вижу волхвы уже отметились дарами, — хмыкнул Крам, закончивший раут приветствий. Его красная правая ладонь, которую Ловец прятал за спиной, говорила о том, что руки пожимать пришлось несчетное количество раз.

— Старина! — крикнул Давид. — Сколько лет, сколько зим. Что не звонишь, не пишешь, не шлешь сов, ну или кто у вас тут обитает.

— Отвали, — отмахнулся Крам. — Мы только вчера с тобой сидели вот у того камина.

— Так ведь это было вчера по твоему часовому поясу, — подмигнул Миллер.

— Ну так и перебирались бы сюда, — пожала плечиками Жизель. — Да, тетя?

— Извини, дорогая, — улыбнулась Анастасия, души не чаявшая в этой сердцеедке. — Такая жара не всем приятна. Порой хочется и зимы.

Давид мигом поежился и Демьен понял, что дядя вспоминает свою поездку на родину жены. По рассказам Миллера в Санкт-Петербурге медведи не водятся... как не водится там и солнце. А уж про влажность и говорить нечего. Композитор после месяца, проведенном на гранитных берегах Невы, чуть ли не полгода искал у себя на шее жабры.

— Давайте уже сядем, — вздохнул Виктор, устало потиравший виски.

Демьен понимал своего опекуна — такое столпотворение не может не утомлять. Нет, парень любил большие компании и, пусть он это не любил, но все же был сыном своего отца и порой мог дать такого джазу, что все ремни мира рыдали по его заднице. Но все же Дем не любил пристально внимания к своей персоне, не любил он и столпотворений, предпочитая уединение в парке или в своей комнате.

— Прекрасная мысль, дружище, — кивнул Давид.

Народ расселся по местам. Во главу стола, как это принято по такому случае, посадили Деми. Тот чувствовал себя несколько неловко, ловя пристальные взгляды гостей, многих из которых он видел лишь раз в год — на день рождения. Юный волшебник никогда не чувствовал себя настоящим центром празднества. Мальчику всегда казалось, что поздравляют вовсе не его, а тень Герберта — ведь Демьен был так похож на отца.

Это не только раздражало мальчика, но и откровенно говоря злило. Он был не только тенью отца, но и еще жил в этой самой тени. Кто бы не посмотрел на мальчика, кто бы с ним не заговорил, все они пытались найти какой-то знак, какой-то символ того, что Король Рока продолжает жить в своем сыне. Но этого не было. Нет, Герберт Артур Ланс умер, закончился, прекратился, сдох, окочурился, сыграл в ящик, примерил деревянный макинтош, надел белые тапочки, заказал оркестр себе в дом, и выполнил еще сто и одну метафору смерти. Он ушел окончательно и безвозвратно, оставив после себя сына, слишком похожего на отца, чтобы хоть кто-нибудь заметил что он — Демьен Фауст ланс не свой отец!

Но звучали тосты, сыпались поздравления и каждый начинался так:

— Герберт Ланс...

— Твой отец...

— Великий музыкант Геб...

— Герберт...

— Ланс.

Ланс! Ланс!! Ланс!!! ЛАНС! Отовсюду звучала эта ненавистная Демьену фамилия. Её повторяли словно молитву, заученный псалом, обязанный принести людям нечто, чего они ожидают. Гости опять дарили гитары, микрофоны, пластинки, нотные тетради, словно ожидая что Деми сядет и выдаст какой-нибудь риф, а парнишка даже не умел играть на гитаре. Черт возьми, у него не было ни слуха, ни голоса! По ушам Деми не просто медведь прошелся, там табун лошадей джигу плясал!

А пальцы... У отца были изящные, ловкий, быстрые. Пальцы Демьена больше походили на какие-то сардельки. Слишком громоздкие, слишком неповоротливые, чтобы играть на любом музыкальном инструменте.

Но все эти напыщенные индюки и индюшки ждали что парнишка вскочит с места, подлетит к микрофону и превратиться в Герберта, заявив, что все прошедшие десять лет были глупым трюком. Им не нужен был Демьен, они желали видеть лишь Герберта. Одни скучали по другу, другие по приятелю, третьи по знакомому, иные по кумиру, пятые по символу, шестые по приятному собеседнику; члену покерного клуба; балагуру; неунывающему оптимисту; да черт возьми, они скучали по Проныре! Нет, никому из них не был нужен Демьен.

Виктор манерно постучав по хрустальному бокалу серебряной чайной ложкой призвал зал к тишине. Поднявшись, хозяин поместья ритуально прокашлялся, словно пародируя какого-то знакомого, а потом взял слово.

Он говорил долго, красиво и очень много. Деми почти не слушал — каждый год звучали почти одни и те же слова. Нет, де-факто речи не повторялись, но вот смысл-то не менялся. Демьена всегда призывали не посрамить фамилии и быть достойным своего отца. Но никто ни разу не пожелал превзойти его, словно это была такая недостижимая высота, какую жалкой тени не преодолеть и за тысячу жизней.

— ... так что мы решили, что раз уж тебе придется пропустить год в школе, то будет справедливым подарить палочку на год раньше, чем её получат остальные дети.

Демьен встрепенулся и неверяще уставился на опекуна. Виктор подмигнул и достал из за спины длинную коробочку, покрытую бархатом и украшенную золотистыми вензелями. Мальчик трясущимися руками принял подарок и тут же стянул шелковую ленту. Та картинно взмыла в воздух и медленно, словно танцующая змея, опустилась на пол.

Первыми захлопали опоздавшие дядя Джордж и дядя Фред с женами. Но они всегда опаздывали, задерживаясь в лаборатории где изобретали нечто такое, что непременно ассоциировалось у парня со смехом злобного гения.

Глаза парнишки засветились неподдельным счастьем, когда он увидел, что внутри лежит его волшебная палочка. Демьен еще не взял новую подругу в руки, но сразу ощутил, что она его примет. Вишневого цвета, не слишком длинная, блестящая свежим лаком, она была безумно красиво. Конечно, так думает о палочке каждый владелец, но этот орнамент в виде языков пламени, причудливым образом сплетающихся в узор ленточного дракона, был действительно красив.

Когда же пальцы сомкнулись на рукояти, будущий волшебник почувствовал нечто такое, чему невозможно подобрать описание. Возникло ощущение, будто парнишка встретил давно потерянного друга, с которым они искали друг друга чуть дольше, чем вечность.

Палочка выстрелила снопом ярко алых искр и потеплели. Гости зааплодировали, но их Демьен уже не слышал. Парнишка как-то странно улыбнулся. Эта улыбка, поверьте мне на слово, больше походила на оскал какого-нибудь бандита. На авантюрную ухмылку удачливого вора. Черт возьми, это была совсем не та улыбка, которая должна украшать лицо десятилетнего мальчишки!

В миг, когда палочка заняла свое законное место за поясом, в разуме юноши сформировалась безумная, отчаянная идея. Новая, но такая знакомая подруга отозвалась теплом, поддерживая своего нового, но такого знакомого товарища. Драконий браслет на правой руке чуть шевельнулся...

Той же ночью

Укрывшись в ночных тенях Демьен медленно двигался к своей цели. Поместье окутала вязкая, даже липкая тишина. Гости, оставив подарки, разъехались, разлетелись, «разтелепортировались» и «разкаминились», Крама уже во всю пускали пузыри, пребывая во власти ушлого Морфея. Лишь одно существо в этом доме не спало — Демьен Фауст Ланс.

Именинник пробирался к кабинету Виктора, где планировал сделать то, что могло бы изменить отношение людей к нему. Пока мальчик шел, подобно коту, выбравшемуся на охоту, не скрипнула ни единая половица, разбившая бы тишину на мелкие осколки. Пока он крался, не дрогнула штора, своим взмахом рискующая привлечь внимание какой-нибудь ночной живности. Пока юноша перемещался перебежками от укрытия к укрытию, его присутствия не заметили бы даже привидения, водись они здесь. Только два блестящих глаза, сверкающих во тьме, вот и все, что осталось от присутствия красивого мальчонки. Впрочем, у этого похода не было ни единого свидетеля чтобы отметить безусловно врождённый талант. Слишком криминальный, слишком опасный, но все же — талант. Талант, которым могут похвастаться самые известные воры, чьих имен мы даже не знаем. Ведь подлинно «известен» не тот, про кого написали книгу или сняли фильм, а тот, которого никогда не поймали и даже примерного фоторобота не составили.

Наконец юноша достиг пункта назначения своей короткой, но чертовски увлекательной вылазки. Бесшумно открылись обычно скрипучие двери и парнишка оказался в просторном кабинете. Здесь, кроме стола и трех кресел стоял лишь сейф и больше ничего. Данное помещение Виктор Крам использовал в качестве совещательной комнаты, где он обычно подписывал контракты с агентами и прочей шушерой, прилипающей к профессиональным спортсменам.

Целью юноши был сейф. Высокий, тяжелый, даже с виду неприступный — такой обычно использовали для хранения охотничьих винтовок или другого длинноствольного оружия. Крам, понятное дело, никаких пушек не держал. Здесь он прятал то, что для многих представляло нешуточную ценность. Ценность, которой коллекционеры дали стоимость в триста пятьдесят тысяч фунтов.

Да, вы не ошиблись. В сейфе лежала Малышка — единственная, бессменная гитара почившего Короля Рока. Её уже пытались украсть пять или шесть раз. От попыток не спасали ни подземные хранилища, ни стены Грингонтс, ни даже здравый смысл. В итоге Виктор перенес её в дом и нанял самую известную группу Ликвидаторов Проклятий, куда вошел даже Билл Уизли (еле сдерживающийся чтобы не высказать все, что он думает о предателе Герберте, но деньги, как говориться, не пахнут). Ликвидаторы поставили такую мощную защиту, что вот уже два года ни один вор не рисковал ради не самой большой награды, но очень громкой славы. Ни один, кроме того, кто еще даже не осознал себя как вор.

Демьен подошел к сейфу и сел напротив. Мальчик вынашивал этот план почти год. Если он сможет преодолеть защиту, если завладеет Малышкой, когда столько народу не смогло, то сможет доказать. Доказать всем, что он ничуть не хуже своего отца! Что он не сын Герберта Ланса, а Герберт Ланс его отец. В тени, в которой жил парень все это время, появиться проблеск солнца. Его собственного солнца.

Юноша провел перед сейфом палочкой и... ничего не произошло.

— Так и думал, — мысленно вздохнул парнишка.

Он не был гением от магии и если ты двести раз прочитал и отрепетировал с карандашом все заклинания, это не значит, что они получаться у тебя с первого раза, когда в руках окажется волшебная палочка.

Мальчик еще десять раз произнес формулу и десять раз взмахнул палочкой и только на одиннадцатый заклинание сработало. В разуме мальчика пронеслись десятки разнообразных образов. Где-то ему отрывало руки, где-то — выжигало глаза, но чаще — просто оглушало и врубало тревогу.

Заклинание, которое произнес Демьен, позволяло магу выявить защитные чары и, Моргана полюби, на этом сейфе их было не меньше десятка. Но Деми уже выяснил ( из особой литературы и даже не спрашивайте как и где он её достал), что каждое защитное заклинание это, если утрировать, обычный замок к которому при должном старании не так уж и сложно подобрать ключик.

Первой преградой на пути мальчика стал обычный оглушитель.

— Плевое дело, — усмехнулся парень.

Он сосредоточился, закусил губу и произнес короткую формулу ткнув палочкой в сторону сейфа. Никакого щелчка, никакого иного сигнала, лишь ощущение того, что первый покров спал. Мальчик уже приготовился снимать второй, как вдруг осознал простую истину. Простую настолько, что Демьен мог считаться полным идиот, раз не дошел до этого вывода раньше.

А истина такова — он лишь десятилетний ребенок. Глупый десятилетний ребенок, пытающийся преуспеть там, где провалились матерые маги-взломщики. И стоило юноше это понять, как в воздухе соткался ярко-зеленый шар. Ударило сердце, и сфера взорвалась, а мальчик, закрывая лицо руками, заревел от боли, когда кислота стала жечь его плоть.

Несколько часов спустя, Нью-Салемский филиал св.Мунго

Демьен не спал и внимательно слушал разговор. Взрослые, стоявшие рядом, не замечали, что неудачливый взломщик уже давно проснулся. Ведь если Деми что-то и умел, так это притворяться. О, в притворстве мальчику не было равных.

— Мне очень жаль, — произнес вроде как сочувствующий, но все же в мер безразличный голос — наверняка врач.

— И что, совсем ничего нельзя сделать? — прозвучал сдерживаемый всхлип. А это наверняка Энн — они никогда не позволяла себе слез.

— Любые деньги, доктор, — со сталью в голосе раздалось рядом с ухом. Так, на памяти парнишки, умел говорить только Виктор. — Любые деньги.

— Мне жаль, — повторился врач. — С ладоней шрамы мы убрали, но на этом наши возможности исчерпываются. Слюна Медузы вообще должна была сжечь ребенка, но ему повезло, что чары ослабли со временем. Видимо ваши работники халтурили.

— Доплатить им за это что ли, — буркнули со стороны. Демьен тут же опознал Марго.

Мальчику стоило неимоверных усилий чтобы не покраснеть. Не потому что сестра стала причастной к этой проделке, а потому... что он попался! Как он посмотрит в глаза Марго, если она теперь всю жизнь будет считать его слабаком?!

— Предплечья, плечи и левая грудная мышца, — перечислил врач. — Там мы шрамы снять не в силах. И не советую обращаться к магловским специалистам. Рана не простая — волшебная. Если что-то повредить, мальчик может...

— Может что? — чуть ил не прорычал Виктор.

— Умереть, — спокойно ответил доктор.

Повисла тишина.

— Яд попадет в кровь и одного удара сердца будет достаточно, чтобы ребенок сгнил изнутри.

— И что теперь? — голос Энн заметно дрожал. — Ему теперь всю жизнь в хрустальном шаре прожить?

— Нет конечно! — возразил целитель. — Вероятность описываемых мною событий минимальна. Куда с большей уверенностью я могу утверждать, что парнишка погибнет от того, что ему на голову упадет космический турист. Но все же, вероятность есть.

— Черт, — процедил Виктор. — Черт! Черт! Черт! Мой друг доверил мне единственного сына, а теперь он изурод...

Крам не смог договорить и проглотил последний слог. Но Демьен все понял. Его руки и левая часть тела будут покрыты страшными, уродливыми шрамами. На всегда. На всю жизнь. Почему? Потому что сам виноват. Потому что самонадеянный дурак.

— А ведь он просто хотел быть похожим на отца, — вздохнула Жизель. И эта фраза ранила парнишку сильнее всего.

Но куда больше его ранило то, что никто не возразил сестре, никто не сказал «нет». Все были согласны. Они действительно считали, что Демьен хочет быть тем, кем он не является. Черт возьми, они тоже видели лишь тень!

Наверно, Демьен должен был расплакаться и этим выдать себя, но он не плакал. Нет, его жгло, крутило, рвало от того что дорогие ему люди тоже оказались во власти нелепой иллюзии, но слезы так и не пролились. Деми никогда не плакал. Никакая боль не могла выдавить из него предательской влаги. Виктор всегда говорил, что все слезы он выплакал десять лет назад — на похоронах родителей.

И все же ощущение предательство острым ножом вонзилось куда-то меж лопаток и защемило так, что хотелось вырывать собственное сердце из груди.

Это совсем не те чувства, которые должен переживать десятилетний парнишка, чьи руки замотаны в белые бинты.

— Пойдемте, — словно вынес вердикт доктор. — Пациенту нужен покой.

И это безликое «пациент» звучало куда как лучше, нежели «он хотел быть похожим». Когда взрослые ушли, закрыв за собой двери, парнишка оказался в полном одиночестве. Деми открыл глаза и уставился на белый потолок без единой черточки или трещинки, которая разрушила бы страшную, противную однообразность этого полотна.

За окном все так же бесстрастно и холодно сверкали звезды, словно насмехаясь над неудачей мальчика. Деми отвернулся — он никогда не любил звезд. А утверждение, что Герберт их тоже не любил иррациональным образом заставляло мальчика не любить их еще сильнее.

— Так больше не может продолжаться, — процедил парнишка.

Он поднялся с кровати и подошел к окну. Что он хотел сделать? Что хотел доказать? Он хотел немедленно приступить к тренировкам и доказать, что он лучший маг, чем его отец. Доказать что он может превзойти кого-то, кто для многих является кумиром. Но не успел Демьен схватить палочку, как услышал шепот.

Через открытую форточку до ушей юноши доносился шелест крон Волшебного Леса, окружившего филиал больницы. И этот шелест... он до удивительного напоминал разноголосый хор мириада шепотков. Они пели и кричали на разный лад, но сливались в одно — в тягучий, томный зов.

Лес словно приманивал ребенка. Он рассказывал ему о каких-то удивительный местах, о каких-то странах, людях и нелюдях. Он обещал чему-то научить и что-то показать. Он словно старший брат подшучивал, но проявлял неподдельную заботу.

Не первый раз Демьен смотрел на Волшебный Лес Нового-Салема, но впервые он его услышал. Это должно было вызывать удивления, но не взывало ровным счетом ничего. Будто все было так, как должно было быть изначально.

Мальчик обернулся и окинул взглядом просторную палату ставшую вдруг такой маленькой, серой и унылой. Там, за окном, лежал целый мир, огромный и интересный и где-то там Демьен наверняка найдет ответ на вопрос — как стать собой.

Схватив палочку, парнишка оделся, проверил что в его кошельке помимо двух баксов лежит фотография всей семьи, включая Герберта и Изабель (как бы то ни было, но юноша любил своих родителей, особенно маму) и вскочил не подоконник.

Подставив лицо порывистому ветру, юноша сиганул во тьму, исчезнув для обоих миров на долгих семь лет. И пока Демьен летел к земле он никак не мог заметить, что застывший дракон вдруг распахнул свои темные глаза.

Семь лет спустя

Пройдоха отмахнулся от воспоминаний и уселся за стол Гриффиндора. Вернее сказать — уселся бы, но парню пришлось отвечать улыбками на улыбками и пожимать руки тем, кто хотел поприветствовать «Ланса». Парень был не против, но особого удовольствия не испытывал, как, впрочем, и неудовольствия. Многие оценили татуировки, и никто не заметил шрамов, скрытых под ними. В этом и заключалась суть украшений — даже захоти, а не увидишь, настолько ловко мастер изобразил свои рисунки. Шрамы ощущались лишь на ощупь.

Поправив перья в волосах и клык в правильном ухе, парень качнул шлепками и уселся на длинную скамью.

Еще до того как директор взяла слово, Деми заметил враждебные взгляды. Эта способность — чувствовать врага развивается у любого вора, если у того, конечно, хватает времени чтобы научиться доверять своим инстинктам. Юноша повернулся в сторону, где сидела огневолосая Поттер и заметил еще несколько рыжих и несколько брюнетов, сверливших его злыми взглядами. Впрочем, один из них, тот что в очках, отличался нордическим спокойствием и практически пофогизмом.

Деми улыбнулся этой банде и приветственно помахал рукой.

— Рада всех приветствовать в Лучшей Школе Чародейства и Волшебства — Хогвартс! — Минерва МакГонагалл развела руки и зал зааплодировал. Больше всех усердствовали вампиры и оборотни, благодарные за то, что им разрешили учиться магии. И вообще, если у Перси Уизли, нынешнего Министра, и есть наиболее преданный электорат, так это нелюди, которым разрешили ношение и применение палочек. Ну а так же все жители Лютного, который теперь именуется Улицей Роз. — В этом году нас ждет еще одно удивительное путешествие по волнам знаний и таинств колдовства. И я надеюсь что вы не только найдете себя в науках, но и не забудете окрасить свою жизнь в стенах замка веселыми, яркими красками.

Кто-то из маргиналов, являющихся неотъемлемой частью любого социума, торжествующе хмыкнул. Видимо они восприняли заявление о красках в самых прямых смыслах.

— Так же спешу напомнить, что через месяц начнутся отборы в Квиддичные Сборные, а вместе с этим стартует и наш Турнир. Заявки на участие в дуэльном Клубе будут приниматься вплоть до тридцать первого сентября, а победитель Дуэльных состязаний, по обычаю, будет освобожден от экзаменов.

Седьмые и пятые курсы приветствовали это заявление столь бурным шквалом оваций, что витражи рисковали усыпать пол разноцветными осколками. Кому ж не хочется получить автоматом «П» по СОВ или ЖАБА.

— А сейчас давайте пировать, — МакГонагалл картинно взмахнула рукой и на позолоченных тарелках, подносах и блюдах появились самые разнообразные яства.

Демьен не сильно налегал на пищу. По его профессиональному мнению, сдобренному годами воровского опыта, полный живот может дать о себе знать в самый неподходящий момент. Вот, к примеру, пытаешься ты стырить у коллекционера зачарованное ожерелье а тут как приперт, как начнет поддон трещать, а если еще и Авроры на хвост... В общем, однажды прямо на бегу сменив штаны с труселями, Дем больше не рисковал набивать брюхо до отказа.

Попробовав все понемногу, парень откинулся на холодную кладку древнего замка и пожалел, что здесь не виски пригубить ни сигареткой затянуться. В нагрудном кармане, по привычке, Ланс держал одного солдатика компании «Pirate’sdream». Зажигалками Деми не пользовался, искренне считая, что магический огонь, не имеющий продуктов сгорания, сохраняет аромат табака в первозданном качестве.

Пир длился около нескольких часов, за которые Дем успел переброситься сотней ничего не значащих фраз с сотней же людей, ну и нелюдей конечно. Благо их на Гриффиндоре хватало. Вообще изначально оборотням и вампирам хотели свой факультет дать, но некая Уизли, в девичестве Грейнджер, начала в голос вопить о дискриминации и расизме. В итоге расселились блохастые и клыкастые по всем факультетам. Кстати численность замка, за счет сокращения региональных школ и притока вышеперечисленных увеличилась до тысячи студентов. Ну и преподов теперь под пол сотни. В общем жить стало теснее, жить стало веселее.

— Старосты! — усиленный волшебным образом голос МакГонагалл вывел Демьена из легкой прострации. — Прошу отвести студентов по гостиным! Завтра начинаются занятия, будьте добры постараться хоть немного отяготить ваши опустевшие за лето головы.

Разомлевший народ как-то вяло поддержал директора и двинул к лестницам. Спиной Дем ощущал не только взгляды клана Поттер-Уизли, но еще и директора. С чего вдруг МакГонагалл решила «недолюбить» новенького, этот самый недолюбливаемый не знал. Но раз уж существует любовь с первого взгляда, то почему бы не быть ненависти.

Мысленно пожав плечами, парень двинулся за старостой. Причем такой старостой, от взгляда на которую ужин Демьена срочно просился обратно. Так не следить за собой — это надо уметь. Сам же совершеннолетний, во всех смыслах — мужчина, не сильно акцентировал внимания на представительницах прекрасного пола. Ему здесь работать надо и искать то, не знаю что там, где не знаю где (пардон за каламбур), а не с девками шуры-муры крутить. Для «шур-мур» есть более подходящие места, к примеру — Майами. Там, только никому не говорите, у Демьена имелась квартира. Но вам не стоит об этом распространяться, многие недруги, в особенности — Авроры, за расположение явки Пройдохи готовы не только заплатить, но и убить.

Гостиная Грифов, находящаяся в одной из самых высоких башен, поражала своими габаритами. Здесь можно было целый полк солдат разместить и еще место для девок останется.

— Достойная хата, — подумал Ланс, но додумать не успел.

Его наглым образом выдернули из общего потока и задвинули куда-то в сторону. В этой самой стороне Демьену не очень понравилось и он попытался вернуться на свет божий, но темные силы настаивали на своем и прочно удерживали парня на месте.

— Что ты здесь делаешь?! — прорычал самый высокий, самый плечистый, самый глазастый и чернявый.

— А мы знакомы? — удивился парень. — Прости, если забыл, как тебя зовут. Я — Демьен Ланс.

Пройдоха протянул руку, но брюнет отпихнул её в сторону.

— Мы знаем кто ты.

— Тогда у нас нарушен паритет. Я ж не знаю кто вы.

— И не узнаешь, — хищно улыбнулся шатен, стоявший поблизости от своего товарища.

В воздухе замелькали две палочки. Демьен даже не думал доставать свою.

— Ремус, Джеймс! — прозвучал знакомый голос. На сцене появилась запыхавшейся Лили. — А ну прекратите!

— Лили, — выдохнул некто Римус, сверкавший ясными, голубыми глазами. — Ты что, защищаешь ... этого?

— Нет, но

— Блэк, Поттер и Узли! — гаркнул кто-то.

О, оказывается этот рыжий в троица «темных сил», был Уизлом... ну или как там это фамилия склоняется. Выражение лица лили словно кричало — «вот об этом я вам и хотела сказать». На пороге гостиной появился плотный, но какой-то... мягкий что ли мужчина. Впрочем, не смотря на его внешнюю пухлость и добродушное лицо, в серых глазах ощущался такой крепкий стержень, что даже упади небо на плечи этому мужику и тот не согнется. Скорее само небо треснет.

В гостиной повисла тишина.

— Ремус, Джеймс и Хьюго я не позволю вам в первый же день совратить невинный разум этого юноши и вовлечь его в своих проделки.

— Да мы...

— Ага, знаю знаю, это все не вы и люди врут. Но все же — оставьте новенького в покое и дайте ему очухаться.

Троица переглянулась и нехотя отошла в сторону.

— Да, профессор Лонгботтом, — хором произнесли они.

Демьен посмотрел в глаза декану алых, но так и не нашел встречи взглядов. Лонгботтом явно не хотел смотреть в глаза юноше, да и вообще, было понятно, что декан ему не союзник. Просто по долгу службы был вынужден ликвидировать зарождавшийся конфликт.

— Будьте добры — не разнесите замок в первый же день. Старосты утром я раздам вам расписание. Все доброй ночи.

С этими словами Лонгботтом вышел вон. Повисла тишина. Висела они минут пять, а потом старшие загнали молодняк по койкам и разожгли отвязнейшую вечеринку. Демьен, празднуя на ровне со всеми (надо де марку держать) никак не мог вспомнить что его так волновало утром. И не вспомнит он этого до следующего утра, когда выяснится, что ему придется спать в одной комнате с теми, кто считает его разве что не родственником Темному Лорду.

В общем — чего только не сделаешь чтобы выполнить заказ и подтвердить свою славу как самого гениального вора волшебного мира. Учебный год начался.