Орнейские хроники (джен)

Ощущение непоправимой беды Конти пронес через беспамятство. Приходя в себя, он какой-то миг верил, что нападение пиратов привиделось ему в кошмаре, однако действительность даже превзошла его опасения. В ушах звенело, но прислушавшись к себе, он понял, что не ранен. Пол под ним ощутимо покачивался, донеслись голоса. Говорили на сахрейнском. Плен? А Лара — что сделали с ней?! Тревога обожгла Конти, дернувшись, он хватанул ртом воздух и открыл глаза. Он лежал на охапке вонючей прелой соломы в тесной каморке, освещенной тускло мерцающей лампой. Перед ним сидел, скрестив ноги, чернобородый сахрейнец в красных шароварах. Голова у него клонилась на грудь, но пальцы крепко сжимали рукоять сабира — абордажной сабли с широким лезвием, излюбленного оружия пиратов.

Конти шевельнулся, и звякнуло железо — оказыватеся, на ногах у него были оковы; короткая цепь крепилась к вбитому в шпангоут крюку. Задремавший было страж вскинулся и, мазнув по пленнику взглядом, зычно позвал:

— Джалил Зафир!

Раздались быстрые шаги, полог, закрывающий вход в каморку, отдернули и внутрь вошел второй пират, судя по богатой одежде — капитан. Черты его лица можно было бы назвать благородными, если бы не хищный взгляд и глумливая улыбка, кривившая губы под ухоженными усами.

— Итракна⁽¹⁾, — повелительно сказал он.

Страж выметнулся прочь. Дон Винченцо приподнялся на локте и сел, не отрывая взгляда от капитана. С минуту они разглядывали друг друга, затем сахрейнец проговорил, растягивая слова:

— Твое имя?

— Винченцо из рода Конти, дук Вольной Джинеры.

— Хорошо, — кивнул капитан. — За тебя просила дочь, и я рад, что она не лгала.

— Она жива? — Конти, не смотря на раздирающее душу беспокойство, постарался придать голосу безразличное звучание.

Кажется, его тон несколько сбил пирата с толку.

— Зачем мне было убивать ее? Она очень красива.

— И где же она?

— В мой каюте.

Дон Винченцо опустил веки, чтобы пират не заметил его чувств, и спросил все тем же спокойным тоном:

— Ты овладел ею?

— А я думал, что этрурри больше привязаны к своим чадам! — вырвалось у Зафира. — Но верно, ваши сердца из меди.

— У меня есть деловое предложение для тебя. Однако все зависит от того, сдержал ли ты коня своей страсти.

— Ты говоришь как один из нас. Но это я собирался предложить тебе кое-что. Я не притронулся к твоей дочери. Она девственна, а девственность дорого стоит на рынке Саэтты... — он прищелкнул языком. — Однако и познавших мужчин северянок покупают охотно, так что я еще не решил ее судьбу. Но — оставь мысли о ней. Во сколько ты оцениваешь собственную жизнь?

Конти, отогнав мысль о том, каким образом пират мог убедиться в невинности Лары, сказал:

— Мне доводилось бывать в Саэтте и многих других городах Сахрейна, и я знаю цены на красивых невольниц даже знатного рода. Я предложу тебе гораздо, гораздо больше. Восемь тысяч динаров золотом. За две жизни. Ты отпустишь и мою дочь тоже.

Рот Зафира округлился, но быстро справившись с изумлением, он пробормотал:

— Уж не возомнил ли ты, что сидишь в своем джинерском дворце, дук?

— Лара — часть крайне важной для меня сделки, — спокойно пояснил Конти. — Я должен доставить ее в Талассу. Нетронутой.

Зафир картинно развел руками:

— Мне она нравится, клянусь чреслами Сейд Тахрира! Я оставлю ее себе.

— Женская красота — что цветок под солнцем, девушка может заболеть и подурнеть, или вовсе отправиться в горний мир.

— И тут ты прав, — скривил губы в подобии усмешки Зафир. — Зачем ждать? Что скажешь, если я позабавлюсь с ней на твоих глазах? А потом отдам своим людям. Скольких она выдержит, прежде чем умрет? Возможно, это добавит тебе сговорчивости, да как бы не было поздно.

— Ничего не помешает тебе так поступить, джалил Зафир. Однако подумай, стоит ли мимолетное удовольствие упущенной выгоды.

— Я хочу вознаградить себя. За страдания. В бою погиб мой названный брат и многие славные воины...

Дон Винченцо взглянул пристальнее:

— Ты говоришь о капитане другой шебеки? Ты не слишком торопился вступить в бой, будто...

— Придержи язык, — прошипел сахрейнец. — А то велю вырвать его и бросить морским гадам. Выкуп ты заплатишь и без языка.

— Если я судил неверно, меня покарают и боги — мой и твой... — ответил Конти, наклоняя голову. Он лихорадочно размышлял. Зафир не дурак и не станет резать овцу с золотым руном, угрозы и бахвальство — пустое, по крайней мере в том, что касается его. Если не переходить грань. Но Лара, как спасти ее? И не предал ли Зафир своего товарища, позволив им расправиться с первым кораблем? Тому могли быть разные причины, раздор между пиратами или нежелание делиться добычей. Попытаться упирать на алчность? Он вновь посмотрел в глаза капитану:

— Тогда тем более — щедрый выкуп утешит нанесенные сердцу раны. Десять тысяч. За двоих. Иначе ты не получишь ни динара.

— Жалкий торгаш с душой червя, пожирающего падаль. Есть то, что не исчисляется золотом, — презрительно процедил Зафир.

— Слава. Тебе известно, что за последние пятьсот лет никто не мог бы похвалиться, что захватил в плен одного из джинерских дуков?

В глазах пирата вспыхнул огонек, но он упрямо проговорил:

— Девушка останется.

— Если ты не отпустишь Лару, мы не договоримся.

— Уверен?

— Боль, сколько бы она не длилась, — миг для Звездной Вечности.

— Что думает по этому поводу твоя дочь? Хочешь — я приведу ее сюда, и ты сам спросишь?

— Приведи. Дак якун аль-киделик.⁽²⁾ Лара примет любое мое решение. И ты убедишься, что у «жалких торгашей» души львов.

— Червь видит свою длинную тень на закате и думает, что стал драконом, но стоит ему заметить малую птаху...

Конти, напряженно наблюдавший за пиратом, решил использоваться последний аргумент:

— Позволь задать тебе такой вопрос: если ты убьешь меня, твой покровитель — как он отнесется к подобной... неосмотрительности?

Пират надменно выпрямился:

— Разве есть тот, кто обуздает свирепый Ноэт, что жарким дуновением способен погрести целый город под песком?

Однако на лице его мелькнула досада, и Конти продолжил с большей уверенностью:

— Пусть твой бог напитает тебя мудростью, джалил Зафир. Десять тысяч динаров или ничего. Глиняные черепки кувшина с водой, разбитого в гневе, и из которого уже не выжать ни капли умирающему от жажды.

— Ай, дук джинерский, ты удивил меня! — вдруг рассмеялся Зафир. — И пожалуй, я соглашусь. Пятнадцать тысяч.

Конти прикусил губу. Даже десять тысяч динаров были на грани его возможностей.

— Потребуются седмицы, чтобы собрать такую сумму. Двенадцать.

Пират издевательски рассмеялся.

— Что есть седмицы? Миг. Ты сам только что об этом сказал. Пятнадцать, и ни динаром меньше, дук Винченцо. Через два дня мы придем в Саэтту, если ветер не переменится. Ты напишешь письмо, и я отправлю в Джинеру верных мне людей.

— А если твои люди будут схвачены?

— Они — не сахрейнцы, и не раз бывали в Вольных городах. Но тебе следует молить твоего бога, чтобы с ними ничего не случилось. В ожидании выкупа ты будешь жить в моем доме. Дону Лару я размещу отдельно, так что будь благоразумен.

* * *

Цок, цок-цок-цок.

Стучат ворсистые паучьи лапки по каменным плитам .

Джузе озирается. Концы сводчатой галереи теряются во мраке. Туман наползает серыми лохмотьями, обвивается вокруг ног, и вот уже не туман, а призрачные руки хватают его за лодыжки и запястья, запускают стылые пальца под одежду.

Цок... цок.

— Великий Тахрир не отпустит тебя, — шелестит туман.

Паук, что ищет его, совсем близко, и ужас судорогой сводит внутренности.

— И что же, твой бог за всеми так гоняется? — Пытается дерзить Джузе и слышит смешок.

— Не за всеми. Но ты полюбился ему.

— Вот уж не заметил... И чем же?

— Узнаешь, когда придет время. Но спроси себя — разве ты не пережил экстаз в миг единения с Ним? И разве в глубине своего существа не жаждешь... повторить?

— Нет! Поди прочь!

Опять смешок:

— Ты хоть раз обратился путь даже в мыслях к своему прежнему богу ? Живи пока, Джузе из Амальфи, но знай: Тьма терпелива и ждет тебя...

Орсала рывком сел, едва не ударившись головой о днище баркаса, рядом с которым устроился ночевать. Сердце гулко колотилось где-то в горле. Он вытер испарину со лба и перевел дух. Занималось утро, на востоке ширилась золотистая полоска рассвета. Мелкие волны лениво плескали в корпус «Этансель». На палубе храпели либеросы: жаркая погода выгнала всех из душного трюма на палубу. Вахтенные застыли темными изваяниями на носу и корме. «Этансель» оказалась в этот раз довольно далеко к северу от Коэрта. Накануне они заметили шебеку под черно-желтыми полосатыми парусами, и Фальго отдал приказ пуститься в погоню, продолжавшуюся, пока ночь не скрыла корабли друг от друга.

Джузе подошел к борту и облокотился на планшир, глядя в темно-фиолетовое море. Мерзкая тварь! Почти год паук не тревожил его снов, и он считал, что избавился от кошмаров... Он проглотил вязкую слюну. Если бы не преследование, он спустился бы к себе и хлебнул из заветной бутыли иберского агуардиенте⁽³⁾. Забористое пойло, с ним ночь переставала пугать его... Скорей бы вернутся в Рагасту.

— Джузе?

Орсала обернулся. В дверях капитанской каюты стоял Фальго.

— Не спится? — капитан вышел на палубу и направился к нему.

— Как и тебе. Сдается — упустили мы пирата, — Джузе обвел рукой горизонт.

— Упустили. Ты ради того, чтобы в этом убедится, вскочил на рассвете?

Джузе вздохнул, но промолчал. Ни к чему Фальго знать об его снах.

— Вольх! — Фальго задрал голову.

— Чисто, капитан! — отозвался с марса рунеец: из-за острого даже в сумерках зрения он чуть ли не жил в «вороньем гнезде».

Быстро светало, на палубе зашевелились, позевывая и ворча, либеросы.

— Они шли почти точно на полночь. Наверняка, на Сарады, — задумчиво проговорил Фальго.

— Канун Праздника урожая и плодородия и Осеняя ярмарка в Талассе, — пожал плечами Орсала. — Купцы со всего Срединного моря поплывут.

— Ловить их среди островов — пустая затея. А вот дождаться можно. Идем к Эрбо.

* * *

Поросший лесом холмистый Эрбо, самый южный из островов Сарадской цепи, служил надежным укрытием, для тех, кто не желал обнаружить свое присуствие. Им однажды тоже пришлось приставать к берегу и ремонтировать «Этансель» после шторма.

Шебека бросила якорь бухте у юго-западной оконечности острова, Арно внимательно оглядел в подзорную трубу окрестности. На берегу чернело пятно костровища — следы стоянки контрабандистов или тех же пиратов, однако остров выглядел пустынным.

— Никого, — заявил стоящий рядом с ним на юте Вольх и пояснил: — Лес слышу.

Он был, по своему обыкновению, немногословен, но чутью жителя великой лесной страны можно было доверять, и Арно сказал:

— Тогда бери два десятка молодцов и отправляйся на берег. Надо убедиться, что мы здесь одни и пополнить запасы воды. Оставишь дозорных вон там и там, — он показал на две выступающие из изумрудной зелени пологие вершины. — Дай им сигнальные диски.

Рунеец молча кивнул и спустился на шкафут. Брикасс проводил его взглядом. Сказать по-правде, он полагал, что Вольх вернется на родину, но тот предпочел остаться, заявив, что идти ему некуда, деревню близ границы с Эрминалем сожгли, когда империя вздумала расширить свои пределы. Как и доброй половине из ста пятидесяти человек команды. Они были из разных земель — альбийцы, этррури, ибреийцы и даже эйрландцы. Одни — бежавшие, спасая свою жизнь, как сам Арно, или освобожденные из рабства у пиратов. И другие — искатели приключений или, как Микеле, намеревающиеся заработать быстрых денег, пусть рискуя жизнью, но не горбатясь, тяжким трудом возделывая землю или претерпевая несправедливость бесчестного капитана. Что еще раз наводило Брикасса на философские мысли о прихотливости переплетения нитей в полотне, который ткет богиня Ананк. Их порывы и помыслы были понятны ему. А вот Орсала — язвительный, не всегда подчиняющийся приказами... Вытаскивающий из-за Предела казалось бы безнадежных раненых. Он был глубоким омутом. Подчас вызывал ярость, и Арно подумывал, не оставить ли его в Рагасте. Но лекарские умения взбалмошного этррури и познания в прочих науках пересиливали. Сигнальный диск из бронзы, отполированной до зеркального блеска — это тоже заслуга Джузе. Как и придуманная система передачи сообщений. И все же — Арно ощущал в Джузе надлом, проявляющийся то в разгуле и пьянстве, то в глубоком отстранении от окружающего. И сегодня утром вновь увидел тень в его взгляде.

Корабельный колокол пробил час вола, когда на вершине западного холма засверкала искра.

«Шебека. Идет с полночи на полдень», — прочитал Брикасс и крикнул:

— К бою!

1) оставь нас

Вернуться к тексту

2) да будет так

Вернуться к тексту

3) крепкий алкоголь, результат перегонки как виноградного сырья так и фруктов, может быть на травах.

Вернуться к тексту