Я тебя вижу (джен)

В первый раз все вышло случайно. Гарри сидел за огромным мусорным баком на заднем дворе, от всей души надеясь, что сегодня обойдется. Но стоило ему окончательно расслабиться, как послышался топот: сюда несся Дадли собственной персоной. И, как обычно, не один.

Гарри с сожалением убрал в сумку утащенного у Дадли робота (а нечего было задаваться!) и сжался, готовясь вскочить в любой момент.

— Папа сказал, — послышался громкий голос двоюродного братца, — что если этот придурок еще раз возьмет мои вещи, то он его ремнем отлупит.

Гарри беззвучно хмыкнул — дядя больше грозился, чем исполнял угрозы.

— А если даже и нет, то я и сам смогу его отдубасить, — словно подслушал его мысли Дадли. — Потому что достал!

— А ты точно этого робота не потерял? — спросил, кажется, Майкл.

— Точно, — отрезал Дадли. — Проверь вон за тем ящиком, вдруг он там сидит.

Гарри пробил холодный пот: похоже, будут бить. Или, как в прошлый раз, окунут головой в унитаз. Как же надоело — сейчас опять, как уже много-много раз, придется отбиваться, лягаться, унизительно хвататься за сумку, прикрывать руками голову, выслушивать привычные насмешки. На спасение надеяться не приходилось: учителя захаживали сюда крайне редко. Если бы он только мог стать невидимым...

Гарри, широко распахнув глаза и сжав кулаки, напряженно вслушивался в нарастающий звук шагов. Бежать было некуда. В голову билась глупая мысль: «Хоть бы он меня не увидел, хоть бы он меня не увидел...»

Шаги приблизились и остановились. Гарри смотрел на длинные ноги в желтых кроссовках (все-таки не Майкл, а Пит). Тело словно заледенело, Гарри не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. «Хоть бы, хоть бы...»

Пит мазнул по нему пустым взглядом и развернулся.

— Нет тут его!

Дадли что-то недовольно буркнул, но Гарри его уже не расслышал: его переполняли радость и недоумение. Ведь это был не Джим, не Майкл, не Саймон, а Пит, который обожал колотить его не меньше Дадли. Он бы не стал... Все это не имело никакого смысла.

Гарри потянулся вытереть пот со лба и... чуть не заорал.

Ладоней не было.

Не было пальцев, не было ладоней, не было вообще рук. Гарри опустил взгляд: живот, ноги, одежда — все пропало. И одновременно... ныла болячка на коленке. Гарри ошеломленно почесал локоть.

Все было, и в то же время не было ничего.

Он просто... просто стал невидимым.

Гарри толком не успел ни обрадоваться, ни ужаснуться, потому что все неожиданно вернулось на место; все, вплоть до шнурков на кедах.

Раздался звонок. Гарри подхватил сумку с уже неинтересным роботом и побежал. Ему, как никогда, не терпелось остаться одному в чулане.

Дома Гарри даже специально опрокинул тарелку с супом на скатерть — отчасти для того, чтобы побыстрее избавиться от тетки с дядей, и отчасти потому, что терпеть не мог суп-пюре из брокколи. В чулане Гарри плюхнулся поудобнее на раскладушку и принялся исчезать.

Получалось пока не очень. Точнее, совсем не получалось. В школе Гарри успел все осмыслить и решил, что это совсем не ужас, а подарок с небес, главное, чтобы об этом никто не узнал. С ним и раньше случались подобные странности, но радости от них было мало. Стоило только вспомнить, как отчего-то случайно покрылось инеем зеркало в ванной, пока он помогал убираться тете.... Брр. Сейчас же у Гарри был настоящий шанс стать не хуже супергероев из книжки. Но сколько бы он ни хмурил брови, ни твердил про себя на все лады «хочу стать невидимым», ничего не выходило.

Впрочем, сдаваться Гарри не собирался. Даже совсем поздно, после того, как дядя проверил, спит ли он, Гарри лежал на полу, поднеся пальцы к свету, проникавшему в чулан из щели под дверью, и мысленно твердил: «Невидимым, невидимым, невидимым». Думать о том, что Пит его просто не заметил, не хотелось. Заснул Гарри расстроенным, но не обезнадеженным: завтра он попытается снова. А потом еще и еще раз. Иначе слишком грустно будет расстаться с мечтой о жизни, в которой в любой момент можно исчезнуть.

Ночью Гарри приснилось, как он больно надавал Питу по шее.

Шли дни. Дни складывались в недели, недели в месяцы, и к концу ноября Гарри выяснил, как работает «чудо»: нужно либо очень сильно испугаться, либо долго настраивать себя на нужный лад. Гарри так увлекся исследованием своей новой прекрасной способности, что у него появилась привычка уже на автомате, почти неосознанно мысленно повторять: «Хочу исчезнуть, хочу исчезнуть, хочу исчезнуть». Гарри твердил эту мантру на уроках, помогая по хозяйству тете и сидя по вечерам в чулане.

Постепенно упорная работа дала результаты, хотя не обошлось без неприятных казусов (например, Гарри тренировался у большой клумбы за домом, и дядя наткнулся на него как раз в тот момент, когда ему удалось сделать полупрозрачными ноги). Тем не менее, к концу ноября Гарри научился по желанию делать невидимыми кончики пальцев, а к середине декабря и вовсе смог исчезать целиком.

Вообще, эта осень оказалась одной из самых приятных в его долгой семилетней жизни. Учительница радовалась, что он стал меньше драться с Дадли, тетя пару раз скупо его похвалила (он старался как можно быстрее выполнять свои обязанности), а сам Гарри наконец нашел стоящую цель, и на обиды просто не оставалось времени.

Гарри не сомневался, что дальше будет только лучше.

Но, как водилось, он ошибался.

Сложно сказать, с чего все началось. Может, виноват был Гарри, который к январю так увлекся своими суперспособностями, что становился невидимым при любом случае и совершенно потерял чувство меры. То ли тетино терпение действительно исчерпалось. Либо дяде не помешало бы уже научиться сдерживать, как пристало англичанину, свои чувства. Или Дадли особенно обидно дразнился из-за рождественских подарков… Кто знает.

Но одним совсем не по-январски теплым вечером в доме Дурслей разразился скандал. В тот день Гарри ухитрился незаметно исчезнуть прямо под носом у тети, которая пришла забрать их с Дадли. Стояла сильная оттепель, и Гарри отправился к большому ручью недалеко от школы, чтобы в тишине и одиночестве попускать кораблики. Дорогу домой он знал, да и идти было недалеко, а гнева тетки он не боялся. Подумаешь, сядет он в чулан на полчаса позже... Тетка нередко и вовсе не обращала внимания, плетется он за ней и Дадли, или нет...

У ручья Гарри увлекся. Ему было хорошо и спокойно, к тому же показалось солнце, пусть и ненадолго. Потом к ручью подошла какая-то девочка, и Гарри долго развлекался, незаметно пуская на ее глазах вполне зримые кораблики из листиков и палочек. Девочка то пугалась, то веселилась, то пыталась отыскать спрятавшегося шутника, и Гарри не заметил, как начали спускаться сумерки. Было страшно даже представить, как злится тетка.

Но все его опасения и ожидания совершенно не оправдались. Все вышло гораздо, гораздо хуже.

Во-первых, тетка, как выяснилось, все-таки заметила его отсутствие по дороге из школы. Отвесив Гарри пару крепких подзатыльников, она так громко принялась его бранить, что у того чуть не заложило уши. Во-вторых, тут, как назло, вернулся дядя, и в преотвратительнейшем настроении. Он уже с порога принялся ругать безответственного поставщика, но сообразив, что раздражение можно излить более действенным путем, быстро переключился на Гарри. Таким образом, Гарри заработал еще пару затрещин и обещание быть выпоротым без какой бы то ни было жалости.

Гарри понимал, что виноват, но понимал, скорее, умом. В душе неотвратимо крепчала обида: выслушивать в тысячный раз, какое он безмозглое бремя на их многострадальных шеях, становилось почти невыносимо. Он изо всех сил сжимал кулаки, чтобы сдержать непрошеные слезы, — все-таки он с утра ничего не ел, устал и все никак не мог отогреться... Насмешка шедшего на кухню за чипсами Дадли стала последней каплей:

— Да ты еще расплачься. Может, мама с папой тебя пожалеют. Или дай-ка подумать... Нет, не пожалеют, потому что такие нытики никому не нужны!

— Дадлик! — мягко упрекнула его тетя и тут же добавила: — А ты, мальчик, отправляйся к себе, чтоб глаза мои тебя не видели.

Гарри почти не слышал напутствия дяди: глаза горели, горло сжималось, в груди было тесно-тесно. В чулане он лег ничком на родную раскладушку и глубоко задышал, стараясь успокоиться. Он бы не вынес унижения, если бы кто-нибудь услышал его всхлипы.

Постепенно на смену жалящей тоске пришло благословенное равнодушие. Из головы испарились все мысли. Гарри безучастно вслушивался, как слабо звенят на кухне вилки, рассеянно заставляя правую руку то исчезнуть, то снова появиться.

Рука, как обычно, становилась невидимой плавно: сначала бледнели и исчезали короткие ногти, потом кисть, потом предплечье, словно Гарри натягивал волшебные перчатки.

Вдруг подумалось: какой бы стала жизнь, если... не ходить в школу, не бегать от Дадли, не копаться в мерзлой садовой земле. Не слушать упреки тети, не получать подзатыльники от дяди, не сидеть голодным в темноте. Делать, что хочется, где и когда хочется. Быть как кот из сказки в библиотечной книжке — ходить самому по себе.

Гарри вздохнул, потянулся. Его пронзила мелкая дрожь возбуждения.

Решено. Он станет невидимым. Насовсем.

Новую жизнь Гарри начал со школы. Стоило тете завести их с Дадли на школьный двор, как он улучил момент и незаметно свернул не в тот коридор. Этот коридор вел в еще закрытую столовую, но Гарри туда и не собирался. Притаившись под небольшой лесенкой, Гарри привычно напрягся и начал представлять, как исчезает, испаряется — полностью, до последнего волоска. Он сидел на корточках с закрытыми глазами и почему-то не решался проверить, получилось ли, хотя в последнее время всегда все удавалось. Слишком важным был момент, слишком многое стояло на кону.

Потом Гарри осторожно посмотрел на пальцы сквозь ресницы.

Дело сделано.

На уроки Гарри не пошел. Все равно ничего занятного там не было, одна ерунда. Гораздо интереснее была школьная площадка: Гарри редко туда ходил, потому что там любил ошиваться Дадли с компанией. Зато сейчас и качели, и турник, и горка были свободны. Гарри опробовал все, что до сих пор не успел, и к звонку ноги побаливали, руки заледенели, а после «солнышка» даже немного пошатывало. Гарри не волновало, как выглядят со стороны бешено раскачивающиеся сами по себе качели: по опыту он знал, что взрослые всегда придумают какое-нибудь объяснение. Но когда из школы стали выходить первые ученики, ему пришлось спешно ретироваться — не хватало только, чтобы на него кто-нибудь наткнулся. И он побежал, и на душе у него было так радостно, словно ему вдруг приделали большие, мощные, волшебные крылья.

К вечеру Гарри был страшно доволен собой. Ему удалось: безнаказанно закидать Дадли липкой грязью и стащить у него из-под носа пирожок с мясом; вдоволь накататься аж на трех автобусах и очень удачно забрести в кинотеатр. Правда, там показывали какую-то нудятину, но Гарри все равно никогда не приходилось смотреть фильмы на таком большом экране. Дадли в кино водили, а его... Но теперь он был сам себе хозяин и мог делать все, что вздумается.

До дома Гарри добрался уже изрядно уставший. На нем уже давно сказывались треволнения дня, и нужный автобус он нашел далеко не сразу. Хорошо, что он неплохо умел ориентироваться, — хоть какая-то польза от вечных поручений. Хотелось есть, но еще больше — спать. Только для начала нужно было разведать обстановку.

Гарри хорошо понимал, что не стоит сразу ломиться через дверь. Он подошел к окну гостиной и, привстав на цыпочки, заглянул в комнату. К его удивлению, там никого не обнаружилось, хотя свет горел. Обычно в это время вся семья сидела перед телевизором, но сейчас он даже не работал. Гарри заглянул в окна кухни — тоже никого. Решив не тратить время на раздумья (от холода не попадал зуб на зуб), Гарри тихо-тихо открыл, к счастью, не запертую дверь, почти бесшумно прошмыгнул в дом и прислушался. Но тети и дяди, судя по всему, не было и на втором этаже, лишь из комнаты Дадли доносились звуки компьютерной стрелялки. Что ж, тем лучше. Можно было спокойно перекусить.

Гарри как раз доедал чуть подгнившее с одного бочка яблоко — на пропажу такого не стали бы обращать внимания, — когда из-за входной двери послышались до боли знакомые голоса. Гарри едва успел свернуться в клубочек в углу под большим торшером, как на кухню вошли тетя и дядя. Тетя так плотно сжимала губы, что их почти не было видно, дядя тоже был явно не в духе. Гарри старался не дышать.

— Мальчик! Гарри! — вдруг позвала его тетя, и у Гарри чуть не остановилось сердце. Неужели она его видит? Вот ему сейчас будет трепка... И в руках огрызок. Гарри быстро бросил взгляд вниз, на ноги. Но нет, вроде все нормально, так почему?.. Или она?..

Не дождавшись ответа, тетя вся словно скукожилась. Дядя положил ей руку на плечо.

— Если хочешь, я позвоню в полицию. Они его быстро найдут.

В полицию Гарри не хотел. Что-то, а Гарри точно знал, что от полицейских ничего хорошего не жди.

— Что скажут люди, — будто не слыша пробормотала тетя. — Такой позор. Звони.

Но дядя не спешил к телефону.

— Туни, может, подождем до завтра? Прогулял уроки, поди, и боится возвращаться. Но я уверен, придет, как миленький. И я ему уши-то надеру!

Тетя устало опустилась на стул.

— А если не вернется? Что тогда?..

— Ты когда-нибудь слышала, чтоб в Литтл-Уингинге пропадали дети? У нас крайне респектабельный город, ты же знаешь. К тому же, если вызвать сейчас, то полиция непременно поднимет шум, мы ляжем поздно, а то и вовсе не ляжем, а Дадли завтра рано вставать.

Имя Дадли, кажется, все решило. Гарри не удивился, но дяде был благодарен.

— Ты прав. Оставлю дверь на ночь открытой. Все равно воров в городе отродясь не водилось.

Дядя обнял тетю за плечи. Гарри впервые видел их так... вместе. На гостиную опустилось продолжительное молчание, затем тетя поднялась, и они так же молча пошли к лестнице. Гарри подождал еще полчаса и как можно тише воспользовался туалетом.

Спал он на диване, чтобы вовремя вскочить.

На следующий день Гарри встал пораньше, аккуратно срезал с большого куска ветчины в холодильнике пару ломтиков и попил воды. Нужно было решить, куда податься: в доме, если все-таки вызовут полицию, оставаться было определенно нельзя. Гарри слышал, что у полицейских есть специальные собаки, которые наверняка его учуют и... Гарри представил Злыдня в фуражке и поежился. Нет, надо было делать ноги, пока тетя с дядей не проснулись.

Гарри сделал еще один сэндвич про запас и ушел гулять.

К вечеру он был в кои-то веки рад возвращению домой. Новизна постоянной невидимости почти сошла на нет, и ему просто-напросто становилось скучно. Вот если бы в Литтл-Уингинге был хотя бы парк аттракционов или зоопарк... Можно, конечно, было укатить в Лондон, но пока было страшновато. В окно гостиной дома номер четыре на Тисовой улице Гарри заглянул, когда на небе уже вовсю светила луна.

Тетя и дядя сидели на диване к нему спиной, а вот в кресле прямо напротив окна устроился категорически непривычный не только для их гостиной, но и города в целом, гость. Это был старик с длинным горбатым носом, смешной остроконечной шапкой, одетый в странный халат, вышитый какими-то значками. Гарри разглядывал незнакомца во все глаза — не каждый день увидишь такую диковинку. Плюнув на осторожность, он неслышно прошмыгнул в дом и прислушался. Не верилось, что чудной старик зашел просто так.

— …сделали все, все, что только можно. Подключили полицию, дали знать в школе, теперь мы умываем руки! — зло выговаривал старику дядя Вернон. — А когда паршивец вернется, не сомневайтесь, что эту порку он запомнит надолго!

Гарри машинально потер заднее место. Он не сомневался, что, попавшись дяде на глаза, знатно получит на орехи.

Тетя издала какой-то звук, который у любого другого человека можно было бы назвать «всхлипом». Но Гарри твердо знал, что скорее собаки тети Мардж подобреют, чем тетя Петунья начнет проливать слезы.

— Мы сделали для него все, хотя и не были обязаны! И вы должны быть нам благодарны, а не предъявлять нелепые претензии, — тем временем все больше распалялся дядя. — Скажите спасибо, что мы не требуем возмещения всех затрат!

— Что вы, — вдруг прервал его старик. — Я и не думал ни в чем вас обвинять. И, полагаю, вы будете рады узнать, что ваш племянник сидит под вешалкой в коридоре и внимает нам прямо сейчас.

Гарри резко вдохнул, тетя подскочила и бросилась прямо к нему. Лицо у нее было поистине ужасающим: сжатые в нитку губы, глубокие, как канавки, морщины на лбу и какой-то заострившийся нос.

Гарри в панике бросился к двери, но, как ни дергал, открыть ее не смог. Приготовившись к неминуемой расправе, он втянул голову в плечи, и только тут понял, что по-прежнему невидим. Тогда откуда?..

Этим вопросом, видимо, задалась и тетя. Она в замешательстве переводила взгляд с вешалки на дверь и обратно, явно никого не видя.

В коридор вышел мерзкий — Гарри решил, что незнакомец ему совсем не нравится — старикашка. По пятам за ним следовал дядя Вернон, как никогда похожий на разъяренного моржа.

— Ах вот оно что... — пробормотал старик, глядя прямо на Гарри. — Очень интересно, очень...

— Прекратите! — вдруг завопила тетя. — Если вы над нами издеваетесь, я...

Старик поднял ладонь, и тетя, как по волшебству, замолчала.

— Я не солгал, — мягко проговорил он. — Ваш племянник действительно здесь, стоит прямо перед нами. Но, к сожалению, мы не можем его увидеть.

— Что-о-о? — как-то по-деревенски протянул дядя. — Что вы несете? Петунья, я вызываю врача!

— Подожди, — неожиданно махнула на него рукой тетя и сухо спросила: — Что значит «невидимый»? Объяснитесь.

— Ваш племянник, как вы, думаю, уже знаете, является магом. В детстве юным волшебникам свойственны магические всплески...

— Меня это не интересует, — сухо оборвала старика тетя. — Говорите по существу.

— А по существу, — старик подчеркнуто любезно улыбнулся, — Гарри решил стать невидимым. И исчез.

Лицо тети исказила мука, дядя громко выругался, старик продолжал улыбаться, а Гарри без сил опустился на пол, прислонившись спиной к двери. Намечался бедлам.