Драко Малфой на краю Ойкумены (гет)

Грейнджер заразила его своим пылом. Ему теперь все время хотелось пинать что-нибудь ногами от ярости. Пожалуй, это было лучше, чем та тоскливая апатия, в которой он пребывал последние месяцы, но он отшиб все ноги о мебель в своей комнате. Ему приходили в голову десятки остроумных ответов на ее последние слова, и он злился на весь мир за то, что упустил возможность их сказать.

Чертова зубрила. Она его все-таки достала! И он все время думал о ней. Просто о ней, или о ней и Уизли. Или представлял ее с Поттером. Или всех троих, сплетенных в объятиях. Рассказы Грейнджер о том, как она хранит верность Уизли, страдая от собственного темперамента, просьбы учесть и понять, что она «на самом деле не хочет» того, чего очевиднейшим образом хотела, когда целовала его в ответ, достигли ровно противоположного эффекта.

Видели мы, КАК она хранит ему верность! Чуть больше настойчивости с моей стороны — тролль задери — пинок в стену! — чуть больше настойчивости, слизеринский придурок! — и ты мог бы сейчас вспоминать не только поцелуи!

К пятнице он вполне убедил себя в том, что Грейнджер переспала с половиной Хогвартса, и сломал тумбочку, думая, что оказался неудачником там, где наверняка преуспел Забини. Если ее способен увлечь любой — как она выразилась — ЛЮБОЙ «более-менее нормальный парень», то Забини, конечно, сумел добиться своего....

Как могла бы она иначе быть настолько уверена в том, что ее темперамент чересчур горяч, если не попробовала хотя бы с десятком этих «любых»?! Шлюха, лицемерная библиотечная шлюха!

Ноги болели, стены были в следах от ботинок, но это позволяло хоть как-то держаться. Он чувствовал себя идиотом из-за того, что в школе всегда считал Грейнджер слишком недоступной, чтобы пробовать... всегда с телохранителями... каким ребенком он был еще год назад! Разозлить Грейнджер, увидеть гнев в ее глазах — большего ему и в голову не приходило добиваться. Ну не идиот, нет? Тратил свое время на Лаванду, Панси, перетрахал половину райвенкловок — а в Грейнджер видел только маленькую ученую ведьму, которую так сладко дразнить. Нравилось оскорблять ее, придурок, это ж надо же! Не мог придумать ничего лучше?! Наверное, именно подобные вещи маггловские экономисты и называют «нецелевым использованием»!

А ведь и ее можно было встретить в одиночестве, без Поттера с Уизли. Подстеречь в библиотеке, куда эти двое придурков почти не заходили. Пара поцелуев, быстрые руки на ее теле — и Грейнджер расплавляется, как воск на уроках гадания, как таяла она в его руках в эти два дня.

Она сказала, что так у нее со всеми. О, великий Мерлин, она сказала, что так же реагирует на всех, это немыслимо! Если это правда? Она дрожала всем телом, стоило ему прикоснуться к ней. У нее темнели глаза и менялся голос...и так — со всеми? Забини наверняка догадался навестить ее в библиотеке!

Пинок по кровати.

Идеи о том, как бы трахнуть Грейнджер, составляли значительную часть блейзовских ежевечерних тирад. Невозможно думать об этом, и невозможно перестать. Пинок по столу. Громкий гогот Гойла и Кребба. Смех самого Забини. Почему тогда мне казалось, что это также невероятно, как переспать со Снейпом?

Грейнджер и Блейз, трахающиеся стоя между библиотечными стеллажами. Или — Забини опрокидывает ее на библиотечный стол, ее нос утыкается в раскрытый справочник по трансфигурации, но ни один из них не читает. Блейз усаживает ее на библиотечный стол лицом к себе, и справочник по трансфигурации занимает положенное ему место под ее задницей, и она полувздыхает, полувсхлипывает, так, как она это делает, когда ее целуешь. О, чтоб ей провалиться. Какой у нее был всегда невинный вид! Кто бы мог догадаться?!

Пинок по стулу.

Или Поттер...однажды я видел их, выходивших из библиотеки вдвоем. Теперь, вспоминая тот вечер, мне кажется, что у нее был очень помятый вид. Спокойно. Надо просто постоять и спокойно дышать, стараясь не думать... не думать о Грейнджер...стонущей...Твою мать! Эти картинки теперь у меня никогда из головы не выветрятся!

Спасибо, Грейнджер, за то, что сумела найти правильные слова для того, чтобы объяснить свой отказ. Нельзя было как-нибудь избежать фразы «меня может завести любой»?! Наконец-то стало ясно, почему ты постоянно бегала в библиотеку. Шлюха. Я хочу хроноворот. Вернуться в Хогвартс и трахнуть тебя под библиотечной полкой. Освобожусь, разыщу Забини и напою его до полусмерти смесью огневиски и веритасерума. И узнаю, справедливы мои подозрения, или нет. Если да —закопаю в Малфой-Меноре под кустом с шипастыми дрозами. «Любой парень», это же надо!

Это было нестерпимо. Из двух стульев в комнате выжил только один. Драко с удовольствием перебил бы пару фамильных сервизов, но под рукой оказалась только щербатая тарелка и чашка. Он был с ней слишком осторожен, слишком внимателен... а в благодарность получил сентенцию про «изнасилование».

Надо было ее в самом деле изнасиловать, хоть страдал бы не даром! Ох, изнасиловать Грейнджер... она же даже сопротивляться не будет, она будет извиваться и прижиматься, и глаза ее будут гореть, как два пожара! Все, не могу больше. Сдаюсь. Если вселенная хочет, чтобы я переспал с магглой, пусть подавится! Не могу больше ломать мебель и дрочить.

**

Пару дней она ловила на себе его долгие взгляды, словно он впервые заметил ее после всех этих месяцев и теперь пытался понять, что она собой представляет. Это и нервировало, и радовало — по крайней мере, больше Драко никогда не смотрел в пространство с отрешенным видом во всем отчаявшегося неудачника. Теперь у него был вид человека, обдумывающего какую-то идею.

В субботу, когда отгремела премьера, на которую явилось больше любопытствующих студентов, чем мог вместить зал, явно довольный режиссер (отец не подвел и действительно прислал телевизионщиков, Драко с Никой оба были в ударе, и временами накал страстей на сцене был так убедителен, что зрители боялись дышать) предложил труппе поехать выпить в ночной клуб. Ника ожидала, что ее принц, по обыкновению, хмуро уклонится, но Драко сразу согласился. Взяли всю труппу, взяли кого-то из папиных людей, кто прибился к ним за компанию — режиссер явно счел этого парня одним из телевизионщиков.

Нике казалось, что он похож на человека, который так странно подшутил над ней, сказав в среду, что Драко уехал из Москвы навещать престарелую родственницу... впрочем, у того парня было настолько незапоминающееся лицо, что точно определить было невозможно. Может, и правда телевизионщик. Во всяком случае, в руке у него была камера. Взяли кого-то из профессиональных актеров, приглашенных режиссером, взяли каких-то его же, режиссеровых, приятельниц... несколько человек сходу объявили Драко, что он гений и ему надо бросать экономфак и поступать в ГИТИС, а Нику спросили, не поет ли она, потому что, если такая красавица еще и поет, то роль звезды в российском шоу-бизнесе ей обеспечена... В общем, загрузились в десять машин и поехали в «Тутанхомон».

В машине Ника сидела вплотную к Драко, и сразу же, как только сели, он взял ее за руку и стал целовать запястье, и к моменту, когда добрались до бара, она думала только о том, куда они пойдут позже. Вот ведь. Своя квартира еще ремонтируется, дома мать... или к Драко в общежитие, или номер в гостинице. Драко наклонился и шепнул ей в ухо: «Прости за то, что сбежал в понедельник. Это вышло случайно». И тихо, вкрадчиво провел языком по ее шее, от чего дыбом встали маленькие волоски на ее спине. Ника молилась только, чтобы этот сон не кончался.

Господи, если его так вставляют премьеры, надо потребовать, чтобы кружок каждую неделю ставил по новой пьесе!

Все же она постаралась сохранить лицо, спросила строгим голосом:

— А почему ты потом трубки бросал?

— Это уже неважно, — дыша прямо в ухо, — больше этого не повторится.

— Тебе было плохо?

Драко усмехнулся ей в шею, и прошептал, при каждом слоге трогая ее кожу губами:

— В общем, можно сказать и так. Сначала думал, что хорошо, потом оказалось, что плохо. Неважно. Слушай.. я хотел бы...

Ника затаилась.

— ... поговорить с тобой где-нибудь... потом... сначала выпьем, ладно?

В темноте зала девушка сверкнула на него до безобразия счастливой улыбкой, которую Драко стоически выдержал.

**

Малфой сидел на низком кожанном диване за столом, уставленным разнообразными напитками, окруженный толпой веселящегося народа, и явно проводил время с удовольствием. Правой рукой он прижимал к себе млеющую от счастья Офелию, в левой держал бокал. Что ж, разве не этого она хотела? Она сообщит Артуру Уизли, что Малфой сумел наладить прекрасные отношения с магглами!

Все правильно. Только так тошно...

Гермиона нашла какой-то закуток и аппарировала обратно в отель.

Малфой заразил ее своим унынием. Три дня девушка ездила по городу, продолжая свои исследования — посещала детские сады, бродила по кладбищам, замеряла уровень агрессивности в школах, снова спускалась в метро. Кристалл неизменно показывал, что никаких магических воздействий, кроме ее собственных — исцеляющей магии и следов аппарации в Москве нет и не было. Следящая стрела, зачарованная на Малфоя, все так же была нацелена на Юго-Запад. Судя по всему, он двигался по маршруту Университет — общежитие, не отклоняясь в стороны.

Пока ее теория о необходимости магического соседства для нормального функционирования маггловского общества подтверждалась собранными данными. Все отношения между людьми в Москве были сильно искажены. Даже мамаши, выгуливающие во дворах карапузов, норовили временами броситься друг на друга. В иное время Гермиона чувствовала бы себя довольной. Скоро весь цвет ученого магического мира узнает имя Гермионы Грейнджер! Но....

Но Малфой заразил ее своей тоской, и она не ощущала никакой радости. Все валилось из рук. Номер в отеле казался по вечерам пустым и страшным. Зачем она здесь? Так ли нужно ей признание ученого мира? Дамблдор умер, Снейп умер... два человека, чье внимание ей действительно было бы лестно привлечь. Она хочет домой, к Рону. Почувствовать его губы на своих... Почему-то эта мысль вызывала злость на ни в чем не повинного Рона.

**

— Ника?

— Ммм?

— Поехали ко мне.

А если во время процесса думать о Грейнджер, я затрахаю девицу до смерти.

**

Суббота оказалась какой-то особо тоскливой. Погода на улице пугала — метель, темнота, прохожие, сгибающиеся от порывов ветра. Такой же буран был в тот вечер, когда Малфой лежал избитым на ее кровати и она лечила его с помощью магии, а за окном ничего не было видно от летящего снега.

Можно надеть мантию-невидимку и посмотреть, как у него дела. Проверить, удалось ли ей тогда вылечить его до конца. Он тогда так оскорбился, что замолчал глухо, словно под силенцио, и хмуро позволил аппарировать с собой в университет, и ничего не ответил на ее прощальные слова... почему-то она чувствовала себя виноватой. И злилась на себя за это. Разве имел право Малфой лезть к ней с поцелуями? Особенно, если учесть, что он ничего к ней не чувствует, кроме похоти, смешанной с ностальгией — гремучая смесь, но она-то тут при чем?

Все просто слишком далеко зашло за те два дня. В чужом городе контроль как-то слабеет. Даже у нее. И хуже всего было то, что какая-то часть в ней надеялась, что при встрече это произойдет снова. Он не удержится и полезет к ней. И она опять испытает это удивительное ощущение, о котором до сих пор только слышала по рассказам девчонок...Страсть. Таяние. Нежность. Бег крови, от которого темнеет в глазах. Никогда раньше.

Ее темперамент действительно зашкаливал, и Рону почти всегда удавалось, если он начинал целовать ее, довести дело до секса, какие бы планы она ни строила на самом деле. Но Рону хватало пяти минут.. не так уж страшно было отложить свои планы. И она испытывала к нему такую благодарность, такую любовь, вынесенную из детства, такое доверие. Это было так ПРАВИЛЬНО.

С Малфоем все было темнее и страшнее. Она была рада случаю, который подсказал ей нужные слова — те, что заставили его опустить руки, перестать прижимать ее к себе... потому что это было унизительно — стать одной из десятков девиц, растекающихся в его руках в сладкую лужицу. И представить, как потом, при встрече, он мог бы смущать ее своими намеками... От этой мысли в глазах темнело от гнева. И все-таки — что теперь делать с этим давящим ощущением в груди, словно она не может проглотить ком, застрявший на уровне сердца? С чувством, что она обманула сама себя? Все вдруг стало так бессмысленно.

Наверное, виной тому была тоска, которую она подцепила от Малфоя, словно вирус, но сегодня ей казалось, что все ее обязательства перед собой и другими — просто чушь, не имеющая смысла, как и ее работа, как и ее планы. Сидя в номере отеля, рассеяно помешивая ложкой чай, она вдруг поняла, почему уехал Гарри. К десяти часам тоска стала невыносимой, и Гермиона, накинув мантию, аппарировала в Университет. Она как раз успела к последнему действию театральной премьеры.

**

Что-то в этом пацане было не так, и Семену очень хотелось понять, что именно. Ему показалось, что во вторник и среду парень возникал на факультете ниоткуда, не заходя с улицы. Начиная с четверга он расставил людей около входа и около женского туалета — к которому пацан, похоже, имел слабость, — чтобы подловить его. И ничего не вышло, парень честно приезжал на метро или на троллейбусе, шел с остальными студентами. Людей пришлось отпустить.

Вторым вопросом было то, каким же образом интересному человечку удалось за одну ночь прийти в себя после того избиения, которое ему устроили семеновские бойцы? Он был уверен, что парень неделю не покажется на факультете, Влад даже специально просил его успокоить дочь, соврав что-нибудь про внезапный отъезд ухажера. Третьим вопросом было: почему Семен не помнил, как подошел к его избитому телу, и куда, собственно, делось во вторник вечером это самое тело с туалетного пола, куда его уложили?

У Семена были рабочая теория на этот счет, и последние три дня он глаз не спускал с пацана, надеясь добыть недостающие куски головоломки. Если его подозрения оправдаются, на пацане можно будет срубить немало бабла.

**

Кто бы мог подумать. Малфой оказался неплохим актером. Офелия к моменту появления Гермионы уже "утонула" и сидела в партере, в компании друзей.

**

Зачем же я так напился?

Зал ночного клуба переливался и вспыхивал перед его глазами.

Надо пойти в туалет, попробовать привести себя... хоть немного... в чувство. А то еще уроню честь волшебника. Маглянка должна вспоминать эту ночь потом в сладких снах...а я того гляди заблюю ей ложе любви. Артур Уизли решит, что я это нарочно...

При этой мысли Драко ударился в такое неудержимое хихиканье, что оно чуть не довело его до икоты.

Ну, точно. Надо пойти, сунуть голову под холодную воду.

В пустом закоулке у туалета его плечи сжали чьи-то грубые руки.

**

Гермиона сама не знала, зачем сняла мантию-невидимку. Наверное, надеялась, что Драко заметит ее? Но его быстро засунули в одну из машин, Офелия уселась рядом с ним, и Гермиона собралась было отправляться назад, когда какой-то веселый парень, назвавшийся Розенкранцем, сказал ей, потянув за руку: «Ты с нами?» — и тоска сказала вместо нее «Да». Потому что так не хотелось возвращаться назад в отель и сидеть весь вечер, составляя диаграммы демагизированной агрессивности в зависимости от возраста.

После пятнадцати минут наблюдений за вовсю веселящимся Малфоем — кто бы мог подумать, что этот сноб способен получать такое явное удовольствие от общения с маглами? — она извинилась перед Розенкранцем, с которым все это время танцевала в почти полной темноте посередине зала, спряталась в пустом зале чил-аута и аппарировала в отель.

Еще через час тоска погнала ее обратно. За то время, что ее не было, Малфой, судя по его виду, далеко продвинулся в изучении местных алкогольных напитков. Стоя в углу, не снимая, на этот раз, мантию-невидимку, Гермиона наблюдала, как он встал с места, чуть не упав при этом на отчаянно кокетничавшую с ним Офелию, пробрался вдоль столов и неуверенно двинулся в ее сторону.

**

Семен чуть отстал от парня, чтобы не наступать ему на пятки в пустом коридоре у туалетных комнат. Дал знак ребятам.

Очень удачно, что парень напился. Не сможет воспользоваться своими способностями, чем бы они ни были. Самое время наконец выяснить, что представляет собой этот молодчик и кто его послал. И что ему нужно от дочери босса? И может ли он загипнотизировать того, кого его попросят. Если его ОЧЕНЬ убедительно попросят? Потому что Семен знал людей, готовых платить за чудеса в крепкой зеленой валюте.

**

Гермиона с трудом подавила вскрик.

У русских так принято?

Прямо на ее глазах трое мужчин, заломив Малфою руки, волокли его к черному выходу, и никто из охраны клуба не делал попытки их задержать!

Кто эти люди? Во что опять умудрился ввязаться этот... мальчишка?

Если подумать, вдруг сказала внутри нее тоска ясным голосом, то Малфой очень похож на Гарри. С ним все время что-то происходит.

Выхватив палочку, она выбежала за похитителями в метель.