Für Alice (джен)

Здесь, в Хайленде, рядом с переправой на Оркнеи, никогда не бывало тихо: волны бились о прибрежные скалы, ветер выл в бухтах и ломал редкие деревья, в щепки разбивал лодки рыбаков-сквибов. В замке на скале над нищей рыбацкой деревушкой тем более не было тихо — замок принадлежал Лестрейнджам, за десяток веков своего существования не раз тонул в крови и криках, и часто видел такое, о чем предпочитали молчать.

Но та летняя ночь выдалась тихой и ясной; море серебрилось в лунном свете, вереск и чертополох чуть заметно колыхались на ветру, а над берегом стояла странная, удивительно мирная тишина. К рассвету, когда первые лучи солнца легли на воду, тишину нарушили два крика, доносившиеся из замка — крик роженицы и крик младенца.

— Девочка, миссус, — домовуха Дилси, принимавшая роды у хозяйки, шустро обтирала и пеленала младенца. Ей это было не впервой — до этой девочки она так же обтирала и пеленала еще восьмерых, семерых из которых потом укутывала в саван, чтобы положить в ладью и, по старой традиции Лестрейнджей, предать огню и морю. — Вроде здоровая, но это уж как Мерлин даст. Будем надеяться, не уплывет русалочкой вслед за братьями и сестрами, — Дилси служила Лестрейнджам уже не один десяток лет и могла позволить себе определенные вольности. — Я скажу хозяину, пусть позовет кого из больнички или хоть Руфь-повитуху, пусть осмотрят...

Женщина на кровати — роженица — едва заметно помотала головой.

— Как это — не надо? А если с вами или ребенком что случится? Да и хозяину нужно на дочку поглядеть.

— Не нужно, — тихо, но твердо сказала женщина. — Спрашивать будет — скажи, что умерла... а саму ее спрячь потихоньку. Он... редко... приходит... не заметит, что ребенок... а я хоть одного оставлю себе...

Дилси укоризненно поджала губы, но спорить не стала. Хозяйка, видят Мерлин и Моргана, натерпелась от хозяина и оскорблений, и побоев, и всякого: не любил он ее, ох как не любил, а против покойной матери пойти не смог и женился. А теперь измывался над женой, как хотел; может, потому и отправились семеро маленьких господ в другой мир, что там им будет лучше, чем с таким отцом и забитой матерью?

— Воля ваша, миссус. Как дочку-то назовете? Негоже ей без имени быть.

По губам женщины скользнула слабая улыбка.

— Элиза. Я назову ее Элиза.