Белый шаг (джен)

Вязкое марево кошмара не отпускало. Саске бежал и никак не мог от него убежать. Закрывал глаза, затыкал пальцами уши, но это не помогало: он все равно видел и слышал. Сотню тысяч раз одну и ту же картину: два коленопреклоненных силуэта, темная фигура без лица над ними, алый проблеск глаз в свете луны и взмах катаны. Кровь на стенах, кровь на полу и две неподвижные фигуры под ногами. Кровь в темноте напоминала чернила, растекалась, подбиралась все ближе черными змеями-лентами… Раньше он бежал от нее, бежал, отказывался верить, бросался обвинениями, а теперь просто ждал. Ждал, когда она доберётся до него, поглотит, и тогда, может быть, тогда все закончится? Кровавая волна накрыла его, схлынула, и все началось с начала. Все было бесполезно: убегать, сражаться, оставаться на месте. Что бы он не делал, результат только один: кошмар не заканчивался. Он был слишком слаб, чтобы избавиться от него. А может быть, где-то в глубине души просто не хотел? Не хотел куда-то бежать, сражаться. Почему для него все не закончилось здесь, в этой комнате? Почему он побежал тогда? Почему так хотел жить? Саске медленно поднялся на ноги, бездумно сделал несколько шагов вперед, не замечая, что проходит сквозь силуэты родителей. Широко распахнутыми глазами он смотрел на опускающееся лезвие катаны, ждал и практически жаждал удара, который вновь прошел сквозь него. Снова и снова, как и много раз до этого, смерть обходила его стороной, забирая тех, кто находился рядом.

В свете луны лицо Саске казалось практически восковым. Черты его словно заострились еще больше, приобретая некую призрачную нереальность. Кин осторожно коснулась пальцами его лба, потянулась своими чувствами сенсора, пытаясь понять, что это за гендзюцу такое, что не переломить обычным «Кай». Ей показалось, что все чувства проваливаются в вязкую черноту, будто над головой смыкаются темные холодные воды. Знакомое ощущение, разве что в прошлый раз она лишь зацепила его кончиками пальцев, а теперь погрузилась с головой. Тогда их разделяла белая больничная стена, по которой она шарила, как слепой котенок, пытаясь найти хоть что-то живое, понятное, теперь же все ощущалось намного яснее. Страшнее и болезненнее. Кин отстранилась, собираясь с духом и настраиваясь. Чтобы вытащить человека из гендзюцу, надо вытеснить постороннюю чакру, что влияет на его собственный поток. В данном случае проблемой было то, что две чакры были настолько похожи и переплелись так плотно, что концов не найти. Остановить же свой поток чакры Саске мог только изнутри, но почему-то этого не делал или это не приносило результата. Самые лучшие гендзюцу те, что подстраиваются под объект, гибкие, подвижные, они меняются, и ловить их — это все равно что вылавливать рыбок в пруду голыми руками. Впрочем, это лишь дело сноровки.

Кин не была хорошим рыбаком, но в гендзюцу разбиралась: когда слишком хорошо контролируешь свою чакру, всегда задумываешься о том, чтобы контролировать еще и чужую. Гендзюцу самый простой и изящный путь для этого. Кин сомневалась, что ей удастся развеять конкретно эту технику, но, возможно, ее хватит на то, чтобы толкнуть чашу весов в нужную сторону. Можно указать путь, но шагать по нему каждый должен сам.

Все ирьенины обладают хорошим контролем чакры, могут разделять свою чакру и вполне успешно лечить физические повреждения. Но гендзюцу имели несколько иную природу: это практически чистая инь-компонента, работать с которой всегда сложнее. Здесь недостаточно хорошего контроля, тут требуется кое-что еще. Редкое сочетание сенсорики, чтобы чувствовать чужое вмешательство, таланта к гендзюцу для понимания природы и механизма работы и контроля, чтобы не навредить, а помочь.

Неджи всегда говорил, что он видит потоки чакры, кто-то их слышал, как звучание струн невидимого инструмента, а Кин их чувствовала: холодом и теплом, текучей водой и ласковым ветром — мир состоял из самых разных ощущений. Саске ощущался колким недобрым пламенем, которое обжигало холодом вместо того, чтобы греть. Но сейчас это пламя практически потухло, улеглось, скованное гулкой текучей водой. При этом пламя и вода имели одну природу, были настолько сходны, что казались единым целым. Это все равно что разделить на ощупь клубок нитей. Они одинаковы, но некоторые чуть толще других. Неправильные нити. Чужие. Ее нити тоже были чужие, колючая шерсть в шелковом клубке. Они вносили такой необходимый сейчас диссонанс, нарушали стройный узор, кололись, заставляя шевелиться и делать хоть что-нибудь, чтобы это прекратилось.

Что-то изменилось. Саске понял это не сразу, но все же осознал, что лунный свет, такой неверный и тусклый, стал ярче. Кровь в нем теперь казалась просто безобразной кляксой, растекшейся на полу, да и вся картина окружающего мира отдавала гротескной нереальностью, но исчезать или еще как-то меняться не торопилась. Но этого было достаточно, чтобы вспомнить: то, что происходит вокруг, лишь иллюзия. Кошмарный сон, из которого он никак не может найти выхода. А Саске и не понял, когда стал об этом забывать. Он зацепился за эту неправильность, потянулся за ней, убеждая себя в том, что ничто из окружающего не существует на самом деле. Приходи ко мне, когда у тебя будут такие же глаза. Пусть именно таких глаз у него не было, но шаринган-то был. Глаза, способные видеть истину. Разорвать иллюзию. Вырваться из замкнутого круга и наконец увидеть реальность, какой бы она не была.

Над головой белый потолок в серых тенях. Который уже раз Саске видел его? Тот же самый потолок, что и неделю, годы назад. То же ощущение собственной слабости и никчемности. Зачем все это? Почему он все еще жив? Опять пощадили, отбросили в сторону, как ненужную вещь. Ты мне неинтересен. Слишком слаб и беспомощен. Последние события одно за другим возникали перед внутренним взором. И сумасшедший бег по городку, и метания в поисках единственной цели. Они казались смазанными и нечеткими, даже более расплывчатыми, чем гендзюцу. И четкая, как удар молнии по нервам, картинка коридора, нет, людей в нем. Одного человека. Шаринган активировался сам, стремясь разглядеть, запомнить, сравнить, увидеть все, что обычному зрению недоступно. Я убью тебя. Весь мир сосредоточился в одном человеке, вся ярость, гнев и ненависть — в пении молний в руках. В ту секунду Саске был уверен, что у него получится, и эта проклятая страница его жизни захлопнется здесь. Удар. Одно небрежное движение, и все его силы, все его стремления, вся ненависть провалились в равнодушную пустоту и медленное движение по кругу трех томое, также, как чидори бесполезно излило чакру, разрушив стену.

Он словно стремился поймать призрака. Но все же это было реальностью, Итачи не оставлял сомнений в своем существовании, расцвечивая его мир болью и мучительным осознанием того, как же он далек. Как же бесконечно слаб. Почему? Почему столько усилий, столько времени — и он не приблизился даже на шаг. Почему ты настолько слаб? Тебе не хватает ненависти. Выходит, этого было недостаточно? Всей его памяти было недостаточно, и поэтому он снова должен был увидеть. Вспомнить. Вспомнить, почему он еще жив.

Саске медленно повернул голову в бок и вздрогнул. Рядом кто-то был. На мгновение перед глазами возникли картина его прошлого больничного пробуждения и силуэт Кабуто в оконном проеме. Тебе подарили силу, а ты не желаешь использовать ее. Как глупо. Саске моргнул, и наваждение исчезло: Кабуто здесь не было. В темноте рядом с ним сидел совсем другой человек. Учиха молча разглядывал четкий профиль на фоне лунного света и ждал, чего — и сам не знал: слов, вопросов, чего угодно. Молчание давило на него, вызывало ощущение неправильности и неуютности, нереальности. Будто он все еще спал, и это тоже было частью гендзюцу. Будто хитрая иллюзия извернулась и подсунула ему еще одну картинку, заставляя беспокойно ждать продолжения: фигуры с катаной и чернильных брызг на стенах.

— Тебя вообще можно хоть на несколько дней оставить так, чтобы ты не во что не вляпался? — ощущение нереальности исчезло вместе со словами и очень будничным жестом, которым Кин потерла пальцами переносицу.

— Пфф, — Саске вскинулся, на мгновение ощутив жуткое раздражение, но порыв как-то быстро угас. У него просто не осталось сил даже на то, чтобы злиться. Больше всего сейчас хотелось закрыть глаза и спать, но на самой грани сознания плавала паническая мысль, что стоит ему заснуть, как кошмар вернется. Повторится, и на этот раз он уже не выберется.

— Мне няньки не нужны, — высказался он больше для того, чтобы не молчать, подогревать свою злость и не спать.

— Заметно, — против обыкновения Кин не улыбалась, да и в голосе насмешки он не слышал, только усталость, которая будто была отражением его собственной. Она нервно собрала волосы в горсть и потянула себя за хвост, а Саске как-то отстраненно отметил для себя, что не помнит, когда вместо короткого ежика волос Кин обзавелась хвостом. Мир вокруг изменился, а он снова ничего не заметил.

— Где ты умудрился опять подхватить это блядское гендзюцу?

— Опять? — Саске зацепился за это слово, не горя особым желанием что-либо рассказывать, но и тишину слушать ему совсем не хотелось.

— Опять. Снова. Это уже было, верно? Тогда — давно-давно. Или это был не ты? Но я не могла ошибиться с чакрой, точно не могла. Чья это техника? — Кин чуть наклонилась над ним, опираясь рукой на подушку. На лице ее он и без шарингана прочитал странную смесь любопытства и беспокойства.

— Тебе ее никогда не повторить, — он отвернулся, предпочитая изучать взглядом стену.

— Не повторить. Техника шарингана, да? — ощущение постороннего присутствия в непосредственной близости пропало. — Где ты нашел еще один шаринган? Или просто неудачно посмотрелся в зеркало?

— Неважно, — Саске отчетливо скрипнул зубами, раздражение вспыхнуло с новой силой. — Зачем ты сюда пришла? Я абсолютно не в настроении выслушивать твои дурацкие теории, — последние слова он практически прошипел, развернувшись опять к собеседнице и искренне жалея о том, что не хватает чакры на то, чтобы активировать шаринган.

— Правильно, — Кин неожиданно улыбнулась, — злись, хорошо? Только не смотри такими пустыми глазами. Они, знаешь ли, пугают. Что за кошмар ты видел?

— Не кошмар, только реальность, — вспышка злости будто окончательно лишила его сил. Чувство опустошенности накатило с новой силой, размывая последние барьеры. Хотелось выговориться, вытолкнуть из себя весь этот черно-красный кошмар, и, может быть, тогда станет самую чуточку легче?

— Я видел своего брата, — тихо признался он и удивился тому, как легко удалось произнести эти слова. Саске был уверен, что назвать этого человека братом просто не сможет, но никакое другое слово не приходило к нему в голову.

— Брат? — Кин нахмурилась. — А разве не… — она осеклась, не став продолжать. А Саске вдруг понял: она не знает, просто не знает о том, что произошло в квартале Учиха, потому что появилась в деревне уже после и никогда не спрашивала об этом его самого. Но он-то почему-то был уверен, что Кин задавала вопросы. Кому-нибудь другому, мало ли желающих поделиться ужасно трагической историей?

— Тебе разве не рассказывали? О резне Учиха.

— Я не спрашивала, — Кин покачала головой, — это твоя история, и узнавать ее из чужих рук было бы как-то… неправильно, — слышать такое утверждение от нее было странно. Ему-то всегда казалось, что любопытство Кин каких-то этических границ просто не имеет.

— Не надо на меня так смотреть, — она подняла руки в защитном жесте, — я коллекционированием сплетен не занимаюсь. Особенно сплетен о своих друзьях.

— Возможно, зря, — Саске попытался улыбнуться, но вряд ли у него получилось что-то даже отдаленно похожее, — видишь ли, я — брат убийцы. Убийцы собственной семьи, — говорить это кому-то было странно, но слова уже лились, набирали силу, и удержать их не получилось бы, даже если бы он сам этого захотел, — он убил их всех, понимаешь? Всех, за одну ночь. Весь клан, — голос сорвался на крик, — и даже наших родителей. Всех, кроме меня, — добавил Саске уже шепотом, ощущая, как в горле неприятно саднит, а глаза и вовсе горят огнем.

— Тише, тише… — его плеча коснулась чужая рука, чуть сжимая успокаивающим жестом, — сюда сейчас весь медперсонал сбежится, — он дернулся, отстраняясь от прикосновения, и развернулся, опираясь спиной о стену и закрывая глаза. Нужно было деактивировать шаринган, вытягивающий из него последние крохи чакры.

— Такая вот семейная история. Чудесно, правда? — Саске и сам не знал, откуда в нем взялась эта злая ожесточенная ирония. — Тогда сбежал, а теперь Итачи заявляется в Коноху, как ни в чем не бывало, а мне никто даже не сказал, — руки сами собой сжались в кулаки, комкая край одеяла. Было одновременно холодно, до дрожи в пальцах холодно, и обжигающе душно, так, что и не вздохнуть.

— Я случайно подслушал. Когда Какаши-сенсея принесли. И… — теперь, когда он говорил все это вслух, собственные действия уже не казались такими уж правильными. Вернее, правильными они оставались, но вот умными их точно нельзя было назвать.

— Я должен был его увидеть.

— Подожди-подожди, — Кин слушала не перебивая, но просто молча покивать точно было выше ее сил, — я правильно тебя поняла: твой брат уничтожил за одну ночь весь клан Учиха, сумел уйти из Конохи живым, теперь вернулся, отправил на больничную койку сенсея, а ты собрался с ним здороваться и выражать братские чувства? — куноичи смотрела на него с совершенно нечитаемым лицом, и Саске ощутил, как в нем опять вспыхивает раздражение.

— Я должен отомстить, — звучало так, словно он оправдывался.

— Я даже не буду говорить тебе, что ты идиот. По глазам вижу — сам знаешь, — Кин пересела на кровать рядом с ним, — и комментировать эту затею тоже не буду. Ты мне просто скажи, ты на него хоть не в лобовую с кунаем бросался?

— С Чидори, — слабаком Саске себя успел почувствовать еще тогда, когда все его атаки проваливались будто в пустоту, а вот идиотом — только сейчас.

— Но ты знаешь, действуй я по-другому, ничего бы не изменилось. Ни-че-го, — он устало приложился затылком о стену, — он просто отбросил меня в сторону. Как мусор. Я не смог даже коснуться. Такая бездна… будто этого времени просто не было.

— Он просто стал сильнее, наверное. На него наверняка охотились наши АНБУ, и не только… Нукенин может выжить, только если будет умнее и сильнее своих преследователей.

— Он мой! — Саске вздрогнул. Одна мысль, что Итачи мог просто его не дождаться и погибнуть от руки какого-нибудь охотника за головами, казалась совершенно дикой и невозможной. Это его цель. Только он может убить Итачи. Больше никто.

— Мне нужно стать сильнее. Я просто не могу ждать, пока он уйдет еще дальше, — в голове опять крутились слова Кабуто. Джуин дает огромную силу. А ты ее не используешь. Страх, предрассудки — они сковывают тебя, мешая двигаться дальше. Тебе никогда не догнать Учиха Итачи.

— Сила всегда имеет свою цену, а та, что приходит быстро — за нее платишь втройне, — Кин словно угадала его мысли.

— Мне все равно. Ты знаешь, мне совершенно все равно, — эмоции ушли, оставляя только пустоту. Холодную звенящую пустоту. Может быть, она наполнится чем-нибудь, когда его удар наконец достигнет цели? Возможно, тогда он снова сможет почувствовать что-нибудь еще.

— Саске, — он с некоторым трудом нашел в себе силы открыть глаза и посмотреть на Кин. Она, впрочем, на него не смотрела, сверля взглядом оконный проем, — пообещай мне, что когда соберешься сделать глупость, то это будет хотя бы обдуманная глупость. Хорошо?

— Договорились, — Саске медленно кивнул, как-то отстраненно думая, что Кин еще просто не поняла, что именно он задумал. А когда поймет… надежда на то, что она не будет его останавливать, была чрезвычайно зыбкой. Хотя даже шаринган не всегда мог прочитать, что же будет делать Кин.

* * *

Кин медленно двигалась в сторону Администрации Хокаге. Коноха была уже практически восстановлена после совместного нападения Песка и Звука, но на улицах было как-то непривычно пусто. Нет, людей хватало, вот только хитаи шиноби в толпе мелькали непривычно редко. Насколько она знала, на полевые миссии выгнали всех, кого только можно. Даже в Академии провели досрочный выпуск, чтобы сбросить на молодежь D-ранговые миссии. Те же, кто был генином уже хотя бы полгода, дружно взяли на себя С-ранг. Деревня не должна демонстрировать слабость. Кин уже протянула руку, собираясь открыть дверь, ведущую в здание Администрации, как чувства сенсора обожгло стремительное приближение мощной чакры, она торопливо отскочила в сторону и как раз вовремя: дверь широко распахнулась, выпуская наружу группу шиноби, возглавляемую невысокой светловолосой женщиной в зеленом хаори. Взгляд Кин задержался на ромбовидной печати на лбу куноичи, после чего она резко переключилась на разглядывание группы сопровождения, в которой, к своему удивлению, заметила Наруто. Впрочем, он, судя по всему, просто вышел вместе со всеми из здания, потому как почти сразу свернул в сторону.

— Кто эта женщина? — требовательно спросила Кин, догоняя его. Администрация и задания немного подождут, она нюхом чуяла интересную информацию.

— Это новая Хокаге! — Наруто ответил вполне охотно. — Скоро о ней должны объявить всем.

— А имя-то у нее есть? И откуда ты ее знаешь? — Кин заинтересовано прищурилась. Не то чтобы вопрос смены власти в Конохе очень ее волновал, но все же хотелось знать заранее. А еще понять, что Наруто делал в свите будущей Хокаге.

— Цунаде. Она крутой медик, так сказал Эро-сенин. Мы ее нашли и позвали в Коноху, правда, она не хотела идти вначале, но там был Орочимару и…

— Подожди-подожди, — Кин уцепила Наруто за рукав, — не так быстро, — она оглянулась по сторонам и заметила знакомую вывеску, — вот давай мы зайдем в Ичираку, и ты мне все расскажешь. Подробно.

— Это почему? — Узумаки нахмурился, видимо, вспомнив наконец, что информация в мире шиноби имела значительную ценность.

— Ну, — Кин сделала вид, что задумалась, — может быть, потому, что мне интересно, а ты хочешь об этом рассказать. А еще — с меня рамен, — знать маленькие слабости своих бывших сокурсников всегда бывает полезно. Наруто расплылся в такой улыбке, что куноичи поспешила добавить:

— Но только одна порция! А то я тебя знаю…

В Ичираку никого не было, если не считать ее непосредственного хозяина и его дочери. Но те всегда соблюдали старое соглашение между торговцами и кланами, то есть делали вид, что ничего не слышат и ничего не происходит.

— Ты сказал, что она медик и ее зовут Цунаде, так? Так это получается легендарная Сенджу Цунаде, внучка Шодая?

— Ну да, она мне ожерелье подарила. Точнее, я его выиграл, — Наруто, расправившийся со своей порцией рамена, провел пальцами по шнурку, уходящему под футболку. Если он не врал, а он не врал, это Кин чувствовала четко, то… Она запустила руки в волосы и сжала виски.

— Невероятно. Это точно какая-нибудь невероятная история. Расскажи, — внимательный взгляд и готовность слушать на Наруто всегда действовали хорошо. Ему вообще не так уж часто выпадало чье-либо внимание, если не говорить о внимании в негативном ключе.

— Ну мы поспорили, что я выучу одну крутую технику за неделю и она отдаст мне свое ожерелье. И я выиграл.

— Вау. Ты молодец, — Кин говорила совершенно искренне: выучить серьезную технику за неделю, это действительно где-то на самой грани возможного. А тот факт, что Наруто достался такой приз, говорил о том, что техника была не самой простой. На каких-нибудь иллюзорных клонов так никто спорить бы не стал.

— А потом появился Орочимару. Такой страшный тип, знаешь ли. Призывал гигантских змей, а с ним этот Кабуто. Он ему служит, представляешь, — возмущение Наруто последним фактом можно было потрогать руками. Кто такой Орочимару, Кин знала отлично, а вот информация о Кабуто была новой. Тот долго был в Конохе. Шпион? Но почему его сейчас раскрыли?

— Он напал на бабулю Цунаде, но я его хорошо приложил своей новой техникой. И потом Цунаде и Эро-сенин наваляли этому Орочимару, и он сбежал, а Цунаде вылечила меня и отдала ожерелье. Это такой бой был! — Наруто рассказывал и рассказывал, правда, понять, как работала та или иная техника, из его рассказа было решительно невозможно. Но главное Кин для себя уяснила: у Орочимару явно была какая-то проблема, а этот Кабуто был медиком. Неужели что-то настолько серьезное, что старый змей отозвал его поближе к себе?

— Как там Саске, кстати? — Наруто прервал свой рассказ. — Бабуля обещала, что вылечит его.

— Саске? — Кин нахмурилась, пытаясь понять, откуда Узумаки вообще знает, что Саске в больнице. — В порядке, — тут она, конечно, покривила душой, назвать состояние Учихи «в порядке» было нельзя от слова совсем. Но это точно не то, о чем следует говорить с кем-то посторонним. — А почему ты спрашиваешь?

— Это хорошо, — Наруто улыбнулся, — а то я так и не понял, что сделал тот тип, но видок у Саске еще тот был после…

— Ты… видел? — голос Кин дрогнул, а мысли молоточками застучали в голове. Что же там такое произошло? — Рассказывай давай!

— Э-э, ты чего? — Наруто даже отпрянул от столь резкого напора.

— Саске — мой друг вообще-то, — она резко сменила тактику, глянула исподлобья, ломая пальцы на манер Хинаты. С Неджи такой номер точно не прошел бы, но на Наруто ее актерства вполне хватило. — Он же не расскажет ничего толком, — печальный вздох получился ну просто отлично.

— Да я особо не понял ничего. Эти двое заявились, когда мы в интендантском были, потом пришел Саске, орал, что убить хочет и чтоб не вмешивался никто, ну и… получил. А у другого типа меч какой-то, представляешь, я печати складывал, он ударил, и все — чакры нет, — Наруто определенно был возмущен этим фактом до глубины души, эмоционально размахивал руками, вот только понятности его повествованию это не добавляло.

— Так. По порядку давай. Какие эти двое? Опиши хоть, — Кин потерла виски, ощущая, что у нее от этой чехарды скоро начнет голова болеть.

— Ну один такой высокий, с синей кожей и огромным мечом. Про меч я сказал уже. А другой — ну почти как Саске. Он сказал, что это брат его.

— Итачи, — Кин кивнула, принимая к сведению путанное описание, — они настолько похожи?

— Ну… я вначале вообще подумал, что это Саске: стоит, глазами сверкает красными, — Наруто пожал плечами и заказал еще одну порцию рамена.

— Ну да, раз глаза красные — значит, Саске, — Кин фыркнула. По такому критерию выходило, что всех обладателей оранжевых костюмов и светлых волос можно считать Наруто.

— Зачем они приходили-то? И кто они вообще?

— За… — Наруто замялся, и фраза повисла в воздухе, — приходили, в общем. Мне Эро-сенин потом сказал, они из организации какой-то, Акацки вроде. Дурацкое название. И плащи у них дурацкие — с красными облаками.

— В гости приходили, поздороваться, — Кин хмыкнула, но комментировать недоговорку Наруто никак не стала. Это к вопросу относилось разве что косвенно, да и каждый имел право на свои тайны.

— Типо того. В общем, стояли мы, разговаривали, и тут Саске залетает. Он его техникой какой-то приложить хотел, ну той, с молниями. А этот как его развернет и в стену: полстены разнесло! Тут Эро-сенин наконец-то появился: все ему за женщинами бегать. А эти, представляешь, на девушку какую-то гендзюцу наложили, чтоб его отвлечь.

— Эро-сенин жабу призвал, она меня защитила, хотел драться с ними, но тут Саске встает, говорит — я сам. Но в общем ничего он толком не сделал. Этот, который брат его вроде, просто побил его и все. И сделал что-то. А потом Эро-сенин призвал такую огромную жабу, что мы все внутри нее были. В желудке. Он уменьшаться стал, чтобы поймать их, но эти двое, которые Акацки, сбежали. Какой-то огонь черный призвали, что дырку проделал, и сбежали. Ну, а потом Гай-сенсей пришел. И забрал Саске в Коноху, а мы дальше пошли.

— Ясно, — Кин задумчиво хмыкнула, — а долго вы разговаривали-то, пока Саске не пришел? — зачем-то спросила она.

— Ну минуты две наверное, — Наруто пожал плечами.

— Спасибо за историю, — она улыбнулась, быстро отсчитывая деньга за рамен: как и обещала, за одну порцию. А остальное пусть сам оплачивает. — Пока.

История выходила путанной, даже слишком. И что все-таки такое нужно было этим Акацки в Конохе, что они, получается, вначале в саму деревню проникли, а потом и в интендантский город к Наруто заявились? Что или кого они искали? И вообще, что это было? Кин на мгновение представила двух шиноби в приметных плащах на улицах Конохи. Точно не тот видок, чтобы что-то разузнать или отыскать, если, конечно, хочешь действовать скрытно. Скорее это напоминало какую-то провокацию. Впрочем, это точно не то, о чем сейчас ей следовало задуматься. Саске сейчас занимал мысли Кин в намного большей степени. Неужели он и в правду рискнет? Узнать это она могла только одним способом.