Упивающийся мщением (джен)

Его привели в место, которое доктор Чилтон называл «Кофейная комната». Напитков там не подавали, название пошло от гнетущего цвета, в который были покрашены стены. Здесь велись допросы. Помещение не имело окон, а из мебели имелись лишь длинный стол и два тяжёлых кресла. Санитары умело стянули запястья и лодыжки Уилла тканевыми ремнями.

— Первым делом хочу сообщить, что я не Чесапикский потрошитель.

— Я и не говорил, что вы — он, — отозвался Чилтон, который, конечно же, не понял шутку.

— Раз уж меня всё равно судят за чужие преступления, вы могли бы подбросить ещё несколько.

Чилтон с некоторым трудом уселся в кресло напротив. Глава Балтиморской лечебницы нечасто встречался со своими пациентами наедине после происшествия с Абелем Гидеоном, но ради этого тет-а-тет он превозмог боль.

— Почему вы так уверены в своей невиновности? — спросил Чилтон, заглянув в дело Уилла. — У вас же были провалы в памяти.

— Я знаю, кто я, — бесцветно ответил он. Чилтон ему уже надоел.

— А я считаю, что именно в этом ваша проблема. Вы заглядываете в чужой разум, заимствуете мысли и психические расстройства других людей. Иногда это случается само собой, не так ли? Даже если забыть про энцефалит, как вы можете быть уверены в том, кто вы на самом деле?

Уилл закрыл глаза. Ему очень хотелось потереть переносицу, где медленно, но верно нарастало напряжение, но руки были связаны.

— Я их не убивал.

— Кто же тогда это сделал, позвольте узнать?

Разумеется, это была провокация, но Уиллу было все равно.

— Ганнибал Лектер.

— Доктор Лектер — уважаемый психиатр, — сообщил Чилтон, словно это доказывало, что тот не может убивать людей.

— Более уважаемый, чем вы, — согласился Уилл.

О, как Чилтону это не понравилось. Он понизил голос в тщетной попытке казаться опасным:

— Что вы чувствуете во мне? Что видите в моём разуме?

Уилл скучающе оглядел свои колени, связанные лодыжки, линолеум...

— Я вам не цирковая собачка.

— Вы заглянули в голову вашему предыдущему психиатру и решили, что он убийца.

— Ничего я не решал!.. — Он покачал головой, зная, что всё это бесполезно. — Хотите знать, что я вижу у вас в голове, доктор? Я скажу. Там, вне стен этой лечебницы, — неопределённым движением он указал в сторону этого «вне», — вы никто. Это заведение — единственное место, где вы хоть что-то значите. Здесь вы дутый король своего крошечного, захудалого королевства. На здоровье, доктор Чилтон, господствуйте. Но ко мне в голову — не лезьте!

Секунду Чилтон выглядел испуганным, но потом по его лицу расползлось удовлетворённое выражение: он сумел спровоцировать упрямого пациента. Один-ноль.

Сложив руки на папке с делом Уилла, он сказал:

— Интересно, что вы имеете против психиатрии, мистер Грэм.

Уилл начал смеяться.

— Даже не знаю, с чего начать...

— Думаю, вы боитесь, что однажды мы разгадаем вас, — сладким голосом начал Чилтон, — и наши выводы, будучи не менее достоверными, чем ваше... якобы понимание других, совсем вам не польстят. Вы страшитесь того дня, когда, после долгого изучения, я пойму принцип работы вашего ума лучше, чем вы сами. Так-то.

Уилл посмотрел ему в глаза.

— Мечтать — не вредно.

После этого разговора доктор Чилтон повысил ему дозу рисперидона.

* * *

Он Ганнибал Лектер, опытный убийца. Кэсси Бойл не первая его жертва, и он не собирается уходить на покой после Абигейл. Он убивает как человек, который делал это не раз. Ему понятна смерть, он довёл это искусство до совершенства. Его замысел прекрасен, но чужд...

Маятник спотыкается.

Уилл пытается снова и снова, но никак не может подобраться ближе к пониманию Ганнибала, находясь в проклятой тюремной камере. Реконструкция способов убийства не может дать нужных ответов, поэтому Уилл входит во все сферы жизни Ганнибала Лектера: сидит за столом Ганнибала Лектера, беседует с пациентами Ганнибала Лектера, готовит шикарные обеды Ганнибала Лектера. Он что-то упускает. Слишком много пробелов. Ганнибал Лектер рассказывает миру шутку, но даже Уилл Грэм ещё не понял её соль.

Всё это так далеко от решётки, каменных стен и таблеток, что приносит почти удовольствие. Ему нравится быть Ганнибалом Лектером, жить в его королевстве, ощущать его под кожей. Ганнибал Лектер знает, кто он, и непоколебимо уверен в своей правоте. Это его слабость — как и безумие.

— Уилл? Уилл?

Очнувшись, он увидел у решётки Алану Блум, которая смотрела на него с беспокойством.

— Всё нормально? — спросила она. — Ты словно...

— Что? — проговорил Уилл невнятно, как спросонья. — Словно что?

— Ты как будто был кем-то другим.

Он потёр лицо.

— Доктор Чилтон кормит меня слоновьими дозами каких-то транквилизаторов.

— Я пробовала уговорить его давать поменьше, но он отказывается. Говорит, ты трудный пациент.

— Так и есть. Тебя это удивляет?

— Уилл, если ты постоянно будешь на взводе, то скоро сломаешься, — покачала головой Алана. — Тебе надо чем-то себя занять. Могу принести тебе книг или...

— Мне нужно дело подражателя, — тут же сказал Уилл. — Фотографии с мест преступлений, результаты вскрытий, свидетельские показания — всё, что есть.

— Джек не позволит тебе читать собственное дело.

— Это дело подражателя, а не моё. И когда-то я над ним уже работал.

— Теперь над ним работает Джек, — с ноткой горечи возразила Алана.

Она опустила взгляд на свои тёмно-красные ногти, и Уилл понял, что та сомневается, стоит ли ей что-то рассказывать.

— Ты должен знать, — в конце концов решилась она, — что Джек отправил Беверли Катц допросить Ганнибала Лектера, а Прайс и Зеллер проверяют его алиби.

Уилл так сильно подался вперёд, что чуть не свалился с койки.

— Что они нашли?

— Ничего. Они ничего не нашли. Ганнибал чист.

Весь её вид говорил о том, что разговор крайне ей неприятен.

— Он дотошный, Алана. Он всё, абсолютно всё продумывает досконально. Считает себя великим шахматистом: всегда на десять ходов впереди.

— Это совсем на него не похоже, — покачав головой, очень тихо ответила она.

— У него в распоряжении были месяцы. Конечно, он успел избавиться от улик и продумать каждую деталь. Он знает каждый вопрос, который ему собираются задать. О... — Уилл содрогнулся в благоговейном ужасе. — Он так хорош в своём деле.

— Или просто невиновен.

Уилл пропустил её слова мимо ушей.

— Джеку никогда не поймать его, играя по правилам.

Алана вдруг вскочила с места.

— Джек проверяет Ганнибала исключительно потому, что его об этом попросил ты! — Она обвиняюще наставила на него палец. — Ещё не все твои связи с бюро оборваны — надеюсь, ты это понимаешь. Джек хочет быть с тобой справедливым. Так хотя бы попытайся вести себя соответственно! Ты должен вылечиться, Уилл, должен! Ну пойми же, эта одержимость Ганнибалом только мешает твоему выздоровлению!

Под конец этой тирады её голос уже звенел, гулко отражаясь от стен. Вокруг стоял невообразимый шум: заключённые визжали и улюлюкали, свистели и хохотали. По коридору промчались санитары. Сконфуженная, Алана смахнула со лба волосы, её рука дрожала.

— Как громко, — прошептал Уилл, улыбнувшись.

— Извини, но я правда так думаю.

— Ты тоже прости меня. — Жаль, она не могла заглянуть к нему в голову и увидеть правду. — Но всё это со мной сделал он, Алана. Я просто знаю и никогда не переменю своего мнения. Никогда. Мне плевать, что Чилтон и остальные считают меня психом. Плевать, как это повлияет на меня в суде. Всё это не будет иметь значения, если я его поймаю. И я могу это сделать. Знаю, что могу, — если ты принесёшь мне дело.

* * *

Но Алана так его и не принесла.

Уилл уже целый месяц находился в Балтиморской лечебнице для душевнобольных преступников. Его невролог наконец официально объявил, что энцефалит успешно излечен. Уилла по-прежнему пичкали кучей лекарств, часть из которых была прописана врачами-терапевтами, часть — Чилтоном. Он плохо спал и мало ел. Иногда стены камеры смещались у него перед глазами, будто смыкающиеся кулисы, и тварь, когда-то бывшая оленем в чёрных перьях, усаживалась по ту сторону решётки и корчила ему рожи. Несмотря на всё это, Уилл чувствовал себя настолько в здравом уме, насколько это вообще было возможно. Он лежал на койке, подложив руки под голову, и слушал, как плачет один из заключённых. Нескончаемые, судорожные рыдания брошенного родителями и отторгнутого миром ребёнка. Эта скорбь застревала у Уилла в горле, слезами растекалась по щекам. Он ничего не мог с этим поделать.