Wibbly wobbly timey wimey (джен)

"Я забыл поздороваться. Так вот, здравствуй, Салазар. Ты уже знаешь, что это 1996-ой год. Уточню дату: 27-ое мая.

Он сделал семь хоркруксов. Семь".

Салазар прервал чтение, чтобы кратко и ёмко высказать свое мнение о поступке этого Риддла. Надо же так... Кем надо быть, чтобы додуматься создать семь хоркруксов?

Лорд Слизерин не боялся темной магии, не брезговал ее жуткими заклятьями и ритуалами, в его послужном списке были и убийства, и порой кое-что похуже, и сделки с обитателями Другой Стороны, но хоркрукс... Создание даже одного выходило за все рамки, что уж говорить о семи…

Даже арабские чернокнижники не просто так избегали создания этих... предметов. Основным из принципов темной магии было то, что за всё надо платить. Платой же за хоркруксную не-жизнь и не-смерть было то, что делало тебя тем, кто ты есть. То, что делало тебя человеком.

Порою шептались, что пустоту, оставленную вырванным куском, занимает что-то или кто-то с Другой Стороны. И что у этого даже нет имени. И что ему очень нравится наш мир. Но об этом только шептались: проверять никто как-то не решался.

Среди темных магов существовал негласный договор уничтожать всех тех, кто позволит себе переступить эту грань. Склоки и раздоры забывались, когда на горизонте появлялся безумец, рискнувший нарушить все законы. О, здесь чародеи становились воистину беспощадны.

Темных магов боятся и часто ненавидят все остальные волшебники, но эта ненависть — ничто по сравнению с тем, что испытывают сами темные маги к создателям хоркруксов.

"Семь хоркруксов, — вновь повторил про себя Слизерин. — Человеческая глупость только что установила новый рекорд".

"Оценил? И, как ты уже мог догадаться, Риддл через какое-то время создал себе новое тело и воскрес в нем. Что теперь на самом деле носит эту плоть и называется именем Лорда Волдеморта — только на Другой Стороне и знают.

Вот что тебе нужно сделать..."

* * *

В Лютном переулке странной публики не счесть: ведьмы с подносами ногтей, молодая пара, с ног до головы покрытая шерстью и нисколько этого не стесняющаяся, горбун-зазывала, подозрительно бледная девчушка с голодной улыбкой — да кого тут только не встретишь.

Закутанными в черные мантии фигурами, у которых и лица не разглядишь, здесь было никого не удивить. Более того, на этих скромников даже посматривали как-то снисходительно, и ведьмы с горбуном в перерывах между громкими выкриками порой бились об заклад, кого может скрывать темная мантия. Школьника, решившего прогуляться по запретной улице так, чтобы мама не узнала? Благополучного обывателя, который бежит от располневшей жены к, как это затаскано говорится, жгучей брюнетке Аморетто из борделя в двадцатом доме? Какого-то аристократа, который не хочет быть узнанным? Беглого преступника? Уродца, необычного даже для Лютного? Сколько возможностей погадать!..

— Вон тот, — Старая Магда откусила ноготь и кинула его на поднос, — высокий, у угла тридцатого, из благородных.

Ее товарки повернули головы и нашли означенную персону. Человек в черной мантии уверенно, по-мужски, шагал по Лютному Переулку.

— Скорее аврор, который не хочет светиться, — вмешался горбун. — Посмотри, как движется.

Магда не ответила, а лишь перемешала ногти на подносе и вгляделась в их узор.

— Посмотрю, — ответила она и улыбнулась.

Юркий мальчишка-карманник, давно следивший за фигурой в плаще, наконец подобрался поближе к мужчине и будто бы невзначай толкнул его. Вопреки замыслу паренька, незнакомец не пошатнулся, но быстро, как гадюка, обернулся и поймал мальчишку за руку. Блеснуло лезвие кинжала, вынутого откуда-то из широких рукавов мантии.

— Авроры кинжалов не носят, — сказала самая нарумяненная из ведьм, которая упорно цеплялась за свою давно выдохшуюся и уже подгнивающую молодость.

— У авроров обычно рукопашная поставлена, — вторила ей другая ведьма, потирая много раз переломанный нос. — Локтем в лицо — это они могут.

Высокий маг отпустил быстро осознавшего свою ошибку мальчишку и зашагал дальше вверх по улице. Горбун мрачно проводил его взглядом, достал позеленевший кнат и передал Магде. Та приняла его, продолжая вглядываться в расклад ногтей на подносе.

— А он нездешний, — тихонько сказала она. — Совсем нездешний.

Маг дошел до дома номер шестьдесят три на углу Косого и Лютного Переулков и зашел в неприметную лавочку, на двери которой была нарисована стилизованная фигурка волшебника, сыплющая что-то в такой же условный котел. Стертая табличка внизу давным-давно, еще когда не все волосы Магды были седыми, гласила: "Ингредиенты и зелья".

— Спорим, что в покупках есть шкура бумсланга, — обратился не теряющий надежды горбун к молодящейся ведьме. Та кокетливо подмигнула ему и немедленно согласилась.

Старая Магда еще чуть поглядела на то, как были разложены ногти на ее подносе, затем решительно перемешала их и громко, как всякая торговка, закричала: "Гадание на ногтях! Узнай свою судьбу за десять кнатов!"

* * *

Во "Флориш и Блоттс" было тихо. До летней суеты с закупкой учебников было еще далеко, праздники тоже миновали, а прочих покупателей в теплый майский день, когда намного приятнее посидеть в кафе-мороженом, было немного.

Продавец лениво тыкал палочкой в муху, летающую под потолком, но никак не мог в нее попасть. Муха же басовито жужжала и порою отупело билась об окна.

Звякнул колокольчик. В магазин вошел высокий темноволосый волшебник, в котором проницательная Магда-гадалка сразу опознала бы фигуру в черном плаще, что попалась ей на глаза в Лютном. Вместо длинного одеяния на нем теперь была простая мантия, но держался маг в высшей степени аристократично и в движениях чудилась та же уверенность и боевая экономность.

Продавец глянул на него, улыбнулся дежурной улыбкой и продолжил следить за мухой.

Через полчаса маг подошел к прилавку, левитируя перед собой стопку книг. Англо-латинский и англо-греческий словари, другая литература о языках, пара исторических книг и еще столько-то справочников и энциклопедий. Ничего необычного.

Продавец назвал цену и волшебник, кивнув, молча расплатился — правда, сначала ошибившись и дав галеона на три больше, чем нужно — и уменьшил свою покупку. Затем ушел, так ничего и не сказав.

— Суровый какой, — поделился скучающий продавец со вьющейся под потолком мухой. Затем спохватился. — Отлично, докатился, с мухами разговариваю...

Вновь взял палочку и досадливо запустил в муху сонным заклинанием. В этот раз удача улыбнулась юному последователю Артемиды, и чары попали в цель. Муха, поджав лапки, упала на пол.

* * *

В подземельях замка было прохладно, и прохлада эта была удивительно свежей и приятной после такого насыщенного дня. Еще подземелья радовали тем, что в них все осталось практически как прежде: серые каменные стены с кольцами для факелов через каждые двадцать пять футов (впрочем, кольца изрядно проржавели) и такой же каменный пол. Подобные места не требуют частых смен интерьера.

Но даже имея в своем распоряжении все время мира, Слизерин не стал бы пристально разглядывать эти давно знакомые коридоры, и уж тем более сейчас, когда он направлялся к сердцу родовой магии, к Источнику.

Туда никогда не нашел бы дороги случайный гость. Не дался бы он в руки и простому любопытствующему, и даже опытный и знающий маг был бы скорее всего обречен на поражение. Но вот любому, в чьих жилах текла кровь Слизеринов, достаточно было лишь спуститься в подземелья — подойти поближе — и прислушаться. То, что магглы называют шестым чувством, указало бы путь к Источнику.

Однако Салазар уже давно не тратил время на то, чтобы прислушаться к своему чутью: дорогу к месту, где было сердце всей магии рода, он запомнил давным-давно. [1] Наконец маг остановился у ничем с виду не примечательного участка стены и, не морщась (второе, к чему привыкает темный маг — это боль), надрезал заклинанием ладонь правой руки.

Тут же выступила кровь, Салазар чуть подождал, пока наберется побольше, а затем плеснул ей на серый камень. Кровавый след на миг засеребрился, заблестел магией, и тут же исчез, будто ничего и не было. Стена тоже осталась на месте, но теперь это была лишь иллюзия. Слизерин чуть помедлил, залечивая порез на руке, а затем шагнул вперед.

Он оказался в гроте, стены которого мерцали прожилками кварца, пронизанного серебристыми иголочками. Белый огонек Люмоса не горел — это было не место для давно прирученной, обыденной палочковой магии — но он был и не нужен. Откуда-то, то ли из стен, то ли из воздуха, из ниоткуда, лилось едва заметное мягкое и ровное свечение. Прозрачное и невесомое, оно порою сгущалось и пробегало по жилкам кварца искорками-звездами.

Пещера была полностью природной, ее стены и пол были сглажены когда-то протекавшим здесь мощным потоком. Теперь же вода только капала с подросших за тысячу лет сталактитов.

За этим гротом следовал еще один, а потом еще — лорд Слизерин шел по анфиладе пещер, и с каждым шагом его родовое кольцо пульсировало все сильнее и сильнее. Сияние тоже усиливалось.

Наконец маг достиг последней из пещер. Она не была самой большой, не было в ней и впечатляющих сталактитов и оплывших стен, так поражающих воображение любого, кто в первый раз заглянул в подземное царство. Но этот недостаток в полной степени возмещал Источник.

Из земли поднималась высокая друза сияющих кристаллов горного хрусталя, сначала сужающаяся, а затем вновь расширяющаяся и уплощающаяся. Получалась большая чаша, в которую из дыры в своде грота падал звенящий серебристый водопад. Вода — или жидкий свет — в чаше бурлила и переливалась через края, падала на выступающие из основания чаши кристаллы. Оттуда она стекала вниз, на каменный пол, где утратившие свой свет ручейки бежали к дальней стене и вновь прятались в камень.

Вода и воздух — все будто бы пело от разлитого здесь волшебства. Салазар глубоко вдохнул. В этом заповедном месте, как обычно, было невероятно спокойно, в сердце поднималось умиротворенное счастье, а все, что было прежде, казалось сном. Здесь, у потока, что питал всю магию рода Слизерин, время застывало и осыпалось радужными брызгами. Не было ни прошлого, ни будущего, было только...

Салазар заставил себя сосредоточиться: нельзя было позволять сознанию уплыть по течению. Стоит расслабиться — и не заметишь, как растворишься в потоке волшебства и исчезнешь безвозвратно. Чем сильнее Источник, тем больше подобный риск, а Источник, принадлежащий роду Слизерин, был далеко не из слабых.

Маг подошел к чаше и, положив руки на ее хрустальные края, глянул внутрь. Затем он зачерпнул воды и осторожно отпил из горсти. Миг — и звонкая, чистая магия растеклась по его телу, связывая разум с паутиной бесчисленных нитей родового волшебства. Мир вокруг будто застыл и потускнел, остались только хрусталь да неожиданно разгладившаяся, расширившаяся и охватившая больше, чем было в пещере, водная гладь.

Салазар вгляделся в сияющую глубь.

Когда же он отвел взгляд и убрал ладони с борта чаши, на них остались длинные, зудящие красные полосы. Слизерин несколько раз сжал и разжал кулаки, пытаясь разогнать застоявшуюся кровь и при этом беспрестанно морщась.

“Запомнить — не класть руки на край. Не класть,” — выговорил себе волшебник, кинув взгляд на свои мраморно-белые, заледеневшие руки. Так Салазар думал каждый раз, и каждый раз — безуспешно.

Он сделал несколько шагов по пещере, разминая затекшие ноги. Магическое спокойствие все еще омывало его разум, но теперь, как это всегда бывало после погружения, зов Источника заметно ослаб. Сияние тоже будто бы померкло, но Слизерин знал, что это было всего лишь иллюзией.

А вот то, что он увидел в чаше, иллюзией не было. По крайней мере, по содержанию. Посторонний человек, глянувший в светлую воду, не увидел бы там ничего из того, что видел Салазар, лишь гладь и мерцание струй. Однако Основатель, находясь в этом странном, вневременном состоянии, разглядел там гораздо больше, и все увиденное им было самой настоящей, ничуть не иллюзорной правдой.

Что же искал Салазар Слизерин? О, он пытался узнать, остались ли у него в этом времени еще потомки, помимо Тома Риддла. Однако в этом времени все они были настолько дальними, что рассмотреть что-то становилось весьма непросто. Быть может, одно это и не помешало бы Слизерину разглядеть то, что ему было надо, но расколотый на целых семь частей и связанный с Другой Стороной Волдеморт так затуманивал Источник, что было совершенно невозможно понять, оставались ли еще другие наследники или нет, не говоря уже том, чтобы узнать, кто это.

“Если изгнать Риддла из Рода, — подумал Слизерин, продолжая разминать зудящие руки. — то я смогу снова попробовать найти наследника. Вот только отцепить эту хоркруксную пакость от магии рода будет сложновато”.

Чем сильнее и старше был волшебник, тем труднее было отлучить его от Рода: магии сплетались и сцеплялись воедино. В случае же с Риддлом, который уже давно стал чем-то, чему больше пристало находиться на Другой Стороне, все было еще сложнее: волшебной силы для ритуала потребовалось бы немерено.

“Тут даже осеннего равноденствия не хватит. Столько магии только на Самайн и получится вытащить… — прикинул Салазар. — Или на Йоль, но не ждать же так долго… А значит, пусть будет Самайн. После найду наследника и посмотрю, как его лучше подготовить для полноценного введения в Род, чему его нужно обучить… Рунной магии — однозначно…”

Внезапно он резко остановился и с подозрением поглядел на мягко сияющий Источник. Основателю неожиданно вспомнилось, что еще сегодня днем он хотел просто как можно быстрее вернуться домой (и, быть может, попутно разобраться с непутевым потомком). Но поиски наследника… Нет, такого он не планировал.

С родовой магией — как, впрочем, и с любой другой — всегда надо держаться настороже и тщательно следить, чтобы управляла не она тобой, а ты ею. Слизерин, судя по всему, только что чуть не попался на крючок.

— Нет, — прошептал он и улыбнулся, — нет, меня не перехитришь.

Да, Салазар — Глава Рода и, когда принимал этот титул, клялся охранять Род в самые светлые и самые темные времена, клялся обеспечивать процветание и благоденствие, клялся ставить интересы Рода выше своих собственных… вот только не кажется ли, что срок у этой клятвы вышел столько-то веков тому назад?

Сияние будто бы чуть померкло, а водопад даже зажурчал как-то укоризненно.

Нет, не кажется. Салазар по-прежнему носит родовое кольцо, все также может управлять магией рода, может и испить из Источника, и заглянуть в его глубь — все это дозволено лишь Главе Рода. Права есть — значит, и от обязанностей никуда не деться. Да, Салазар Слизерин все еще Глава Рода и пусть изволит соответствовать.

“Судя по всему, — вздохнул Слизерин, чувствуя, как его разум омывают теплые волны волшебства. — выхода у меня нет”.

Было неприятно, очень неприятно, что его заставляют менять уже, казалось бы, принятые решения, но, с другой стороны, если он сумеет найти наследника и вернуть род Слизеринов, разве не позволит ли ему это вернуться домой с абсолютно спокойным сердцем?

Более того, разве это не шанс изменить мнение если не о себе, то по крайней мере о своем роде? Восстановить хотя бы часть былой славы?

Для самолюбия Салазара это было очень заманчиво. Маг на миг прислушался к себе, проверяя, действительно ли в нем говорит его гордость, а не влияние магии? Да, похоже на то.

Он снова посмотрел на Источник, кажется, зазвеневший как-то радостнее, чем прежде, и покинул сияющий грот. Быстрым шагом вышел из пещер, а затем поднялся из подземелий обратно в коридоры замка. Только оказавшись в холле, Салазар остановился, вновь прислушался к своим чувствам и тщательно все обдумал.

Да, он по-прежнему хотел вернуть былое величие и честь рода Слизеринов и, если получится, хотя бы частично обелить свое имя. Ему и в самом деле было не все равно, что происходит в этом времени.

“А полному равнодушию я так и не научился, — с притворной печалью подытожил Основатель и твердо добавил. — Что ж, тогда с наследником все решится на Самайн”.

Он бросил взгляд наружу, через выбитые витражи и увидел, что уже старела ночь и где-то очень далеко, по самому краю, алело небо. У Источника время летело незаметно.

Впрочем, не следовало надеяться, что Самайн наступит так же быстро. До него оставалось почти полгода, которые надо было потратить с пользой. Пока стоило выучить язык и сделать всё то, что посоветовал сделать будущий Салазар.

До момента, когда следовало привести в действие следующую часть предложенного им плана, оставался один месяц.

“Отлично, — заключил Слизерин, — как раз Оборотное сварится”.

— — — — —

[1] С учетом того, что Салазар находился на расстоянии в тысячу лет от своего родного времени, “давным-давно” становилось действительно очень давним.