Я иду на свет (джен)

Сны являлись Ричарду не всегда. Иногда он был готов отдать жизнь за то, чтобы сны перестали приходить. В них было слишком много непристойного, а часто и страшного. Ему мерещилось, что в спину ему смотрит некто красноглазый, и на горле сжимаются его пальцы.

Как Ричард отличал, что это он, а не она, — он и сам не знал. Таковы были негласные правила сна. Вот и сегодня он, задыхаясь, спешил по странным пустым улицам, сбегая от этого красноглазого, стремясь сохранить что-то важное. Бежалось медленно, сон не слушался своего хозяина, а в груди клубился ком боли. И вот уже Ричард загнан в угол, вот уже алый враг, так похожий на человека, приближается и улыбается, обнажая ряд острых нечеловеческих зубов.

Ричард проснулся, вскрикнув, и понял, что не понимает, где проснулся, при этом совершенно неожиданно обнаружив в своих объятиях никого иного, как Бьянку Салливан. На краткий миг ему померещились серые крылья, обнимавшие его, но стоило лишь моргнуть, как Ричард смог рассмотреть только светлые волосы. Шевельнувшись, Ричард ощутил весь холод, какой может окружать вас в утренний час в пустом заброшенном монастыре.

Ричард попытался встать, но шея вдруг запылала болью, будто бы там были переломаны все те кости, что в ней были.

— Не шевелись, пожалуйста, — тихо попросила Бьянка, и Ричард послушался, вновь опускаясь на застеленную тонким одеялом узкую дощатую кровать. Для сна боль была слишком реалистична.

— Где мы? — спросил он, перевернувшись на бок.

— А ты не помнишь? — уточнила девушка.

Ричард открыл было рот, чтобы ответить «Нет», но тут же закрыл его. Вчера... Что было вчера? Вчера неожиданно пошел на поправку Дэнни Пихт, и крайне удачно разродилась двойней Клара Грегсон, даже умудрившись выжить, хотя наблюдавший беременность Ричард не надеялся, что удастся спасти хоть одного из двоих детей, не то что их мать. Мисс Салливан пришла с работы настолько обессиленной, что Ричард еле удерживал себя от того, чтобы не схватить её в охапку и не уложить в постель. Зато он предложил ей выпить пунша, и — о чудо! — она согласилась, устало качнув головой. Ром у Ричарда был неважнецкий, и воды в пунше было точно больше, чем две части; с другой стороны, ром все-таки был, и были даже парочка лимонов. И если бы этого рома не было — возможно, Ричарду и не достало бы получить удовольствие наконец-то качать в своих ладонях пальцы Бьянки.

Дальнейшие воспоминания бросили Ричарда в жар. Он совершенно точно помнил голые девичьи плечи, помнил собственные губы на тонкой шее, и её — беззвучно прикусывавшую губу, потому что они безумно боялись разбудить миссис Митчелл или её ребенка. Черт возьми, он пал настолько низко, что затащил в постель незамужнюю девушку. Черт побери, он лишил её чести, если на то пошло.

А потом... Хотелось бы остановиться на этом. Хотелось бы, чтобы опьяненный ромом разум отключился сразу, тогда Ричарду можно было бы не сгореть со стыда до тлеющих углей.

Но в какой-то момент прошлой ночи он ощутил себя на своей кровати, а девушку — нагую, еле слышно всхлипывавшую, забившуюся в уголок у раскрытого окна, из которого в комнату вовсю несло ледяной ночной воздух и уличную вонь. Ричард помнил, что он бросился к ней, как умолял о прощении, как клялся во всем, до чего только мог додуматься в этот ночной и не очень-то трезвый час. Как она что-то отвечала, и как её внезапная просьба вдруг ошеломила Ричарда так сильно, что он даже отшатнулся от неё.

А потом были неожиданно сильные руки на его горле и требовательное «Отдай», звучавшее прямо в его душе. Неяркая вспышка серого света, и все. Дальше было утро в холодном, пустом монастыре и светловолосая Бьянка в объятиях.

— Прости, что втянула тебя в это, — все так же негромко произнесла Бьянка, — а теперь давай помолчим, я помолюсь за тебя, а потом тебе все расскажу.

Скажите, у вас были сны, в которых вы умираете? В которых за вами гонится неведомый убийца, в которых он вас непременно настигает, вонзает вам в грудь кинжал или перерезает вам горло, и вы в холодном поту просыпаетесь, а места, в которые, казалось бы, уже впилась безжалостная сталь, — ноют, будто бы помня что-то. Знаете, за такие случаи ангелам-хранителям обычно попадает. Потому что им запрещено вмешиваться в происходящее в мире смертных, но они из неясного милосердия, то ли к жертве, то ли к преступнику, чей кредитный счет уже и так превышает все допустимые пределы, вмешиваются, исцеляют, переносят, внушают, что ничего этого не было, что это был сон. В конце концов, в Чистилище, если ты, конечно, не совсем сумасшедший, ты постепенно начинаешь становиться не тем, кем ты был при жизни. Потому что небеса дают шанс на исправление всем и каждому, и обычно все, даже те, кто не семи пядей во лбу, предпочитают воспользоваться данным шансом.

Иной раз в таких случаях виновны демоны, что кроются в каждой темной подворотне, за многими углами, рискуя попасться на глаза ангельскому патрулю, но изнемогая от голода и бессилия. И тогда это они вас исцеляли-переносили-внушали, что ничего не было.

Но, наверное, вряд ли кто-нибудь, кроме бессмертных душ, может чувствовать, как от вонзившихся в его бесплотную сущность зубов демона по всему его существу расползается медленный и безжалостный яд. Как от этого яда меркнет свет, ведущий тебя.

Алан пришел в себя, резко втянув воздух — будто первый раз. На секунду он замер. Сейчас он откроет глаза, и окажется, что все это ему приснилось — и работный дом, и демоны, и Эрика, забравшая его душу. Или, быть может, он откроет глаза и откроет вокруг яркую реальность, в которую переходят уничтоженные души. Ну а что, вряд ли ведь Он позволяет кому-то действительно уничтожать души.

Алан открыл глаза. Солнца было много, столько, что его не сдерживали даже забитые досками окна. Стены скрипели, и было слышно, что ветер бушует там — в нескольких сантиметрах за стеной. Над головой то и дело тряслись и скрипели половицы, да и из подвала доносился чей-то хохот и звон бутылок.

Эрика лежала рядом. На таком же тонком тюфячке, под таким же тощим одеялом. Пришлось её чуть потормошить.

— Ри, где мы?

Эрика разлепила глаза, огляделась и вздохнула. Похоже, ей бы тоже хотелось оказаться где-то в другом месте.

— Ночлежка для демонов.

— Так, — Алан сел и обернулся — они лежали в тесном уголке между стеной и шкафом, проход к которому был практически заставлен ящиками, — и что нам делать? Как отсюда бежать?

— Не дергайся, Ал. Я не побегу сейчас, — тихо заметила Эрика и снова прикрыла глаза, — пока мне цену за сделку не назначат.

— То есть за какую сделку? — опешил Алан.

— Ну, за твою душу, в частности, — ответила Эрика, нахально поворачиваясь к Алану спиной, — так вышло, что вчера мне пришлось заключать сделку, чтобы не успеть поглотить остатки твоего бессмертия.

— Вот ведь задница сатаны, — не удержался Алан, — и какова цена?

— Не знаю. Рик вчера не нашел перекупщика, обещал, что найдет сегодня.

— И нашел, — крикнул кто-то из-за шкафа.

У Рика — «для тебя Рикардо, святоша» — волосы были в три раза короче, чем у Генри, — еле доставали до лопаток. И острые рога еле-еле виднелись из кучерявой алой гривы. Рожа у «Рикардо» была цыганская, и Алану он не понравился. Он вообще не особенно приятственно относился к мужественным типам, ибо о нем Эрика, мягко улыбаясь, слишком часто отзывалась «милый».

Рик провел их в подвал, неожиданно восхитив Алана. Он и не знал, что демоны настолько предприимчивы, что могут вырыть себе в ночлежке аж три этажа подвалов. На первом подвальном этаже — среди тех же дощатых ящиков пошлили и резались в карты семь демонов. Заметив Алана, один заорал на весь подвал: «Иди к нам, святоша, на души играем», — и вызвал одобрительный хохот приятелей.

— Они правда играют на души? — уточнила Эрика у Рикардо.

— А что, похоже, что им души девать некуда? — хмыкнул Рик и вновь повел их в лестничный полумрак, разгоняя последний лишь керосиновым фонарем.

Во втором подвале еще спали. Рядком, плечо к плечу. Пара голов поднялась, когда мимо проходил Алан, и, хотя тот уже внутренне напрягся, ничем, кроме недовольных гримас, не отреагировали.

— Слушай, я что, реально так пахну, что спать спокойно просто невозможно? — шепнул Алан Эрике, и та замялась.

— Парень, ты воняешь как немытая корова, — разрешил страдания девушки явно подслушивавший Рикардо, — и если бы я к себе эту контрактную сволоту пускал, то вас бы здесь не ночевало.

— Генри говорил, в ночлежках обычно крутятся те, кто завязал, — пискнула Эрика.

— Вы это хайгейтским ублюдкам расскажите, — буркнул Рик, — они нарочно работают в нашем районе, чтобы патрули ходили у нас, а не у них. Но у них там даже не ночлежка. У них там притон.

— Я проходила мимо Хайгейтского кладбища. Темза меньше воняет, чем та территория. ⁽¹⁾

— Зато у них просторные склепы, — осклабился Рик.

Лестница пружинила под ногами, демоны будто собрали самые тонкие и дрянные доски для своей ночлежки.

В третьем подвале не горело ни единой лампы, и Рик тоже спрятал фонарь, как только открыл дверь.

— Идите. Договаривайтесь о цене. Не договоритесь, ты сдохнешь, святоша, — Рик ткнул Алана в грудь пальцем, — я вам не благотворитель.

— Я думал, святошами демоны зовут только ангелов, — заметил Алан.

— Не, еще праведников вроде тебя.

За дверью была темнота. Абсолютная, черная, непроглядная. Молчаливая.

— Чувствую себя дурой, — тихо пробормотала Эрика.

— А разве ты не дура? — скептически уточнил высокий, явно женский голос, и вот загорелись в темноте кроваво-красные светящиеся зрачки. Следует признать — это было эффектно. Демон говорила с типичным йоркширским акцентом, сглатывая гласные звуки, поэтому Алану приходилось вслушиваться, чтобы разбирать.

— Ты контрактер? — спросила у темноты Эрика.

— Я перекупщик, — прохладно отозвалась незнакомка, — и защитник этого убежища. Ведь от этого завязавшего сброда никакого толку в стычках между демонами.

— Почему же ты не живешь в Хайгетском убежище? — недоверчиво озадачился Алан.

— Потому что в Хайгетсе я не могу спать с Рикардо, видимо, — отозвалась собеседница, — меня зовут Ханна, кстати.

— Рик сказал, что ты можешь перекупить мой контракт, — настойчиво произнесла Эрика.

— Ну не добавлять же Рику кредита, правда? — мягко улыбнулись горящие в темноте красные зрачки.

— Что ты хочешь? — с вызовом поинтересовалась Эрика, аж до боли стискивая пальцы Алана.

— Известно что, душу, — хмыкнула Ханна, — если ты спасла его, то заплати своей, конечно.

— Хорошо, — выдохнула Эрика.

— Нет, — возразил Алан. Они сделали это практически одновременно, и Ханна хихикнула.

— Ал, заткнись, правда, — в темноте было ничего не видно, но Алан прямо ощущал, как Эрика сердито смотрит на него, — моя душа, пожалуй, никому и не нужна кроме неё.

— Ты спятила, дорогая. Твоя душа как минимум нужна тебе. И мне, если уж мы о признаниях.

— Ал, моя душа теперь потеряна для исправления, понимаешь? Как ты ни крути, но клок твоей души я поглотила и теперь я демон, и никак иначе.

— Слабенький демон, надо признать, — не удержалась от шпильки Ханна.

— Если выбор между твоей душой и моей, то я, пожалуй, верну долг Рикардо.

— Идиот, — прошипела Эрика, — если я не буду с тобой сцеплена поручительством, ты сможешь вернуться в Чистилище, понимаешь?

— Большей глупости я, скажем честно, не слышал, — отрезал Алан.

— Мы можем приструнить твоего кавалера, если хочешь, — вмешался смеющийся голос Ханны.

— Хорошая идея, если вы при этом его не сожрете.

— Мы так не делаем дела, — пришел черед недовольно возмущаться и Ханне, — ну так что, договорились?

— Да!

— Нет!

И снова разом, и снова Ханна засмеялась.

— Вы такие милые, черт возьми, я аж вспомнила себя смертной. Юноша, а ты на все готов ради этой девушки?

— Да! — отрывисто бросил Алан, в свою очередь сжимая руку Эрики, так, что она даже протестующе пискнула.

— Хм.

Ханна замолчала на некоторое время.

— Есть у меня одна идейка.

— Его душа даже не обсуждается, — спешно заявила Эрика, — он изначально фигурировал как принимающая, но не покупающая сторона.

— Уймись, крошка, дело вообще не в душе, — остановила её Ханна, — мне нужно, чтобы твой приятель помог мне разделаться с конкуренткой. Она у меня вчера душу увела.

— С демоном? Я не настолько силен, — не без сожаления заметил Алан.

— У меня есть оружие, которое тебе поможет. Даст телесность на некоторое время. Ты с ней сравняешься.

— Я не смогу убить. Даже убийство демона — грех.

— Убивать не надо, малыш, хотя ты слишком много вводишь ограничений, когда только что заявлял, что способен на все. Нужно ранить. Дальнейшее мое оружие сделает за тебя.

— Что за оружие? — уточнила Эрика.

— Костяная рапира сатаны, — не без гордости отозвалась Ханна, — которую он утопил в человеческом мире, когда решил встать на путь исправления. В отличие от нас, у него этот путь есть. Она, кстати, очень гибельна для всех лишенных смертности. Так что не поранься — сдохнешь от одной царапинки.

— Почему ты не сделаешь это сама?

— Ну, моя конкурентка такой же демон, как и я. Меня она учует издали и свалит. А твой запах, святоша, нейтрализует рапира, это у неё такое приятное свойство.

— А разве эта ваша рапира сатаны не пахнет?

— Неа, не пахнет. Иначе бы её у меня уже сто раз как нашли. Вот такой вот парадокс.

— Где искать твою конкурентку? — обреченно уточнил Алан.

Эрика осталась в притоне.

— Ничего личного, малыш, она побудет заложником, — отвергла все возражения Алана Ханна.

— Но как ты узнаешь, о том, что я ранил твою противницу? — устав спорить, поинтересовался Алан.

— Узнаю, — загадочно ответила Ханна, — кстати, рапиру оставь в храме. Я буду ждать недалеко и заберу её практически сразу. Не сожру вас, не боись, иначе святоши меня будут в три раза активнее искать, а оно мне не надо.

Развязность демонов раздражала. Все в них раздражало, если на то пошло. В отличие от выхолощенного и отстраненного Генриха, эти даже не притворялись, что их интересует безгрешная жизнь. Она была слишком скучной для них. А он — Алан — был для них слишком смешным и наивным «святошей», который «просто ничего не понимает», как выразился Рик.

Монастырь имени святого Августина был ⁽²⁾ заброшен после третьего пожара. Его восстанавливали, восстанавливали, но вот он сгорел в третий раз. Даже Алан заподозрил, что тут не обошлось без демона, которого раздражало святое место в такой близости от себя. Сейчас святыни растащили, не удивительно, что особо наглая демоница взяла и обосновалась на территории монастыря.

Алан обошел часовню, даже залез на пустую колокольню и направился к монашескому дому. В принципе, нужно было поискать там, просто у него теплилась надежда, что он найдет что-то из символов веры, чтоб хорошенько заехать им демону по маковке. Коридоры были пусты, полны обломков штукатурки, и по ним бегали встревоженные шорохом шагов потустороннего гостя мыши. Алан только сейчас заметил, как пульсирует гамма на запястье — его искал Артур. Нет, сейчас он не сможет явиться пред светлые очи начальства. Да даже отправить ответный сигнал опасно — по нему его легко найдут. Нужно разобраться с конкуренткой Ханны, а уж потом думать о возвращении в Чистилище. Заслышав издали голоса, Алан даже углубился на один слой глубже, чтобы его точно не заметили.

Конкурентка Ханны обнаружилась в пустой комнате, сохранившейся наилучшим образом. Причем была она не одна — в компании подозрительно знакомого смертного, переговариваясь с ним на очень пониженных и практически доверительных тонах.

Алана бросило в жар даже до того, как он рассмотрел лицо конкурентки Ханны. Он помнил его. Это был Ричард Роджерс из больницы работного дома. И так улыбался он только одной девушке в том богом забытом месте. Алан покрепче сжал рукоять рапиры и, чуть поколебавшись, определился с точкой ранения. Все-таки для того, чтобы даже ударить ножом человека, нужно не дюжинное мужество. Пусть не ножом, но и цель не была человеком.

— До чего же тесен этот город, мисс Салливан, — зло произнес он, опуская острие рапиры на ту ладонь суккубы, которой она касалась лба больного мальчишки.

1) Если читатель недооценивает уровень зловония, на которое только способна городская река, то автор готов, усевшись на бочке, поведать вам историю, которая автора очень-очень впечатлила.

Так вот, известный ученый Майкл Фарадей написал в статье для номера уважаемой лондонской газеты «Таймс», вышедшего 7 июля 1855 года: «Я разорвал несколько белых карточек на кусочки, намочил, чтобы они легко тонули, и в каждом месте, где пароход причаливал, опускал их в воду. Она была так мутна, что при погружении карточек на толщину пальца при ярком, солнечном дне они были совершенно неразличимы. Запах от реки был такой, что, казалось, будто мы плывем по открытой канализации».

События фанфика происходят ни много, ни мало, но тридцатью тремя годами позже, когда в Лондоне уже функционировала законченная в 1870 итальянским архитектором система канализации, но всех проблем она не решила. Хотя благодаря ей эпидемия холеры в 1860 году стала последней эпидемией в Лондоне.

Вернуться к тексту

2) ...придуман автором.

Вернуться к тексту