А я люблю женатого (гет)

Катя сидела в коридорчике. Голова побаливала, поэтому, наплевав на завет мамы соблюдать правила гигиены в общественных местах, Катя прислонилась щекой к стене. Подумала, что она сейчас почти в больнице. «Будем считать, что тут всё стерильное». Усмехнулась мысленно. «Больница, да…»

Настроение немного тревожное: что ей скажут? Но, пока она не зашла к врачу, дёргаться никакого смысла не было, наверное, поэтому и мысли в голове совсем не задерживались.

Катя чуть повернула голову. Рядом на мягкой банкетке расположилась девушка. Красивая, яркая. В отличие от Кати, с волнением ожидавшей первой встречи с врачом, девушка казалась спокойной и расслабленной, одну длиннющую ногу она закинула на другую и сейчас слегка ею покачивала. В пальчиках с аккуратным стильным маникюром незнакомка держала нежно-розовый телефон и мило щебетала, почти не останавливаясь и не делая пауз. Кате стало интересно — и когда собеседник девушки успевал отвечать?

Катя прислушалась. Нехорошо, конечно, но ждать своей очереди в этот кабинет и не дрожать у неё не получалось, книжку она не захватила, а журналы, лежащие на столике рядом, прямо скажем, не воодушевляли.

— …Во-о-от! А он такой красавчик! Ну, ты знаешь, он лапуля, зайчик, но… даже не би… Дизайнер, сама понимаешь, но контракты всегда хорошие…

«Модель», — с удивлением подумала Катя и вгляделась в лицо девушки. Действительно, она была похожа на типичную модель. Высокая, стройная, даже худая. Лицо обычное, но косметика подчеркивает в целом невыразительные черты лица. Может быть, она и в «Зималетто» работала? Или работает? Нет, Катя её не помнила. Вот если бы посмотреть контракт… Кстати, нужно подсказать Андрею, что типовой договор необходимо менять, экономически он уже… Катя одёрнула себя: «Зачем ты сюда пришла? Вот-вот! Сиди и думай о прекрасном».

Тем временем девушка продолжала болтать:

— Дурашка, не из-за этого! Хотя немножко и из-за этого… Президент такой крупной компании. Да ещё и в нашем бизнесе… Но я влюбилась… Что, какой? Разве ты у них не работала? И журналы… Ладно, ладно, не вопи в трубку… Он высокий, темноволосый. Лицо… мужественное. Такой мачо-мачо. Все наши от него млеют. Там и главный по продажам… Как? Ну ты сечешь фишку, да, где уж нам, уж мы колледжей не заканчивали… Сама дура! Ну вот, не сбивай меня с мысли, а то скоро в кабинет позовут… Да, этот самый… маркетолог там тоже ничего, но он не вариант. Однодневочка… — девушка громко засмеялась. — Да, да! Одноночка.

Катя напряглась. Голова заболела сильнее, и захотелось зажмуриться, и уйти захотелось тоже… Но сдвинуться с места она уже не могла.

— Вспомнила? На фото, год назад, я тебе флаеры притаскивала… Ну не флаеры, проспекты, какая разница… Ну и что, что в очках? Крышу сносит даже на фоточке… А если обнимет, то…

Девушка замолчала, и, кажется, даже зажмурилась от удовольствия. Кате стало совсем плохо. Модель. Маркетолог — «одноночка». Дизайнер, даже не би… И главное, что выбивало из и так непрочного спокойствия и видимого довольства, которых ожидали окружающие от женщины в её чудесном состоянии, главное, ох, единственное… Высокий брюнет и красавец мачо в очках, который обнимает… «Не может быть. Этого не может быть. Нет, не верю».

Катя не хотела больше слушать. Ей нельзя волноваться. Мама говорит, что волноваться нельзя. Не-до-пус-ти-мо. Заткнуть уши? Но незнакомка, как будто нарочно, а на самом деле, конечно, просто уклоняясь от солнечного света, бившего ей в лицо из огромного окна, пересела ближе к Кате и продолжила:

— Самое непусечное не это. Он женат. Я не дурища! Нет, жену не видела. Она раньше работала в фирме, а теперь уволилась. А до того, чтобы ехать и подкарауливать её у подъезда я еще не дошла! Дойду? Может быть, и дойду, знаешь. Блин, подруга, что жена? Жена — не стенка, подвинется… Что Лиля, Лиля? Я моложе, я красивее… Откуда знаю? Мир не без добрых людей…

Дверь в кабинет врача отворилась и в коридор, тяжело переваливаясь, вышла женщина. Она улыбнулась Кате:

— Спасибо большое, что пропустили, а то вот сидеть уже не могу… Проходите, вас уже ждут… Полина Алексеевна — хороший врач, нам с вами повезло… Ой, наш папочка уже копытцем бьёт…

Не обращая больше внимания на Катю, женщина медленно пошагала к выходу. Оттуда махал ей рукой и переминался с ноги на ногу широкоплечий, весь какой-то квадратный, парень.

Катя осталась стоять, заворожено глядя ей вслед. «Я буду такая же? И Андрей будет с таким же озабоченным и смущённым видом меня ждать у этих дверей?»

Из кабинета выглянула белая шапочка. Самая её верхушка. Обладательницы шапочки с Катиного места было не видно, зато очень хорошо слышно громкий высокий голосок:

— Ну что же вы не заходите? Врач ждёт.

С банкетки вскочила модель по имени Лиля и, шустро засовывая телефон в микроскопическую сумочку, затараторила:

— А, может быть, и меня, — взгляд на Катю цепкий, быстро навесивший и ярлычок, и ценник: — женщина пропустит… Я тороплюсь…

Обладательница шапочки появилась в коридоре полностью, быстро, но внимательно осмотрела Катю и Лилю и строго заявила:

— В порядке записи — Жда…

Катя непроизвольно вздрогнула, вскочила с места и, не дав медсестре договорить фамилию, произнесла:

— Да, да, я иду.

Пожала плечами в ответ на укоризненный взгляд «белой шапочки», пропустила её вперед, и, уже закрывая за собой дверь в кабинет, услышала:

— Да это опять я… Так вот, про жену Жданова!

В глазах у жены Жданова потемнело…

Катя не ударилась головой о пол только потому, что реакция и у «белой шапочки», и у врача-гинеколога Полины Алексеевны была отменная.

Она с несчастным видом ковырялась в тарелке. В этот раз по настоянию Кати они выбрали совсем непафосный ресторанчик, где встретить знакомых было бы фантастикой. Однако отсутствие внимательных глаз знакомых и полузнакомых людей Кате не помогало. Она чувствовала себя неуютно, хотелось плакать и задавать мужу глупые вопросы. Или закатить первую в жизни истерику. Андрей же, не замечая Катиного настроения, весело что-то рассказывал об очередных выкрутасах Милко.

Ещё несколько дней назад она ловила бы каждое слово Андрея, но сегодня Катя слышала только каждое пятое, а до сознания её доходило и вовсе только каждое десятое.

Муж весь вечер вёл себя как обычно, как всё недолгое время их семейной жизни. Он как всегда спросил о её настроении, делах в агентстве, причём Катины ответы выслушал внимательно, сделав пару дельных замечаний. Рассказывая о дне в «Зималетто», пару раз начинал ругать девочек из женсовета, но сразу осекался, смешно моргая. Потом Андрей перешёл к описанию очередного эпизода из жизни и борьбы великого дизайнера.

Да, Андрей уже привычно заботлив и улыбчив. Спокоен. Ну, разве его поведение похоже на поведение мужа, изменяющего жене?

Господи, откуда Кате знать, как ведут себя мужья, изменяющие женам? Ей-то ведь никогда… Она верит, верит, что он никогда… Но ведь Кира, вероятно, тоже сначала верила, что «он никогда»!

Катя поёжилась, невольно вспомнив прошлое. Улыбчивого и смешливого, а иногда резкого и несдержанного Андрея, его почти всегда виртуозную ложь невесте. Ложь, творить которую ему помогала Катя Пушкарёва. Сознательно помогала. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся». Неужели вернулись рикошетом её прошлые прегрешения? Наверное, Катя ждала этого. Это должно было случиться, правда? Рано или поздно. Неужели теперь пришла её, Катина, очередь? И теперь она будет заглядывать в глаза любимому и искать в них отблески обмана?

Катя некстати вспомнила женщину в консультации, которую сегодня утром пропустила к врачу без очереди. Вот такой она станет через пять? .. Или больше… через шесть месяцев? Снова будет выглядеть некрасиво, пусть и по-другому некрасиво. А рядом с моделями, которых каждый день видит её муж, Катя будет казаться и вовсе безобразной. Даже если встреча с сегодняшней Лилечкой окажется случайным стечением обстоятельств, дурацким совпадением, то всё равно, всё равно… Как долго Андрей сможет сдерживаться? Он любит красивых женщин, он привык к красоте вокруг себя…

«Андрюша Жданов с вами только потому, что вы сейчас на коне, но это очень легко может измениться» — «Я люблю тебя, и я буду любить тебя всегда, какой бы ты ни была. Ты же знаешь?»

— Катя! Катюша!

Сквозь сонм грустных полузабытых образов и не к месту всплывших воспоминаний, пробился голос мужа:

— Ка-а-ать? Ты не слушаешь? Что-то случилось? Тебе нехорошо?

И его глаза такие озабоченные… такие внимательные. Не спрятанные за стёклами очков, которые бликуют и всегда создают иллюзии. Такие открытые и честные… Такие близкие.

Катя моргнула и натянуто улыбнулась:

— Прости, отвлеклась на секунду.

— На секунду… — на любимом лице облегчение, а в голос добавились ворчливые нотки: — Зову её, зову… Я тебе уже надоел?

А теперь в глазах Андрея испуг. Как понять, наигранный он или настоящий? Как научиться верить? После того, что она видела собственными глазами. За чем наблюдала и в чём участвовала.

«Не забудь, Пушкарёва, и участвовала».

Настроение Кати испортилось окончательно. Хотя куда уж окончательнее? Но по привычке произнесённая мысленно девичья фамилия, кажется, стала последней каплей. Неужели она настолько не доверят мужу и себе самой, что всё еще считает себя Пушкарёвой? Или это предчувствие?

«Кыш! Андрей рядом, Андрей только с тобой. Каждый вечер и каждую ночь. То, что ты слышала сегодня рядом с кабинетом гинеколога, а главное, выводы, которые ты сделала, бред твоего воспалённого воображения, Екатерина Жданова. Жданова Екатерина, точка».

Катя ещё раз ткнула вилкой в сложный итальянский салат. Есть не хотелось, то ли по очевидной причине, которая занимала её последние несколько дней, то ли от грустных мыслей. И нужно сказать Андрею… Врач подтвердила. Само не рассосётся.

Катя собралась с духом, открыла рот и только хотела обрадовать мужа — ну правда, он же должен обрадоваться? —, но из кармана Андрея зазвучала мелодия, и он, будто прося прощения, погладил Катину руку, достал телефон и ответил на звонок. Приготовленные слова замерли, не успев слететь с её губ — Катя даже закашлялась. Андрей встревожено вскинул брови, прошептал:

— Полянский, лизинг…

Теперь уже Катя успокаивающим жестом накрыла ладонь мужа и тоже прошептала:

— Ничего, просто задохнулась…

Андрей покачал головой, обхватил её пальцы, и, не выпуская их, продолжил разговор.

Катя действительно задохнулась словами, воздухом. Им, Андреем. Невозможностью их совместного существования. И тем, что они существуют. Вместе. И разговор нужен. О ребёнке. Но страшно, страшно. Вдруг Андрей не обрадуется? Они говорили о детях. Или нет?

Катя вновь упала в воспоминания.

Они говорили в тот сумасшедший, счастливый, невероятный день. Швейный цех, импровизированный броневик, работницы, речи. И вскользь, среди важных вопросов, которые в начале их новой жизни так необходимо было обсудить, среди признаний и поцелуев, поцелуев, поцелуев — фраза Андрея, которую Катя вспоминает в последнее время всё чаще и чаще, отыскивая в ней и надежду, и обещание. «Екатерина Валерьевна, наш малыш плачет…». А потом ничего об этом, ни одного похожего слова. Ну, почему они не говорили о детях? Ведь это так естественно. Они — молодая семья, они должны обсуждать не только то, чем займутся в воскресенье, и то, как бы съесть субботний обед Катюшиной мамы, уклонившись от дегустации папиной наливки…

И Кате не должно быть страшно при мысли, что нужно сказать мужу о беременности! Они любят друг друга, и всё будет хорошо.

Однако Кате, Екатерине Ждановой, всё равно страшно.

…А ещё ей необходимо — заранее больно, неловко, мучительно стыдно, но необходимо — спросить мужа о Лиле.

Катя всё никак не могла заснуть, а муж давно спал, прижав её к себе. «Совершенно по-хозяйски», — с неприязнью подумала она и испугалась этой мысли. Никогда она не думала об Андрее как о своем хозяине, и никогда он не давал повода так о себе думать…

Сегодня Кате не спалось и не лежалось. А ведь что может быть проще? Чуть сдвинуть вниз его руку, чтобы дышать не мешала, и заснуть, привычно уткнувшись носом ему в грудь… Но сегодня Кате хотелось быть от мужа подальше, а развернуться, отодвинуться не давали тяжелая рука, пальцы, запутавшиеся у неё в волосах… Андрею нравились её длинные волосы. «Вот завтра пойду и отстригу их», — ещё одна злобная мысль, и она напугала Катю сильнее. Потому что вторая. Потому что Катя, кажется, начинает постоянно злиться на Андрея. Хотя ей нужно злиться на себя. В отношении мужа должен действовать принцип презумпции невиновности. Должен, должен действовать. Катя тихонько вздохнула. Принцип действовать не хотел.

Сегодня она сделала две глупости… Нет, даже три.

Она не спросила мужа, знает ли он модель по имени Лиля.

«А если б он сказал, что знает? Что ты тогда бы делала?» — «Поэтому и не спросила» — «Трусиха, вот потому и не спросила».

Вторая глупость заключалась в том, что она не сказала Андрею о ребенке. «Я же говорю, трусиха!»

Третью она совершала прямо сейчас, когда вместо того, чтобы заснуть, начала выпутывать руку мужа из своих волос и выворачиваться из его объятий, злясь и мысленно разговаривая сама с собой.

«Ты знала, за кого выходишь замуж» — «Он говорил, что любит меня любой… Любил…»

Вот, а это уже четвертая глупость за сегодняшний день — вспоминать о любви мужа в прошедшем времени.

Катя села и долго смотрела на безмятежное лицо спящего Андрея. Потом неловко сползла с кровати и отправилась на кухню. Там, не включая света, примостилась на краешке стула и уставилась в темноту.

Умные мысли в голову не приходили, одни только глупости. И опять, и снова.

Ей стало невыразимо жаль себя. Она сидела тут такая одинокая, озябшая, беременная, а её черствый муж дрых сейчас в теплой постели, и ничего не чувствовал, и ничего не понимал. И, кажется, ей изменил. Нет, не кажется, не кажется… Она и спросить боится его об этой модельке только потому, что понимает: таких совпадений не бывает. А если Андрей скажет: «Да, прости, дорогая, но так получилось». Что ей делать? Беременной и брошенной?

Катя почувствовала, что щеки стали мокрыми, всхлипнула. Но, услышав шлепанье босых ног по паркету, быстро провела ладонями по щекам.

Тихо щелкнул выключатель.

Андрей, смешной, с красной полоской на щеке, подслеповато щурился и с непонятным — опять непонятным — выражением лица разглядывал жену.

— Кать, ты чего здесь сидишь? И… — он сглотнул: — плачешь?

Резко шагнул к Кате присел на корточки, развернул её к себе и снизу вверх заглянул в глаза. Сонное выражение стекло с его лица, и о том, что он совсем недавно спал, напоминали красный отпечаток от виска до подбородка и его обнажённое тело. Он всегда спал без одежды. Катя отвернулась. Смотреть на него было как всегда приятно и волнительно. А она не хотела, чтобы было приятно и волнительно. Она обижена, расстроена и зла.

— Что случилось, милая?

Катя всхлипнула.

— Ка-а-ать? — теперь в его голосе ясно слышался испуг.

«Добилась?» — внутренний голос в голове Кати не замолкал. Она разрыдалась. От нелепости всего происходящего, от того, что никак не может успокоиться сама, от того, что она среди ночи подняла с постели Андрея и теперь ей придется ему что-то объяснять. А объяснять она не в состоянии. И ей страшно. И она хочет чего-то такого… такого, чего у них дома точно сейчас нет. И ноги у неё замерзли.

Катя плакала некрасиво, со всхлипами и шмыганьем носом. Согнувшись в три погибели и уткнувшись лицом в руки.

— Катя, Катюша, что с тобой? — Андрей пытался завладеть её ладонями, но Катя крепко прижала их к щекам.

— Катенька, посмотри на меня, а?

Она помотала головой, не поднимая её и не открывая лицо.

— Я плачу.

— Я вижу.

— Я не могу… — она громко шмыгнула носом.

— Чего не можешь? — Андрей не прекращал попыток посмотреть жене в глаза.

Катя снова шмыгнула носом.

— Смотреть на тебя не могу… Я… Я некрасивая.

И, подумав, что, действительно, заплаканная, с опухшими глазами и мокрым носом она выглядит ужасно, Катя разрыдалась ещё горестнее.

Андрей вздохнул. Поднялся, подхватил жену под спину и коленки и легким движением поднял на руки.

— Пойдем в постель, а? У тебя и ноги, наверное, холодные…

— Нет, нет, нет! — заверещала Катя, не отводя ладоней от лица.

Звук своего голоса ей категорически не понравился, зато на мужа он подействовал. Андрей уже вышел из кухни, но развернулся, и, не выпуская жену из рук, сел на стул, который она только что занимала, удобно устроил Катю на своих коленях. Опять попытался отнять ладони от её лица, но, не добившись успеха, просто чуть-чуть развернул её к себе. Катя сама быстро обхватила мужа за шею и уткнулась мокрым лицом в его голое плечо.

Спряталась.

Андрей обнял и прижался щекой к её волосам.

— Кать, что случилось, ты мне скажешь?

Катя качнула головой вправо-влево и плакать не перестала.

— Мне тебя побить? Старый муж, грозный муж… — смешным голосом и немного фальшиво пропел Андрей.

Ещё недавно Катя бы рассмеялась и так же фальшиво продолжила бы песню, но сегодня она только громче всхлипнула. Андрей обнял её крепче.

— Ну, что мне сделать?

— Н-не знаю.

— Водички хочешь?

— Н-н-нет.

— А виски?

Катя зарыдала ещё громче. Андрей стиснул руки так, что и дышать ей стало тяжело.

— Если ты мне не скажешь, что случилось, я звоню Елене Александровне! — в голосе мужа слышалась уже откровенная паника.

Катин плач стал тише. Она старалась успокоиться, правда, старалась. Ведь она верила Андрею, он вполне мог поднять на ноги глубокой ночью и её маму и, господь спаси, папу. И даже мог в своих нестрашных угрозах дойти до обещания позвонить Пал Олегычу или Маргарите Рудольфовне. Прямо сейчас, прямо в Лондон, прямо ночью… Хотя в Лондоне, кажется, еще поздний вечер. Катя задумалась, пытаясь вычислить своим затуманенным мозгом, сколько времени сейчас в Лондоне. Не вычислила, но слезы прекратились.

Нет, прекратились бы, если б этот чурбан стоеросовый, её муж, не добавил:

— Ну вот, вот…., а то разревелась, как маленькая.

Он понял, что сказал это зря, когда Катерину в его руках затрясло в новом приступе плача.

— Катенька, — муж осторожно погладил ее по спине, — да что случилось-то такое? Катя?

Сказать — не сказать? Что сказать? И как, как перестать лить слёзы? Катя лихорадочно пыталась сделать три вещи — думать, говорить и перестать, наконец, заливать слезами плечо и грудь мужа… Он не железный. И он женских истерик не лю-у-убит…

— Мне… я… — она сделала над собой героическое усилие, но ничего не выходило у неё из горла, кроме рыданий и нечленораздельных звуков.

— Тебе сон страшный приснился?

— Да! — Катя почти обрадовалась, что Андрей сам придумал объяснение её срыву.

Потому что сказать правду она не могла, физически не могла… Да и не готова была говорить правду, а лгать не хотелось. И ещё…

— Что приснилось, Катенька?

Катя собралась с силами и, не отрывая лба от его плеча, всхлипывая, произнесла:

— Ты… ты… ты мне изменяешь! — в конце концов, это почти правда.

И ей очень хотелось, чтобы всё это было только сном.

Андрей, до этого нежно и успокаивающе водивший рукой по её спине, застыл и с неподдельным удивлением произнёс:

— Изменяю? Я? С кем? С Малиновским?

Катя от неожиданности икнула и как по мановению волшебной палочки перестала рыдать.

— Почему с Малиновским?

— А с кем я могу изменить тебе во сне и перепугать этим до полусмерти? Только с Валерией Новодворской, Аллой Пугачевой и Ромкой!

Катя отодвинулась от груди мужа и выпрямилась.

— Ты смеешься?

— Ну уж! Чего смешного? Заниматься любовью с бабушками или лучшим другом! Даже не знаю, что более привлекательно… Мужики или старушки?

— Ты смеешься!

Катя ударила мужа кулачком по руке.

Андрей наклонил голову, и Катя не стала уклоняться от его губ. Нежность очень быстро перешла в страсть, и уже не понятно было, кто из них двоих начинал, а кто подхватывал.

Между поцелуями муж хрипло спросил:

— В постель?

Катя, забывшая обо всём, что она хотела и не хотела сказать, смогла лишь кивнуть.

…Только через полчаса, уже проваливаясь в сон и закутываясь в привычные объятия Андрея, утомившаяся и согревшаяся Катя вспомнила, что так и не выяснила ответы на самые важные для неё вопросы.

Струсила. Опять. А завтра всё начнётся сначала…

Катя с самого утра не находила себе места. Ночью Андрей был такой нежный, такой заботливый. Такой… Кате казалось это подозрительным. Ей всё казалось подозрительным в Андрее последние несколько дней. Катя ругала себя, но всё равно искала и находила тревожащие признаки. Вот, например, почему утром муж не разбудил её как обычно? Она не приготовила завтрак, она опоздала на работу. Проснулась в десятом часу и увидела записку на подушке рядом: «Катенька, я позвонил Юлиане, она не ждёт тебя до обеда. Отдыхай. Люблю». Вот что он имел в виду? Он считает, что она не отдыхает и оттого плохо выглядит?

Кате вдруг захотелось увидеть Андрея. Прямо сейчас, срочно. Ей необходимо его увидеть, она должна понять, что происходит. Возможно, все дело в ее воображении, обострённой чувствительности…Она собралась очень быстро. И так же быстро добралась до «Зималетто». Пробки на ее пути рассасывались, светофоры горели зелёным. Она считала это хорошим предзнаменованием. Конечно же, хорошим. Ведь муж написал: «Люблю».

Стеклянные двери охотно её пропустили. Потапкин с чрезвычайно серьёзным видом проверял документы у нескольких девушек модельного вида, щурил глаза, пожимал плечами и на Катю не обратил внимания. Она невольно улыбнулась, пробегая мимо самого бдительного в мире охранника, но улыбка быстро сбежала с губ. Нашествие моделей означало, что Милко готовится к дефиле, означало, что в демонстрационном зале или коридорах Катя может встретить Её. Или не в демонстрационном зале вовсе, а в кабинете Андрея…

«Нет, нет! Нельзя быть такой мнительной, Екатерина Валерьевна!»

Катя заскочила в лифт.

«Будь, что будет», — то ли успокаивала, то ли накручивала она себя.

Поднявшись на президентский этаж, Катя задумалась. На ресепшен никого не было, за барной стойкой скучал незнакомый парень. Кате хотелось сразу найти Андрея, однако звонить ему она не собиралась. Она должна увидеть улыбку, обхватить ладонями его руку… А потом можно посмотреть ему в глаза.

Катя остановилась в центре холла, перевела дыхание, а мысли её развернулись на сто восемьдесят градусов. Вот зачем она явилась сюда?

Бармен с любопытством уставился на единственного человека, который разбавлял его одиночество. Катя, не обращая внимания на его заинтересованный взгляд, вернулась к лифтам и протянула руку, собираясь нажать на кнопку, но не успела.

— Катя! Катя! Ты уже уходишь, что ли?

В холл, чуть не снеся с петель двери, вывалились Маша и Амура и заголосили, заверещали, зашумели в своей обычной манере.

Машка тормошила Катерину, Амура что-то быстро взволнованно говорила, и голос её становился выше, выше, доходил почти до визга. Похоже, девочки собирались рассказать все новости, подкопленные женсоветом за целую — представьте! — целую неделю, которую они Катю не видели и не слышали.

Катя переводила взгляд с одной подруги на другую, слабо улыбалась и безумно жалела, что не успела вовремя сбежать. Теперь отступить она не могла. Девушки ей это припомнят, да если б только ей… Поэтому нужно стоять, кивать головой, при этом не понимая ни слова, не слыша звуков, провалившись в собственные мысли.

Наконец Маша замолчала и дернула Амуру за короткий рукав блузки:

— Амурка, да Катя, наверное, к Андрею пришла, а мы ее тут задерживаем! — Амура кивнула, а Маша воодушевленно продолжила, почему-то теперь шепотом: — Он все утро тебя ждал. То и дело меня спрашивал: «Мне не звонили? Меня не спрашивали?» Я еще удивилась, чего это он? Как будто я его не соединю! Или не скажу, что к нему посетители… А это он тебя, оказывается, ждал!

У Кати похолодели руки, сердце сначала забилось быстро-быстро, а потом сразу медленно. Андрей никак не мог ждать её. Он ведь знал, что оставил ее спящую и не мог не догадываться, что, проспав так долго, она кинется на работу в агентство… Не жену он ждал, не Катю…

Кого?

Катя открыла рот, чтобы задать Маше вопрос, но не сумела его сформулировать. И горло пересохло. И вообще, это низко, выспрашивать об Андрее. Неправильно это. Она не будет никогда этого делать. Катя ему доверяла. Правда, доверяла. До недавнего времени безоговорочно и бездумно.

Андрей, со скандалом принявший в своё время на работу подругу ревнивой невесты, небезосновательно боявшийся, что Виктория будет докладывать Кире о каждом его шаге, и бесившийся от этого невероятно, сам попросил, чтобы Маша Тропинкина после Катиного ухода осталась его секретарем. Катя сомневалась в этом решении. И переживала… Не зря переживала: Маша, узнав о назначении, лихо подмигнула Кате, находившейся в это время в кабинете мужа. А, уже выходя за дверь и увидев, что Жданов стоит к ней спиной, вновь назначенный личный секретарь президента сделала жест, как будто подносит телефонную трубку к уху и невероятным образом моргнула Кате сразу двумя глазами. Катя вздохнула, но ничего ни Андрею, ни Маше не сказала. Когда же Маша принялась звонить по нескольку раз в день и с азартом сообщать о том, что поделывает их дорогой президент и любимый Катин муж, Катя решительно и резко подругу отчитала. Да так, что Машка даже обиделась. На короткий срок она совсем перестала звонить «Екатерине Ждановой, которая не понимает своей выгоды». Кате даже пришлось завлечь подругу во время обеденного перерыва в маленький итальянский ресторанчик — под пасту и кьянти убеждать, что не напрасно пресекла Машины попытки сообщать о ежедневных встречах Андрея.

— Маш, ну зачем это? Он сам каждый день и рассказывает, и докладывает… Если он узнает, что и ты тоже… докладываешь, ты с ним отношения испортишь. И вообще, рассказывать о действиях начальства неправильно, непрофессионально… И не нужно мне это, Маш.

— Я же тебе как лучшей подружке! К тому же ты помнишь, какой он был? — начала было Маша, но, видимо, что-то разглядев в Катиных глазах, быстро исправилась: — Это же когда было, Кать! Теперь Андрей Палыч совсем другой. Он только о тебе… Я ничего, Кать, не буду говорить, честно. Никому…

Катя тогда порадовалась, что и с подругой помирилась, и из неловкой ситуации с доносительством вышла. Маша, действительно, стала меньше болтать, даже с женсоветом, на что девочки Кате и пожаловались. Оказалось, что Машка — кремень, когда нужно!

Вот сегодня, сейчас, когда демоны недоверия отравляли её логику и любовь, Катя безмерно об этом жалела.

— Андрей в демонстрационном зале, — Маша уцепила Катю за руку и потянула в сторону святая святых Милко.

Катя, еле передвигая ноги, как на буксире тащилась вслед за энергичной Марией. Так бы, наверное, они и зашли в зал, сцепленные как вагончики, но неожиданно зазвонил Машин телефон, который она сжимала второй, свободной от буксировки Катерины рукой. Прося прощения, новоиспечённая мадам Короткова скорчила рожицу. Катя, несмотря на свое не очень радостное настроение, тихо рассмеялась и махнула рукой. Маша выпала из реальности на некоторое время — звонил Фёдор.

Катя уже собиралась зайти в зал без Маши, но, услышав голос Малиновского, остановилась.

— Ждан, тьфу! Уйди пра-а-ативный…

Катя прижалась спиной к стене, закрыла глаза. Сейчас она наберется сил, сейчас она…

Тут завизжал, иначе не скажешь, Милко:

— Вот, вы опять! Опять! И сколько можно издеваться надо мною? Эти прОклятые мУжланы!

Катя невольно улыбнулась — ничего не менялось — и вошла в помещение. Её не заметили, и она замерла у входа, оглядываясь. На краю сцены сидел смеющийся Андрей, рядом суетился великий дизайнер. Малиновский стоял на подиуме в позе «а-ля Ленин», вытянув одну руку в сторону, а второй зацепив воображаемую жилетку, и вещал:

— Милко, женщины — вот смысл жизни! — Роман повысил голос: — Как ты мог променять любовь к этим прекрасным и совершенным созданиям на секс с себе подобными? Просто не представляю.

— И, слава богу! — в голосе дизайнера не было и капли сомнения.

— Милко, а может и мне попробовать? Сменить ориентацию, а?

Роман спрыгнул с подиума.

— Да скорее гора придет к Махмуду…

— Магомеду, — машинально поправила Ольга Вячеславовна. Она вошла в зал, катя перед собой стойку с платьями.

Милко благодарно кивнул помощнице и продолжил:

— Если вдруг, когда-нибудь вы с Ждановым поменяете ориентацию, я откажусь от мужчин! Ибо вы позор! Позор мужского рода!

— Мы слава мужского рода! Правда, Лилечка?

И Роман плотоядно щелкнул зубами, уже не обращая внимания ни на Андрея, ни на Милко. Ибо внимание его полностью поглотили прекрасные создания, впорхнувшие в зал вслед за Ольгой Вячеславовной.

А Андрей увидел Катю. И глаза его загорелись.

— Катюша пришла… — вскочил на ноги и шагнул к жене.

Но Катя, в последнее время не доверявшая ничему, даже собственным впечатлениям, невольно подумала: «Это он мне обрадовался или Лиле?»

Ей все давалось легко. В школе учителя умилялись ее ангельскому личику и аккуратной скромной одежде. В тех случаях, когда умиления для хорошей оценки не хватало, на помощь приходили Вовка и Алексей, ботаники и верные Лилечкины пажи. Они решали за нее задачи, придумывали хитроумные способы списывания, разработали целую систему подсказок. Они прощали Лиле вздорный характер, глупые девчоночьи выкрутасы и даже друг друга они ей прощали.

Когда же в девятом классе Лиля влюбилась в первого мажора школы, красавчика и понтовщика Бельниченко, то предательства и неверности ей не простил только Вовка. Но Лиля не особенно расстроилась — для литературы и химии у нее оставался Алексей, а по остальным предметам она, заработав репутацию уверенной хорошистки, скатиться на двойки не боялась. Учителя же не дураки — портить статистику школы и свои нервы! Зачем это им? Так что школу Лиля закончила ни шатко ни валко, поменяв в процессе папенькиного сыночка Бельчонка на Гиви, Гиви на Марка, Марка на Петра Николаевича.

К концу десятого класса она подписала контракт с лучшим модельным агентством Москвы, участвовала в показах на «Volvo — Неделе моды» и мечтала о прорыве на европейские подиумы. Круг общения у нее поменялся, папенькины и маменькины сынки, тупо волочащие лямку учебы пусть в престижной, но всего лишь московской школе, Лилю больше не интересовали. Вертеть мужчинами, которые были посолиднее школьников, оказалось не только интереснее, но и выгоднее.

Модельная карьера Лили Во — так креативно она переделала свою немодельную фамилию Варежкина — тоже скалывалась гладко.

Подружки и конкурентки страдали, пытаясь сбросить вес, не скатиться в анорексию, зарабатывать хоть немножко… И выдержать многочасовые кастинги. Когда стоишь в очереди таких же голодных, уставших, волнующихся и дергающихся претенденток, а люди в дорогой одежде разглядывают твое всё в пупырышках от холода тело, смотрят на тебя как на неодушевленный предмет, равнодушно, как пакет с мусором, выбрасывают тебя из помещения и кричат: «Следующая!»

Выматывающие примерки, репетиции и многочасовые фотосессии обходили Лилю стороной. Всё давалось ей легко и просто. Девочки, прошедшие трудную школу моделей, выходили в топ, кончали жизнь самоубийством или, проклиная всё на свете, шли в свои унылые университеты и к своим унылым обыкновенным парням.

Лиля топ-моделью не стала, хотя и без работы не сидела, считая с непоколебимой уверенностью, что все у неё еще впереди.

Ей не приходилось отбиваться от слишком любвеобильных фотографов и стилистов обоего пола. Женщин она почему-то не привлекала, что было ей немножко обидно, а с мужчинами она всегда находила общий язык, общий диван или даже вполне себе общее кресло. Мужское внимание её не тяготило совсем. Мужчины были созданы для ее личного удовольствия, развлечения и пополнения кошелька.

Однако время шло, работа, которая была смыслом жизни, застопорилась: Дом Диор и Донателла ее не приглашали, Патрик Демаршелье не рвался сделать с ней сногсшибательную фотосессию. И нужно было думать о будущем, «расталкивать» карьеру и позаботиться о постоянном удобном мужчине. Лучше всего было бы совместить карьерные перспективы и финансовые возможности любовника, а если мужчина при этом будет чуть симпатичнее обезьяны — любимая поговорка Лилиной бабушки — это станет настоящим кладом.

И такой мужчина в поле зрения мадемуазель Во появился. Он был красив, богат, лёгок на подъем, не гей — что было немаловажно в мире моды — а то, что он был чуточку женат, вовсе не уменьшало его привлекательности в глазах мадемуазель. Жена, как известно, не стенка — такова была любимая поговорка старшей Лилиной сестры, уведшей двух своих мужей у лучших подруг. В конце концов, не замуж же Лиля собралась за Жданова! Пока не замуж…

И Лиля приготовилась к недолгой и результативной охоте.

Однако Жданов, несмотря на всю свою лёгкость и репутацию, неожиданно оказался крепким орешком. Он с удовольствием разглядывал Лилю на кастинге, обнял, когда она, как бы от радости, что влилась в ряды рыбок Милко, бросилась Андрею на шею. Ну, а дальше — всё! Всё! Вот уже две недели Жданов от нее ускользал. Не подвёз, когда она с жалобным видом и готовностью в глазах отиралась рядом с его шикарной тачкой. Не угостил кофе, когда она подошла поболтать к нему в баре на президентском этаже. Сослался на совещание и убежал от Лили, улучившей момент, когда на посту не было церберши в виде его личной секретарши, и заявившейся к нему в кабинет.

Секретарша Жданова была молода и привлекательна, и Лиля сначала подумала, что именно она отвлекает Жданова от модельных прелестей охотницы… Но нет! Разведка не подтвердила предположение об интрижке с цербершей. И самое главное, Жданов не просто избегал Лилю! В его поведении она совсем не замечала тех красноречивых знаков, жестов, взглядов, слов, на основании которых любая женщина понимает — мужчина её хочет.

Не сразу, но Лиля задумалась. Не секретарша, не гей… Значит, дело в другом. «Любовница или жена!» — озарило мучившуюся красотку.

Завоевание Жданова становилось делом принципа, в конце концов, Лиля уже разболтала всем приятельницам, что «подцепила Жданчика»! И все ей дико завидовали. Не отступать же? Лиля в двух взглядах и одном лёгком объятии видела хорошие перспективы. И да, ей очень по душе пришелся экстерьер Андрея Павловича.

«Зад у него потрясающий, ну и плечи, и руки, и вообще…», — сообщила она заклятой подружке Софи. После таких заявлений, а также загадочных улыбок в ответ на вопросы, каков Жданов в постели, Лиля не собиралась отступать.

Охота была для неё непривычным делом: Лиля никогда не бегала за мужчинами. С самого детства представители сильного пола сами искали с Лилей встреч, именно она была предметом желаний. И, насколько Лиля знала по своему опыту, ещё ни одна жена не стала ей препятствием… Конечно, если мужчина Лилю хотел.

Впервые в Лилиной безмятежной жизни, появилась Настоящая Цель. И Лиля, стремилась к ней как самонаводящаяся ракета.

Получение информации о личной жизни Жданова не представляло для Лили сложности — модельный мир тесен. Девочки, агенты, дизайнеры, стилисты — вся околомодная тусовка представляет собой большой базар, где все всё знают и готовы делиться подобными знаниями бесплатно и с огромным удовольствием. Лиля быстро узнала причину своей неудачи — временной — она верила — неудачи. Причина: некрасавица, бывшая секретарша, разлучница, нынешняя госпожа Жданова. Она увела Андрея Жданова у невесты. И что-то там ещё было с фирмой… Впрочем, это Лилю не интересовало. Зато сведения о том, что Жданов последнее время не бегает по бабам и верен своей жёнушке, Лиля приняла во внимание.

Всё было хорошо и плохо… То, что Екатерина Жданова не представляла собой ничего особенного, это было Лиле понятно. И это была хорошая новость. Но то, что госпожа Жданова в своё время воспользовалась тактикой, которую собиралась применить и сама Лиля — это было плохо. Значит, будет держаться зубами за своего благоверного и легко его не отпустит.

Несколько дней Лиля ходила и жила в каком-то подвешенном состоянии. Чем дальше, тем больше планы Лили разрастались. Ей уже слишком незначительной казалась задача приобрести Жданова в качестве любовника. Чем она хуже секретарши, отбившей у невесты первого плейбоя Москвы? Лучше, безусловно, лучше! Лиля мысленно примеряла на себя белое платье — обязательно от Веры Ванг — и фамилию Жданова. О, они с Андрюшей будут прекрасной парой... Лиля так увлеклась своими фантазиями, что на некоторое время забыла, что не добилась от предмета своего желания даже первого свидания. Даже заинтересованного взгляда длиннее одной секунды.

— Лилечка, рыба мОя, я же до сих пор не показал тебе свои марки! — от наполеоновских планов Лилю отвлёк Роман Дмитриевич Малиновский.

Лиля, в это время старательно изображавшая манекен, на который Милко с помощью Ольги Вячеславовны, ворча и прикрикивая, наворачивал что-то похожее на сари, очнулась от грёз и в упор посмотрела на главного маркетолога. Озабоченный, ветреный, привлекательный и понимающий свою привлекательность… Относящийся к противоположному полу как детсадовец к кубикам — они занимают его ровно столько, сколько находятся в поле его зрения. В этот момент Лиле показалось, что в Романе она видит свое отражение. Странное чувство, Лиле ранее не знакомое.

«Но уж лучше быть женским вариантом Малиновского, чем быть кубиком в его огромном строительном наборе». Эта мысль заставила Лилю улыбнуться, отчего Малиновский заметно воодушевился и полез поправлять складочку на её груди.

«Нет, мне нужен Жданов!» — подумала Лиля и даже кивнула себе.

Милко, втыкавший булавку в плечевой шов нового шедевра, укололся, выронил край ткани и картинно застонал:

— Безмозглые мОдели, глазеющие на развратников. Развратники, совращающие моих мОделей… ОлЕчка, за что? За что мне такая казнь?

— Такое наказание, — автоматически поправила Ольга Вячеславовна и протянула дизайнеру бумажную салфетку.

Малиновский не реагировал на причитания дизайнера: он с интересом рассматривал обнаженную Лилину грудь.

Впрочем, Лиля тоже не реагировала. «Стану Ждановой, одеваться буду только от Стеллы. Милко будет передо мной заискивать, Малиновский — руки целовать…»

На пути предприимчивой девушки стояло одно препятствие — странное нежелание молодого здорового мужика замечать в ней, красавице и обольстительнице, женщину…

Катя сидела перед чашкой очень полезного ромашкового чая и пыталась уговорить себя этот чай выпить. Уговаривала по-всякому, даже ругала… Бесполезно. Бледно-жёлтую жидкость употреблять внутрь не хотелось категорически. Тем временем чай совершенно остыл, и Катя, здраво рассудив, что холодный чай — это не чай, и вообще нечего беременную женщину заставлять пить всякую холодную гадость, схватила чашку и, воровато оглянувшись, вылила содержимое в цветочный горшок. Вошедшая Юлиана молча погрозила Кате пальцем. Катя в ответ молитвенно прижала руки к груди и наклонила голову.

Удовлетворённые разыгранной пантомимой, женщины рассмеялись.

— Катя, ты сегодня встречаешься с «Еврокредитом»?

Катя отрицательно покачала головой:

— Нет, мы перенесли встречу…

Юлиана озабоченно нахмурилась, а Катя быстро добавила:

— Перенесли на завтра и к ним в офис… Думаю, они готовы заключить договор

Начальница просияла:

— Катя, какая ты умничка! Дожала их! Моя самая большая удача, что после свадьбы и совета директоров ты отказалась продолжать работу в «Зималетто».

— Юлиана, но ты же знаешь, я считаю неправильным…

— Да-да-да, считаешь неправильным, если «Зималетто» не руководит Жданов, — Юлиана перебила Катю, экспансивно взмахнув рукой. — Но ты руководитель и финансист от бога, я с ужасом жду, что тебя переманит какая-нибудь ушлая компания… Тот же «Еврокредитбанк» например… Ты на Желоковича произвела неизгладимое впечатление. Мне показалось, что он готов предложить тебе не только должность.

Катя покраснела.

— Юлиана!

— И это знаю тоже. Опять Жданов! Кать, — Юлиана села в кресло, предназначенные для посетителей. — Ты не слишком погрузилась в него? Не утонула в нем, нет? Я знаю, знаю, не сверкай глазищами! Андрюша — такой заманчивый омут… К тому же, если этот омут — весь только для тебя. Но Катя, смотри, не выплывешь…

Катя промолчала. На Виноградову она не сердилась, она слишком хорошо знала, что Юлиана всё говорит только из самых лучших побуждений и, самое главное, что она права. Но Андрей… Катя не могла по-другому. Андрей был категорически против, чтобы она возвращалась в агентство Виноградовой, он настаивал, что Катя должна остаться президентом «Зималетто». Но Катя чувствовала, не рассуждала логической частью своего разума, а чувствовала, что поступила правильно, уйдя с поста президента. Уволившись из «Зималетто», при этом продолжая сотрудничать с компанией мужа, она сохранит и получит больше, чем потеряет.

Вот только теперь она была в этом не столь уверена.

Юлиана заговорила о новом перспективном клиенте, и Катя, отбросив неприятные мысли, переключилась на дела.

* * *

За час до окончания рабочего времени Катя отложила бумаги, откинулась на спинку офисного кресла и лениво подумала, что ромашковый чай ей бы сейчас не помешал… А лучше — запрещённый врачом кофе, а ещё лучше — разрешённый шоколад! Катя потянулась к нижнему ящику стола, где — она точно знала — лежала надкусанная шоколадка. Ящик закапризничал и не открывался. Катя, тихонько ругнувшись, присела на корточки и дёрнула ящик на себя. Пусть чуть не упала, но вожделенная шоколадная добыча оказалась в её руках. Отломив несколько долек, Катя уже собиралась подняться из-под стола, но вдруг услышала стук входной двери и смутно знакомый капризный голос:

— Я хочу видеть... Эй, где тут кто? Куда все попрятались?

Катя поняла, что вылезать на глаза посетительнице не хочет, а хочет сжаться в комочек в своём мнимом убежище под столом и сделать вид, что её нет, совсем нет, и не было тут никогда… Она не готова встречаться со своим самым страшным страхом! Не готова! Катя тихонько вздохнула, выпрямилась, села в рабочее кресло и нарочито ровно сказала:

— Здравствуйте. Вы ищете Юлиану Виноградову?

— Нет. Я ищу Екатерину Жданову, — визитёрша с вызовом посмотрела прямо в глаза Кати, потом медленно оглядела её, усмехнулась, глядя на тающую плитку в Катиной ладони. — Это же вы? Вы Жданова? Нам нужно поговорить… Я, кстати, Лиля Во, топ-модель.

Катя кивнула. «Не торопись и всё узнаешь». Наверное, правильнее, наверное, лучше всего было бы выставить модель вон, отказаться разговаривать, вообще не смотреть на эту девицу…, но Катя устала за эти несколько дней так, как не уставала даже в те хорошие-злые-странные времена, когда работала в компании Андрея, когда настоящее было непонятным, а будущее зыбким. Сейчас она устала и морально, и физически. Устала бояться, ожидать, предчувствовать. Пусть уже всё кончится. Поэтому Катя расправила плечи, медленно, тихо и очень вежливо произнесла:

— Присаживайтесь, Лилия.

— Я Лиля! Неужели вы обо мне не слышали?

Шоколадка в Катиной руке отчего-то превратилась из плитки в комочек, и Катя спрятала руку под стол. Потом она найдёт салфетку, потом. Если оно у неё будет, это «потом».

— О чём вы хотели со мной поговорить?

Катя как будто бы со стороны услышала свой голос и с испугом подумала: «Только бы не свалиться в обморок. Только бы не свалиться!» К счастью или несчастью, накатившая было дурнота отступила.

Лиля, до этого лениво разглядывавшая Катю, её рабочее место, аквариум за её спиной, улыбнулась:

— Да, так я и думала… Ничего, миленько... Поговорим здесь? — Лиля обвела рукой пространство кабинета, а Катя сделала вид, что не понимает вопроса.

Лиля, не дождавшись ответа, ещё раз раздвинула губы в улыбке и уселась в кресло для посетителей у Катиного стола. Села, закинула ногу на ногу и сделала вид, что расправляет юбку. Юбка была коротка и расправлялась плохо — Катя почти весело подумала, что несколько суетливые движения Лили чуть-чуть походят на ловлю блох. Именно так Катя всегда представляла это действо: пальцы щепотью, захват чего-то невидимого, сдавливание, снова захват…

Молчание затягивалось. «Не торопись», — напомнила себе Катя.

Наконец Лиля прерывисто вздохнула, перестала щипать и разглаживать несчастную ткань юбки, опустила густые ресницы и тихо произнесла:

— Я люблю вашего мужа.

Наверное, после своего заявления Лиля ожидала что-то услышать, но Катя ничего не ответила. Да и не могла, если честно, потому что горло у неё пересохло, а язык стал тяжелым, неповоротливым и словно бы прилип к гортани. Да и что нужно говорить в таких случаях? И что думать? Катя не знала. Она печально подумала о чае, вылитом в цветочный горшок несколько часов назад. Подумала о грядущей встречей с руководством «Еврокредитбанка», о несчастной золотой рыбке за своей спиной, которую, кажется, забыли сегодня покормить, об Эле, которая — вот счастливица! — опять убежала с работы пораньше... Думать хотелось о чём угодно, кроме того, что происходило здесь и сейчас.

— Да! Люблю! — не выдержав тишины, вдруг выкрикнула Лиля, а Катя от этого крика вздрогнула.

— С вами понятно, — хриплым голосом, с трудом прорывавшимся сквозь сухие губы, сказала Катя, — а он?

— Что он? — Лиля вытянула шею, подобралась и стала напоминать поджарую злую гончую.

— Он вас любит?

— Андрюша? — Гончая мечтательно оскалила зубы, и Катя не сразу поняла, что это была улыбка. — Андрюша вам ничего не говорил, конечно же, да? — Гончая перестала улыбаться и добавила во взгляд снисходительности. — Ну, жёны всегда всё узнают последними... Но я не могу жить во лжи! — Теперь это была патетическая гончая. — В общем, я пришла сказать вам сама, что муж вам изменяет… Любовь нагрянула внезапно и всё такое. Я решила, что... Знаете, Андрюша таким нерешительным бывает, боится вас огорчить, потому я решила сама всё рассказать. Если вы думаете, что я из-за карьеры... Так вот, я с Андрюшей не из-за карьеры! У меня всё отлично, меня пригласили на просмотр к Гуччи, коллекция лимитед эдишн. Итальяшки такие скупердяи, но лук чудесный могут... Да, я не сказала! Неделю назад я вернулась из Италии, а мой агент обещал мне разворот в «Упсс». Это, конечно, не «Вог», но это ворлдс джорнел, это…

— Мэгэзин, — чётко и уже совсем не хрипло произнесла Катя, перебивая излияния любовницы Андрея.

Девушка явно была увлечена своей модельной карьерой больше, чем мужем Кати. И вообще, эта неприятная встреча начала походить на фарс. Кате всё сильнее хотелось рассмеяться, пусть не радостно — истерически, но рассмеяться.

— Что? — тем временем переспросила Лиля.

— Журнал по-английски «мэгэзин». Ваши фото напечатают в подростковом журнале, я правильно поняла? Отлично, — Катя невольно произнесла последнее слово совсем так же, как делал это Андрей, и чуть поморщилась. — Вы изложили актуальные новости из своей модельной жизни, но причём тут мой муж?

— Так я вам и говорю! Я люблю Андрюшу. И мне даже на карьеру наплевать! Мы с Андреем поженимся, и я думаю, что вы не должны мешать его счастью! А вы о подростковом журнале… И он не подростковый… Целевая аудитория «двенадцать плюс»! Мне сказали, что «Упсс» читает моя целевая аудитория! Разворот в печатном журнале — это прорыв, это…

Катя слушала пронзительный, словно иглой впивающийся в мозг, голос и с изумлением смотрела на собеседницу — видела тоненькую, почти воздушной красоты девушку, облик которой не сочетался с голосом и тем, что она говорила. Вставить хоть слово в поток чужой речи Катя не могла, да и не хотела, собственно. Лиля тем временем вещала о модельном бизнесе, упоминала имена Андрея, Милко, Романа, Славы, Доменико, Валентина, снова Милко и Андрея… Иногда Лиля глотала слова — и Катя понимала, что так она удерживается от нецензурных выражений. Впрочем, удерживать их у Лили получалось не всегда…

Катя слушала, смотрела и в какой-то момент решила, что если Андрею, действительно, нужно вот это, то и пусть! Пусть уходит, Катя возражать не будет! И даже с ребёнком встречаться ему не запретит! Перед её глазами мелькнула яркая картинка: она, Катя, стоит с кудрявым белокурым ангелочком на руках, и Андрей, выходящий из огромного черного джипа, протягивает руки, требуя отдать ему малыша.

Катя моргнула, и видение сразу исчезло. Тем временем Лиля как будто выдохлась и, шумно всхлипнув — хотя слёз на её глазах не было и в помине — замолчала.

— Зачем вы всё это мне рассказываете?

Во взгляде Лили появилась растерянность:

— Ну… Это… Как же? Вы должны знать… Я и Андрюша…

— Я теперь знаю, спасибо.

— Ну и всё. Ваш брак изжил себя! Теперь вы должны отпустить Андрюшу! Я ему больше вас подхожу! Я как модель связана с модным бизнесом! — Лилина растерянность испарилась и Катя поняла, что нужно менять характер разговора, иначе модель вновь затеет монолог о любви к моде, модельерам, подиумам, показам, фотосессиям и Жданову.

«Андрей при этом будет в конце списка, — подумала Катя, и вдруг ей в голову пришло неожиданное: — Да ведь нет у них никакого романа!»

Катя откинулась на спинку кресла, хотя до этого момента сидела, выпрямившись, как струна. Андрей мог дать повод считать, что заинтересован, просто улыбнувшись Лиле или по своей давней и общей с Малиновским привычке — Катя всячески эту привычку порицала! — утешив модель после нервного просмотра у гениального дизайнера. Мог приобнять перед репетицией показа… Катя знала, что образ жизни Жданова до женитьбы не был монашеским, но и реальных фактов, подтверждающих, что муж после свадьбы взялся за старое, у неё тоже никаких не было. Она быстро перебрала в памяти такую короткую супружескую жизнь… Умолчания, несостыковки, ложь… Ведь не было же ничего? «Если, конечно, фактами не считать дурацкие гормоны и мою глупую ревность. Глупую и безосновательную…», — самокритично закончила Катя цепочку рассуждений и решила, что пора заканчивать беседу с посетительницей.

— Ну! — требовательно произнесла Лиля. — Что вы собираетесь теперь делать?

— Пожелать вам дальнейшей успешной карьеры, — Катя невесело усмехнулась. — И с удовольствием констатировать, что в её развитии Андрей Жданов вам не поможет. Скажите, Лиля, почему не попросили Андрея со мной расстаться? Почему вы пришли ко мне?

Глаза Лили вдруг забегали, острый носик странно задёргался, и Катя с радостью поняла, что её последние выводы были правильными — Андрей, скорее всего и не подозревал, что их с Катей брак «изжил себя».

— А вы пришли, потому что ничего у вас с Андреем не получается. Вы бы хотели, конечно, чтобы получилось… Но он вас от других моделей даже не отличает, правда?

Лиля вскочила на ноги и топнула ногой:

— Неправда! Мне говорили, что жена всегда цепляется за последнюю надежду…

— Вам говорили, что жена — не стенка. Я слышала.

— Что? — Лиля побледнела, и от этой внезапной бледности на её скулах четко выделился контур румян. Катя не знала, о чём подумала девушка, или какое воспоминание в ней пробудилось, но Лиля, чуть споткнувшись, сделала шаг назад, и повторила: — Что?

— Лиля, Андрей вас не любит и никаких предложений вам не делал. Он не вспомнит о вас через день после показа. Вы пришли ко мне с надеждой, что я устрою ему скандал, а может, надеялись, что я от него уйду. Но я люблю его, он любит меня… — Катя перевела дыхание и мысленно постучала по дереву.

Лиля покачивалась на высоченных каблуках и дёргала носиком, но молчала.

— Я верю своему мужу. Всегда верила и верю, — Катины уши тут же загорелись от стыда. — А если он захочет меня бросить, то сам мне это скажет! — К мысленному постукиванию по дереву Катя добавила ещё мысленное сплёвывание через плечо, ибо история с Кирой не совсем выветрилась из памяти.

— Ты!.. Ты!..— выкрикнула Лиля, но увидев, что Катя поднимается из-за стола, бросила нервный взгляд на Катину правую руку и отступила к выходу.

— Я — та жена, которая стенка.

— Ты! — Лиля схватилась за ручку двери и, не поворачиваясь к Кате спиной, вывалилась из кабинета. — Дура!

— Вполне может быть… — прошептала Катя и посмотрела на свою правую ладонь, сжатую в кулак. Он был стиснут так крепко, что костяшки побелели, а меж пальцев просочилось что-то непонятное, липкое и весьма неаппетитного цвета.

Не сразу, только через какое-то время, Катя поняла, что в руке у неё расплавилась не съеденная шоколадка.

И ещё чуть позже она вспомнила, что нужно кулак разжать.

Катя задержалась в офисе, хотя работа, запланированная ею на сегодня, закончилась. После встречи с Лилей прошло три дня. Катя давно успокоилась и не вздрагивала от звука хлопнувшей двери, провела чрезвычайно успешную для агентства встречу с банкирами, сходила на праздничный — в честь дня рождения Амуры — обед в «Ромашке». И так и не поговорила с Андреем.

Катя уже не подозревала мужа в измене. Почти не подозревала, ибо настроение её менялось, словно флюгер, и иногда разум и логика отказывались функционировать. Правда, такие периоды длились недолго, хотя Катя и успевала мысленно перебрать все «улики» неверности мужа, расстроиться, разозлиться… и тут же успокоиться. И опять занервничать — их с Андреем семейное счастье казалось Кате таким хрупким… А вдруг своим сообщением о ребёнке она нарушит баланс? И свистопляска мыслей начиналась по новому кругу — если Катя не может сказать мужу, что беременна, значит, она ему не доверяет? Или не верит в его любовь? Или её собственная любовь не так велика, как она привыкла считать?

Решив, что, если она будет сидеть за рабочим столом в компании аквариумной рыбки и цветущей герани, ничего хорошего не случится, а ответы на её вопросы не появятся, Катя засобиралась домой. В ресторан они с Андреем сегодня не собирались, и Катя планировала самостоятельно накормить мужа ужином.

Вспоминая, есть ли у них в холодильнике зелень или нужно было озаботиться её приобретением, Катя рассеянно поздоровалась с консьержем и вошла в лифт. Перед дверью в квартиру она замешкалась, отыскивая ключи. Вдруг что-то её насторожило. Из-за двери не раздавались подозрительные звуки, на лестничной площадке тоже было всё спокойно — только высокое растение, почти дерево, растущее в огромном керамическом горшке, слегка трепетало листочками на сквозняке. Не сразу Катя поняла, что её насторожил запах — из-за двери явно пахло горелым.

Катя, не с первого раза попадая ключом в замочную скважину, открыла дверь и вбежала в квартиру. Дверь с грохотом захлопнулась у неё за спиной. С колотящимся где-то у горла сердцем Катя ринулась в гостиную, потом в спальню — на первый взгляд в них всё было нормальным и обычным — потом заглянула в кухню. И оторопела. Конечно, помещение не заволакивал дым, но совершенно ясно было, что источником запаха была она — кухня. В данный момент ничего в ней не горело и не дымилось, поэтому Катя обессилено присела на табурет и прерывисто вздохнула.

— Катенька пришла… — Андрей смущенно тыльной стороной одной руки поправил очки, а вторую быстро спрятал за спину. — А я тут видишь… Э-э-э… Сюрприз хотел…

Вид Андрея представлял такое душераздирающее зрелище, что Катя на секунду забыла обо всём прочем: Жданов стоял с поварским ножом в руке, в фартуке поверх старых джинсов — принт на фартуке гордо возвещал, что «Шеф индейку не обидит». Модные очки Андрея — как и его щека, и нос — были заляпаны чем-то белым и жёлтым. Ни рубашки, ни джемпера на Катином муже не было, зато с краешка стола свисала какая-то тряпка в чёрно-бурых разводах. Катя опознала в тряпке любимую домашнюю футболку Андрея.

— Сюрприз, — эхом повторила Катя и встрепенулась: — Что у тебя с левой рукой? Покажи сейчас же!

Андрей смущённо пожал плечами:

— Ожог, кажется… Но ты не волнуйся! Небольшой!

— Не волнуйся, — ворчала Катя, разглядывая и вправду небольшой ожог, подталкивая мужа к раковине, включая холодную воду. — Зачем ты к плите полез?

— Это была не плита, а печка, — Андрей подбородком показал в сторону духовки. — Ай, холодно!

— А разделся ты зачем?

Андрей промолчал — пока Катя держала его покалеченную ладонь под струёй ледяной воды, он, стоя за Катиной спиной, свободной рукой обнял жену за талию и уткнулся лицом в её распушившиеся от беготни волосы.

— А теперь он очки и нос об меня вытирает… — продолжила ворчать Катя.

Андрей наклонил голову и смешно запыхтел Кате в шею.

Когда реанимационные мероприятия были закончены, и Катя осторожно намазала Андреев ожог специальной мазью, настало время поговорить.

— Что это, Андрюша? — Катя обвела рукой кухню.

Только теперь она рассмотрела всю картину разрушений, и, нужно сказать, картина эта была впечатляющей. Изгвазданная Андреева футболка сползла со стола и теперь неопрятной кучкой валялась на полу, неподалёку располагалось пятно, в котором Катя опознала сырое яйцо. Дверца холодильника была украшена вялой веточкой петрушки, а вся барная стойка была заставлена посудой в разной степени загрязнённости. На стеклянной поверхности плиты паром пыхтела большая позолоченная кастрюля, которой Катя никогда не пользовалась, потому что не могла придумать, что в ней можно такого-этакого приготовить. Дверца духового шкафа была распахнута и — Катя не сразу, но поняла — горелым тянуло именно оттуда.

— Ну, Андрей Палыч, признавайтесь! Что это такое было, а? — стягивая с мужа фартук, вопрошала Катя, а муж признаваться не желал и вместо этого пытался Катю поцеловать.

Наконец, Кате это всё надоело, она, пристроив освобождённый от мужа фартук на высокий табурет, положила ладошки на обнажённую грудь Андрея, уставилась ему в глаза и строго сказала:

— Андрей!

— М-м-м… — нечленораздельно пробормотал он, ловя губами губы Кати.

— Андрей! — ещё более строго произнесла она.

— Это нечестно, Кать! — муж отвлёкся от попыток как следует поцеловаться. — Когда ты стоишь так вот рядом, смотришь на меня такими глазами и вот так говоришь «Андрей!», я не могу думать! — В глазах Андрея безобразничали черти.

Катя отпрыгнула от мужа, который притворно застонал и протянул к ней здоровую руку, обежала стойку и велела:

— Теперь отвечай — я не смотрю, рядом не стою, только слушаю.

Андрей было шагнул вслед за Катей, но понял, что шутить она не намерена, ответил:

— Надоело ходить по ресторанам, и заказывать ресторанную еду, а загружать тебя домашней работой не хотелось — ты и так усталая в последнее время… Слушай, а может ну её, эту Виноградову? Возвращайся в «Зималетто», будешь помогать мне… Или хочешь должность финансового?..

— Не отвлекайся, Андрей, — попросила Катя, а Андрей тяжело вздохнул, так как почти с самого ухода жены из компании он не прекращал попыток туда её вернуть. — Рассказывай.

— Что тут рассказывать? Я хотел приготовить романтический ужин и потерпел фиаско. Мясо цинично сгорело, яйца подло выскользнули из рук, овощи нарезать не успел, пасту… Чёрт! Паста! — закричал Андрей, бросаясь к кастрюле и хватаясь здоровой рукой за крышку. — Ы-ы-ы-ы! Мать…

Крышка отлетела в угол, довершая картину кухонного разгрома, а Катя, не зная смеяться ей или плакать, погладила мужа по плечу, выключила плиту и снова пустила в мойку холодную воду.

— Я как-то тебя никогда не спрашивала… — сказала Катя, замачивая вторую обожженную руку мужа. — Ты не умеешь готовить?

Муж утратил игривое настроение, расстроено пыхтел рядом — хотя куда бы он делся! — и ответил обиженно:

— Я с двадцати лет жил отдельно от родителей — конечно, я умею готовить! — помолчал и добавил: — Бутерброды, сэндвичи… Яичницу ещё умею.

— Бутерброды и сэндвичи — это одно и то же, — заметила Катя. — А ещё что-нибудь умеешь?

— Ну, милая, не тебе это спрашивать, — снова развеселился её обожжённый муж, а Катя почувствовала, что у неё самой запылали и лицо, и уши.

— Я про еду!

— И я о самом насущном! — согласился Андрей и охнул, когда Катя ткнула его локтём в живот.

— Веди себя прилично, иначе лечить не буду, — пригрозила она, ведя Андрея за собой к столу, где лежал не убранный после предыдущего сеанса лечения тюбик с мазью.

— Остались без ужина, — сказала Катя через несколько минут, зачистив самые вопиющие художества и заглянув поочередно в кастрюлю, в духовку и в холодильник.

Андрей, сидевший на высоком табурете и с удовольствием наблюдавший за женой, нахмурился.

— Кать, ты расстроилась, да? Я сейчас закажу… — он потянулся к телефонной трубке.

— Подожди, Андрей, — Катя произнесла короткую фразу так, что Андрей замер. — Я сейчас тебе что-то скажу, а потом ты ужин закажешь. Если захочешь.

— Катя, — складка между его бровей углубилась, а из глаз окончательно исчезли весёлые чёртики. — Что случилось, Катя? Ты же не из-за неудачного ужина расстроилась?

Кате послышался страх в голосе мужа, его расслабленность исчезла, взгляд стал насторожённым и неуверенным. Ей было непривычно видеть Андрея таким. Она захотела поскорее избавиться от напряжённости, которая возникла и сгустила атмосферу в кухне так, что её уже можно было резать и даже подавать на ужин. И Катя набрала воздуха в грудь, готовясь обрадовать — ну конечно, обрадовать, как же иначе — мужа, но не успела произнести ни слова.

— Кать… — неуверенно протянул Андрей.

Она проглотила слова — они подождут ещё минутку — выдохнула, покивала и легко улыбнулась. Неуверенность в голосе мужа ей только почудилась. Конечно, почудилась.

-У нас всё плохо, да, Кать? Ты поняла, что я не то, что тебе нужно? Чёрт!

Кате захотелось обхватить ладонями его лицо и заглянуть в глаза, поглубже заглянуть, чтобы понять: что он имеет в виду? Ведь Андрей не смеётся, он говорит серьёзно?

— Это ненормально. Катя. Ты перестала со мной разговаривать, в основном только смотришь. И глаза у тебя такие… Сегодня ты говорила со мной больше, чем за всю предыдущую неделю! Ты перестала вытаскивать меня на все эти литературно-картинные мероприятия. Не взяла меня с собой на праздник к Амуре…

После этих слов Катя вытаращила глаза: Андрей хотел пойти на праздничный ланч в «Ромашку»? С женсоветом? Раньше она не замечала за мужем подобной тяги к мазохизму.

— …И про «Зималетто» больше не слушаешь. Тебе совсем неинтересно стало?.. И мы уже две недели каждый вечер ходим ужинать в ресторан, а ты их терпеть не можешь! — потом помолчал и добавил тихо: — Я тебе совсем надоел?

«Ох, милый!» Катя всё-таки выполнила своё желание — встала к Андрею поближе, протиснулась между его колен, обхватила его за щёки и легонько поцеловала в губы. Складка на лбу мужа не исчезла и черти в глаза не вернулись.

— Андрюша, у нас будет ребёнок, — Катя выпалила, как с трамплина прыгнула.

Он молчал очень долго, Катя не ударилась в панику только потому, что тесно прижатая к груди Андрея слышала, в каком сумасшедшем ритме бьётся его сердце, чувствовала, как крепко, до боли, сжимают её его руки.

Наконец он глубоко вздохнул и хрипло сказал:

— Кать, я буду совсем плохим отцом?

Катя потёрлась носом о его шею, но ничего не успела ответить.

— Я ведь и муж так себе…

Катя ладонью закрыла его рот. Сеанс разоблачения нужно было прекратить как можно быстрее. Он ей не нравился, этот сеанс!

— Ты замечательный муж! — строго сказала она.

— Ты будешь отличным отцом… Вот только кашу варить научишься. — Плечи Андрея дёрнулись, он поцеловал Катину ладонь и осторожно освободил свои губы. Катину руку при этом он не выпустил. — Но сначала я научу тебя варить макароны. Да, макароны по-флотски. Любимое блюдо моего папы.

— Ты шутишь. Катя, я, может быть, во второй раз в жизни кардинально меняю…

— Что меняешь?

— Жизнь!

— А-а-а, вот что ты меняешь…

— А ты шутишь!

Катя согласно покивала головой: Катя шутит. Она испытывает такую невероятную лёгкость, такой прилив сил после многодневного напряжения, усталости… и да, она шутит.

— Ребёнок… — Андрей говорил сначала тихо и медленно, а потом всё громче и громче, словно пробовал, как это звучит: — Ребёнок… Я женат и у меня будет ребёнок… Катя! Женат и у нас будет…

— Да-да. Ребёнок, — Катя опять прижалась к груди мужа и уже очень серьёзно добавила: — Я тебя люблю, Андрей. Очень-очень. Вот такого. Женатого.