Легенда о красных ягодах (гет)

— Ты уверен, что все именно так и было? — спросил Чарли, спеша за мной по коридору к двери кабинета Эллиота.

— Абсолютно, — отозвался я. — Если адвокат не соврал, и при Эллиоте ключа не было… больше ему негде быть.

Войдя в кабинет, я мысленно прикинул, куда мог отлететь ключ, если Эллиот стоял возле сейфа, и уверенно направился к одному из шкафов, забитых папками с документацией. Опустившись на колени, я просунул пальцы в узкую щель под ним и принялся шарить по пыльному полу. Чарли недоверчиво пожал плечами, но все же подошел к другому шкафу, и проделал с ним те же манипуляции.

В течение нескольких секунд я чувствовал под пальцами только гладкий пол и мелкий мусор, но, не успел я отчаяться, как наткнулся на что-то холодное и металлическое. Обхватив предмет покрепче, я вытянул его наружу и увидел в руке большой ключ из потемневшего металла.

— Нашел! — воскликнул я.

— Джордж, да ты гений! — ахнул Чарли. — Я бы ни за что не догадался, где он!

— В какой уже раз за последние три недели ты это мне говоришь? — ухмыльнулся я и, отряхнув колени, поднялся с пола.

Чарли поспешил к стене и открыл картину, нашим взглядам снова предстала тяжелая металлическая дверца сейфа. С замиранием сердца я поднес ключ к замочной скважине — а вдруг не подойдет? — и аккуратно вставил его внутрь. Ключ вошел легко, кажется, нам снова улыбнулась удача.

Я ухватился за него покрепче и сделал два оборота вправо. Замок щелкнул, и дверца сейфа медленно приоткрылась.

— Да не тяни же! — в сердцах выпалил Чарли и рванул ее на себя.

В первую секунду мы даже не поняли, что лежит внутри сейфа — так бывает, когда вживую видишь что-то, чего ранее никогда не видел. А потом мозг все же распознал сигналы, которые получал от глаз, и я остолбенел.

Деньги.

Множество купюр, собранных в пачки и перехваченных специальными бумажными лентами, ровными стопками лежали внутри сейфа, заполняя практически все его пространство.

— Джордж… — хрипло протянул Чарли. — Мне это не мерещится?

— Вроде нет, — усмехнулся я и, протянув руку, осторожно вытащил одну из пачек. До последнего казалось, что едва я к ней прикоснусь, она растает и сизым дымком протечет сквозь пальцы, но нет — я почувствовал такую приятную, чуть шершавую бумагу, которую ни с чем нельзя было перепутать.

Я осмотрел стофунтовые банкноты, стянутые бумажной ленточкой. Сомнений нет — это самые, что ни на есть настоящие деньги — не игрушечные, и не вышедшие из оборота.

— Да ведь тут целое состояние! — пораженно воскликнул Чарли, окидывая взглядом содержимое сейфа. — Джордж… и они… теперь все наши?

— Похоже на то, — слабо улыбнувшись, кивнул я. У меня у самого до сих пор в голове не укладывалось, что мы вот так вдруг, в одну секунду стали богаты. Я просто не мог в это поверить, казалось, что деньги просто возьмут и исчезнут, стоит нам лишь на секунду отвернуться.

— Надо их пересчитать, — все таким же хриплым от волнения голосом сказал Чарли. — Разделить, и, возможно, перепрятать, мало ли что…

Кивнув, я начал вытаскивать пачки из сейфа и складывать их на столе. Опустошив сейф, мы придвинули к столу стулья и засели за самое кропотливое, но в тоже время по-своему прекрасное занятие — пересчитывать собственные деньги.

На это дело у нас ушло довольно много времени, большие часы в холле давно пробили полночь, когда мы, наконец, закончили. Деньги лежали перед нами на столе аккуратными стопками, и мы смотрели друг на друга поверх этой кучки совершенно одуревшими взглядами. Сумма оказалось очень приличной, не целым состоянием, конечно, но достаточной для того, чтобы мы могли хоть сейчас бросить свою работу, переехать в поместье и жить в нем припеваючи как минимум пару лет.

— Поверить не могу, — в десятый, наверное, раз за последние два часа сказал Чарли, — что у нас теперь есть такая огромная куча денег!

— Мне тоже не верится, — улыбнулся я. — И, наверное, нам потребуется время, чтобы к этому привыкнуть.

— Даже как-то рука не поднимается взять их и начать тратить, — благоговейно глядя на стопки купюр, признался Чарли.

Я не мог с ним не согласится, так как и сам испытывал нечто подобное. Мы условно разделили деньги напополам, но пока что было решено сложить их все обратно в сейф.

Мы взялись было за это, но тут заметили, что на дне сейфа лежат еще какие-то бумаги. Сначала мы не увидели их, так как были увлечены азартом пересчета денег. Я вытащил бумаги и присел на диванчик, а Чарли принялся складывать деньги в сейф.

Это оказались какие-то документы, связанные с бизнесом Эллиота — договора, доверенности, налоговые декларации — в общем, ничего интересного. Но на самом дне стопки обнаружился старый ветхий лист пожелтевшей бумаги; приглядевшись, я с удивлением понял, что он вырван из лабораторной тетради нашего предка — селекционера Мортимера Блумфилда.

Зачем вырывать лист и хранить его отдельно, да еще и в сейфе? Ответ был очевиден: в нем содержится что-то важное. Мигом позабыв про деньги, я погрузился в чтение, вновь с трудом разбирая старомодные обороты речи и выцветшие чернила.

— Я все сложил, Джордж, давай ключ, — спустя несколько минут донесся до меня голос Чарли, но я едва услышал его, потрясенный тем, что только что узнал из старой бумаги.

— Джордж! — не дождавшись от меня ответа, чуть громче произнес Чарли. — Ты там уснул что ли?

С трудом оторвавшись от чтения, я поднял на него взгляд.

— Я говорю: давай ключ, надо запереть наше состояние от греха подальше, — Чарли требовательно протянул руку.

— Состояние, говоришь, — я машинально отдал ему ключ, — кажется, я только что узнал то, что поможет нам это состояние приумножить.

— О чем ты говоришь? — Чарли непонимающе посмотрел на меня.

— Это страница из лабораторной тетради Мортимера, — ответил я, показывая ему лист. — И в ней он объясняет, в какое время красные ягоды ядовиты, и их категорически нельзя употреблять в пищу.

— Ты шутишь! — выпалил Чарли и выхватил у меня листок.

Пару секунд его глаза бегали по строчкам, потом он поднял на меня взгляд.

— Концентрация ядовитых веществ в ягодах достигает своего апогея во время убывающей фазы Луны, при прохождении ею созвездия Водолея и ягоды становятся смертельно опасны для здоровья человека… — повторил он прочитанное и недоуменно спросил: — Что это значит?

— Ну, то и значит, — я даже немного растерялся. — Когда Луна убывает, и при этом проходит знак Водолея… концентрация яда максимально высокая.

— И как нам узнать, когда Луна убывает и проходит знак Водолея? — скептически поинтересовался Чарли, возвращая мне страницу из тетради.

Поняв, что именно его смутило, я чуть не расхохотался.

— Чарли, да это в любой газете печатают, на странице с гороскопами! — воскликнул я. — Кроме того, есть специальные печатные издания по этой тематике, там на год вперед расписаны все фазы Луны и прочее…

— Серьезно? — лицо Чарли мигом посветлело. — А ты-то откуда об этом знаешь?

— От бывшей девушки. От Элис, — нехотя признался я. Вспоминать о ней мне совершенно не хотелось. — Она увлекалась астрологией и всей этой прочей белибердой.

— Понятно, — кивнул Чарли. — Так что же это… получается, мы узнали секрет красных ягод? И теперь можем спокойно их есть и продавать?

— Выходит, что так, — улыбнулся я. Открытия сегодняшней ночи явно вырисовывали перед нами очень заманчивые перспективы.

— Подожди, — Чарли вдруг посерьезнел, — а как мы можем быть уверены, что это, — он показал на страницу из тетради, — достоверная информация? Мортимер ведь проводил множество опытов, множество вариантов этих самых ягод выводил. Что, если это написано не про эти ягоды, — он махнул рукой за окно, — а про какой-нибудь более ранний вид?

— Вряд ли, — покачал головой я. — Зачем бы тогда эту страницу так бережно хранили в сейфе? Я уверен, что это и есть тот самый секрет ягод, который передавали по наследству многие поколения Блумфилдов. Поэтому и спрятан он был так тщательно.

— Да, пожалуй, ты прав, — поразмыслив, признал Чарли. — Теперь вот и нам по наследству он достался.

Усмехнувшись, я аккуратно сложил бумаги обратно в сейф, поправил стопки денег, и Чарли закрыл дверцу, провернув ключ на два оборота, а за ней и картину.

— Что ж, теперь, похоже, мы стали настоящими Блумфилдами, — негромко заметил я. — Живем в фамильном поместье, владеем кучей денег и знаем секрет ядовитых красных ягод.

— Забыл добавить, что мы еще близнецы, — хохотнул Чарли. — А вообще, ты прав. Я прямо-таки чувствую себя настоящим аристократом! Как ты думаешь, может, стоить за это выпить?

Я хотел было возмутиться, что на дворе уже глубокая ночь, и давно пора бы ложиться спать, но понял, что уснуть сейчас все равно не смогу. А учитывая то, сколько открытий за последний пару часов мы совершили, почему бы действительно не пропустить по стаканчику?

— Хорошо, но только по чуть-чуть, — с напускной строгостью ответил я, и, погасив в кабинете свет, мы отправились в гостиную.

Спускаясь по лестнице, я в очередной раз подумал о том, как же хорошо больше не бояться невесть чего и спокойно идти по дому, не озираясь затравленно по сторонам. Портрет девушки в зеленом платье снова висел на своем месте наверху лестницы, и я мельком улыбнулся ей, проходя мимо.

В гостиной мы налили себе по бокалу виски, и расселись в кресла. Чарли хотел было что-то сказать в качестве тоста, но я его остановил, и взял слово сам.

— Я много думал за последние дни, — начал я, вертя в руках бокал, и наблюдая, как поблескивает в нем янтарная жидкость, — насчет твоего предложения не продавать поместье. Теперь у нас есть все необходимое, чтобы осуществить эту затею. Есть деньги, чтобы содержать поместье, и есть секрет красных ягод, чтобы зарабатывать в дальнейшем. Так что, если ты еще не передумал, то я согласен. Давай оставим поместье себе! — на одном дыхании проговорил я и поднял глаза на Чарли, встретив его восхищенно-недоверчивый взгляд.

— Ого, мне даже не пришлось тебя уговаривать! — воскликнул он и, отсалютовав мне бокалом, осушил его почти полностью. — Я рад, что ты принял это решение, Джордж! Вот увидишь, здесь наши дела пойдут в гору!

— Надеюсь, — кивнул я и тоже залпом выпил почти половину своего виски.

Я тоже был очень рад тому, что принял это решение. Что мы приняли это решение. У меня как будто бы гора с плеч свалилась.

Та самая гора, которая навалилась на меня в тот день, когда мы получили письма от адвоката Кофмана и узнали о том, что получили в наследство поместье Рэдберри.

* * *

Несмотря на то, что за разговорами мы снова засиделись допоздна, проснулся я на следующий день довольно рано — на часах было около девяти утра, но при этом чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Некоторое время я просто лежал, бездумно глядя на ярко-синее небо за окном, и радуясь тому, что дождь наконец-то закончился, и снова светит солнце.

Потом голову стали наполнять различные мысли — я вспомнил все наши вчерашние находки, и наше решение не продавать поместье. Я нисколько не преувеличивал, когда почувствовал, что с принятием этого решения у меня будто с плеч свалилась гора, которая лежала там все эти недели. Так легко и спокойно сразу стало на душе!

Кстати, после этого Чарли сказал, что хочет какое-то время пожить в поместье, мол так привык к нему за эти три недели, что совершенно не хочет уезжать. И это помогло мне принять еще одно очень важное решение, к которому я шел, наверное, несколько лет.

Я решил уволиться с давно надоевшей мне работы, и поискать что-то другое, более мне по душе. Теперь я мог себе это позволить, учитывая то, что даже если поиски новой работы затянутся, у меня есть приличная денежная сумма на первое время.

К слову, жить я тоже собирался в поместье Рэдберри, чему Чарли несказанно обрадовался. Наверное, несмотря на то, что истории с призраками нашлось рациональное объяснение, он все равно в глубине души побаивался старинного мрачного дома.

Я бы еще долго мог нежиться в постели и предаваться приятным думам, но тут сквозь мои мысли и мечты прорвался звонок телефона с первого этажа. На таком расстоянии он звучал немного приглушенно, но все же отчетливо; я подождал пару секунд — вдруг Чарли ответит на звонок — но потом быстро поднялся с кровати и направился к двери.

Выйдя в коридор, я услышал шум воды из-за неплотно прикрытой двери ванной комнаты — ага, значит Чарли тоже уже проснулся и принимает душ.

Я сбежал вниз по лестнице, на ходу гадая, кто может звонить. «Наверное, мама, или подружка Чарли Кэти, — предположил я и потом мечтательно подумал: — А может, это Розалинда…»

Но ни один из вариантов не оказался верным. В трубке послышался знакомый строгий голос:

— Это Изабелла Милтон. Простите, с кем именно я говорю?

— Здравствуйте, миссис Милтон, — удивленно ответил я. — Это Джордж.

— Доброе утро, Джордж! Я вам не помешала?

— Нет, нисколько, — вежливо ответил я, продолжая мысленно удивляться ее звонку, тем более, столь раннему.

— Я по поводу нашего с вами разговора, — продолжала миссис Милтон. — Вы просили сообщить вам, если я вспомню что-то из того, о чем вы спрашивали…

— Да-да! — взволнованно отозвался я, крепче сжав телефонную трубку.

— Если я не ошибаюсь, вы показывали мне греческие буквы и интересовались, не видела ли я где-либо в доме такие же, — уточнила миссис Милтон.

— Совершенно верно, — подтвердил я; сердце мое уже колотилось как сумасшедшее.

— Так вот, я только сейчас смогла вспомнить: одну из этих букв я видела в гостиной. Там на каминной полке стоит старая фотография, вы легко ее найдете — она сильно засвечена. На обратной стороне ее нарисована греческая буква, — объяснила миссис Милтон.

Я молчал, видимо, от радости был просто не в силах вымолвить ни слова. Это ведь и есть последняя подсказка! Поначалу я испугался, что миссис Милтон сейчас назовет место с буквой, которое мы и сами уже нашли — абажур лампы, например, или картину с ягодами, — но фотографию на каминной полке мы точно еще не находили!

Тем временем молчание затягивалось, и миссис Милтон, неверно его истолковав, поспешила добавить:

— Я узнала об этой букве случайно… Когда внучке Эллиота Ребекке было лет восемь, она из озорства вытащила и спрятала все фотографии из рамок, игра у нее была такая, понимаете… Эллиот их нашел и отдал мне, велев заново расставить по местам. Тогда-то я и заметила эту странную букву, и запомнила потому, что всегда удивлялась — зачем хранить испорченную фотографию, она ведь засвечена почти наполовину!

— Хм, да, действительно странно, — немного невпопад поддакнул я; мысли мои уже были далеко.

— Надеюсь, вам поможет эта информация?

— Конечно, миссис Милтон, вы даже не представляете, насколько! — поспешно сказал я. — Спасибо вам огромное, вы очень помогли!

Наскоро распрощавшись с ней, я кинул трубку на рычажки и почти

бегом ринулся в гостиную. Там я без труда нашел на каминной полке нужную фотографию, и внимательно вгляделся в нее.

На ней был запечатлен Кристофер, я сразу узнал его, а вот все остальное разглядеть было довольно проблематично — вспышка фотокамеры, отразившись от какого-то предмета, засветила почти все фото. Я перевернул его и осторожно вытащил из рамки. Миссис Милтон оказалась права — на задней стороне фотографии, в уголке, была нарисована буква «омега».

И тут я вспомнил, ведь в тот вечер, когда была гроза, отключили электричество, и Розалинда неожиданно заглянула к нам в гости, она ведь обратила внимание на эту самую фотографию! Она ведь тоже самое тогда сказала: зачем хранить фотографию, если она испорчена? И я ведь, болван, подошел, и посмотрел на фото, но, видимо, настолько был увлечен самой Розалиндой, что не смог сложить в голове два и два! А ведь если бы я заметил, что на фото изображен именно Кристофер, я мог бы просто на всякий случай осмотреть его повнимательнее…

Эх, да чего уж теперь жалеть.

В этот момент дверь открылась и в гостиную вошел Чарли; на нем был домашний халат, он на ходу вытирал мокрые после душа волосы полотенцем.

— Доброе утро! — бодро поприветствовал он меня. — Ты уже на ногах? Я думал, ты проспишь до обеда!

Я быстро пересказал ему разговор с миссис Милтон и показал фотографию. Как я и ожидал, глаза Чарли тут же азартно заблестели, и он, выхватив у меня фотографию, принялся внимательно ее рассматривать.

— Что-то я не понимаю, — сказал он через несколько секунд. — А где же сама подсказка? Мы ведь должны узнать последнее место!

— Если я правильно понимаю логику Кристофера, — задумчиво произнес я, — то греческими буквами он помечал записки, в которых говорилось о месте, в котором спрятана подсказка. В данном случае, у нас не записка, а фотография, но ведь она тоже, в каком-то роде, указывает на место?

Я перевернул фотографию лицевой стороной вверх и внимательно вгляделся в то, что на ней можно было рассмотреть.

Кристофер сидел в каком-то большом кресле, развернувшись лицом к фотографу, по левую сторону от него угадывался массивный письменный стол, а за ним — окно. Вспышка отражалась от какого-то предмета, стоявшего на столе, возможно… от рамки с другой фотографией?

— Это похоже на его кабинет на третьем этаже, — заметил Чарли.

— Или на библиотеку, — сказал я. — Там тоже большой письменный стол.

— Там окно по-другому расположено, — уверенно произнес Чарли. — Если бы он сидел в библиотеке, стол стоял бы параллельно окну, а здесь он стоит перпендикулярно. Это точно его кабинет! Может, подсказка где-то в столе? Например, нарисована на нижней стороне столешницы? — предположил он.

— Может и так, — задумчиво произнес я. — А может, в том предмете, от которого отражается вспышка? Мне кажется, что это рамка с какой-то фотографией.

Не сговариваясь, мы вышли из гостиной и зашагали по лестнице на третий этаж. Вошли в кабинет Кристофера, и приблизившись к письменному столу, внимательно осмотрели его. Рамка с фотографией на нем стояла только одна, на ней была запечатлена вся семья Блумфилдов на тот момент — Кристофер с супругой Жаклин, их дети Эллиот и Карл, брат-близнец Кристофера Фредерик, и их сестра Агата.

Чарли бесцеремонно перевернул фотографию, открыл рамку, намереваясь ее вытащить, и мы увидели небольшой кусочек бумаги, вложенный между ними.

— Ну, что там? — нетерпеливо воскликнул я, едва Чарли развернул бумажку.

Он быстро скользнул по ней взглядом, улыбнулся, и протянул ее мне. Знакомым почерком с завитушками там была написана всего одна строчка: «я покрутил глобус».

И стоял значок Ω — буква «омега».

— Нашли! — недоверчиво произнес я. — Чарли, мы нашли последнюю подсказку!

— И, заметь, это все-таки библиотека! — довольно отозвался Чарли. — Где еще есть глобус!

Я был настолько счастлив, что не стал даже спорить — в конце концов, Чарли оказался прав, сокровище, кажется, действительно спрятано в библиотеке.

— Значит, нам осталось только поставить зеркало в указанное время в указанных местах, и мы найдем кнопку, открывающую тайник, — продолжал Чарли. — Не припомнишь, нам в доме попадалось где-нибудь маленькое зеркальце?

— Зеркало я видел в большой спальне, на комоде стояло, — отмахнулся я. — Меня больше волнует, какое в подсказках было самое раннее время? Может, мы еще успеем сегодня все сделать!

— Все записки у тебя лежат! — живо отозвался Чарли, и мы рванули в мою спальню, где в ящике стола я бережно хранил все подсказки к сокровищу, которые мы находили по всему дому и саду.

Вытащив их из ящика, я добавил к ним новую записку и разложил на столе, объединив их в три группы по две записки, согласно написанным на них греческим буквам. Вот что у меня получилось:

Δ В 10.45 я ударился локтем о правый угол каминной полки.

Σ В 12.20 я начал читать «Общую ботанику и основы селекции».

Ω В 13.50 я покрутил глобус.

— Отлично! — подытожил Чарли. — Значит, нам нужна каминная полка, книжная полка, где стоит «Ботаника», и глобус.

— И самое раннее время — без четверти одиннадцать утра, — я бросил взгляд на наручные часы. Они показывали пятнадцать минут одиннадцатого. — У нас есть еще полчаса! Пойдем!

Я сгреб в кучу все записки с подсказками, и мы направились в библиотеку, по пути заскочив в большую спальню и взяв оттуда с комода небольшое зеркальце на деревянной подставке.

Библиотека встретила нас прохладным затхлым воздухом с сильным запахом старых книг. В лучах солнца, проникающих сквозь большие окна, плавали крошечные пылинки; негромко тикали часы на стене. Даже не верилось, что где-то здесь, среди этого величественного спокойствия, хранится сокровище, которое шестьдесят лет назад спрятал наш далекий предок.

Снова разложив подсказки на столе, я оглянулся и уперся взглядом в правый угол каминной полки. Поняв мою мысль, Чарли поставил на него зеркало таким образом, чтобы поймать солнечный луч.

Как только ему это удалось, солнечный зайчик запрыгал по одному из шкафов с книгами.

— Похоже, это где-то в шкафу, — удивленно произнес Чарли. — Вряд ли за полчаса солнце сместится настолько, что будет указывать на другую стену.

— Скорее, за шкафом, — поправил я его. — А что, это вполне логично. Чем сложнее доступ к кнопке, открывающей тайник, тем лучше. Ну-ка, помоги мне!

Я подошел к книжному шкафу, на котором подрагивал отраженный солнечный луч, и, ухватившись за полки, попытался его сдвинуть. Тут же подоспел Чарли, и мы уже вдвоем попытались отодвинуть шкаф, но тщетно — он стоял, как влитой.

— Тяжелый слишком, зараза! — пропыхтел Чарли, безуспешно дергая шкаф на себя. — Давай вытащим все книги, иначе нам его не сдвинуть.

— А мы успеем? — с беспокойством спросил я, кидая взгляд на часы.

— Придется успеть.

Следующие двадцать минут мы на предельной скорости опустошали шкаф — вытаскивали из него книги и стопками складывали их прямо на пол. Наконец, все полки опустели, и мы по новой ухватились за него.

— Давай быстрее, осталось всего пять минут, — предупредил я, и, приложив поистине титаническое усилие, нам удалось сдвинуть шкаф с места.

Осторожно мы выдвинули его вперед, а затем в сторону, чтобы не мешался. За ним обнаружилась гладкая, ничем не примечательная стена, обшитая такими же деревянными панелями, как и вся остальная комната. Выглядела она непритязательно, но времени на сомнения не оставалось. Я метнулся назад к каминной полке, проверил как стоит зеркало и, не мигая, уставился на часы.

Минута… тридцать секунд… десять… все. Ровно 10.45.

Сунув руку в холодный камин, я вытащил давно погасший уголек, и, поспешно подойдя к стене, обвел им кружок прямо на деревянной панели — то самое место, на которое указывал отраженный солнечный луч.

— Что теперь? — нетерпеливо спросил Чарли.

— Теперь ждать, — отряхивая руки, ответил я. — Следующее время — 12.20. У нас есть целых полтора часа. Можем пойти позавтракать.

— Да, было бы неплохо, — кивнул Чарли, и вдруг вполголоса добавил: — Знаешь, мне иногда кажется, что мы тут такой ерундой занимаемся… Представь, кто-нибудь посторонний увидел бы нас сейчас — ловим солнечные зайчики и обводим на стенах места, куда они показывают… Смех, да и только.

— Ну, к счастью, никто посторонний нас увидеть не может, — философски заметил я.

На самом деле, я тоже испытывал легкое чувство нереальности происходящего, и не отрицал, что, наверное, со стороны мы сейчас действительно выглядим глупо.

Понаблюдав несколько минут за тем, как солнечный луч медленно выползает из обведенного углем кружка, мы отправились на кухню завтракать.

Спустя полтора часа мы вернулись, и пристроили зеркальце на книжную полку, прямо рядом со стоящей на ней книгой «Общая ботаника и основы селекции». Дождались ровно двадцати минут первого, и я тем же угольком обвел на стене еще один кружок.

Нужно было ждать еще полтора часа.

С глобусом возникли небольшие проблемы — зеркальце никак не хотело стоять на нем, но все-таки мне удалось приладить его более-менее ровно на самой верхушке. В тринадцать часов пятьдесят минут я обвел на стене третий кружок.

Кристофер не обманул — у нас действительно получился почти равносторонний треугольник. И это вселяло надежду, что мы все сделали правильно, а сомнения у нас имелись — ведь на стене не было видно ни малейшего намека на секретную кнопку.

— И что теперь? — растерянно протянул Чарли. — Снимать обшивку?

— Вряд ли, — так же растерянно ответил я. — Может, кнопку и так можно нажать?

Я осторожно надавил на обшивку, и тонкий деревянный лист слегка прогнулся, уперевшись в твердую стену. Слегка приободрившись, я нажал ровно в центр треугольника.

Ничего. Ни щелчка, ни ощущения нажатия… Странно.

Я нажал еще раз, теперь чуть правее центра, потом чуть левее. Чувствуя подступающую панику, я начал лихорадочно нажимать везде подряд, и, когда уже был близок к тому, чтобы впасть в отчаяние, дерево под моими пальцами вдруг прогнулось сильнее, чем раньше. Я четко ощутил некое подобие пружины, вдавливаемой в стену, потом глухой щелчок и позади меня раздался жуткий скрежет и лязг.

Мы с Чарли одновременно обернулись, и увидели, как часть облицовки боковой стены камина открылась наружу, как дверца мини-бара. Переглянувшись, мы медленно приблизились и, присев на корточки заглянули внутрь.

Там был совсем не большой, сантиметров тридцать на тридцать, тайник. В нем не было ничего, кроме большого, обитого черным бархатом футляра. Он был покрыт толстым слоем пыли и основательно оплетен паутиной.

— Это то, что я думаю? — благоговейным шепотом спросил Чарли.

— Похоже на то, — с замиранием сердца отозвался я.

Мы оба медлили, не спеша брать футляр в руки. Чарли, наверное, испугался паутины, а я боялся того, что он окажется пуст, и все наши трехнедельные труды пойдут насмарку.

Наконец, совладав с собой, я все же протянул руку и коснулся футляра. Бархат на ощупь был приятен, но моей кожи коснулись и клочья паутины, оказывается, ею был опутан не только футляр, но и весь тайник внутри.

Вытащив футляр наружу, я машинально отряхнул его и, открыв защелку, откинул крышку.

Несколько секунд в комнате царило молчание.

— Какая красота! — наконец, пораженно выдохнул Чарли. — Я даже и не думал, что оно такое красивое!

Я не мог с ним не согласиться. Точнее, я даже не мог подобрать слов, чтобы описать свое восхищение — настолько красивых ювелирных украшений я никогда в жизни не видел!

Внутри футляра на черном бархате лежали запонки, зажим для галстука, подвеска и серьги — изящные, золотые, а драгоценные камни красного цвета, вставленные в них, имитировали грозди ягод. Вживую сокровище выглядело в сто раз лучше, чем на старых черно-белых фотографиях. Ни золото, ни камни за столько лет даже ни капельки не потускнели!

— Даже не верится, что его изготовили сто семьдесят лет назад, — вслух подумал я. — Такая искусная работа! Мне кажется, далеко не каждому современному ювелиру она под силу.

— Это точно! — согласился Чарли и, протянув руку, осторожно вытащил из футляра запонку. — Неужели мы все-таки его нашли?

— А ты сначала не хотел его искать! — я не упустил случая поддеть брата. — Не верил мне, говорил, что сокровища не существует, называл Кристофера сумасшедшим…

— Ладно тебе! — примирительно сказал Чарли, возвращая запонку назад в футляр. — Если хочешь благодарностей и похвал в свой адрес, то не дождешься. Я и так слишком часто за последнее время говорил тебе, что ты гений и восхищался твоими умственными способностями, — пошутил он.

Я засмеялся, не переставая любоваться драгоценностями. Мне на самом деле не нужно было никаких похвал от Чарли — ведь и без этого мы с ним оба прекрасно знали, какой вклад в поиски сокровища я внес. Если бы не мое увлечение детективами, пылились бы эти украшения в тайнике еще не один десяток лет…

— Как думаешь, — вдруг спросил Чарли, — сколько эти драгоценности могут стоить, если попытаться продать их? Им же, наверное, цены нет…

От услышанного вопроса я аж подскочил на месте — таким кощунством показалась мне мысль об их продаже, учитывая то, через что нам пришлось пройти, чтобы найти их!

Я всем корпусом повернулся к брату и серьезно взглянул ему в глаза.

— Чарли, — начал я, для пущей убедительности положив руку на футляр с украшениями, — им действительно цены нет, потому, что мы не будем их продавать. Никогда, и ни при каких обстоятельствах! Мы просто не имеем на это морального права, несмотря на то, что формально, конечно, они принадлежат нам. Это — реликвия, фамильная ценность, наследие нашей семьи, которое мы должны бережно хранить и в будущем передать своим детям. Мы просто не можем позволить кому-то другому владеть им, каких бы бешеных денег оно не стоило!

Несколько секунд Чарли молча смотрел на меня, взгляд его был нечитаем. Я испугался, что он начнет возражать, спорить, но тут, к моему огромному облегчению, он кивнул.

— Ты прав, Джордж, — произнес он и тоже торжественно положил руку на футляр, будто бы приносил клятву, — сокровище, как и сам дом, действительно должны принадлежать нам, раз уж так решил покойный Эллиот. Если кто-то и будет владеть ими, кроме нас, то только наши потомки!

Счастливо улыбнувшись, он убрал руку с футляра, уселся прямо на пол, прислонившись спиной к каминной решетке, и вдруг громко рассмеялся.

— Если бы несколько недель назад я узнал, что скажу такое, я бы решил, что просто сошел с ума, — отсмеявшись, заметил он. — Знаешь, наверное, в этом доме все-таки есть что-то мистическое. Он нас поработил! Зомбировал и подчинил себе нашу волю!

— Ага, в следствии чего мы стали настоящими Блумфилдами, — поддакнул я, тоже усаживаясь рядом с Чарли. Футляр с украшениями я поставил на пол между нами. — Теперь мы чтим традиции нашей семьи, владеем фамильными реликвиями, а еще обращаемся по ночам в вампиров и не можем покинуть стены этого дома…

— Точно! — серьезно кивнул Чарли, и мы снова засмеялись.

— А вообще, все дело в том, что мы просто узнали историю нашей семьи, — заметил я, когда перестал смеяться. — Познакомились с этим домом, с легендой, с красными ягодами… Знаешь, у меня такое ощущение что и Кристофера я знаю так, будто общался с ним вживую, несмотря на то, что он умер много лет назад.

Чарли серьезно, без тени насмешки кивнул.

— Знаешь, наверное, именно это мама и имела ввиду тогда, — сказал вдруг он. — Она-то не урожденная Блумфилд, поэтому этот дом и казался ей чужим и пугающим, а вот в нас, вполне возможно, заговорили гены предков…

— Все может быть, — пожал плечами я, и откинулся спиной на каминную решетку.

Мы замолчали, каждый погрузился в свои мысли. Такого умиротворения и благодушия я не чувствовал уже давно, мне казалось, что даже время остановилось и замерли пылинки в лучах солнца, танцующие свой бесконечный танец…

Наверное, если бы кто-то заглянул сейчас в библиотеку — он увидел бы донельзя странную картину: один из шкафов выдвинут, книги стопками свалены на ковре, мы с Чарли сидим на полу с блаженными лицами, привалившись спинами к каминной решетке… А между нами, в пятне яркого солнечного света, искрятся драгоценными камнями украшения в черном бархатном футляре.