Отдых по-магловски (гет)

Проснулась я от резкой боли в ноге, видимо, неловко повернулась во сне и несчастная конечность незамедлительно напомнила о себе. Спала я в весьма интересной позе. Судя по всему, ночью мне стало сначала жарко, и я скинула плед. Потом замерзла. Ничего теплее Малфоя не нашлось, поэтому я крепко прижималась к нему, положив голову ему на плечо, а руку на ритмично вздымающуюся грудь. Малфой, к слову, слегка приобнимал меня во сне, и не сказать, что мне это не нравилось. От него вкусно пахло. Терпкий запах мужского тела, смешиваясь с хвойным ароматом одеколона, приятно щекотал ноздри, заставляя глубоко вдыхать воздух. Странно, но я не испытывала ни малейшей неловкости, беззастенчиво разглядывая спящего блондина из не самого располагающего к этому положения. Я не отнимала головы от его плеча, лежать так было удобно и тепло. Более того, я вдруг поймала себя на мысли, что лежать так было «как надо». Словно так было задумано. Я никогда не чувствовала подобного умиротворения с Роном. И это испугало. И это разрушило волшебство момента. Заставило осторожно встать, укрыть молодого человека пледом и выйти из палатки.

На улице едва занимался рассвет. Небо уже посветлело, но солнце еще не спешило подняться. Над рекой стоял легкий туман. Я сидела на берегу и наблюдала, как медленно из-за горизонта выплывало дневное светило, окрасив небеса в розово-зеленые тона. Выбравшись наполовину оно застыло, словно решая, а не повернуть ли обратно, но потом стало подниматься быстрее. И, наконец, появилось всё — здравствуй, новый день…

Я достаточно долго сидела на берегу, не меньше часа. Звонок малфоевской мобилки прозвучал неожиданно громко. Её хозяин снял трубку не сразу, видимо, найти не мог. Потом что-то проговорил тихим голосом и, пошуршав чем-то, покинул палатку.

Со сна Малфой был… забавным. Встрепанные волосы, заспанные глаза, прищуренные от яркого света, и общий помятый вид делали его неотразимым. Это открытие испугало меня во второй раз, я поспешно отвернулась, предпочитая разглядывать водную гладь, а не только что проснувшегося слизеринца.

— Как нога? — голос Малфоя был обычным, чуть хрипловатым, возможно, но обычным. Так почему же у меня по спине резво забегали мурашки?

— Нормально. Побаливает, но двигаться самостоятельно я вполне способна.

Не повернулась, продолжала всё так же сидеть, подтянув ноги к груди и опустив подбородок на колени. Глядела на воду и гнала от себя воспоминания о щекочущем ноздри пряном запахе… Слушала, как Малфой укладывал вещи обратно в сумку, а слышала мерное биение его сердца, словно все ещё лежала там, в палатке, на широкой груди.

Он подошел, когда упаковал сумку. Протянул бутылку с водой. Молча присел рядом. И мне, черт возьми, нравилось вот так молчать с ним. Наша тишина была такой глубокой и уютной, что её совсем не хотелось нарушать…

— Где находится твой коттедж?

Я достала из кармана шорт порядком потрепанный путеводитель и ткнула пальцем в название деревушки, произнести которое я не смогла бы ни за что в жизни. Малфой внимательно посмотрел в указанное место на карте и хмыкнул. Причем интонацию его «хмыка» я определить не смогла.

Опять надсадно запищал мобильник. Малфой ответил, что-то коротко буркнул и сбросил звонок. Несколько минут мы всё так же сидели, а потом он поднялся и сказал:

— Пора. Эвакуатор подъехал.

Развернулся, вскинул на плечо свою необъятную сумку и медленно пошагал прочь. Вроде как и не ждал меня, но при этом соблюдал удобную для меня скорость.

Когда мы вышли на дорогу, кабриолет уже погрузили на автомобиль «Службы эвакуации» и нам осталось только запрыгнуть на просторное заднее сидение грузовичка.

Малфой, сухо переговорил с водителем, а потом обратился ко мне:

— Мы завезем тебя. В течении двух часов будешь на месте.

Я лишь кивнула и отвернулась к окну, грустно глядя на мелькающий за окном пейзаж. Почему-то хотелось, что бы эти два часа прошли как можно медленнее.

* * *

Коттедж был прекрасен. А вид, открывающийся с крыльца — завораживал. И всего моего словарного запаса не хватило бы это описать! Я могла только смотреть на потрясающую палитру красок, наслаждаясь красотой природы, и благодарить небо за то, что ввязалась в эту немагическую авантюру. Это того стоило.

Эвакуатор шумно скрылся за поворотом, увозя Малфоя. И мне вдруг стало немного не по себе. Словно я осталась одна, как там, на дороге…

— Гермиона, ну наконец-то! Мы уже начали волноваться, твой бывший муженёк все очи проглядел тебя высматривая.

Рыжая замельтешила у меня перед глазами, громко причитая и радостно улыбаясь.

— Джинн.

Я чмокнула бывшую родственницу в щеку и позволила увести себя в дом. На кухне меня ожидала вся честная компания. Похоже, что в нашем «забеге» я пришла последней. Не то, чтобы меня это сильно огорчило, но и не обрадовало.

— Паршиво выглядишь, Герм.

— Рон! Ты тактичен до невозможности!

Джинни шутливо отвесила брату затрещину.

— Принести тебе расческу, Гермиона? — тихо поинтересовалась Полумна, а Невилл отошел от буфета, в мутном стекле которого я смогла увидеть своё отражение. Мама родная, ну и видок: встрепанные волосы, круги от усталости под глазами, осунувшееся лицо. Довершала картину грязная, мокрая от пота одежда.

— Кажется, мне следует переодеться… — задумчиво произнесла я, оглянулась в поисках своего багажа и не обнаружила его. Судя по всему, мой рюкзак вместе с вещами и документами уехал в малфоевской машине. Мне как всегда жутко везет…

Вещи мне одолжила Джинн, легкое льняное платье приятно холодило кожу. Я спустилась вниз, к ожидающим меня друзьям. Ребята устроили мне допрос с пристрастием, охали и ахали, слушая краткий пересказ моих мытарств.

— Скажи, Гарри, ты ведь знал о том, как наказали Их детей и близких.

В тишине, наступившей после моего рассказа, этот вопрос прозвучал неожиданно громко. Парень понял сразу, мне вовсе не потребовалось объяснять, кого я подразумевала.

— Знал.

— И не сказал?

— Ты не спрашивала, Герм. Да и забыть всё хотелось, как страшный сон…

Мы некоторое время молчали, а потом завелся мой бывший муженёк. Не то, чтобы он был тугодумом или до него плохо доходило, просто Рон все-таки хотел смолчать, вот только у него не получилось… Рыжик громко с каким-то злорадным удовлетворением предрекал потерю моих вещей, мол Малфой их точно обратно не вернёт. Долго возмущался моей ночевкой со слизеринцем. Но, вот что странно, впервые мне было всё равно. И совсем, ну совсем не больно.

Отобедав, мы дружной кампанией отправились купаться, проведя на море остаток дня. А вечером парни уломали нас сходить в местный магловский клуб, откуда мы вернулись пьяные, веселые и валились с ног от усталости.

Утро следующего дня встретило меня тишиной. Солнечный лучик настырно лез в глаза, заглядывал под ресницы, щекотал нос, словом, вел себя как невоспитанный котенок. Я спустилась на кухню, приготовила и выпила ароматный кофе и уже думала спуститься к морю на прогулку, когда услышала шум подъехавшей машины. У ворот резко затормозил красный кабриолет.

— Привет.

— Привет.

И неловкая тишина, разлившаяся вязкой субстанцией, тяжело давящая на плечи.

— Ты забыла рюкзак вчера. Извини, что рано, но мне нужно проверить плантации. Работа.

Он слегка улыбнулся, разведя руками. Достал с заднего сидения мой скарб и осторожно поставил передо мной.

— Как ты тащила такую тяжесть?

— Деваться было некуда, — я пожала плечами, глядя прямо в серые глаза слизеринца и пытаясь отыскать в них знакомое презрение, холодность. Но нет. Взгляд Малфоя был спокойным и дружелюбным, и из-за этого так не хотелось, чтобы он уезжал. Вот только пригласить его в дом, значило спровоцировать скандал, инициатором которого непременно станет Рональд.

Малфой, казалось, тоже не спешил уезжать.

— Герм, кто там?

Голос бывшего мужа, прозвучал громом среди ясного неба. Блондин вздрогнул и сел в машину.

— Сейчас, Рон!

Малфой вставил ключи, вот-вот готов был включить зажигание.

— Пока…

И собственный голос показался неожиданно грустным.

— Герм?

— Сейчас, Рон!

Малфой повернул ключ, машина тихо заурчала.

— Пока…

Автомобиль медленно тронулся. Я стояла и смотрела вслед отъезжающему Малфою, неизвестно с чего надеясь, что он остановится. И ведь он остановился. И, выйдя из машины, быстро подошел ко мне. Запустил руку в волосы, испортив прическу, чуть смущенно улыбнулся, заставив улыбнуться в ответ.

— Если хочешь, поехали со мной, я покажу тебе свои владения.

Совершенно спокойный и уверенный голос, и только в серых глазах растерянность. И я, вместо того, чтобы благоразумно отказаться, киваю головой и произношу внезапно севшим голосом:

— Только ребят предупрежу.

Я проигнорировала возмущенные вопли Рональда, попросив заспанного Невилла занести мой багаж в дом. Поблагодарила улыбающуюся Джинн за пожелание хорошо провести время. Помахала рукой удивлённому Гарри и вылетела из коттеджа, спеша к кабриолету, порыкивающему мотором. А вслед мне доносился гневный голос Джинн:

— Твоё какое собачье дело, Рональд Биллиус Уизли? Она свободная женщина и имеет полное право проводить свой досуг как хочет и с кем хочет. Ты теперь не имеешь никакого права в чем-то её упрекать…

Дальше я не слышала, но Рыжику от души сочувствовала, если Джинни злилась, то крики её матери не шли ни в какое сравнение с вокальными данными моей подруги.

Кабриолет летел по гладкому асфальту. Ветер трепал мои распущенные волосы, обдувал лицо, и я невольно улыбалась, наслаждаясь поездкой. Динамики голосом Toto Cutugno пели «Donna Donna Mia». Малфой выстукивал длинными пальцами по рулю ритм, негромко подпевая итальянцу. А я, впервые за многие месяцы, чувствовала себя почти абсолютно счастливой.

Сначала мы посетили плантации оливковых деревьев и, пока слизеринец решал организационные вопросы, я гуляла по ровным дорожкам, с удовольствием вдыхая чистый воздух, лишенный какого-либо смога. Ровные рядочки деревьев, люди бережно обрабатывающие каждую веточку. Это успокаивало, умиротворяло. Одна из девушек, работавших на плантации, шумно причитая, заставила меня надеть широкополую соломенную шляпу, чтобы защититься от коварного солнца.

А потом Малфой показывал мне свою ферму. Белые козы, мирно пощипывающие траву, резвящиеся козлята. Полумрак стойла со стойким запахом животных, навоза, сена и молока. И эта какофония ароматов не вызывала отвращения, наоборот, была в ней определённая прелесть. И я с интересом разглядывала доильные установки, гладила новорожденных козлят, умильно тычущихся в мою раскрытую ладонь. Внимательно слушала слизеринца, когда он увлеченно рассказывал о секретах сыроделия, и у меня голова шла кругом от того, насколько этот человек был не похож на моего старого школьного врага.

Позже, когда мы обедали в небольшом уютном ресторанчике в милой деревушке, словно сестра-близнец похожей на нашу, я озвучила эту мысль вслух, и тут же пожалела об этом. Молодой человек помрачнел, я даже подумала, что он промолчит или и вовсе скажет какую-нибудь грубость, но он ответил.

— Мир полон оттенков, Грейнджер, и не всегда мы в состоянии воспринять их. Люди видят в других людях лишь то, что хотят видеть, забывая о том, что им показывают лишь то, что хотят показать. У нас просто не было возможности узнать друг друга, обстоятельства, жизнь сделали нас врагами, а взрослые заложниками своих идеалов и целей. Будучи ребенком тяжело сделать собственный выбор, особенно имея таких родителей, какие были у нас — детей Пожирателей. Нас с детства натравливали на маглорожденных, где пряником, а где кнутом, учили безоговорочно следовать традициям рода, во всем поддерживать отцов, послушно исполняя их волю. И если на первых курсах ненависть моя была вполне искренней, то курса с пятого в мою голову начали закрадываться серьёзные сомнения в верности отцовской позиции, вот только что я мог исправить? Великий Тёмный Лорд поставил мою семью в совершенно безвыходное положение. Отец, подставившись в отделе Тайн, обрек меня на темную метку и это кошмарное поручение Лорда. И я не мог ослушаться, из-за страха за жизни дорогих мне людей, за жизни отца и матери. Лорду ничего не стоило наказать их и меня таким образом, и я не тешил себя иллюзиями, что Он проявит милосердие. Ты скажешь, что я мог пойти к Дамблдору, и он бы мне всенепременно помог, вот только я и сейчас далеко в этом не уверен… И всё, что я мог сделать — это не узнать вас в Меноре и остановить Креба в Выручай-комнате. И, да, я понёс, по общепризнанному мнению, вполне заслуженное наказание, но настолько ли оно заслужено?

Я сидела и слушала тихий грустный голос и верила. Каждому слову. Понимала, что Малфой, черт возьми, прав, не было у них выбора, как не было выбора у Гарри, Рона, у меня. За нас всё решили ещё до нашего рождения, кто-то Большой и Великий расставил нас по разные стороны, и развлекался, глядя как мы воюем.

— Жизнь ставит всё на свои места, и сейчас я очень рад, что всё кончилось Великой Победой Сил Добра, — Малфой горько усмехнулся и поднял на меня взгляд. — Вот только мне немного жаль, что в Новом мире не нашлось места для таких, как мы. И, порой, я жалею, что старик Дамблдор умер. Теперь мне кажется, что он смог бы увидеть истинных нас сквозь прилипшие маски, надетые нам на лица в момент нашего появления на свет. Но, как видишь, я и здесь совсем неплохо устроился! — неожиданно весело закончил он. И я не смогла не улыбнуться в ответ.

А потом было море… Теплое, синее Эгейское море. И прибой, мерно накатывающий на прибрежный песок барашки волн. И чайки, белыми росчерками мелькающие над водой. И яркое ласковое солнце, мягко гладившее кожу, оставляющее на ней почти незаметный пока загар. Малфой, идущий рядом — босой, руки в карманах брюк… И задумчивая полуулыбка, такая непривычная, но так гармонично смотрящаяся на этом спокойном лице.

— Я люблю море. Это совершенно потрясающе, правда? Могу часами сидеть на берегу и ни о чем не думать. Иногда это лучшее благо, о котором только можно мечтать…

Я его понимала. Я тоже любила природу именно за эту возможность отрешиться, забыть о печалях и проблемах. Просто сидеть и смотреть на воду, небо, огонь, и ощущать в голове пустоту. Не давящую, не звенящую, от которой так хочется поскорее избавиться, а легкую. Эта пустота напоминает утреннее затишье, тот краткий час, когда всё живое замолкает, прислушиваясь к легкой поступи приближающегося дня, чтобы потом вместе с этим новым днём разлиться по миру симфонией звуков и красок.

— Когда я вижу море, я понимаю, насколько мы наивны. Что ничто и никогда не сравнится с этой магией. И все наши заклинания — просто звук. Посмотри!

Он резко повернулся и указал на следы наших босых ног на песке, которые методично слизывал прибой.

— Вот она наша жизнь, вот они наши поступки… Просто следы на песке… Здесь я понял, что не стоит жалеть прошлого, ведь всё, что у меня есть — это сейчас и завтра. И только я решаю, что там будет. Может случиться всё, что угодно. От войны, до потопа. Но в моих силах выжить. В моих силах начать всё заново.

— Это тяжело?

На его лицо набежала тень.

— Ты оставалась одна, Грейнджер? Совсем одна в незнакомом, чуждом тебе мире, о котором тебе ничегошеньки неизвестно, но в котором тебе надо жить. Ведь это так страшно умирать. И ты изо всех сил стараешься не опуститься. Не начать пить, заливая своё горе вином, потому что это верная смерть. И ты усилием воли заставляешь себя забыть, вычеркнуть из памяти всё, что было с тобой до… И пьешь снотворное, чтобы твое прошлое не приходило к тебе в мокрых ночных кошмарах… День за днём уничтожаешь всё воспоминания, загоняя их в самый дальний угол своего сознания, заменяя их новыми… — он помолчал немного и продолжил:

— Я научился так жить. Я смог постичь ежедневный быт магла, я даже смог заставить себя не повторять про себя заклинания, я почти перестал рефлекторно искать палочку… А потом, вдруг, появилась ты… И если я тебя когда-нибудь действительно ненавидел, то это было в ту минуту, когда смотрел на тебя, сидящую в пыли — живое доказательство того, чего лишился. Глупо, правда? Ведь я хотел уехать. Почти уехал… Но что-то заставило меня вернуться. И знаешь? Это лучшее доказательство того, что я стал маглом. Даже ты, и боль, появившаяся вместе с тобой, не смогла заставить меня опять провалиться в былое отчаяние.

Его голос был тихим, слегка горьковатым, как запах моря. И я так и не смогла его пожалеть. Сильные люди выше жалости, а Малфой — сильный человек. И это достойно восхищения.

— Я никогда не думала, что скажу подобное тебе, но я горжусь тобой.

Парень хитро улыбнулся:

— Что я слышу? Гриффиндорка, по тебе рыдает Мунго!

— Ну и пусть обрыдается!

Как это здорово, слышать его смех и вторить ему. Смотреть в его глаза и видеть в них своё отражение. Видеть, как разглаживается легкая серьёзная морщинка на переносице, а ей на смену приходят весёлые лучики от уголков глаз.

— Я заметила, тебе нравятся итальянские исполнители, — произнесла я, отсмеявшись, стремясь сменить тему и увести разговор подальше от волшебного мира.

— Да. Нравятся. Я вообще очень люблю этот язык, он теплый, эмоциональный. Красиво, в общем, — молодой человек улыбнулся. — А ещё мне нравится АВВА. А тебе?

— Я выросла на этих группах. Папа любил Шведскую Четверку, а мама сходила с ума от Toto Cutugno. Так что в нашем доме почти всегда звучала совершенно потрясающая музыка.

— Жаль гитары нет, может я бы вспомнил, как играется «Storie di tutti i giorni».

— Ты играешь на гитаре? — я не просто была удивлена, я была шокирована!

— У меня вообще немало талантов.

— Один из которых скромность?

— Грейнджер… — в голосе прозвучал легкий укор.

— Всё-всё… — я, смеясь, подняла вверх руки. — Нет гитары, просто спой…

— С ума сошла? — слизеринец уставился на меня с таким ошарашенным видом, что мне вдруг расхотелось смеяться, и в горле вдруг пересохло… Чуть хрипловатым голосом я попросила:

— Пожалуйста…

— Больная… — парень покачал головой. — Это же абсурд, Грейнджер!

Но я уперлась намертво:

— Ну, хоть куплетик, Малфой, а?

Блондин, тяжело вздохнул, и перевел взгляд на море…

Storie di tutti i giorni

vita di sempre ma in mente grandi idee.

Малфой пел тихо, совсем не так, как Riccardo Fogli. Он, словно сомневался в собственном рассудке, но постепенно голос его окреп, стал громче…

Un giorno in più che se ne va

con questo amore che non è grande come vorrei.

Ветер трепал его волосы. Серые глаза грустно смотрели за горизонт, словно уже отчаялись что-то там отыскать…

Storie come amici perduti

dove scriverci un rigo a una donna che non c'è più.

И я смотрела на него, слушала его голос и постепенно теряла рассудок. И растворялась в нём, если моё состояние можно так описать. Я терялась в его грусти, печали. Он лукавил, когда говорил, что отпустил былое… Вот оно — его прошлое: «Потерянные друзья, которые сворачивают, если с ними здороваешься». Вот оно — его настоящее: «Уходит еще один день, как усталый человек, которого никто не будет слушать, для всех тех, кто так же, как мы, живет без особого успеха, но и без больших бед»

Un giorno in più che se ne va

con questo amore che non è bello come vorrei.*

Молодой человек замолчал. Я сглотнула непрошенные слёзы, прокашлялась и доверительно сообщила:

— А вы неплохо поёте, Мистер Малфой. Хор профессора Флитвика много потерял в вашем лице.

— Грейнджер… — в голосе слизеринца прозвучала весёлая угроза.

— Нет, я серьёзно! Просто представь: новогодний бал, сцена, выходит Флитвик и торжественно объявляет выход восходящей звезды Хогвартса…

— Грейнджер…

Я проигнорировала рычащие интонации. Меня уже несло…

— Ты поднимаешься на сцену, и Гарри Поттер помирает от удивления и зависти!

— Ах, ты ж!.. Гриффиндорка!..

Я радостно убегала от наиграно гневающегося Малфоя. Подол намок, в лицо били соленые капли. Поднятые нами брызги бриллиантами переливались на солнце. Он догнал не сразу. Я петляла, уворачивалась, визжала… И смеялась вместе со слизеринцем, старающимся изловить изворотливую меня.

В итоге платье, спутав мои ноги, прекрасно справилось с задачей подножки, и мгновением позже я лежала на песке, а на мне восседал Малфой.

— Попалась…

— И что ты сделаешь с пленённой?

Всё бы ничего, вот только это перестало быть шуткой. И серые глаза внезапно стали серьёзными, а у меня сбилось дыхание. Его мокрая рубашка прилипла к груди, надо думать, что моё льняное платье так же красочно обтягивало некие округлости…

Я была пьяна. Пьяна морем и Малфоем. У меня шла кругом голова от одурманивающего запаха его одеколона, соленой воды. И я сделала то, чего не делала никогда. Я всегда ждала первого шага от мужчины, никогда не начинала поцелуй первой… Но в тот момент я медленно приподнялась на локтях и, дерзко улыбнувшись чуть удивленному блондину, прижалась губами к его чуть горьковатым от морской воды губам. Он замер, у меня даже мелькнула мысль: «оттолкнет». Но он ответил. И его рука, отпустив моё запястье, ласково провела по щеке, чуть царапнув мелкими песчинками прилипшего к пальцам песка…

Поцелуй закончился внезапно. Малфой медленно отстранился, хрипло прошептав:

— Сумасшедшая…

Он скатился с меня и сел рядом.

— Ну и что это было?

— Я читала, это называют «поцелуй»…

— Я понял! Ты сбежала из отдела душевно больных в Мунго!

— Не угадал…

Я перевернулась на живот, легкомысленно покачивая согнутыми в коленях ногами. До слуха донёсся собачий лай.

— Малфой.

— Да?

— Ты любишь собак?

Казалось, он был озадачен. Я наблюдала за ним из-за полуопущенных ресниц, и от меня не укрылся его быстрый косой взгляд в мою сторону.

— Во всяком случае, котов я люблю меньше…

Он оперся локтями о колени, уткнув подбородок в сцепленные в «замок» руки.

— Собаки красивые преданные животные. Давно думаю о мохнатом друге, но как-то не случилось пока.

— Я люблю ньюфаундлендов**. Добрые черные медведи… — я мечтательно прикрыла глаза. — Такие грустные глаза. Огромные мягкие лапы. Пушистый хвост.

— Ага. Куча шерсти и запах псины…

— Ты всё портишь, слизеринец! Дай помечтать…

— Заведи себе той-терьера.

Меня аж передернуло.

— Что сам-то не заведёшь?

— Я люблю больших собак, — пожал плечами парень.

— Вот и я тоже… Да и потом, Живоглот не оценит юмора, он у меня весьма своенравное животное и ревнивое, к тому же. Во время нашей недолгой совместной жизни с Рыжиком сей представитель семейства кошачьих натурально терроризировал Рональда. Между ними почти не прекращались открытые военные действия, — я улыбнулась, вспоминая различные гадости, которыми постоянно обменивались Рон и моё домашнее животное.

— Так вот почему от тебя муж ушел! — неудачно пошутил слизеринец. Видимо я таки изменилась в лице, потому что парень тихо произнес:

— Прости, это было жестоко.

Мы надолго замолчали. Но вот в чем штука — мне нравилось с ним молчать. Мне нравилось просто быть с ним рядом. Мне нравилось его слушать. Ощущать его. Я неожиданно поняла, что ещё никогда мне не встречался человек, с которым мне было так интересно, так спокойно и уютно. С которым было так приятно сидеть в тишине…

И когда он подал мне руку, помогая подняться, и не выпустил потом мою ладонь, когда мы двинулись назад к машине, я не отняла её. Вот будет скандал, если Рональд узнает…

Малфой привез меня домой, когда уже стемнело. Я тихо вошла в коттедж. Ноги приятно ломило от усталости, подол платья был влажным и немного грязным. Друзья уже спали, и я, осторожно ступая, стараясь не наделать шума, направилась на кухню. И долго сидела за столом, слушая тихий шепот листвы за окном, медленно попивая остывающий чай и улыбаясь в кружку. Даже не пытаясь анализировать прошедший день.

_________________________________

* Перевод песни: «Storie di tutti i giorni»

Повседневные истории

Вместе с любовью, которая не так сильна, как мне бы хотелось.

**Ньюфаундленд (водолаз) — порода служебных собак. Выведена на острове Ньюфаундленд. Крупная собака с большой головой, висячими ушами, густой длинной чёрной шерстью. Высота в холке кобелей 68—75 см, сук 62—70 см. Используется для караульной службы, вытягивания рыбачьих сетей, спасения утопающих. Разводят главным образом в США, странах Западной Европы. В СССР скрещиванием ньюфаундлендов с местными породами выведена отечественная порода, известная более под названием "водолаз".

http://www.pichome.ru/n6