Белый шаг (джен)

В пламени свечи быстро догорала бумага, роняя вниз черные хлопья сажи. Орочимару неотрывно смотрел на пламя и улыбался. Один из его планов приблизился к своей завершающей стадии. Осталось всего несколько штрихов, и долгожданный плод сам упадет в подставленные руки. Нужно лишь позаботиться, чтобы они оказались в нужное время в нужном месте.

— Кимимаро! — собственный надтреснутый голос санину откровенно не понравился. Все же бой против Джирайи и Цунаде забрал у него силы, которые терять не стоило. Жаль, что из-за этого придется ускорять некоторые планы, да и желаемого он так и не получил. Орочимару с ненавистью взглянул на собственные руки. Мертвые, бесполезные. Он практически задохнулся от стиснувшей горло злости и, одновременно, — от боли. Проклятый старик не захотел умереть мирно, достал его практически из могилы. Это было бы совсем не критично, если бы Цунаде оказалась более сговорчивой, но, видимо, смерть учителя расстроила ее несколько больше, чем он мог предположить. Или он недооценил влияние Джирайи — последний, отмахиваясь от грозящей ему шапки Хокаге, был убедителен, как Рикудо. Впрочем, так даже лучше. Цунаде в качестве Хокаге его вполне устраивала, а главное, у нее в голове прочно засела мысль, что в данный момент он чрезвычайно слаб. Кому нужен старый ослабевший саннин? Пусть Коноха пока отвлечется на что-нибудь другое, например, на подозрительных личностей в характерных плащах, а он займется своими делами. Внимание было чрезвычайно нежелательно. Орочимару задумался о том, какую информацию стоит подбросить разведке Конохи, чтобы те как можно прочнее увязли в проблеме черных плащей и алых облаков.

— Звали, Орочимару-сама? — Кимимаро тихо вошел, аккуратно прикрывая за собой дверь.

— Да, — саннин кивнул, отодвигая свои размышления в сторону. Это будет работка для Кабуто, которой тот займется чуть позже. Заодно тоже отвлечется от того, что для его глаз не предназначено. Слишком он себе на уме, чтобы доверять ему что-то жизненно важное. А Орочимару должен быть уверен.

— Есть кое-что, что ты можешь для меня сделать, — Орочимару чуть дернулся, желая соединить ладони и забывая о том, что руки его сейчас абсолютно нефункциональны. Да уж, старик сумел хорошенько досадить ему. Столько неудобств из-за одной старой обезьяны.

— Я предполагаю, что вскоре к нам должен присоединиться один человек. Учиха Саске, — он дернул подбородком в сторону столика, на котором были разложены составленные Кабуто карточки. Изображение было видно только на одной из них. — Я хочу, чтобы ты позаботился о том, чтобы он добрался сюда максимально быстро.

— Как пожелаете, Орочимару-сама, — Кимимаро подошел к столу, забирая карточку, легко поклонился и повернулся к дверям.

— Да, думаю, это задание сможет тебя развлечь. Возможно, ты встретишь нечто интересное, — саннин не удержался от смешка, расслабленно откидываясь в кресле. Он не сомневался в том, что задание будет выполнено. На Кимимаро можно положиться во всем. Хорошо, что тогда он вовремя обратил внимание на эту странную болезнь. Потеря Кимимаро была бы совершенно непростительной тратой ресурсов.

* * *

Саске полулежал на кровати и изучал потолок. В последнее время это стало для него практически привычным занятием: слишком многое в его жизни заканчивалось именно белым потолком и горьким ощущением собственной слабости. Учиха ненавидел белые потолки, больницы и слишком улыбчивых медиков.

За дверью раздались шаги, кто-то нажал на ручку, и вот в палату ввалилась целая процессия, возглавляемая ни больше, ни меньше, а главным ирьенином госпиталя.

— Вот, взгляните, Цунаде-сама. Какое-то гендзюцу, мы ничего не смогли сделать, — в процессе своей речи ирьенин повернулся к нему, на лице отобразилась крайняя степень изумления, а последние слова были произнесены уже затухающим шепотом.

— Я вижу, тут все в порядке? — невысокая блондинка, к которой и обращался ирьенин, вопросительно подняла бровь.

— Н-но, только вчера… и… вы же видели Какаши-сана! Мы идентифицировали тоже воздействие!

— Но, в отличие от Какаши, этот парень в сознании, — Цунаде фыркнула и приблизилась, занося над Саске руку, мгновенно окутавшуюся зеленоватой чакрой. Учиха дернулся, уклоняясь от прикосновения.

— Эй, я просто взгляну, все ли в порядке. Ты же хочешь, чтобы тебя выписали? — находится в госпитале Саске совершенно не нравилось, так что пришлось подчиниться и позволить прикоснуться к себе.

— Да, остаточный след тот же самый, — Цунаде нахмурилась и требовательно посмотрела ему в глаза, — как тебе удалось справиться с этим гендзюцу?

— Хн, — Саске холодно взглянул на нее, но все же решил уточнить, раз уж сама не догадалась. — Я — Учиха, а это всего лишь гендзюцу.

— Вот как, ну-ну, — женщина фыркнула и стремительно развернулась, отходя от его кровати. Внутреннее чутье Саске говорило однозначно — не поверила.

 — Здесь все в порядке, посмотрим, кому еще нужна моя помощь, — вся процессия вышла в коридор, а Учиха опять откинулся на подушку и задумался. Почему она ему не поверила? Только ли потому, что Какаши-сенсей с этим гендзюцу не справился?

Из больницы Саске вышел уже после обеда и только после этого узнал, что навещала его ни больше ни меньше, а сама кандидатка в Пятые Хокаге Сенджу Цунаде. Впрочем, эта новость не относилась к тем, которые он счел важными. Коноха бурлила, радовалась и предвкушала то, что у нее снова будет Хокаге. Скульпторы уже даже подбирали подходящее место на скале для нового изображения. Саске остановился, хмуро разглядывая монумент Хокаге. Взгляд его задержался на изображении Третьего. Этого человека называли Богом Шиноби, но, тем не менее, он был убит. Убит Орочимару. Орочимару-сама предложил тебе силу, а ты боишься использовать ее. Так ты всегда будешь оставаться позади. Саске тряхнул головой, отгоняя навязчивое видение. Ты слишком слаб. Почему? Он зло засунул руки в карманы и пошел вниз по главной улице. Ноги вынесли его к небольшой раменной, Ичираку. Саске приостановился, услышав знакомый голос. Кин и… Наруто? Учиха стремительно отступил в тень, так, чтобы его не было видно, и прислушался.

-…напал на бабулю Цунаде, но я его хорошо приложил своей новой техникой. И потом Цунаде и Эро-сенин наваляли этому Орочимару, и он сбежал, а Цунаде вылечила меня и отдала ожерелье. Это такой бой был! — Саске скривился: так рассказывать о сражениях, чтобы ничего не было понятно, это талант надо иметь. Он фыркнул и двинулся дальше. Внутри неприятно покалывало ощущением, что кто-то может делиться историями о победах, а он… Все вокруг тебя идут вперед. Даже неудачник Наруто. А ты… ты все еще здесь. Тебе никогда не догнать Учиха Итачи, если все так и останется.

Под сенью леса было тихо. Саске прикрыл на мгновение глаза, наслаждаясь тишиной, а потом пошел на полигон, где они обычно проводили тренировки. Ему было о чем подумать. Вот только полигон был уже занят. Учиха задержался в тени деревьев, наблюдая за тем, как Неджи плавно перетекает из одной стойки в другую. Странно, но часть связок казалась ему совершенно незнакомой. Насколько далеко он продвинулся вперед?

— Учиха. — Хьюга не обернулся в его сторону, продолжая отрабатывать стойки. — Либо выходишь и присоединяешься, либо не мешаешь.

— Хн, — Саске недовольно дернулся. Он ведь прекрасно знал, что спрятаться от бьякугана невозможно, так что его попытка затаиться выглядела на удивление глупо. — Как миссия? — он принял боевую стойку напротив Хьюги.

— Довольно скучно. Обычное патрулирование, — иногда движения Неджи напоминали текучую воду, но чаще всего — стремительный вихрь, прочесть что-то в котором было под силу лишь шарингану. Саске активировал додзюцу, привычно в большей степени уклоняясь, чем блокируя удары, и стараясь пробить оборону Неджи.

— Пустая трата времени? — Саске ускорился, и Хьюга легко поддержал его темп, постепенно заставляя полностью сосредоточиться на обороне.

— Если не считать столкновения с Ивой, — Неджи хмыкнул, а потом его движения практически размазались, и Учиха понял, что, во-первых, разговаривать ему совершенно некогда, а во-вторых, он движется на пределе своей скорости и все силы тратит исключительно на оборону. Можно было, конечно же, списать это на долгое лежание в больнице и недавние травмы, но шаринган нельзя обмануть — Хьюга стал намного опаснее, чем при их предыдущей встрече. Все оказывались сильнее его. Саске попытался уйти заменой, разорвать дистанцию, чтобы воспользоваться ниндзюцу, но Неджи попросту не давал ему возможности сложить печати.

Учиха злился и с каждым ударом, не достигающим цели, злился сильнее. Злость пульсирующей волной разливалась по телу, сосредотачиваясь в одной точке на шее, обжигала и снова расходилась оттуда, но теперь уже волной силы. Саске почувствовал, что может. Что у него еще есть запас скорости и силы. Удар достиг цели, потом еще один, а потом Неджи жестким блоком перехватил его руку, заставляя по инерции сделать еще шаг вперед. Резкий удар ногой, валящий на колени, и он почувствовал, как вокруг горла будто удавка обмоталась, не давая толком вздохнуть.

— Фуин! — ощущение силы и чакры угасало, пропадала пелена злости, а мир становился все более четким и реальным. Таким, каким он был раньше.

— Не рановато тебя из госпиталя выпустили? — Хьюга отпустил его и отошел в сторону. Саске медленно протянул руку, срывая с шеи бумажную печать. Во всем теле еще гулял отголосок силы. Странной пьянящей силы, той самой, что уже однажды помогла ему выйти за предел. Ты хочешь всю оставшуюся жизнь провести с этой болью? Иметь всего в шаге от себя силу, которой не можешь коснуться? Страх, предрассудки — они сковывают тебя, мешая двигаться дальше.

 — Нет, — Учиха поднялся на ноги, комкая бумажку в кулаке, — спасибо за спарринг.

— Обращайся, — Хьюга, как ему показалось — издевательски, наклонил голову.

Решение лежало на поверхности. Все события последних недель подталкивали Саске к нему, а он почему-то упорно сопротивлялся, не желая замечать очевидного. Воспоминания снова и снова калейдоскопом проносились в голове. Стремительные движения змеиного тела. Скорость, к которой ему было даже не приблизиться. Обжигающая боль в плече. Он метался по небольшой квартирке, вытряхивая на пол содержимое ящиков. Идеальный порядок под аккомпанемент суматошных мыслей медленно, но верно превращался в сплошной хаос. Твой предел — не более двух раз в день, иначе — умрешь. Саске криво усмехнулся, мельком глянув на командную фотографию, и перевернул ее изображением вниз. Он использовал Чидори трижды и остался жив, шагнул за собственный предел. Вот только было ли это пределом силы? Два огромных существа, крушащих все вокруг. Песчаный енот и жаба. Откуда в них столько силы? Саске с ожесточением потер глаза, отбрасывая в сторону все, что счел ненужным. Свитки, оружие, кое-какие вещи отправились в походную сумку. Тебе дали силу, но ты боишься использовать ее. Страх и сожаления должны остаться где-то позади. Им нет места за порогом. Тебе не хватает ненависти. Ты слаб. Ты не интересен. Здесь его больше ничего не держало. Эта деревня не могла дать Учихе то, в чем он нуждался больше всего. Силу. Приходи ко мне, приходи — и я дам тебе силу. Саске на мгновение задержался на пороге, осматривая комнату и проверяя, все ли он взял. Взгляд его остановился на перевернутой фотокарточке. Не давая себе возможности задуматься, он быстро вернулся и аккуратно поставил ее на полку. Любая сила имеет свою цену, за полученную в дар платить придется втройне. Он готов. Готов был платить. Какая разница, какой окажется цена, если цель так близко? Саске привычно запер дверь и подпихнул ключ под нее. Вряд ли он еще вернется сюда. Не в этой жизни.

Ночная Коноха разительно отличалась от дневной. Во всяком случае, для Саске отличалась всегда. Густые тени заставляли вспоминать о слишком многих вещах, о которых он, с одной стороны, всеми силами стремился забыть, с другой же — не позволял себе не помнить. Против воли Учиха поднял голову вверх, но не увидел никаких силуэтов на фоне луны. Прошлое — прошлому. Ему же нужно было двигаться дальше. Идти вперед, чтобы снова столкнуться со своим прошлым, уничтожить его и… продолжить движение? Этого он не знал. Не думал. Для начала стоило добраться до одной цели, а для этого ему нужна сила. Много силы. Сможет ли он обрести ее там, куда сейчас стремится? Кто знает, но в Конохе ее не найти точно, в этом Саске был уверен. Во всяком случае, не найти достаточно быстро. На него наверняка охотятся наши АНБУ, и не только. Он не мог позволить кому-то другому опередить себя.

Он остановился, в некотором недоумении рассматривая стену. Кажется, после восстановления разрушенных укреплений систему выходов разместили по-другому. Неужели придется идти через главные ворота? Это был совершенно неоправданный риск, но если другого пути у него не останется…

— Так и знала, что ты выберешь восточные ворота, — голос за спиной раздался неожиданно. Он ничего не почувствовал. Ровным счетом ничего. До этого такой трюк удавался разве что сенсею. Саске медленно обернулся, сканируя шаринганом пространство. Он даже не понял, когда успел активировать додзюцу. Кин отделилась от тени дерева, нарочито неторопливо приближаясь. Странное ощущение: он ее видел, но по-прежнему не чувствовал. Ни намерений, ни даже внимания. Будто встретил призрака из сказок, что когда-то давно ему рассказывал на ночь брат.

— Их перенесли на сотню метров правее, — между тем продолжила говорить она, останавливаясь буквально в полушаге. Очень опасная близость для них обоих. Саске вдруг задумался о том, что практически не обращал внимание на действия Кин в бою с Гаарой. Насколько она успела стать сильнее? Воспоминание о Наруто и гигантских жабах заставляло задуматься о том, что он толком ничего о своих однокурсниках не знает. Каковы пределы их сил?

— Что ты здесь делаешь? — Саске напряг разом все чувства, пытаясь определить, одна Кин или нет, но больше никого не почувствовал. Впрочем, это вряд ли можно было принять за надежные сведения. Сенсорика никогда не была его сильной стороной. Вся надежда — только на шаринган, который должен заметить опасность раньше, чем станет действительно поздно.

— Тебя жду, — Кин ответила с таким видом, как будто он спросил какую-то очевидную глупость. — Ты чудо как предсказуем в последнее время. Не самое лучшее качество для шиноби, а?

— Зачем? — Саске не обратил внимания на издевку, лихорадочно просчитывая ситуацию. Ему нельзя было медлить: каждая лишняя секунда разговоров увеличивала вероятность того, что на него наткнется кто-нибудь еще. Возможно, именно в этом и состоял план Кин. Если так, то осуществиться ему он не позволит.

— Да вот хотела убедиться, действительно ли ты собрался последовать на зов, — Кин казалась спокойной. Слишком спокойной и расслабленной в противовес все сильнее охватывающему его напряжению.

— И что, если это так? Попробуешь меня остановить? — Саске прищурился, как можно незаметнее перехватывая кунай. Никто не может стоять между ним и его целью, и если понадобиться, он… Пальцы нещадно дрожали.

— Ты не понимаешь, во что ввязываешься. Дороги назад уже не будет.

— Мне… все равно, — перед глазами снова возникли знакомые картины: блеск лезвия, неумолимый свет красных глаз и чернильные пятна крови. Это не должно пройти просто так, не должно остаться неотомщенным. Тебе не хватает ненависти. Рука на рукояти куная самую чуточку расслабилась и перестала дрожать. Ничего нельзя получить, не потеряв. Если такова цена — он заплатит. Кин всегда отставала по скорости. Саске резко сократил расстояние, уверенный, что уследить за его действиями она не успеет, разве что прочтет намерения. Шаринган уже рассчитал идеальный вариант удара…

— Я не буду драться с тобой, Саске, — ни попытки уклониться, ни как-то защититься. Та же расслабленная поза и спокойный голос, вдруг оказавшиеся намного лучшей броней, чем любые защитные техники.

— Тогда… не мешай мне, — сердце билось быстро и неровно, как будто он рывком преодолел несколько сотен метров, а не сделал всего один шаг. — Я ни перед чем не остановлюсь, — пальцы сжимали кунай до побелевших костяшек, но снова унять дрожь это не помогало.

— Патруль! — Кин перехватила его руку с кунаем и резко дернула в сторону, увлекая за собой в глухие тени домов. — Тихо. Нам не нужны лишние свидетели, правда? — зашептала ему на ухо, буквально втискивая землю своим телом. — Да пригаси ты чакру! Фонишь на полдеревни! — Саске недовольно зашипел, когда его практически утопили носом в пыли, но чакру попытался по мере сил подавить. А то с Кин станется прилепить на него еще одну печать и тогда… мысль буквально обожгла холодом. Ведь все могло быть так просто! В эту секунду все висело на волоске. Совсем рядом послышались шаги. Саске задержал дыхание, стараясь даже не думать о том, что могло бы произойти в эти минуты. Прекрасная возможность поднять тревогу. Сердце билось так, что его, наверное, можно было услышать за сотню шагов. Но мгновения текли, а ничего не происходило. Патрульные проверили ворота и зашагали дальше.

— Уфф, пронесло, — Кин оттолкнулась от него, поднимаясь на колени и тут же попросту садясь на землю.

— Ты могла просто сдать меня и все. Или поставить эту свою печать, — Саске отряхнулся, поднимаясь на ноги. Он решительно отказывался что-либо понимать в том, что происходило.

— А что потом? Обвесить тебя печатями, связать и посадить в подвал на пожизненное проживание? — Кин тихо рассмеялась, но веселья в ее смехе не было ни грана. Только какая-то незнакомая горькая нотка, от которой становилось откровенно неуютно и хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы она исчезла. Но сделать в данном случае он не мог ничего. Саске практически ненавидел такую Кин: без масок и ее всегдашней дурашливости, слишком спокойную и отстраненную.

— Ты ведь все равно уйдешь, да? — не вопрос, скорее констатация факта. Холодный, практически незнакомый тон, в котором он различил какую-то усталую обреченность. Словно это уже было, вот только Саске решительно не помнил когда.

— Да, — безумно хотелось, чтобы он мог дать другой ответ. Какой угодно — только другой. — Я все решил. И даже подумал, — напряжение отпускало. Будто он только что вышел из очень опасного боя. Вместо него накатывала слабость, и Саске поддался ей, опускаясь на землю рядом с Кин и бездумно разглядывая небо в россыпи звезд.

— Я хочу знать, что ты понимаешь, на что идешь. И чем рискуешь. Что тебе рассказали, Саске? Что потребовали взамен?

— Печать уже стоит, Кин, — он накрыл рукой шею, — и она рвется на свободу. Стоит мне немного потерять контроль, и я не знаю, что может произойти. Может быть, она в конце концов убьет меня. Но я могу научиться управлять этой силой. Могу использовать ее так, как я захочу. И у меня есть цель, к которой я могу приблизиться. Какое значение имеет цена?

— А тебе рассказали, что от этой печати часто сходят с ума? Что эта сила может просто разорвать тебя изнутри? Знаешь, рядом со мной, всего через решетку, был человек. Ему поставили такую печать, а может, немного другую. Она давала ему силу, он долбил в стену кулаком и ударом крошил камни. Даже практически вырвал прутья решетки из гнезд. Все повторял: «убью, разорву», и все в таком духе. А потом он взорвался. Просто, понимаешь, взорвался, забрызгал мозгами и кусками тела пол коридора. У меня весь пол был в кровавых потеках и кусках мяса…

— Пугаешь? — Саске криво усмехнулся. Кин никогда не делилась подробностями своего детства, но сейчас рассказывала так… что он будто наяву видел описываемую картину. То ли слишком живое благодаря шарингану воображение, то ли Кин добавляла к словам толику гендзюцу.

— Делюсь второй стороной информации. Решение надо принимать с открытыми глазами.

— Но ты не похожа на безумца, да и взрываться вроде не собираешься, — он пытался шутить, но выходило как всегда несмешно.

— Откуда ты знаешь, насколько я нормальна? Я не знаю, что будет со мной завтра. Что я смогу и что я не смогу сделать. Ты хочешь этого? Жить и каждый миг думать, твоя ли эта мысль, твое ли решение или их тебе продиктовали? Эта чакра уже диктует тебе, что делать. Управляет твоей злостью, твоим желанием идти вперед. Ты думал о том, что будет дальше? Когда ты раскроешь ее полностью? А впрочем, этого ведь может и не случиться. Ты вполне можешь закончить свои дни слепым безумцем в каком-нибудь подвале. Или трупом на лабораторном столе. Таких, знаешь ли, большинство.

— Кин, — Саске откинул голову назад, устало закрывая глаза. Он слышал и одновременно не слышал ничего, но тепло чужой спины лопатками ощущал четко. — Заткнись, а? Все это полная чушь. Я живу с этой целью уже семь лет. Семь лет, в течение которых это единственная причина, по которой я существую. Единственный способ меня остановить — это убить, — он почувствовал, как она вздрогнула, однако не отстранилась ни на миллиметр.

— Тогда иди. Иди, и только попробуй сдохнуть раньше, чем я увижу тебя еще раз. Я дам тебе фору до рассвета. Тебе придется бежать очень быстро, если хочешь, чтобы тебя не догнали, — тихий голос вернул отпустившее его было напряжение, заставил опять вскинуться и насторожиться. — Проверим, насколько велика твоя решимость.

— Я не умру, пока не достигну цели, — Саске легко поднялся на ноги. Сто метров правее.

— Саске, — голос Кин нагнал его уже практически у стены. Учиха на секунду замер, сбавляя шаг. — Не оглядывайся.

Стена и ворота были уже совсем рядом. Что бы не осталось позади — значение имеет только цель. Он уже практически видел впереди спину Итачи.

* * *

Ночи в Конохе бывают удивительно холодными. Кин стояла, крепко обхватив себя руками и до предела расширив сферу восприятия, правда, только в одном направлении. Вопреки собственному совету, не оглядываться она не могла, пусть в данном случае это и означало смотреть вперед. Неотрывно следила за единственным огоньком чакры, пока он еще чувствовался. Пока он еще близко. Но постепенно ощущение затухало, становилось все более призрачным и далеким, пока не пропало совсем. Кин медленно открыла глаза, расцепляя хватку рук и пристально глядя на собственные ладони. Опять не удержала. Опять нити оказались слишком тонкими и непрочными, опять оказалось, что есть нечто намного сильнее ее. Намного важнее. Спасают и помнят о важном, некондиция всегда остается за порогом. Но ничего, кроме этих призрачных нитей, у нее все равно не было.

И все же отбросить сомнения на этот раз было намного сложнее. Правильное решение не оставляет сомнений. Означало ли это, что принятое решение неверно? Но разве у нее был какой-то выбор? Оглушить и обездвижить. Дать знать патрулям. А что потом? Хрупкие нити в ладонях. Такие зыбкие и непрочные, недостаточные, чтобы кого-то удержать. Но что будет, если они порвутся? Она слишком эгоистична, чтобы ими жертвовать. Вот только могло случиться так, что их не станет слишком быстро. Рассыплются, истают, и необязательно — по своей воле. Это вопрос доверия. Того, насколько мы можем доверять своим товарищам. Того, насколько мы верим в их силу.

Кин запрокинула голову наверх, разглядывая звезды. Они казались слишком уж близкими и яркими, а еще как-то подозрительно расплывались. Саске, возьми эту силу. Возьми всю, до капли, и иди вперед, не оглядываясь. Возможно, мы еще встретимся где-то там, за поворотом. Нужно только дойти до него.

— Кин? — постороннее присутствие за спиной куноичи почувствовала слишком поздно. На долю мгновения она напряглась, но тут же расслабилась, ощутив знакомую чакру.

— Не слишком поздно для прогулок, Неджи? — собственный голос казался Кин каким-то слишком уж странным, с подозрительной надтреснутостью.

— Я мог бы спросить то же и у тебя, — Хьюга приблизился, заходя в ту зону, которую сам же называл «личным пространством». — Где Саске, Кин? Я видел двоих, — он спрашивал. Судя по голосу, просто спрашивал. Но Кин уже чудились какие-то подозрительные интонации. Неджи что-то знал или, во всяком случае, подозревал. Мог ли догадываться? Она прикинула радиус действия бьякугана, сравнила с собственной сферой восприятия. Нет, Саске определенно уже был вне зоны досягаемости их сенсорики. Насколько она может доверять Хьюге?

— Я нашел ключ под дверью. Что здесь происходит, Кин? — близко, слишком близко. Неджи прятал свои намерения, но она достаточно хорошо его знала, что различить их. Хьюге удалось обмануть ее однажды, во время спарринга перед финальными поединками, но Кин слишком хорошо запомнила, как тогда выглядели его эмоции. Сейчас — то же самое. Но она контролировала свои чувства намного лучше, хотя сейчас самой правильной тактикой было бы их не контролировать совсем. Я не смогу помочь тебе там, Саске, но спину здесь прикрою.

— Ушел, — голос будто разом утратил все краски и способность отражать эмоции. А может быть, их было просто слишком много и они не помещались в одном коротком слове?

— Куда? — Кин готова была поставить весь последний гонорар за миссию, что Неджи уже знал ответ. Знал, просто тот упорно не укладывался у него в голове, а может быть, он просто не хотел в него верить. Ей верить тоже не хотелось, но истина и факты есть истина и факты, глупо обманываться иллюзиями.

— К Орочимару, — ответ, который они оба и так знали, прозвучал устало и обреченно. Необходимости держать спину ровно больше не было, и Кин позволила навалиться на себя всем до того момента сдерживаемым чувствам: усталости, горечи, обреченности и тоскливому ощущению собственной бесполезности.

— И ты его не остановила? — Неджи говорил так, будто не верил собственным ушам. Но одновременно куноичи подсознательно ощущала исходящие от него холодок и опасность. Нельзя сказать, что у Хьюги не было оснований для подозрений.

— Как? — на долю секунды усталость исчезла, уступив место горячей яркой злости, которая мгновенно согрела, практически обожгла, давая силы развернуться, посмотреть в глаза и продолжить злым тихим голосом:

— Как, по-твоему, я должна была это сделать??? Убить? Оглушить, связать и засунуть в подвал до конца жизни? Как еще? Если знаешь — скажи, потому что я — не знаю. Видишь ли, здесь нет ничего достаточно ценного, ради чего можно остаться. Ничего, что стоило бы силы и мести, — злость накатывала и накатывала, резонируя с чем-то внутри, стискивала горло. Нельзя. Так нельзя. Нельзя позволить эмоциям взять верх. Кин глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, подавить хотя бы совершенно лишнюю сейчас злость. Не позволить ей управлять собой. Шиноби не должен демонстрировать свои эмоции. Он обязан думать о своей задаче и следовать своему пути. Сердце его должно быть вырезано из камня. Волею моей управляю. Кин привычно сложила печать концентрации, сосредотачиваясь на ней и вытесняя из головы все лишнее. Наверное, поддаться эмоциям было очень плохой идеей.

Такого напора Неджи точно не ожидал. Хотя, эта ночь вообще была полна неожиданностей. Пусть, направляясь к восточным воротам, Хьюга и был уверен в том, что его ждут сюрпризы, причем с его уровнем везения — сплошь неприятные, но к такому точно не готовился. Он невольно отступил назад: Неджи почудилось, что там, в глубине глаз Кин, он увидел тень. Нечто невероятно жуткое и неуловимо знакомое. Целое мгновение он был практически уверен, что она сейчас бросится на него, укусит — стоит только протянуть руку. Но тени исчезли, и Хьюга снова видел только сталь. Такую холодную привычную сталь. Дышать разом стало легче, а разлетевшиеся было в стороны мысли обрели четкость и уверенность.

— Ты же понимаешь, что это прямая дорога в книгу Бинго? — ответа на вопрос Кин у него не было, и Неджи прекрасно понимал, что остановить Учиху, который что-то вбил себе в голову, было задачей практически невыполнимой, но в данном случае речь шла не о какой-то мелкой прихоти. И Кин не могла это не осознавать.

— Не все ниндзя, которые покидают деревню, становятся нукенинами.

— Не все, — спорить тут было не с чем, достаточно вспомнить, что та, кто должна была стать Пятой Хокаге, не появлялась в Конохе уже минимум лет десять, а то и больше. — Но не все из них бегут под крыло к отступнику и убийце Хокаге.

— И что это меняет? — Кин устало покачала головой, будто недавняя вспышка ее вымотала, лишила последних сил, оставив только глухую обреченность и усталость. — Или, вернее, кто об этом знает?

— Ты полагаешь, это удастся сохранить в тайне? — Неджи издевательски приподнял бровь, не скрывая своего отношения к этой совершенно глупой мысли.

— Любой факт можно представить по-разному.

— Я вижу, ты уже об этом думала, — рассеявшиеся было подозрения снова обрели уверенность и плоть. Слишком много всего сходилось вокруг Учихи. Слишком много того, из чего торчал змеиный хвост Орочимару. Кабуто жил в деревне долго. Достаточно долго, чтобы сдать экзамен на чунина шесть раз. Был ли он единственным шпионом?

— Еще нет, — она покачала головой, потирая пальцами переносицу, — но собираюсь подумать прямо сейчас. А что будешь делать ты, Неджи?

— То, что положено по Кодексу, — он не чувствовал абсолютной уверенности в этих словах, но других вариантов тоже не видел. Подставляться же ради чужой глупости… это точно было не то, что он собирался сделать.

— Прости, но нет, — Кин качнула головой, сокращая расстояние между ними, — это не то, что я могу позволить тебе сделать.

— Вот как, — Неджи чуть сместил вес, становясь так, чтобы в любую секунду можно было без труда атаковать или защищаться, — ты думаешь, что получится?

— Не заставляй меня проверять пределы моих сил, — Кин медленно двинулась, обходя его по кругу. Неджи не шевелился: с какой бы стороны она не подошла, бьякуган не даст подкрасться незаметно.

— Зачем тебе это, Кин? Отбросим чушь про решения и выбор. Зачем тебе отдавать последний шаринган Конохи в руки Орочимару? Что он пообещал тебе? — Хьюга плавно перетек в низкую стойку джукена, ожидая, когда противник приблизиться достаточно, чтобы атаковать.

— У него нет ничего, что он мог бы мне дать, — сближение, атака и, практически одновременно, удар с другой стороны. Она все-таки выбила из Косуке то гендзюцу. — И у меня нет ни одной причины, чтобы служить ему. Но истина в том, что у Конохи нет ни одного мастера фуиндзюцу, что могли бы справиться с проклятой печатью, которую он поставил Саске. И эта печать действительно может его убить. И медленно, но верно убивает. Отравляет. А смерти Учихи Орочимару скорее всего не допустит, как ты правильно заметил, шаринган — последний. Есть, конечно же, еще второй, но дотянуться до того намного проблемнее. Так что, у Саске и впрямь есть шансы выжить и стать сильнее.

— Вот только за кого он потом будет сражаться? — этого было совершенно недостаточно, чтобы обмануть его. Жесткий блок, удар, и сразу же — разорвать дистанцию, пока Кин не успела прицепить какую-нибудь гадость.

— Я не знаю. Могу только предполагать, что исключительно ради достижения своей цели. Той, что настолько важна, что заставила Саске выбрать такой путь.

— Месть, да? — они снова ходили по кругу, выбирая подходящий момент для сближения и атаки. Но на этот раз Неджи не собирался ждать слишком долго.

— Да. Не самая лучшая цель и не самая приятная дорога. Обоюдоострый клинок, который равно ранит и жертву, и того, в чьих руках находится.

— И ты хочешь дать ему возможность спокойно идти по ней? — Хьюга стремительно сократил расстояние между ними, не давая возможности как-то уклониться или уйти, только принимать удары на жесткий блок. При том, что каждый его был нацелен точно в тенкецу.

— Да, — от соприкосновения чакры воздух самую чуточку завибрировал. — Я не могу отговорить Саске выбрать другую цель сейчас, но я найду способ этого добиться, — блок и сразу же контратака, вынуждающая Неджи отступить на полшага, чтобы уклониться от мелькнувшей в руках Кин подавляющей печати. — Найду то, что он сочтет достойным возвращения. Что-то, для чего можно будет сражаться и жить. Смотреть вперед, а не назад, — он никогда не слышал, чтобы Кин говорила о чем-то с такой глубокой убежденностью и никогда не был вынужден уступить ей больше, чем полшага. Сейчас же пришлось отступить на два. Вот только кого она хотела заставить в это поверить? Его или себя? Поверить, чтобы обрести какую-то цель.

— У тебя-то самой есть такая цель? — отступление — это всегда начало новой атаки. Выбор более удобной позиции. Хьюга уклонился от брошенного куная, перехватил ладонью пару сюрикенов, отправляя их в обратный полет, и снова сократил дистанцию, делая подсечку. Ему было любопытно. Если такой цели нет, то как Кин будет искать ее для кого-то другого? Это даже хуже, чем пытаться отыскать алмаз на угольной россыпи. Неджи помнил: тогда, на распределении команд, Кин так и не сказала, о чем мечтает. Никто из них не сказал, предпочтя оставить свои цели и мысли при себе. С того времени кое-что все-таки изменилось.

— Мне всегда хотелось, чтобы она была, — теперь отступать под его натиском приходилось уже Кин. Отчаянно вскидывать руки для защиты, мешая ему поразить внутренние органы. — Но я так и не нашла ничего подходящего. Потом, уже после того, как нас распределили в команды, я подумала, что если у меня нет своей цели, то почему бы не помочь кому-то другому достичь его? Возможно, в процессе найдется что-нибудь для меня, — Кин улыбалась, но за этой улыбкой Неджи видел только пустоту. Холодную пустоту и недоумение, незнание, куда приложить собственные силы. Этого было совершенно недостаточно для того, чтобы сражаться, и поэтому сейчас она отступала. Хьюга ощущал смутное торжество.

— И поэтому ты готова сделать настолько много для кого-то еще? — сильный удар, который миновал ее оборону, впечатал куноичи в дерево.

— Не совсем, — Кин перехватила его руку, и Неджи почувствовал, что мир вокруг покачнулся, самую чуточку расплылся, а когда он сумел собрать его заново, вытесняя влияние чужой чакры, то увидел, что вместо цели его удар пришелся лишь в древесный ствол. — Когда ты делаешь что-то для кого-то, ты словно оказываешься причастным. Можешь прикоснуться к чужой цели и чужой мечте. Почувствовать себя необходимым, — голос звучал из-за спины, и бьякуган четко видел Кин, а также целый десяток сюрикенов, занесенных для броска, но так и не сорвавшихся с пальцев. — Совместные действия порождают нити — тонкие хрупкие нити человеческих слов и действий, людей, которых я могу хотя бы попытаться назвать близкими. Я хочу их сохранить, вот и все, — лески едва заметно поблескивали в лунном свете. Зря она дала ему их увидеть.

Бьякуган видит все. Потоки чакры, тенкецу, он способен заметить мышь в километре от наблюдателя. Но даже бьякугану не под силу увидеть то, что творится в душе у человека. Все люди носят броню — толстые ледяные стены, которые заслоняют самое ценное, что у них есть. Мысли, чувства, мечты — все свои слабости. Сейчас же этой брони словно не было. Она стояла перед ним с поднятым забралом и открытым сердцем, изо всех сил пытаясь достучаться, донести нечто, что, видимо, считала ценным. Как глупо.

— Вот только что делать, если эти нити существуют только для тебя? — если подставляешься под удар, не стоит думать, что противник окажется настолько милосердным, что не нанесет его. Хьюга легко проскользнул между лесками, не давая сделать бросок. И на этот раз — не промахнулся. — Ты сама сказала, что для Саске в Конохе нет ничего действительно важного. Может быть, ты и стоишь на его стороне, вот только он совершенно точно не стоит на твоей, — удар, еще один. Мысленно Хьюга методично отсчитывал заблокированные тенкецу.

— Наверное, так и есть, — от ударов положено защищаться. Уклоняться, встречать жестким блоком, но никак не принимать их вот так: спокойной улыбкой и пожатием плеч. Будто это не имело никакого значения, а боли попросту не существовало. — Вот только какое это имеет значение? Мне достаточно того, что я стою на его стороне, — на долю мгновения Неджи вспомнил Хинату. Она тоже не могла защититься от его ударов. Вот только вряд ли такое сравнение было уместным, оно исчезло практически сразу, как появилось: Кин принимала удар только потому, что сейчас именно это было ее выбором, а не потому, что не могла защититься или ударить в ответ.

— Но кто тогда будет стоять на твоей? — это было важным. Невероятно важным. Если ты делаешь что-то для кого-то, то логично ждать, что кто-нибудь сделает что-то для тебя. Невозможно слишком долго кричать в пустоту, если она не рождает эха. Огонь не горит без дров, и даже река иссякнет, перестав подпитываться водой.

— Вероятнее всего — никто, — очередной удар наконец-то встречает жесткий блок. По пальцам проходит вибрация от столкновения чакры. И снова этот ужасающе спокойный тон. Все отмерено, выбрано и предрешено. От судьбы не уйти и от клеток не сбежать, как бы того ни хотелось.

— Не слишком радужная перспектива, да? — Хьюга сам не понял, как получилось, что после успешно проведенной атаки он чуть замедлился и теперь был вынужден защищаться сам, пытаясь перехватить инициативу.

— Мир вообще сложно назвать радужным и справедливым местом. Но каждый может выбрать, в какие цвета ему красить свою клетку и какой ее видеть. А как ее видишь ты? Для чего ты сражаешься, Неджи? — быстрая серия ударов, когда приходится все усилия бьякугана направлять на то, чтобы вычленить, какой же из них настоящий. Вышвырнуть наконец из себя частицы чужой чакры, до сих пор туманящие разум

— Я сражаюсь за то, чтобы однажды эта клетка исчезла, — этот ответ он нашел уже давно. Чужое влияние исчезло окончательно, растворившись в одном мощном ударе, уклониться или блокировать который Кин попросту не успевала, лишь сумела собственной чакрой ослабить повреждения.

— А потом? Что ты будешь делать, когда сможешь расправить крылья? — она не пыталась отступить или как-то перегруппироваться. — Ты знаешь, в какую сторону и ради чего полетишь? И знаешь, кто полетит с тобой? — новая атака и новые мысли. Думал ли он когда-нибудь о том, что за пределами клеток? — И не окажется ли так, что за решеткой птицу подстерегает змея? — боль, сомнение, видимо, все сейчас осталось где-то далеко, не там, где Неджи принимал на жесткий блок прямую атаку, где-то в глубине души удивляясь объему вложенной в нее чакры.

— Я думаю, что если у тебя есть целое небо — змеи и направления уже не будут иметь значения, — Неджи покачал головой и тихо улыбнулся. Блок стоял крепко. Всей вложенной силы оказалось недостаточно.

— Клетка снаружи ничем не отличается от клетки внутри, до тех пор, пока ты не знаешь, зачем открыл двери и сделал шаг за порог. Если не знаешь, куда лететь — останешься на земле, — Кин уклонилась от ответной атаки, исчезла из его поля зрения, чтобы заменой оказаться с другой стороны и атаковать.

— И что же, по-твоему, стоит полета? — стена здания и куст совсем рядом мешали толком развернуться, поэтому приходилось ставить блоки. Неджи вложил чуть больше чакры, с силой отбрасывая противницу от себя и покидая неудобную позицию.

— Я не знаю, но, возможно, стоит только внимательнее посмотреть по сторонам, чтобы увидеть? — Кин, как кошка, извернулась в воздухе, мягко приземляясь на траву. — Я знаю только, что, пока ты не будешь знать, зачем — ни одна решетка не будет поднята. Пределы останутся неодолимыми преградами, — на этот раз она не медлила. Россыпь сюрикенов, лески, которые пытались его опутать, и быстрая атака с печатью.

— Я не буду ввязываться в эту авантюру ради Саске, — Хьюга резко, всем телом выпустил чакру, разрывая леску и перехватывая руку с печатью. Кин хотела от него слишком многого. Если лично для нее Учиха и был настолько важен, то для него — нет. Не настолько, чтобы рисковать столь многим.

— Я знаю. И я не прошу тебя о риске. В конце концов, ты мог просто остаться дома и не приходить сюда. Я не прошу тебя стать на мою сторону или на сторону Саске. Я прошу всего лишь не стоять против, — она не пыталась вырваться из захвата, только очень пристально смотрела глаза, будто пыталась что-то там отыскать.

— Ты же знаешь — здесь нет и не может быть половинчатых решений. Ты даешь лишь иллюзию выбора, отсрочку, но в конце концов — остаться в стороне будет нельзя, — Неджи медленно покачал головой. Так бывает всегда: кажется, что один маленький шажок не изменит ничего, но потом таких шажков становится слишком много и повернуть обратно уже никак нельзя. Кин говорила о том, что не просит его, вот только это не значило, что в итоге не придется стать на чью-либо сторону. Но очень хотелось бы, чтобы при этом кто-то уже стоял на его собственной стороне. Неджи не мог и не хотел кричать в пустоту и не слышать ответ.

— А если не ради него, а ради себя? — стремительное движение, атака, в которой он ожидал увидеть кунай, но вместо этого, вместо того, чтобы блокировать, Кин попросту с силой сжала его руку, переплетая пальцы. Спросить, что она имеет в виду, Неджи хотел только в первую секунду. А потом — понял. Ради себя, ради того, чтобы кто-нибудь точно также стоял на твоей стороне. Для того, чтобы не быть одному против целого мира. Однажды Хьюга уже почувствовал это: удивительное чувство сопричастности и принадлежности к чему-то большему. Ощущение поддержки и чужого плеча рядом. Вот только кому-то это давалось просто так, а кому-то приходилось чем-то жертвовать. Не очень-то справедливо, если подумать. Но где и когда он видел справедливость? Где и когда ему кто-то что-то давал просто так? Неджи никогда не был везучим человеком, но также и знал, что ничего и никогда не брал в долг. Все, что у него было ценного, было оплачено сполна: усилиями, перспективами, собственной свободой. Вот только, вполне возможно, что очень скоро ему потребуется кто-то, кто будет на его стороне. Если, конечно, к тому моменту они не будут напару сидеть где-нибудь в подвалах Морино Ибики за пособничество Орочимару.

— Я не буду играть в поддавки. Если и правда решился, то пусть бежит достаточно быстро. Если же нет, то уверен, что в Конохе найдется подходящий подвал для длительных размышлений о том, с какой скоростью надо бегать или не бегать вообще.