Черная кошка (джен)

Когда в той бездне на За’Ха’Думе прозвучал вопрос: «Есть ли что-то, ради чего ты остался бы жить?», Джон не сразу вспомнил. После он корил себя за это минутное замешательство (кто знает, минутное ли? там вообще не было времени, может быть, та минута была равна вечности, а вечность — мгновению). Просыпался среди ночи, осторожно дотрагивался до ее волос, смотрел, как она спит — теплая, родная, такая сильная и хрупкая, — и вспоминал ту минуту (или вечность).

Но если бы он не вспомнил ее тогда, пусть и с заминкой, через паузу, равнявшуюся ли вдоху или тысячелетию, он никогда не вернулся бы на «Вавилон 5». Не довел войну до победы, не создал Альянс, не выполнил бы свое предназначение. Когда начинал думать о предназначении, вспоминал инквизитора, его горящий больной взгляд, а еще собственную готовность умереть в темноте и безвестности. Умереть за нее. Это было похоже на то, что он пережил на За’Ха’Думе. Он мог умереть в темноте и умер бы. Если бы не вспомнил о ней и не захотел жить. Он понял многое — прежний опыт сложился с новым, и все стало на свои места. Ради нее он готов на все — готов умереть и готов жить. Но жить — важнее. Умереть он всегда успеет. И тогда он воскрес. Ее светлый образ помог Лориену воскресить его. Можно разжечь гаснущее пламя — но осталась бы хоть одна искра, если бы не его любовь к Деленн?

После этого все изменилось — вокруг и внутри него. Он стал более жестким, упрямым, принципиальным. Главное — сделать дело, выполнить свою миссию как можно лучше. Он стал чувствовать, как идет время, как безвозвратно умирают минуты. Тик, так, тик, так. Он вдруг понял, как хрупка жизнь и как важно бороться за нее, за мир, за любовь. Однажды он снова умрет — но умрет спокойным, уверенным, что оставил после себя что-то важное. Умрет подготовленным к смерти. А пока у него есть в запасе пара десятков лет, самое важное — идти вперед.

Многое стало мелким и неважным после пережитого на За’Ха’Думе. Будто он вдруг встал во весь рост и расправил плечи, стряхнув ненужное, пустое. Большая цель затмила ежедневные радости и дела, а любовь к Деленн стала важнее отношений с другими людьми. Кто-то этих перемен даже не заметил — Иванова, например, потому что была такой же. У русских это чувство смертности, исчезающего времени — оно в крови. Дело выше человека — их так воспитывали долгие века. Сьюзан стала даже как будто ближе и роднее после его возвращения с За’Ха’Дума. Кого-то принесенное им из небытия равнодушие ранило — Литу, Майкла… Они реагировали по-разному. Лита просто почувствовала себя ненужной, незаслуженно забытой, но ничего не сказала. Они не были близки по-настоящему, но их объединял Кош. Может быть, Лита знала, что здесь нет ничего личного, а ее обида безосновательна. Поэтому она сносила все неприятности почти без жалоб. Но Литу теперь одолевали собственные демоны и тревоги, и мстить она собиралась отнюдь не капитану. А Майкл… Майкл страшно разозлился. И в этой злости Джон не смог различить обиду. Наверное, из-за этого и начались все проблемы.