Цвет веры (гет)

«Ты не один», —

— шепчет вьюга во тьме над древними башнями.

Непобедим

Тот, кто смог, позабыв обиды вчерашние,

Ринуться в бой,

Защищая того, кто на землю упал без сил.

В битве с судьбой

Ты не дрогнул, значит, уже почти победил.

Мадам Помфри суетливо поправила одеяло, сползшее с его плеча, и в сотый раз проверила заклинанием его жизненные силы. Это было совершенно бессмысленным действием, потому что ничто не могло окончательно вернуть его в строй за три минуты. А именно столько времени прошло с ее последней проверки.

— Мадам Помфри, — прошелестел Северус, удивляясь тому, как слабо звучит его голос, — я в полном порядке. Вы можете спокойно отдыхать.

— Северус, вы настолько не в порядке, что я даже не знаю, как вы вообще в сознании.

Снейп попытался улыбнуться, но, судя по лицу целительницы, нужного эффекта не достиг.

— Поппи, вы можете идти, — сказала Минерва Макгонагалл.

Рука, которой она сжимала ворот своего халата, заметно дрожала.

Выдав напоследок целый ряд бесполезных инструкций, как то: не пропускать прием зелья по часам, не вставать с постели и исключить любые волнения, целительница наконец вышла из крошечной гостиной декана Гриффиндора.

Северус не знал, как ее уход подействовал на остальных, но ему самому стало намного спокойнее, потому что он не любил, когда вокруг него суетятся. Не было ничего бессмысленнее бесконечного озвучивания предостережений и советов, которым он все равно не собирался следовать.

Стоило двери закрыться, как из спальни Минервы выглянули сперва Люпин, а потом Блэк. Северус слабо улыбнулся, думая о том, что они все почти сошли с ума в этой изнурительной войне. Эта картина выглядела совершенно нереальной, но удивления уже не вызывала.

— Ну, раз у него есть силы ухмыляться, значит, жить будет? — вопрос Блэка прозвучал преувеличенно бодро.

— Даже не надейся на обратное, — ответил Снейп.

Минерва Макгонагалл достала из кармана халата волшебную палочку и взмахнула ею в воздухе. В комнате тут же запахло жареным мясом, и, несмотря на запредельную усталость, Северус вдруг понял, что зверски голоден.

Минерва наколдовала стол, три стула и кофейный столик персонально для Снейпа.

— Ешьте и рассказывайте все, как было.

Блэк, покосившийся на Северуса, был дико похож на самого себя двадцатилетней давности, пойманного деканом за нарушением дисциплины.

— Десять баллов с Гриффиндора, — прошептал Снейп.

— Хвала Мерлину, что вы не добавили за что, Северус. Иначе завтра вам пришлось бы лично объяснять детям причины изменений в общем зачете, — слабо улыбнулась Макгонагалл и повернулась к бывшим гриффиндорцам.

— Начинай ты, — кивнул Блэк Люпину, и тот вздохнул.

Их рассказ уложился в восемнадцать минут. Несмотря на голод, Северусу удалось съесть всего два кусочка, любезно отрезанных для него от стейка деканом Гриффиндора. А потом он просто лежал на жестком диване, откинувшись на подушки, и слушал негромкие голоса, звучавшие в комнате.

Здесь было гораздо теплее, чем в его покоях, и от этого нещадно клонило в сон. Но Северус упрямо выдергивал себя из полудремы и заставлял мозги шевелиться. Времени на отдых не было.

Нарцисса у Лорда. От этой мысли по-прежнему сжимало грудь, и сделать нормальный вдох не получалось. Но Северус повторял это про себя снова и снова. Не потому, что ему нравилось тонуть в безысходности, а потому, что с каждым таким повторением в нем поднималось что-то глубинное в слепом желании защитить. Ему не нужен был отдых. Его ярости хватит на то, чтобы все исправить. И пусть он поплатится за это жизнью. Ему уже все равно. В конце концов, жизнь — не такая уже высокая цена за благополучие дорогих ему людей.

— В общем, из всего этого можно сделать только один вывод: Хогвартс — единственное место, в котором сейчас безопасно, — решительно сказала Минерва Макгонагалл, когда Блэк замолчал. — Вы все остаетесь здесь.

— Но как, профессор? И насколько? — осторожно спросил Люпин, пока Блэк переваривал информацию.

— Я не знаю, — прошептала Минерва. — Боюсь, это то, о чем предупреждал Альбус. Ближайшие часы покажут, права ли я.

Северус зажмурился. Как славно было бы провалиться в сон и проснуться, когда все уже завершится. Вот только завершать все придется самим. Других вариантов у них не было.

* * *

Этот завтрак в неизвестном замке был похож на сотни подобных завтраков в имении Малфоев, когда за столом случалось присутствовать Темному Лорду, а остальным, с одной стороны, приходилось изо всех сил делать вид, что ничего необычного не происходит, а с другой стороны, отчаянно стараться сохранить свои тайны.

Фред сидел напротив, и Нарцисса то и дело поднимала на него взгляд. Его лоб пересекала морщина, и выглядел он как человек, который держится из последних сил. Это ее беспокоило, потому что Фреду были присущи собранность и отстраненность. Сейчас же он с трудом скрывал нервозность и усталость. Нарцисса не понимала, что происходит, а жизнь с Люциусом научила ее тому, что порой лучше оставаться в неведении. Но Фред был единственным близким ей человеком в этом чужом и незнакомом месте, поэтому, когда они встретились взглядами в очередной раз, Нарцисса одними губами спросила:

— Все в порядке?

— Это просто нечистая совесть, милая Нарцисса, — неожиданно сказал Темный Лорд, и Фред прикрыл глаза. — Наш дорогой друг решил играть не по правилам. Да, Фред?

— Мой Лорд, — Фред отодвинул от себя тарелку с нетронутой едой и повернулся к Лорду: — Я всегда в меру своих сил…

— Вел двойную игру.

Если бы лицо Тома Реддла не приобрело змеиные черты много лет назад, вероятно, его гримасу можно было бы расценить как снисходительную улыбку.

— Мой Лорд… — повторил Фред и замолчал.

— Я очень разочарован в тебе, мой друг, — все с той же гримасой произнес Темный Лорд.

— Мой Лорд, — подала голос Нарцисса, — вся наша семья знает Фреда как верного друга и преданного вашего слугу.

«Наш лорд всегда прав, Морфеус», — говорит в ее воспоминаниях Фред одному из мужчин в имении Малфоев. Нарцисса не знает, о чем шла речь в той беседе, здесь важен ответ Фреда, который она услышала краем уха, пока переходила от одной группы гостей к другой, играя роль гостеприимной хозяйки. И вот теперь это воспоминание, как сигнальная вспышка, которую посылает волшебник, призывая себе на помощь. Оно затмило все прочие: дежурные, спрятанные. Лорд не слишком сильный легилимент. Нарцисса в этом почти уверена. Поэтому должно сработать.

Фред помотал головой, предупреждающе на нее глядя.

— Это похвальное стремление, милая. Объединение вокруг общей идеи прекрасно, если это не идея пойти против того, кому вы всем обязаны.

— Мы не… — начала она.

— Миссис Малфой! — повысил голос Фред. — Не стоит вмешиваться в беседу мужчин. Особенно, когда не понимаешь ее сути.

Фред смотрел прямо ей в глаза, и Нарцисса многое бы отдала сейчас за возможность прочитать его мысли.

— Твоя беда в том, что ты слишком наивна, моя девочка.

Темный Лорд встал со своего места и направился к Нарциссе. Фред тоже начал подниматься, но тут же рухнул обратно, как подкошенный.

Нарцисса почувствовала, как сводит скулы от нелепой, неживой улыбки, которую она зачем-то нацепила на лицо. Вероятно, чтобы умереть вот так — улыбаясь.

* * *

Нарцисса, сногсшибательно красивая, испуганная и в то же время несломленная, сидела напротив него за столом, и Фред отдал бы все на свете, чтобы ее здесь не было. Он бы даже отдал свою жизнь. Вот только понимал, что этого окажется недостаточно.

Он не гадал, в чем они с Северусом просчитались: просто знал, что однажды споткнется на этом пути, полном недомолвок, тайн, скрытой ненависти и бесконечных попыток отвести угрозу от близких людей. Темный Лорд был не тем, с кем можно безнаказанно играть. Впрочем, возможно, дело было в том, что Фред просто устал.

Он чувствовал давление на черепную коробку, отмечая, что в этот раз Лорд не пытается осторожничать. Обычно его вмешательство ощущалось легким покалыванием в затылке. Фред отчаянно выбрасывал на поверхность мысли о Северусе и поисках Нарциссы, об отчете банковского управляющего и почти воочию видел, как это все сминается, разлетается.

Нарцисса то и дело поднимала на него испуганный взгляд, и он хотел бы как-то ее ободрить, но у него не было ни одной хорошей новости. Темный Лорд вдруг оказался более сильным легилиментом, нежели они полагали.

Письмо из попечительского совета он воспроизвел в памяти уже с трудом. Казалось, буквы цепляются одна за другую и сползают с листа пергамента, как капли дождя по стеклу, собираясь в мутно-черные потоки, которые на глазах становились красными.

Паника сдавила горло, и только мысль не потерять лицо перед Нарциссой остановила его от необдуманных поступков: вроде того, чтобы выхватить палочку и направить ее на Лорда, прекратив тем самым эту пытку уже навсегда.

Из последних сил он вытащил из глубин памяти визит в дом Алана Форсби и чистую, незамутненную боль, которую он испытывал, глядя на знакомые черты, нарисованные на бездушном парадном портрете. Фрида — его небо и его способ не умереть — хмурилась и качала головой, будто пытаясь о чем-то предупредить.

Фред запоздало сообразил, что ее реальное предупреждение нужно скрыть любой ценой, и именно в этот миг на него обрушился ментальный удар, заставивший его застыть от страха и безысходности. Образ Фриды начал распадаться на сотни осколков.

«От Метки можно избавиться… отыщи этого Роберта… Фред, милый…»

Он перестал дышать, слепо глядя перед собой.

— Все в порядке? — послышался голос Нарциссы.

— Это просто нечистая совесть, милая Нарцисса, — сказал Темный Лорд, и Фред прикрыл глаза, понимая, что проиграл: все его мысли и надежды разом стали открытой книгой. — Наш дорогой друг решил играть не по правилам. Да, Фред?

— Мой Лорд, — Фред отпихнул от себя тарелку, которая смяла белоснежную скатерть в некрасивую складку, и с трудом повернулся к Лорду. Виски разрывало болью. — Я всегда в меру своих сил…

— Вел двойную игру, — закончил за него тот.

— Мой Лорд, — повторил Фред и замолчал, потому что вдруг понял, что в его голове сейчас не Лорд Волдеморт. Тот не смог бы оставаться таким расслабленным, управляя ментальной атакой такой силы.

«В министерстве появился сильный легилимент», — сказал ему Снейп накануне. И, кажется, именно он сейчас снес все щиты и барьеры Фреда.

— Я очень разочарован в тебе, мой друг, — сказал Лорд, но Фред уже не слушал. Ему казалось, что банальное Круцио принесло бы сейчас меньше страданий, потому что ломало бы тело, а не мысли, воспоминания, надежды — все то, на чем держится мир любого человека.

— Мой Лорд, — голос Нарциссы ворвался в измученное сознание Фреда громовыми раскатами, — вся наша семья знает Фреда как верного друга и преданного вашего слугу.

«Куда же ты лезешь? Он сотрет тебя! Уничтожит!»

Фред из последних сил качнул головой, глядя туда, где сидела Нарцисса. Саму ее он уже не видел — все заволокло красной пеленой.

Нарцисса, глупая, храбрая, настоящая, никак не желала сдаваться, отчаянно бросившись на его защиту.

— Миссис Малфой! — кажется, он говорил слишком громко, но в ушах так грохотало, что свой голос он почти не слышал. — Не стоит вмешиваться в беседу мужчин. Особенно, когда не понимаешь ее сути.

В красном мутном мареве, в которое превратился его мир, произошло какое-то движение. Кажется, Лорд направился к Нарциссе.

Фред отчаянным рывком поднялся было с места, но именно в этот момент легилимент ударил с новой силой, и он как подкошенный рухнул на стул. Мыслей больше не было. Никаких. Фред стал пустым и бесполезным сосудом, из которого вытряхнули все, что было нужно, и отбросили за ненадобностью.

* * *

Гермиона не собиралась идти в кабинет прорицания. И, разумеется, она не собиралась встречаться с Драко. Никогда. Вообще.

На самом деле она не собиралась делать вообще ничего, потому что в ней что-то умерло за последние часы. То, что происходило с ней сейчас, в книгах описывалось как депрессивное расстройство. В Хогвартсе, понятное дело, подобной литературы не было, но на каникулах Гермиона тоже пребывала не в самом радужном настроении, будучи не уверенной в том, что у них с Драко возможно хоть какое-то будущее, поэтому читала разное, пытаясь понять, как жить дальше. И вот сейчас ей не хотелось есть, потому что еда была лишена вкуса, не хотелось никуда идти, потому что все действия потеряли смысл, а понимание того, что она сама отталкивает его, когда он вроде бы готов поговорить, сводило ее с ума. Гарри сперва пытался убедить ее дать Малфою шанс объясниться. Но потом перестал. А ведь у него могло получиться ее уговорить. Наверное. Гермиона ничего уже не знала и не понимала. Она пыталась ухватиться за здравую мысль о том, что потеря памяти Малфоем чревата проблемами для них всех, но следом за этой шла мысль, что ей нужно с ним поговорить, а для этого — остаться наедине, и клубок из боли, обиды и разочарования разрастался в ней до размеров Хогвартса. Гермиона зашла в тупик. С чем себя и поздравила.

Вот только ноги принесли ее к кабинету прорицания на первом этаже. К проклятой двери, за которой она была бесконечно счастлива и оглушительно несчастна. Наверное, будь Гермиона в другом состоянии, она непременно задалась бы вопросом, почему толкнула дверь и вошла в класс. А может быть, и не задалась бы. Сейчас это было уже невозможно проверить. И шанса обдумать свои действия у нее не осталось ни одного: в кабинете, на плато, втянув голову в плечи, сидел Драко Малфой. Он выглядел совсем так же, как в тот день, когда его выписали из лазарета и он прождал ее здесь сорок минут. Это было так неправдоподобно и нелепо, что она всерьез решила, будто с ней что-то не то. Или же с ним. Оборотное зелье?

Но когда дверь за ее спиной с грохотом захлопнулась, а следом полетело запирающее заклятие, которое мог снять только тот, кто его наложил, или же аврор, и то не всякий, Гермиона смирилась с реальностью: перед ней был действительно Драко Малфой. Тот самый, которому совершенно плевать на ее чувства, который… назвал ее вчера по имени.

Она бы ни за что не смогла вспомнить, о чем они говорили. Она смотрела на то, как движутся его губы, и, кажется, что-то отвечала. Наверное, злилась и обвиняла. Мерлин, находиться с ним в одной комнате было просто невыносимо. Гермиона уже собиралась прямо сказать ему об этом, как он вдруг резко согнулся, а потом и вовсе рухнул на колено.

— Драко! — позабыв о злости, она бросилась к слизеринцу, в то время как он завалился на бок и затих, кажется, перестав дышать.

Гермиона в среднем чаще любой другой волшебницы ее возраста попадала в экстремальные ситуации: спасибо Гарри с его вечной привычкой спасать мир, поэтому, когда Малфой застыл у ее ног бездыханной куклой, она знала, что нужно делать: проверить заклинанием его физическое и магическое состояние, по возможности привести в чувство и вызвать мадам Помфри. В теории. На практике же она упала на колени и сжала плечи слизеринца, бестолково шепча:

— Малфой, ты что? Малфой! Очнись немедленно! Драко…

Последнее она произнесла едва слышно, но его ресницы дрогнули.

— Немедленно приходи в себя, — дрожащими губами произнесла Гермиона и вытащила наконец палочку.

Ее рука тряслась так, что палочка прыгала из стороны в сторону, поэтому никак не удавалось направить ее на ямку между его ключицами. Можно было попробовать считать информацию с запястья, но там параметры могли быть неточными.

Наконец заклинание попало в цель, и с ее губ сорвался облегченный выдох. Он не умирал. Он был жив, и… Гермиона Грейнжер вдруг ясно поняла, что, если с ним что-то случится, она не переживет. Оказывается, весь мир, включая ее обиду, заслонившую собой все, имеет значение, только если она может слышать его голос, видеть его улыбку. Мерлин, он улыбался ей в последний раз так давно. Целых две недели назад — целую жизнь, если так подумать.

— Малфой… Драко, я должна вызвать мадам Помфри, потому что я не знаю, что делать. Вдруг ты умрешь и… что тогда делать? — растерянно закончила она.

— Ну Поттер-то будет жив-здоров, — едва слышно прошептал он, не открывая глаз, и Гермиона, сперва пригнувшаяся, чтобы расслышать его слова, резко выпрямилась и выпалила:

— Ну знаешь что…

Она могла бы многое сейчас сказать, но он слабо улыбнулся, по-прежнему не открывая глаз, и она выдохнула:

— Ты манипулятор.

— Да, я такой, — его улыбка стала шире.

— Ты обморок тоже придумал? — прищурилась она, хотя в глубине души понимала, что так талантливо сыграть не смог бы даже Малфой.

— Конечно, — он наконец открыл глаза, почти черные от расширившихся зрачков.

Гермиона знала, что зрачки расширяются от боли и стресса. Она вообще знала кучу всего из колдомедицины, но сейчас почему-то беспомощно смотрела на его бледное лицо и понятия не имела, что делать.

— Нужно вызвать мадам Помфри, — она подняла вверх палочку, но Малфой вдруг накрыл рукой ее ладонь, по-прежнему сжимавшую его плечо, и попросил:

— Не нужно. Она все равно не поможет. К тому же я не знаю, на чьей она стороне.

— Но тебе плохо! — воскликнула Гермиона, однако палочку опустила.

— Уже почти хорошо, — слабо улыбнулся он бледными губами. — Я все понял об этом заклинании.

Он убрал руку с ее руки и, опершись о пол, попытался привстать. Гермиона бросилась на помощь, но от неловкости едва не уронила его обратно. Малфой нервно фыркнул, но все-таки через минуту общими усилиями был приведен в сидячее положение. Его водолазка задралась, и Гермиона невольно покосилась на полоску бледной кожи, резко выделявшуюся на фоне черной одежды.

— Давай мы пересадим тебя к дереву, — предложила она.

— Давай, — покладисто согласился он.

— И ты расскажешь о том, что понял.

— Давай, — повторил он.

— И обтянем на тебе водолазку, — неловко закончила Гермиона, чувствуя, что краснеет.

— А что? Я тебя этим смущаю? — слабо улыбнулся он, впрочем, одежду поправил таким небрежным, малфоевским, жестом, что Гермиона вновь подумала: если с ним что-то случится, она не переживет.

Драко Малфой, не догадываясь о ее внутренних терзаниях, предпринял попытку встать, и Гермиона, отбросив сомнения, подхватила его под руку. Ожидала, что он взбрыкнет, заявит что-то типа «не трогай меня, грязнокровка», потому что именно это на миг отразилось на его лице, но он вдруг посмотрел ей в глаза и очень серьезно сказал:

— Спасибо. Я понимаю, как сильно тебе не хочется быть здесь и помогать мне, и я ценю то, что ты все-таки это делаешь.

В кабинете наступила тишина, которая бывает, когда один человек говорит очень важные слова, и они повисают, а потом тяжело падают в самое сердце, и другой должен ответить или не ответить, но это тоже будет ответом. И в такой тишине никогда не знаешь, как поступить.

Гермиона быстро кивнула, смущенно поведя плечами.

По стволу дерева Малфой буквально стек на пол и прикрыл глаза. Его грудь ходила ходуном. Проклятая водолазка опять задралась на спине, но во второй раз указывать на это было бы глупо.

— Так что с заклинанием? — спросила Гермиона, с усилием отводя взгляд от его бока.

Очень хотелось поправить скрутившуюся ткань, а еще хотелось просто прикоснуться. Она вдруг вспомнила, как под этим деревом водила пальцами по его пояснице, рисуя цветы и сходя с ума от мысли, что он позволяет это делать, что он — ее.

Малфой открыл глаза, и Гермиона поспешно опустила взгляд на свои руки, сцепленные в замок.

— Что там с заклинанием? И ты вправду думаешь, что мадам Помфри может быть на стороне Волдемо… — начала она, но тут же испуганно прижала ладонь ко рту.

Они никогда не говорили об этом, но у того Драко Малфоя не было Метки и он не горел желанием становиться Пожирателем смерти. Ей так казалось, во всяком случае. На чьей стороне был этот Драко, над чьей памятью провели серьезную работу, она не знала.

Слизеринец вновь прикрыл глаза. Длинные ресницы отбросили тени на бледные скулы. Гермиона смотрела на его лицо и очень боялась ответа. Она желала повернуть время вспять и не задавать последний вопрос.

— Мне хочется достать палочку и направить ее на тебя, — негромко сказал он. — Хочется заставить тебя извиниться за то, что ты посмела назвать Темного Лорда по имени, что ты… Мерлин! Я ненавижу тебя. Ненавижу! Но не за то, что ты смеешь прикасаться ко мне, говорить со мной, хотя умом мне хочется считать причиной именно это. А за то, что ты делаешь со мной.

— Поясни, — шепотом попросила Гермиона.

Это было эгоистично, но она не могла больше додумывать, ошибаться и надеяться непонятно на что. Если ничего не будет, то лучше расстаться с иллюзиями прямо сейчас.

— Отважная Гермиона Грейнджер, которая всегда идет до конца, — криво улыбнулся Драко и открыл глаза. — Я попытаюсь. Если у меня голова не разорвется.

Гермиона присела рядом и решительно взяла его за руку.

— Не нужно. Если тебя от этого хуже, не нужно.

Он опустил взгляд на их руки и поудобнее перехватил ее ладонь.

— У тебя маленькая рука и пальцы вечно в чернилах. Я это помню. Еще я помню твои волосы. Заклинание отводит меня от мыслей о тебе и вызывает дикое, просто ненормальное недоверие ко всем, кто хоть как-то способствует сближению с тобой.

Он откинулся затылком на ствол дерева и, зажмурившись, на миг сильнее сжал ее пальцы.

— Мне сейчас хочется кожу с себя снять, — горько усмехнулся Драко. — Настолько я не хочу, чтобы ты была здесь. Я не хочу тебя видеть, слышать.

Говоря это, он все сильнее сжимал ее пальцы.

— Я хочу, чтобы ты исчезла. Навсегда, — сглотнув, прошептал он, а потом едва слышно добавил: — Не исчезай, пожалуйста.

Гермиона протянула руку и дрожащими пальцами стерла капли пота с его виска.

— Я очень хочу тебе помочь, — сдавленно проговорила она.

— Я не думаю, что это возможно.

— Мы найдем способ! — с жаром воскликнула она, и он слабо улыбнулся, не открывая глаз.

— В Гриффиндор берут исключительно психов.

— Шутка, повторенная дважды, перестает быть смешной, — сердито заметила Гермиона, злясь на то, что он, кажется, пытается сдаться.

— А это и не шутка, — Драко открыл глаза и посмотрел прямо на нее.

На миг его губы презрительно скривились, а потом он выдавил из себя улыбку и буднично сказал:

— Думаю, мое сумасшествие — это лишь вопрос времени.

— Ты что! Не говори так. Мы найдем способ.

— Гермиона, — начал он и замолчал, разглядывая ее так, будто видел впервые. — Гермиона… Так странно звучит.

— А мне мое имя нравится, — с вызовом сказала она, то ли желая его растормошить, то ли просто желая сменить тему, потому что допустить мысль о его сумасшествии она никак не могла. Это ведь Драко Малфой. С ним не может ничего случиться.

Впрочем, какой бы наивной он ее не считал, Гермиона понимала, что ничего на самом деле не знает о жизни чистокровных волшебников, чьи семьи попали в услужение к Волдеморту. Что ждет его после выхода за пределы Хогвартса? Есть ли тот, на кого он сможет опереться, кому довериться? И чем она может ему на самом деле помочь? У нее нет особых умений, навыков, связей.

— Чудесное имя. Родители у тебя с фантазией, — криво улыбнулся Драко, глядя на их руки, и неожиданно добавил: — Я только не могу понять, причем здесь ты. Почему заклинание отводит именно от тебя?

— Потому что я… грязнокровка, — сглотнув, сказала она.

Интересно, это слово когда-нибудь перестанет причинять боль?

Он вскинул голову и посмотрел на нее долгим взглядом. Гермиона отчаянно искала на его лице ответ на самый главный вопрос: кто она ему сейчас? Искала и не находила.

Он выглядел совершенно измученным, и ей было очень страшно за их будущее. Ведь если бы прямо сейчас кто-то предложил ей выбор: отказаться от него навсегда, и тогда он сохранит разум и наконец перестанет умирать от головной боли, или же стать для него всем, но ненадолго, потому что, в этом он прав, при таких исходных данных его сумасшествие — лишь вопрос времен, она бы отказалась от него, не раздумывая.

— В твоих словах есть смысл, — наконец тихо сказал Драко, продолжая ее разглядывать. — В моей голове именно так это и звучит.

Он шумно вдохнул носом и поморщился.

— Очень болит? — шепотом спросила Гермиона, и он сильнее сжал ее руку.

— Малфои не показывают слабости, — с кривой усмешкой ответил он, и Гермиона затаила дыхание, понимая, что вот эта фраза, сказанная будто в шутку, — невероятный шаг доверия.

— Я им очень сочувствую, — серьезно ответила она, и Драко непонимающе нахмурился. — Ну, этим сложным и непонятным Малфоям. Они не показывают слабости, не разводятся, не умеют просить, не извиняются, — начала перечислять Гермиона.

В глубине души она не была уверена, что на эту тему уместно шутить, и то, как на миг расширились его глаза, ее немного испугало, но потом губы Малфоя тронула легкая усмешка.

— Мы идеальные волшебники, — в его голосе прозвучала тень шутливого снобизма.

— О да, — демонстративно закатила глаза Гермиона.

Некоторое время они сидели в тишине. Ее рука согрелась в его, и Гермиона даже не пыталась отыскать в себе отголоски гордости или обиды. Просто хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался никогда. Драко пошевелился, и взгляд Гермионы против ее воли прилип к его боку.

— Раз уж ты не умираешь в корчах от того, что держишь за руку грязнокровку, я, пожалуй, сделаю вот так, — свободной рукой она решительно дернула край его водолазки, опуская ткань вниз. Костяшки пальцев при этом скользнули по его теплому боку, от чего они оба вздрогнули и одновременно усмехнулись.

— Смотрю, ты не мо…

— Даже не вздумай комментировать, — перебила его Гермиона, чувствуя, как щеки заливает жаром.

Драко снова откинулся затылком на ствол дерева и несколько секунд ее разглядывал, а потом спросил:

— Тебе было хорошо со мной? Я не про это, — он обвел рукой что-то эфемерное, — а вообще.

* * *

Он не понимал, зачем задал этот вопрос. Он вообще ничего не понимал. Все органы чувств, кажется, перегрелись и отказали вместе с мозгами. Потому что ее рука в его руке ощущалась одновременно чужеродно и до одури правильно, а еще у него от боли периодически темнело в глазах, и единственным светлым пятном оставалась она. И это было до того странно, что Драко почти уверился в своем сумасшествии.

— Знаешь, да, — тихо ответила храбрая, безрассудная и ненормально честная Гермиона Грейнджер.

Он бы сам так не смог. Даже если бы помнил, даже если бы не умирал сейчас от боли, страха и непонятной фиксации на островке спокойствия, в который неожиданно для него самого превратилась гриффиндорка.

— Ты… ты умел быть очень хорошим. Очень правильным. Я восхищалась тобой.

«А сейчас?» — немедленно захотелось спросить ему, но он и так знал ответ: сейчас ей было совершенно нечем восхищаться. И зазвучавшее внутри «грязнокровка не имеет права давать оценку представителю чистокровного и древнего рода. Она должна исчезнуть» было гораздо тише, чем ее голос. Если бы не проклятая головная боль...

Драко зажмурился и, сглотнув, облизал губы. Хотелось пить. И уйти. Но еще больше хотелось сидеть так до утра.

— Драко, тебе нужна помощь колдомедика. Я знаю, что ты своим упрямством способен победить любое заклинание, но поверь, мадам Помфри тебе не враг, и…

— Откуда ты знаешь? — он открыл глаза и прищурился.

Недоверие полыхнуло в груди.

— Ну, потому что она работает в Хогвартсе много лет, она…

— На нее можно наложить Империо, как и на любого другого. Кстати, если в следующий раз тебе захочется пойти куда глаза глядят, включи сначала голову, — раздраженно произнес он. — Я мог увести тебя куда угодно. И любой другой смог бы.

— Я попробую, — кивнула она, к счастью, не обидевшись на его тон.

И то, что он про себя отметил это как «к счастью», окончательно его добило. Драко выпустил ее руку и, обхватив свои колени, уткнулся в них лбом.

— Что случилось? — ее теплая рука накрыла его сцепленные пальцы.

— Я не знаю, что мне делать, — выдавил он.

Признаваться в этом было невыносимо, но у него просто не осталось сил. Сколько времени он еще сможет терпеть боль?

— А ты не пробовал снять перстень?

Драко резко вскинул голову, и боль ввинтилась в виски с какой-то запредельной силой.

— Это фамильный перстень моего рода, — он и сам слышал, насколько холодно звучит его голос. — Тебе этого не понять. Ты…

Слова «жалкая грязнокровка» он удержал в последний момент и поплатился за это очередным взрывом головной боли.

— Это ради эксперимента.

Она была явно задета, но не отступила. Да из чего делают этих проклятых гриффиндорцев?

— Спасибо, что выслушала меня. Если будут какие-то новости, я тебе сообщу.

Драко встал, придерживаясь за ствол. Грейнджер поднялась с пола следом за ним. Она выглядела такой сочувствующей, что ему очень хотелось сказать гадость, чтобы она перестала так на него смотреть. Но сил на это не было. Сил вообще вдруг стало странно мало. С этими мыслями Драко Малфой снова грохнулся в обморок.

* * *

Вообще-то, рыдать, уткнувшись в чью-либо грудь, Пэнси всегда считала вульгарным ходом из дешевых любовных романов. И вот теперь сама заливала слезами каменное плечо Поттера, который стоически это терпел, кажется, уже минут десять.

Утешитель из Поттера был, конечно, никудышный: ни ободряющих шуток, ни попыток отвлечь внимание. Он просто молча сопел у ее уха и, изредка проводя ладонью по ее волосам, шептал что-то вроде «ну-ну». Последним он жутко напоминал Пэнси ее отца, который точно так же не умел утешать. Правда, отец сдавался всегда раньше Поттера. Тот явно шел на рекорд.

— Не смотри на меня, я наверняка вся опухшая, — пробормотала она, упираясь лбом в его плечо, которое тут же дрогнуло, когда Поттер усмехнулся.

— Ну ты же наверняка знаешь пару сотен заклинаний для украсивливания.

Пэнси фыркнула, не найдя что ответить на это тупое и бестактное замечание. А потом подумала и спросила:

— Ты считаешь, что моя внешность — это результат косметических чар?

Поттер пожал плечами и обескураживающе честно ответил:

— Я вообще об этом не думал.

Это были совершенно не те слова, которые могли бы ее сейчас поддержать. Слишком много людей на свете совершенно о ней не думали и при этом принимали за нее решения. Вот как с помолвкой, как с будущей Меткой, которой сегодня нет, а завтра…

— Что у тебя случилось? — Поттер шепнул это ей в самое ухо.

Скорее всего, он не планировал сделать это именно так, но как раз в этот момент у Пэнси зачесался нос, и она потерлась о его свитер, потом начала отстраняться, и его горячее дыхание обожгло ее кожу. Пэнси вскинула голову, чтобы… Она не знала зачем. Просто устала бояться и пытаться все решить самой. А еще была жутко обижена на бестолкового и непробиваемого Поттера, который то возникал как из-под земли в тот момент, когда был нужен как воздух, то злил, то раздражал, то…

Несколько секунд Пэнси смотрела в его глаза, зеленые-зеленые, и видела свое отражение в стеклах его дурацких очков. Было странно смотреть в чьи-то глаза сквозь саму себя. Наверное, это что-то значило. Наверное, Пэнси даже придумала бы, что именно, но она зачем-то подалась вперед и коснулась губами губ Поттера.

У него оказались очень мягкие губы, теплые и осторожные. Пэнси понимала, что непременно пожалеет, но ей было плевать. А вот ему, кажется, нет, потому что он почти сразу разорвал поцелуй и прошептал:

— Ш-ш-ш. Вот так мы делать не будем.

— Почему? — спросила Пэнси, упираясь лбом в его плечо, которое, кажется, стало еще жестче. Мраморный он, что ли?

— Потому что у тебя есть Роберт, потому что ты расстроена, потому что…

— А у тебя? — резко спросила Пэнси, разозлившись на его благоразумие.

— И у меня. Не Роберт, хвала Мерлину.

Поттер нервно усмехнулся своей тупой шутке.

— Мерлин, — Пэнси отстранилась, и ей показалось, что его руки разжимаются с неохотой.

После рыданий и поцелуя она чувствовала себя… как человек, который сначала долго рыдал, а потом поцеловался практически с первым встречным. Это же Поттер. Это…

Пэнси отвернулась к окну и провела рукой по лицу, стирая слезы. Прекрасно. У нее еще и палочки с собой нет. Чувство нереальности этого вечера было таким острым, что ей казалось, открой она сейчас окно и шагни в эту морозную мглу, наверняка, взлетит. Как в сказках. Хотя… в ее жизни, кажется, можно было полететь только вниз.

— Держи, — над ее плечом зависла рука Поттера, и Пэнси покосилась на аккуратно сложенный платок. Бордовый в синюю крапинку.

Ну и вкус… Приняв платок, она промокнула глаза.

— Ты на меня все еще злишься? — спросил совершенно бестактный Поттер, стоя прямо за ее спиной. Так близко, что, откинь Пэнси голову, разбила бы ему нос затылком. Впрочем, вряд ли бы ей это удалось: дурацкий Поттер ведь был ловцом, поэтому, скорее всего, успел бы увернуться.

— Злюсь. Только уже за другое.

От его смеха у нее взлетел локон у щеки.

— Вот как вас поймешь? — все еще смеясь, спросил он. — Вчера ты едва меня не убила за то, что я предложил… ну… короче.

Наплевав на то, как выглядит после рыданий, — это всего лишь Поттер — Пэнси резко развернулась к гриффиндорцу.

— Предложил что? — с участием в голосе спросила она, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, что снова видит его глаза сквозь свое отражение.

Поттер усмехнулся и покачал головой, отступая на шаг, а потом серьезно сказал:

— Давай мы не будем все усложнять?

— Да ладно. Ты не поклонник легких романов без обязательств? Ни твоя девушка, ни Роберт не узнают. Мы даже Грейнджер не скажем, — шепотом закончила Пэнси, добавляя в голос нотки, которые были совершенно не уместны. Не с Поттером.

Она это чувствовала, знала. Наверное, ей просто хотелось его разочаровать. Чтобы он прекратил смотреть так, как будто они на одной стороне. Потому что она ведь уже почти привыкла бороться со всем миром в одиночку.

Поттер снова покачал головой и тихо сказал:

— Ты тоже не поклонница легких романов. Поверь мне.

— Да что ты обо мне знаешь?

— Много чего.

Тон Поттера был таким уверенным, что просто бесил. Потому что злиться на него было легче, чем умирать от страха и неизвестности.

— Например? — с вызовом спросила она, складывая руки на груди.

— Например, вкус твоей помады. Он клубничный.

Поттер говорил это таким спокойным тоном, будто это был не Поттер, а Драко старого образца — человек, который может справиться с любой ситуацией.

— Ты гад, — сказала она, против воли улыбнувшись.

— Ну что поделать, — с философским видом пожал плечами он и спросил: — Ну что? Будем разбираться с мировыми проблемами или тебе просто нужно было немного поплакать?

— Нет, — покачала головой Пэнси, и Поттер вопросительно приподнял брови.

— Это ответ на твой вопрос, злюсь ли я.

— Да я настоящий волшебник! — преувеличенно радостно воскликнул Поттер. — Утром ты смотрела на меня так, что я уже чувствовал себя трупом.

— И правильно делал, — ответила Пэнси, безуспешно пытаясь сдержать улыбку. — Я просто не смогла определиться со способом.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом она легонько толкнула его кулаком в плечо. В то самое, на котором так отчаянно рыдала совсем недавно.

— Спасибо, что не дал наделать глупостей. Ты прости. Не знаю, что на меня нашло.

Ей в самом деле было стыдно за случившееся, но при этом Пэнси не испытывала мучительной неловкости. Как будто знала, что Поттер непременно поймет ее правильно. И это было очень странно. Когда он успел стать тем, с кем рядом спокойно и нет неловкости?

— Всегда пожалуйста, — усмехнулся Поттер, а потом присел на парту и, сцепив руки в замок, спросил: — Что у тебя стряслось?

— Сначала профессор Снейп попросил пригласить Роберта в школу, но я не успела ему об этом сообщить. А теперь сам Роберт написал, что хочет приехать в Хогвартс для разговора, потому что у него есть новости. Хотя профессора Снейпа сейчас в школе нет, насколько я поняла, поэтому разрешение дать некому. Наверное.

— А где Снейп? — мигом насторожился Поттер.

— Не знаю. Мне Макгонагалл сказала, что его не будет до понедельника, и велела следить за порядком.

Поттер нахмурился, глядя прямо перед собой.

— Странно.

— Почему?

Он поднял на нее взгляд и закусил щеку изнутри, словно решая, что ей ответить.

— Да так. Просто показалось странным, — наконец сказал Поттер, и Пэнси поняла: несмотря ни на что, он ей не доверяет.

Вот так-то. И правильно. Если вдуматься, она дочь Пожирателя смерти, и среди ее друзей сплошные Пожиратели. И чистенькому Поттеру, конечно же, плевать, что она на самом деле думает о Метке и о своем будущем.

Пэнси поежилась, вдруг разом почувствовав, что в кабинете жутко холодно. Холодно было не только в кабинете. Она будто сама вымерзла изнутри. И тепло ей, оказывается, было только, пока Поттер неловко утешал ее или когда настороженно на миг ответил на ее поцелуй.

Пэнси невесело усмехнулась, мысленно поздравив себя с тем, что, кажется, банально и неизящно сошла с ума. А ведь ей всегда казалось, что она в силах справиться с любой ситуацией.

— Ладно. Думаю, мы все решили. Ты же переживал, что я мечтаю тебя убить? В общем, можешь расслабиться и жить дальше в свое удовольствие.

Ей и самой не нравилось, как звучит ее голос, вот только сделать она с этим ничего не могла. Плевать. Это всего лишь Поттер. Фраза засела в мозгу и звучала теперь оправданием всему. Даже тому, что он, кажется, первый человек в мире, который видел ее зареванной.

Она успела дойти до двери, когда вскочивший с парты Поттер перехватил ее за локоть.

— Ты точно в порядке?

— Да какая разница? — рассмеялась Пэнси.

Кажется, она уже когда-то говорила ему эту фразу. А может, и нет. Мысли путались.

— Большая, — он смотрел на нее очень серьезно.

— Давай мы не будем усложнять? — улыбнулась она. — У меня есть Роберт, у тебя, хвала Мерлину, не-Роберт.

— Но это никак не мешает мне…

Он замолчал.

«Не мешает что?» — хотелось спросить ей, но она знала, что никогда не спросит. Поттер прав: их жизнь и так слишком сложная, чтобы еще сильнее ее усложнять.

— Ты действительно хочешь помочь? — спросила она, глядя в его глаза.

Он решительно кивнул. Тогда Пэнси стащила с запястья браслет и, взяв Поттера за руку, положила артефакт на его ладонь.

— Пусть он пока побудет у тебя.

Несколько секунд Поттер смотрел ей в глаза, а потом отрывисто кивнул и сжал браслет в кулаке.

— Хорошо. Но если твой Роберт действительно хотел тебя защитить, у тебя могут быть проблемы.

— Мне плевать. Кажется, сегодня я верю тебе больше, чем ему.

Она легкомысленно пожала плечами и вышла из кабинета, надеясь, что он не пойдет за ней. К сожалению, он оправдал ее надежды.

* * *

Гарри Поттер шел по коридору Хогвартса, скользя невидящим взглядом по каменному полу, и в его голове царила звенящая пустота. Пустота образовалась там с тех пор, как Паркинсон сошла с ума и зачем-то его поцеловала.

Это было настолько нелогично, необъяснимо, недопустимо… Гарри мог придумать еще с десяток слов, к которым прекрасно подходила приставка «не». Гермиона непременно похвалила бы его за такой словарный запас. Но все мысли испарились. Даже тревоги не было. Хоть ей вообще-то, полагалось присутствовать, потому что Снейп внезапно исчез из замка, у Малфоя по-прежнему была стерта память, а неизвестный не-Пожиратель Роберт зачем-то вознамерился посетить Хогвартс. Вместо тревоги было фантомное ощущение поцелуя и удивление от отсутствия чувства вины. Он честно пытался его отыскать, потому что был виноват перед Кэти, перед Гермионой и, теоретически, перед не-Пожирателем Робертом. Но внутри не было даже отголоска стыда. Он, конечно, мог бы сказать, что это потому, что сам он никакой инициативы в эту сторону не проявлял и, более того, все решительно пресек, но нет. Дело было не в этом.

Просто вся усталость, злость и обида последних дней словно выключилась одним коротким поцелуем со странной Паркинсон. Гарри не знал, что будет, он даже не очень понял, что это было. Сейчас он чувствовал себя чистым листом пергамента, на котором можно было написать что угодно. Первую строчку, кажется, оставила Паркинсон.

«Кажется, сегодня я верю тебе больше, чем ему».

Гарри усмехнулся и остановился у ближайшего окна. За ним царила непроглядная тьма, но где-то там наверняка шел снег, а еще было дико холодно, как в том домике у камина, в котором Паркинсон смотрела на него с безграничным доверием. Ненормальная, сумасшедшая.

Гарри на миг зажмурился, сильнее стиснув ее браслет в кармане. Вот как ему теперь еще и за ней приглядывать, если она в слизеринском подземелье? Хоть ты возлагай эту почетную обязанность на Малфоя. От абсурдности этой мысли Гарри громко фыркнул и, очнувшись от этого звука, оглядел пустой коридор. Убедившись, что рядом никого нет, он снова посмотрел в окно и задержался взглядом на своем отражении. Отражение улыбалось совершенно дурацкой улыбкой. Гарри показал ему кулак. Оно, понятное дело, ответило тем же. Вот только улыбка у него стала шире.

«Дурацкий день, дурацкий вечер и сумасшедшая Пэнси Паркинсон», — подумал он и, оттолкнувшись от подоконника, пошел в сторону башни Гриффиндора. Пора было возвращать взбесившийся мир в его привычное русло.

Стоило ему войти в гостиную, как на него тут же налетела Гермиона и, схватив за плечи, сильно встряхнула.

— Где ты был? — зашептала она ему в лицо.

— Я… — начал Гарри, лихорадочно придумывая объяснение долгого отсутствия, но, как назло, в голову лез только поцелуй с Пэнси.

К счастью, Гермиона не стала слушать его жалкие попытки оправдаться — схватила его за руку и потащила за собой.

— Я тут бегаю туда-сюда каждые две минуты, тебя жду, — на грани слышимости причитала она, таща его за собой по лестнице.

Гарри покорно вздохнул, понимая, что его жизнь возвращается в привычное русло. И, пожалуй, это хорошо. Гораздо лучше, чем встряски с Паркинсон, после которых вообще неясно, что делать дальше.

Он снова сжал в кармане браслет, который так и не смог выпустить из руки.

У двери своей комнаты Гермиона остановилась и, повернувшись к нему, решительно подняла голову. У Гарри засосало под ложечкой от дурного предчувствия. Мысли о Паркинсон мигом вылетели из головы.

— Ты только не злись и не нервничай, ладно? — попросила она убитым голосом и, вновь схватив его за рукав, добавила: — Мне очень нужна помощь.

Гарри осторожно кивнул. Гермиона медленно выдохнула, сняла запирающее заклятие и, буквально втащив его в комнату, тут же заперла дверь снова.

— Что происхо?.. — начал Гарри, запоздало подумав о возможном Империо — уж слишком странно вела себя подруга, но потом его взгляд упал на кровать Гермионы, и из груди вырвался удивленный возглас.

На кровати с белой, в мелкий цветочек, подушкой возлежал белый как полотно Драко Малфой собственной персоной. Он безмятежно спал. Вид Малфоя на постели Гермионы ввел Гарри в такой ступор, что он несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не нашел, что сказать. Ядовитая ревность обожгла все внутри, словно он глотнул бодроперцового зелья.

— Не думаю, что вам тут нужен третий, — чужим голосом наконец произнес Гарри и повернулся к двери, но Гермиона схватила его за руку и, вклинившись между ним и дверью, отчаянно зашептала:

— Ты с ума сошел? При чем тут третий? Он без сознания. Мы разговаривали, он много что вспомнил, а потом потерял сознание. К Помфри он до этого идти отказался. Я сделала его невидимым и левитировала сюда, а теперь не знаю, что делать. Он вроде бы не умирает, но уже тридцать минут не приходит в сознание.

Гермиона так сильно сжимала его запястье, что ремешок часов Гарри едва не разрезал ему кожу.

— Помнишь, у тебя так было? Ты тоже потерял сознание, когда увидел герб на перстне Малфоя?

Гарри захотелось взять ее за плечи и изо всех сил встряхнуть, чтобы у нее наконец заработала голова. Чем он мог помочь в этой ситуации? В прошлый раз он был тем, кто преспокойно потерял сознание, и все остальное решалось уже без его участия.

— Гермиона, — только и смог сказать он, вкладывая в интонацию все, что думал о ней в этот момент.

У Гермионы дрожали губы и ее саму колотило так, что Гарри на миг зажмурился, понимая, что никуда он отсюда не уйдет. Третий так третий, провались оно все!

— Есть идеи? — спросил он, высвобождая руку из ее хватки.

— Мне кажется, все дело в его перстне. На фамильные реликвии часто накладывают всякие заклятия. Я читала о подобном. Если его снять…

Гарри шумно выдохнул и снова сжал браслет Пэнси.

— Ты хочешь снять его сама?

— Я… да. Только дело в том, что он явно настроен на чистоту крови, и я не знаю, что со мной будет.

— Хочешь, чтобы его снял я? — спросил Гарри, подходя к Малфою и вглядываясь в его бледное лицо. Вблизи слизеринец выглядел не очень живым.

— Ты что? Нет конечно! — воскликнула Гермиона и выставила руку, не давая ему приблизиться к кровати. — Я сама сниму. Ты просто будь рядом. Мало ли что, ладно?

— Так. Стоп! — У Гарри наконец заработал мозг, потому что у Гермионы он, похоже, все-таки отключился. — Если дело в чистоте крови, то мы оба плохие помощники в этой ситуации. Нужно, чтобы браслет снял чистокровный волшебник.

— Перстень, ты имеешь в виду?

— Ну да. А я как сказал?

Гермиона растерянно произнесла:

— Но где мы возьмем чистокровного волшебника здесь? — она обвела рукой комнату, как будто они находились в маггловском районе Лондона.

— Отопри мне дверь. Я сейчас.

* * *

— Вы нормальные вообще? — в ужасе спросил Рон, стоило Гарри втащить его в комнату, а Гермионе наложить на дверь запирающее заклятие.

Если сперва он в принципе разозлился на то, что Гарри не дал ему дописать работу по травологии... Не то чтобы он прямо писал, скорее, читал начало работы Гермионы, то вот теперь, увидев здесь Малфоя, он просто развел руками.

— Сотрите мне потом память. Умоляю.

— Короче, все объяснения потом, — Гарри подтолкнул его к кровати. — Сейчас с него нужно снять…

— Гарри, хватит! — Рон зажал уши ладонями, но Гарри перехватил его за руки и резко опустил.

— Рон, сейчас не время для шуток, не то Малфой окочурится прямо тут.

— Хвала Мерлину, — Рон сложил ладони в молитвенном жесте и посмотрел на потолок, делая вид, что возносит благодарение великому волшебнику. Обсуждать всерьез Малфоя, лежащего на кровати Гермионы, он был не в состоянии.

— Окочурится у Гермионы в кровати. В нашем присутствии. Все еще нравится картина? — уточнил Гарри, складывая руки на груди.

— Я вас ненавижу. Ненавижу. Обоих. Тебя, — Рон несильно ткнул пальцем в плечо стоявшей рядом с несчастным видом Гермионы, — и тебя. — Гарри досталось сильнее, он даже покачнулся.

— Сними с него фамильный перстень, — тихо попросила бледная Гермиона.

— А почему я? — закатил глаза Рон и брезгливо посмотрел на слизеринца. Подходить к нему ближе не хотелось совершенно.

— Потому что ты чистокровный волшебник, — так же тихо пояснила подруга.

Рон несколько секунд вглядывался в лицо Малфоя, потом покосился на фамильный перстень на его руке и спросил:

— А там не будет сюрпризов?

— Никто не знает, — вздохнул Гарри. — Но если будут, то ты пострадаешь меньше всех, — утешил он.

— Спасибо, друг! — преувеличенно радостно воскликнул Рон. — Я всегда знал, что ты тоже считаешь, что в нашей семье слишком много детей.

На эту несмешную шутку никто не отреагировал.

— Короче, на всякий случай страхуйте, — пробормотал Рон и подошел вплотную к кровати.

Гарри и Гермиона направили на него палочки. Пытаться что-либо сделать, стоя под нацеленными на тебя волшебными палочками было сомнительным удовольствием. Даже если их держали твои друзья.

Рука Малфоя была ледяной, а перстень с витиеватой буквой «М» сниматься не желал.

— Приклеили его, что ли?

— Может, нужно заклинание? — предложил Гарри.

— К родовому перстню? Ты что? — зашипела в его сторону Гермиона.

— Короче, если я сломаю Малфою палец, все претензии к вам, — проворчал Рон и резко дернул перстень.

В его пальцы будто ударило экспеллиармусом. Да так и прошило до самого плеча. Однако перстень он все-таки сдернул. Впрочем, не удержал, и тот, упав на пол, закатился под кровать. Живоглот, до этого, оказывается, прятавшийся на шкафу, спрыгнул вниз и бросился было за перстнем, но тут же пулей вылетел из-под кровати и рванул к двери, истошно мяуча, как он делал, когда просил его выпустить.

— За перстнем я не полезу, — озвучил Рон.

— Да никто не полезет. Пусть Малфой сам потом достает, — хмуро сказал Гарри опуская палочку. — Ты как?

— Ну, чем-то шарахнуло. Плечо немеет немного, но не думаю, что рука отсохнет.

Гермиона, шагнувшая было к Малфою, тут же подскочила к Рону.

— Как немеет? Усиливается?

— Да непонятно пока.

Рон повращал рукой, прислушиваясь к ощущениям в теле. Рука чувствовалась немного чужой. В это время Малфой резко сел на кровати и прижал ладони к лицу, как человек, который собрался зарыдать.

— Драко! — воскликнула Гермиона, бросившись к слизеринцу, но так и не решившись его коснуться.

— Что происходит? — тон у Малфоя был такой высокомерный, как будто он не сидел в растрепанном виде на кровати Гермионы, а заседал, как минимум, в палате лордов.

Хотя, учитывая то, что из всех присутствующих озабоченной его состоянием выглядела только Гермиона, слизеринцу впору было бы напрячься, а не корчить из себя царственную особу.

— Мы сняли с тебя перстень. Как твоя голова? — спросила Гермиона.

— Кто снял? — Малфой слетел с кровати с такой скоростью, что Гермиона еле успела отшатнуться, а Гарри тут же нацелил на него волшебную палочку.

— Рон. Мы решили, раз перстень явно настроен против… грязнокровок, то… — начала было она, но Малфой повернулся к Рону и впился взглядом в его лицо.

Рука занемела еще сильнее.

— Мерлин, — простонал Малфой. — Ну почему в Гриффиндоре такая концентрация идиотов на один квадратный метр?

— Вообще-то, не сними мы его, ты бы тут окочурился, — зло произнес Гарри.

— А теперь окочурится он, — слизеринец ткнул пальцем в Рона, а потом медленно выдохнул и обвел их не на шутку встревоженную компанию тяжелым взглядом: — Я могу надеть перстень и обратить его действие на Уизли вспять. Это стандартная родовая защита.

Малфой замолчал, глядя на Гермиону. Он выглядел таким же, как обычно: мерзким и надменным хорьком. Такой точно не станет делать ничего для кого-то, кроме себя.

Рон чувствовал, что онемение начинает распространяться на шею и ребра с правой стороны. Где-то на задворках памяти всплыли слова то ли Билла, то ли отца о том, что вмешательство в чужую родовую магию приводит к быстрой и мучительной смерти. Не то чтобы онемение было таким уж мучительным, но Рон вдруг понял, что если это паралич, то вскоре он не сможет дышать. При этой мысли его спина стала липкой от холодного пота.

— А ты сможешь его потом опять снять? Сам, — негромко спросила Гермиона, и Рону захотелось рассмеяться.

Он бы так непременно и сделал, но то ли заклинание действовало слишком быстро, то ли он с трудом дышал от паники. Мышцы не слушались.

Гермиона, милая, добрая, кажется, была готова пожертвовать им в борьбе за благополучие Малфоя. Какой нелегкий и неожиданный выбор.

Но стоило ему об этом подумать, как Гермиона рухнула на колени, потом улеглась на пол и полезла под кровать.

— Что ты?.. — начал Малфой.

— Перстень укатился туда, — пояснил Гарри, и с Малфоя разом слетела вся надменность.

— Не трогай! — заорал он, и его голос слился с Гермиониным:

— Нашла!

Стоять стало тяжело, и Рон тихонечко опустился на мягкий ковер, опираясь левой рукой, которую он пока еще чувствовал. Что ж, кажется, ему не придется сдавать работу по травологии. И это была хорошая новость.

Он отстраненно наблюдал за немного сюрреалистичной картиной: Малфой и Гарри одновременно плюхнулись на пол и полезли под кровать вслед за Гермионой. В другой момент Рон бы непременно рассмеялся, потому что такое зрелище еще поискать. Вот только каждый вдох вдруг стал требовать усилий. Он хотел сказать, чтобы они поторопились, если хотят успеть что-то сделать. И даже испытал прилив раздражения из-за их медлительности, а потом раздражение исчезло, будто его сдуло порывом ветра, и осталась светлая грусть. У него все-таки самые лучшие друзья. И он тоже самый лучший друг. С этой мыслью Рон прикрыл глаза и окончательно сполз на пол.