Орнейские хроники (джен)

Ухают галейские пушки, картечь выкашивает пехоту.

— Держать строй! — рявкает Раймон.

По перепаханному полю на них катится вал закованной в броню конницы. Принц во главе атакующих, и Раймон знает, что должен убить его. Тогда все изменится. Он пытается разглядеть кирасу с наплечниками в виде когтей льва.

— Сьер Оденар!

— Сержант Стерен, в строй!

— Сьер Оденар, вы слышите меня? — его тормошат чьи-то руки, он отмахивается и поднимает пистолет.

Но солнце палит так, что пред глазами плавают радужные круги, а шлем, кажется, раскалился докрасна.

— Принесите льда! — приказывает кто-то. — Да шевелитесь же!

Ядро взрывает землю у самых ног, и дугой разворачивается сверкающий мост, повисает во мраке.

— Рано. Еще рано!

— Почему? — рядом, невесть как, оказывается старый жрец.

— За Лодо — Тьма. Я должен убить его, — отвечает Раймон. — И отомстить.

— Месть приведет тебя во Тьму куда скорее. И не вернет ту, что ушла. Есть ли что-то иное, ради чего тебе стоит жить?

Раймон задумывается, потом упрямо говорит:

— Ты же не зря отправил нас в храм. Если Лодо призовет Старых Богов, как сможем мы противостоять? Камень. Надо понять, в чем его сила.

Жрец молчит, молчит долго. С тихим звоном переливаются звезды.

— Хорошо. Ступай, — говорит он наконец, и видение гаснет, сменяется благословенным ничто...

Оденара потревожили сердитые голосами, показавшиеся ему знакомыми. В более низком слышались властные нотки, однако второй спорящий, говоривший по-старчески надтреснуто, и не думал сдаваться. Оденар поморщился и открыл глаза.

Спорящие замолкли. Над ним склонился Стерен. Поседевший, раздавшийся в поясе. Не сержант — теньент. Прошло восемь лет, и Краннское поле давно заросло травой.

— Стерен?

— Сьер Оденар! — теньент расплылся в радостной улыбке. — Хвала Страннику!

За его спиной маячил Густов, гарнизонный лекарь Карды. Как они здесь очутились? Последние связные воспоминания относились к поездке в Квилиан, и в крепости он и находится, судя по надвратной башне, виднеющейся за раскрытым окном. Лучи вечернего солнца наискось проникали в комнату, где-то перекликались солдаты.

Густов оттеснил теньента. Сухие цепкие пальцы обхватили запястье Раймона, затем врач проверил зрачки и, пожевав губами, изрек:

— Скажу, что основная опасность миновала, и будем полагаться на Странника Милостивого.

Оденар дотронулся до повязки, охватывающей голову. Виски ломило, особенно левый, еще ныла рана в плече, однако самочувствие можно было бы назвать даже сносным, если бы не ощущение, что его разум поместили в соломенное чучело. Он попробовал сжать пальцы в кулак. Удалось плохо.

— Господин лекарь вам чуть всю кровь не выпустил, сьер Оденар, и снова порывался, — неодобрительно заявил Стерен, заметивший его попытку.

— Если мне будет дозволено сказать, — едко парировал Густов, — наличие яда в жилах требовало кровопускания.

Стерен недовольно глянул на лекаря, но спорить не стал.

Яд? Про яд говорил телохранитель Лодо. События постепенно выстраивались в цепь. Засада в лесу, допрос и пришедшие из прошлого тени... И острый каменный скол.

— Как... я?

— Вовремя из гарнизона подоспели, — пробурчал Стерен. — Хотя майор Тоне сказывал, что вы, как есть, были в шаге от Звездного моста. Он сообщил в Карду, вот и примчался я с полусотней драгун, да господина Густова привез... Серди напавших на вас были как пирры, так и галейцы в пиррской одежде. Скорее всего, тот же самый отряд, что и в Аржуане. Ну, теперь больше не нападут...

— А телохранитель?

— Какой?

— Тот... Из Армории...

Стерен крякнул и прикусил рыжий ус:

— Длинные руки у короля Лодо. В гроте никого не было. Убег, значит.

— Сколько прошло?

— Седмица. Отправил гонца в Талассу, известить месьера принчепса.

— Ты поступил верно... но этого недостаточно, — Оденар тяжело перевел дух: если камень действительно является Звездой Странника, врагам не составит труда проникнуть к нему в дом и найти тайник. Его охватила тревога: — Мне... надо срочно возвращаться в Карду...

— Сьер Оденар, да как можно!

— Если мне снова будет дозволено высказаться, никак нельзя, сьер полковник... — подал голос лекарь: — Странник сотворил чудо, вы пришли в себя, и ранение никак не отразилось ни на вашей памяти, ни, надеюсь, на ясности ума...

— Господин Густов! — угрожающе начал Стерен.

Оденар слабо усмехнулся:

— Густов, не умру пока. Мне обещали.

Врач взглянул пристальнее, а Стерен осторожно спросил:

— Кто обещал?

И в самом деле, кто? Старик-жрец служит привратником у Странника? Отроду он не верил, что боги снисходят для разговоров со смертными. Но теперь, получается, обет дал. На Звездом мосту стоя...

— Неважно. А ты, Бьерн, готовь повозку к утру.

Стерен шумно вздохнул:

— Будет исполнено, сьер полковник.

— Как меня нашли?

— Парень из местных. В лесу шастал, да засаду увидел, а после в крепость прибежал.

— Хотс?

— Он, — Стерен подошел к раскрытому окну. — Внизу торчит. Легок на помине. Каждый день в крепости. Гонять толку нет — все о вас, месьер, справляется.

— Надо же... Пусть придет.

— Эй, Хотс! Поди сюда! Сьер полковник зовет! — зычно крикнул теньент.

— Вам не стоит утомлять себя, месьер, — предпринял еще одну попытку Густов.

— Ничего... Мне уже лучше.

Врач сокрушенно покачал головой.

По ступеням дробно застучали башмаки, однако звук шагов оборвался перед входом в комнату.

— Что мнешься? — Стерен распахнул дверь.

Запыхавшийся Хотс стоял на пороге, прижимая к себе пузатый кувшин с широким горлышком. Оденар посмотрел с любопытством:

— Не разбил в этот раз?

Мальчишка вспыхнул:

— Не... Молоко для вашей милости, утрешнее.

— Так ты с утра сидел с кувшином? — удивился Оденар.

Румянец на щеках Хотса стал еще гуще:

— В погребе стояло, месьер. Погреб туточки, я туда сначала... У Бланки молоко годное, всю отраву зараз вытянет, всяко лучше припарок да зелий!

Оденар покосился прикроватный стол, заставленный флаконами и бутыльками, и перевел вгляд на Густова, чьи кустистые седые брови гневно сошлись на переносице.

— Отвечаешь? — нарочито строго спросил он, предупреждая готовое прорваться возмущение врача.

— Зуб даю!

— Ну, раз зуб, тогда попробую.

Хмыкнув, Стерен взял из рук Хотса кувшин, шагнул к кровати и наполнил стоящую на столе кружку молоком.

— Позвольте, месьер, — он подсунул ладонь под затылок Раймона и приподнял ему голову, помогая напиться.

Молоко оказалось вкусным — приятно прохладным, чуть отдающим цветущим лугом. Откидываясь на подушки Раймон улыбнулся:

— Вправду сил прибыло.

Хотс так и расцвел:

— Я и завтра принесу!

— Э, парень, завтра нас тут уже не будет, — вмешался Стерен, укоризненно глянув на своего командира.

— Ох... — на лице Хотса проступило отчаяние, но что-либо сказать он не посмел, лишь голову опустил.

Оденар окинул его внимательным взглядом, ловя себя на том, что парнишка ему нравится. Смышленый, не перетрусил. Будто что-то тенькнуло в душе.

— Тебя как звать-то?

— Уно...

— В армию барабанщиками берут с четырнадцати. Тебе сколько?

— Четырнадцать! — брякнул Уно, чуть не подпрыгнув на месте: неуж сьер Оденар его забрать с собой хочет?! А взгляд у него вовсе не суровый, усталый только очень...

— Врешь.

— Вру, — согласился он, сердито шмыгнув носом: ишь, размечтался. — Не знаю я, сколь. Мамка по-всякому сказывала.

Коренастый рыжий теньент в усы ухмыльнулся. Ну, шутят, вестимо...

Месьер переглянулся с теньентом:

— Однако, полагаю, что проблема решаема, не так ли, Стерен?

— Так точно, сьер полковник. К делу пристроим.

Но мать как же? Совсем без подмоги останется?

— А ты у нее спроси, — вдруг проговорил сьер Оденар, и Уно понял, что вслух сболтнул, вот стыдоба!

— Мы против материнского слова не пойдем, — голос серьезный, а глаза улыбаются: — Если отпустит, приходи на рассвете. Опоздаешь — пеняй на себя.

— Придет? — спросил Стерен, когда Уно умчался прочь.

— Как иначе, — ответил Оденар. — Наизнанку вывернется, а добьется, чтобы отпустили.

Густов откашлялся и чопорно сказал:

— Месьер, позвольте мне вас оставить.

— Иди, Густов. Благодарю тебя.

— Вам все равно не угодны мои советы, — напоследок проворчал тот, скрываясь за дверью.

— Не всегда я согласен с господином лекарем, но рановато вам, месьер, в путь пускаться. Не оправились же! Как бы худа не вышло, — приглушенно сказал Стерен.

— Дело не терпит, Бьерн. И вот еще что. Сержант Бестье оказался предателем.

— Бестье?! — Стерен вытаращил глаза. — Да как проглядели стервеца? Два года служил, я же сам его в эскорт вам назначил...

— Так и проглядели.

— И в курган со всеми положили, эх...

— Ему за Пределом ответ держать. Но Бестье не мог в одиночку... Есть кто-то еще. А мне и в самом деле лучше. Напомни, откуда перевели сержанта?

— Из Марсаллы.

Оденар утомленно опустил веки. Да, Марсалльский егерский полк. И рекомендация была. От командира, полковника Риардо. «Старая знать» Альби. Мог ли существовать заговор или Бестье продался врагу позже? С этим он разберется, но прежде всего — реликвия.

Серые сумерки едва сменились нежными красками утра, а двор Квилиана уже был заполнен солдатами. У крыльца комендантского дома ожидала крытая парусиной повозка с высокими бортами, запряженная парой мохноногих болоне. Оденара устроили на соломенном тюфяке и обложили набитыми овечьей шерстью подушками. Майор Тоне, провожающий отряд, выглядел растеряно и виновато, и клялся, что теперь у него и мышь не проскочит через перевалы.

Уно Хотс, как и предполагал Оденар, обнаружился возле ворот. Переминался с ноги на ногу, держа в руках узелок. Рядом стояла худощавая женщина с тревожным взглядом. Молча, в пояс поклонилась Оденару и легонько подтолкнула Уно, затем очертила рассеченный круг, осеняя не только сына, а весь отряд.

Дорога Оденару запомнилась плохо, он плыл между забытьем и явью; просыпаясь, слышал звяканье сбруи и всхрапывание коней, да ворчливые наставления возницы сидевшему рядом с ним на козлах Уно. Густов тоже дремал, скорчившись в углу повозки. Окончательно Раймон очнулся лишь когда они въехали в Карду, и колеса загрохотали по булыжной мостовой, а Хотс изумленно ахнул:

— Громадина! Это сколь же войска надо!

Оденар догадался, что Уно говорит о крепости Буртаж, которая в свое время произвела впечатление и на него. Выстроенная на рубеже веков, когда пирры всерьез принялись угрожать Альби, она считалась неприступной и по форме представляла из себя восьмиконечную звезду, с мощными бастионами и внутренним кольцом стен. Гарнизон насчитывал две тысячи солдат и включал мушкетеров, артиллеристов и две сотни драгун Стерена. Крепость окружал широкий ров, наполненный водой. С Кардой ее соединяли три подъемных моста; внутри располагались четыре казармы — по числу батальонов Кардского полка, несколько глубоких колодцев, питающихся водой из подземных источников, апартаменты офицеров, конюшни и склады с провизией, две пекарни и даже птичники. В центре, на пологом холме, виднелось приземистое здание Арсенала, слева от него в небо вздымались шпили храма Странника-Воителя. В случае осады Буртаж была в состоянии укрыть за своими стенами все население города.

Копыта простучали по деревянному настилу моста. Полог был поднят, и Оденар увидел проплывающую надо головой арку Северных ворот. Стерен, приказав солдатам двигаться к казарме, подъехал к повозке и обеспокоено уставился на него. Оденар вопросительно изогнул бровь, смутив старого вояку насмешливым взглядом. Теньент, всем своим видом показывая, что так просто от него не отделаться, пришпорил коня и гаркнул на возницу. Повозка тронулась вверх, в сторону Арсенальной площади, где напротив храма находился дом Оденара.

Впрочем, присуствие грозного теньнта благотворно сказалось на всполошившихся слугах, явно не ожидавших возвращения господина. Отправив кухарку согреть вина со специями, Стерен взял в оборот конюха и камердинера. В результате бурной деятельности Оденар оказался в своей спальне гораздо быстрее, чем думал. Стерен позаботился и о том, чтобы все оставили его в покое, аккуратно выпроводив за порог подоспевших офицеров, прознавших о ранении командира, и даже Густова. Терпкое красное вино разогнало кровь, и Раймон блаженно вытянулся на кровати.

В доме все звуки стихли, только в смежной со спальней гостиной покашливал лекарь. Судя по всему, Густов, невзирая на упрямство неблагодарного пациента, вознамерился до конца исполнить свой долг. Огромная крепость жила привычной жизнью: доносились отдаленные команды и пение горна; в приоткрытую створку окна тянуло запахом дыма, мешавшегося с запахом наваристой мясной похлебки.

Утром он соберет у себя офицеров и напишет подробный доклад для месьера Эрнана. Сегодня же... Он посмотрел на противоположную стену, где за барельефом, изображающим заключение перемирия Альдабертом Великим с пиррейским вождем, находился тайник. Ничего подозрительного в последние дни не произошло, и барельеф выглядел нетронутым, однако тревога все равно кольнула изнутри. Превозмогая слабость, Оденар сел и спустил ноги. Выдохнул, пережидая дурноту, затем встал, держась рукой за высокую спинку кровати. Терпимо. Слишком долго валялся да нежился. Однако ноги препаршивейше дрожали, когда он добрел до стены. Нажав на голову вождя, он сдвинул барельеф в сторону, достал из тайника деревянную шкатулку и почти рухнул в стоящее рядом кресло.

Отдышавшись, он открыл шкатулку. Реликвия хранилась в мешочке из черного бархата. Оденар вытряхнул камень на ладонь и поднес к глазам. Как и в целле храма, на просвет тот налился густым сапфировым цветом. Однако Раймон не ощутил ни потоков силы, ни еще чего-либо необычного. Действительно ли это Звезда Странника, артефакт, что дарует победу? Он не смог бы отличить его от сапфиров в скипетре месьера Эрнана. Ну так он не Одаренный. А король Лодо? Какие силы он призвал, почему камень так важен для него? Что проку гадать, надо отвезти его в Талассу и предъявить Магистрам. Оденар убрал Звезду в мешочек. В шкатулке были еще два предмета: метательный нож телохранителя и шарф Ивэн.

Сначала Оденар достал покрытый загадочным символами клинок и повертел в руках. Да, один в один с тем, что он видел седмицу назад. Пожалуй, его тоже стоит взять с собой и показать Гильему Лора, знатоку древностей. Он положил нож обратно и коснулся кончиками пальцев голубого шелка, испятнанного бурым. Давно за Пределом та, что носила шарф; яркой зарницей прочертила грозовое небо и исчезла. Ему же все эти годы некогда было предаваться воспоминаниям. А может, он не желал вспоминать? Суровая походная жизнь не оставляла места для душевных терзаний. О высоких чувствах он и вовсе не задумывался, время от времени позволяя себе мимолетное увлечение хорошенькой трактирщицей или ни к чему не обязывающую связь с одной из дам полусвета...

Что же вызвало тень Ивэн? Яд? Или он наконец-то заглянул себе в душу? Печаль и эхо давней вины нахлынули на него и вместе с ними пришла непривычная, непрошенная боль, сбила дыхание, заставив сжаться сердце. Он мотнул головой и прошептал:

— Да будет с вами милость Странника там, где вы находитесь, сьера Ивэн.