Драко Малфой на краю Ойкумены (гет)

Снова потянулись серые дни. В этой злосчастной стране зима, судя по всему, никогда не кончалась. Был уже конец марта, но на улицах по-прежнему лежал снег, и по ночам мороз покрывал тротуары льдом. Лекции кончились. Драко задумчиво стоял перед Вторым гуманитарным, то наступая на полузамерзшую лужу, то убирая ногу. Лед хрустел и шел тонкими трещинами, мелкая темная вода плескалась внизу.

С тех пор, как Ника демонстративно перестала обращать на него внимание, ему приходилось ездить в общежитие своим ходом. По утрам он думал, что с ней стоило бы помириться только ради того, чтобы не спускаться каждый раз в невыносимое московское метро. Потом вспоминал, насколько скучной она оказалась в постели, и от тоски сводило скулы. Метро, если подумать, вытерпеть легче. Он ловил себя на том, что провожает взглядом невысоких кудрявых шатенок. Одну такую удалось затащить в общагу, но настроения это не улучшило. Девица без конца болтала о какой-то маггловской ерунде, в которой он не понимал ни бельмеса, ничего не умела, пахла сосисками и в порыве страсти зверски вцепилась ему в волосы. Грейнджер, впрочем, тоже ничего не умела, но как быстро она училась, ммм....

Это ее стремление к совершенству во всем, что она делает... Так, не думать о Грейнджер.

Он прекрасно знал, что можно наколдовать, имея мелкие частички жертвы: ногти, кровь, волосы, — и старался по мере сил не давать другим добраться до себя. Пусть говорят, что Люциус привил ему паранойю. Это была их семейная паранойя, и он ей гордился! Той ночью Драко просто разжал девице руки, аккуратно вынул несколько сияющих волосков и велел убираться с глаз долой. Как можно быстрее. Девица назвала его козлом и хлопнула дверью. Мерлин с ней. Больше он с магглянками не экспериментировал. Потом началась бессонница. Проворочавшись в кровати три ночи подряд, он махнул рукой на опасность привыкания и принялся по вечерам пить Зелье без сновидений. Хватило на месяц, после чего зелье кончилось. Запасы Всеукрепляющего кончились примерно тогда же. Поначалу Драко радовался, что растянул их до календарной весны, пережив русскую зиму. Однако март шел, а зима все длилась. Единственная разница с январем — светлеть стало раньше.

Драко еще раз надавил на лед, переступил, рассеяно глядя, как расширяется по луже паутина трещин. Вода хлынула в образовавшийся провал и промочила ботинок насквозь.

Простужусь и умру.

**

Весна в Англии прекрасна. Сад Молли Уизли был затоплен цветами. Мелкие сиреневые облака вишни, розовые лепестки цветущих слив, нежные, собранные в пучки бутоны яблонь и груш, ярко-малиновые махровые цветы крупного боярышника, розоватая дымка абрикоса, цветущая джакаранда, магнолия, кусты миндаля, усыпанные темно-розовыми цветами, цветущие вейгела и жасмин, — благоухание всего этого великолепия заполняло дом, перебивая аппетитные ароматы моллиной стряпни.

Гарри с Чарли, в очередной раз прилетевшие из заповедника Св. Нимуэ, где Гарри всерьез занимался подготовкой Малфа к чемпионату по фигурному пилотажу, бродили по саду, хватая за ноги чумазых хихикающих гномов. Цапнуть, не дать себя лягнуть, раскрутить над головой, стараясь не потоптать разноцветные крокусы, и бросить за ограду. С очумелым видом, какой бывает у детей, сходящих с карусели, гномы поднимались на ноги и, ухмыляясь, отправлялись в сторону дальнего леса. Гарри знал, что вечером, когда над буйным цветением взойдет бледно-розовая, как яблоневый цвет, луна, гномы, так же тихо хихикая, переберутся через ограду обратно, и до лета их никто больше беспокоить не будет. Однако Молли относилась к процедуре обезгномливания очень серьезно, а гномы явно получали от нее массу удовольствия. И Гарри с радостью помогал.

Днем в «Норе» теперь их оставалось трое: Джинни после рождественских каникул вернулась в Хогвартс, Билл и Флер — в свой дом, Джордж обустраивал собственную шикарную квартиру и, по слухам, уже довел до нервного срыва двух дизайнерш, Рон присоединился к отцу и брату в Министерстве, и теперь по утрам с серьезным видом аппарировал на работу, нацепив отглаженную официальную мантию.

С того памятного вечера, когда они с Гермионой неожиданно надрались виски, обсуждая ее сердечные дела, Гарри почувствовал, что между ними лопнула невидимая стена, и напряжение, державшее его все последние годы, отступило окончательно. Раз уж Гермиона влюбилась в Малфоя... война и вправду кончилась, если люди позволяют себе такие вещи!

Явившись тогда на Гриммо за антипохмельным, он, конечно, встретил дожидавшуюся его Джинни. Обратно к Гермионе они вернулись вместе, и Джин довольно быстро вытрясла из них повторение рассказа, пообещав, что дальше нее дело не пойдет. У Гарри сложилось странное ощущение, что Гермиона отпиралась больше по инерции, а сама была только рада вновь и вновь обсуждать Малфоя

(ради Мерлина! Не такая уж интересная тема! И почему никто, кроме меня, больше не вспоминает Рона?! Уж его-то сестра могла бы встать на его защиту!).

Попытки Гарри намекнуть, что Малфой — нытик и редкая язва, встретили дружный отпор девчонок.

— Малфой хоррооош..., — мечтательно процедила Джинни, лукаво взглядывая из-под ресниц на Гарри, — Гермиона... ммм... ты мне потом расскажешь?

Гермиона покраснела. Покраснела сильнее. А потом что-то вспомнила и покраснела совсем уж чудовищно. Джинни улыбалась во весь рот. Гарри топтался рядом, почему-то чувствуя желание придушить белобрысого хорька.

— Ладно, — сказала Джин, — нам надо идти, — и утянула Гарри в камин.

На следующее утро ей пора было уезжать, и они провели почти весь день, целуясь на Гриммо. И, хотя ни слова о Малфое больше не было сказано, Гарри чувствовал необходимость раз за разом доказывать ей, что на свете есть парни не хуже слизеринского блондинчика. Вечером был прощальный ужин в «Норе», куда явилась и Гермиона. Неизвестно, о чем они с Роном говорили в саду после застолья, только вернулся он один и с крайне растерянным выражением лица. Буркнул, в ответ на вопрошающие взгляды, что Гермиона отложила свадьбу до лета, потому что у нее-де много работы. Пронзил подозрительным взглядом Гарри, наткнулся на суровый ответный взор Джинни, окончательно загрустил и пошел к себе в комнату.

— Я не понимаю, Гарри, что с ней случилось? Все же было хорошо? — жаловался он чуть позже, когда Гарри зашел проверить, как он там.

Гарри хлопал его по плечу, бормотал о том, что «это же Гермиона» и чувствовал себя предателем. Поэтому сбежал очень быстро. Джинни, куда более хладнокровно пережившая новость, осталась с Роном. Через час она вылезла из камина на Гриммо, сердито отфыркиваясь.

— Он так ничего и не понял! Знаешь, я прекрасно понимаю Гермиону! Мой брат безнадежен. Только и умеет, что злиться на весь свет и дуться, будто маленький! А Малфой, кроме того, что красавчик, действительно знает, как обращаться с девушками. И Гермиона уверена, что он раскаялся...

Гарри почувствовал смутное сожаление, что не сбросил Малфоя с дракона, когда была такая возможность. Раскаялся тот, как же! Для того, чтобы раскаяться, надо иметь совесть. Маленькую слизеринскую совесть. Может быть, у Малфоя она и есть, только Гарри сильно сомневался, что ее можно найти без микроскопа. И, если уж мы завели речь о тех, кто злится на весь свет, то Малфой как раз из таких...

— Что такое микроскоп?

— Маггловская штука. Джин... тебе тоже нравится Малфой?

Сияющая улыбка. Вот этой улыбки ему все-таки не хватало в Монголии. Согласится ли Джинни после окончания Ховартса уехать из Англии? Хотя бы на пару лет?

— Как ты можешь думать... поцелуй... Гаррии... поцелуй... думать, что мне нравится кто-то, кроме тебя?

И очень серьезно, куда-то ему в шею, трогая губами кожу:

— Я тебя люблю... Всегда любила. Гарри.

Рон сам виноват. А Малфой не так уж плох, наверное, раз даже Гермиона попалась. И вообще — это не его дело.

Он так задумался, что очередной гном улетел метров на двести дальше, шмякнувшись в мелкие кусты дикорастущих роз. Видимо, Гарри автоматически усилил толчок магией. Сердитый гном вылез из куста и помахал Гарри кулачком. Гарри виновато пожал плечами. Да, он знает, что сыграл не по правилам.

— Гарри, Чарли! Оставьте этих вредителей, идите обедать! Потом продолжите! — крикнула в открытое окно Молли.

Как же он любит этот дом, эту семью... если бы еще Скитер не подкарауливала его на каждом углу, жизнь была бы совсем замечательной. А летом международный смотр драконов! Малф не подведет, он уверен!

**

В середине весны Гермиона сдала в аналитический отдел свое исследование. По всему выходило, что для спасения русских магглов от трагической участи тотального перерождения в тупырей следует провести ритуал такой магической мощи, которой Министерство магии не располагало.

Во-первых, потому, что для таинства требовались семь волшебников, силой сравнимые с покойным Дамблдором. Или Вольдемортом, если на то пошло, — хотя тот, разумеется, ради русских магглов палочкой бы не шевельнул. Из ныне живущих магов такой силой обладал только Гарри.

В день, когда стало ясно, что придется либо искать «глиняный пулемет», утерянный еще в 20-хх годах, либо отказываться от идеи обратной магизации России, Гермиона долго сидела в книгохранилище, пытаясь понять, есть ли другой выход. Искать пулемет — бессмысленно. Его уже искали в 30-хх, по свежим следам. Тогда кое-какие магические семьи в России еще отставались. Но артефакты такого типа являются по собственной воле и пропадают, когда считают нужным. Так было со святым Граалем, пропавшим еще в 3-ем веке — даром его потом искал весь двор короля Артура, включая великого Мерлина. Не нашли ведь. И пулемет не найдется, пока сам не захочет.

Разве что провести обратную магизацию по частям? Если накрыть пентаклем не всю Россию, а один город... поставить по краям драконов, усиливающих магические импульсы многократно, а в центре — Гарри, тогда силы заклятия, пожалуй, хватит даже на такой мегаполис, как Москва. Ничего лучшего она для русских магглов сделать не может. И если Министерство не согласится на такую операцию, она вполне сможет организовать все сама!

Гермиона упрямо сжала губы. Нужно-то всего семь драконов. Наверняка Чарли и Гарри смогут это устроить! После того, как Джинни вернулась в Хогвартс, Гарри стал половину своего времени проводить в заповеднике, дрессируя Малфа. Министра магиии, Шеклболта, продавить, скорее всего, удастся. От него нужна-то всего пара подписей на просьбах к европейским странам разрешить транзитный перелет драконов. Зелье для ритуала... Его сможет сварить Слизнорт. Сам Снейп признавал его способности зельевара. Единственная проблема — как замаскировать свет и грохот от ритуала в Москве? Не будешь же стирать память населению целого города.

Она отдала свои расчеты в аналитический отдел Министерства и стала ждать. То ли экспертного заключения.

То ли просто лета.

**

Хмырь из Министерства появился через неделю после начала простуды. К этому моменту Драко уже четыре дня валялся полумертвый, хрипя на весь блок, злобно отказывался принимать сомнительные маггловские пилюли, притащенные Клавой, и температура его тела, судя по тому, что дыхание обжигало щеки, стремилась в заоблачные выси. Клава пристроила к уходу за ним сутулое ничтожество из соседней комнаты, и Драко страдал вдойне: во-первых, потому, что был вынужден принимать сомнительный чай из сомнительных рук... он не хотел доверять свою особу никому, кроме Клавы! Во-вторых, потому, что чувствовал себя преданным оттого, что та продолжала преспокойно посещать лекции. Сосед прогуливал занятия через день, спал до обеда, а потом время от времени заглядывал к Драко, спрашивая, не хочет ли тот пить (пить хотелось всегда), зыркал глазами по преобразованной комнате и убирался к себе.

Не так уж сильно они с Грейнджер все улучшили. Чуть-чуть расширили и укрепили кровать, сделав ее более мягкой. Трансфигурировали пару старых простыней в тяжелые темно-серые шторы, чтобы свет не бил в глаза. Напрасная предосторожность, потому что «свет» и «Москва» — понятие несовместимые. Чуть-чуть обновили обои и паркет. Избавили зеркало, висевшее у двери, от многолетней тусклости. Однако даже с этими еле заметными улучшениями его комната производила на порядок лучшее впечатление, чем комнаты остальных студентов. Клаве пришлось сказать, что на зимние каникулы приезжали родители и оплатили ремонт. И все равно валяться на этой постели с температурой было невыносимо. Драко никогда в жизни не болел маггловскими болезнями и чувствовал себя униженным и оскорбленным.

Еще более униженным он себя почувствовал, когда понял, что искренне обрадовался появлению министерского хмыря. Какой-то субъект с мышиного цвета волосами, неуловимо напоминающий выражением серьезного лица того из Уизлей, что был старостой, постучался в дверь, открыл ее, не дожидаясь ответа, Алохоморой (идиот, она не была заперта!), прошел в комнату и уставился изучающими глазами на Драко. Потом запер дверь и полчаса водил над ним палочкой. Напоил зельями, притащенными с собой, трансфигурировал колченогий стул в удобное кресло и принялся молча ждать. Драко собирался обиняками расспросить его о делах в Министерстве, как там Артур Уизли, как его семейство... в конечном счете, победитель Вольдеморта и его рыжий друг — мои одноклассники... но быстро уснул.

Утром министерский хмырь, чье имя Драко не собирался запоминать, сообщил ему, что тот полностью исцелен, оставил новый запас зелий и удалился. Единственной новостью, которую юноша услышал, было то, что в «Министерстве им довольны», а старый Уизел передавал напоминание о необходимости делать «добрые дела».

Тролль подери, опять Уизли с этой идеей! Я уже играл в театральном кружке, развлекая магглов, пока меня не выставили, какого дракла ему еще не хватает?

Клава на вопрос о «добрых делах» невежливо и долго хихикала. Потом посоветовала перевести старушку через дорогу.

— Какую, к Мерлину, старушку? Через какую дорогу? Перестань ржать, это важно!

— Если действительно важно, можешь устроиться работать добровольцем. В детский дом или больницу.

Драко раздраженно махнул рукой.

— Я ничего об этом не знаю. Но действительно хочу сделать что-то безусловно доброе. И побыстрее! Мне это нужно, чтобы... окончательно тут не свихнуться.

— Хорошо, — вздохнула Клава, — я выясню.

Остаток весны Драко провел, развлекая по выходым воспитанников детских домов. Дети липли к нему, как пыль к леденцу, но Клава клялась, что добрее этого дела мало что бывает. Приходилось терпеть и улыбаться. Недели через три у него даже появились любимчики. Жаль только, что он не мог колдовать. Было бы здорово достать для них кролика из шляпы. Особенно для одного — маленького, мрачного, черноволосого карапуза, угрюмо стоявшего у стены в то время, как остальные дети карабкались Малфою на колени. Драко смотрел на мрачного мальчика с интересом. И каким-то... ну... теплом. Было забавно видеть, как он хмурится. Как злобно зыркает на остальных детей. Глядя на него, Драко задумывался, не таким ли был в детстве Снейп. Он скучал по нему. Ему не хватало его изогнутой брови. Бесконечных нравоучений, которые тот излагал бесстрастным бархатным голосом.

Они все его бросили. Отец, любимый учитель, люби... эта гребаная Грейнджер, которая не умеет, видите ли, справляться со своим темпераментом! Видит Мерлин, если бы она жила с ним, ей не оставалось бы сил ни на кого другого! Надо было только полгода подождать! Шлюха. Треклятый Поттер.

А ведь Драко почти поверил, что того больше интересуют драконы, чем девушки! И куда смотрела мелкая Уизли? Ему казалось, что она не из тех, кто готов делить своего парня с другой. Эта рыжая стерва скорее похожа на ту, что выцарапает глаза любому, кто приблизится к ее Гарри.

Тролль поймешь этих гриффиндорцев! Логика идиотов непредсказуема.

Кончался апрель. Дни становилось ярче, хотя в тени домов по-прежнему лежал свалявшийся за зиму снег, ноздреватый, покрытый черной пылью, — представить страшно, чем эти несчастные московские магглы дышат, — с намертво впаянными в него окурками. Драко ждал. То ли освобождения.

То ли просто лета.