Красный змей (джен)

— А ещё он вспыльчив, свиреп и огромен, — кокетливо проговорила Оливия Сэнд.

— Странную рекомендацию ты даёшь, дорогая. Или ты хочешь, чтобы у меня ничего не получилось сегодня ночью? — Оберин развернул любовницу спиной и, крепко прижав к себе, зашептал на ухо: — Зря стараешься. Такие разговоры только разжигают меня… — Не выпуская руки девушки, он повёл её дальше по галерее, затянув в одну из комнат. Позже она лежала на широком ложе, опершись одной рукой на локоть, а другой гладя его жёсткие чёрные пряди, и продолжала:

— Нет, он действительно ужасен. Я не жена ему, но не могу ни шагу ступить без его позволения. Я ненавижу его и боюсь… Если он узнает, мне не жить, Оберин…

— С тобой невозможно разговаривать, Оливия. Ты даже в постели со мной всё время твердишь об Айронвуде. Ну хочешь, я убью его?

— Что ты, Оберин, нет! Хотя, ты знаешь, я действительно порой хочу, чтобы он умер… — Оливия, склонив голову набок, задумчиво смотрела в окно. Оберин рассмеялся:

— Просто не думай об этом. Такая хорошенькая головка не создана для таких мрачных мыслей. Успокойся, я всё сделаю сам.

Тут он неожиданно выскочил из комнаты и закричал:

— Кто-нибудь видел лорда Айронвуда? Никто? Если будет искать девицу Оливию, передайте, что она у меня.

— Что ты делаешь? — оливковая кожа Оливии побледнела; она вцепилась Оберину в рукав так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Беги к моим комнатам, найдёшь там старую няню, скажешь ей, что от меня. Поняла? — Оберин приподнял подбородок девушки. — Сиди там и не высовывайся, пока я не приду. И не трясись ты так! Всё будет хорошо.

Ждать пришлось недолго. Через два часа в дверь к дебоширу постучались:

— Принц Оберин! Принц Доран ожидает вас у себя. — Стражник поклонился ему и ушёл. Оберин широким шагом прошёл по галерее, перешёл тронный зал и шагнул в небольшую комнату с широким окном, выходившим на Сады, и письменным столом, заваленным пергаментами.

— Здравствуй, брат. — Доран поднялся с кресла и обнял Оберина, приглашающе махнув рукой в сторону скамьи. — Ну и расскажи же мне, за каким чёртом ты взялся опозорить нашего верного вассала, к тому же отличного воина лорда Эдгара Айронвуда?

— Ты же знаешь брат, что не из политических соображений.

— Действительно, я бы удивился. Тем не менее, лорд Айронвуд настаивает на поединке. Об этом ты, похоже, не подумал?

— Наоборот, я на это рассчитывал.

— О боги! Оберин, Айронвуд вдвое старше тебя, втрое опытнее и в полтора раза тяжелее. Так как ты принц, и в виду твоей молодости, я уговорил его на поединок до первой крови, но это не помешает ему отрезать тебе нос, или ухо, или ещё что-нибудь! Ну неужели во всём Дорне не нашлось другой шлюшки, кроме этой незаконнорожденной?

— Ты несправедлив к женщинам, Доран. Конечно же, нашлось. Но Оливия задела во мне гордость. Только что она стонала подо мной, и уверяла в любви, а через минуту все мысли опять об Эдгаре — «ах, он такой страшный, ах, убьёт». Такого нельзя допускать. Я не заяц, чтобы прятаться по кустам, а женщины, с которыми я разделил ложе, должны не трястись от страха перед грозным мужем, а смело смотреть ему в глаза, зная, что с Красным Змеем Дорнийским лучше не связываться.

— С кем не связываться? С Красным Змеем? Красиво придумал. Но ты знаешь, лорд Эдгар тоже не хочет быть «зайцем». Он серьёзный противник, Оберин, а тебе шестнадцать лет.

— Ладно, Доран, не сгущай краски. Ты же сам сказал — до первой крови — значит не о чем волноваться. Ну, прощай, пойду, подготовлюсь, раз такое дело. — Оберин подмигнул и быстрым шагом вышел из комнат. Доран проводил его удаляющуюся фигуру подозрительным взглядом, но ничего не сказал.

На арене негде было яблоку упасть. Как будто тут проходил большой рыцарский турнир, а не скромный поединок чести. Всем было интересно, как молодой принц выступит против бывалого вояки, известного своей свирепостью. Доран тоже сидел здесь, прячась от солнца в ярком паланкине. Оберин стоял в центре поля, держа в руке обнажённый меч, который пускал блики на сидящих на трибуне пёстро одетых и праздных мужчин и женщин. Его противник прохаживался полукругом от него, поигрывая своим мечом и кидая в сторону Мартелла недобрые взгляды.

Прозвучал рог, поединок начался. Айронвуд с медвежьим рёвом обрушился на противника, вкладывая в удар всю силу и немалый вес. «Ничего себе, до первой крови, — отстранённо подумал Оберин, уходя влево, — этак можно было разрубить меня на двух маленьких принцев». Сам принц крутанулся на носках и остриём меча чуть не достал правый бок лорда Эдгара.

Так они кружили по поляне минуты две, пытаясь найти слабые места противника. Эдгар был сильнее, да и ловкости ему было не занимать, и Оберину приходилось быть очень быстрым, чтобы отражать удары и успевать наносить свои. И всё же мечи достигли цели почти одновременно: меч Айронвуда, которым он в очередной раз собирался отсечь сопернику руку, рассек тому кожу на плече, но ответным ударом Оберин оставил глубокий порез у него на щеке… Доран уже махнул рукой стражникам, и те бежали разнять сражающихся. Лорд Айронвуд вошёл в раж, искры так и сыпались со звенящих мечей. Наконец, подбежавшая стража окатила их ледяной водой из бочки, ударил гонг, и Доран со своего места напомнил дерущимся, что поединок назначался до первой крови. Мокрые, тяжело дышащие они разошлись, сопровождаемые звонким смехом и криками толпы. Оберин, щурясь на солнце, уже поднимался по ступеням во дворец, прижимая рукой кровоточащую рану на плече, когда почувствовал головокружение и упал на колени перед самыми дверьми. В следующий момент в глазах у него потемнело, и последним, что он услышал, был глухой удар собственного тела о каменные плиты…

— Держись, Красный Змей, твоя слава уже пронеслась по всему Дорну. — Доран осторожно похлопал его по здоровому плечу. Оберин открыл глаза. Он лежал в своей постели, в комнате смешались запахи пота, крови и лечебных трав. По полу протянулись оранжевые лучи закатного солнца, из открытого окна пахнуло зноем и ароматом роз.

— Долго я спал? — Оберин попытался подняться, но от резкого движения перед глазами всё поплыло, и он повалился обратно в подушки.

— Спал? Ты пробыл в беспамятстве две недели. Лекарь, которого я нашёл на браавосском корабле, сказал, что тебе повезло — яд змеи не погубит того, в ком течёт её кровь.

— А как Айронвуд?

— Ему повезло меньше, — сказал Доран, — уж не знаю, чем ты смазал свой меч, но он так и не оправился от тех двух царапин, что ты ему нанес. Его похоронили с почестями три дня назад.

— Что ж ты не пригласил к нему браавосского лекаря?

— А ты уже можешь шутить? В последнее время ты только бредил. Звал Элию, мать, даже меня. — Доран склонился над постелью, лукаво глядя на брата. — Видишь ли, лекарь не мог попасть к Айронвуду, потому что я запретил ему отходить от тебя даже ночью. Да и ты ему понравился. Он уже отплыл обратно, когда жар спал с тебя, но оставил тебе письмо. Вот оно.

— Спасибо. Смотрю, пока я валялся, пропустил много интересного, — ответил Оберин, принимая из рук брата конверт.

— А где Оливия? Почему она не сидит у постели героя-освободителя?

Доран помрачнел:

— Оливия Сэнд мертва. Она была найдена наутро после смерти лорда Эдгара, задушенной возле твоих комнат.

— Ты серьёзно? — Оберин рывком сел на постели, не обращая уже внимания на накатившую слабость. — Кто это сделал?

— Я думаю, к ней подослала какую-нибудь служанку леди Айронвуд. Ведь она несколько лет служила у них, наверное, имела подруг… Эту кашу, которую вы заварили совместно с лордом Эдгаром, Золотому Копью придётся расхлёбывать много лет. Ты всё ещё подвергаешься опасности, брат.

— Седьмое пекло! Я же наоборот, хотел защитить её от расправы Айронвуда, — пробормотал Оберин, явно прослушавший последние слова брата. — Зачем она это сделала, Доран?

— Зачем? Из-за этой девушки в конечном итоге леди Айронвуд осталась вдовой. Женщины — вот кто по праву могут называть себя змеями, Оберин. Ну ладно, тебе надо отдохнуть. И прочитай письмо, оно может заинтересовать тебя.

Доран вышел, тихо затворив за собой резные двери. Оберин как заворожённый уставился на них, пытаясь осознать происходящее. Не добившись особого успеха, он вспомнил о письме, которое всё ещё держал в руке, и сломал печать. В письме было всего две строчки, написанных крупным небрежным почерком: «Найдёшь меня в Браавосе, на постоялом дворе Меасса, если ты действительно Красный Змей».

Через неделю шестнадцатилетний Оберин Мартелл, прихватив с собой золото и десяток слуг, отплыл от Золотого Копья на торговом судне, везущем дорнийское вино вольным городам…