Упивающийся мщением (джен)

Освобождение подобно горю, у него тоже есть свои стадии.

Вначале пришли санитары. Барни отодвинулся, давая им дорогу, но остался рядом, молча следя, чтобы цепи снимали аккуратнее. Пока Уилла вели по коридору, заключённые наблюдали за процессией в полной тишине. Лоуренс Уэллс печально кивнул седой головой. Элдон Стамметс со слезами на глазах прощально поднял руку. И только доктор Гидеон стал делать никаких жестов: его лицо ожесточилось, и в глазах застыла тень какой-то безотрадности. Таким, оцепеневшим в сдавленной зависти, оно и отпечатается у Уилла в памяти.

Санитары провели его на лестничный пролёт выше. Ручные кандалы сняли в камере, очень похожей на его старую, только кровать и стол поменялись местами. Зеркальное отражение его прошлой жизни...

Уилл не реагировал на изменения обстановки. Он просто сидел на койке и ждал. К нему часто наведывался Барни, но начать разговор не пытался, за что Уилл был ему благодарен. Он бы не смог произнести ни слова.

В этой камере продержали менее часа, затем снова перевели. В этот раз использовали обычные наручники и вместо того, чтобы подталкивать к выходу, вежливо спросили: «Не могли бы вы пройти с нами?», как будто у него был выбор. Но Уилл не стал отказываться да и вообще не говорил. На этот раз его провели на четыре пролёта выше, на верхний этаж лечебницы. Отперев дверь, санитары ввели его в небольшую мансардную комнату с занавешенными окнами и двуспальной кроватью, застеленной узорчатым покрывалом. Наручники опять сняли, и он сел на краешек кровати. Выглянул в окно. За решёткой было видно небо, серое как стоячая вода.

Один из санитаров спросил:

— Вам удобно? Нужно что-нибудь?

Уилл не ответил на вопросы, потому что не знал, как на них отвечать.

Уходя, санитары заперли за собой дверь.

Он сидел и ни о чём не думал. Не думать было сложно, это требовало большой концентрации внимания.

Потом опять появился Барни, в этот раз с керамической кружкой, наполненной слабо заваренным травяным чаем. Он терпеливо подождал, пока Уилл всё выпьет, затем сел в кресло в углу. Уилл снова ощутил благодарность — оставаться одному не хотелось.

Каждый раз, когда кто-нибудь стучал в дверь, Барни вставал с места, выходил и тихо разговаривал с посетителем в коридоре. Судя по всему, он решил стать своеобразным представителем Уилла, и это было хорошо: он лишь смутно представлял себе, какой бюрократический хаос тут, должно быть, начался. Его пихали из камеры в камеру, потому что Чилтон не знал, что с ним делать. Пусть помучается. Уилл готов был пребывать в лимбо, сколько потребуется.

Из коридора послышалось цоканье высоких каблуков, и сердце пропустило удар. Барни пошёл ответить на стук; когда он вернулся обратно в комнату, с ним была Найджелла Карим. С уложенными волосами и в модном пиджаке, разве что выглядела она менее деловито, чем обычно.

— Хотите с ней поговорить? — спросил Барни.

Уилл поглядел на Карим. Обратил внимание на покрасневшие глаза. Он кивнул Барни, и тот оставил их наедине.

Карим села в кресло, где раньше сидел Барни.

— Могу я что-нибудь для вас сделать? Может, вам что-нибудь нужно?

Снова эти вопросы. Уилл покачал головой.

Карим сжала ручку лежащего на коленях портфеля и, посмотрев на Уилла, решила перейти сразу к делу:

— Ваше слушание отложено. Через час его, вероятно, совсем отменят. Поступает много новой информации, и ситуация меняется очень быстро. Вообразите, какой стоит переполох.

Уилл не ответил. Прямо сейчас он не воображал вообще ничего.

— Не хочу вас обнадёживать, но сейчас мне уже ясно, что из лечебницы вас вот-вот выпишут. Возможно, уже через пару часов. Джек Кроуфорд много кому сегодня заплатил за услугу. Этим утром доктору Чилтону позвонил директор ФБР, и теперь генеральный прокурор лично руководит ускоренным рассмотрением вашего дела. Мы ждём лишь, когда оформят бумаги. Чтобы официально снять с вас все обвинения, мне нужно будет обратиться к судье, но не волнуйтесь, Уилл, мы обо всём позаботимся как можно быстрее.

Она замолчала, несколько разочарованно, потому что Уилл никак не отреагировал на такие чудесные новости.

— У вас остались какие-нибудь вопросы? Я могу ещё чем-то вам помочь?

Пришлось напрячься и подумать. Отвернувшись, он опять поглядел в небольшое окно.

— Собаки, — произнёс он наконец почти беззвучно.

Карим ободряюще кивнула:

— Конечно. Я прослежу, чтобы с ними всё было в порядке, о них позаботятся, пока вы пережидаете всю эту волокиту. Вы сможете забрать их и отвезти в Вулф Трап как только вас освободят. Дом вам вернут, как и машину, счёт в банке и другие ваши вещи.

Он кивнул, глядя в сторону.

Карим пошевелилась в кресле, видимо, чувствуя себя неуютно, и крепче сжала ручку своего портфеля. Она снова заговорила, на этот раз очень мягко… слишком мягко:

— Уилл, у вас украли восемь месяцев жизни. Насильно поместили в больницу и пичкали лекарствами против вашей воли. Вы потеряли работу, а ваше имя полоскали СМИ. Я всегда считала, что прислушиваюсь к своим клиентам и уважаю их желания. Но вас я не слушала. И я очень об этом сожалею.

Уилл ничего не сказал. Он хотел, чтобы она ушла. Карим и не ждала ответа, она говорила это всё лишь для собственного успокоения. Следующие слова вырвались у неё одним дрожащим, эмоциональным потоком:

— Его поймают. Поймают, и он предстанет перед судом. Он заплатит за всё, что совершил!

Уилл не удивился:

— Значит, его так и не нашли.

— Пока нет. Но обязательно найдут. — Её пальцы подрагивали на ручке портфеля. — Обязательно.

Медленно подняв взгляд, Уилл посмотрел ей в глаза, и Карим слегка дёрнулась под тяжестью его взора. Он заглянул внутрь неё, в самое её сердце, и спросил:

— Как давно вы её знали?

Карим приоткрыла рот, её глаза снова наполнились влагой. Она с трудом прочистила горло.

— Давно. Ещё… ещё с колледжа. — Покачав головой, она торопливо смахнула слёзы. — Я хочу, чтобы вы знали: я очень её уважала, как коллегу и как друга. Очень.

Уилл ничего не сказал, не выказал никаких эмоций в ответ.

— Ему не уйти, — повторила Карим, хлюпнув носом. — Мы этого не допустим, Уилл.

Он молчал. Она слегка вздрогнула, поглядев на него: видимо, чувствовала себя неуютно, на животном уровне понимая, что если он не откликается на её боль, значит, он её поглощает.

Но, взяв себя в руки, она попыталась не обращать внимания на его странный взгляд:

— Я сообщу вам, как только у меня будет новая информация. Ну а пока, думаю, мне нужно съездить в Джорджтаун, заняться вашими собаками.

Она поднялась и чуть ли не бегом покинула комнату; Уилл молча проводил её взглядом.

* * *

Барни предложил принять душ, и когда Уилл вошёл в ванную комнату, там на скамеечке обнаружилась его одежда — чистая, аккуратно сложенная и завёрнутая в полиэтилен. Это в ней его арестовали много месяцев назад. Уилл залез в ванну и какое-то время стоял под жёсткими струями, слушая грохот бьющей по ушам воды; накрывало ощущение ирреальности происходящего, лишь усугубляя внутреннее оцепенение. А когда он натянул свою старую одежду, она показалась ему колючей и неудобной, будто была не по размеру. Тут висело зеркало, и Уилл, не глядя, поправил воротник; теперь он не только чужих взглядов избегал, но и своего собственного.

За дверью его ждал Барни.

— Вас хочет видеть доктор Чилтон.

Уилл послушно последовал за Барни вниз по ступеням. Руки ничего не сковывало — ни цепей, ни наручников. Это и есть свобода? Он уже свободен?

Когда они вошли в комнату, им навстречу поднялся Чилтон.

— А вот и герой дня, — произнёс он подобострастно. — Спасибо, Барни, вы свободны.

Тот выглядел так, словно не хотел оставлять Уилла наедине с ним, но покинул комнату, как было приказано.

— Садитесь, прошу вас. — Чилтон показал на одно из кожаных кресел напротив своего царственного стола. — Вам удобно? Нужно что-нибудь?

Эти вопросы, зачем они? Что ему может быть нужно? Ничего не ответив, Уилл с неохотой сел в то кресло, в котором он сидел год назад, когда только познакомился с доктором Чилтоном.

— Я знаю, что вам нужно. — Он подошёл к украшенному искусной резьбой шкафчику и вынул из его глубин бутылку скотча. — Гленморанджи восемнадцатого года. Конечно, ещё утро, но уж по такому-то случаю!

— Вы держали меня на транквилизаторах последние двадцать четыре часа, доктор.

Чилтон поражённо замер.

— Боже, вы правы! Мои извинения, я и забыл. — Он повертел в руках свой стакан и вздохнул. — У меня было тяжёлое утро, Уилл. Очень тяжёлое. — Заметив, как Уилл на него смотрит, он прибавил: — Но, конечно, у вас тоже.

И он сделал большой глоток скотча.

— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования. В связи со случившимся — и сегодня, и в последние восемь месяцев. Если бы я только знал… н-да, тогда бы всё было по-другому, верно? Но надеюсь, вы понимаете, что хотя я действовал исходя из предоставленной мне ложной информации и неверных предположений, я всегда желал вам только добра. Я хотел, чтобы вы вспомнили, что с вами случилось. Поощрял ваши попытки найти настоящего убийцу. Просто я не подозревал… ну. Вы понимаете.

Больше не в силах смотреть Уиллу в глаза, он отпил ещё скотча, даже больше, чем в прошлый раз.

Странным, бесцветным голосом Уилл произнёс:

— Сколько раз вы пили этот скотч вместе с ним?

Закашлявшись, Чилтон с грохотом опустил стакан на стол, будто там был яд.

— Я не знал! — просипел он. — Откуда мне было знать? Никто не знал! Никто, кроме вас. Когда я впервые его увидел… то почувствовал… что-то странное, как будто с ним было что-то не так. Если честно, иногда я откровенно его боялся. Возможно, он… заставил меня… кое-что сделать, не совсем этичные вещи. Он такой харизматичный… умеет убеждать, ну, вы знаете. Я сделал то, что сделал, потому что боялся ему отказать.

Уилл был сыт этим по горло.

— Вы имеете законное право удерживать меня здесь?

Чилтон растерянно заморгал.

— В каком смысле?

— Являюсь ли я прямо сейчас пациентом этой лечебницы?

— Ну, мне всё ещё должен кое-кто позвонить, но вообще нет…

Уилл был уже на ногах и шёл к выходу.

— Уилл! — воскликнул Чилтон, но тот уже закрыл за собой дверь.

В коридоре его ждал Барни.

— Где тут выход? — резко спросил Уилл.

— Планируете побег?

— А вы будете меня удерживать?

— Нет, — спокойно сказал тот. — Но лучше вам идти не через парадный вход. Там полно журналистов.

Уилл остановился. Об этом он не подумал.

— Хорошо, что вас есть кому подвезти. — Барни склонил голову. Только сейчас Уилл заметил стоящего у окна Джека, полуденное солнце оставило от него лишь чёрный силуэт, выражение лица было не разглядеть.

Они обменялись долгим взглядом.

— Джек, — сказал Уилл почти нерешительно.

Тот лишь кивнул — слишком много было невысказанного — и вместо этого обратился к Барни:

— Спасибо. Давайте уже вытащим его отсюда.

И все трое зашагали по коридору, но вдруг распахнулась дверь кабинета, и оттуда выглянул Чилтон.

— Подождите! — крикнул он. — Вы не можете просто его забрать! Агент Кроуфорд, сначала нам надо обсудить…

— Не сейчас, — оборвал его Джек. — Но позже у нас с вами будет долгий разговор, это я вам обещаю. Пошли, — сказал он Уиллу, и они снова двинулись к чёрному ходу, оставив испуганного Чилтона позади.

Барни провёл их через раздевалку для персонала, и, выйдя через боковую дверь, они очутились на стоянке, где была припаркована машина Джека. Барни передал Уиллу его пиджак и очки. Джек тем временем открыл дверцу, извлекая с пассажирского сиденья пакет для улик. В нём были вещи Уилла: бумажник, связка ключей, перочинный нож, мобильный телефон и пузырёк с аспирином. Не хватало только пистолета.

— Вот, надень.

Джек протянул ему кепку с логотипом бейсбольной команды. Уилл вопросительно вскинул глаза.

— Там полно фотографов.

Губы Джека сжались в тонкую линию. Уилл надел кепку и, проверив срок годности аспирина, проглотил пару таблеток. Затем повернулся к Барни, который скромно стоял в стороне, глядя как всегда бесхитростно и открыто.

— Я не знаю, как вас отблагодарить, — прошептал Уилл.

Тот пожал плечами.

— Просто продолжайте делать то, что делаете. Этого для меня достаточно.

Уилл ничего не сказал. Барни не знал, что просит очень многого.

— Надо спешить, — сказал Джек.

Барни сжал холодную ладонь Уилла.

— Теперь вы берегите себя.

Уилл неуверенно кивнул. Внезапно с ним что-то случилось: сквозь тупое оцепенение пробилось какое-то чувство, и он порывисто шагнул навстречу. Барни всё понял и крепко обнял его в ответ.

— Всё будет хорошо, — сказал он Уиллу на ухо. Непонятно, был ли это вопрос или утверждение. Если вопрос, то Уилл не стал на него отвечать.

Он отпустил его через мгновение, чувствуя спиной взгляд Джека. Барни ободряюще кивнул напоследок, и Уилл, плюхнувшись на переднее сиденье, захлопнул дверь. Джек развернул машину и вырулил к выходу со стоянки; фигурка Барни в зеркале заднего вида становилась всё меньше и меньше… Джек положил руку Уиллу на плечо, хотя и не в попытке утешить: они приближались к ограждению у главного входа, за которым толпились журналисты. Он нажал ему на спину, принуждая согнуться почти пополам, и они выехали наружу, не привлекая лишнего внимания, лишь пару вспышек фотокамер. Вот она, свобода, которой Уиллу так не хватало: грудь в колени, взгляд — в пол джековой машины; сидишь, будто в аквариуме. Уилл так и не выпрямился полностью, даже когда они миновали прессу. Он не смотрел в окно — на небо или на зелёные склоны, проносящиеся мимо, не разглядывал ярких осенних пейзажей. Просто пялился на переднюю панель. Ощущение ирреальности не отпускало. Всё это могло быть сном, в любой момент он мог проснуться у себя в камере.

Когда опасность миновала, и они, наконец, выехали на шоссе, Джек прочистил горло:

— Ну, куда мы едем?

Уилл не ответил.

— Я отвезу тебя, куда захочешь, — сказал Джек упрямо.

— Тебе что, больше заняться нечем?

— Нечем.

— Что если я хочу в Диснейленд?

Джек скосил на него глаза.

— Хочешь в Диснейленд? Поедем в Диснейленд.

— Ты знаешь, куда мне надо.

Джек не стал возражать.

— Мы можем перед этим заехать к тебе домой. Или сначала в Джорджтаун забрать собак…

— Нет. Не сейчас.

— Уилл, давай хоть в забегаловке остановимся, передохнёшь, поешь…

Голос Уилла полоснул злобой:

— Что, не наелся ещё?

Это возымело нужный эффект: Джек наконец-то замолчал. Его пальцы напряглись, крепче сжимая руль, на виске выступил пот.

— Тогда не снимай кепку, — отрывисто сказал он.

* * *

Ехали недолго. Джеку дважды звонили: первый раз из министерства юстиции, потом из полицейской службы по поимке беглых преступников, и, судя по всему, новости были так себе. Впрочем, эти звонки они не обсуждали и вообще молчали всю дорогу. На светофоре Джек достал из бардачка пузырёк и принял лекарство от изжоги.

Впереди показалось полицейское заграждение. С обеих сторон от него всё было заставлено новостными фургонами, у ленты яблоку негде было упасть из-за толпящихся там зевак. Их было не меньше сотни, все тянули шеи в надежде поглазеть на обитель каннибала.

В этот раз вспышек было так много, что рябило в глазах. На плечо легла рука Джека. Уилл дрожащими пальцами нацепил очки и ссутулился, надвигая кепку на глаза, но его всё равно продолжали фотографировать. Он чувствовал нездоровое любопытство толпы, плотоядное воодушевление репортёров; их чувства набегали пульсирующими волнами, вызывая желание стряхнуть грязь.

Полицейские помахали Джеку из-за заграждения. Подъехав к самой подъездной дорожке, тот позвонил одному из стоявших у входа агентов:

— Помогите нам зайти. Скорее.

Уилла практически вытащили из машины и, стараясь отгородить от толпы, взбежали вместе с ним по ступеням; за спиной кричали люди и пыхали фотокамеры. Уилл был так взвинчен всем этим, что когда за спиной закрылась дверь, ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что он стоит в тёмной прихожей Ганнибала Лектера.

Он сразу же снял кепку, как будто это была церковь. Джек глянул на него вопросительно, но не успел ничего сказать, как мимо них пробежал совершенно зелёный агент и, заскочив в ванную комнату, сблевал.

— Господи, Уоткинс! — отпрянув, воскликнул Джек.

— Простите, сэр! — прохрипел тот. — Простите!

— Вы понимаете, что только что испортили место преступления? — Джек разочарованно покачал головой. — Уже четвёртый за сегодня. — Он вынул из кармана резиновые перчатки и отдал их Уиллу. — Думаю, у тебя такой проблемы не будет.

— Нет, — подтвердил Уилл.

Он не смотрел ни на Джека, ни на агента. Вместо этого он впитывал атмосферу дома, или, скорее, дом сам воздействовал на него; нечто могущественное просачивалось сквозь щиты в его сознании — так быстро, что это пугало. Прошло восемь месяцев, но дом казался настолько уютным и родным, будто Уилл никогда не покидал его стен. Хотя всё-таки и казался немного другим после того, как сюда набились чужие люди. Они ползали по нему, как муравьи, не осознавая, что одним своим присутствием оскверняют всё вокруг. Варвары, не понимающие, где они находятся. Да, осквернение — верное слово, потому что они пачкают то, что раньше было чистым. Их надо остановить.

Уилл вздрогнул.

Он чувствовал, как смотрит Джек, и подозревал, что тот прочёл его мысли по выражению лица. Наверное, так и было, ну или он быстро учился, потому что заговорил Джек очень мягко:

— Уверен, что хочешь остаться?

В ответ Уилл с треском натянул резиновые перчатки и прошёл дальше в дом. Джек на почтительной дистанции последовал за ним.

Уилл остановился в рабочем кабинете, где толпилась куча народу. На полу лежали тела Рутгерса и Резчека, которым не повезло стать телохранителями Ганнибала Лектера. Над одним из тел на корточках сидела Беверли, увидев Уилла, она вскочила и, не успел он и глазом моргнуть, повисла на нём, обняв здоровой рукой за шею.

Он не стал обнимать её в ответ, но сам жест его не смутил, к тому же чем крепче становилось её объятие, тем слабее он ощущал на себе жуткое воздействие окружающей атмосферы.

— Привет, Бев, — прошептал он.

— Я так долго хотела тебя обнять, — сказала она ему в плечо. — Все эти месяцы!

Подняв глаза, Уилл увидел, что все в комнате замолчали и поражённо на него смотрят. Но вот Зеллер и Прайс, отмерев, подошли к ним и в ожидании остановились за спиной у Беверли. Она в последний раз стиснула Уилла и затем отпустила.

— Смотрите, кто пришёл, — сказала она, подтолкнув к ним Уилла.

— Уилл, — угрюмо поприветствовал Прайс, протягивая руку. Пришлось её пожать.

За ним подошёл Зеллер и тоже пожал руку — очень крепко, пробормотав:

— Рад, что ты вернулся.

Уиллу некстати вспомнилось, что в последний раз они его видели вгрызающимся в лицо Ганнибалу Лектеру. И ещё он заметил, как смотрят все остальные: они тоже собирались подойти и пожать руку. Ведь вполне могут в очередь выстроиться прямо посреди места преступления...

Прочистив горло, он поглядел куда-то между Прайсом и Зеллером и объявил:

— Я пришёл осмотреть трупы.

От такой прямоты агенты несколько растерялись.

— Да, конечно, — сказал Зеллер, одновременно вопросительно глянув на Джека.

— Хочешь, чтобы я всех выгнал? — спросил тот у Уилла.

— Это необязательно.

Одного взгляда на мёртвых агентов было достаточно, чтобы понять, что убили их быстро и по необходимости. Резчек у окна лицом вниз — Ганнибал застал его врасплох. Рутгерс у входа, в двух шагах от Уилла — судя по всему, пришёл на шум, когда упало тело; Ганнибал вышел из-за бюста Марка Аврелия и свернул ему шею.

Присев у тела Рутгерса, Уилл сказал:

— Это заняло всего несколько секунд: он точно знал, как будет быстрее. Начал следить за ними с момента, как их приставили к нему, потому что знал, что может понадобиться быстро их устранить. Быстро и чисто. Убийство по необходимости.

Зеллер и Прайс просто уставились на него, Беверли же выглядела расстроенной. Джек тихо проговорил:

— Он обшарил карманы. Забрал оружие, удостоверения, наручники, ключи и машину.

Уилл знал, куда он клонит, и осторожно спросил:

— Машину уже нашли?

— В Ферндейле, — нерешительно ответила Беверли. Она тоже понимала, к чему всё идёт, и была недовольна.

— В полутора километрах от Балтиморского аэропорта, — добавил Джек.

В его голосе был вопрос, но Уилл не стал на него отвечать, лишь поднялся на ноги.

— Теперь кухня.

Джек схватил его за локоть.

— Подожди.

Покачав головой, Уилл попытался вырвать руку.

— Нет, — возразил Джек, сжав пальцы. — Сначала хорошенько всё взвесь.

Уилл не ответил. Единственное, что он сейчас чувствовал помимо чужих эмоций, это смутное раздражение.

— Давай я просто возьму у тебя показания, и всё, — мягко попросил Джек. — Пойдём ко мне в кабинет, незачем тебе тут торчать. Никто не просил тебя приезжать и никто не ждёт, что ты начнёшь анализировать место преступления.

Уилл смотрел на Джека без выражения. Тот не знал, что он уже всё проанализировал, что он анализировал убийство в момент его совершения. Джек пытался уберечь Уилла от бури, которая уже поглотила его целиком.

— Зачем тогда ты меня сюда привёз, — поинтересовался Уилл убийственным тоном, — если не анализировать?

— Потому что ты меня об этом попросил. — Джек был мрачен как туча. — И лучше бы я не соглашался.

Поглядев Уиллу в лицо, он, очевидно, решил, что спорить бесполезно, поэтому отпустил его руку и повернулся к агентам:

— Очистить помещение.

Беверли подчинилась с явным неудовольствием.

* * *

Прежде чем зайти в кухню, Уилл снял очки. Тут никого не было, но он спиной чувствовал взгляд Джека: тот боролся с собой и с теми решениями, которые ему ещё предстояло принять. Уилл же не боролся ни с чем. В этот момент всё внутри настолько омертвело, что он не чувствовал ничего. Почти ничего и не было, только опустошение — пустой сосуд его души готов был наполниться кем угодно другим.

Сначала он увидел бокалы на стойке. Один пустой, с кровавым отпечатком на ножке, второй лежит рядом: внутри осталось немного тёмного пива, остальное пролилось на пол и перемешалось с кровью.

Бокал Уилла стоял нетронутый, наполненный золотистым шампанским, уже выдохшимся за прошедшие часы.

Он долго смотрел на бокалы. Как будто грустное напоминание о шумном празднике, на котором ему не посчастливилось побывать.

Ещё на стойке лежал пятнадцатисантиметровый обвалочный нож. С окровавленным лезвием.

Тело Аланы было по ту сторону стойки, но ноги виднелись отсюда. Её уже должны были забрать в морг Квантико, положить на металлический стол и вскрыть. Это Джек попросил их подождать. Неважно, что Джек говорил, главное, он знал, что сначала её должен увидеть Уилл.

Но он не торопился к ней подходить. Не сейчас. Держась по свою сторону стойки, он направился к распахнутой двери охладителя для вина.

Минул полимерную плёнку на входе и, вдохнув запах скотобойни, равнодушно огляделся: вот она, уродливая правда о Ганнибале. Трупы были вывешены по степени разложения; ну конечно, ведь он любил порядок. Уилл постоял, проникаясь окружающей мерзостью, и затем двинулся вдоль рядов с мясом, проводя инвентаризацию запасов. Вот Мириам Ласс: веснушчатая кожа, конечности отрезаны. Вот Абигейл, от лица которой осталась лишь половина; Уилл провел рукой по её волосам. Он поискал Беделю дю Морье, но не нашёл её среди мёртвых. Это немного тревожило.

Сделав полный круг, он подошёл к выключателю и потушил свет. Закрыв глаза, постоял в полной темноте, глубоко вдыхая, длинно выдыхая. Затем снова зажёг свет и на секунду стал Аланой — той Аланой, которая заходит сюда в первый раз. Содрогнулся от её ужаса, ощутив себя сопричастным и осквернённым, но ещё он почувствовал её смелость, и это придало ему сил. Теперь можно было выйти из тайной комнаты и встретиться с тем, что ждало на полу кухни.

Обойдя кухонную стойку, Уилл посмотрел вниз, туда, где она лежала навзничь в озере из собственной крови. Одна рука протянута к телефону, всё ещё валяющемуся рядом, лицо обращено к нему же, волосы по-русалочьи струятся по плитке.

Он обошёл кровь по кругу. Не воссоздавая, а прислушиваясь к эху чужих чувств. Одиночество. Разочарование. Ностальгия. Нежность. Безнадёжность. Противоречивые эмоции Ганнибала витали над её телом подобно дыму прогремевших фейерверков. В итоге она поверила Уиллу. Не ему. Он с тщанием сплёл для неё сложнейшую иллюзию, в которой готов был жить с ней вечно, но она отказалась. Отказалась от него.

По щекам у Уилла текли слёзы. Не его, чужие; он не стал их вытирать.

Это и есть праздник. То есть был. Всё время, что он провёл в этом доме, — всё это была искусно организованная и продуманная до мелочей вечеринка. Красивое представление с поставленным светом, пленительной музыкой, прекрасными ароматами. Но она подошла к концу — и вот всё, что от неё осталось.

Он чувствовал, что теряет контроль. Ощущение нереальности происходящего исчезало, понемногу спадало и онемение. Его собственные чувства выходили наружу, мешаясь с чужими, так похожими на его собственные, и они лишь усиливали друг друга, сплетаясь в симфонии непереносимого страдания. Нет, он вовсе не спит в камере Балтиморской лечебницы, это не сон. Он и правда стоит здесь и смотрит на Алану, которая лежит на полу мёртвая. Он её убил, а она перед смертью хотела, чтобы он подержал её за руку.

Ноги подогнулись, он опустился на пол и затем лёг с другой стороны её телефона, у границы кровавого озера, ощущая животом леденящий холод плитки. Повернув голову, он взглянул на неё: его глаза теперь были на одном уровне с её — светло-голубыми, подёрнутыми пеленой. Он вытянул руку и вложил свою руку в резиновой перчатке в её холодную ладонь, ту, которой она пыталась дотянуться до телефона, дотянуться до Уилла. Кухонная плитка высасывала тепло, а он лежал и смотрел на Алану, держал её за руку и был одновременно собой и Ганнибалом. Так его Джек и нашёл некоторое время спустя, когда заглянул на кухню узнать, как он.

Джек лишь молча помог ему подняться; выражение его лица было таким, что слов не требовалось.

— Извини, — сказал Уилл. — Я в порядке. Всё нормально.

— Пошли. Отвезу тебя обратно в Квантико.

— Нет.

— Уилл…

— Я в порядке, — резко повторил он. Затем, обойдя кухонную стойку, опёрся на неё руками и выдохнул, изгоняя из системы свои чувства. Внутри всё опять онемело — Уилл стал пустым. Он поднял на Джека равнодушный взгляд:

— Теперь можешь спрашивать.

Джек явно пытался скрыть эмоции, но в его взгляде читался откровенный ужас.

— Спрашивай, — приказал ему Уилл.

И, вопреки себе, Джек подчинился:

— Бокалы?

Он ответил без раздумий, но слова подбирал тщательно:

— Он наслаждался происходящим. Праздновал его. Шампанское он выбрал несколько лет назад. Ему нравилось о нём думать, смотреть на него; так он напоминал себе о смерти. О том, что всё это может исчезнуть, сгореть в мгновение ока… как дом на склоне вулкана.

О, теперь Джек глядел на него во все глаза.

— Следующий вопрос, — подсказал ему Уилл.

Джек попытался взять себя в руки.

— Почему их три?

— Ну, это просто, — Уилл указал на один: — Этот для меня. Дальше.

— Почему он налил вино тебе?

— Потому что я принимал участие во всём этом, как и он, как и она. — Уилл начинал раздражаться: почему Джеку так сложно это понять? — Я был здесь, с ними.

— Тебя здесь не было, Уилл, — тихо возразил Джек.

— Можно считать, что был.

Уилл поглядел бокал с выдохшимся шампанским, и его охватило иррациональное желание выпить его, чтобы таким странным образом доказать, что Джек неправ. Он подавил желание и вместо этого поправил кухонное полотенце, которое было сложено недостаточно ровно. Проследив за его действием, Джек сузил глаза.

Уилл проигнорировал его взгляд.

— Дальше.

— Ты был на телефоне. С кем из них ты разговаривал?

— Сначала с ней, потом с ним. Он включил громкую связь, и я всё слышал.

Джек на секунду задумался.

— Тогда зачем…

Уилл не стал дожидаться, пока он закончит:

— Он его туда положил. После того, как он закончил с Аланой, он положил телефон рядом с ней.

Джек ужаснулся:

— Чтобы ты слышал, как она умирает?

Уилл покачал головой.

— Это чтобы она слышала меня. Из милосердия.

Лицо Джека изменилось.

— Это не милосердие, а жестокость.

— Для него это одно и то же, — пожал плечами Уилл.

Джек долго молчал. Когда он снова заговорил, голос был тяжёл и мрачен:

— Зачем он это сделал? Зачем убил её?

Они оба посмотрели вниз, на Алану.

— Как он мог? — спросил Джек; судя по всему, вопрос был скорее риторическим.

— Она раскрыла его секрет, — ответил Уилл бесцветно. — Он считает, что она его предала, как и я, раз я ей помогал.

— Это он предал вас обоих.

— Он видит это по-другому.

— Мало ли, что он видит! — голос Джека задрожал. — Уилл, у меня каждый раз одно и то же. Я просто забываю. Поворачиваюсь, чтобы спросить его мнение насчёт чего-нибудь, но рядом никого нет. И никогда не было. Того человека, к которому я хочу обратиться, никогда не существовало.

— В его лжи всегда есть толика правды. — Уилл смотрел на Джека жёстко и прямо. Тот чувствовал себя преданным, и он наслаждался горечью его обиды. — Поэтому ему так легко верить.

Джек не слушал.

— Всё это время он над нами издевался. Смеялся. Развлекался, наблюдая, как мы тут из кожи вон лезем. Он плевал на нас. И на неё!

— Нет, ему было не наплевать, — возразил Уилл. — Поэтому случилось, что случилось.

— Убийство в состоянии аффекта? Ты серьёзно?

Уилл немного подумал.

— Да. Он поддался порыву и теперь раскаивается.

Джек в непонимании нахмурился.

— Он не может чувствовать раскаяние или угрызения совести. Он же психопат.

— Нет, он не психопат.

Джек хохотнул недоверчиво.

— Не психопат, — спокойно, но настойчиво повторил Уилл. — У нас нет подходящего определения.

Снова наступила тишина. Джек медленно покачал головой: трудно сказать, было ли это несогласие с точкой зрения Уилла или он просто отказывался принять то, что произошло.

— Никто его не знал, — медленно проговорил Джек. — Столько времени мы общались с Лектером, и никто не знал, кто он на самом деле.

Уилла даже немного позабавило то, как быстро Джек снова начал называть его по фамилии.

— Кроме тебя, — продолжал Джек. — Так ведь?

Уилл не ответил, потому что в этом не было нужды. И хотя Джек изо всех сил старался это скрыть, Уилл всё равно заметил, как в его глазах блеснуло что-то расчётливое. И исчезло в то же мгновение.

— Знаешь, — тяжело сказал Джек, — я ведь послал отряд сразу же, как ты положил трубку. Они прибыли через три минуты после полиции.

— Она уже была мертва.

— Знаю.

Они снова посмотрели на Алану; разговаривать больше не хотелось. Затем Джек вытащил из кармана пузырёк и принял ещё одну таблетку от изжоги.

* * *

Джек впустил агентов обратно на кухню, и Алану вскоре забрали в морг. Хоть Уилл и отвёл глаза, он невольно представил всё в мельчайших деталях. Финальный чирк молнии, застегнувшей пластиковый мешок, чуть не нарушил всю его концентрацию, но обошлось. Джек тем временем не отходил от него, непрозрачно намекая, что лучше бы ему уйти. Но он остался стоять, опираясь о раковину, пока Прайс посыпал тальком стол в поисках отпечатков, а Беверли и Зеллер раскладывали содержимое холодильника по пластиковым коробочкам с кусочками льда. Уилл на них не смотрел. Он то увлечённо грыз ногти, то поглядывал на потолок: там медленно полз паук, но паутины было не видно. Паук не замечал суеты внизу. Уилл отстранённо подумал, куда он ползёт.

— Похоже на заварной крем, — сказала Беверли, заглядывая в стеклянную миску.

— Вряд ли там человечина, — откликнулся Зеллер.

— Всякое может быть.

И она взяла образец.

Зеллер приоткрыл один из пластиковых контейнеров и, понюхав, сказал:

— Макароны.

— В мясном соусе, — подсказала Беверли.

Зеллер положил образец себе в коробочку.

Из тайной комнаты вывалилась одна из экспертов и, извинившись, выбежала из кухни. Все проводили её взглядом.

Потом Зеллер вытащил из морозилки вакуумный пакет с какой-то красной мешаниной.

— А вот это — точно человечина.

Джек торопливо вытряхнул из пузырька ещё таблетку и проглотил.

— Берите весь холодильник, — посоветовал Уилл тихо. Он всё ещё смотрел на ползущего по потолку паука. — Вообще всё.

Беверли глянула на него:

— Что, даже апельсиновый сок?

— Даже его.

— Ты думаешь, он добавил человечину в сок?! — воскликнул Зеллер.

— Да. Она тут везде.

Он поглядел вниз, грызя большой палец. Отсутствующий взгляд прошёлся по комнате, и он заметил, что разделочная доска висит криво; он поправил её, чтобы она висела параллельно краю стола. Он чувствовал на себе взгляд Джека, как тот анализировал его поведение и узнавал его.

* * *

Пока Уилл бесцельно бродил по дому, Джек не отлипал от него ни на секунду. Остановившись в столовой, он увидел, что маленький сейф, что был за картиной с лебедем, открыт. В нём ничего не было, ни одной бумажки.

— Он уже был открыт и пуст, когда мы пришли, — сказал Джек.

Уилл кивнул и поднялся на второй этаж осмотреть комнаты, которые раньше видел только на фото. Личное пространство Ганнибала. Здесь очень отчётливо ощущалось его присутствие: даже Джек это чувствовал; он принял ещё одну таблетку. Вероятно, все это ощущали на том или ином уровне. Его аура исходила из стен, сияла в лампах, как невидимая зараза сочилась из обивки. Все были на взводе, Уилл чувствовал зачатки массовой истерии. Ещё нескольким агентам стало плохо: одного из младших сотрудников вырвало прямо в кусты у парадного входа на радость журналистам. У Ганнибала в кабинете у фотографа случился приступ астмы. В столовой кто-то разбил бутылку со спиртом. Шуточки Прайса и Зеллера теряли в остроте, да и Беверли совсем замолчала.

Если на Уилла и влияло это всё, он этого не показывал, безэмоционально переходя из одной тревожной комнаты в другую. Джек смотрел на него как на идущую по следу ищейку и не задавал вопросов: ждал подходящего момента.

Пока тот разговаривал по телефону с судебными приставами, Уилл забрёл обратно в кухню, потому что к этому времени его сознание уже как будто отделилось от тела, а тело тянуло сюда. Он ступил внутрь…

…и увидел Ганнибала с ножом в расслабленной руке, с лезвия на пол капала кровь. Тот повернул голову и посмотрел на Уилла с вопросом в затенённых глазах.

В мгновение ока Уилл совершенно растерялся. Запульсировали эмоции, сердце забухало в груди. Он прижал руку ко рту, чтобы не закричать. Но, должно быть, всё равно издал некий звук, потому что рядом появился обеспокоенный Прайс и спросил:

— Эй, ты как?

Ганнибал смотрел. Затем медленно склонил голову набок, как будто сочувственно.

Уилл покрылся потом и задрожал.

— Ты его видишь? — спросил он удивлённого Прайса.

— Э-э… — Тот нехотя проследил за его взглядом. — Нет, не вижу.

Уилл крепко зажмурился, а когда открыл глаза, Ганнибал исчез. От этого почему-то стало только хуже.

— О Господи, — пробормотал он, потирая лицо. Очень хотелось сотворить со своими мозгами что-нибудь ужасное.

— Лучше посиди головой вниз, в колени.

— Пойду подышу, — беззвучно проговорил Уилл, а Прайс, напуганный его поведением, отпустил его без возражений. Он прошёл обратно в столовую и, открыв раздвижные двери, вывалился на задний двор, где согнулся пополам, уставившись в землю. Внутри было так много Ганнибала, что его буквально разрывало на части.

За изгородью тихо переговаривались два голоса:

— Ты — единственная из нас, кто не должен стыдиться. — Это был Зеллер. — Тебе вообще благодарность, наверное, вынесут.

— Я ничего не сделала, — ответил напряжённый голос — Беверли. — И не говори, что я скромничаю, Брайан! Я действительно не сделала ничего полезного — я вообще пошла по ложному следу. Мои действия ни к чему не привели.

— Но ты поверила ему.

— Да, — вздохнула. — Тут ты прав.

— Ему здесь плохо. Надо сказать Джеку, и лучше, если это сделаешь ты, потому что из нас только у тебя тут есть преимущество, какое-то моральное превосходство.

— Он меня не послушает.

— Бев, да ладно тебе… С Уиллом что-то не то. Я знаю, что говорил это с тех пор как впервые его увидел, но сейчас это просто… Боже.

— Ты бы тоже был не в себе, если бы прошёл через то же, что и он.

Зеллер не ответил. Помолчав, лишь спросил её:

— Думаешь, он его поймает?

— Не знаю, — ответила Беверли резковато. — Джек в этом уверен.

— О да, — с сарказмом отозвался Зеллер, — конечно, он уверен. Думает, что Уилл — его личная ракетная установка, настроенная на Ганнибала Лектера. Но вряд ли Джек сейчас мыслит здраво. Если он решит закончить, что начал, то Уилл в итоге опять попадёт в психушку, в этот раз на пару с самим Джеком.

— Господи, — застонала Беверли, — ради Бога, заткнись.

С минуту они оба молчали.

— Извини, — наконец сказал Зеллер.

— Раскаиваешься ты, как же, — буркнула Беверли. И тепло добавила: — Ты такой говнюк.

— Так ты поговоришь с Джеком?

— Может быть.

Зеллер вернулся в дом, а Беверли осталась. Вскоре послышались её тихие всхлипывания. Уилл целую минуту слушал, впитывая её страдания, затем вышел из-за изгороди.

Она увидела его, оценила выражение лица и выругалась.

— Долго ты здесь был?

— Слышал про ракетную установку.

Снова выругавшись, Беверли закрыла лицо руками.

— Ничего нового я для себя не открыл.

Уилл подошёл к ступенькам, где она сидела, и тяжело опустился рядом.

— Насчёт Джека ты права. Его не переубедить.

— А тебя? — спросила она сквозь пальцы.

Он не ответил. Не хотелось, чтобы она пыталась.

— У тебя есть выбор, ты ведь это понимаешь?

Уилл молчал.

— Ты месяцами только и делал, что изучал и анализировал этого типа. Ты сделал, что от тебя требовали. Теперь можешь больше об этом не думать. Не слушай Джека — ты имеешь на это право, имеешь право уйти.

Уилл молча смотрел на неё.

— Уилл, пожалуйста! Пусть хоть что-то хорошее из всего этого выйдет. Поезжай куда-нибудь, начни новую жизнь!

Он глядел на неё, а маятник делал широкие взмахи. Он видел её насквозь. И Беверли это чувствовала: слова, которые она собиралась сказать, застряли у неё в горле.

— Не вини себя в том, что произошло, — после долгого молчания сказал он. — И в том, что, может быть, произойдёт совсем скоро.

Она смотрела на него, приоткрыв рот, будто приходя в себя после удара.

— Беверли, ты не виновата. Ты сделала, что могла, причём просто великолепно.

Её глаза снова наполнились слезами.

— Это я назначила ему Рутгерса и Резчека. И я отдала ей ключ!

Уилл покачал головой:

— Потому что я тебя об этом попросил.

Беверли вытерла нос.

— Я думала, она собирается нас выдать, я не знала, что…

— Ты ничего не могла сделать, — успокаивающе проговорил Уилл. — Не вини себя за его преступления. Ты тут совсем ни при чём.

— Ладно, — прошептала она. — Хорошо. Но Уилл… — И внезапно её заплаканные глаза взглянули на него умоляюще: — Ты ведь тоже не виноват!

Уилл не ответил. Он раздумывал над тем, что увидел на кухне, — об окровавленном ноже и вопросительном взгляде.

— Он хочет, чтобы ты был соучастником, — сказала Беверли. — Поэтому придумал это всё с шампанским и телефоном. Так он и планировал, Уилл. Ты же это понимаешь! Не надо играть по его правилам, пожалуйста, обещай, что не будешь.

Долгое время было слышно лишь её тяжёлое дыхание. Уилл же, наоборот, почти не дышал.

— Может, и не стану, — наконец сказал он.

— Правда? — тонким, каким-то детским голосом переспросила она.

— Да.

После этого они больше не произнесли ни слова, лишь глядели на ровно подстриженные кусты Ганнибала.

* * *

Зайдя обратно в дом, Уилл обнаружил, что Джек чуть ли не в панике повсюду его ищет.

— Теперь я хочу поехать к нему в офис, — сказал Уилл, не дожидаясь, когда тот отругает его за неожиданное исчезновение.

Джек выглядел сбитым с толку, но всё же кивнул в ответ:

— Я тебя отвезу.

Снова повторилась свистопляска с репортёрами, которые окружили машину, как только они миновали полицейское заграждение. Уилл уткнулся головой в колени и делал глубокие вдохи и выдохи, Джек, ругаясь себе под нос, яростно сжимал руль.

Через пять минут они были у офиса Ганнибала. Перед дверью была привязана лента, но, к счастью, ни следа журналистов. Этим местом СМИ пока не интересовались, так как здесь не совершалось убийство — по крайней мере, недавно. Приподняв ленту, Джек проводил Уилла в дом.

Внутри никого не оказалось, за исключением пары полицейских, которые уже начали инвентаризацию и конфискацию имущества. Исчезли записи о пациентах, многие книги и произведения искусства. Шторы были отдёрнуты, и обычно сумрачное пространство кабинета сейчас заливал яркий свет. Все поверхности покрывал тёмный порошок для снятия отпечатков, сама комната как будто начинала медленно стираться и исчезать. Уилл прошёлся по ней. Ничего не осталось; никакого незримого присутствия, зацепиться не за что — из этого пространства Ганнибала уже изгнали. Остановившись посередине, Уилл в последний раз осмотрелся вокруг. Он едва узнавал это место, исторический памятник тому, где всё началось, где Ганнибал впервые заглянул в разум к Уиллу, а он, в свою очередь, к нему. Пусть тогда он ещё и не знал, что именно видит.

Джек попросил полицейских выйти, но сам остался стоять. Ожидаемо. Уилл знал, что время пришло.

Дыша глубоко и размеренно, Джек прошагал к письменному столу. Облокотился на край и сложил руки на груди.

— Ты знаешь, что у меня остались к тебе вопросы.

Уилл рассеянно кивнул, и Джек прочистил горло.

— Когда вы говорили по телефону, он упоминал, куда собирается поехать?

— Нет, — ответил Уилл тихо. Он смотрел на пару кожаных кресел, как обычно стоящих друг напротив друга.

— Может, ты заметил что-нибудь? Какую-нибудь подсказку, куда он хотел бы съездить? Что-то необычное, что только ты мог бы уловить.

— Нет. Алана сказала… пока умирала… что ему нравится Флоренция и Буэнос-Айрес. Но со мной он никогда не обсуждал своих планов на отпуск.

— О чём же тогда вы говорили?

— В основном, об убийствах.

Джек собрался с духом.

— Как хорошо ты его знаешь?

— Хорошо.

— Достаточно хорошо, чтобы поймать?

Да, вот оно. Сказанное повисло в комнате подобно штормовому облаку. Уилл закрыл глаза.

— Я не знаю, как отвечать на такой вопрос, Джек.

— Вариантов всего два: да или нет.

— Тут ты неправ.

Брови Джека медленно сошлись на переносице.

— Я понимаю, ты вовсе не обязан мне помогать. Наоборот, связан долгом здесь только я. Жаль, что я не могу просто оставить тебя в покое. Мне, правда, жаль.

Уилл ничего не сказал, чувствуя, как давят стены.

— Если бы в мире царили покой и справедливость, я бы никогда больше ни о чём тебя не попросил. Но мир несправедлив, мы оба хорошо это знаем. Поэтому я прошу, Уилл. Прости меня.

Сдавленным голосом Уилл ответил:

— Нет, я не могу его поймать.

Наступила тишина. Вскоре Джек кивнул, с усилием:

— Хорошо. Я понял и больше не буду тебя просить. Тебе нужно… в общем, тебе нужно много времени, чтобы оправиться. Это нормально. Не волнуйся об этом.

Уилл заговорил, перекрывая всю эту чушь, громче и громче, пока его голос не заполнил собой всю комнату:

— Я не могу его поймать, потому что считаю, что это невозможно.

Джек замер.

— Поймать можно любого.

Уилл покачал головой, прошептав:

— Только не его.

— Мы поймаем его, как ловим любого другого преступника, — упрямо ответил Джек. — Старая-добрая полицейская работа, экспертиза, аккуратный и точный анализ поведения. Это наша работа, Уилл, верь в неё и в нас.

Хотя Уилл всё ещё качал головой, Джек не оставлял попыток повернуть разговор в нужную ему сторону:

— Знаю, у него есть преимущества: время, развитый интеллект. Он отличный аферист. Наверняка разработал весь план заранее, а некоторым вещам научился, уже наблюдая за нами. Я знаю это всё. Но всё-таки поймать его реально.

— Я так не думаю. — Уилл был на пределе самоконтроля, поэтому говорил отрывисто и чётко, подбирая как можно более точные слова. — Я считаю, что все твои попытки его поймать провалятся, потому что они основаны на заблуждении. Ты думаешь, его можно схватить, удержать и воздать по заслугам. Но воздать ему по заслугам невозможно — потому что для него не существует такого понятия как справедливость. Даже если ты его арестуешь, самолично защёлкнешь наручники… посадишь в камеру, если даже он предстанет перед судом — он только будет этим наслаждаться. Каждую секунду он будет лишь получать удовольствие.

— Посмотри, в какой роскоши он жил. В тюрьме ему ой как не понравится.

— Ещё как понравится. Он научится радоваться тюремному образу жизни, будет рассматривать это как испытание, новый опыт, который поможет ему отточить навыки. Но никак не наказание. Он не принимает саму концепцию наказания. Даже если ты убьёшь его, Джек, — а я знаю, что ты хочешь — он всё равно будет считать себя победителем.

Джек смотрел пристально, больше с сочувствием, чем потрясённо. Уилл чувствовал, что теряет контроль, слышал дрожь в собственном голосе. Джек шагнул к нему:

— Я бы понял, если бы ты не хотел мне помогать из-за того, что зол на меня. И понял бы, если бы ты хотел оставить всю эту мерзость позади. Но эти слова… это кто-то другой говорит, не ты. Ты сам в это не веришь. Ты веришь в справедливость, веришь в то, что я делаю, — в то, что мы с тобой делаем.

— Я верю в то, что делаем мы, — сказал Уилл тонко, пытаясь совладать с собой. — Но не в то, что наши действия хоть как-то повлияют на него. — Он вздохнул. — Я не советую тебе его преследовать, Джек. Результат тебе не понравится.

— Ты говоришь о Лектере так, будто это не человек.

Уилл чуть не засмеялся:

— О, Ганнибал — человек. Это-то меня и пугает.

— Значит, ты уходишь? Уйдёшь, позволив ему оставаться на свободе? Просто потому что боишься его?

Внезапно Уилл вспомнил Беделию дю Морье, чьё тело так и не нашли. Вспомнил её слова, что она однажды ему сказала, предупреждение, которого он тогда не понял. Внутренне улыбнувшись, он сказал:

— Он останется на свободе — неважно, хочу я этого или нет.

— На это я пойти не могу, — последовал предсказуемый ответ.

Уилл лишь пожал плечами.

— Значит, у тебя будет долгая и трудная жизнь. Ну или, наоборот, очень короткая.

— А ты? — спросил Джек. — Что ты будешь делать, пока он на свободе?

— Я не думал об этом. Чинить лодочные моторы, наверно. Поеду куда-нибудь, где потеплее и где собакам будет раздолье. Не знаю.

— Ты думаешь, что сможешь заниматься своими моторами, зная, что Лектер на свободе?

Уилл смотрел в пол.

— Я попробую.

— А как же Алана? — сказал Джек севшим голосом. Ему было неприятно использовать её вот так, но он всё равно это делал, несмотря на боль. — Ты говоришь, что не веришь в справедливость, когда дело касается Лектера, а как же она? Уилл, разве она не заслуживает справедливости? Хотя бы справедливости.

— Заслуживает, — ответил Уилл, чувствуя просыпающуюся боль. — Но вряд ли это возможно.

Их общая боль заполняла комнату; Уилл начинал дрожать. Джек потёр лицо.

— Знаешь, я тебе вот что скажу... — начал он. — Я в тебя верю. После всего, через что мы прошли, единственное, что придаст хоть какой-то смысл твоим страданиям, это поимка того, кто это всё устроил. И как бы ты это ни отрицал, ты можешь его поймать. Тебе это по силам — и всегда было по силам. Ганнибал Лектер это понимал, иначе почему, ты думаешь, он посадил тебя за решётку? Почему он неустанно пытался тебя уничтожить? Да потому что знал, что ты можешь его победить, — возможно, ты вообще единственный, кто на это способен. Я думаю, ты просто боишься своей силы и своего дара.

Уилл никогда не думал об этом с такой стороны. Едва ли подобная интерпретация мотивов Ганнибала была верной, но, невзирая на это, Уилл растерялся. Из-за такой несгибаемой веры в него на глаза наворачивались слёзы. Он не знал, как относиться к его словам, и не мог принять этот дар.

— Я… я и правда боюсь, — выдавил он. — Джек, я не могу!

Они стояли в тишине, Уилл не смел поднять глаза. Наконец Джек произнёс:

— Ты растерян и расстроен, поэтому я дам тебе время всё обдумать. Как следует подумай и реши.

— Я уже решил, — беззвучно сказал Уилл.

— А по-моему, нет, — возразил Джек мягко. — По-моему, ты до сих пор не знаешь себя и не осознаёшь своих способностей. Пожалуйста, подумай. А я побуду снаружи.

И он покинул комнату, тихо прикрыв за собой дверь.

Уилл остался стоять в офисе Ганнибала Лектера в одиночестве.

Спасительное онемение исчезло без следа, и вернуть его не получалось. Он остался наедине с болью, и боль эта была всепоглощающей. Он не мог думать. Сегодня он видел столько боли в глазах других людей, все они ощущали ужас от того, что сделал Ганнибал, и Уилл пил её, надеясь, что эта боль поможет ему понять собственную. Понять и кристаллизировать её в оружие против Ганнибала. Но всё было зря. Боль была оружием, которое ранило только его самого.

Это и есть свобода? Точно? Почему тогда куда бы он ни бросил взгляд, тянулись вверх прутья тюремной камеры?

Он не знал, что делать. Все варианты были одинаково ужасны: собственный разум, разрываемый противоречиями, поймал его в ловушку. Люди вокруг старались объяснить ему ситуацию, у каждого было собственное мнение насчёт того, что ему следует делать. Но им нельзя верить, потому что только он один понимает, что происходит на самом деле. Никто из них не знает, насколько высокие ставки в этой игре.

Никто, кроме Ганнибала.

Уилл медленно поднял голову. Перед ним друг напротив друга стояли два кресла: одно для врача, другое — для пациента.

Ну конечно.

И маятник делает взмах.

Он шагает к креслам — шторы сами собой задёргиваются. Свет в комнате теплеет, по полу ползут длинные тени, а картины взлетают на стены. Книги с бумажным шуршанием пролетают над головой подобно птицам, ероша волосы, и встают обратно на полки. Исчезают следы вторжения криминалистов: лампы, ленты, порошок. Всё приобретает первозданный вид, становится таким, каким было раньше.

Уилл усаживается в своё кресло, закрывает глаза, дышит ровно и глубоко. В других обстоятельствах он бы сомневался в своих силах, но сегодня, пусть и случайно, он уже провернул такой трюк. Теперь это казалось удачей, ведь так он узнал, на что способен.

Он сидел с закрытыми глазами и ждал.

— Ты в довольно сложной ситуации, Уилл.

Он открыл глаза. А вот и Ганнибал, во всей красе: сидит напротив, как ни в чём ни бывало, будто их последняя терапевтическая сессия прошла каких-то пару дней назад, и кажется таким же живым и реальным, как Джек только что. Безупречный костюм, лицо в тени, на мысках начищенных ботинок пробившийся из окна луч света. Идеальная копия.

— Меж двух огней, — безмятежно продолжал Ганнибал.

— Как и всегда, — ответил Уилл, копируя его тон.

— Ты сейчас на перепутье, и все пути ведут к твоей гибели.

Уилл склонил голову набок.

— С чего вы взяли?

— Если ты покоришься Джеку и будешь помогать ФБР, тебя ждут ужасные страдания — возможно, от моей руки, но что вероятнее — ты причинишь их себе сам. Если же вместо этого ты решишь не преследовать меня, то зачахнешь в одиночестве где-нибудь на краю света.

— Н-да, ну спасибо за откровенность. И что мне выбрать?

— Я — твой врач, и не могу выбирать за тебя. Однако в моих силах предоставить тебе всё необходимое, чтобы ты смог принять решение сам, твёрдо и осознанно.

— Ладно. Я слушаю.

Уголок губ Ганнибала опустился, и он заговорил мягче, чем обычно:

— Уилл, ты вовсе не в таком безвыходном положении, как думаешь. Существуют и другие варианты решения проблемы.

— Объясните.

— Ты сказал Джеку, что меня не получится наказать. Что его наказание никак на меня не повлияет, потому что я это я.

— Только не надо со мной спорить.

Ганнибал слегка улыбнулся:

— И не собирался. Но для кого на самом деле важно наказание, Уилл? Для преступника или для тех, кто от него пострадал? Говоря, что меня нельзя наказать, ты на самом деле имеешь в виду, что если меня посадят в тюрьму или даже казнят, тебе лично от этого легче не станет. Как моей жертве. Ты не будешь чувствовать себя отмщённым.

— Я — не жертва, — произнёс Уилл чётко.

Ганнибал кивнул:

— Если не хочешь считать себя моей жертвой — твоё право. Но именно поэтому обычное наказание тебя не удовлетворит. Скажи мне, Уилл… Что принесёт тебе облегчение?

— Ничего, — прошептал Уилл. — Это невозможно.

Ганнибал цокнул языком.

— Неправда.

— Тогда просветите меня, доктор Лектер.

Ганнибал подался вперёд, и луч света упал ему на лицо.

— Сам стань орудием правосудия.

Уилл чуть не рассмеялся:

— Ну снова-здорово…

— Найди меня. Сам, без Джека и его свиты. Приходи один и отомсти, как твоей душе угодно.

Уилл смотрел на него неотрывно.

— Но именно этого он и хочет!

Если Ганнибал и обиделся на смену местоимения, то никак этого не показал.

— Но и ты этого хочешь. Зачем себе отказывать?

— Затем, что я знаю, к чему это приведёт. Туда же, куда и все остальные пути.

— Но этот вариант хотя бы принесёт тебе удовлетворение.

Уилл покачал головой:

— Мы просто друг друга уничтожим.

— И в этом есть что-то утешительное, нет? Что погибнем мы оба.

Пока Уилл задумчиво молчал, Ганнибал терпеливо ждал. Наконец Уилл тихо произнёс:

— Я могу выйти из игры. Вы ведь не знаете наверняка, что случится. Может, всё будет нормально — найду себе спокойное местечко, где никто не будет меня тревожить. Вы так уверены, что у меня ничего не выйдет, только потому что вам этот вариант не нравится.

— Ты не сможешь выйти из игры.

— Смогу. И всерьёз об этом подумываю.

Ганнибал лишь молча покачал головой.

— Это непрофессионально, доктор Лектер. Ваши личные интересы мешают терапии.

— Это не терапия, Уилл, а факты. Выйти из игры невозможно, это единственный вариант, который тебе сейчас недоступен.

— Как это?

С Ганнибалом было что-то не так, узор на его костюме пошёл рябью, как будто картинка меняла разрешение.

— Я тебе этого не позволю, — сказал он.

Уилл смотрел во все глаза.

— Вы не сможете меня остановить. Да вы на полпути в какой-нибудь Рио-де-Жанейро!

— Я тебе не позволю, — повторил Ганнибал.

Его лицо тоже начинало мигать. И внезапно добрый доктор, как обычно вежливый и расслабленный, эта успокаивающая версия Ганнибала, которую Уилл призвал себе на помощь, исчез, и на её месте появилось нечто иное: человек с чёлкой, упавшей на лоб, с кровью на подбородке и ярким шрамом на щеке, в мятой одежде с красными разводами. В его непостижимом взгляде читался немой вопрос. Это тот Ганнибал, которого Уилл видел на кухне.

Он в страхе отпрянул — проекция ему больше не подчинялась.

Но чудовищная картинка исчезла так же быстро, как появилась. И секунду спустя вернулся добрый доктор в безупречном костюме. Соединив пальцы домиком, он знакомым жестом указал на Уилла.

— Как ты, несомненно, знаешь, мне важно, чтобы ты был жив, поэтому сейчас послушай внимательно. Если ты хочешь пережить грядущие события, тебе придётся кое-что сделать. То, чего ты всегда избегал. Ты слушаешь?

— Естественно, — с колотящимся сердцем прошептал Уилл.

— Ты думаешь, что понимаешь меня, и это правда. Но одну мою сторону ты никогда не позволял себе изучить. Из страха. И страх этот вполне оправдан.

Ганнибал снова покрылся рябью, переключаясь с чудовища на человека и обратно.

— Уилл. Тебе нужно посмотреть на себя моими глазами. Необходимо увидеть себя таким, каким тебя вижу я.

Уилл сидел, окаменев, не в силах сказать ни слова. Наконец он с трудом прошептал:

— Вряд ли я смогу.

— Придётся, — сказал Ганнибал. Кровь капала с него на паркет. — Или ты умрёшь.