Wibbly wobbly timey wimey (джен)

В кабинете Дамблдора было уютно. Своеобразно, но уютно. Кабинет был старым и обжитым, с сотнями безделушек и сувениров, которые неизбежно накапливаются с годами. Серебристые приборчики вращались, тихонечко — так, намечая звук, но не раздражая слуха — позвякивали, но в то же время вся картина была на удивление статичной. Спокойной.

Салазар подумал, что студенты, тоскующие по дому, здесь чувствовали уют. Расслаблялись. И, с сожалением признал Слизерин, это — несильно, но всё же — сработало и на нем, потому что больше двух месяцев он провел в заброшенном родовом замке, где из собеседников был только глупый нарисованный мальчишка.

Феникс на жердочке что-то ласково напевал про себя.

— А, это Фоукс, — благосклонно заметил Дамблдор, поймав взгляд Салазара, — удивительное существо, не правда ли?

— Действительно.

— Присаживайтесь, Сангвин, не стойте на пороге, — он указал рукой на кресло у стола. От движения рукав мантии приподнялся и открыл черную обгорелую руку.

Дамблдор одернул рукав и небрежно пояснил:

— Неудачный опыт.

Конечно, соврал. Салазар знал это. Не потому, что Дамблдор поспешил с объяснением, не потому, что оно чем-то напоминало оправдание, а потому, что Слизерин узнал это проклятье. Поцелуй Ехидны.

Салазар сел, положив руки на подлокотники. Дамблдор откинулся на спинку кресла напротив, здоровую руку тоже положив на подлокотник, а обгорелую — бережно пристроив на коленях.

Поцелуй Ехидны — темное, сложное, но очень действенное проклятие. Его вплетают в другие чары так, чтобы оно было незаметно до самого касания. А касание — считай, что смерть. При помощи Семи Прекрасных Искусств действие проклятия можно замедлить, но не отменить. Темный маг, конечно, мог бы попробовать снять Поцелуй. Если бы захотел. И если бы цену уплатили за него. А сколько стоит жизнь? И сколько из этого человек может заплатить?

Дамблдор взмахом палочки перенес на стол чайник с чаем, чашки и вазочку с печеньем. Печенье было в форме человечков с глазами и пуговками из разноцветных драже.

— Восхитительно милы, не правда ли? — улыбнулся директор. — Мне всегда было интересно, кто же впервые додумался до такой забавной штуки: печь человечков, чтобы потом их съесть. Очень, очень неординарный разум… — он задумчиво покачал головой и будто бы вспомнил, что не один в этой комнате. — Ах да. Чаю, Сангвин?

Нельзя было не признать, что для человека, который недавно узнал о своей скорой смерти, держался он очень хорошо.

Салазар легко кивнул. Он не сильно беспокоился, что в еду и напитки могло быть что-то добавлено: даже если гость более не считался неприкосновенным, Дамблдор не стал бы так делать: риск попасться велик, да и человека из союзной коалиции Скримджера без последствий не допросишь.

Директор разлил чай, и Слизерин возобновил разговор.

— Альбус, — ему было привычнее называть людей их собственными именами, нежели чем родовыми, и данной возможностью он с радостью воспользовался, — вы так и не сказали, зачем меня позвали.

— О, всего лишь для пары сущих пустяков и старческих заморочек. Разговор о том, о сем, да и отдать вам материалы, оставленные вашим предшественником, не мешало бы.

На предшественнике Салазар на миг застопорился, но потом осознал, что имеется в виду тот, кто занимал эту должность до него.

Дамблдор же негромким, странно сочетающимся с уютной тишиной кабинета голосом продолжал:

— В силу особенностей вашего назначения, я так и не провел с вами традиционного собеседования. Я, — глаза у него были очень голубые и очень честные, — конечно, доверяю Руфусу, но…

“...слежу за каждым его шагом”, — мысленно закончил Слизерин.

— ...мне хотелось бы не отступать от традиции. О, привычки, привычки, — Дамблдор мечтательно улыбнулся. — В старости они приобретают особенную прелесть. Вы еще поймете, Сангвин.

Технически Салазар был старше Дамблдора на девять веков. Но, больше к счастью, чем к сожалению, только технически.

— Ваша школа — ваше право, — учтиво ответил он вслух, — вы можете спрашивать.

Сказал — и понял, что, несмотря на все попытки вести себя вежливо, все же дал позволение. Как привык в качестве лорда Слизерина.

Синие глаза встретились с голубыми.

— Хорошо, — медленно произнес Дамблдор, — знаете, спрашивать — это редкое искусство и еще куда более редкое право.

— Но не более редкое, чем искусство своевременно задавать вопросы и так же своевременно получать ответы, — в тон ему ответил Салазар и, тонко улыбнувшись, продолжил, — позвольте же мне отдать дань обоим из искусств, и попросить вас после рассказать какую-нибудь маленькую британскую историю. Меня, как иностранца, очень интересуют люди этой страны.

— О, — весело отозвался директор, внимательно смотря собеседнику в глаза, — с удовольствием поведаю вам парочку. Только смотрите, Сангвин, чтобы я не замучил вас своими старческими воспоминаниями.

Салазар только усмехнулся. Любопытно, что ему расскажут? И сколько в этом будет правды?

Дамблдор отпил чаю. Сразу взять чашку у него не получилось: сначала он попытался ухватить её покалеченной рукой, затем, осознав бесполезность, взял здоровой.

Он спросил:

— Так как вы стали Мастером Рун, Сангвин?

Слизерин с удовольствием рассказал, как детстве был отдан в обучение, после него сдал все министерские экзамены, путешествовал, совершенствовался, прошел испытание… как это бывает у всех, наверно.

Самое забавное, что в этой части легенды лжи было не так уж и много. Все в какой-то степени так и было на самом деле. Разве что министерских экзаменов в его время не было и свое обучение у Мастера Рун — Мерлин, как же звали этого, с плешью, уже и не упомнить — он закончил самовольно, сбежав к другому учителю. Который тоже был Мастером, но уже не Рун.

— Так вы не учились ни в одной из магических школ? — уточнил Дамблдор и обратил на собеседника твердый пронзительный взгляд. — Отчего же так?

— Родители, — коротко пояснил Слизерин, тоном голоса давая понять Дамблдору, что Сангвину Зару не нравится говорить о своей семье. Пусть думает, что у него непростые отношения с ними или что-то в этом роде. Затем после паузы Салазар добавил, — решили все сделать по традициям.

— И вы думаете, что знаете, что должен делать хороший учитель?

— Я, — Салазар усмехнулся, — знаю, что не должен делать хороший учитель.

— Знаете, если бы вы ответили иначе, я бы задумался о том, чтобы попросить Руфуса прислать кого-нибудь другого, — Дамблдор ярко улыбался, и Слизерин так и не смог понять, шутил он или нет.

— Меня не совсем прислали. Скорее, Руфусу просто пришлось кстати мое желание. Я сам выбрал для себя Хогвартс: всегда хотел посмотреть на такую магическую школу. А дома…

Он, будто бы спохватившись, оборвал себя. Взял печенье и спокойно договорил:

— В Норвегии, в общем, мне делать нечего.

Для Сангвина Зара Слизерин придумал хорошую биографию. Реалистичную, со своими скелетами в шкафах (у кого же их нет), со своими взлетами и падениями.

Дамблдор понимающе улыбнулся. Взгляд его снова стал мягким и чуточку рассеянным.

— Но мне крайне интересно, почему всё же вы выбрали именно Британию? У нас тут, — директор на долю секунды замялся, подбирая слово, — неспокойно.

— Я об этом и не думал. Знал язык, хотел год-другой провести, не мотаясь по миру, и тут так вовремя освободилась вакансия. А политика — всегда предпочитал держаться от нее в стороне.

Ложь была настолько огромна, что мир должен был хоть как-то выразить свое возмущение. Так он и сделал: спустя пару секунд за окном слабо громыхнула собиравшаяся гроза.

— Впрочем, — продолжил Салазар, — вы обещали мне историю. Если мне можно выбрать, то мне хотелось бы, чтобы эта история хотя бы немного касалась того, что происходит в Британии сегодня.

— Всё, что когда-либо происходило, связано с тем, что происходит сейчас, — философски заметил директор. Мысленно Слизерин, помня о временной петле, согласился с ним, — Что же, я не могу отказать себе в удовольствии рассказать байку-другую, раз нашелся благодарный слушатель. И прошу вас, Сангвин, не обижайтесь на старика, если тот уплывет слишком далеко по реке воспоминаний.

* * *

Дамблдор, конечно, скромничал, когда говорил, что его истории заставят скучать. Рассказывал он на самом деле хорошо и складно, с юмором. Конечно, кое-где директор не мог не приврать — но, в конце концов, не всё в этой жизни можно получить сразу.

Потом, конечно, он отдал Салазару материалы предыдущего профессора Рун и порекомендовал внести желаемые изменения в список литературы до пятницы. Пятница наступала уже послезавтра, что было не очень хорошо, но, с другой стороны, Салазар все равно собирался окопаться в хогвартской библиотеке и поискать информацию о темных магах…

До ночи он сидел над книгами, пока не почувствовал, что сознание заволакивает сонная дымка. Тогда он оставил работу в библиотеке и перед сном заглянул в свой замок: проверить, как работают эльфы.

— Здравствуйте, лорд Слизерин, — произнес Деррик с картины. Вот уже как месяц пытается подмазаться, паршивец.

Его портрет Салазар еще в июне сумел снова зачаровать так, чтобы Деррик наконец смог выбраться оттуда. Не потому, что в замке было одиноко — нет, нет, нет, конечно, нет — а лишь потому, что ему было интересно разобраться в этих заклинаниях.

— А куда... — начал мальчишка и исправился, — а можно мне задать вопрос, лорд Слизерин?

— Спрашивай, — отозвался Салазар, перебирая стопку заметок на рабочем столе.

Говорить с Дерриком приходилось на парселтанге: тот не знал ни англосаксонского, ни английского этого времени, а латынь этот лодырь при жизни не выучил.

— А что вы делаете за пределами замка? Куда вы пропадаете?

Деррик, проведший пару веков в одиночестве, был любопытным, как пятимесячный щенок. Все лето он испытывал терпение Салазара своими нескончаемыми вопросами. Салазар же, понимая, что если он расскажет, кто он самом деле, то вызовет на свою голову еще больший поток вопросов, молчал и совершенствовал свою выдержку. Конечно, всегда можно было заново запереть Деррика в потрете или вовсе сжечь его, но так было… неинтересно, что ли.

— В Хогвартсе, — ответил лорд Слизерин, как бросая подачку, — буду учить Рунам. Вот таких вот как ты.

Сказал и понял, что если ученики и вправду будут похожи на Деррика, то он может и не выдержать. Мерлин, только бы…

— А почему не темной магии? — с ехидцей ввернул портрет. Увы, полностью отучить Деррика дерзить так и не удалось.

— Потому что Хогвартс простоял целую тысячу лет, и мне хотелось бы, чтобы он постоял хотя бы еще чуть-чуть.

— А зачем вам надо там кого-то учить?

— Это уже куда больше одного вопроса, — отрезал Слизерин, не желая больше распространяться о своих планах.

— Но ведь уже все равно ответили на… — Деррик осекся. Кое-как определять момент, когда стоит остановиться, он все же умел.

Салазар продолжил разбирать свои заметки. Темных магов в этом веке было достаточно: да вот только большинство из них померло в сороковых годах: тогда, кажется, была большая война или что-то в этом духе. Впрочем, в той войне им не повезло, и большую часть либо казнили, либо они сами, не дожидаясь финала, скрылись. Еще стольких-то посажали в тюрьмы, но до этих дней дожил только причина всех бед Геллерт Гриндевальд. Которого, кстати, победил Альбус Дамблдор.

Но Мерлин с ними обоими. А вот скрывшихся или, скорее, их учеников можно было попробовать поискать.

Конечно, темных магов во все времена было очень сложно найти. Но тут у Салазара было преимущество: он по себе прекрасно знал, что, как и зачем они делают.

— А вы ищете в Хогвартсе других темных магов? — снова не сдержался Деррик.

Салазар усмехнулся такой глупости.

Он тогда еще не знал, что темный маг среди учеников Хогвартса действительно был.

* * *

Вуаль дрожала от несуществующего ветра.

— Я полагал, — проронил Руфус Скримджер, — что Арка Смерти будет более впечатляющей.

Невыразимец хмыкнул.

Руфус заранее прочел краткий отчет по Арке. В Министерство её привезли в 1701-ом году, после того, как маггловские дети случайно обнаружили — при печальных обстоятельствах обнаружили — её в подвале лондонского дома. Дом век назад принадлежал волшебной семье, но ни одного её представителя на тот момент уже не осталось. Единственным известным свойством Арки было то, что любой прошедший через неё объект не возвращался. Одно время шаг в арку был альтернативой для осужденных на смерть, но потом эту традицию упразднили.

— А вы туда мусор сбрасывать не пробовали? — хохотнул Руфус, чтобы как-то разрядить атмосферу.

— Мы приняли решение не использовать Арку, пока нам не будут известны все её свойства и их природа, — как по бумажке ответил невыразимец, — стандартная процедура. Исследования, проводившиеся с тридцатого по шестьдесят пятый год, остановлены как бесперспективные.

Он, что, зазубрил всё это? Руфус с недовольством вгляделся в маску на лице невыразимца: ничего не разобрать, даже куда тот смотрит.

— ...после двадцать седьмого мая этого года поднят вопрос о повторном исследовании.

— Почему? — резко спросил он. — Этого не было в бумагах.

— Сработали охранные заклинания на Арке. Зал, однако, был опечатан и проникновения в него не было зафиксировано.

— Вы и в июне не зафиксировали проникновения, — указал Руфус, — и сражения с десятком гребаных Пожирателей тоже.

Невыразимец, несмотря на маску, казался смущенным. Наконец он развел руками и сослался на начальство, дескать там лучше знают, как и что.

— А Арка — надо учитывать все возможные сценарии. Итак, двадцать седьмого мая был зафиксирован всплеск типа эпсилон по МакЭвану-Грегорсону или три-а по Керигову, характеристика…

Руфус оборвал его и твердо сказал:

— В итоге, либо кто-то забрался в Отдел и сделал что-то с Аркой, либо что-то вышло из Арки, откуда никто раньше не возвращался.

— Либо это был просто всплеск магической активности. Такое иногда случается с артефактами выше класса джей.

— Как оценивают это ваши аналитики?

— Они рекомендовали возобновление исследований и усиленный контроль, и...

— Министр Магии одобряет и готов выделить финансирование, — оборвал его Руфус, — сегодня же всю документацию по Арке ко мне на стол. О результатах всех исследований тоже будете отчитываться.

Он отвернулся от Арки и трепещущей вуали. На миг почудился какой-то шорох, но тут же всё пропало. Осталась только объемная тишина зала.

“Я узнаю, зачем Сангвину Зару нужна Арка, — сжав зубы, подумал Скримджер, — наизнанку вывернусь, но узнаю всё о нем”.

Руфус Скримджер не привык сдаваться.

* * *

Про темных магов ходит много разных баек. Чуть больше половины из них придумывают сами темные маги. Делают они это, конечно же, чтобы скрыть истину о том, как творится их волшебство. Конечно, всем известно, что любая темная магия — это сделка, но вот как её заключить…

Рассказывают о всякой ерунде вроде двух зеркал и свечи, о крови и клочках шерсти, о ночи на перекрестке, и это просто замечательно. Это такая успокаивающая, приятная ложь. Но ложь от первого до последнего слова. Потому что правда заключается в том, что темным магам надо только позвать…

Первое, чему учится темный маг — это не звать без надобности.

Салазар размышлял, насколько это нужно ему сейчас. Звать он хотел не для возвращения домой: такая мысль, конечно, была, но её он почти сразу отбросил. Сказались письмо от самого себя, понимание того, что цена будет немалой и что получит он наверняка не то, что хочет. Нет, он думал, насколько нужна ему помощь оттуда, чтобы найти других темных магов.

Дело в том, что найти кого-либо из них здесь оказалось куда сложнее, чем дома. В его времени мир был, что ли, меньше, да и слухи жили дольше. Здесь же были бумаги, но те так легко поддавались изменению и так же легко горели. Записей не было — а те, что были, вели в никуда. Слизерин искал сам, потом, изменив внешность, обратился к специалистам Лютного по розыску людей, но и спустя три недели — всё пусто. То ли так хорошо прятались, то ли… то ли вовсе вымерли.

Жарко горел камин. Вот забавно: за тысячу лет изменилось всё, но камин в покоях главы Рода так же жарит как южное солнце в разгар лета.

Салазар отпил из кубка и провел пальцем по влажному ободку. Перед тем как позвать, он… нет, не медлил, но обдумывал всё еще раз. А затем — еще раз.

Он не собирался брать много: много берешь — еще больше платишь. Но небольшую подсказку… С ней, конечно, следовало быть осторожным. Впрочем, с чем не следует?

Салазар допил воду и отставил кубок на деревянный столик. Затем он опустился на ковер перед камином и сел, поджав ноги под себя. Неспешно снял кожаный шнурок с длинных волос, а потом снова собрал их в тугой хвост.

Огонь трещал и обдавал жаром.

Салазар вытянул руки перед собой, еще ближе к пламени, что билось и выбрасывало рыжие искры. Он держал руки так, пока не почувствовал, что ему стало жарко.

Тогда он положил их на колени и, смотря в огонь, направил свои мысли туда.

На самом деле огонь был совсем не важен. Важна была воля. Разум. Умение пробудить в себе кусочек Другой Стороны, некое сродство с ней, что позволяло звать.

Это не занимало у Салазара много времени.

Он знал, что были волшебники, которые могли позвать сразу же, не настраиваясь и не готовясь, просто захотев. Но еще он знал, что далеко не этим определяется сила темного мага.

Огонь был не нужен. Тем не менее, он любил, когда рядом горел огонь. Потому что иначе было слишком холодно.

Жар камина будто бы исчез, и руки совсем озябли. Внутри всё тоже заледенело. Показалось, что навсегда и что так и всегда было. Затем начала чувствоваться пустота.

И тогда, не отводя взгляда от огня, Салазар позвал.

* * *

Слизерин грелся в пятне рыже-розового света заходящего солнца: после использования Восьмого Искусства он любил выходить на свежий воздух. Особенной красоты в природе он никогда не находил, но всё же в такие моменты просто видеть небо становилось по-особенному приятно.

И тепло. Солнечное тепло было лучше любого другого.

В заброшенном, сто раз успевшем зарасти парке около замка водились змеи. Когда он только попал в это время, и в первый раз вышел из замка, ему повезло чуть ли не сразу же наткнуться на целое змеиное кубло. Кубло злобно зашипело, вытягивась, чтобы укусить, Салазар тоже зашипел, и кубло рассыпалось и уползло, донельзя смущенное и виноватое.

Змеи до сих пор ползали где-то в парке и, завидев Основателя, каждый раз ретировались с крайней неловкостью.

Салазар же, стараясь не отвлекаться на легкое ощущение пустоты внутри (он отдал немного, это быстро пройдет), снова вызвал в памяти тот образ, что ему дали взамен.

Горы вроде наконечников копий, сверху покрытые снегом, небо и крепость на плато. Пятибашенная, из темного камня с крепкими стенами, плотная и низкая. Что это за место, Слизерин, к сожалению, не знал, но сомневался, что там привечают незваных гостей.

Надо было бы только сначала узнать, что это за замок. Посмотреть описания, рисунки в книгах — что-то могло и найтись. Тем более, замок уже казался смутно знакомым, будто Слизерин уже видел картинку в одной из просмотренных в этом времени книг...

Но пока Салазар просто сидел и отогревался, пытался залечить пустоту в солнечном свете, тепло которого он считал лучшим из существующих.

Потом, конечно, всё стало как обычно.

Через два дня Слизерин узнал, что та крепость называется Нурменгард.