Крылатая Тьма (Ramainen duath) (джен)

«Нет нужды становиться сильнее противника. Всё, что нужно сделать — дать ему понять, что победить будет нелегко. Это общая стратегия выживания».

© сержант Саске Сагара, «Full Metal Panic!»

Музыка к главе: http://dannelyan.do.am/Ramainen_duath_ch5.mp3

Для любителей dubstep-а: http://dannelyan.do.am/Ramainen_duath_ch5-Dubstep_Remix-.mp3

* * *

Нога болела почти нестерпимо. А ведь казалось — такая мелочь, всего-навсего споткнулся о некстати попавшийся на пути камень и ударился коленом о следующий… и это после того, как благополучно спустился по стене дома, держась за выступы камней! Не зря дядя Ремус настоял в своё время, чтобы его крестник с шести лет занимался спортивным альпинизмом с личным тренером. Правда, когда приехавший в гости папин коллега увидел старшего сына Поттеров «висящим» на стене самой высокой башенки северного крыла особняка без всякой страховки, занятия сразу же прекратились…

Гаррет усмехнулся, вспомнив об этом, но тут же вздохнул, подумав, что теперь из-за ноги попадёт домой только поздно утром, когда все уже встанут. Мама огорчится, узнав, что он опять уходил ночью, папа будет подшучивать или, если уйдёт в Министерство рано, оставит на подушке записку, составленную в его обычной манере — когда не поймёшь, то ли он одобряет поведение сына, то ли очень сердится. Но самое плохое — Джеффри опять обидится, что брат не взял его с собой, и совершенно зря — сам вчера заявил, будто Олливандер его утомил настолько, что сил хватит только дойти до кровати… а сегодня напросился к тёте Андромеде в гости. Гаррет усмехнулся — младший брат явно неравнодушен к Нимфе, дочери тёти Андромеды, и хочет проводить её в «Хогвартс», хоть и скрывает и то, и другое. Что ж, пусть потом обижается сам на себя!

Несмотря на такие мысли а, может, из чистого упрямства, домой Гаррет не повернул, продолжая шагать «к холмам». Все в семье уже давно привыкли к ночным «походам» старшего сына, да и мама, поначалу страшно переживавшая, как-то смирилась со временем с мыслью, что Гаррета не переубедить. А его искренние заверения в безопасности «прогулок» вкупе с общим семейным походом туда, где он якобы бывал, помогли убедить родителей и через них — слишком заботливых домовых эльфов, что ничего опасного в старых, невысоких, заросших травой холмах нет. Кончилось тем, что папа выдал ему одноразовый автоматический портключ(1), ведущий в дом, и объяснил, как действовать в случае опасности. «И это притом, — недовольно подумал Гаррет, — что за мной постоянно ходит аврор, а то и несколько! Папа сказал, что это только когда я выхожу в людные места, но уж наверняка за пределами дома меня одного не оставляют. По крайней мере, не всегда…»

В действительности же, ни к каким холмам Гаррет не ходил. То есть, конечно, они там были, как и вообще в Шотландии, но вовсе не на запад от дома, куда он когда-то водил родителей, а на юг. И целью походов Гаррета были не они, а скалы — очень острые, хотя и невысокие скалы, неожиданно, после очередного спуска в низину возникавшие перед взглядом путника. Казалось, что они здесь совершенно не к месту, будто втиснуты неосторожной рукой между пологими вершинами холмов. Как-то, ещё летом, Гаррет встретил на полпути к скалам старого пастуха, ночевавшего со стадом. Пастуху было скучно, и в итоге Гаррет всю ночь просидел у его костра, слушая местные легенды и неторопливые рассказы из «былых времён». Рассказал старик и об этих скалах, говоря, что здешний народ верит: это торчат из-под земли рёбра нескольких фоморов, бежавших сюда из самой Ирландии. После поражения в битве с туатами они почему-то не успели уйти в Сид, и умерли в этой низине от ран(2)…

Старый пастух рассказал ещё много интересного, а уже под утро очень удивился, когда Гаррет спросил его о пещерах в скалах, и даже рассердился, сказав, что в юности облазил их все, и нет там никаких пещер, а потому — нечего смеяться над старым человеком! Конечно, может быть, пастух просто забыл о них, но Гаррет тогда окрестил пещеры «невидимыми» и с тех пор занимался тем, что обследовал их, каждый раз рискуя сорваться вниз — склоны очень крутые, а входы внутрь были ярдах в семи от земли.

Так, забывшись в воспоминаниях о прошлых вылазках, он совсем не следил за дорогой. Ещё раз споткнувшись и зашипев от боли в ушибленной ноге, понял вдруг, что вышел намного правее того спуска, за которым была цель пути. Оглядевшись, на северо-востоке Гаррет увидел низкую тень, заслонявшую звёзды — скорее всего, один из холмов, окружавших низину со скалами. Сам же Гаррет стоял на большом светлом камне, плавно поднимавшемся из земли. Посмотрев перед собой, он увидел вход в узкую расщелину, заполненную странным текучим туманом, переливавшимся разными цветами: от жёлтого до синего. Полюбовавшись этими переливами, Гаррет решил обязательно найти старого пастуха, чтобы расспросить о расщелине и тумане и собрался уже уходить, отвернувшись, как вдруг услышал громкий звук, похожий на шипение пара. Одновременно с этим за спиной что-то ослепительно вспыхнуло. От яркого света кусты и деревья, росшие у камня, отбросили на землю чёткие, угольно-чёрные тени, которые, удлиняясь, потянулись прочь, в темноту, быстро бледнея по мере того, как тускнел свет. От неожиданности Гаррет едва не упал, и, выпрямившись, резко обернулся — чтобы увидеть, как из стены тумана вытягиваются серые и чёрные его полосы, свиваясь в кольца, подобно змеям, и буквально ползут по камням к нему. Шаг за шагом, отступая назад, Гаррет уже хотел было побежать, забыв о боли в ноге, как вновь услышал шипение, а через секунду вторая вспышка ослепила его. Потеряв равновесие, он упал на спину, сильно ударившись затылком о камень. Звёзды над головой плавно закружились и перед тем, как потерять сознание, почувствовал, как что-то влажное и противно-скользкое схватило его за ноги…

* * *

— Sensus(3)… — лаская слух мягкостью шипящих, слово плавно растеклось в тишине, приятно щекоча нёбо. Отдаваясь почти неслышным эхом где-то на грани ощущений, оно дробилось на тысячи отголосков, искажаясь столь же явно, сколь и незаметно. Постепенно затихая, шёпот эха звучал ещё долго-долго, пока, наконец, тишина лёгкой каплей не упала вниз… и тут же вновь исчезла, когда в пространство вплелось следующее слово:

— Percipio.

Это созвучие таило в себе нарастающий рокот, мелькая за веками закрытых глаз быстрыми, яркими вспышками, которые ослепляли, притом не мешая смотреть вдаль. Тело стремительно становилось легче, вес пропадал, а вместе с ним исчезло и время. Вспышки становились всё ярче, мелькали всё быстрее, сливаясь в сплошной огненный поток, прорезающий пустоту, и только когда сияющий звон их причудливого танца, казалось, заполнил весь мир, прозвучало:

— Dominium.

Слово было ударом, от которого вспышки мгновенно исчезли, истончившись. Вес внезапно вернулся, тяжесть мира вновь обрушилась с серых небес, раскалённым молотом придавив его к полу. Стиснув зубы, он терпел, не открывая глаза. Секунда, другая… тяжесть исчезла, а вместе с ней пропал внутренний мир, созданный мыслями и волей человека, сидящего на полу в падмасане(4). Медленно открыв глаза, человек очень осторожно выдохнул. Неспешно поворачивая голову, чтобы успокоиться и размять мышцы шеи, он рассматривал очертания стен медитационной комнаты, в которой находился. Конечно, «комнатой» она называлась лишь по привычке, на деле представляя собой приличных размеров зал с высоким потолком и каплевидной формы полом, сделанным из неизвестного никому камня, отполированного до зеркального блеска. Ассиметричный рисунок стен, вызывающий на первый взгляд впечатление хаоса обилием плавных изогнутых линий, бегущих во всех направлениях и пересекающихся под немыслимыми углами, на самом деле успокаивал и помогал сконцентрировать мысли на важном, если подолгу вглядываться в изменчивые узоры. А человеку было очень нужно сейчас думать отчётливо и ясно, чтобы найти верный путь в том смешении событий, в которое приходилось вмешиваться или, хотя бы — отслеживать их. Наблюдай кто за ним со стороны, он увидел бы неподвижно сидящего старика с массивными, тяжёлыми чертами лица, облачённого в странные одежды восточного кроя, который замедленным взглядом глубоко посаженных глаз смотрел то на стены, то куда-то в пространство…

Спустя час с лишним человек, наконец, принял решение, выстроив в уме чёткий, но гибкий план ближайших действий. Слитным, гибким движением поднявшись на ноги, он, помедлив, вышел за дверь уверенной походкой совсем не старого человека, где его уже ждал доверенный помощник с докладом о последних событиях. Жестом руки оборвав его приветствие, старик, пройдя длинным коридором, поднялся по пологой каменной лестнице на второй этаж. Помощник тенью следовал за ним. Оставив его у дверей, старик в своих комнатах без помощи слуги переоделся в обычный, лишь несколько старомодный европейский костюм и звоном колокольчика вызвал помощника в кабинет.

Тот, войдя, непринуждённо сел напротив устроившегося в кресле хозяина и начал доклад:

— Первое: в Министерстве постепенно набирает силу Корнелиус Фадж, заместитель Министра Бэгнолд. Похоже, она не очень-то хочет оставлять преемником Фаджа и предпочла бы Бартемиуса Крауча, но Фаджа значительно сильнее поддерживают. Явно — известная нам «группа лоббистов(5)» во главе с Люциусом Малфоем, тайно — Дамблдор. Аналитики утверждают, что Фадж будет одинаково хорошо управляем всеми, кто сейчас участвует в его выдвижении на пост.

Второе: наш агент в Отделе Магического Правопорядка сообщил, что два дня назад Министр подписала секретный указ под номером 17/89, согласно которому создаётся новое подразделение Аврората под кодовым названием «Зеркало». Начальником назначен некий Джарред Тос, спешно переведённый из ирландского регионального подразделения Аврората в Лондон. Предназначение нового подразделения сформулировано очень размыто, но по сути — «Зеркало» создано для наблюдения, шпионажа и физического устранения тех, кого посчитают опасными для осуществления тайных программ Министерства последних лет, в том числе известных нам «Изоляции», «Джеллико» и «Ковентри». Последнюю, кстати, «заморозили» — активность нечеловеческих рас в Британии сейчас невысока, потому активный контроль за их размножением было решено прекратить.

— Что ещё удалось выяснить о «Изоляции»? — хмуря брови, спросил старик.

Помощник улыбнулся, сверкнув зубами, и продолжил:

— Третье: «Изоляция». Нам так и не удалось добыть списки всех «обработанных», мой лорд, но выяснилось, что, вопреки раннему мнению, детей старше одиннадцати лет не включили в последнюю «волну обработки». А это значит, что об уменьшении их магического потенциала позаботились раньше. Что подтверждается и скопированными нами документами из личного архива предыдущего Министра, где нашлись бумаги ещё времён «Напыщенной глотки»(6). Так что, по-видимому, «Изоляция» была задумана в начале XX века, и ко времени прихода к власти Министра Лича(7) работала уже больше пятидесяти лет. В бумагах сказано, что идеальный возраст для «обработки» — шесть-восемь, самое позднее — десять лет, потому что к одиннадцати «верхний потолок» магического потенциала уже закрепляется физически, организм перестаёт реагировать на понижающее воздействие…

— Что-то ещё?

— Да. Вся процедура понижения потенциала давно отработана и занимает у специалиста не больше двадцати минут на человека. Аналитики предположили, что проведённая в прошлом году «массовая вакцинация детей от драконьей оспы» якобы новым прототипом препарата на самом деле была прикрытием для очередной волны «Изоляции». Установлено, что такие же «вакцинации» проводились, помимо прошлого года, в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом, тысяча девятьсот восьмидесятом, тысяча девятьсот семьдесят шестом и так далее — с периодичностью в четыре года…

У двери мелодично прозвенел колокольчик, отчего помощник замолчал.

— Войдите, — сухо проговорил старик.

Дверь отворилась, и на пороге показался пожилой мажордом в длинном кафтане тёмно-синего цвета, который, выпрямившись и глядя поверх голов, сообщил:

— Милорд, к вам посыльный от лорда Розье. Я сказал ему, что вы заняты, но он настаивает, что должен лично передать вам некое письмо.

— Что-то срочное?

— Судя по всему, нет, милорд.

— Хорошо, мистер Баттерли. Проводите его в малую гостиную и скажите, что я освобожусь через полчаса.

— Да, милорд.

Подождав, пока дверь закроется, лорд Эйвери вновь повернулся к помощнику, который в это время рассеянно разглядывал книжные полки и кофейный столик, на котором были расставлены ящики с сигарами.

— У вас есть что-то ещё, что вы хотели мне сказать?

— В принципе, нет, мой лорд. Разве что одна деталь: есть подозрение, что Люциус Малфой если не работает на Дамблдора, то состоит в союзе с ним. Доказательств никаких нет, но…

— Прекратите! — резко прервал его лорд Эйвери. — Вы же знаете, что я не принимаю ничего на веру!

— Да, мой лорд. Простите, — поклонился помощник.

Взмахом руки отпустив его, старый лорд поднялся из кресла, принявшись бродить по кабинету. Решив что-то про себя, он подошёл к камину и, взяв из обсидиановой чаши мерку серебристого порошка, бросил в огонь, произнеся: «Дом феникса». Пламя в камине взметнулось, стало изумрудным на пару секунд, после чего приобрело молочно-белый оттенок. Лорд Эйвери произнёс ещё пару слов — пароль, отчего пламя, став на миг насыщенно-фиолетовым, вновь позеленело и в нём появилось лицо Дамблдора.

— Альбус! — не тратя зря времени на приветствия, начал Эйвери. — Позволь напомнить тебе, что по условиям нашего многолетнего союза я не обязан прикрывать проколы твоих подчинённых.

Дамблдор только молча поправил очки, невозмутимо ожидая продолжения, но Эйвери уже успокоился и ровным тоном сказал:

— Люциус Малфой. Мне уже в четвёртый раз докладывают, что он работает на тебя. Доказательств, конечно, нет, но подозрение — уже половина истины.

— Люциус очень умён и достаточно скрытен. Что же до подозрений — то я специально пустил такой слух в некоторых кругах. В преддверии выборов Министра Магии это сыграет свою роль.

— Но только ли в пределах выборов? — с усмешкой поинтересовался Эйвери, на что директор только улыбнулся. — Хорошо, твоё право. Всё-таки советую тебе помнить, что я по твоей просьбе сформулировал Непреложный Обет для Клятвенного ордена именно так, чтобы это позволило Малфою сообщать тебе обо всём. Надеюсь, он не будет раскрыт раньше времени. Потому что я знаю Лестрейнджа — тот не колеблясь убьёт любого, нарушившего клятву — такие уж у Рихарда принципы…

На этих словах лорд Эйвери развёл руками, будто говоря: «Ничего не поделаешь», и собеседники одновременно улыбнулись, словно вспомнили что-то приятное. Альбус, подняв на прощание руку, отключил связь, а Эйвери задумался о том, что необходимо найти способ влияния на командира нового подразделения «Зеркало» — он может быть полезен, и отправился на встречу с посланцем Розье.

* * *

Очнулся он от того, что кто-то дёргал за рукав куртки. Страшно болел затылок, да ещё совсем рядом громко, размеренно били барабаны. Такой же звук Гаррет слышал, когда они с папой года три назад видели представление пляшущих носорогов, проведя весь день в «Кенийском цирке», приехавшем в Шеффилд на гастроли…

Попытавшись пошевелить рукой, Гаррет услышал громкий писк, почему-то вызвавший чувство отвращения и этот звук странным образом привёл его в чувство. Бой барабанов оказались пульсирующим ритмом биения его собственного сердца. Открыв глаза, сперва он видел ничего, кроме темноты, но уже через несколько секунд различил на низком потолке и верхушках стен вокруг множество коротких светящихся полос. В этот момент мерзкий писк повторился и, посмотрев в сторону источника звука, Гаррет поднёс руку к глазам, чувствуя на ней какую-то тяжесть. И в тусклом свете рассмотрел, что за рукав уцепилась зубами большая крыса. С нахлынувшим чувством страха и отвращения он резко дёрнул рукой, пытаясь сбросить тварь, но та отпустила рукав только после удара о камень и, ещё раз пискнув, бросилась в темноту. После нескольких попыток Гаррету удалось подняться на ноги. К головной боли теперь прибавилось странное тянущее ощущение в правой ноге, словно к ней приковали тяжелый груз.

Наклонившись, чтобы посмотреть на ногу, он потерял равновесие и чуть не упал. С трудом выпрямившись, решил добрести до стены, чтобы опереться на неё. Сделав несколько шагов, Гаррет почувствовал, что нога подгибается и почти не двигается, да ещё каждый шаг отдавался сильной болью в колене. Заставив себя пройти оставшиеся три-четыре фута, он, наконец, прижался спиной к влажному камню и, передохнув минуту, осмотрел колено, голень и ступню. Дела были плохи — хоть колено на вид в полном порядке, ниже кожа была содрана и висела лоскутами, а ступня и вовсе оказалась вывернута под неестественным углом. Мелькнула мысль, как с такими повреждениями он вообще может ходить, но Гаррет поспешно отбросил её, решив оставить это до того, как выберется отсюда. Прислушавшись, он уловил только неясный повторяющийся шум где-то в темноте справа и решил идти на звук — всё равно идеи получше не было.

Спотыкаясь и дважды упав, Гаррет шёл, держась стены, пока не наткнулся на угол, где повернул направо и двинулся вперёд. Привыкшие к слабому свету глаза различали шершавый камень пола и валявшиеся под ногами камни, а, остановившись передохнуть, Гаррет присмотрелся к полоскам света на стенах, и вдруг понял — это светлячки. То есть не светлячки, конечно, они больше походили на гусениц, но зато давали мягкий зеленоватый свет, хоть немного рассеивающий темноту.

Пройдя ещё ярдов двадцать, Гаррет понял, что коридор изгибается, сворачивая налево, а ещё через десять-пятнадцать ярдов — увидел перед собой арку, за которой было совсем темно. Удивившись, почему раньше не подумал об этом, Гаррет потянулся за палочкой во внутренний карман лёгкой куртки, но вытащил только верхнюю половину с неровно обломанным основанием, из которого торчала пара щепочек — всё, что осталось от рукояти. «Наверное, сломалась, когда я упал, — с нарастающей злостью решил он, — что ж, тогда по-другому. Надеюсь, в Министерстве это не засекут…»

Сосредоточившись, он сделал сложный жест рукой, будто выводя в воздухе округлый узор, а затем три раза перечеркнул его медленными движениями справа налево. Почти сразу же из воздуха в том месте выплыл солнечно-жёлтого цвета лохматый шарик света, повиснув над ладонью раскрытой руки. Повинуясь мысленной команде, светящийся шарик быстро поплыл вперёд, пока не преодолел арку. И пропал, перестав даже ощущаться. Решив, что выбор всё равно невелик, Гаррет шагнул вслед за ним. Переступив каменный порог под аркой, он увидел впереди широкий, с высокими стенами тоннель, по полу которого в углублении бежал какой-то странный тёмный ручей. Светлячков здесь уже не было, и Гаррет захотел подойти ближе, чтобы разглядеть, что же это за ручей, над которым завис, было, золотистый шарик, при появлении хозяина метнувшийся назад и замерший над левым плечом. Но, сделав только шаг, он застыл без движения, коря себя за невнимательность. Потому что меньше, чем в четырёх футах перед ним по полу тоннеля двигался нескончаемый поток бегущих крыс, шорох лапок и писк которых теперь заполнили тишину вокруг. Мгновенно вспомнив, что дикие крысы вполне могут загрызть человека, Гаррет, стараясь не шуметь, начал медленно двигать больную ногу, делая назад осторожный шаг, другой… и замер, поскользнувшись на взявшейся неоткуда груде мелких камней, от неловкого движения с громким стуком раскатившихся в стороны. Он помнил, точно помнил, что раньше камней тут не было! Забыв о боли в ноге, уже видя, как от массы крысиных тел отделился и двинулся в его сторону черный ручеёк, Гаррет вскочил, развернулся и кинулся обратно в арку… чтобы через секунду удариться головой о сплошную стену там, где только что был проход. Упав на спину, уже чувствуя за спиной вонь крысиных тел, он успел только различить на стене очертания вырезанной в камне огромной змеи и крикнул «Нет!», сам не зная, кому и зачем, понимая уже, что спасения не будет. И в этот миг перед глазами ослепительно полыхнуло красным, стремительно мелькнуло нечто длинное и ярко светящееся, а потом Гаррет услышал за спиной громкий писк сотен крыс, как-то разом исчезнувший. Тишина. Обернувшись, Гаррет успел увидеть мелькнувший у поворота в тоннель всполох алого цвета, напомнивший своими очертаниями что-то знакомое. Все крысы, похоже, исчезли. Причём как в нише, где он сейчас стоял, так и в туннеле — теперь совершенно пустом и тихом.

Помотав головой и ущипнув себя за руку, чтобы убедиться, что ему это не мерещится, Гаррет вышел из ниши и со вздохом поплёлся налево, уже совершенно измотанный и ничему не удивляющийся, даже не обернувшись на стену за спиной. Так и не увидев, что вырезанное в камне изображение змеи исчезло, будто его там никогда не было.

Он не помнил, сколько шёл по тоннелю, подволакивая начинавшую всё сильнее болеть ногу, пока за очередным поворотом не наткнулся на груду камней, заваливших дальнейший путь. «Вот и всё», — мелькнула усталая мысль, и Гаррет практически рухнул на каменный пол. Сил на то, чтобы встать, а затем вернуться к перекрёстку у ниши с аркой, да ещё пойти в другую сторону — уже не было, не говоря уже о том, что страшно хотелось пить…

Может, от этих мыслей, а, может, от жажды, но его с новой силой охватила злость. Дотянувшись до валяющихся недалеко от него камней, он подобрал самый крупный и швырнул, что есть силы, в перегородивший тоннель завал. И — не поверил своим глазам, когда камень, падая с вершины завала вниз, подпрыгивая на уступах, вдруг с глухим всплеском исчез примерно на высоте человеческого роста, словно канул в воду. Решив, что у него уже начались галлюцинации от этого странного места, подобрал другой камень и бросил его вслед за первым. С тем же результатом. Почти убедив себя, что крыша точно поехала, Гаррет всё же решил проверить завал — лучше такая надежда, чем сидеть и ждать голодной смерти. При первом же шаге он понял, что наступить на больную ногу уже не может. Шипя от боли, допрыгал до завала на здоровой ноге и начал ощупывать камни, пока в ярде от стены тоннеля рука не провалилась в «камень», почему-то сразу же оледенев. Вытащив её обратно, он увидел, что рукав куртки и рубашка промокли до нитки, а с пальцев капает вода. Ощущая, как от невероятности всего происходящего начинает кружиться голова, Гаррет начал рассуждать вслух, чтобы прийти в себя:

— Допустим, у меня не галлюцинации, и завал — действительно иллюзия. Почему вода не вытекает — сюда? Не знаю… но там может быть выход, только вот ведёт он явно не на сушу. А, может, посмотреть, куда?

Не давая себе времени передумать, вцепившись покрепче пальцами в настоящие камни, Гаррет резко наклонился вперёд, зажмурившись и ожидая удара. Вместо этого он почувствовал леденящий холод и, открыв глаза, увидел колеблющиеся растения, похожие на водоросли, которые поднимались из темноты внизу куда-то наверх. Рывком подняв голову, увидел вверху колеблющееся пятно света — наверное, от пробегавших по поверхности волн. Поверхность! От радости Гаррет вскрикнул, едва не захлебнувшись. Выдернув голову назад, он, откашливаясь и дрожа от ледяной воды, стекавшей за шиворот, сказал сам себе, вспоминая прочитанные книги о приключениях разных героев:

— Какой бы он ни был, это выход... проплыть нужно совсем немного. Надеюсь, там будет за что ухватиться, чтобы выбраться из воды — она ледяная, и долго я не продержусь.

С этими словами, окончательно решившись, он не без труда разулся, понимая, что ботинки будут тянуть его вниз, застегнул куртку и проверил карманы — нет ли в них чего-то слишком тяжелого. Ощупав камни и убедившись, что нижний край лаза находится примерно на уровне коленей, Гаррет несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как учил на уроках дайвинга тренер, задержал дыхание и — как мог быстро — пролез в скрытое иллюзией отверстие.

Ледяная вода мгновенно обожгла руки и лицо. Ступни, защищённые лишь тонкими носками, сразу же онемели, но при первом движении к ним вернулась чувствительность. Казалось, тысячи иголочек одновременно впились в кожу, раздирая её, сбивая с толку. С трудом сориентировавшись, Гаррет поплыл наверх, от усталости едва двигая руками. Светлое пятно над головой приближалось, становясь всё ярче, пока он не почувствовал на лице тёплый ветер. Резко выдохнул с облегчением, за что тут же поплатился, погрузившись и нахлебавшись воды, да заодно проглотив несколько льдинок. Осматриваясь, он видел только низкий — можно достать рукой — потолок и тёмную воду, кажущуюся бескрайней — уже в трёх-четырех ярдах всё терялось в стелющемся над поверхностью тумане. Силы быстро уходили, всего несколько минут — и, погрузившись, он уже не сможет ещё раз всплыть. Схватившись рукой за скользкий выступ на потолке, Гаррет посильнее высунулся из воды и за те секунды, что у него были, успел рассмотреть, что серая пелена впереди слабо отсвечивает красным и жёлтым. «Факел, — догадался Гаррет, — там горит факел! А где свет, там и люди».

Подбадривая себя так, он поплыл туда, где видел свечение. В голове шумело, ноги почти не двигались, и Гаррету казалось, что уже много лет он плывёт куда-то в тумане над тёмной бездной воды, и нужно только расслабиться — как придёт покой…

Что-то больно ударило его в грудь, вырвав из состояния полубреда. Дёрнувшись и резко открывая глаза, Гаррет едва не закричал от радости: он ударился о выступающую из воды каменную площадку, уступами поднимающуюся вверх, куда-то в темноту. А прямо над ним, цепляющимся за камень, удивительно ярко и ровно горел, несмотря на сильный поток тёплого воздуха, который по-прежнему чувствовал Гаррет — огромный факел, укреплённый на высоком треножнике недалеко от края площадки.

Хватаясь за влажные, скользкие камни, выглаженные водой и временем, Гаррет безуспешно пытался найти хоть одну трещину, чтобы зацепиться и выбраться на сушу, но всяких раз соскальзывал обратно. Стремительно уходили остатки сил. Наконец, не в силах даже держаться на поверхности, скользя уже непослушными пальцами по камню, Гаррет пошёл ко дну, как вдруг кто-то схватил его за воротник и одним рывком вытащил на площадку. Одновременно с этим, словно по команде, факел погас.

Едва не захлебнувшись, кашляя и отплёвываясь от попавшей в горло воды, Гаррет повалился на спину. Очевидно, это не устроило его спасителя, потому что тот вновь перевернул Гаррета набок, как-то мягко нажав на шею — и несостоявшийся утопленник вновь зашёлся в раздирающем грудь кашле, выталкивая из лёгких остатки воды. Ноги и руки свело судорогой, напряжённые мышцы болели так, что хотелось завыть в голос. Над головой послышался слегка хрипловатый, но очень мелодичный смех. Гаррет снова почувствовал мягкое прикосновение — на этот раз почему-то ко лбу, и судорога неожиданно прекратилась.

Кое-как собравшись с силами, он открыл глаза, но не успел даже как следует разглядеть своего спасителя. Вблизи что-то очень знакомо вспыхнуло и зашипело, его обдало волной холода, тело словно потеряло вес, и секунду спустя Гаррет ощутил под головой мягкость собственной подушки. Заставив себя открыть глаза, он равнодушно — на удивление уже не оставалось сил — разглядывал стены своей комнаты и всё ещё тёмное небо за окном, но, стоило попробовать встать, как на тело навалилась чудовищная тяжесть, выжимавшая воздух из лёгких. Он терпел, сколько мог, но тяжесть всё нарастала, казалось, Гаррет слышал, как хрустят кости и, не выдержав этого, попытался закричать, но из лёгких вырвался только сиплый выдох. Ещё секунда мучительной боли — и тяжесть резко исчезла. Не думая ни о чём, мечтая лишь о глотке воздуха, Гаррет резко вдохнул, голова вновь закружилась — теперь уже от притока кислорода, и он второй раз за сутки потерял сознание, не успев даже додумать мысль: «Что происходит?..»

Весь этот день и два следующих Гаррет прожил как в тумане, пытаясь понять, что произошло той ночью в пещерах, да и был ли он там вообще — или это просто странный, очень красочный и реалистичный сон?

Многое говорило в пользу второго предположения. Например, очнувшись поздним утром от того, что Джеффри столкнул его с кровати, чтобы поскорее разбудить, Гаррет, в ужасе уставившийся на свою ногу, не увидел никаких повреждений — ни вывиха, ни перелома, ни содранной кожи. Даже лёгкие не болели, хотя должны были, если он недавно тонул, захлёбываясь в ледяной воде. Не было даже насморка! Но самое главное — сломанная в том подземелье волшебная палочка была совершенно цела.

Однако, что-то заставляло Гаррета усомниться в столь очевидных вещах, склоняясь к предположению первому. Может быть — то, что Твирк, один из их домовых эльфов, принёс и повесил в стенной шкаф его куртку, причитая, что «молодой хозяин опять бродит по ночам, куртка вся мокрая прямо насквозь, ох, не кончится это добром…».

Или то, что в случайно услышанном разговоре по каминной сети папа, смеясь, рассказывал Сириусу, как на работе на него налетела «какая-то сумасшедшая прорицательница», кричащая о «чудовище, спасшем его сына». Они хохотали, а Гаррета прошиб холодный пот — он ведь так и не знал, кому обязан своим спасением… если то был не сон. Но, не понимая, как и почему, Гаррет верил — это было. Каких не подбирай оправданий — было, и точка.

Именно поэтому вот уже третий день он бродил по дому, как неприкаянный, натыкаясь на углы и спотыкаясь о ступеньки, удивляя своей рассеянностью родителей, раздражая младшего брата тем, что совсем не реагировал на шутки.

Он забыл даже о дневнике, куда наверняка писали Фред и Джордж — вчера, вроде бы, было первое сентября и они, наконец, избавились от домашнего ареста, уехали в «Хогвартс»…

Именно поэтому он, не задумываясь ни на секунду, подписал и отдал маме своё согласие на заключение «Договора поручительства…», почти не слушая даже слов о том, что теперь ничто не мешает отправиться в Министерство и уладить последние формальности — папа и Джеффри согласились ещё вчера.

Ничто из повседневных вещей и событий его не занимало, Гаррет удивлялся сам себе — но никак не мог оставить мысли, что в той пещере видел кого-то или что-то очень знакомое, причём знакомое давным-давно…

Он перестал обращать внимание на то, что ест и сколько спит, полностью поглощенный попытками вспомнить — что, что там было? Временами ему казалось, что он близок к разгадке, но воспоминания будто затуманивались, и всё, что Гаррет мог вспомнить перед тем, как увидел свою комнату — это два густо-фиолетовых огонька в темноте. Они что-то напоминали ему, но — никак не вспомнить, что.

Кто знает, сколько продлилось бы такое состояние старшего сына Поттеров, не случись на третий день «после пещер», как это называл Гаррет, событие, которое наконец вывело его из раздумий. А заодно — из равновесия.

В пятницу, приняв посильное участие в семейном обеде, то есть — изображая за столом скульптуру «Отрок с десертным ножом и вилкою», он, проводив затуманенным воспоминаниями взглядом всех остальных, направлявшихся почему-то в холл у входных дверей, встал и пошёл на крышу — там лучше вспоминалось. А спустя три часа, основательно продрогший и удручённый отсутствием результата, направился в свою комнату.

Спустившись на пустой и гулкий чердак, осторожно пройдя по старой, скрипящей винтовой лесенке, ведущей с чердака на верхний этаж, Гаррет привычно, не глядя по сторонам, преодолел коридор и зашёл в пустующую комнату в дальнем его конце, располагавшуюся точно над его собственной. Здесь был секрет, о котором он не рассказывал даже брату…

…как-то, будучи совсем ещё совсем маленькими, они рассказывали друг другу страшилки про верхний — пустой — этаж дома и «жуткий чердак с привидениями». Когда Джеффри исполнилось пять, он решил, что стал уже «достаточно взрослым для этих сказок» и на спор пошёл наверх — доказывать, что никаких привидений там нет, но уже на середине лестницы струсил и убежал в гостиную, к камину, где забрался в любимое кресло отца и сидел там до его возвращения с работы. А Гаррет, решив показать, что он храбрее, прошёл весь верхний этаж, облазил чердак и, не встретив ни одного призрака, придумал ещё заглянуть в старую комнату в самом тёмном конце коридора — о ней придумывались самые страшные истории!

Отворив незапертую тогда дверь, он увидел тёмные портьеры, наглухо закрывавшие единственное окно, старые шкафы для одежды и совершенно пустой, очень пыльный пол без всяких признаков кровати — а ведь это была спальня, Гаррет точно знал. На цыпочках, затаив дыхание, он пошёл вдоль стенки, чтобы не так заметны были отпечатки ботинок — прочитанная позавчера книга об индейцах-следопытах принесла свои плоды. Представляя себя умелым охотником, или, скорее, искателем древних кладов, Гаррет медленно продвигался к самому тёмному углу. За пыльным стеклом стоящего там серванта что-то неярко блестело, привлекая внимание.

Подойдя вплотную, Гаррет протёр стекло от пыли и, видя, что изнутри оно замазано мелом, попытался открыть узкую дверцу. Заперта. Гаррет дёрнул сильнее, затем ещё и ещё. Видимо, замок был совсем простым или очень старым — но с глухим щелчком он открылся. Торопливо отворив дверцу, Гаррет сразу же упёрся взглядом в блестящий бок металлических песочных часов. Только вместо стекла у них был какой-то тёмно-охряного цвета камень. Попытавшись вытащить часы, Гаррет понял, что они намертво соединены с подставкой, а та — как-то прикреплена к полке. Придумывая разные истории об этих часах — одна таинственнее другой — Гаррет пытался понять, кто и зачем оставил здесь, в заброшенной пустой комнате, такую странную и дорогую даже на вид вещь. При этом он бездумно переворачивал часы, слыша внутри какой-то тихий скрежет и стук. Перестав крутить их, чтобы послушать, Гаррет заметил, что звуки прекратились и, выждав пару секунд, решил всё-таки оторвать часы от подставки, уцепившись за высокое круглое основание, покрытое удобными для руки засечками. В какой-то момент рука соскользнула, основание провернулось, и Гаррет почувствовал, как пол под ним движется. Не успел он даже испугаться, как часть серванта вместе с участком пола развернулась и замерла, а Гаррет оказался в полной темноте. Боясь даже пошевелиться, он всё-таки нашёл в себе смелость обернуться и сделать — наугад — шаг вперёд, чтобы сразу же вздрогнуть от тихого шипения и света — прямо над его головой сам собой вспыхнул и разгорелся массивный светильник, подвешенный к потолку. В его оранжево-жёлтом свете Гаррет разглядел два узких и высоких коридора, уходящих вправо и влево, а впереди — что-то похожее на лестницу. Шагнув к ней, Гаррет вновь вздрогнул — над площадкой у основания лестницы вспыхнул ещё один светильник, осветив ещё два коридора, похожие не предыдущие. Проплутав тогда по пыльным и совершенно одинаковым ходам больше трёх часов, Гаррет наткнулся в тупике одного из них на торчащий из стены металлический стержень, сделанный в виде собачьего хвоста. Дёрнув за него, Гаррет неожиданно сам для себя оказался в шкафу, в собственной комнате, среди развешанных или брошенных как попало вещей. Ему тогда ещё здорово досталось от папы, поднявшего на ноги всех, когда старшего сына никто не мог найти, а домовые эльфы в один голос твердили, что «молодой господин никуда не уходил из дома, сэр».

С тех прошло достаточно времени, которого хватило как на то, чтобы изучить странные коридоры и помещения, так и на то, чтобы понять — находиться в доме они никак не могут. По крайней мере — не все. Внешние стены, конечно, толстые, но не настолько, чтобы вместить, например, обнаруженный где-то на уровне первого этажа просторный и почти пустой зал с мраморной чашей, в которую по каменной трубе откуда-то сверху стекала, журча, ледяная вода. При этом было совсем непонятно, откуда бралась вода, и как этот зал мог иметь скрытый выход на площадку перед узким, похожим на бойницу, смотровым окном в восточной башенке дома.

Несколько раз Гаррет порывался рассказать всё родителям, но что-то останавливало его. И даже не страх быть наказанным за «опасные вылазки», а что-то внутри, какое-то убеждение, что лучше об этих коридорах не знать никому.

Вот и сейчас, привычно пройдя тайными ходами в свою комнату, Гаррет, как ни в чём не бывало, выбравшись через шкаф — повалился на кровать, закрыв глаза, в пятидесятый, наверное, раз пытаясь вспомнить, что же знакомое видел в тех пещерах. И сразу же отвлёкся, услышав едва различимый тихий плач. Оторвав голову от подушки, с минуту внимательно прислушивался, думая, не послышалось ли. «Вот только галлюцинаций мне не хватало!» — мрачно подумал он. Хотя нет, не послышалось. Совсем рядом, скорее всего — в коридоре или в соседней комнате кто-то плакал. Выйдя в коридор и никого не обнаружив, Гаррет, стараясь не создавать шума, подкрался к соседней двери. Да, да, точно — плач доносился оттуда, из «гостевых апартаментов для друга старшего отпрыска хозяина», как было помечено в старом плане особняка. Сириус, увидев этот план, целую неделю потешался, называя Гаррета не иначе, как «старший отпрыск».

Чуть приоткрыв дверь, Гаррет понял — плакала девочка. Пытаясь понять, кто бы это мог быть, он прислушался. Нет, голос, что-то шепчущий между всхлипами, ему не знаком. Тем временем плач стал ещё сильнее, но по-прежнему никого не было видно. Подавляя мысли о привидении, Гаррет, решившись, распахнул дверь полностью, одновременно делая шаг вперёд. Водопад холодной воды, обрушившийся на него сверху, был, мягко говоря, неожиданным, но ещё более неожиданным было представшее его глазам зрелище: былого порядка, царившего в комнате, пока она пустовала, как не бывало. Стены сплошь обвешаны вырезками из газет (маггловских, похоже), плакатами (нарисованными от руки) и фотографиями, пол завален подушками всех цветов радуги, окно занавешено целой простынёй, на которой написано светящейся краской: «Свободу эльфам-рабам от угнетателей!», и, чуть пониже: «Феанора на вас нет!» («Хороший почерк, — машинально отметил вконец оторопевший Гаррет, — и про Феанора я где-то читал…»). А посреди всего этого безобразия, на кровати, забравшись с ногами на укреплённый поверх горы подушек и неизвестно как ни падавший стул без спинки(8), сидела девочка в коричнево-белой юбке-шотландке, напомнившей Гаррету килт, и тёмно-синей футболке. Плакать она, конечно, вовсе и не думала. Улыбнувшись и показывая рукой на что-то чуть выше головы Гаррета, незнакомка пару раз притворно, но очень похоже всхлипнула, тут же рассмеявшись так, что стул опасно закачался на своём шатком основании. «Чтоб ты оттуда свалилась!» — пожелал про себя мокрый с головы до ног Гаррет, и, посмотрев вверх, уже не удивился, увидев пустое ведро, прикреплённое краем дна к двери и привязанное за ручку к гвоздю, торчащему из дверного косяка. Самое обидное, что этот гвоздь вбивал он, а испытывал «систему» на Джеффри… что может быть хуже, чем попасться в свою собственную ловушку, да ещё и такую примитивную? Девочка, тем временем, спрыгнула со стула, как-то умудрившись его даже не опрокинуть, подбежала к Гаррету и выпалила:

— Так и знала, что зайдёшь! Твоя мама сказала, что всё равно придёшь ужинать, но я решила познакомиться пораньше. Интересный выбрала способ, да? — и она вновь громко рассмеялась. «Я тебе ещё покажу “интересный”», — подумал Гаррет, про себя уже строя планы страшной мести, а вслух произнёс как можно небрежнее:

— Детские шалости… тебе даже до меня далеко, что уж говорить… — он оборвал сам себя: говорить о близнецах пока рано. Их задумки — его тайное оружие. Похоже, скоро оно ему понадобится…

— Детские?! — возмутилась девочка, а потом добавила, хитро прищурившись:

— Что ж тогда так легко попался? После того, что рассказывал о тебе Джеффри, я даже разочарована…

— Потому что для меня это — далёкое прошлое, не то, что для тебя!

Уставившись друга на друга — карие, с жёлтыми вкраплениями глаза в тёмно-зелёные — кто кого переглядит, они думали об одном и том же: наконец-то нашёлся противник достойный, и победить нужно, нужно во что бы то ни стало. Наконец, девочка моргнула первой и, поворошив рукой волосы, ещё больше от этого ставшие похожими на воронье гнездо, высказала общую мысль:

— Так значит — война?

— Война, — ухмыляясь, подтвердил Гаррет и пожал протянутую руку, — как тебя хоть зовут?

— Гермиона. Гермиона Грейнджер!

* * *

Дождь за окном, похоже, зарядил всёрьёз и надолго. Хотя какая разница — на улицу всё равно не тянет. Хочется забраться под одеяло и лежать, лежать, лежать… пока не уснёшь. Грустная улыбка. Уснёшь тут, как же…

«Нет, с этим точно надо что-то делать, я больше не могу!»

Восемь шагов к окну, шесть к стене, семь с половиной — комната ассиметрична, первое время это сводило с ума — от окна, шесть к стене, и снова.

«Да что тут сделаешь! Всё равно она меня не послушает, не поймёт, а если поймёт — что, будет бояться, как я? Нет уж…»

Аквариум, кровать, зеркало. Шкафчик, плакат, модель метлы. Колдография, коробка с шахматами, томик «Сказок барда Бидля».

«Но и не сказать — нельзя. А что будет, когда она поймёт — до конца?.. Нет, даже — что будет, когда она поймёт, а объяснить будет некому?»

Слабый шорох исписанных листов бумаги, легкий ветерок из полуоткрытого окна, лежащий на полу карандаш, капли на стекле…

«И как, как я ей это буду объяснять? Что говорить? “Прости, сестрёнка, ты не такая, как другие?” Или: “Прости, сестрёнка, теперь и ты должна скрываться ото всех глубоко внутри себя, контролировать каждый шаг, притвориться полу-сквибом, как и я…” — так?»

Злость, злость, злость… страх. И снова злость. Полегче, так и дом разрушить недолго.

«А и хрен с ним, расскажу! Только не дам, не позволю ей бояться. Пусть думает, что это “круто” — так она говорит. Пусть верит, что, когда тебе грустно, потому что старшие братья уехали в “Хогвартс”, а тебе ещё рано, и ты плачешь, и идёт дождь — это круто».

Ритм пульса, ритм дыхания, ритм шагов, ритм-ритм-ритм-ритм… покой. Тишина…

«Да. Другого выхода всё равно нет. Я не могу позволить ей бояться. Буду учить, буду сдерживать — я же это могу, я умею. А она пусть верит, что это круто, пусть знает, что, когда тебе грустно, а от этого начинает идти дождь — это красиво… Пусть знает, что даже когда ты злишься — а от этого ураган почти срывает крышу с нашего старенького дома и папа подновляет защитные чары, и промахивается, и ему помогает мама — это здорово. Пусть знает».

Скрип открываемой двери, шаги вниз по лестнице, взгляд вниз, скрипучие ступеньки… дверь.

«Вот сейчас открою, и скажу: “Не плачь, ты тоже поедешь в “Хогвартс”. Просто потерпи немного. Или плачь, и пусть идёт дождь — это так красиво”. И всё расскажу. Я ведь люблю тебя, сестрёнка. Сильнее, чем маму, чем папу и намного сильнее, чем раздолбаев-братцев. Я люблю тебя, потому что мы похожи, и не только поэтому. И я буду тебе помогать, и сдерживать, а сам — потерплю. Это ведь даже почти не больно, когда сдерживаешь, я ведь уже так делал, ты просто не знаешь…»

Дверь открывается бесшумно — правильно, она и не должна скрипеть. Любимая дочь, любимая младшая сестра… сестрёнка.

Дверь открывается, и, глядя в её удивлённые заплаканные глаза, Рон понимает — да, сейчас самое время.

— Джинни, я должен кое-что рассказать тебе…

(1) Портключ — портключ представляет собой зачарованный предмет, часто кусок якобы бесполезного мусора, который при прикосновении к нему переносит человека в заранее установленное при создании портключа место. Предмет может быть преобразован в портключ заклинаем «Portus», но лицо, создающее портключ, должно быть уполномочено на такое действие. Информация: http://www.hp-lexicon.org/magic/devices/devices_n-r.html#portkey

(прим.авт.).

(2) Фоморы — мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса, с которыми постоянно приходилось сражаться мифическим жителям Ирландии. У фоморов было по одному глазу, одной руке и одной ноге, так как в обычное время (кроме Саммайна, когда открывались врата между мирами) одна половина их тела находилась в нашем мире, другая в потустороннем, из которого они черпали свою силу. (прим.авт.).

Сид — в ирландской мифологии — потусторонний мир, населённый туатами, которых в народе, за место своего обитания, также именовали сидами (sidhe). Это также название холмов, поскольку считалось, что именно в них находится мир сидов. (прим.авт.).

Туаты — Туата Де Дананн (др.-ирл. Tuatha D? Danann) — Племена богини Дану — четвёртое из мифических племён, правивших Ирландией. Также именуются сидами, и сравниваются с фейри (феями) или эльфами. (прим.авт.).

(3) Sensus (лат.) — «сознание».

Percipio (лат.) — «восприятие».

Dominium (лат.) — «обладание».

(прим.авт.).

(4) Падмасана — одна из асан, поза «лотоса» со скрещенными ногами, когда ступни лежат подошвами вверх на противоположных бедрах. (прим.авт.).

(5) Лоббисты, или лобби — группы людей, представляющих и отстаивающих в различных организациях определенные интересы. (прим.авт.).

Лоббизм, или лоббирование — институт политической системы, представляющий собой процесс по продвижению интересов частных лиц, корпоративных структур (а также представляющих их профессиональных лоббистских фирм и общественных организаций) в органах государственной власти, с целью добиться принятия выгодного для них политического решения. (прим.авт.).

(6) «Напыщенная глотка» («Spout-Hole») — прозвище, данное Министру Магии по имени Faris Spavin. Занимал этот пост с 1895 по 1903 годы. (прим.авт.).

(7) Министр Лич — Министр Магии Нобби Лич (Nobby Leach), занимал этот пост с 1962 по 1968 годы. (прим.авт.).

(8) Я понимаю, что «стул без спинки» — это табурет, но вот никак не могу представить, чтобы англичанин употреблял слово «табурет». Поэтому у меня он просто «стул без спинки». Если вам любопытно, то могу добавить, что стул со спинкой англичане называют «chair», без спинки (он же «табурет») — «stool (seat)». (прим.авт.).