Цветы грязноцвета (гет)

Многие резиденты Убежища 76 заходили в «Уэйуорд». Пользуясь возможностью, Морт МакКой делился с ними своими знаниями, предлагая оценить «Уроки Морта». Он верил, что однажды его голозаписи о выживании в новом мире непременно «выстрелят». Но ни одного бывшего жителя Убежища не заинтересовали его знания так, как Мэри.

«Прелестный ангел с оленьими глазами», — на этой мысли порой ловил себя Морт, пока Мэри слушала его поучения, хлопая густыми ресницами. Она одна не рискнула высказаться негативно о его уроках, предложив помощь с их развитием. По разумению Мэри, было бы неплохо показать на примере, что советы «директора Морта» не просто запись на голодиске — они реально работают. Помогать она вызвалась лично. И Морт не возражал. Пока не появлялось нового дела, где ему предстояло залезть в очередную радиоактивную дыру, куда людям путь заказан, гуль просиживал свои штаны в «Уэйуорде», пользуясь своим особым положением — Герцогиня разрешала ему пить, да и в целом не сильно доставала. Все-таки в гулификации, помимо очевидного уродства, были и некоторые плюсы.

Мэри с энтузиазмом взялась за дело, порой возвращаясь с новыми схемами и вопросами. Вываливая очередные листы с чертежами и разный довоенный хлам перед Мортом, она, как правило, сознавалась, что ничего не поняла, а строительство — точно не ее, и упрашивала Морта, которого всегда называла исключительно довоенным именем Мордекай, объяснить, что к чему. И Морт снова не возражал. Ему нравилось, как внимательно она его слушала, ловя буквально каждое слово. Да и, чего уж там, когда дело не касалось очередной радиоактивной вылазки, Морта не баловали вниманием люди — таких, как он, вообще предпочитали избегать. И хоть интерес Мэри был исключительно практический, а порой Морту и вовсе казалось, что его в открытую использовали, находиться в обществе юной и, стоило заметить, весьма привлекательной особы ему было приятно. Как было приятно и от того, что, увлекшись очередной идеей, она порой брала его за руку и тащила за собой. После Великой войны Морт был лишен такой роскоши, как прикосновения. Теперь его реальностью стало простое правило: «если тянутся чужие руки — считай, хотят прикончить». Морт даже хотел добавить это в один из своих уроков по выживанию. Кожа у Мэри была мягкая и гладкая, так что обычно ему не очень-то и хотелось отпускать ее руку. Но разум говорил обратное, рождая противоречия: это все неправильно, ведь он — гуль. Противоестественный, перерожденный в пламени бомб. Еще и в сравнении с Мэри почти старик.

Морт не знал наверняка, сколько ей было лет, но догадаться было несложно — Мэри едва помнила довоенный мир. С ее слов, она даже не была уверена, были ли эти воспоминания правдой, или воображение дорисовало все само, опираясь на слова старших жителей Убежища и книги. Долгие годы ее реальностью было Убежище 76, заменившее весь мир, оттого она слушала его истории о былой жизни с не меньшим интересом: удивлялась, иногда смеялась и совсем не могла поверить, какие перемены принесла радиация — ну не могли столь полюбившееся ей рад-жабы раньше быть совсем крошками! Хоть она и видела их в прежнем виде в учебниках по биологии и надеялась встретить в реальности, когда двери Убежища наконец откроются, слова Морта казались весомей написанной кем-то книги. Порой Мэри мечтала, как было бы неплохо приручить одну; а лучше сразу когтя смерти — тогда путешествовать по Аппалачии в поисках хлама станет куда безопаснее. Морт лишь хрипло посмеивался и поддерживал тему — и в самом деле, кто в здравом уме сунется к девочке, приручившей монстра? Хоть и не очень-то верил, что подобное возможно.

Скажи он правду, впрочем, она бы вряд ли рассердилась. Мэри была на удивление спокойной. Иногда Морт злился, швыряясь инструментом в хлам, который совсем не хотел работать так, как следовало. В такие моменты она обычно опускала руку на его плечо.

«В следующий раз все получится, Мордекай», — такими, как правило, были ее слова. Иной раз она смеялась, говорила, что сама бы и так не смогла — хорошо хоть знает, с какой стороны за инструмент держаться. А Морт думал лишь о ее руке — хоть бы не убирала подольше! — на своем плече, моментально успокаиваясь.

Пока Морт ремонтировал и строил, Мэри готовила. Новые рецепты увлекали ее куда больше, чем чертежи. Она искала их с особым упоением, экспериментировала с ингредиентами, пробуя различные варианты — выходило весьма недурно. И Морту доводилось пробовать все первым. После Убежища, где выбор был ограничен, — одинаковый набор пайков чередовался по расписанию по дням недели, и так год за годом, — Мэри хотела разнообразия. Разбуди кто среди ночи, каждый резидент с легкостью сказал бы, что будет на завтрак в четверг через месяц или на ужин в пятницу. Ей нравилось, что на поверхности у нее был выбор, а Морту нравились истории Мэри о жизни в Убежище 76. Иногда он думал о том, какой бы могла быть его жизнь, попади он в Убежище. Чего лишился? Впрочем, Мордекаю Маккою — простому охраннику — вообще не светило место в Убежище. Так что можно было сказать, что ему еще повезло: физиономия, увы, подвела, но он хотя бы был жив. И не одичал, как многие другие, ставшие гулями.

* * *

До открытия «Уэйуорда» были еще часы, но Морт, пользуясь своим особым положением, был уже давно здесь.

— Ну и чем ты девочке мозги забил? — пряча улыбку, Герцогиня пригубила напиток из своего стакана.

— Чего это я сразу? — Морт старался не смотреть на собеседницу, изучая взглядом поверхность столешницы, каждый дюйм которой он знал наизусть. Ему не нужно было спрашивать, о ком шла речь: Герцогиня уже не первый раз заводила этот разговор о Мэри.

— Ходит сюда чуть ли не каждый день... — с хитрым прищуром начала та.

— Место хорошее, — поспешно буркнул Морт.

— Конечно, — Герцогиня усмехнулась, — но почему-то только когда ты здесь. В другие дни не задерживается.

— Вообще-то мы заняты развитием моих «Уроков Морта».

Она лишь снисходительно улыбнулась.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — столешница показалась Морту еще интересней, чем прежде.

— Да ну, — изогнув бровь, Герцогиня смерила его внимательным взглядом, — так уж и не понимаешь?

— Ты мою рожу-то вообще видела?! — вспылил Морт, впервые посмотрев прямо на собеседницу.

— Некоторым нравятся вещи и похуже, — Герцогиня задумчиво повертела стакан в руке. — Уж поверь, я на своем веку всякое повидала.

— Сдался юной особе старый гуль... Глупости это все, — небрежно отмахнулся Морт.

— Вот ей все это и скажи, а не прячься, как мальчишка, — она с вызовом посмотрела на старого компаньона. Уж кто-кто, а Герцогиня успела изучить Мордекая МакКоя лучше многих, спокойно выдерживая его вспышки гнева.

Шумно встав со своего места, Морт вышел на улицу. Засунув в рот сигарету, он нашел в одном из карманов зажигалку. Слишком часто и нервно чиркая колесиком, Морт прикурил не с первого раза. Горький дым давно уже не обжигал горло гуля, но стоило ему затянуться, как ярость немного отступила. Еще будучи просто Мордекаем, он всегда был таким: легко вспыхивал, но и отходил быстро. Пропуская через себя дым, Морт думал о словах Герцогини. Ему и самому начинало казаться, что его не использовали ради помощи — Мэри, похоже, нравилось с ним общаться.

Глупости. Просто девочка из Убежища не знала мира, ни нового, ни прежнего, оттого ей и было интересно послушать его истории — вот и весь секрет. Так Морт старался убеждать себя всякий раз, когда думал о том, что же между ними происходило. Но чаще ему было куда приятней думать о другом. Фантазии — и так все, что оставалось, раз уж действительность такова: он гуль и все, что рождало его подсознание — неправильно, даже отвратительно. Порой Морта передергивало от мысли о том, как к нежной человеческой коже прикасается обожженная, измененная радиацией плоть. Отвращение от себя же и отчаянное желание еще хотя бы раз ощутить ее бархатные пальцы на своем запястье терзали Морта.

Не-пра-виль-но.

Совершенно неправильно. Ему даже не стоило думать об этом.

Морт думал о своих же записях к очередному выпуску «Уроков Морта». О мутациях.

"Морт, значит, теперь я монстр?" ⁽¹⁾

Он так и не собрался с духом, чтобы записать весь выпуск на голодиск — Морт и сам не знал точного ответа на поставленный вопрос.

А Мэри, Мэри была особенной. Такой совсем не место в разрушенной, грязной Аппалачии. Слишком чужой она казалась в этом месте. Даже в довоенном времени Мордекая она казалась бы чужой. Словно сошедшая с картины: мраморная кожа, лицо в обрамлении темных локонов и выразительные глаза. Морт думал, что такой самое место веке в девятнадцатом, гулять под ручку с такими же леди где-нибудь в прекрасных зеленых садах, а не по руинам старого мира.

Он отчетливо мог представить Мэри за чтением какого-нибудь романа. И, если Герцогиня была права в своих намеках, а она — чтоб ее! — говорила всегда по делу, то, должно быть, Мэри начиталась какой-нибудь «Джейн Эйр». Простой охранник Мордекай МакКой не читал подобные книги. Он вообще не так уж много читал. У Морта же внезапно оказалось много свободного времени. Даже слишком много. Сразу после взрыва мир будто застыл, замер в ожидании, не решаясь сделать первый шаг — в воздухе повисло нерешительное предвкушение, трепет перед неизвестностью. Никто не знал, что будет дальше: жизнь изменилась, но какой она стала?

Найдя, как Морту казалось, самое адекватное объяснение, он решил, что и в самом деле пришло время поговорить. Хотя где-то внутри Морт не хотел ничего менять. Что, если Мэри просто уйдет? Не будет больше никаких чертежей и новых опробованных на нем рецептов. Этого ли он хотел?

Но так точно будет правильно.

* * *

Морт нашел Мэри в Лесу. Устроившись на берегу крошечного водоемчика, она издалека наблюдала за самой обычной зелено-бурой рад-жабой.

«Все еще думает приручить...» — подумал он, невольно засмотревшись.

На Мэри. Жабы и до войны-то его не сильно волновали. Девушка с интересом наблюдала за мутировавшим земноводным, чуть подавшись вперед, с каким-то детским упоением бултыхая ногами в воде — лишенная этой простой радости в Убежище, она нередко поступала так теперь. Вроде бы взрослая и рассудительная, она спокойно могла прыгнуть в лужу, подняв фонтан брызг, или сплести венок из грязноцветов.

Иной раз венки перепадали и ему, Морту. Мэри вообще доставляло какую-то особую радость вплетать в его волосы — а Мордекай МакКой, в отличие от большинства гулей, сохранил свою шевелюру — цветы, перебирая пряди, или причесывать найденными на руинах расческами. И Морт снова не возражал. Порой ворчал для вида, не более. На деле ему было даже приятно. Обычно в такие дни они много смеялись. Оба. А позже Морту было тошно от себя — потому что неправильно. Все это было совершенно неправильно. Он прикрывался своими «Уроками Морта». Все это для улучшения его задумки, чтобы как можно больше людей послушали его голозаписи и оценили их по достоинству. Но зачастую сам Морт даже не вспоминал об «Уроках». Все больше дурачился, рассказывал совсем несмешные шутки, от которых на ее глазах появлялись слезы безудержного смеха. Подхватывая его, Морт и сам — он-то знал, что шутки были просто ужасны! — много смеялся. Хрипло, как все гули, но в такие моменты он чувствовал себя почти человеком. Мордекаем МакКоем — охранником в дурацком костюме на дешевой машине.

Мэри делала какие-то пометки на своем пип-бое, занятном устройстве, которое было, кажется, у каждого жителя Убежища. Практически портативный компьютер, который помещался на запястье. Счетчик Гейгера, встроенный в пип-бой, трещал от возмущения. Кашлянув, Морт подошел ближе, протянув вынутую из-за пазухи банку антирадина. Ему он был ни к чему, но, не давая себе отчета, в своих рабочих вылазках Морт теперь всегда собирал противорадиационный препарат. Для нее.

— Мордекай! — словно выйдя из транса, она повернула голову к нему.

Широко улыбаясь, Мэри похлопала ладонью по месту возле себя, приглашая Морта присесть. Потревоженная рад-жаба не мигая уставилась на них множеством глаз, но не напала.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Мэри, не переставая улыбаться.

— Я? — совсем невпопад ответил Морт. Ее карие глазищи ну очень отвлекали, мешая думать связно.

— А кто же еще? — она беззлобно рассмеялась. — Мистер Жабс тут живет, а я наблюдаю за ним.

— Мистер Жабс?! — Морт сел рядом, стараясь смотреть на чертову рад-жабу, куда угодно, только не на Мэри.

— Ну да, — Мэри легонько пожала плечами, словно говорила об очевидной вещи.

— А я... — вообще-то ему стоило подумать об ответе заранее. — Там Герцогиня тебя искала, — выпалил Морт первое, что пришло на ум.

— В самом деле? — она выглядела озадаченной, должно быть, гадая, что могло понадобиться от нее, ведь проблема — что удивляло Морта! — со «Свободными радикалами» уже была улажена, а других поручений не было.

«Елы-палы», — про себя выругался Морт.

Конечно, Герцогиня всегда прикроет его зад, еще и с самым убедительным видом; вероятно, и дело на месте найдет, но после — выволочки не избежать. И этот ее всезнающий снисходительный взгляд будет хуже всего.

— Это не к спеху? — Мэри перевела взгляд на потерявшего к ним всякий интерес Мистера Жабса. — Хотела понаблюдать еще несколько дней... Для моих исследований, — она приподняла руку с пип-боем, где хранила свои заметки.

— Нет, конечно, нет, — Морт закивал. Не хватало еще, чтобы его ложь вышла из-под контроля.

Морт Маккой так и не решился поговорить о важном. Он слушал о приручении мутировавших животных, рассматривал корявые, сделанные на довоенных газетах рукой Мэри схемы возможных вольеров, внося свои правки. Но так и не нашел в себе духу сказать, что вообще-то он гуль — будто этого и так не видно! — и ему не следовало проводить с ней все свободное время вот так, как он делал это сейчас. Слишком уж это... неправильно? Что за ужасное слово.

Стоило бы сказать все это вслух. Но на самом деле он не очень-то и хотел. Можно и подождать еще один денек. Разве нет?

* * *

Герцогиня ничего не сказала Мэри, придумав какое-то плевое дело: поторопить одного из своих поставщиков — выходцев из Убежища становилось все больше, как и пришлых, и в баре стремительно заканчивалась выпивка. А какой бар без выпивки? Фирменной наливки Герцогини на всех не напасешься, да и разнообразие заведению не повредит.

В очередной раз встретив Морта на его привычном месте в «Уэйуорде», Герцогиня покачала головой, чуть встряхнув копной каштановых с проседью волос, но от комментариев воздержалась. Впрочем, ее взгляд раздражал не меньше. Морта вообще все раздражало. Герцогиня со своими наставлениями, собравшиеся в «Уэйуорде» выпивохи, заученная до мельчайших деталей поверхность стола...

— Кто разлил какое-то липкое дерьмо на стол?! — вспылил он, заметив на столешнице круги от кружек. — Это мое место, всем ясно? Мое! — встав, он гневно потряс своей полупустой бутылкой с пивом.

Морт обвел взглядом посетителей, парочку парней, смахивавших на рейдеров, и мужчину в комбинезоне Убежища, спросив еще громче:

— Чего уставились?

Ответа не последовало, и Морт шумно уселся на место. Герцогиня цокнула языком, она давно привыкла к взрывному характеру гуля, но в последнее время он бесился по пустякам все чаще.

— Сходил бы ты проветрить голову, а то весь народ мне распугаешь, — она снисходительно посмотрела на все еще раздраженного Морта.

— Они что, гуля не видели? — огрызнулся он в ответ. — Конечно распугаю! Но я хотя бы не дикий.

«Пока...» — Морт не мог не думать об этом, нередко задаваясь вопросом, как скоро его ждала трансформация. Сколько времени в запасе, прежде чем он станет безмозглым агрессивным зомби из пусть и уродливого, но все же подобия человека?

— Ладно-ладно, — залпом осушив бутылку, Морт со стуком опустил тару на стол и поднял руки в знак капитуляции. — Я пошел.

«Иди уже и разберись со своей жизнью, Мордекай», — Морт мысленно ответил сам себе за Герцогиню.

Ее привычка называть Морта довоенным именем сейчас раздражала. Едва ли не сильней, чем полуулыбочка со снисходительным взглядом, будто она все понимала и знала, что делать. Да ни черта она не понимала! В конце концов это он, Морт, а не Герцогиня, выглядел как ходячий кусок недожаренного мяса. И знать, что делать, не могла. Морт и сам не знал.

* * *

Мэри объявилась спустя пару дней. Со счастливой улыбкой она вела за собой паренька в характерном комбинезоне Убежища 76. Кряхтя, тот тащил на вытянутых руках ящик с довоенной выпивкой. Бутылки выглядели запылившимися, но целыми. Указав товарищу на барную стойку, она кивнула Герцогине в знак приветствия:

— Я договорилась... А еще мы нашли в одном старом магазине это. Удивительно, как раньше никто не нашел. Ой, — заметив, как Герцогиня изучающе посмотрела на ее спутника, Мэри поспешила исправиться, — это Энди. Мой друг из Убежища. Энди, это — Герцогиня. Она здесь всем заправляет.

Морт, будучи завсегдатаем, уже был здесь. Он с подозрением уставился на щуплую фигурку новичка. Хлипкий, такого щелбаном перешибешь. Для полноты картины ему не хватало разве что очков с толстенными стеклами. Но этот Энди, каким бы он ни был, человек.

— Друг, значит? — щурясь, Морт изучал задохлика.

— Привет, Мордекай! — Мэри улыбнулась еще сильнее.

Она было подалась вперед, но сдержалась, оставшись на месте.

— Энди — это Мордекай, я тебе рассказывала о нем, Мордекай — это...

— Тот самый Энди, который намочил штанишки, когда на Убежище начали падать бомбы? — огрызнулся Морт, все еще сверля паренька недобрым взглядом.

— Мне было четыре, — спокойно ответил Энди, совсем не смутившись.

Морт фыркнул, намереваясь съязвить, но был прерван.

— Так, — хлопнув в ладоши, Герцогиня поспешила остановить происходящее, — ребятки, вы славно потрудились. Угощение за счет бара. И крышки, разумеется. Располагайтесь.

Она перевела взгляд на Морта, и, если бы взглядом можно было покалечить, именно это бы с ним и произошло. Угрюмо уставившись в проклятую столешницу, Морт старался не смотреть по сторонам, хотя любопытство так и подначивало еще раз взглянуть на «друга из Убежища». Они достаточно быстро ушли, к счастью. Или все же нет? Герцогиня же говорила, что Мэри не задерживалась только тогда, когда его, Морта, не было в «Уэйуорде». Но, вот же, он здесь! И чего только взъелся? Новый глоток пива показался Морту особенно паршивым. Как и все вокруг, включая ситуацию. Но, может, оно было и к лучшему — не придется говорить то, чего совсем не хотелось.

1) строчка из «Уроки Морта 04: мутации!», голодиска, вырезанного из игры

Вернуться к тексту

— Извини, — Мэри шмыгнула, утерев нос рукой, — не знаю, что на него нашло...

Энди был на пару месяцев старше нее. Поначалу в Убежище 76 было не так много детей и, будучи погодками, они быстро нашли общий язык.

Когда дверь Убежища 76 закрылась, было страшно. Никто не знал — что дальше? И, прокручивая этот вопрос в голове, все встречали шум падающих бомб по-разному. Кто-то плакал, паниковал, кто-то, напротив, был спокоен, веря в американских ученых и надежность Убежищ. Но, как бы там ни было, обстановка была напряженной. Особенно в тот момент, когда все стихло. Мэри и сама не знала, зачем рассказала про Энди именно эту историю. В ее детской памяти этот эпизод полней всего отображал общий страх.

Как и в памяти самого Энди.

Было так страшно, что, казалось, даже кожа зудела от общего напряжения. Родители, мистер и миссис Шерман, молчали, а Эрик, его старший брат, отмахивался, как от назойливой мухи, и тоже молчал. С самым серьезным и взрослым видом.

Это потом уже началась новая жизнь, ограниченная стенами Убежища. Дети привыкали куда быстрей, легче адаптировались. Порой Энди с трудом мог вспомнить, каково было там — снаружи. Было ли небо и в самом деле таким ярко-голубым, как на картинках? Бетонные стены Убежища стали новым домом. Целым миром. В перерывах между занятиями (ведь они — будущее Америки!) дети были счастливы. Они всегда могли найти себе интересные занятия: играли, дурачились, воображали целые миры — в стенах Убежища был и пиратский корвет, и лес, полный хитрых разбойников, и космическая станция. Чего только не было!

Те, кто был постарше и особенно взрослые часто жаловались на то, что им чего-то не хватало, вспоминали о былом. Энди не тосковал. У него было все, что нужно было ребенку, но тогда, когда время замерло — в тот самый момент действительно было страшно. Энди пугали родители, пугал Эрик, пугали совсем чужие люди. Тогда он не знал, что с ними придется провести в одном Убежище долгие годы. Маленький Энди, хоть и был смышленым, а в чем-то и вовсе гениальным, тогда не мыслил такими категориями. Он не думал о том, сколько пройдет времени. Пока ты ребенок, день — это маленькая яркая жизнь. Двадцать лет — запредельный срок, необъятный для его разума. Энди легко мог представить динозавров, вымерших миллионы лет назад, но Эрик, который был старше всего на десять лет, казался уже непоправимо взрослым.

В той напуганной, замершей толпе, ставшей единым существом, Энди заметил Мэри Росс. Примерно его ровесница, с всклокоченными волнами волос и содранными в кровь коленками, она не казалась испуганной. Девочка крепко держала за руку мужчину средних лет, тогда показавшегося Энди совсем стариком, и с любопытством озиралась по сторонам. Ей вообще нравилось наблюдать, как он позже узнал. Мэри просто подошла и протянула руку, громко представившись. Казалось, ее ничуть не смутили его намокшие штаны.

Они вместе увлекались биологией и разными животными: Мэри особенно нравились земноводные — она подолгу любовалась иллюстрациями в их порядком потрепанном учебнике и говорила, что когда двери Убежища откроются, она точно заведет парочку жаб, и папа будет не против. Энди мечтал о собаке, а еще ему нравилась химия, в которой Мэри совсем ничего не понимала. Зато она могла собрать что угодно буквально из ничего. Энди до сих пор помнил славный «резинкострел», которым они запускали мусор в хулигана Майка, мальчишку, кичившегося тем, что был на целых полгода старше. Хитрая конструкция позволяла запускать предметы похлеще любой рогатки. Вместе они были непобедимы: можно было заряжать ее устройства созданными Энди зарядами — тут уж никто не станет задирать. Впрочем, как-то Мэри и без того разбила Майку нос ударом головы. А когда он зажал Энди в коридоре, и вовсе сломала руку обидчику, защищая друга. Отец Мэри лишь качал головой, но никогда не наказывал дочь. За подобные выходки она куда чаще получала от мисс Пинкетт. Строгая женщина учила их правилам этикета, ведь это было так важно для будущего возрождения Америки! Мисс Пинкетт говорила, что юной леди не подобает вести себя таким образом. На своих уроках она заставляла Мэри ходить в платьях и непременно аккуратно причесываться. Тогда подруга напоминала Энди фарфоровую куклу, которых он видел в девчачьих книгах. Жутко и непривычно. Ему куда больше нравилось дружить с занозой Мэри, чем с «подобающе воспитанной мисс Мэри Росс».

Когда они стали старше, в их жизни появился Эрик. Конечно, брат Энди и раньше присутствовал в Убежище, но тогда он чаще шарахался от них, называя «противной мелюзгой». Эрик, в отличие от младших, помнил о старом мире куда больше, а еще у него в комнате была гитара, и он пел классные песни, совсем не похожие на унылую музыку с занятий. Он вообще знал много такого, о чем ни один учитель не расскажет — шло бы это возрождение Америки куда подальше, когда старший брат знал, как взломать автомат с едой и достать жвачку! Эрик совсем не понимал, зачем в Убежище нужна была мисс Пинкетт:

— Ладно там всякие ученые, даже спортсмены, как родители этого вашего придурка Майка... А это ее надуманное благочестие, — Эрик хмыкнул, надув розовый пузырь, параллельно протянув пачку жвачки младшим. — Как пить дать, трахалась с какой-нибудь шишкой из Волт-Тек.

Они не понимали значения его слов, Энди так точно, но согласно закивали, ведь Эрик точно ерунды не скажет.

Годы спустя в Убежище стало больше детей. И теперь уже Энди с подругой считали их «малявками». А еще через пару лет Эрик предложил Энди приударить за Мэри. Мол, та расцвела и стала совсем хорошенькой. Младший не понимал, как это: разве можно было говорить так о ком-то, кто почти как родственник, часть твоей семьи? Энди вообще не интересовали девчонки. Только наука. А Мэри он и так никогда не бросит. Обещал, даже поклялся на мизинчиках, когда отец подруги умер, что он, Эндрю Шерман, ее лучший друг и ни за что ее не оставит.

— Смотри, а то Майк опередит, — предупреждал Эрик.

— Он терпеть не может Мэри.

— Да много ты понимаешь, — он качал головой.

— Они даже дрались, — Энди горделиво выпятил грудь, будто победы были его личной заслугой.

— Раз уж ты такой лопух, через пару годиков я сам к ней подкачу, — пытался подначить его брат.

Энди было все равно. Как вообще можно было ревновать друзей? Он не понимал этого чувства. Глупая трата сил, нервов и времени. Не понимал тогда, и теперь не понял. Но ничем другим, кроме ревности, он не мог объяснить поведение того гуля. Впрочем, Энди мало понимал в отношениях и мог ошибаться — Эрик, вот он точно разбирался в людях. Но сейчас брат был далековато: отправился куда-то в Пойнт-Плезант. Он и в Убежище нередко говорил об этом месте, когда рассказывал им с Мэри страшилки про молерота. Теперь же, когда они с Мэри были один на один, даже при всем желании Энди не мог спросить совета брата — хотя куда чаще он молчал, предпочитая никого не посвящать в чужие дела, даже Эрика. Энди совершенно не знал, как подбодрить подругу в ситуации, которую он не понимал и даже не мог представить гипотетически по отношению к себе.

— Ничего страшного, — он пожал плечами. — Тебе не стоит извиняться за чужое поведение...

— Боже, но мне так неловко, — на ее бледном лице румянец смущения всегда вспыхивал особенно ярко.

— Ты же знаешь, что никакого Бога нет, — он чуть повернул голову, ожидая уже привычной реакции: подобный разговор начинался не впервой. Вот только после выхода на поверхность взгляды допускавшей любые возможности Мэри, кажется, сильнее сдвинулись в сторону веры.

— Но...

— Есть наука. Уверен, будь у нас больше сведений о тех людях, которые оказались во время ядерных ударов не в Убежищах, можно было бы объяснить, почему кто-то выжил, изменившись, а кто-то — нет. Состояние здоровья, близость к эпицентру взрыва, нахождение в этот момент рядом посторонних предметов и различных укрытий, уверен — это бы многое прояснило, — Энди немало волновали изменения мира. — Все научно объяснимо, но, увы, данных маловато...

А вопросов вот было немерено. Изменения флоры и фауны: как одни животные мутировали, адаптировавшись к жизни в новой Аппалачии, а другие навсегда останутся лишь иллюстрациями из довоенных книг. Могло ли понимание процесса гулификации стать ключом если не к бессмертию, то к существенному продлению жизни? Почему одни гули сходили с ума, становясь дикими, а другие были вполне себе человечны? В чем секрет выживших видов?

Вопросов было так много, что Энди даже не знал, с чего начать. Жизнь на поверхности предлагала невероятный шанс для реальных знаний, полученных опытным путем, а не теоретических догадок, построенных в стенах Убежища 76. Пришло время открытий, а он не знал, за что хвататься. К счастью, знала Мэри. Она вообще всегда точно знала, чего хочет. И если межличностные отношения Энди мало интересовали, даже было как-то жаль, что подруга растрачивала свой блестящий ум на такие мелочи, то вот ее желание приручить некоторые мутировавшие виды было интересным. С этим стоило поработать. Рад-жабы так рад-жабы. Нужно же было с чего-то начинать!

— Так что там с твоими наблюдениями за земноводными мутантами? — Энди решил сменить тему.

Переходить на очередную полемику о вере он совершенно не желал, главное было — отвлечь Мэри от бессмысленных извинений за чужое поведение. Если его и волновали отношения подруги с каким-то гулем, то исключительно с научной стороны. Все остальное — ее личное дело. Как и отношения с его братом. И даже тут он не испытывал того чувства, которое можно было бы назвать ревностью. У каждого свои потребности, обусловленные — вполне научно! — в том числе и биологией. Тут не к чему ревновать. Конечно, выбери Мэри какого-нибудь придурка, наподобие Майка, его бы это возмутило. Немного. Самую малость. Но к ревности бы не имело никакого отношения. Вопрос был бы к ее здравому смыслу.

— Сейчас, — с явным энтузиазмом Мэри протянула ему руку с пип-боем.

Будучи левшой, она явно испытывала некоторые неудобства с устройством, но со временем адаптировалась и научилась делать многие вещи и правой. Гораздо хуже и не все, но доставшийся от отца пип-бой упорно оставляла прежним, не меняя под правую руку.

— Тут отчет о нескольких днях наблюдений. В разное время суток, при разных погодных условиях, — Мэри пролистала текст ниже. — Пометки о разных видах. Чаще всего встречались зелено-бурые. Агрессивны, но, если находиться на отдалении, не нападали и при регулярном наблюдении становились менее осторожными. Однажды встретила белую. Возможно, альбинос, — она пожала плечами, ей явно не терпелось рассказать ему больше: кому, как не Энди, можно было рассказывать подобные вещи?

— Агрессивны? — он прокрутил ее запись ниже.

— Увы. Сразу напала, хоть я и вела себя аккуратней, чем с зелеными... Пришлось убить...

— А образцы?

— Есть яйцо.

Энди удовлетворенно кивнул. Его не волновала смерть мутанта, а вот взять что-то с туши было бы практично — могло пригодиться в исследованиях.

— Еще раз встретила зараженную... — Мэри драматично понизила голос, зная, что его наверняка немало заинтересует подобное.

Энди нетерпеливо пролистал запись ниже, озвучив прочитанное:

— Чума горелых?

— Вероятно. Внешне похоже.

— Этого мало. Нужны тесты... — и как можно было делать предположение исключительно на внешних проявлениях? Эта не описанная ни в одной довоенной книге болезнь определенно заслуживала особого внимания.

— Тебе повезло. Рад-жаба жива, и я точно знаю, где найти. Эта разновидность оказалась весьма трусливой.

В мозгу Энди уже вовсю выстраивался список того, что ему потребуется: оборудование, а лучше — целая лаборатория. Стоило озадачить Эрика, когда тот вернется, парой просьб, ведь брат куда чаще них забирался в разные руины, принося различные, порой полезные, вещи. Эрик умел выживать, он не избегал драк, да и с подобными задачами справлялся определенно лучше, чем Энди и Мэри вместе взятые.

— По глазам вижу, у тебя уже есть план действий, — Мэри изогнула одну бровь, выжидающе взглянув на него.

Она ценила его именно за продуманность и практичность. Во всяком случае, так думал сам Энди.

— Тебе придется вспомнить, что ты мой любимый изобретатель. После да Винчи, разумеется. И собрать кое-что...

Энди знал, что в Убежище, чем старше становилась Мэри, тем меньше она хотела конструировать. Она старалась как можно дальше дистанцироваться от того, что в ней видели продолжение своего отца без права на выбор и свои интересы. После того, как Мэри довелось подрабатывать в кафетерии, она и вовсе заинтересовалась кулинарией. Интерес лишь усилился после появления в ее жизни Лизы, очаровательной, но не сильно умной девушки. Энди пересекался с ней не так часто — та, вероятно, считала его странным или занудой, так что занимала Мэри в те часы, что он проводил в лаборатории родителей. У Лизы было много довоенных журналов о разных женских штучках, будь то мода, рукоделие или кулинария. В Убежище продукты были ограничены — особо не развернешься. Ей же хотелось научиться, пробовать разные варианты, добавлять что-то свое — Энди полагал, что даже в таком бытовом моменте побеждала ее тяга к исследованиям и практике. Что касалось конструирования, скажи она, что больше никогда этим не займется, Энди, пусть и скрепя сердце, согласился бы — чего он точно не хотел, так это неволить Мэри, но та прямо сказала, что для него сделает все что угодно.

— Как всегда из ничего? — Мэри с хитрым прищуром усмехнулась.

— В лучших традициях нашего тандема.

Он улыбнулся, наблюдая за тем, как изменилось выражение лица подруги. Энди ужасно хотелось напомнить ей, что вообще-то Мэри не нужны никакие гулифицированные помощники, чтобы обустроить им базу, где бы можно было заняться исследованиями. Еще больше он не понимал, зачем Мэри делала наброски чертежей, которые показывала Морту, исключительно нерабочей рукой. Что-что, а писать правой рукой, у нее выходило откровенно паршиво, как и пользоваться многими инструментами. Но задавать вопросы вслух Энди не рискнул. Не хватало еще напомнить, чтобы Мэри вновь заладила со своими извинениями!

— У меня есть несколько идей, где можно обосноваться, поэтому предлагаю не засиживаться тут: только сверю карту на своем пип-бое с твоими заметками — и в путь! — ничто не будоражило Энди так, как возможность исследований.

— Конечно, рано об этом думать, — она закусила губу, — но, когда данных будет больше, я бы хотела оформить все, как в тех старых учебниках по биологии. Помнишь? Те самые, с иллюстрациями...

Энди улыбнулся. Он чувствовал небывалый подъем от того, сколько всего они могут узнать! Это в старом мире самые великие открытия уже были свершившимся фактом, мир же после Великой войны был полон ранее неизведанных вещей.

* * *

Эрик объявился спустя несколько дней, обнаружив их по отправленному радио-сигналу. Энди окинул взглядом старшего брата — выглядел тот непривычно грязно. Поверх комбинезона Убежища была надета примитивная защита из грубой кожи, а сверху небрежно накинут дождевик. Эрик, первый в очереди в душ в Убежище, наверняка теперь скучал по ванне — он явно давно не брился, а пряди волос у самого лица свисали сосульками. С водой в Аппалачии бывало сложно. Но даже в таком неприглядном виде Эрик умудрялся выглядеть... Энди совершенно не понимал в таких вещах и никак не мог найти нужное слово. Привлекательно? Возможно, это было именно это слово. Обаятельность, пожалуй, была главным талантом его брата. В отличие от Энди, он никогда не интересовался наукой. Не был ни ловким, ни сильным. Эрик был совершенно обычным ребенком, и будь он чьим-то другим сыном, вероятно, путь в Убежище ему был бы заказан. Сам Эрик по этому случаю, посмеиваясь, называл себя «харизматичным и невероятно удачливым сукиным сыном». Иногда он добавлял, что все мозги в их семье достались Энди, и, на счастье Эрика, родители не пытались растить из него юного гения. Впрочем, из младшего они также не пытались сделать ученого — это был его личный выбор.

— А я посмотрю, вы тут обустраиваетесь, — присвистнув, Эрик окинул взглядом небольшую лесную полянку. — Неплохо, но защита явно страдает...

Он снял тяжелый рюкзак и присел на проржавевший довоенный табурет, глядя на то, как Энди взбалтывал в колбе какую-то цветную жидкость.

— Это исследовательский лагерь, мы не планируем... — не сразу отозвался младший, сделав какие-то пометки на пожелтевшем листе бумаги. Ему было удобней сначала черкать на бумаге, а потом уже заносить проверенную и лучше структурированную информацию на голодиск в пип-бое.

— Ну, — перебил Эрик, — если цель исследования — посмотреть, как быстро вас сожрут дикие волки, которых тут водится в достатке, то все идеально. Нет? Тогда стоит хотя бы турель поставить. Так, для начала.

Энди вздохнул. Он не любил спорить с братом. Даже когда тот был неправ, Энди частенько не хватало аргументов и напора, просто потому что у Эрика язык был лучше подвешен. Сейчас же он был прав: волчьи стаи, стремительно перемещавшиеся по Лесу, давали о себе знать нередко, разнося вой по округе.

— Все сделаю, — подошедшая со спины Мэри кивнула братьям, — пока рук на все не хватает. И материала. Привет, Эрик, — она подошла ближе и наклонилась, обняв. — Опустил бороду? — Мэри погладила его по щеке, улыбнувшись. — Тебе идет.

— Ну еще бы, — он усмехнулся, — я ведь всегда неотразим. А если серьезно, просто ни времени, ни места не было. Тут не до бритья, когда из одной дыры на тебя лезет кротокрыс, из другой еще какой-нибудь уродец, и все это под аккомпанемент сходящего с ума от жижи под ногами счетчика Гейгера. Надеюсь, то дерьмо, — он кивнул в сторону рюкзака, — которое я вам, мелюзге, притащил, хотя бы пригодится.

— Сам ты мелюзга, — беззлобно фыркнул Энди, — мне скоро тридцать.

— Для меня ты вечно будешь мелюзгой, смирись, — с деланной серьезностью ответил Эрик.

— Как там Пойнт-Плезант? — вмешалась Мэри, которая прекрасно знала, как шуточная перепалка между братьями могла затянуться. — Нашел молерота?

Энди издал неопределенный звук. Не то смех, не то бульканье. Он всегда находил интерес брата к легендам о различных криптидах антинаучным.

— О да, еще как... Но эту историю я оставлю на потом. Сейчас, детишки, — Эрик ехидно улыбнулся младшему брату, — я бы предпочел хоть немного поспать, не шарахаясь от каждого шороха. А еще лучше — сначала помыться, а то несет, как из выгребной ямы, ей богу!

Эрику не нравилось Убежище 76. Все здесь казалось ненастоящим, подделкой реальной жизни. Родители трудились в лаборатории Убежища, возвращаясь «домой», если так можно было назвать комнаты все того же Убежища, только для сна. Ну хоть что-то напоминало о прежней жизни — на поверхности было точно так же. Работа, работа, работа... Наука интересовала их куда больше дома и собственных детей. Порой Эрик даже сомневался — а был ли он их сыном? Вот про малого у него вопросов не возникало. Энди уже сейчас проявлял себя жутким ботаником.

Эрик любил воду и ощущение чистоты, отчего установленные порядки его раздражали: ограниченное время на прием ванны. А еще чертовы макароны с сыром каждый четверг. Как же он ненавидел «Бламко»! Даже радость от окончания уроков, которых в Убежище было не счесть, казалась какой-то искусственной. На поверхности по окончании занятий в школе Эрику открывался целый мир: с друзьями-одноклассниками можно было допоздна бродить по улицам Флэтвудса, играть в видеоигры, ходить в кино и магазины. Теперь же он даже не знал, что с его друзьями. Были ли другие Убежища рядом, где бы им выделили места? Как там на поверхности? Выжил ли хоть кто-то, или мир стал выжженными руинами? Известий после взрывов не было, но Эрик не хотел думать о том, что все его друзья умерли. Оставалось лишь в сотый раз перелистывать заученные уже наизусть журналы «Веселье с "РобКо"», играть на гитаре и ждать.

Мелкий Энди рос и становился не таким невыносимым. Теперь с ним даже можно было говорить на человеческом языке. Эрику даже казалось, что не все потеряно, и он еще мог повлиять на воспитание брата, привить не ботанские увлечения. Иногда он думал, что всему виной была Мэри, дочка инженера Лиама Росса. Эрик в упор не понимал, как вообще она могла дружить с его братом. Мэри была куда активней и резче. В сердцах она могла кинуться на обидчика с кулаками прежде, чем успевала хотя бы подумать о возможности поговорить. Энди же был из тех, кто не умел решать вопросы силой. Будь в Убежище комары и тараканы (хотя Эрик был уверен, что последние все же где-то притаились), он бы и с ними пытался урегулировать конфликт без применения физической силы. Возможно, эти двое дополняли друг друга. Хотя, насколько Эрик знал, девочка была далеко не глупая. А уж про какой-то собранный ей стреляющий механизм он был наслышан от младшего брата. Впрочем, Эрика куда больше впечатлил сломанный нос Майкла Уильямса. Из всей мелюзги в Убежище, Майк был самым раздражающим — слишком задавался. Хотя его родители были, пусть и именитыми, но всего лишь спортсменами. Генеральский отпрыск Итан — или как там его звали? — и то меньше выделывался.

Иногда Эрик показывал Мэри с Энди свою коллекцию комиксов и журналов. Им они куда больше подходили по возрасту, но «Веселье с "РобКо"» возвращали ли его в беззаботные счастливые деньки. Эрик играл на гитаре, подбирая по памяти любимые песни. Они звучали совсем не так, как в его голове, но ни Мэри, ни Энди не знали об этом, и им нравилось то, что они слышали. Эрик любил рассказывать истории про молерота, иногда дополняя их «жуткими» подробностями — страшилками, который они с друзьями рассказывали друг другу до войны. Как жаль, что нынешние дети были лишены такой радости, как истории у костра — было весело.

Однажды Эрик встретил Мэри в совсем не гордом одиночестве: обхватив колени руками, она жалась в угол за автоматом, из которого они, Эриком же и наученные, обычно таскали жвачку и другие сладости. Глупый Мистер Помощник, который обслуживал автомат, пополняя новыми продуктами, так и не понял, что происходило. Мэри не моргая смотрела в пустоту, покусывая губы. Эрик удивился. Он никогда не встречал девочку не в компании своего брата: они играли, учились и, казалось, вообще все делали вместе, расходясь по комнатам ближе ко сну.

— Ты в порядке?

Ответа на вопрос не последовало. Мэри заговорила, когда Эрик уже не ждал и собирался уйти.

— Он бросил меня, — ее голос не выражал никаких эмоций.

— Кто? — не понял Эрик. Его брат наверняка сейчас просиживал штаны за очередной заумной книжкой. Порой он так увлекался, что мог не заметить, что все вокруг разошлись.

Казалось, Мэри даже не слышала его второго вопроса:

— Он ведь обещал. Обещал, что никогда больше, — на этом слове она с силой ударила рукой по стене, — не оставит меня! — глаза девочки заблестели от слез.

Вздохнув, Эрик присел на пол рядом с Мэри. Если раньше он и подумывал вернуться в комнату, ведь каждый имел право на время в одиночестве, которое и так слишком часто нарушалось в Убежище, теперь уйти было бы неправильно.

— Моя мать бросила нас. Не знаю причин, я даже ее почти не помню. Помню, что ждала. Отец, говорил, что всякий раз, когда в дверь звонили, я бежала — думала, что она вернулась, — Мэри шмыгнула покрасневшим носом.

Эрик молчал, не мешая ей говорить.

— А незадолго до Великой войны я потерялась в супермаркете. Так страшно мне никогда не было. Даже когда бомбы падали на Убежище, мне было не страшно! — она вновь ударила рукой по стене. — Я ревела, наверно, на весь магазин, но мало кто обращал внимание. Пока меня не подобрал один охранник. Не знаю как, я мало что помню, слишком маленькая была, но он меня успокоил, нашел отца и отдал ему. Тогда папа сказал, что больше никогда меня оставит одну. А теперь и он... — Мэри уткнулась носом в колени, а ее плечи задрожали. — Блядский рак!

Эрик невольно усмехнулся про себя: «Слышала бы сейчас мисс Пинкетт, окончательно поседела бы!»

Вслух он ничего не сказал. Не хватало еще шутить. Ситуация была паршивая, и он совсем не знал, что говорить и делать.

— Это несправедливо, — сквозь слезы выдавила девочка. — Разве мы не спаслись, попав в Убежище?

Эрик не нашел нормальных слов. Он обнял Мэри, позволив выплакаться. Едва ли выдавив «все будет хорошо». Обычно Эрик знал, как, что и кому сказать, но теперь внезапно слова кончились. До войны он был на похоронах лишь однажды. Эрику не понравилось. Слишком много глупых и фальшивых слов, не хотелось делать так же.

Как ему показалось, Мэри устроил его выбор. Наконец затихнув, она утерла лицо рукавом и сказала, что ей пора.

После этого эпизода все шло своим чередом. Энди продолжал общаться и учиться с Мэри. И, по той информации, что доходила до Эрика, мисс Пинкетт даже хвалила Мэри. Мол, та стала сдержанней, больше не дралась с мальчишками и не появлялась с синяками и ссадинами, а ее непослушные локоны всегда были аккуратно уложены. Чушь! Эрик был на все сто процентов уверен, что девочка осталась прежней. Должно быть, загнала вспыльчивость поглубже, но он-то видел с какой яростью она лупила ту стену. И однажды эту маску спокойствия обязательно сметет, как ненужную плотину. Это был всего лишь вопрос времени.

Шли годы, и Эрик не мог не отметить, как вытянулся его брат. Энди почти сравнялся с ним в росте, хоть и был субтильней Эрика в этом же возрасте. Но дальше книг младший по-прежнему ничего не видел. Весь его мир был сосредоточен на химии. Он, подобно родителям, мог проводить часы в лаборатории, теряя счет времени. Мэри же заметно похорошела, еще немного и, как пить дать, недавний соперник Майк станет хвостом за ней увиваться. Из лучших побуждений Эрик решил обратить на это внимание брата, но Энди либо совсем не понял, о чем шла речь, либо и в самом деле не видел ничего, кроме своей химии. И даже заявление Эрика, что через пару лет он тогда сам приударит за его подругой, не вызвало никакой реакции. Совсем.

Просиживая за очередным опытом в лаборатории, Энди был так увлечен, что мог совсем не заметить, что подруги нет рядом. Для него часы превращались в мгновение, и внешний мир переставал существовать. В то время как Эрик все чаще видел Мэри, проводившую свободное время с Лизой, девушкой на несколько лет постарше. Они часто бывали в кафетерии Убежища, листали вместо какие-то журналы и много смеялись. Эрик, пожалуй, даже был рад, что у Мэри Росс были какие-то связи и увлечения помимо заумных интересов его брата.

А еще через несколько лет Мэри сама заявилась в комнату Эрика. С вполне прямыми намерениями. Она вообще, как правило, всегда знала, чего хотела. Эрик же опешил. Было внезапно настолько, что, взяв Мэри за плечи, он развернул и выпроводил ее из своей комнаты. Иногда он видел в ней не весьма привлекательную молодую особу, а маленькую всклокоченную девочку, которая дралась за его брата. Впрочем, через некоторое время она вернулась с намерениями все прояснить. Эрик было выдохнул, решив, что сейчас она жутко смутится и скажет, что не знает, что на нее нашло. Знала. И не смущалась. Мэри совершенно спокойно заявила, что ее не устраивают исключительно книжные знания. Практика и личный опыт были куда важней. Чувства были совершенно ни при чем.

— А как же Энди? — Эрик улыбнулся на одну сторону. — Разве не с ним у вас там кружок юных исследователей?

Мэри выглядела удивленной. Не знай он ее, подумал бы, что даже оскорбленной.

— Энди? Ну нет. Он же совсем как брат, — на ее щеках заалел румянец. — Я же не могу переспать с братом.

Он чуть усмехнулся, отчего-то вспомнив давний разговор: «Разве брат твоего брата тебе не брат... Или как там это работает? Энди, помнится, тоже что-то подобное про семью говорил».

— Из всех кандидатов, — Мэри задумчиво прикусила губу, выдавая, что была не так спокойна, как ей бы хотелось казаться, — ты кажешься самым подходящим.

— А кого-то среди ровесников найти?

— Ты не такой придурок, как они.

— Ну спасибо... — все, что Эрик успел выдавить, прежде чем Мэри, привстав на цыпочки, поцеловала его. По-детски наивно и совершенно неумело.

И вместо того, чтобы сразу остановить ее, вновь выпроводив за дверь, Эрик думал о том, как вкусно пахло от ее волос: какими-то цветами или фруктами, сладко, но без приторности. Момент был упущен, и он уже и сам не хотел ее отпускать. Противясь своим инстинктам, Эрик отстранился, внимательно посмотрев на Мэри: у нее был затуманенный взгляд и сбитое дыхание.

— Не пойми неправильно, но я вообще-то не очень настроен на отношения и все такое, — он был уверен, что стоило проговорить это прежде, чем Мэри понаделает глупостей.

Пусть лучше обидится сейчас, чем потом будут регулярно сталкиваться — а они непременно будут! — в Убежище и испытывать неловкость.

Несколько секунд Мэри молчала, словно до нее с трудом доходило сказанное. Наконец она усмехнулась, чуть вздернув подбородок:

— Я вроде ничего не говорила об отношениях! Не пойми неправильно, — Мэри достаточно точно повторила его интонацию, — я тоже не заинтересована в отношениях. Но мы ведь друзья, верно? Разве не могут друзья немного помочь друг другу, м? — она закусила губу, выжидающе посмотрев на него.

«Пожалуй, что могут». Эрик сам сделал шаг навстречу, взяв инициативу в свои руки. Он видел какую-то новую Мэри, не такую, как всегда. И Эрику нравилось то, что он видел. Это была не та импульсивная Мэри, решавшая вопросы кулаками, и не та, что мастерила что-то для его же брата; не та, что сдерживала злость внутри, получая похвалу от мисс Пинкетт за подобающее для леди поведение. Эта Мэри точно не была леди: горячая, податливая, она выгибалась навстречу его прикосновениям, пошло стонала в подушку. Эта Мэри оставляла ногтями свои отметины на спине Эрика и уходила, когда дежурный Мистер Помощник пролетал их коридор, так что она могла вернуться в свою комнату незамеченной. Иногда приходил сам Эрик. Оказалось, что дружеская помощь работала в обе стороны. И их обоих, по крайней мере Эрик был уверен в этом, устраивали такие отношения. Энди, если и догадывался о чем-то, молчал. Скорее всего, ему попросту было все равно.

* * *

Время шло, приближая день, когда вход в Убежище 76 наконец откроется. Этот день откладывался, но все же наступил — к утру 23 октября 2102 года бывшие резиденты начали выходить во внешний мир. Не все были готовы. Рожденные уже в Убежище по-разному относились к тому, что им предстояло покинуть удобное, оборудованное всем необходимым жилище. Среди тех, кто видел мир до Великой войны, находилось немало таких, кто также высказывал опасения. Никто не знал наверняка, как изменилась жизнь после падения бомб. Были предположения, гипотезы лучших умов Убежища 76, но что там, снаружи, наверняка не знал никто. Находились и те, кто радовался предстоящей встрече с миром. И Эрик был в их числе.

По случаю «Дня возрождения» он заметно перебрал накануне. Вечеринка вышла шумная. Многие ждали этого дня. Пусть Эрик и не верил, что покинув Убежище, они увидят прежний дом, он с энтузиазмом ждал встречи с миром снаружи. Он столько всего хотел увидеть до Великой войны, но будучи ребенком попросту не мог сесть и отправиться путешествовать по Штату. Пришло время наверстать упущенное. Думая об этом, Эрик не забывал подливать себе напитки.

Когда он пришел в себя, первым, что увидел Эрик, было лицо брата. Энди, судя по тому, как его губы сжались в тонкую линию, ужасно злился. Он никогда не кричал, не пытался драться, не проявлял сильных эмоций, но вот это выражение лица было ни с чем не спутать. Эрик даже был уверен, что младший сейчас сжал руки в кулаки так сильно, что костяшки побелели. Посмотреть лично он не мог. Голова раскалывалась от боли и тело едва ли его слушалось. За спиной брата мельтешила Мэри, собирая его, Эрика, вещи.

— Что происходит? — во рту ужасно пересохло, и он нахмурился, пытаясь вспомнить, что случилось.

— День эвакуации, — бесцветно произнес Энди. — И ты, придурок, почти проспал его.

Эрик промычал что-то нечленораздельное. Сил ответить на «придурка» совершенно не было. Сознание медленными толчками возвращалось к нему. «День возрождения». Убежище 76 будет открыто двадцать четыре часа, после чего закроет свою дверь уже навсегда. Легкий холодок пробежал по спине быстрее, чем до затуманенного сознания начало доходить, чем могла грозить его оплошность.

— Вставай, давай, — Энди смерил его неодобрительным взглядом, чуть нахмурив густые брови. — Родители уже давно ушли, и я едва убедил их, что мы не маленькие и сами выберемся.

— Вообще-то все уже ушли, — Мэри выглянула из-за плеча друга. — Мы решили не спешить, чтобы не устраивать толкучку на выходе, а потом не могли найти тебя.

— Заснуть в коридоре! Ты достиг нового уровня, братец, — младший покачал головой, хмурясь. — Раньше хоть сам доходил до комнаты, и тебя не приходилось тащить.

Стоило заметить, что Энди сильно преувеличивал. За всю жизнь Эрик напивался всего несколько раз, но брат настолько не любил, даже презирал алкоголь, что будто специально заострял на этом внимание, раздувая случившееся в масштабах.

— Всякое бывает, — в отличие от Энди, Мэри не выглядела злой. С понимающей улыбкой она протянула Эрику бутылку с водой. — Вот, попей. Я собрала твои вещи, — Мэри мотнула головой в сторону, где, должно быть, стоял рюкзак.

— Спасибо, — Эрик жадно присосался к воде.

Ситуация вышла дурацкая: из них троих он больше всех хотел выбраться из Убежища 76, а теперь он едва не проспал эвакуацию и заставил их ждать. Стоило поспешить, ведь через сутки дверь закроется насовсем. Во всяком случае, к этому их всех готовили. Эрик виновато улыбнулся и, поднявшись, на нетвердых ногах побрел в сторону, указанную Мэри. И в самом деле рюкзак, а еще его гитара.

— Спасибо! Я...

— Пойдем уже, — Энди пихнул его вперед, заставляя поторопиться. — Я не хочу остаться здесь в обществе роботов навечно, просто потому что мой старший брат придурок, который совершенно не умеет пить...

— Эй... — начал было Эрик, подняв указательный палец вверх.

Но младший его вновь перебил:

— Я не пью, — угадав, что хотел сказать Эрик, ответил Энди. — Совсем. И тебе бы тоже следовало задуматься, какой вообще в этом смысл... Особенно если каждый раз все заканчивается примерно одинаково.

— Он очнулся и идет, — миролюбиво остановила друга Мэри, — все хорошо. Но давайте поторопимся, — она взяла обоих под руки, увлекая за собой.

Ощущения в тот момент, когда дверь Убежища, похожая на огромную шестеренку, с глухим ударом захлопнулась за их спинами, были странными. Все трое замерли в немом удивлении. Эрику оставалось лишь гадать, о чем думали Энди с Мэри, которые в силу возраста мало что помнили о мире на поверхности. Сам же он пытался сопоставить увиденное с тем, что запомнил с того дня, как впервые оказался в этом месте. Лес утопал в предрассветных сумерках. Легкий ветерок слегка трепал волосы Эрика, возвращая давно забытое приятное чувство. Он отчего-то вспомнил, как здорово было во всю прыть ехать навстречу ветру на велосипеде. Поток ударял в лицо, играл с одеждой и волосами, даря взамен чувство бесконечной свободы. Чувствовали ли себя так птицы в небе? Мир изменился, но он не был уродлив — он был настоящим, и Эрик, наконец, улыбнулся.

Приоткрыв рот и запрокинув голову, Мэри казалось, ловила те же ощущения. Наконец ее голос разорвал молчание:

— Кто-нибудь когда-то запускал воздушного змея? — ее губ коснулась мечтательная улыбка. — Я в книжке видела. Наверно, это так круто!

К удивлению Эрика, даже порой чересчур серьезный Энди не стал возражать. Младший брат полез проверять что-то в своем пип-бое, отозвавшись лишь через несколько минут:

— Рассвет меньше, чем через час. ⁽¹⁾ Может, подождем?

Эрик удовлетворенно хмыкнул — символично выходило. Ветер уносил весь хмель, а впереди был реальный мир.

* * *

Мир за пределом Убежища 76 отличался от того, что помнил Эрик. Он был дикий, непредсказуемый. Здесь не нужно было уходить с утра на работу, возвращаясь лишь под вечер. Здесь нужно было уметь делать то, чему не учили — выживать. Конечно, в Убежище уделяли внимание физической подготовке резидентов. Зарядка была обязательной для всех, а более склонные к физической активности, вроде Майкла Уильямса, усиленно тренировались дополнительно. Спортивный зал был открыт всегда для всех желающих. Учили также и базовому обращению с оружием. Но это было совсем не то. В Убежище не учили отбиваться от нападавших монстров, не учили убивать. Пришлось отказаться и от многих удобств. Резидентов не учили спать под открытым небом, вздрагивая от каждого шороха, ходить по грязи, не всегда имея возможность элементарно умыться, не получив при этом порцию радиации.

Отсутствие постоянного доступа к воде особенно огорчало Эрика, но даже это не мешало ему радоваться свободе: мир, каким бы он теперь ни был, все равно впечатлял, а открывшиеся горизонты были куда лучше четырех стен. Ему нравилось путешествовать, узнавать новые места, заново знакомиться с Западной Виргинией. Первое время он пытался найти следы старых, довоенных друзей. Но ничто не указывало на то, что они спаслись. Как, впрочем, и на то, что они погибли. Будто этих людей никогда и не существовало, только их дома, ветшающие и одинокие.

Эрик знал, что резиденты из старшего поколения разбили лагерь вместе. Энди с Мэри поначалу были с ними. Его брата все устраивало. Энди вообще был нетребовательным: была бы лаборатория рядом и книг с бумагой для записей побольше. Если что-то и могло сдвинуть его с места — это, несомненно, Мэри. Она была куда активней и социальней, могла даже показаться открытой, хоть Эрик и знал, что это было не так. Мэри опасалась людей, опасалась сближения с ними. Если кто-то и знал настоящую Мэри Росс кроме Энди, то, как без лишней скромности полагал Эрик, это был он и, возможно, Лиза. Мечтательная и с виду недалекая, совсем не похожая на подругу, она, казалось, и в самом деле заполучила доверие Мэри.

Что до Мэри, чем больше та проводила времени на поверхности, тем больше загоралась своей давней мечтой — завести жабу. Встретив впервые то, чем теперь были эти земноводные, Эрик был уверен, что девушка передумает. Он и раньше-то находил подобных животных малопривлекательными, теперь же это были те еще страшилища. Рад-жабы, как их тривиально назвали те, кто жил на поверхности уже давно, были многоглазыми, с дополнительной парой лап и, что хуже, при этом размером с теленка, а то и больше. Когда Мэри обратилась к нему за помощью, решив помочь с проблемой некой Герцогине, Эрик заодно решил показать ей этих монстров. К его удивлению, она была в восторге, отреагировав весьма бурно. Куда больше Мэри испугалась другого существа. Возвращаясь в потемках в лагерь, они наткнулись на странное создание. Черное, неподвижное, оно вылупилось на них своими огромными глазами, светящимися подобно раскаленным углям. Стоило им подойти ближе, существо вспорхнуло и растворилось во мгле.

— Что за ебань! — забыв об осторожности, вскрикнула Мэри, отпрянув и едва не упав на зад.

Она так редко выражалась обсценно, что всякий раз это вызывало у Эрика глуповатую ухмылку. Хотя в это раз он готов был подписаться под каждым словом, не меняя формулировки — точнее и не скажешь.

— Не знаю, — честно ответил Эрик.

— Похоже на то существо из страшилок. Ну, помнишь, о котором ты рассказывал, — она не прекращала озираться, напряженно всматриваясь во тьму. Свет от фонарика пип-боя только мешал.

— Молерот? — он задумался, именно в тот момент решив, что было бы здорово пораньше отправиться в Пойнт-Плезант, до которого он пока не добрался.

1) Убежище открылось 23 октября в 6:34. Закрылось через сутки. Если ориентироваться на наше время, то рассвет в Виргинии 24 октября 2102 ожидается ~ 07:46

Вернуться к тексту

На ее тумбочке стояли фигурки в виде мистера Крышки с Бутылкой, маскотов газировки «Ядер-Кола», а сама Мэри с родителями клеила светящиеся звездочки на потолок в детской комнате. Папа поднимал ее высоко на руки и называл своей звездочкой, а мама звонко смеялась. Этот смех — едва ли не все, что Мэри помнила о матери. Она вообще мало что помнила из своего раннего детства. Какие-то вспышки, обрывки воспоминаний. Самые страшные запомнились лучше всего. Детали меркли, но чувство потерянности было таким сильным, что спустя годы порой напоминало о себе. Особенно среди людей: заставляло бояться того, что могло случиться потом. Оно преследовало во снах, которые всякий раз заканчивались одинаково — Мэри оставалась одна.

Прекрасный воскресный день. Кухня, которую она едва помнила. Но даже спустя десятилетия Мэри отчетливо представляла солнечные пятна, игравшие на стенах и мебели. На столе было накрыто на троих, но одно место пустовало. Отец то и дело посматривал на большие круглые часы, висевшие на стене, пока внезапный телефонный звонок не заставил его выйти из комнаты. Мэри не знала, кто звонил, но этот дребезжащий звук потом снился ей в кошмарах, заставляя проснуться. После звонка, отец велел Мэри есть, но сам не притронулся к еде. А позже он сказал, что мама больше не придет.

Мэри ждала.

Иногда стояла под дверью, глядя, как через декоративные дверные стеклышки солнце вырывалось причудливыми цветными пятнами, расцветая на полу — мама любила цветы. Но в дверь никто не входил. Ни в это воскресенье, ни в следующее.

— Пап, это от того, что плохо себя вела?

Он отрицательно мотнул головой.

— А если я буду себя хорошо вести, мама вернется?

— Нет, звездочка...

Мэри со всей детской серьезностью кивнула и стала вести себя плохо. Она дралась с мальчишками в детском саду. Грубила няне, которая забирала ее из сада и сидела до вечера, пока отец не возвращался домой. Лиам Росс никогда не наказывал дочь. Он говорил мягко, с какой-то, как теперь казалось Мэри, грустью. О своем поведении она знала скорее из его рассказов, чем по своей памяти. Но легко верила в это — в Убежище 76 было точно так же.

Следующей яркой вспышкой в ее памяти оказался злосчастный супермаркет. Было шумно и людно. Мэри не помнила как, но в какой-то момент она осталась совсем одна. Ей было страшно. Она словно оказалась в самом эпицентре водоворота и шла ко дну. Озиралась и не могла ухватиться хоть за что-то знакомое. В четыре года Мэри уже умела немного читать, но ни одна вывеска не могла послужить ориентиром — она впервые была в этом магазине. Вокруг бесконечные полки с продуктами и люди. Чужие, незнакомые люди. Все куда-то торопились. Пару раз она упала, но боли не было — она сливалась с охватившей паникой. Перед глазами все смазывалось в калейдоскоп. Мэри чувствовала, как горячие слезы обжигали щеки. Она слышала свой голос будто со стороны, а потом услышала еще один. Мужской. Он что-то говорил ей. Спрашивал. Мэри не помнила, что. Не помнила, как отвечала. Помнила, как смотрела во все глаза. Она отчетливо запомнила темно-русые волосы, которые жуть как хотелось потрогать, и серые глаза говорившего, но сейчас бы она не взялась сказать, сколько ему было лет — в детстве все взрослые казались куда старше, чем на деле. Быть может, он был даже младше, чем она теперь. Мэри помнила, как он сказал, что они найдут папу. Помнила, как покачал головой, глядя на то, что она, ведомая за руку, едва поспевала следом, потому что коленки кровили. Ее подняли на руки. Тогда страх начал отступать. Было даже здорово смотреть на супермаркет с высоты — не путаться в ногах. А лучше всего было то, что, когда папа нашелся (ведь Мэри больше не чувствовала себя потерянной), он обещал, что никогда больше ее не оставит и будет всегда рядом. Он обнимал крепко-крепко, а Мэри улыбалась ему в плечо, вдыхая запах его сигарет. Позже отец рассказывал, что прошло от силы минут десять. Какая-то женщина, заметив плачущего ребенка, позвала охранника, что было дальше — Мэри и так знала, но эти десять минут показались ей вечностью.

А потом случилось Убежище 76. Но Мэри Росс не было страшно. Папа был рядом, как и обещал. Остальное было неважно. Заметив в толпе мальчика своего возраста, она просто подошла. Мэри показалось, что он был потерян также, как и она когда-то. Он хмурил густые темные брови и озирался по сторонам, но все были заняты своими переживаниями. Мальчика звали Эндрю Шерман.

Энди был самым умным из всех, кого она знала. А еще ему было не скучно листать с ней книги по биологии и слушать о земноводных.

— Вот увидишь, — Мэри показывала пальцем на иллюстрацию с жабами, — когда Убежище откроется, папа разрешит мне завести их.

Энди улыбался и показывал динозавра из другого учебника:

— Жаль, что они вымерли. С таким питомцем Майк бы точно отстал.

Майкл Уильямс считал себя невозможно крутым и, будучи месяцев на шесть старше, взрослым. Майк был рыжим задирой, а еще тупицей. Пару раз он пытался заговорить с Мэри, но ей было скучно с воображалой вроде него. Тем более, у Мэри уже был друг — Энди. И теперь этому другу вечно доставалось от Майка. Это заставляло кровь Мэри закипать. Стоило ей увидеть, как Майк насмехался или лез к Энди, она кидалась на его обидчиков. Получали выговор, как правило, все. Но больше всего Мэри ненавидела нравоучения мисс Пинкетт, которым подвергалась регулярно. Она хотела быть просто Мэри, но никак не «мисс Росс» или «юной леди». Ей не нравились платья и манерность. Но еще больше не нравилось, что мисс Пинкетт пыталась убедить в неправильности ее поведения. Мэри готова была напялить дурацкое платье, но поверить в то, что дать сдачи за друга неправильно — никогда!

Тем более, не считая отца, у Мэри никого не было кроме Энди. Он всегда поддерживал ее затеи и никогда не сдавал, если Мэри влезала в очередную потасовку. Майк, на удивление, тоже молчал: говорил, что упал, а если и сознавался, что подрался, то о деталях умалчивал. Должно быть, не хотел признавать, что получил от девчонки, как тогда думали они с Энди.

Несколько позже несомненным авторитетом стал Эрик, старший брат Энди. Он казался достаточно взрослым, чтобы иметь достаточно веса в детских глазах, и при этом быть не унылым занудой. Эрик рассказывал много такого, о чем не говорили учителя на занятиях. Но его истории увлекали куда больше. Чего стоили одни только страшилки! Эрик рассказывал, что в те годы, что он провел на поверхности, дети могли собираться у костра за подобными историями. Обычно это случалось в скаутских лагерях, которые, судя по всему, когда-то очень ему нравились. Энди обычно фыркал, называл все эти байки ненаучными глупостями, но проводить время в компании старшего брата от этого любил не меньше — ему особенно нравилось, когда тот играл на гитаре. Мэри всегда казалось это удивительным, ведь даже ребенком Энди отличался редким для своих лет прагматизмом. Уже тогда он не очень жаловал вымышленные истории (однако перечитав при этом почти все, что можно было найти в Убежище) и относился к искусству как таковому с долей пренебрежения. Факты и точные науки, по мнению Энди, были куда ценней и полезней. Мэри не спорила — она находила и то, и другое весьма занимательным и по-своему полезным. Тем более, даже не разделяя взглядов, друг всегда уважительно относился к ее мнению. Впрочем, это не мешало в раннем детстве им играть, представляя новые миры вокруг: будь то игра в космических пиратов или удивительное приключения мистера Крышки и Бутылки в Убежище 76.

Лиам Росс был рад, что у дочери были друзья, рад, что в изоляции от внешнего мира, где, как ни крути, круг людей весьма ограничен, ее детство хоть в чем-то было нормальным. Все же в Убежище ни школу, ни соседей не сменить, если не удастся поладить — в другое Убежище не перебраться. И в минуты грусти Лиам нередко говорил о том, чего война лишила детей — настоящей живой природы. Как думала Мэри позже, именно мысль о лишениях и, вероятно, отсутствие жены, заставляли отца смотреть на ее поведение сквозь пальцы. Лиам живо интересовался увлечениями дочери и старался во всем поддерживать. Заметив задатки в конструировании различных механизмов, объяснял, как можно это сделать, учил чертить. Именно он помог Мэри с тем, что Энди назвал «резинкострелом» и с восторгом поминал до сих пор. Для самой же Мэри куда ценней была нарисованная папой жаба. Самый простой рисунок карандашом на теперь уже пожелтевшем листе бумаги, но такой значимый. Мэри досталось не так много — отец был весьма аскетичен. Когда Лиам заболел, она сразу заметил неладное. Он словно старел на месяц за день, похудел, быстрей уставал и все чаще замирал, погрузившись в свои мысли. Или же, напротив, рассказывал, рассказывал, рассказывал... Вспоминал истории из своего детства и юности, старых друзей, знакомство с ее, Мэри, мамой. Иногда папа брал ее за руку, сжимал ладонь в своих руках и слегка поглаживал большим пальцем. Он молча улыбался, но в глазах Мэри видела влагу.

А потом его просто не стало.

Смотрительница позволила ей попрощаться прежде, чем тело унесут роботы — умерших в Убежище кремировали. Она смотрела на Мэри с сочувствием, но, на счастье, не говорила лишнего. Добавила лишь, что позже отправит ее к психологу, а пока попросит Шерманов присмотреть за ней, раз уж Мэри хорошо ладила с их младшим сыном.

Мэри не сразу осознала случившееся. Перед ней лежало тело. Отец словно устал и прилег отдохнуть, как это было много раз до этого, но это уже был не ее папа. Мэри не могла объяснить этого чувства. Дело было не в остывших руках — в последнее время пальцы у отца и так были холодными. Осознание начало приходить после того, как Мэри получила от Смотрительницы пип-бой Лиама и начала слушать оставленные ей голодиски. Но, едва услышав «Я люблю тебя, звездочка», Мэри не смогла слушать дальше.

Расхаживая из угла в угол своей комнаты, она чувствовала себя в западне, где стены зажимали в тиски, выжимая дыхание из легких. Накатывала паника.

Взгляд упал на стену, где висел тот самый рисунок — это добило.

Опомнилась Мэри, сидя на полу в коридоре. Рядом был Эрик. Он молчал, осторожно поглаживая ее по спине, а потом проводил до комнаты. Мэри была благодарна, что Эрик не стал говорить никаких жизнеутверждающих шаблонных фраз, просто был рядом.

Когда о случившемся узнал Энди, он тоже не стал ничего говорить. Они сидели бок о бок и молчали. Его и без того всегда казавшееся грустным лицо, выглядело совсем скорбным. Хмурясь, он смотрел прямо перед собой. Энди никогда не сталкивался со смертью. Вне Убежища у него даже хомячков не было, после смерти которых родители бы поговорили с ним на подобные темы. Энди был растерян. Наконец, с самым серьезным видом он протянул ей руку с вытянутым мизинцем.

— Что ты делаешь? — опешила Мэри.

— Клянусь.

Мэри хлопала глазами все еще не понимая, к чему тот клонил.

— Я, Эндрю Шерман, на правах твоего лучшего друга, обещаю, что всегда буду рядом.

И он правда был.

Рисунок Мэри не сняла, но голозапись дослушать не могла долгое время. Каждая попытка завершалась удушающими рыданиями. Она разобрала немногочисленные вещи отца, найдя выцветший от времени конверт. Там было лишь фото: красивая девушка — должно быть, ее мама — и отец. В этом улыбчивом молодом человеке было совсем сложно узнать уставшего Лиама Росса. С цветочными венками на голове, они обнявшись стояли на фоне поля, казавшегося бескрайним. В том же конверте нашлась почтовая открытка с теми же красивыми цветами (папа тогда был в командировке, и мама сообщала о своей беременности) и срочная телеграмма, в которой родители Лиама сообщали, что он теперь и сам стал отцом. Ее сердце екнуло от мысли, что папа хранил это короткое сообщение на невзрачном почтовом бланке столько лет.

До голодисков Мэри добралась многим позже. Было странно слушать до боли знакомый голос, так, словно человек рядом, понимая при этом, что его давно нет. Он спрашивал, как у Мэри дела, подбадривал, говорил, что верит в нее. Папа спрашивал, не понаставила ли она новых синяков. Мэри улыбалась, обещая, что больше не будет драться с Майком. Она слушала записи каждый вечер, рассказывая голосу, как у нее дела. Мэри и правда больше не дралась. На втором голодиске отец извинялся, говорил, как ему жаль, что он не смог сдержать своего слова, и много рассказывал о ее маме. Из этих рассказов Мэри поняла, как сильно Лиам любил свою жену и как сильно ему ее не хватало, хоть он и старался не подавать вида. Чего Мэри понять не могла, так это того, почему папа соврал. Отчего не сказал, что в тот воскресный солнечный день ему звонили из больницы — мама погибла в аварии. Она задала себе этот вопрос тысячу раз, но так и не нашла ответа. Не было его ни у Энди, ни даже у Эрика. Но с того момента злость на мать, которая ушла и не вернулась, отступила. Мэри не была виновата — мама не хотела ее бросать. И не бросила бы, сложись обстоятельства иначе.

* * *

К шестнадцати годам Мэри начала подрабатывать в кафетерии. Подражая довоенной Америке, учащимся разрешили работать параллельно с учебой. Энди, что неудивительно, отправился к родителям в лабораторию, где он и без того бывал довольно часто. Мэри же надоело, что все видят в ней только талант инженера. Ей легко давались чертежи и разные конструкции, но она не хотела заниматься этим. Энди — единственное, что заставляло ее возвращаться к этому занятию с былым интересом. В остальном же Мэри не нравилось, что все вокруг знали, как будет лучше для нее, чем ей заняться и как себя вести.

В кафетерии Мэри получила форменное розовое платье с белоснежным фартуком и приступила к своим нехитрым обязанностям. Но лучше всего было то, что здесь она познакомилась с Лизой. Девушка была частой гостьей этого места. Каждое утро она мило улыбалась, приходя за чашечкой кофе. Непременно с молоком и тремя ложками сахара. Всегда вежливая и доброжелательная, Лиза казалась воздушной — до того легкой была ее походка. У нее был безупречный макияж и идеальная прическа, совсем как у тех девушек из журналов, которые позже Лиза показывала Мэри.

Лизе ничего не стоило завязать разговор, столкнувшись с Мэри в одном из коридоров Убежища. Ей до того легко это давалось, что Мэри и сама не заметила, как разговорилась. Лиза любила старые романы, а еще модные журналы — она даже помогала с пошивом своей матери, работавшей в ателье. Вместе с Мэри они много смеялись, рассматривали фотографии моделей в журналах. Лиза пересказывала ей очередной роман так, словно лично прожила прочитанное. Особенно ей нравились любовные истории. Будучи примерно одинаковой комплекции, Лиза одевала подругу в свои наряды, и Мэри впервые не чувствовала себя в платьях неловко и некрасиво. Она кружилась перед зеркалом и жалела, что папа этого не видит. Повторяя свой макияж на Мэри, Лиза недовольно надувала губки, заявляя, что на ней выглядит слишком вульгарно. Пробовала другие варианты из журналов — вновь не то и лучше совсем без макияжа. Косметика с трудом отмывалась, оставляя разводы на лице, а они снова и снова смеялись, как сумасшедшие.

Даже уволившись, Мэри часто бывала в кафетерии. Лиза не изменяла своим привычкам — чашечка кофе с сахаром и молоком каждое утро. В тот день здесь было непривычно людно, и Лиза, очаровательно улыбаясь, разрешила сесть подошедшему парню рядом с ними — у нее было много знакомых, и Мэри не напряглась бы, будь этим парнем не Майк Уильямс. Все такой же огненно-рыжий, он сильно вырос и благодаря регулярным тренировкам был в прекрасной форме, но Мэри не могла думать о нем не как о «тупице Майке». Она старательно смотрела прямо перед собой и молчала. Майк кивнул Лизе и, отодвинув стул, сел рядом. Он тоже молчал. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Лиза указала на пухлую тетрадь, которую Майк положил на стол перед собой:

— Что это?

— Да так, — буркнул он себе под нос.

— А все же? — Лиза очаровательно улыбнулась.

— Рисунки, — коротко ответил Майк.

— Ты рисуешь? — удивление сменилось неподдельным интересом. — Как здорово, Майки! Можно посмотреть?

Некоторое время он колебался, но все же сдался, пододвинув тетрадь Лизе — та смотрела таким щенячьим взглядом, что отказать было просто невозможно. Она перелистывала страницы, комментируя то, что видела. А Мэри, которой было ужасно любопытно, изо всех сил старалась не смотреть, пока Лиза не подсунула очередной разворот буквально ей под нос.

— Ты только посмотри! — с восторгом прощебетала она.

Мэри сглотнула. В нарисованной — вроде бы тушью — девушке она легко узнала себя. Было странно и ужасно неловко. Она мельком глянула на Майка, покрасневшего до кончиков ушей:

— Ты мне польстил, — наконец выдавила она. — Я не такая красивая.

— Очень даже такая, — уверенно заявила Лиза. Она перевела взгляд на Майка и, накрутив прядь волос на палец, кокетливо спросила: — А меня можешь нарисовать?

Он опешил, но, наконец, промычав что-то нечленораздельное, утвердительно кивнул.

— Вот и славно, — она обезоруживающе улыбнулась.

И Майк в самом деле нарисовал Лизу. Через неделю столкнувшись с Мэри в одном из коридоров, где, должно быть, специально поджидал, он протянул ей папку.

— Спасибо, — коротко ответила Мэри и, решив, что этого недостаточно, тут же добавила, — не знала, что ты рисуешь.

— Мне нравится, но все хотят видеть меня спортсменом, — с грустью, как ей показалось, отозвался Майк.

— Понимаю... — Мэри кивнула. — Ну, я пойду, — она приподняла папку вверх, — еще раз спасибо.

Было ужасно неловко. И странно. Мэри совершенно не представляла, как говорить с Майком. Нормально говорить. Без угроз побить или еще что-то сломать за Энди.

Уже вечером Лиза кружилась по комнате Мэри, любуясь полученным портретом, и подол яркого платья волнами развевался следом за ее движениями. Мэри, скрестив ноги под собой, сидела на кровати и рассматривала собственный портрет:

— И зачем он снова меня нарисовал?

— Это же очевидно, — спокойно отозвалась Лиза, грациозно присев рядом.

— Да ну, нет, — с недоверием ответила Мэри и, оторвав взгляд от бумаги, посмотрела на подругу. — Он постоянно задирал Энди, и мы все детство дрались. Черт возьми, я ему руку сломала!

— И ты правда не понимаешь, почему он себя так вел? — с легким нажимом спросила Лиза.

Мэри отрицательно мотнула головой.

— Мэри, Мэри, — она улыбнулась, так что на щеках появились очаровательные ямочки. — Это же так очевидно! Он же завидовал твоему другу, потому что хотел быть на его месте.

Мэри пожала плечами и отложила рисунок на прикроватную тумбочку, придавив сверху фигуркой с мистером Крышкой — Бутылку она когда-то подарила Энди на день рождения. Позже она спрячет его с памятными вещами отца и несколькими новыми открытками с цветами — жаль, в теплицах Убежища не выращивали такую красоту.

Внимательно посмотрев на Лизу, она решила сменить тему:

— Продолжаешь флиртовать с тем официантом?

— А что? — она картинно надула губки. — Тебе тоже следовало бы немного развлечься. Это же ни к чему не обязывает. Неужели тебе никогда не хотелось, чтобы было как в книжках? — Лиза подалась вперед. — Поклонники, балы, все эти переживания... Знаешь, — она звонко рассмеялась, — тебе бы пошло бальное платье. Жаль, что в Убежище ничего подобного не устраивают.

С тех пор Лиза все чаще приносила любимые романы, зачитывая особенно волновавшие ее фрагменты.

— Вот, только послушай, — она демонстративно кашлянула, прочистив горло, и приосанилась, начав с чувством читать. — «Иногда у меня бывает странное чувство по отношению к вам. Особенно когда вы вот так рядом со мной, как сейчас. Мне кажется, что от моего сердца тянется крепкая нить к такой же точке в вашем маленьком существе. Но когда вы уходите, я боюсь, что эта нить порвется и мое сердце будет кровоточить». ⁽¹⁾ Ну разве не красиво?

Мэри хмыкнула, она уже не раз говорила, что находила подобные цитаты излишне высокопарными, но ей нравилось, с каким энтузиазмом Лиза читала вслух.

— Или вот, — она отложила книжку и взяла другую, открыв на заложенной странице, — моя любимая сцена! «Гость сразу же осведомился о ее недомогании и объяснил свой визит желанием удостовериться, что ее самочувствие улучшилось. Она ответила с холодной учтивостью. Он немного посидел, затем встал и начал расхаживать по комнате. Элизабет была озадачена, но ничего не говорила. После нескольких минут молчания он стремительно подошел к ней и сказал: "Вся моя борьба была тщетной! Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!" Невозможно описать, как его слова ошеломили Элизабет. Растерянная и покрасневшая, она смотрела на него и молчала. И, обнадеженный ее молчанием, Дарси поторопился рассказать ей обо всем, что пережил за последнее время и что так волновало его в эту минуту. Он говорил с необыкновенным жаром. Но в его словах был слышен не только голос сердца: страстная любовь звучала в них не сильнее, чем уязвленная гордость. Его взволнованные рассуждения о существовавшем между ними неравенстве, об ущербе, который он наносил своему имени, и о семейных предрассудках, до сих пор мешавших ему открыть свои чувства, убедительно подтверждали силу его страсти, но едва ли способствовали успеху его признания. Несмотря на глубокую неприязнь к мистеру Дарси, Элизабет не могла не понимать, насколько лестна для нее любовь подобного человека». ⁽²⁾

— Ох, Лиззи, — только и смогла выдавить Мэри, закатив глаза, и они вместе рассмеялись.

Со временем Лиза начала приносить все более откровенные книги, которые она позаимствовала у своей матери. Сюжеты, как правило, были незамысловаты, даже предсказуемы, если прочесть хоть один такой романчик, но пикантные подробности заставляли девушек краснеть, дружно хихикая.

— Ты уверена, что все это правда? — однажды спросила Мэри. — Что все это именно так происходит?

— Не знаю, — честно ответила Лиза, пожав плечами.

Мэри задумалась. Чем больше они с подругой читали, тем больше она обращала внимание на странные, несвойственные ей мысли, преследовавшие перед тем, как заснуть, просачивающиеся во сны, рождающие незнакомое до этого желание, истому, растекающуюся по телу.

— Тогда стоит проверить, — со всей серьезностью сообщила Мэри.

— Да ты что, серьезно?! — изумленно воскликнула Лиза, а на ее щеках вспыхнул румянец. — Вряд ли твой друг, — наконец взяв себя в руки, она продолжила, — так просто оторвется от своих книжек и пробирок в лаборатории.

— Энди? — настал черед Мэри удивляться. — Ну, нет. Не пойми ошибочно. Он — самое дорогое, что у меня есть. Брат, которого у меня никогда не было. Не хотелось бы портить наши отношения чем-то... подобным.

— И это ты говоришь, что мои книжки высокопарные?! — Лиза заливисто рассмеялась.

После разговора с подругой идея прочувствовать все на личном опыте основательно засела в голове Мэри. Если в науке были аксиомы, не требующие проверки, то во многих других вещах она предпочитала полагаться на знания, полученные опытным путем. Мэри Росс не верила в любовь, считая ее редкостью, с которой сталкивались единицы. Опасная, болезненная редкость. Разве родители не любили друг друга? Смерть мамы разбила Лиама, и он так и не оправился. Но несмотря на скептическое отношение к любви, обращаться к первому попавшемуся человеку было бы опрометчиво — стоило найти кого-то, кому можно было доверять. В идеале привлекательной наружности. И Мэри наверняка знала подходящего кандидата. Эрик, плюсом к прочему, был еще и старше — ровесники казались ей совершенно незрелыми.

И Мэри ни разу не пожалела о своем выборе. Эрик оказался на редкость внимательным и заботливым. Ей нравилось быть рядом с ним: касаться кожи, зарываться пальцами в волосы. Нравилось наблюдать за ним и за своей реакцией — открывать что-то новое, заново узнавать собственное тело. Реальность была куда более волнующей, чем фривольные романчики Лизы, где было много громких слов, все слишком красиво и театрально: томные дамы с их неукротимыми кавалерами вряд ли бы запутались в собственном комбинезоне или неловко потянули конечность. И уж точно им не приходилось сражаться за первенство в очереди в душ. Реальность не идеальна, и в этом ее главная прелесть.

* * *

Даже в день, когда двери Убежища 76 открылись, здесь царила суета. Многие поспешили к выходу, в первые же минуты. Несмотря на общее возбуждение, Лиза предпочла не изменять своим привычкам, решив начать утро с кофе. Она договорилась встретиться с Мэри в кафетерии, где ожидала за любимым столиком, степенно наслаждаясь любимым напитком. Лиза помахала рукой, стоило ей заметить подругу в дверях. Явно обеспокоенная Мэри села рядом.

— Так волнуешься перед выходом? — Лиза придвинула к ней заранее заказанный кофе.

Мэри отрицательно мотнула головой и взяла предложенную чашку:

— Спасибо, — наконец она спросила о том, что ее волновало. — Ты не видела Эрика?

— После вечеринки? Нет.

— Мы с Энди нигде не можем найти его.

— Может, он уже ушел?

— Он бы не ушел без брата, — Мэри нервно постучала ногтями по кружке, в которую вцепилась обеими руками.

— От того, что ты сидишь и накручиваешь себя, он не найдется. Расслабься, время еще есть.

Мэри и сама это знала, но мягкий голос Лизы действовал ободряюще.

— Что это? — решив немного отвлечься от своих мыслей, она наконец заметила лист бумаги, лежавший перед подругой.

— Письмо, — щеки Лизы заалели. — Только взгляни!

Мэри глазами пробежалась по написанному, в то время как адресатка, должно быть, не один раз прочитавшая послание, цитировала его вслух:

— «Знаешь ли ты, как замирает мое сердце всякий раз, когда я тебя вижу? Я слышу во снах твой нежный голос, слышу, как ты говоришь…" — Лиза улыбнулась. — Ну разве не романтично?» ⁽³⁾

— Слишком выделывается, — Мэри фыркнула, отложив письмо. — Тебе же даже не нравится этот официант... как уж его там? — к тому моменту, как он появился, Мэри давно уже перестала работать в кафетерии.

— Поэтому я сделаю вид, что ничего не видела, и оставлю его здесь, — она кокетливо пожала плечиками. — Не буду же я в самом деле отвечать на первое же признание, верно?

— Ты уже собралась?

— Конечно, еще и уговорила Майка помочь мне донести рюкзак.

Мэри рассмеялась, совершенно не удивившись.

— Тогда, — она залпом допила свой кофе, — встретимся на поверхности. Думаю, можно воспользоваться радио, встроенным в пип-бои, чтобы найти друг друга, — встав с места, она обняла Лизу за плечи. — А мне нужно искать с Энди Эрика.

* * *

Судя по тому, как Энди молчал, поджав губы, он ужасно злился. Вместе они нашли и дотащили до комнаты Эрика, умудрившегося уснуть в коридоре. И пока Энди буравил брата гневным взглядом, словно тот мог очнуться от этого, Мэри собирала вещи. К счастью, Эрик был не из тех, кто захламлял пространство, а она неплохо ориентировалась в комнате, представляя, где что найти.

Долгожданная свобода встретила их дуновением ветерка. Мэри не знала, сколько они стояли вот так — просто созерцая открывшуюся картину. Она запрокинула голову: встретившее их небо было вовсе не голубым. Скорее серым, с едва уловимым намеком на пыльный-розовый, пламя которого разгоралось у них на глазах. Глядя на это, улыбался даже Энди — казалось, с наступлением нового дня он отпустил злость на оплошность брата. Мэри смахнула тыльной стороной ладони подступившую к глазам влагу. Она была счастлива, стоя под бесконечным небом вместо тонны камня, но где-то внутри шевелилась свернувшаяся клубком горечь — Мэри было жаль, что в такой день папа не стоял рядом.

1) Шарлотта Бронте «Джейн Эйр»

Вернуться к тексту

2) Джейн Остен «Гордость и предубеждение»

Вернуться к тексту

3) записка, адресованная Лизе, которую можно найти в игре на одном из столов

Вернуться к тексту

Эрик

Эрик неплохо разбирался в людях, интуитивно угадывая их настроение. Ко всему прочему он слишком хорошо знал Мэри, чтобы не заметить, что та была чем-то расстроена. Однако совершенно не желала разговаривать на эту тему. Выведать же хоть что-то у Энди было почти нереально, а его принципиальная позиция невмешательства лишь усложняла задачу. Брат был уверен в том, что если Мэри до сих пор ничего ему не сказала, то не хочет или не нуждается в его помощи — и это ее законное право. А сам Энди же в своем молчании был надежней могилы. Эрика это ужасно раздражало: он полагал, что многих проблем можно избежать или разрешить куда быстрее, если не держать все в себе. Просить поддержки — абсолютно нормально. Навязываться, впрочем, он тоже не хотел.

В соревновании по умению держать переживания в себе Мэри точно была бы в числе лидеров. Ничем хорошим это никогда не заканчивалось. Эмоции копились и, будто перегнивая, превращались в гнев, а вот его она удерживала с трудом. Поэтому появление в их лагере Лизы обнадежило Эрика — возможно, хоть с ней Мэри откроется. Чего он не ожидал, так это появления Майка Уильямса. Тем более заявившегося не за компанию с Лизой, которая знала едва ли ни каждого второго в Убежище. Нет, Мэри позвала именно Майка, а Лиза пришла заодно. Мэри тут же повела Майка к огороженному на достаточном удалении от турели месту, где находилась рад-жаба, прозванная Мистером Жабсом. Указав на мутанта, она с энтузиазмом что-то объясняла, пока Майк кивал. Эрик не слышал, о чем они говорили, но судя по воодушевленному виду вернувшейся в одиночестве Мэри, она была довольна результатом беседы. Встретившись с Эриком взглядом, она пояснила:

— Он согласился сделать несколько рисунков для исследования.

— Рисунков? — Эрик был в недоумении.

Мэри кивнула:

— Майк прекрасно рисует.

— Майк? — от удивления его голос стал выше, чем обычно. — Ты серьезно?

Но не было похоже, что Мэри шутила.

— Ты знал? — спросил Эрик, подошедшего брата.

— Что он придет? Да, — Энди коротко кивнул. — Про рисунки слышал, но не видел. Поверю на слово.

Подоспевшая Лиза очаровательно улыбнулась им:

— Мальчики, я украду у вас Мэри? — она взяла ее под руку, уводя за собой. — Пойдем, ты все мне тут покажешь!

— И ты так спокойно к этому отнесся? Вы вроде не ладили... — стоило девушкам скрыться, как Эрик продолжил.

Энди пожал плечами:

— То что мы не друзья, не значит, что я его ненавижу. К тому же последний конфликт у нас был, — он слегка задумался, — лет пятнадцать назад. Тем более, Мэри нужны эти иллюстрации к записям, и, раз никто из нас рисовать не умеет, я вполне готов потерпеть.

Эрик усмехнулся — неужели это и в самом деле говорил его брат, на дух не переносивший «рыжего тупицу»?

Лиза

Пока Мэри рассказывала, как они здесь устроились, Лиза внимательно наблюдала за ней. Что-то было не так. Она не могла этого объяснить словами, но за годы успела изучить подругу. Едва уловимые интонации, взгляд, жесты — все намекало на то, что та была чем-то расстроена, но не спешила делиться. Если подумать, Мэри вообще была не самым открытым человеком: она могла поделиться личным, но на это требовалось время. Порой много времени. Вероятно, именно поэтому Мэри и дружила с Эндрю, который был из тех, кто не полезет в душу. Он куда чаще молчал, а его лицо выражало не то грусть, не то постоянное удивление — Лиза не могла определиться в том, какое Энди производил впечатление. Его брат заметно отличался. Взгляд цепкий, живой, и эта его полуулыбочка на одну сторону, словно Эрик знал что-то такое, о чем другие понятия не имели. Не будь оба кареглазыми шатенами, Лиза никогда бы не приняла их за братьев.

— Рассказывай уже, — начала она без нажима.

— Что? — не поняла Мэри, остановившись.

Всем своим видом она выражала крайнее недоумение.

— Ты явно чем-то расстроена, я же вижу. С кем-то поругалась?

— Ни с кем, — задумавшись, протянула подруга в ответ.

— Но тебя кто-то обидел, — Лиза чуть прищурилась, продолжив рассуждать вслух. — Вряд ли это был Энди. Значит — Эрик.

— Не он.

— Но ты уже не отрицаешь, что обижена...

— Ничто от тебя не скроется, да? — она вздохнула. — Дело в Мордекае.

— Кто это?

Щеки Мэри чуть вспыхнули — на ее бледной коже любое покраснение казалось ярким. Она долго рассказывала, а Лизе оставалось лишь качать головой. Мэри-Мэри... Порой ей казалось, что подруга не сильно далеко ушла от Энди: она в самом деле не понимала, что Майк все детство был влюблен и хотел с ней дружить, оттого и задирал. И этот Морт определенно точно нагрубил из ревности. Должно быть, переживал из-за своей наружности — Лиза видела не так много гулей (предпочитала держаться в безопасных местах поближе к знакомым людям), но могла предположить это.

— Ну и зачем ты соврала? — беззлобно уточнила она. — Готова поспорить, в этом лагере, — она обвела лесную полянку головой, — все эти штуки — твоих рук дело. Из всех, кого я знаю — ты лучшая в этом.

— Но правая рука у меня и в самом деле ни к черту...

— О том и говорю, — Лиза скрестила руки на груди, с укором взглянув на Мэри. — Правая! А я прекрасно знаю, что ты — левша и королева чертежей.

Мэри насупилась и долго не отвечала. Покусывая губы, она смотрела в сторону, стараясь не пересекаться с Лизой взглядами.

— Боялась, что если я все могу сама, он не станет мне помогать и просто уйдет.

— Боже, Мэри, почему нельзя было сказать что-то другое?

— У тебя ведь всегда срабатывает...

— Я прошу мужчин мне помочь, потому что мне и правда нужна помощь — принести что-то тяжелое, защитить, — она всплеснула руками. — Не для того, чтобы со мной проводили время. Я не узнаю тебя. Уж кто-кто, а Мэри Росс всегда говорила все в лоб. Даже когда не стоило бы.

Мэри насупилась сильнее, а в ее голосе появились агрессивные нотки — такое случалось всякий раз, когда она старалась защититься:

— Потому что я либо знала, что человек никуда не уйдет, либо мне было совершенно плевать на это, — она все еще старалась не смотреть на подругу.

Лиза вздохнула и вновь покачала головой:

— А знаешь что? Мы сейчас соберемся и пойдем в этот «Уэйуорд».

— Ну нет... — жалобно протянула Мэри.

— Да, иначе так и будешь сидеть тут и киснуть, пока твой гуль уверен, что у тебя все прекрасно среди людей.

— Эй! Вообще-то...

— Пойдем, — перебила Лиза, порой она бывала непреклонна.

Энди

Энди решил проверить, как там Майк. Зрелище было странное. С такой комплекцией ему бы в регби играть, но, устроившись на довоенном раскладном стуле, тот рисовал, то и дело поднимая голову на рад-жабу, копошившуюся в какой-то вязкой жиже. Мистер Жабс, хоть и привык к ним и, казалось, спокойно отнесся к новому человеку, все еще оставался непредсказуемым диким мутантом. На чужаков он реагировал с прежней агрессией. Группе кротокрысов, прорывшейся в их лагере, не повезло: те, что не погибли под огнем турели, сбежав под землю, вновь выбрались на поверхность в опасной близости к рад-жабе, тут же став обедом. Не то чтобы Энди волновался за Майка, а вот ранить Мистера Жабса в случае инцидента не хотелось бы — это расстроит Мэри.

Эрик сидел рядом, притащив второй стул, и перебирал струны на своей гитаре.

— Ты играешь для рад-жабы? — Энди нахмурился.

— Нет, я играю для себя, — остановившись, он улыбнулся. Эрик наклонился и взял открытую бутылку пива, которая стояла у ножки его стула: — И пью пиво. Просто у зеленого хороший вкус, а мне не жалко. Даже спеть могу, — поставив бутылку на место, он вновь начал играть, — вот, смотри. «Сельские дороги, приведите меня домой, В место, которому я принадлежу. К Западной Виргинии...» ⁽¹⁾

Энди покачал головой и протянул Майку принесенную банку антирадина:

— Вот, тут фонит радиацией иногда...

— Спасибо, Шерман, — Майк взял препарат, выдавив подобие улыбки — они оба не знали, когда вообще последний раз разговаривали, если не считать детских перепалок.

— Будешь? — запоздало спросил Эрик, протянув со своего места закрытую бутылку пива.

— Нет, спасибо, — Майк отрицательно мотнул головой, — я не пью.

Энди одобрительно хмыкнул, а его брат пожал плечами:

— Мне больше достанется, — и продолжил перебирать струны своей гитары, что-то наигрывая.

Больше никто не разговаривал.

Когда на поляне появилась Лиза, она боязливо посмотрела на рад-жабу, сидевшую в отдалении. Мистер Жабс насторожился в ответ, уставившись на новенькую множеством глаз, а его зрачки сузились.

— Мы хотели пойти в бар, — она все еще с опаской косилась в сторону мутировавшей жабы.

— Я с вами, — Эрик вскочил со стула, едва не перевернув его, и указал на пустые бутылки. — Все равно пиво кончилось.

Должно быть, собрались в «Уэйуорд» — других баров поблизости Энди не знал. Надо полагать, Мэри рассказала все Лизе. Что ж, может, оно и к лучшему — в отличие от него, Лиза наверняка знала, что говорить и делать.

Энди сел на освободившееся место, крикнув вслед брату:

— Не насвинячься там, придурок!

Развернувшись через плечо, Эрик показал ему средний палец, беззлобно добавив:

— Да пошел ты!

Увлекшийся процессом Майк даже не заметил, что что-то изменилось. А Энди подумал, что неплохо бы было бросить в Мистера Жабса мертвым дутнем, которыми они нередко его баловали, чтобы Майк запечатлел длинные жабьи языки.

Мэри

Подмигнув Герцогине и еще раз поблагодарив за помощь, Мэри вернулась на место, которое они выбрали с Лизой. В это время дня здесь не было никого. Как, к облегчению Мэри, не было и Мордекая — оставалось лишь надеяться (отчаянно желая обратного), что он так и не объявится, а запал Лизы поутихнет.

— Вот! — она протянула ей чашку.

Лиза захлопала в ладоши, едва уловив аромат:

— Ты — чудо!

— С молоком и тремя ложками сахара, — Мэри улыбнулась, ей нравилось, как бурно Лиза могла радоваться таким простым вещам.

Вообще, подобные напитки не были привычными для «Уэйуорда», но Герцогиня, пока вокруг не было свидетелей, пошла навстречу. Тем более рядом был собственный загончик с браминами — стоило лишь подоить их. Рад-жабы не были исключением, браминов Лиза тоже опасалась, как и любых других крупных животных. Но, к удивлению Мэри, она пришла в полный восторг от Бесси. Бывший робот-охранник, снятый с вооружения, когда-то был приобретен Герцогиней. Здесь робот использовался в качестве погрузчика и вьючного животного, получив кличку Бесси и голос животного. В загоне с браминами Бесси и «паслась». Протяжное синтезированное «му-у-у» дополняла новая окраска. Бесси была белая, со старательно выведенными черными пятнами. Эта деталь особенно понравилась Лизе: напоминало довоенных коров, которые были в месте, где она проводила летние деньки с семьей.

Присев напротив, Мэри чокнулась с Лизой кружками и сделала глоток свежего молока. Молоко браминов нравилось ей куда больше, чем то, что было в Убежище, еще и имело замечательное свойство — выводило радиацию из организма. Правда, Герцогиня убедительно попросила никому не рассказывать, чем она тут поила ее в своем баре.

Мэри вытащила из волос цветок, вставленный туда по дороге Лизой. Было красиво, пока флегматичный брамин не откусил половину за то, что его подоили. Мэри нравились цветы, и Лиза прекрасно знала об этом.

— О чем вы говорили с Эриком? — она не ревновала, но ужасно боялась того, что он скажет, если Лиза сболтнет лишнего.

— В общих чертах обозначила ситуацию, — она пожала плечами. — Чтобы здесь обошлось без сюрпризов.

— И что он? — с опаской спросила Мэри.

— Не был ли против или...?

Она кивнула. Вообще Мэри не редко задумывалась над тем, какой могла быть реакция на гуля. Она никогда не обсуждала этот вопрос даже теоретически, в отрыве от себя. Было ли с ней что-то не так, раз ее совершенно не отталкивала гулификация? А этот взгляд, выцветший, немного белесый — пугал и завораживал одновременно.

— Спокойно, — Лиза рассмеялась. — Даже пошутил, что среди обычных людей все равно половина выглядит не очень. Больше удивилась, почему я так спокойно к этому отнеслась.

— А, кстати, почему? — Мэри чуть свела брови к переносице.

— Это же очевидно, — подруга накрутила прядь волос на палец.

— Да?

Лиза закивала:

— Сразу представила тебя в роли Джейн...

— Какой еще Джейн?

— Джейн Эйр.

— Ох, Лиза, — протянула Мэри, но продолжить тему не успела, резко уставившись в свою пустую кружку. — Вот черт!

Не кто иной, как Мордекай МакКой, перебросившись парой слов с Джидом, одним из людей Герцогини, проследовал к своему обычному месту.

— Может, уйдем? — понизив голос, она умоляюще посмотрела на подругу.

— Ну нет! — Лиза было встала, но тут же опустилась на место.

Девушки наблюдали, как увлеченно беседовавший до этого момента с Герцогиней Эрик тоже встал и направился в их в сторону. Подойдя к их столику, он бросил беглый взгляд на Морта и, чуть нахмурившись, перевел его на Мэри:

— Солнышко, можно тебя на минутку, — Эрик не был пьян, но что-то в его голосе насторожило ее.

Мэри сдавленно кивнула, встала и отправилась следом за ним.

На улице вечерело. Они остались вдвоем под равнодушными взглядами флегматичных браминов. Бесси замерла неподалеку, мерцая красными лампочками.

— Беседовал тут с Герцогиней, — Эрик начал явно издалека. — Все-таки, несмотря на заочное знакомство, я помогал разобраться со «Свободными радикалами»...

Он надолго замолчал, и Мэри тоже молчала.

— Помнишь, ту историю, которую ты мне рассказывала? Про супермаркет.

Она дернула плечами и с удивлением посмотрела на него.

— Напомни, — его голос стал вкрадчивым, — как звали того охранника? Ты ведь помнишь, верно?

Мэри не ответила, но даже сумерки не могли скрыть того, что она покраснела едва ли не до кончиков ушей.

— Я так и думал, — Эрик покачал головой и оперся спиной о стену. — Знаешь, принять тот факт, что тебе нравятся гули — не так сложно. Но это как-то немного нездорово. Это точно не попытка получить то чувство безопасности?

Мэри молчала, задумавшись над услышанными словами. Она не могла дать однозначного ответа на его вопрос даже для себя, но ужасно хотела зажать рот Эрика ладонью, заставить его замолчать прежде, чем он скажет что-то еще.

— Морт вообще в курсе?

— Нет, конечно, — она с силой пнула подвернувшийся под ногу камушек, — ты как себе это представляешь? Привет, я — Мэри, орущий ребенок из супермаркета. Помнишь меня? — Мэри поджала губы, отвернувшись.

— Ну, это не хуже, чем врать про чертежи и прочее, — Эрик вздохнул. — Ладно, пойдем обратно... Только не подумай, что я против или, что хуже, ревную, но если он тебя обидит, могу и башку прострелить, — он хмыкнул, чуть улыбнувшись, а Мэри так и не поняла, было ли последнее шуткой. — Мы ведь друзья, верно? А друзья защищают друг друга.

1) John Denver — Take Me Home Country Roads

Вернуться к тексту

Заявившись по своему обыкновению в «Уэйуорд», Морт не мог не заметить ее. Мэри давно здесь не появлялась, сейчас же сидела вместе с незнакомой ему миловидной блондинкой в ярком и, должно быть, некогда очень модном платье. Несмотря на отсутствие узнаваемого сине-желто комбинезона, Морт предположил, что она тоже была из Убежища 76. Мэри много рассказывала про быт в Убежище, но умело избегала более личных тем, касаясь их скорее вскользь. Задохлика Энди поблизости не было, зато был другой резидент. Тот выглядел гораздо крепче, хоть и не сильно внушительно, а накинутый поверх комбинезона плащ-дождевик казался невозможно чистым для послевоенной Аппалачии. Закончив разговор с Герцогиней, мужчина направился прямиком к Мэри. Что-то сказав, он увел ее за собой. Мэри казалась подавленной, и Морт было хотел пойти за ними следом и вмешаться, но сдержался — не его это дело.

Оставшаяся в одиночестве блондинка, изящно закинув ногу на ногу, покачивала туфелькой, чем вызывала недвусмысленные взгляды среди некоторых собравшихся в баре. Сама же она, даже не пытаясь скрываться, внимательно смотрела на Морта, чуть изогнув аккуратные брови. Ему было ужасно неуютно. И чего пялится, спрашивается, гулей, что ли, никогда не видела? Изредка девушка посматривала на дверь, должно быть, ожидая возвращения Мэри.

Когда та вернулась, по ее лицу, что бы ни происходило снаружи, легко угадывались задумчивость и некоторое беспокойство. Она хмурила лоб и, совершенно не глядя по сторонам, проследовала на свое прежнее место. Шикнув на пытавшегося заговорить с ее подругой, она села напротив и, положив руки на столешницу, опустила на них подбородок. Мэри о чем-то негромко переговаривалась с блондинкой, и Морт поймал себя на мысли, что изо всех сил пытался услышать, о чем шла речь. Ее спутник тем временем проследовал к барной стойке, заказав себе выпивку.

Не выдержав, Морт все же решил подойти. Можно было бы просто уйти, но, как пить дать, это бы не укрылось от бдительной Герцогини, которая видела все, что происходило в баре, и потом точно изведет его: да, она вновь не будет читать нотаций (за все время лишь однажды упрекнула в том, что Морт вел себя, как мальчишка), но под ее пристальным взглядом он себя именно мальчишкой и ощущал. И ему это решительно не нравилось.

— Привет, Мордекай, — первой поздоровалась Мэри так, словно и взаправду видела его впервые за этот вечер.

— Привет, — вышло слишком хрипло, даже для гуля.

Мэри тем временем, взглянув на мужчину у барной стойки, закончила то, что говорила подруге:

— Ужасно бесит его проницательность. И этот вид, будто он знает меня лучше, чем я сама. И как только его на экзаменах в психологи не определили?

Морт усмехнулся своим мыслям: будто Герцогиню описала — его раздражало ровным счетом то же самое.

— Это — Лиза, — представила Мэри подругу.

Стоило догадаться — это едва ли не единственное женское имя, которое она упоминала в своих рассказах.

— Морт, — коротко представился он, присев на свободный стул за их столиком.

Несмотря на нарочито расслабленный вид девушек, в воздухе ощущалось явное напряжение — никто не решался заговорить первым. Мэри настороженно посматривала в сторону своего друга, внезапно громко воскликнув:

— Чтоб тебя! Это что, была наливка Герцогини?!

Несколько посетителей удивленно обернулись на ее голос. Наливка была фирменным напитком — пить ее в «Уэйуорде» было обычным делом. Казалось, только Лиза поняла, в чем дело.

— Эрик совершенно не умеет пить, — обреченно пояснила Мэри. — Все, что крепче пива — пиши пропало...

Эрик. Что ж, и тут стоило догадаться. Оставалось дождаться появления рыжеволосого Майка.

Будто в подтверждение слов Мэри, Эрик со звоном вывалил на барную стойку целый пакет крышек, спрятанный, должно быть, где-то под дождевиком:

— Наконец, избавлюсь от этого барахла! Все пьют за мой счет! — моментально охмелевший, он говорил на весь бар. — И кто вообще придумал такую глупость? Неудобно, громоздко, ходишь и бренчишь, как погремушка, врагам на радость. А на годную пушку, придется притащить целый мешок...

Мэри переглянулась с Лизой:

— Надо остановить это. Не хочу потом искать его по всей Аппалачии...

— Мы же не дотащим его... Может, мне сбегать за ребятами? — растерянно спросила Лиза.

— Ну нет, на ночь глядя одна ты никуда не пойдешь! — с нажимом ответила Мэри, повернувшись к все еще сидевшему рядом Морту, она пояснила. — Это тот самый парень, который чуть не проспал день эвакуации, накидавшись на празднике по случаю «Дня возрождения».

— Здесь есть комнаты для постояльцев, — вместо комментариев сообщил он. — Спрошу у Герцогини...

Мэри благодарно, как ему показалось, кивнула и поспешила к своему другу. Заметив ее, Эрик вскочил на ноги, заметно пошатываясь:

— Мэ-э-эри, — протянул он с серьезным видом, раскинув руки, словно для объятия, — а ты знала, что одна крышка весит два грамма?

Она мотнула головой:

— Нет, но спасибо за ценную информацию, а сейчас пойдем.

— Куда? Ладно, неважно...

Эрик поплелся следом за Мэри, которой Морт кивком головы указал куда идти. Лиза последовала за ними.

* * *

Когда Морт заглянул в комнату, Эрик уже отключился. Мэри устроилась на краю его кровати, а на второй, свободной, разглаживая подол платья руками, сидела Лиза. Она что-то тихо рассказывала. Скрестив руки на груди, Мэри не спускала глаз с Эрика, словно тот мог вскочить и убежать в любой момент. Хмурясь, она покусывала нижнюю губу, заметно покрасневшую от этой привычки.

Заметив Морта, девушки одновременно повернулись в его сторону, притихнув. Первой нарушила тишину Лиза:

— Иди. Я присмотрю за ним. Хотя не думаю, что Эрик в ближайшее время вообще очнется.

Мэри кивнула. Убрав прядь волос с лица друга, она покачала головой и встала.

Оказавшись на улице, она с шумом втянула воздух и, тяжело выдохнув, запустила пальцы в волосы, зализав их назад, словно это могло успокоить. Морт впервые видел Мэри настолько раздраженной, казалось, она могла взорваться в любой момент.

— Ну что за придурок! — Мэри с силой пнула стену, будто та была во всем виновата.

Она нанесла еще несколько ударов руками, прежде чем Морт оттащил ее, обхватив со спины. Не хватало еще, чтобы покалечилась. Да и Герцогиня будет не в восторге, если ее детище разнесут в щепки.

— Я все починю, — протараторила в свое оправдание Мэри, совершенно не сопротивляясь. — Даже лучше будет... — донесся нервный смешок.

Она тяжело дышала и слегка дрожала, но не пыталась вырваться. Выждав некоторое время, Морт разжал руки. Мэри сделала несколько шагов в сторону и, обхватив колени, села на ступеньку лесенки, ведущей к террасе «Уэйуорда». Морт опустился рядом:

— Это все ведь не из-за наливки?

Как проницательно! Он ожидал, что она съязвит в ответ, но Мэри лишь покачала головой:

— Эрик — хороший. Хоть и болван, который отрубается после крепкого алкоголя. Просто, — она замялась, — накопилось, а сдерживаться я так до конца и не научилась.

Морт достал сигарету и зажигалку, быстро прикурив. В полумраке, освещаемом лишь фонарем, висевшем на входе в бар, огонек вспыхнул яркой точкой. Спохватившись, Мэри включила фонарик на своем пип-бое, тут же выхвативший искусственным зеленым светом пространство вокруг. Ее пальцы чуть дрожали, не слушаясь. На пристальный взгляд Морта она отмахнулась, мол, ерунда. Он не поверил и, зажав сигарету в зубах, осторожно перехватил запястье — сбитые в кровь костяшки чуть припухли.

— Ерунда, — вновь повторила Мэри, но руку не одернула. — Потом забинтую. В баре остался рюкзак, — добавила, как показалось Морту, скорее чтобы успокоить его.

Осторожно, пусть и нехотя отпустив ее, он неторопливо затянулся, так же медленно выдохнув дым. Они вместе молчали.

— Вообще-то я соврала, — в тишине голос Мэри показался особенно резким.

Она вновь замолчала, прикусив нижнюю губу.

— Все-таки болит? — Морт не сразу понял, о чем шла речь.

— Нет, — Мэри медлила, явно нервничая, — я про чертежи и конструирование. Я — левша и специально делала все правой рукой, чтобы ничего не получалось. На самом деле я все сама могу... — она остановилась словно на полуслове, отвернувшись.

— Зачем?

— Иначе ты бы не стал возиться со мной, — ответила Мэри с какой-то грустью, уже добавив, — а я этого не хотела.

Морт нахмурился, задумавшись. Чтоб ее! И кто бы сомневался, что Герцогиня окажется права? Как, впрочем, и всегда.

— Ты ведь в курсе, — нехотя начал он, — что я — гуль...

Черт! Конечно, в курсе. У него же буквально на роже это написано. Может, Морт и не самый уродливый среди собратьев, но выглядел все же паршиво. Было ли все дело в Аппалачии, которая и сама пострадала меньше других регионов, или в его внезапном везении, если это можно было так назвать? Первое время после взрывов Мордекай жалел, что не умер. Он испытывал мучительную боль от некротических изменений, кожа слазила кусками, а тело словно кипело изнутри, и никакие довоенные способы не помогали облегчить это состояние. Он все еще горел в пламени взрывов, а потом «родился» Морт. Со временем боль утихла, притупилась и почти не беспокоила, но случившееся было необратимо.

— И что? — она чуть пожала плечами.

— Серьезно?! — прозвучало грубее, чем он хотел, чем она того заслуживала. — То есть моей натертой на терке физиономии недостаточно? Другой у меня нет. И не будет.

— Мне все равно, — спокойно отозвалась Мэри. — Это не самое главное, но можешь считать меня извращенкой, если так будет проще.

Морт не нашелся с ответом, достав новую сигарету. Стоило что-то сказать, а лучше остановить все это прямо сейчас.

— Еще скажи, что я — хороший человек, — выдавил он раздраженно.

Мэри долго молчала, и он было решил, что она уже не ответит.

— А если скажу? — неуверенно произнесла Мэри, наконец подняв на него глаза, в свете пип-боя ее лицо казалось каким-то болезненно-бледным и испуганным. — Мы виделись раньше. Еще до войны.

Морт молчал, слушая, и она продолжила нарочито бодро, стараясь скрыть волнение, но от его внимания не могло скрыться, как голос то и дело становился выше, чем обычно, а пальцами она теребила края рукавов:

— В детстве я потерялась в супермаркете. Мордекай МакКой стал чуть ли не героем, который отвел к папе, — она усмехнулась, добавив, — а я горланила, должно быть, на весь магазин!

Черт! Тлеющая сигарета добралась до пальцев, напомнив о себе. Морт не сразу вспомнил, о чем она рассказывала, перебирая довоенные воспоминания в голове. Его жизнь не была богатой на яркие события, самая простая, можно сказать, непримечательная. Наконец, Морт вспомнил. Он даже не работал в том магазине, зашел, проезжая мимо, но какая-то полусумасшедшая пожилая дамочка, заметив форму охранника, указала ему на потерявшегося ребенка.

— Не так уж и сильно, — Морт подавил смешок. — И я ничего такого не сделал...

— Иди скажи это четырехлетнему перепуганному ребенку, — Мэри пожала плечами, вновь отвернувшись и о чем-то задумавшись.

— Лучше считай, что Мордекай МакКой умер. Того человека уже давно нет. Есть только Морт.

— Хорошо, — Мэри задумалась, — Морт. Только мир тоже изменился.

— Чего ты добиваешься? — после долгой паузы спросил он.

— Хочу проводить с тобой время, — спокойно ответила Мэри. — Для начала.

— Но тебе не стоит...

— А может не стоит решать за меня, что мне делать? — в голосе Мэри появились непривычные стальные нотки. — Серьезно. Просто скажи, чего ты сам хочешь. Не желаешь меня видеть — пожалуйста! — так и скажи. Я могу это принять и не лезть — в Лесу места для всех хватит. В ином случае не надо прикрываться тем, что мне якобы чего-то не стоит делать.

Морт не знал, что ответить. Словно слова, одно за другим, припечатали его к месту. Мог ли он и в самом деле выбирать то, чего хотел? Портить чужую жизнь своим отвратительным видом, просто потому что ему нравилось ее присутствие? Нравилось, что она где-то здесь, рядом — просто есть. Нравилось, как она — забываясь ли? — прикасалась к нему. Нравилось чувствовать себя снова человеком. Хотя бы на мгновение.

... А потом возвращаться к мучительному осознанию, что он давно уже просто подобие человека.

— Однажды я могу стать диким... Безмозглым монстром, — наконец выдавил он вслух. — И навредить тебе.

— Когда? Через день? Два? Месяц? Три года? — Мэри была немного отстраненной и спокойной, даже невозмутимой. Морт покачал головой и она продолжила. — К тому моменту, когда это случится. Если вообще случится, — она сделала особый акцент на этом, — со мной может произойти масса вещей похуже. Если я вообще доживу. Моя мама собиралась на семейный воскресный ужин, но случилась авария. Папа получил место в Убежище, но умер от болезни. Никто не может предугадать, как и когда случится что-то дерьмовое. В нынешнем мире — шансы куда выше, но что, теперь не жить, что ли? Пока с тобой этого не случилось, у тебя есть разум. Можешь сам выбирать, кто ты: человек или монстр? И уж точно не вид кожи определяет это.

Морт потянулся к сигаретам. Последняя. Он прикурил, с силой смяв пустую пачку, и выдохнул струйку дыма, заструившуюся причудливыми изгибами.

— Ненавижу пафосные и длинные речи, а вышло именно так, — проведя кончиком языка по искусанной губе, Мэри виновато улыбнулась. — Извини...

Она замолчала и, с шумом проведя подошвами по земле, наконец вытянула ноги, заметно расслабляясь. Откинув голову назад, она посмотрела на небо:

— Никак не могу привыкнуть... После тонны бетона над головой — это настоящее чудо.

Последовав ее примеру, Морт тоже поднял голову. Он не так часто смотрел наверх — не было такой привычки. За то время, что они здесь сидели, уже окончательно стемнело и на небе были видны звезды.

— Вон та, — он указал пальцем на светящуюся точку, — Полярная.

Мэри молча выключила фонарик и придвинулась ближе, чтобы проследить за направлением его руки:

— А другие?

— Не знаю, — он пожал плечами, хрипло усмехнувшись, — вспомнилось, что мой старик когда-то рассказывал.

Она сосредоточенно всматривалась в темный бархат неба, должно быть, уже прикидывая, где найти атлас и узнать больше. Морт хмыкнул, совершенно точно зная, где такой найти.

* * *

Объявившийся утром Эрик виновато улыбался, стараясь никому не смотреть в глаза. Однако Мэри заверила, что ни слова не расскажет его брату. После чего все трое, включая Лизу, ушли, чтобы вернуться в свой лагерь, а затем помочь Герцогине с каким-то делом.

Морт не знал, что будет дальше, знал только, что она вернется. Хотел того или нет, но он полностью увяз в происходившем между ним с Мэри. Куда сильнее, чем он себя убеждал.

Он думал, много думал. Прокручивая в голове их разговор, он наконец нашел нужные слова для так и не записанного голодиска с «Уроками Морта».

"Морт, значит, теперь я монстр? Я хочу решительно заявить: нет, мутация не делает вас монстром. Мы все, как мутанты, так и все прочие, — сложные разумные существа. Все мы испытывали боль потери, отчаяние и сожаление от того, что остались живы. Всё это может изменить нас не меньше, чем тесный контакт с открытым ядерным реактором. Но то, как мы справляемся с этими испытаниями, то, как мы живем... Это и делает нас людьми. Не позволяйте миру превратить вас в монстра, и тогда вы им не станете". ⁽¹⁾

1) «Уроки Морта 04: мутации!»

Вернуться к тексту