Тёмный Лорд (джен)

Остаток семестра Том провел в нервном напряжении. Временами ему казалось, будто он слышит из подземелий шелковое шипение Гейнора, а Дамблдор следит за ним из-за каждого угла. Постепенно Том начал успокаиваться: в конце концов, в истории с Тайной комнатой он был виноват меньше всех. Если бы в школе не было маглорожденных учеников, ему бы не пришлось ее открывать. Если бы не погибла Эмили, он не впал бы в жуткую депрессию. Если бы к нему хорошо относился Дамблдор, он не волновался бы так и, возможно, закрыл бы Тайную комнату. Если бы глупая Миртл не закрылась в туалете, все закончилось бы не так плачевно. Настроение Тома улучшалось, и в свободные от подготовки к экзаменам часы он подолгу гулял один возле озера.

Было и еще кое-что, заставлявшее Тома нервничать. В школе, по слухам, объявился призрак Миртл. Несколько раз он, поговаривали, являлся по ночам Оливии Хорнби, доводя слизеринку до истеричных криков. Слизеринка в самом деле выглядела не слишком хорошо, становясь все более бледной. Грусть Лив казалась Тому особенно тяжелой, когда он видел ее осунувшееся личико в сочетании с коротким белым платьем. В такие минуты Оливия напоминала ему печального ангела.

Чтобы обезопасить себя от подозрений, Риддл вызвался помочь профессору Бири в приготовлении настойки мандрагоры. Если бы мандрагора поспевала сама по себе, пострадавших вывели бы из оцепенения не раньше конца августа. Том, однако, обнаружил в египетском папирусе ускоритель роста мандрагоры. Обрадованный профессор травологии воспользовался рецептом ученика, наградив Слизерин полусотней баллов. Теперь Том мог чувствовать себя спокойнее: директор скорее поверил бы в виновность самой жертвы, чем префекта, который поймал Хагрида и помог оживить оцепеневших.

В последний день года Большой зал был украшен в цветах Слизерина — безусловного победителя в этом году. И все же Том, разглядывая бесконечный ряд серо-зеленых вымпелов, чувствовал злость. На душе было мерзко от того, что директор, несмотря на похвалы, так и не позволил ему остаться в школе.

— Я рад сообщить, — провозгласил Диппет, — что почти все жертвы нападений вышли из оцепенения. Профессор Бири с помощью мистера Риддла приготовил зелье, которое позволило несчастным снова присоединиться к нам.

Зал зааплодировал. Пять учеников вышли из задней комнаты. Риддл взглянул на маглорожденных, думая о том, какое настроение царило бы в Зале, доведи он задуманное до конца. Семья Сприфингтон будет страдать, однако другие маглорожденные семьи отделались легким испугом. Том с яростью посмотрел на Лайзу Беттс: ему предстоит два месяца каким-то образом выносить маглов, таких же, как сама Лайза.

«Разве это справедливо, что Лорд Волдеморт должен подстраиваться под омерзительных маглов?» — усмехнулся в голове надменный голос.

«А разве жизнь вообще справедлива?» — удивился про себя Том, рассеянно глядя на потолок, залитый холодным летним солнцем.

«А разве нет? — усмехнулся голос внутри. — За добро Лорд Волдеморт награждает, за зло — карает». — Ученики начали спускаться с трибуны, и Том, поняв, что отвлекся, зааплодировал со всеми.

— Том… — Парень вздрогнул, но облегченно вздохнул, увидев рядом с собой малышку Адамс. — Не знаю как поблагодарить тебя!

— Да не за что, — пожал плечами Риддл, вспоминая, как Гейнор приготовился к прыжку на ее худенькое тельце. Это было необычно — получать благодарность от человека, которого ты собирался убить.

Через два часа Том вместе с Друэллой, Рэндальфом, Араминтой и Орионом лениво слушал в купе рассуждения Слагхорна. Профессор, разливая чай, недоумевал, зачем Дамблдор уломал директора оставить Хагрида в школе, отдав его в ученики Оггу. Том всегда поражался словоохотливости зельевара, но только сейчас отметил, что его веселая болтовня давала ощущение уюта.

— Не думаю, что он хотел кого-то убивать, — сказала Друэлла. — Наверное, он выпускал этого… паука… по скудоумию.

— Потому что он даун, — отозвался Орион, взмахнув от волнения рукой. Том и Друэлла невольно улыбнулись, глядя на такую экспрессию.

— Орион, Вы ошибаетесь, — зельевар поднял вверх толстый палец. — Хагрид не даун и не имбицил. Он великан — почти животное, причем невнятно злобное. Подобно тому, как доисторическая обезьяна австралопитек была чуть умнее сородичей, так и великаны чуть умнее зверей.

— Зачем же они нужны? — серьезно спросил Риддл под дружный смех приятелей.

— О, их осталось совсем мало, — охотно ответил Слагхорн, подергав шеей, словно воротник был ему тесен. — Волшебники, словно следуя рекомендациям Тома, — улыбнулся зельевар своей шутке, — почти извели их под корень.

— Может, их использовать в каком-то полезном деле? — размышляла вслух Друэлла. — Камни таскать или что-то строить…

— Друэлла, они невероятно глупы, — вздохнул Слагхорн. — Разве что с помощью «Imperio», но этот способ запрещен министерством.

— Это действует на великанов? — с интересом спросил Том.

— Конечно, — ответил Слагхорн. — Ужас «Imperio» заключается не только в том, что жертва полностью покорена вашей воле. Человек, находящийся под действием этого проклятия, помнит только свои действия, и не помнит ничего о том, зачем он это сделал.

В приют Том вернулся ближе к ночи. После прибытия Хогвартс-экспресса он задержался на вокзале, заказав содовой в магловском кафе. Из-за низких туч в воздухе стояла густая мгла, смешавшаяся с грязным запахом непросыхающих луж. В глубине двора компания Генри Ойрена «тренировала», как обычно, какого-то ребенка. Бедняга стоял на четвереньках, опираясь грудью на скамейку и положив вытянутую руку на столик из грубых досок.

— Давай, — Билли Стаббс отвесил малышу подзатыльник, — изобрази каракатицу. — За минувший год Билли превратился в широкоплечего парня с накаченными руками.

— Моллюска давай, зверь! — крикнул Генри, пнув мальчика по ребрам. Ребенок застонал, но покорно стал перебрать ручками, словно стараясь вылезти из моря на крутой берег.

Девочки расхохотались. Среди них Том заметил тонкую Люси Стюарт, которая, похоже, пользовалась расположением то ли Стаббса, то ли Генри. Впрочем, нет, — Билли не сводил глаз с щуплого тельца Эми Бенсон, которая смеялась, положив маленькие босые ножки на спину ребенка. Бренды не было: она, видимо, перешла в разряд низкосортных шалав, которых не приглашают на увеселения. Эми замахала ручкой, и Стаббс прижег окурок о плечо ребенка. Том подозревал, что бедняга был обещан Бенсон в качестве «ездового пони».

Войдя в каморку, Том, не раздеваясь, упал на кровать и с ненавистью уткнулся в подушку. Когда-то Патрик не раз обещал сделать его самого «ездовым пони» Бренды, а та, сидя рядом, смеялась, покачивая серой туфлей. Том с ненавистью думал, что он все так же бесправен. Его могли отколотить, дать пинка, выпороть по прихоти миссис Коул. Том стукнул кулаком о сетку: все это было по вине омерзительного магла — его отца.

Отец! При одной мысли о нем Том почувствовал, как похолодело внутри. Ему ведь исполнилось шестнадцать — возраст, когда за приютскими сиротами переставали следить. Том вспомнил слова Слагхорна… Человек, находясь под «Imperio», помнит только свои действия… Так или иначе, но у него, похоже, было средство заставить родственников заговорить.

* * *

Следующие три дня Том провел в прогулках по городу. Вечерами он наблюдал, как компания Генри резалась в карты. Эми Бенсон, надев короткое белое платье в синий горошек, с гиканьем нарезала круги верхом на несчастном Алане Карсте. Девочка сжимала голыми коленками его бока и с яростью пришпоривала каблуками туфель его бедра. Войдя в раж, Эми засунула бедняге в рот веревку и натягивала «поводья» для собственной забавы.

В четверг Том вышел из приюта после обеда и отправился на вокзал. Было пасмурно, и парень, опасаясь ливня, надел черный плащ. Пухлая кассирша объяснила, что поезда идут только до Норвуда. Расплатившись за билет и купив бутылку содовой, Том вышел на перрон.

Через пару часов он выскочил в пропахший табаком тамбур, а оттуда — на маленькую станцию. Транспорта до Литтл-Хэнглтона не оказалось. Подумав немного, Том отправился в поселок. Вскоре он понял, что ему благоволит небо: невдалеке находилась кондитерская, в витрине которой красовался кремовый торт. Том прищурился: за время войны лондонцы забыли о такой роскоши. Парень дернул за ручку, и колокольчик возвестил о прибытии посетителя.

— Добрый день, — невысокая белокурая официантка улыбнулась ему, как, должно быть, улыбалась всем посетителям. — Меню или сразу заказ?

— Сразу, — кивнул Том. В кафе было пусто, и он устроился у барной стойки.

— У нас чай, хороший. И шоколадный бисквит, — улыбнулась девушка.

— Хорошо, — кивнул посетитель. — Как вас зовут? — ласково поинтересовался Том, когда белокурая пышка вернулась с подносом.

— Меган, — жеманно ответила девушка. Она оценивающе рассматривала юношу в плаще, тёмно-зелёном свитере и чёрных широких брюках с сияющими карими глазами.

— Не могли бы вы помочь в одном деле… — Том неуверенно достал из кармана исписанный листок бумаги. — Я еду в Литтл-Хэнглтон, и у меня важный пакет для тамошнего эсквайра сэра Эдварда Томпсона.

— В Литтл-Хэнглтоне никогда не было Томпсонов, — удивилась Меган.

— В самом деле? Поймите, я помощник архитектора и еду для помощи в реконструкции усадьбы Томпсонов, — Том показал конверт со штемпелем фирмы «Джордж Критлер и сыновья», который он взял еще позавчера.

— Нет. Эсквайр тамошний Томас Риддл. Может, перепутали чего — тут Литтлов полно. И Харфорд, и Корридж, и Ньюспуч… Ты, я сразу поняла: либо художник, либо архитектор, — усмехнулась девушка.

— Ладно, проверю. — Том постарался придать улыбке нотки смущения. — Ну, а что, богатый он у вас, тот эсквайр? — спросил он как можно непринужденнее.

— Не то слово, — Меган присела на соседний стул и кокетливо закинула ногу на ногу, показав сочные коленки в грубых чулках. — Старый Риддл вон какой дворец отстроил. Сынок Том — тот скупердяй известный, хотя богачом слывет.

— Сынок Томаса? — Том старался говорить осторожно, боясь чем-нибудь испортить дело.

— Ясный перец, — хихикнула Меган. — На днях из Оттавы приехал. Про того истории невероятные рассказывают. Особенно про женитьбу его. Давно это было, чуть не двадцать лет назад, — трещала официантка. — Так его треснуло, что в Канаду удрал.

— На герцогине какой-нибудь женился? — Мысленно Том послал приказ Меган говорить, но словоохотливая официантка, похоже, не нуждалась в его указаниях.

— Тут по соседству жил другой эсквайр, Винтер. Дочка его, Сесилия, говорят, полный улет была. Риддл на ней жениться обещал после Рождества. А тут осенью его какая-то муха укусила: сбежал с другой. Сесилия, бедняжка, с горя таблеток напилась. Пытались откачать, да толку мало было, — неуверенно поводила Меган рукой.

— Жаль, — машинально заметил Том, чтобы показать, как ему интересен разговор.

— И ведь с кем бежал, — цокнула языком Меган. — С дочерью старого нищеброда Гонта. Имечко у нее было — не упомнишь. Про таких у нас говорят: ни рожи, ни кожи, ни одежи…

— Кем был этот… Гунт… Или Гант? — усмехнулся Том, намеренно коверкая фамилию.

— А черт его знает, — потерла лоб Меган. — В хибарке жил на склоне холма… Это как от Литтл-Хэнглтона вниз иди. Там до сих пор отпрыск его обитает. Дикарь и алкаш.

— Понятно… — протянул Том. — Ладно, пойду на станцию узнавать про Томпсонов.

— Погоди, — в голубых глазах Меган мелькнул огонек. — Может, зайдешь вечерком? Работаю до восьми, — подмигнула она, —, а потом поболтаем. С такого красавчика недорого возьму, — прошептала она с апломбом, который придает шарм провинциальным бесстыдницам.

— Возможно, — Том посмотрел ей в глаза. — Obliviate! — мысленно произнес он. Девушка посмотрела на него с изумлением, точно видела в первый раз.

Том пересек пригород и вышел на проселочную дорогу, вдоль которой тянулись густые живые изгороди. Через какое-то время дорога повернула влево и круто пошла под уклон, так что перед ним открылся вид на раскинувшуюся внизу долину. Том увидел деревушку, приютившуюся между двумя холмами, — видимо, Литтл-Хэнглтон. По другую сторону долины на склоне холма возвышался дом землевладельца, окруженный обширным бархатисто-зеленым газоном. Дом был огражден каменной стеной с большими воротами из двух мраморных колонн. От ворот до входа в дом вела гравийная дорожка, утопавшая с двух сторон в цветущих петуниях. Пожилой садовник заканчивал уборку газона.

Пару минут Том, как завороженный смотрел на большой дом. Наверное, он вырос бы здесь в богатстве и неге. Впрочем, был бы ли он тогда самим собой? Парень сорвал травиннку и покрутил ее в руках. Затем, бросив яростный взгляд на каменный дворец, не спеша пошел вниз по склону. Тропинка была извилистая, каменистая, вся в рытвинах и вела к темной группе деревьев, растущей ниже по склону.

Меган, похоже, сказала правду: среди тесно растущих стволов виднелось строение. Стены заросли мхом, черепица осыпалась, и местами через дыры проглядывали стропила. Вокруг росла крапива, такая высокая, что доставала до крошечных окошек с грязными стеклами. Том посмотрел на дверь домика, к которой была прибита мертвая серая гадюка: без сомнения здесь жили волшебники, желавшие доказать, что они — змееусты. Некоторое время он с омерзением смотрел на хижину, чувствуя, как тело начинает гореть от стыда.

«Работаю до восьми», — вспомнились ему слова веселой девушки.

«А я — после восьми, — мысленно ответил ей Том. — Вот что важно. И не вздумайте юлить, мистер Морфин».

Из-за собиравшихся туч становилось все темнее. Том открыл походную сумку и достал ручной фонарь. От прикосновения его пальцев ручник вспыхнул тусклым белым светом. Держа фонарь на вытянутой руке, парень медленно нес его между густыми зарослями. Мертвая змея смотрела испуганно-злобным взглядом, словно напоминая, кто именно живет в этом доме. Риддл посмотрел с вызовом на чучело и приоткрыл дверь.

* * *

В доме было необычайно грязно. Потолок покрывала плотная паутина, пол — глубоко въевшаяся сажа; на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись заплесневелые и гниющие объедки. Единственный свет давала оплывшая свеча, стоявшая у ног мужчины, чьи волосы и борода отросли до такой длины, что ни глаз его, ни рта Том различить не сумел. На мгновение ему показалось, будто перед ним сидит не человек, а грязный боров — вроде тех, что он видел на гравюрах в старинной книге басен. Мужчина дернулся и поднял правую руку с зажатой в ней палочкой и левую — с коротким ножом.

— Спок… — прошептал губами Том.

— ТЫ! — взревел мужчина. — ТЫ! — Том понял, что его вид привел хозяина в неописуемую ярость. Газеты, похоже, не лгали: его родственники (при одной мысли об этом парень почувствовал рвотный позыв) обладали буйным нравом. «Боров», взмахнув ножом и волшебной палочкой, бросился вперед.

— Стой! — воскликнул Том на змеином языке.

Мужчина затормозил и врезался в стол — на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молчание: гость и хозяин разглядывали друг друга. Затем хозяин, покачиваясь, поднялся на ноги, отчего по полу с дребезгом и звоном покатились стоявшие у кресла пустые бутылки.

— Ты говоришь на нем?

Сработало! Том прищурился. Рано или поздно это животное, несомненно, начнет буянить снова. Сейчас важно было заворожить его, выудив главное.

— Да, я на нем говорю, — Риддл вступил в комнату, отпустив дверь, и та захлопнулась за ним. — Где Марволо? — прошипел он.

— Помер, — ответил опешивший хозяин. — Помер много годков назад, а то как же?

Риддл нахмурился, пытаясь придать себе серьезный вид.

— Кто же тогда ты?

— Морфин, кто же еще? — Заросший хозяин был, казалось, изумлен таким поворотом беседы.

— Сын Марволо?

— Ясное дело, сын, а…

Морфин отбросил волосы с грязной физиономии, чтобы получше вглядеться в Риддла. Том прищурился, заметив, как сверкнул на его пальце перстень.

— А я тебя за магла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того магла смахиваешь.

— Какого магла? — резко спросил Риддл. Неужели отца?

— Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и неожиданно сплюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Риддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться…

Морфина пошатывало. Чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола. Такой едва ли сумеет отразить быстрый удар.

— Он, понимаешь, вернулся, — глупо прибавил Морфин. Том сделал шаг вперед: для ментального удара надо быть как можно ближе к жертве.

— Значит, вернулся? Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова плюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он?

Том смотрел на него, пытаясь сообразить, что к чему. Видимо, у его родни был медальон самого Слизерина. Любопытно, где он. Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал:

— Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли? Все кончилось…

«Stupefy!» — изо всех сил воскликнул про себя Том. С минуту Морфин смотрел на племянника осоловелым взглядом, а затем стал оседать на пол.

Том облокотился на грубый деревянный стул и посмотрел в заросшее грязью лицо. По нему, казалось, только что не бегали насекомые. Преодолевая рвотный позыв, Том достал из его кармана палочку. С минуту он размышлял, глядя на валявшее тело, а затем произнес:

— Imperio!

Светлый луч осветил лежащее тело с ног до головы. Затем человек открыл маленькие глазки. Том вздрогнул, заметив пугающую пустоту в его глазах.

— Умойся. Живо, — приказал Риддл. В этом доме ржавая ванна и туалет были в одной комнате. Том снова поморщился, представив, каково это — мыться, улавливая запах нечистот.

— Мгм… Мгм… — мычал Морфин что-то нечленораздельное, но его всхлипы заглушал плеск воды. Том слушал их, держа палочку наготове.

— Вытрись! — крикнул Том, когда Морфин, наконец, высунул лицо. — Колдографии!

— Что? — не понял Гонт, вытерев, наконец лицо.

Теперь черты его стали яснее. Том прищурился. Если присмотреться, то он, пожалуй, не был уродцем. Если его побрить, останутся крупные черты лица, широкий, похожий на гулю нос, и косящие в разные стороны глаза.

— Где ее колдографии? — повторил с ненавистью Том. — Мамины?

— Нету колдографий, — тупо замотал головой Морфин. — Нет у нас такого. Галлеонов не хватит…

Том чертыхнулся. Можно было бы потрясти дядю, но под «Imperio» человек, к сожалению, не способен лгать.

— Воспоминания о маме и Риддле. Живо, тварь! — Морфин задергал головой, словно о чем-то вспоминая. — Legilimens! — сказал Том, направив палочку на дядю.

Юноша с растрепанными кудрявыми волосами сидел возле двери, держа в руках серую гадюку. У окна стояла девушка с крупными чертами лица и в пепельно-сером платье. Она была настолько худой и тщедушной, что Тому казалось, будто он никогда не видел столь обреченного лица. Неожиданно через открытое окно донеслось звяканье сбруи, конский топот и громкие веселые голоса. Том увидел, что лицо у девушки совершенно белое.

— Боже, просто смотреть больно на эту лачугу! — послышался звонкий женский голос; он звучал так отчетливо, как будто девушка стояла в комнате. — Неужели твой отец не может распорядиться, чтобы ее снесли, Том?

— Она нам не принадлежит, — ответил голос молодого человека. — На той стороне долины все наше, но этот дом принадлежит старому бездельнику по имени Гонт и его детям. Сын абсолютно ненормальный, послушала бы ты, что о нем рассказывают в деревне…

Девушка рассмеялась. Звяканье и топот становились все громче, все ближе. Юный Морфин приподнялся, словно хотел выбраться из кресла.

— Том, — снова раздался голос девушки, на этот раз совсем рядом; очевидно, всадники приблизились к дому. — Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, там кто-то прибил к двери змею?

— Господи, так и есть! — воскликнул мужской голос. — Это, должно быть, сын, я тебе говорил, что он не в себе. Не смотри туда, Сесилия, любимая.

Звон и топот снова начали стихать.

— «Любимая», — прошептал Морфин на змеином языке, глядя на сестру. — Слышишь, он назвал ее «любимая». Все равно он не будет твоим.

Том взглянул в окно. Недалеко от дома мелькали силуэты всадников: красивый темноволосый молодой человек на гнедом скакуне и белокурая девушка в белой шляпке и красном костюме, ехавшая рядом с ним на серой кобыле.

— Убей их! — неожиданно крикнул Том, глядя на дядю. — Всех троих Риддлов, — сплюнул он. — «Avada Kedavra», а потом бегом назад.

Он протянул палочку Морфину. Косматое существо покорно поднялось с табурета, а затем пошло к двери. Том, освещая светильником дорогу, отправился за ним.

* * *

Два часа спустя Том расхаживал по залу. В узких светильниках устало горели снизки в пять длинных белых свечей. Старинные стулья с голубыми спинками и сидениями сгрудились возле орехового стола. Недалеко от коричневой двери с витражным стеклом валялся труп пожилой белокурой женщины с застывшими водянистыми глазами. Между двумя стульями лежал труп старого мужчины с пегими волосами и широко открытыми карими глазами: Томас Риддл, видимо, пытался защищаться. Возле белого камина с резной ручкой валялся он. Том подошел к телу человека, который внешне был его копией, и с силой пнул его.

На душе стояло горькое разочарование. Эти твари умерли, даже не узнав, за что. Впрочем, у него не было выбора. Что бы ни говорил Слагхорн, а полной уверенности в памяти Морфина быть не может. Было еще удачей, что Морфин проник в дом, когда садовник отправился поливать газоны на нижней террасе.

Том с ненавистью посмотрел на труп отца. Он был Риддлом — настоящим темноволосым и кареглазым Риддлом. До сегодняшнего дня он представлял свою маму хрупкой темноволосой девушкой с черными, как смоль, волосами и карими глазами с синеватым отливом. Увы, образ матери не имел ничего общего с придуманной им «Наследницей Слизерина».

Подойдя к камину, Том повертел в руках кольцо. Он осторожно снял его с вернувшегося в хижину Морфина, когда уложил того спать. Дядюшка утверждал, будто это реликвия дома Певереллов. Том с ненавистью посмотрел на металлическую индийскую вазу и затем пошел вниз по мраморной лестнице. У входа парень вздрогнул: на миг ему показалось, будто под фонарями мелькнул силуэт садовника. Ускорив шаг, Том растворился между деревьями.

Местное кладбище оказалось небольшим квадратом, заросшим тисом. Могилы казались ухоженными: кругом виднелись силуэты каменных ангелов, скорбных чаш и склонившихся над ними тонких античных девушек. «Пруэтт с Вудом использовали бы этих босоногих муз Аида, как самок, по назначению», — усмехнулся про себя Том.

— Lumos, — прошептал Риддл. Конец палочки засиял тусклым красным огоньком.

На центральной аллее в самом деле обелиск в виде огромной чаши. В центре на постаменте была выбита надпись:

Сесилия Джейн Винтер

(13.10.1907 — 28.11.1926)

Перед глазами мелькнул образ девушки в шляпке, мчавшейся за его… Тома передернуло от омерзения при одной мысли, что-то существо можно назвать «отцом». Эта девица пришпоривала лошадь и наслаждалась верховой прогулкой, пока над мамой потешался примат «дядя Морфин». У девицы шикарный склеп, а где лежит его мама, известно только небесам. Почувствовав прилив ярости, Том достал палочку и нацелил ее на памятник.

— Bombarda maxima! — произнес с ненавистью Риддл.

Надгробие покрылось трещинами и стало оседать. Через минуту на месте памятника валялась пирамида мраморных глыб. Том удовлетворенно посмотрел на разбитые камни и, развернувшись, пошел прочь. Сильный ветер трепал полы его длинного плаща.

Конец второй части

Примечание:

В главе использованы переработанные фрагменты из книги Дж. Роулинг «Гарри Поттер и Принц-полукровка».