Сумасшествие всем миром (часть III) (гет)

И есть чем платить,

Но я не хочу победы любой ценой.

Я никому не хочу ставить ногу на грудь.

Я хотел бы остаться с тобой, -

Просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.

В.Р. Цой

Одним словом, после всего, что было, возвращение Волдеморта доставило нам мало радости. Но небольшую долю радости всё-таки принесло. Мне было более чем приятно снизить градус эпохальности на общем сборе Пожирателей в Запретном лесу. Много в одиночку не сделаешь, тем более что Шеклболт почти сразу засёк меня под мантией-невидимкой. Но всё же я прихватил с собой несколько сюрпризов, вроде порошка мгновенной тьмы и Руки Славы. Так что сумел немного проредить их ряды. А главное, успел выдернуть оттуда Невилла. Что волновало меня куда больше, чем очередная безнадёжная схватка с Волдемортом, который, рассвирепев, возжаждал моей крови, поскольку в гробу уже видел всех Поттеров.

— Мне не до тебя, Том. Живи пока, — разрешаю я, неторопливо снимая мантию-невидимку. — Я решил, нам надо встретиться лично. Но не для драки. Поскольку ты недавно пришёл в себя, даю тебе шанс вразумить своих людей и сдаться. Это и всех касается, — раз уж тут собралось большинство Пожирателей, глупо не попытать счастье. — Мы не издеваемся над пленными, — заверяю я со всей серьёзностью. — А над своими людьми тем более. В отличие от вашего Хозяина. Так что подумайте.

Скопище Пожирателей угрожающе щерится сотнями палочек. Они не то чтобы задумались. Просто Реддл велел меня не трогать, оставить ему на сладкое.

— Ишь ты, как развезло Локхарта! А болтали, что он сочинил все подвиги! — доносится из безликого роя.

У них тоже полно новичков. Не все разбираются в высшей магии и грозных артефактах Отдела Тайн, глава которого прежде не подчинялся даже Министру магии. Теперь-то и сам Министр в подчинении — вон как подобострастно моргает всеми тремя глазами.

— Это Джеймс Поттер, болван! — слышу я более авторитетный голос.

— Ух ты! Как разукрасило Поттера.

Слабое движение длиннопалой мертвенно-бледной руки их Лорда заставляет всех задержать дыхание. Ну и дрессировка!

Волдеморт медленно приближается ко мне, но пока не поднимает палочку — сверлит легилименцией, прежде чем убить. Где скрывается Орден? Сколько нас? Интересно же! Ведь ясно, кто заступит на моё место, и разницы особой не будет… Я словно кожей ощущаю прицельные уколы, пытающиеся дотянуться до моей памяти. Сотни уколов.

— Порталы здесь не работают, пути аппарации я обрезал, Поттер, — сообщает мне тихий прозрачный голос. — Так что начинай делиться секретами. Может быть, Круциатус развяжет тебе язык? Если наложить его на мистера Лонгботтома?

Я его не слушаю. Я не сомневаюсь в эффективности пыточного заклятия в руках такого профессионала. Вероятно, я и сам не выдержу муки. Уж точно не смогу выдерживать бесконечно. Но для меня важнее рассмотреть палочку в руке Волдеморта — Бузинная или нет? Вдруг она всё же признает во мне владельца? Рискнуть ли, ввязаться ли в поединок? Темнота не проблема — я могу различить снитч на горизонте. Но нет, Старшей палочки нигде не видно. Волдеморт не повторяет ошибок. Я лихорадочно ищу решение, одновременно выстраивая в своём сознании лабиринт из зеркал. И как будто издалека слышу негромкий голос Невилла, с которым мы стоим плечом к плечу:

— Ну что, сэр? За Гриффиндор?

Похоже, только это и остаётся. По крайней мере, Невилл теперь при палочке и вполне способен сражаться. Только левая щека глубоко рассечена. Видимо, Шеклболт забирал у него «кровь врага» нашим факультетским мечом. Пожиратели обожают такие насмешки. Министр магии и сейчас сжимает рукоять меча перевязанной рукой, на которой наверняка не достаёт пальца.

После такого позора нам, конечно, остаётся только умереть за…

— За Гриффиндор, — соглашаюсь я спокойно.

Мы посылаем заклятия в Волдеморта, Волдеморт — в нас. И, в общем, всё должно вот-вот закончиться. Действие его Авады мне хорошо известно. А Волдеморт пользуется только ею. Даже Пожиратели испуганно шарахаются, боясь попасть под смертоносный луч. Это нас и спасает. Никого не оказывается поблизости, когда Реддл направляет в Невилла очередную смерть, а я пытаюсь встать на её пути.

— Авада Кедавра!

«Хватай за хвост, за хвост!»

Даже Волдеморт, сжимающий щупальцами легилименции моё сознание, слышит этот призыв и от неожиданности вздрагивает всем телом. Смертельное проклятие уходит в сторону. А я уже ничего не могу понять в этой круговерти. Заклинания, окклюменция, голоса в голове...

Какой хвост?!

Невесть откуда между мной и Волдемортом появляется отчаянно хлопающее крыльями пернатое создание. Вдобавок, слегка светящееся. Думать некогда. Я перехватываю зубами палочку, притягиваю за свитер Невилла и — ещё раз спасибо квиддичу! — ловлю у себя над головой горячие хвостовые перья феникса.

За секунду до новой, очень точно направленной Авады мир вокруг исчезает в огненном смерче. И тут же волна ледяной ярости Волдеморта накрывает меня с головой. Последний удар легилименции совпадает с непередаваемой болью в Метке, и сознание всё-таки меркнет. Я ещё слышу, как Невилл отчаянно кричит «Акцио…», но шум в ушах не даёт узнать окончание фразы. У меня одна задача — не потерять окллюменцию и… хвост.

А впрочем, уже всё. Я с облегчением валюсь на спину, отпуская Невилла, феникса и свою измученную память. Всё ещё стоит ночь, и мы где-то высоко в горах. Чувствуется, как здесь холодно и как разрежен воздух. Члены Ордена толпятся вокруг нас, ничего не понимая. Но уже начиная понимать. Без толку скрывать, где мы были. Судя по тому, что я приволок с собой израненного Невилла, а Невилл приволок с собой…

— Ты забрал меч Гриффиндора! — ору я, сгребая его в объятия.

— Я… да… — бормочет наш бесценный Лонгботтом и сам, похоже, не верит, что у него получилось. — Я сказал обычное Акцио, и он сам — представляете?! Я только вспомнил, что меч даётся смелым и всё такое… в случае острой нужды. Мне показалась, что нужда была очень острой.

А мечу наверняка показалось, что это его звёздный шанс сбежать от отступника. Кружащий над нашими головами феникс подтверждает это торжествующим клёкотом. Никто не ждал, что в такую ночь отыщется повод для радости, и радость сразу перехлёстывает через край. Нас обнимают и качают на руках, будто героев. Хотя всего и дела было минут на двадцать, и мы ровно ничего не поменяли в ходе войны. Впрочем, как знать?

— Где была твоя голова, Джеймс?! — вопрошает меня Лили, едва нам удаётся уединиться в палатке.

Мэри спит — как-никак, пять утра. И я бы сейчас тоже… Вставать же через два часа! Я слушаю, как бы уже сквозь подушку, меланхолично стягивая сапоги — сил на магию нет.

— Зачем ты рванул к нему, да ещё с двумя Дарами Смерти?! Как так можно?! — допытывается Лили, мечась из угла в угол. — Да ещё не сказал ни слова!

Вот потому и не сказал.

— Брось, — отвечаю, — меня даже хватиться не успели!

— Разумеется! Ты же предупредил Гарри, что мантия-невидимка нужна тебе для проверки окрестностей!

— Я и проверял окрестности. Хогвартса, — объясняю я терпеливо. — Лили, я не выбрался бы оттуда без кольца и мантии!

— Как ты вообще предполагал выбираться?! Ты знал, что прилетит Фоукс?!

Нет, не знал. И не знал, что Волдеморт одним взмахом руки отрежет аппарацию. Он здорово отточил своё мастерство с нашей последней встречи.

— Ладно, ты права. Это было глупо, — пожимаю я плечами. — Но эффективно. Надо же было поглядеть своими глазами, как у них что. Больше такого шанса не будет!

Лили рассматривает меня и нервно грызёт ногти, явно не находя, что ответить. Нет, находит.

— Не буду говорить, каким горем стала бы для всех твоя гибель, — произносит она хрипло. — Но за этим пришли бы другие беды. Волдеморт захватил бы все Дары, как всегда мечтал. И натаскал бы из Арки Смерти столько тёмных волшебников, что мало не показалось бы. Неужели ты не думал об этом?!

— Честно говоря, некогда было думать, — сознаюсь я. — Это был порыв. Я… расстроился из-за его возрождения.

— Расстроился? — переспрашивает она сорвавшимся голосом. — Я бы сама тебя убила, если бы ты не спас Невилла!

— Вот видишь — нет худа без добра! — у меня нет желания препираться дальше.

Что сделано, то сделано. О последствиях поразмыслю потом. На сегодня все мысли встали.

— Не знаешь, что они едят? — спрашиваю я, кивая на Фоукса, который знай себе дремлет, примостившись на спинке стула.

— Орехи, наверное. Сухофрукты какие-нибудь, — неуверенно предполагает Лили, понемногу успокаиваясь. — Мне кажется, на свободе он сам себя прокормит. Как так вышло, что он прилетел к тебе, Джим? Я думала, он уже не вернётся!

В Орден Феникса. Я мог бы, наверное, растолковать ей эфемерные магически взаимосвязи, но я уже едва ворочаю языком и вместо ответа валюсь на постель. Палочку — под подушку.

— Осталось только отрастить бороду, — со странной улыбкой роняет Лили, гладя меня по волосам. — Слава Мерлину, ты опять вернулся!

— И не только я, к сожалению.

— Да, чуда не случилось, — скорбно вздыхает она. — Тебе не показалось, может в этот раз у них что-то не задалось с возрождением?

— По-моему, всё отлично. По старой схеме, — говорю я, зевая. — Глаза красные, рожа змеиная. Говорит разумно, всё соображает, колдует — будь здоров... Да ну его! Спать хочу.

Как она уходит, как гасит лампу, уже не помню.

* * *

Не всё же будни описывать — праздники у нас тоже случаются! Очередной матч по квиддичу, например. Между гриффиндорцами, которых в лагере большинство, и сборной командой всех остальных. Ничто так не сплачивает людей и не поднимает боевой дух, как квиддич. Я даже Малфою предлагал полетать за ловца — Гарри говорит, он был неплох в школе. Но Драко с присущей ему змеиной улыбкой удивился: «Я что, один буду в команде?», и ускользнул. Салазар с ним, Малфои всегда держатся особняком. Есть с чего, так сказать.

С Драко я ещё успею пообщаться — он скоро понадобится. Руквуд рассказал мне кое-что интересное, но Руквуда использовать нельзя. Как бы Волдеморт не догадался, что один из его приближённых давно под нашим Империо. К счастью, Август оказался крайне восприимчив к этому заклятию, да к тому же владеет окклюменцией. Но сейчас речь не об Августе. Идею, которую мне навеяли его донесения, ещё предстоит обдумать и обсудить на собрании Ордена.

А пока весь Орден на квиддичных трибунах. Да, мы и трибуны соорудили тут, в горах — долго ли, с волшебными палочками? Теперь на них яблоку упасть негде. Всё знакомые лица. Вон и Луна с Гермионой, и Аберфорт с Минервой, и Лили с малышкой… Больше никого разглядеть не успеваю, потому что ухожу на разворот. Стадион у нас, допустим, не самый большой, зато в командах попадаются профессиональные спортсмены. А игры бывают такие, что Ли захлёбывается, комментируя их на нашей единственной радиоволне. Уносящейся невесть в какую даль над разбросанными, погружёнными в ужас и хаос островками Магического Мира.

Правда, мне редко удаётся доглядеть, а тем более доиграть матч. Вот и теперь подлеченный слезами феникса Невилл отчаянно машет с земли, призывая спуститься. Как раз в тот момент, когда мне удалось попасть квоффлом в кольцо противника! Тьфу ты. Делаем перерыв в игре, я снижаюсь и перебрасываю метлу Джинни. Мётлы у нас в дефиците, не дай Мерлин сломать! Уж лучше палочку. Олливандер всегда новую выточит, пусть и поругает. А первоклассную метлу кустарно не сделаешь. Ладно бы квиддич, а воевать как? Так что я не от хорошей жизни летаю на старом мотоцикле Сириуса.

— Подходящая погода для игры, мистер Поттер! — вздыхает Невилл.

Явно, ему тоже хочется тут остаться и посмотреть, но чувство ответственности перевешивает.

— Вернулась миссис Малфой, — сообщает он по дороге от стадиона, и я спотыкаюсь на ровном месте:

— Да ты что?! Быть не может!

Невилл клятвенно кладёт руку на эфес меча Гриффиндора, который теперь повсюду носит с собой. Он пытался было передоверить этот меч мне или Гарри. Но, во-первых, Лили права — неразумно сосредотачивать несколько мощных артефактов в одних руках. И врагам можно попасться со всем добром, и на психику очень действует — по себе знаю. А во-вторых, именно Невилл отобрал меч у Правой Руки Волдеморта — это вам не шутки!

— Мы сами не поверили, сэр, когда она аппарировала к границе чар! — докладывает он взволнованно. — Говорит, насилу нас нашла — Драко ей оставлял галлеон. Ну, из зачарованных Гермионой… Мы сначала подумали — какая-то подстава. Но оказалось, это и впрямь миссис Малфой! Ей французское правительство открыло портал, но Волдеморт этот канал уже проследил и запечатал. Так что обратно — никак.

Тут дело вот в чём — благородный супруг Нарциссы лечит голову в какой-то шестизвёздочной богадельне в Европе. Во Франции, как теперь выясняется. Под этим предлогом Нарцисса до последнего времени поддерживала сообщение между Орденом и внешним миром. Правда, внешний мир единогласно решил, как всегда, не лезть в наши смены министров. Пока война не выплеснется за пределы страны, благо мы на острове. О том, что тогда уже будет поздно, мы неоднократно сообщали и в письменной форме, и по единственной радиостанции, и через эмиссаров, вроде Нарциссы. Но ответ получали один и тот же — да ничего такого не происходит, вы всегда прекрасно справлялись. Знали бы вы, какие у нас проблемы!

Мы уже месяца три не знаем, какие там у них проблемы. Потому что не можем просверлить ни единой дырочки в свинцовом магическом барьере, который замыкается где-то в бурных водах Атлантического океана. Да мы, собственно, отсюда и не спешим. Но появление кого-то оттуда — прямо невероятная вещь! Не иначе Нарцисса применила все законные и незаконные чары, чтобы оказаться в итоге с ненаглядным сыном, а не со спятившим муженьком. Должна же она сознавать, что отправить её обратно не в наших силах?

Судя по бледному лицу Нарциссы, ожидающей нас под штабным тентом, она прекрасно всё осознаёт. По-моему, её до сих пор мутит от жёсткого приземления. Но с осаждающими её Артуром и Филиусом она разговаривает вполне внятно, хотя и холодно. Нарцисса всегда общается в стиле арктического циклона. Тут важнее не как она говорит, а что.

— С удачным перемещением, Нарцисса, — киваю я ей, косясь на загородивший проход багаж. — Что хорошего?

— Хорошего? Не расстаётесь с гриффиндорским оптимизмом? — осведомляется она, не разделяя моей приподнятости. — Квиддичем, смотрю, балуетесь… Я перенесла с собой три сундука с посильной помощью от народов мира. Один с бинтами и снадобьями. Второй — с палочками, мётлами и мелкими артефактами. Больше никакой поддержки не будет. Я, во всяком случае, за ней не отправлюсь.

Ура! Мётлы! Насчёт остального не знаю… Лучше бы они овсянки прислали. И керосина. А то при магическом огне глаза сломаешь карты разглядывать. Снадобий с определителями врагов мы и сами наделаем. А вот с земледелием и охотой среди скал тяжело. С добычей полезных ископаемых вообще никак.

Я утираю лоб и провожу рукой по мокрым от пота волосам, пытаясь сосредоточиться. Помотайся-ка два часа на метле, получи по голове бладжером, а потом думай.

— Невилл, — говорю я, — найди мадам Помфри — пусть разберётся с первым сундуком. Поможешь, если у неё рук не хватает. Артур, Филиус, второй сундук ваш. Там надо всё проверить и настроить. Мётлы отдайте Роланде — она посмотрит. Вечером соберёмся, обсудим всё.

— А третий сундук? — напоминает мудрый профессор Флитвик, нетерпеливо потирая руки в преддверии сортировки артефактов.

— Мне не сказали, что там, — пожимает плечами Нарцисса. — Что-то секретное. Я только знаю, что содержимое нельзя трансфигурировать.

Мы недоумённо переглядываемся.

— Секретное, стало быть, секретное, — Артур деловито поправляет съехавшие набок очки. — Нам, Филиус, и так хватит работы! Джеймс, ты знаешь, где нас найти, если понадобимся.

— Лишь бы оно вас не слопало, сэр, — с тревогой предупреждает Невилл. — Оставить вам меч?

Вряд ли я захочу рубить подарок мечом, хотя вполне понимаю его чувства. Никто особенно не доверяет Малфоям. Я бросаю прощальный взгляд на громогласные квиддичные трибуны, над которыми золотистой искрой порхает снитч. Гарри наверняка справится. Отворачиваюсь и мужественно вздыхаю:

— Пойдём, Нарцисса.

По дороге к жилищу Малфоев я уже гадаю над тем, чем могли нас одарить друзья из-за границы. Порошок мгновенной тьмы из Перу был очень даже ничего, но почти весь вышел. Вот бы прислали Хроноворот! Или яйца драконов. Лучше — яйца драконов. Хроновороты отматывают лишь несколько часов назад — что это решит? А с драконами мы смогли бы отвоевать Хогвартс.

Время подумать есть — шатёр Малфоев стоит в стороне от других. Как всегда, на самом отшибе. Это не оговорка. У всех палатки, а у них — шатёр. Уменьшенная копия Малфой-мэнора. Всегда полумрак, всегда прохлада, пара домовых эльфов, настолько вышколенных, что их не видно глазом. Хрусталь, серебро, портьеры и так далее… Они всё ещё богаты. Но что их золото, что золото Поттеров, Блэков и ряда других семей, утекает как вода. До недавнего времени мы расплачивались им, даже совершая налёты на маггловские супермаркеты. В рамках фуражировки. Две минуты на аппарацию туда-сюда, пока не нагрянули Пожиратели. Шеклболт строго отслеживал любые перемещения к магглам.

Теперь у нас меньше поводов тратиться. Зато больше поводов голодать. Может, в сундуке спрятано средство борьбы с продовольственной проблемой? Пресловутые магические парадоксы — почему мы до сих пор не изобрели способа наколдовать еду?! Вместо того чтобы устраивать войну за войной.

В любом случае, раз эта вещь секретная, надо соблюдать осторожность. Нарцисса пропускает меня в шатер, я захожу и тут же накладываю защитные чары. Вдвое крепче, чем были. Плотно прикрываю за собой вход в сине-фиолетовый полумрак тяжёлых занавесей и прижимаю Нарциссу к резному опорному столбу.

— Сейчас всё рухнет! — испуганно предупреждает она, напоминая, что столб удерживает над нами крышу.

Да и пусть рухнет! Пусть поедет крыша. К чёрту всё. Я припадаю губами к её губам, поднимаю её юбки, подхватываю её под колени...

— Это так обязательно… сразу после квиддича? — осведомляется она своим хрустальным голосом. — Джеймс, я сама только с дороги… прошу тебя…

— Я думал, ты вообще не вернёшься!

Я честно пытаюсь всё-таки довести её до кровати, но на завешенной коврами и портьерами половине Нарциссы слишком много препятствий. То и дело подворачиваются какие-то этажерки, пуфики, столики с кучей баночек, которые с дребезгом падают и падают на пол, пока мы стараемся обойти всё это, не размыкая объятий.

— Иди сюда, — на пути вдруг оказывается огромный сундук (должно быть, тот самый!), и я усаживаю ослабевшую Нарциссу на массивную крышку.

Она больше не спорит — только тихонько покусывает мои губы, помогая разбираться с застёжками.

— Ты примерно представляешь, что подо мной? Вдруг ему не понравится? — спрашивает она обречённо, пока я унизываю её шею поцелуями.

Самое прекрасное во всём этом — что Снейп молчит. Ему глубоко плевать на Нарциссу. Он её знать не знает. Во всяком случае, не так как я. С безупречным изяществом, как и всё что она делает, Нарцисса откидывается назад, направляя меня рукой, и я наконец чувствую себя совершенно живым. И плевать, что каждый толчок ударяет меня о кованый угол сундука. Я хочу находиться в ней вечно, хочу вечно смотреть на неё. Её стон, её запах — всё хочу! Нарцисса вскрикивает снова и снова, изгибаясь в моих руках, доверяясь мне, отдаваясь мне, и это лучшее, что со мной было за последние три месяца. Явление феникса — следующее по списку. Но ощущение сходное — проходящий по жилам живой огонь. Я растворяюсь в ней без остатка, и даже когда всё позади, едва могу стоять на ногах, потому что меня бьёт дрожь.

Нарцисса, разгорячённая, растрёпанная, продолжает судорожно прижимать мою голову к своей груди, к бешено стучащему сердцу.

— Я не знаю, люблю тебя или ненавижу, — сообщает она мне на ухо.

— Да какая разница?

— И то верно.

Мы с запозданием добираемся до постели, избавляемся от раздёрганной и мятой одежды и ложимся, переплетая руки и ноги. Здесь совсем тихо, даже не слышно гомона трибун — только тиканье часов. Я не знаю, о чём думает Нарцисса. Мне вообще плохо думается в такие моменты. Кажется, я размышляю над тем, до чего ей должно быть странно всё это. Интересно, с кем она сейчас по её мнению — со мной? Со Снейпом? С Локхартом? Очень хотелось бы верить, что со мной.

— Всё время забываю спросить, — спохватывается она, приподнимаясь на локте. — Какого цвета твои глаза?

— Чёрные, — говорю я, прекрасно понимая, что она видит другое.

Моя жизнь — сплошной театр абсурда. Я даже с любовницей не бываю в истинном облике. Если я приму истинный облик, всё станет ещё сложнее.

— Я сказала — твои, — уточняет она с лёгким нажимом на последнее слово.

А, вот о чём речь! Я удивлённо ловлю себя на том, что не сразу нахожу ответ.

— Карие, — поправляюсь я, припомнив почти лишившийся плоти череп. — А ты предпочитаешь голубоглазых блондинов?

Я пытаюсь как-то уйти от неловкости, но теперь неловкость ощущает она. Ненавижу такие моменты! Вообще всю нашу ситуацию. Что мой, что её брак — чистая фикция, но это странное положение унизительно для всех четверых. Собственно говоря, мне глубоко плевать на её благородного супруга (он немногим благороднее меня, кстати!). Но Нарциссе это явно не всё равно, и я нарочно с вызовом спрашиваю:

— Как Люциус?

Она пожимает плечами, заставляя белокурые волосы водопадом скатиться на обнажённую грудь.

— По-прежнему считает себя павлином. Думаю, они прекрасно нашли бы общий язык с твоим прототипом из Мунго.

— Даже если ты когда-то увидишь мужа, он решит, что ты принесла пшено, — пытаюсь я втолковать ей. — Может, пора уже покончить с фарсом? Жизнь коротка. Стоит ли её тратить на прятки?

Этот разговор повторяется далеко не в первый раз, но сейчас она, кажется, всерьёз задумывается. Из-за того, что мы отрезаны от мира. Или потому что за два года вместе и не вместе она устала не меньше меня. Но вслух Нарцисса заговаривает о другом, словно не расслышав вопроса.

— Что, твоя неуязвимость начала давать трещины? — произносит она, отслеживая прохладным пальцем тонкий шрам от Сектумсемпры у меня на груди.

Хм. Боюсь, это была не моя неуязвимость. И то, что мы сейчас делаем, не способствует её укреплению. А Сектумсемпра вообще коварная вещь. Этим заклятием теперь швыряются все, кому не лень, а лечить его не умеет никто. Гарри утверждает, что было какое-то исцеляющее заклятие, но какое, вспомнить не может. Если бы не загадочная чёрная мазь, которую где-то раздобыла Лили, рана вообще не закрылась бы. И всё равно этот темномагический след, как и Метка, проступает сквозь чары Оборотного зелья.

Мне, собственно, безразлично, насколько я попортил красоту героического Локхарта. Просто та боль уже принадлежала мне. Её я помню. И когда горячие губы Нарциссы скользят вдоль рубца, попутно припадая к соску, у меня вырывается стон.

— Невозможно так жить, — говорю я ей. — Выходи уже за меня!

— И ты оставишь своё рыжее солнце? — спрашивает она недоверчиво.

Оно не моё. Лили поцелует меня в щёку, пожелает счастья, и мы продолжим дружить. Вот поэтому я больше так не могу.

Подобные встречи с Нарциссой не слишком часты. Так что большая часть окружающих не подозревает о нашей несколько неожиданной связи. Меньшая часть, возможно, догадывается, но все молчат. А Лили настолько далека от этого, что вряд ли вообще задумывается, с кем я был за четыре года нашей новой эры, и был ли. Она живёт в своём мире. Не знаю, кто туда вхож. Наверное, призраки прошлого, в том числе, и мой. Мэри. Иногда Гарри.

Но у Гарри своя семья и своя жена. И безуспешные попытки завести собственную рыжую девочку с глазами, как у отца, которую в прошлый раз родила почему-то не Джинни, а Лили. Так что Лили во всей этой истории одинока. И не только она. Кажется, что мы живём в замершем времени. Или в двух несинхронных временах. Такие размышления зародились далеко не сегодня. Сегодня я только отвечаю:

— Оставлю. Если позволишь жениться на тебе.

Я без понятия, что скажет Гарри, и что скажет Драко, и что скажут все, и я больше не могу об этом думать. Больше не могу, Нарцисса. После всех месяцев, когда я считал, что уже никогда тебя не увижу.

Я притягиваю её к себе и долго целую — очень долго. Так, что у неё обрывается дыхание. И всё же она произносит:

— Глупей ничего не слышала.

Спасибо, милая.

— Тебя не устраивает чистота моей крови? — уточняю я с усмешкой.

Я ведь теперь полукровка — где уж нам жениться на Блэках! Принц-полукровка — убейте меня. Уверен, ей и этот фактор небезразличен. Но Нарцисса не так глупа, чтобы поддаваться на дешёвые провокации.

— Меня не устраивает чистота твоего разума, — объясняет она со вздохом. — Один безмозглый блондин уже числится у меня в мужьях. К чему обзаводиться вторым? — и прибавляет уже серьёзно, почти с тревогой: — Твой авторитет не так непоколебим, Джеймс, как тебе хотелось бы. Лили подпирает его гораздо лучше, чем смогу это делать я. Мне, видишь ли, помешает… чистота крови.

Слизеринка. В постели очень трудно себя не выдать. Кажется, я тоже раскалываюсь. Я говорю не совсем то, что обычно. И не совсем обычным тоном — чуть более устало и раздражённо. Я говорю:

— Мне известно всё это. Раз Реддл снова с нами, он наверняка вспомнит про свою старую резиденцию. А ваш Малфой-мэнор, прости, порядком поистрепался. Дольше месяца мы его не удержим. Меч Гриффиндора, конечно, бесценен…

— Можешь не хвастать передо мной своими подвигами, — фыркает она. — Я уже расспросила Лонгботтома.

— Меч Гриффиндора, — повторяю я, — бесценен. Но ни его, ни квиддич не намажешь на хлеб. Если к зиме мы не захватим Хогвартс, у нас не будет запасов. А детей и всех, кто с ними, придётся забрать сюда. Всё это может кончиться бунтом. Слишком разные люди собрались под знамёнами Ордена. И все они устали. И все потрясены возвращением Реддла, — я прерываюсь, увлекшись перебиранием её волос. — Извини, не хочу говорить об этом здесь и сейчас. Наверное, наступают тёмные времена, но я уже не помню, когда было иначе. Я хочу исходить только из того, что люблю тебя.

— Не любишь, — Нарцисса медленно качает головой и при этом жадно всматривается в моё лицо. Что там можно разглядеть? Маска за маской и… пустота.

— Тогда почему я здесь?

Мне самому хотелось бы это знать.

— Желаешь, чтобы я сказала? — спрашивает она чуть удивлённо, но вместо ответа перекатывается на край постели и начинает искать что-то на прикроватном столике. Открывая для моих поцелуев гибкую и нежную спину.

Я спускаюсь губами по ложбинке её позвоночника и одновременно, как вспышками, вспоминаю сцену, увиденную в ночь возрождения Волдеморта. Чудовищные рваные шрамы на женской коже, взгляд через плечо, каскад рыжих волос. Лили. Я чувствую это, и это же чувствует Нарцисса, но я не знаю, как объяснить ей, что это уже не я. Это… память за пределами смерти и памяти. Я в ней неповинен.

— Причина самая простая, — Нарцисса усаживается, отыскав то, что ей было нужно — гребень для волос. Старинный и далеко не дешёвый, как и любая её вещь.

— Во-первых, здесь мало женщин. Особенно, тех, что будут вести себя тихо. А твоя жена — единственная крепость, которую ты не можешь взять, — улыбается она, перекидывая на одно плечо свои русалочьи волосы.

Её светящаяся красота, кажется, подчиняет само время. Мне кажется, она стала ещё прекраснее за те два года, что мы вместе. Расцвела, что ли? У женщин, тем паче волшебниц, есть тысяча средств для того, чтобы сводить с ума. Но внутреннее сияние, оно либо есть, либо нет. Мне нравится ею любоваться. И ей нравится, когда я любуюсь ею.

— Во-вторых, — негромко прибавляет Нарцисса, пропуская густые пряди сквозь частый гребень. — Ты залечиваешь уязвлённую гордость. Иначе не пошёл бы на измену — ты и без того чувствуешь себя виноватым перед Лили. Но связаться с Северусом Снейпом, это было слишком…

Она осекается, по-настоящему испугавшись. Так, видимо, бледнеет моё лицо. Чьи угодно намёки я готов снести, только не её.

— Ты не знал? — шёпотом предполагает Нарцисса.

— Разумеется, знал. Откуда бы иначе взяться Мэри? Но ты-то откуда знаешь?!

Не понимаю — она ведь только что вернулась!

— Лили говорила мне, — отвечает она, запнувшись.

Лили! Нарциссе?! Вот и пойми этих женщин.

— Ещё когда Люциус и… когда они оба были в Азкабане. Лили приходила, узнавала, что можно сделать. Прости, мне не следовало напоминать. Всё проклятая ревность. Прости, — договаривает она совсем тихо.

Да не в том дело, я лишь… Не знаю. Ерунда. Всё это. Нарцисса отбрасывает расчёску, склоняется надо мной и окружает моё лицо струями своих волос, так что мне некуда отвести взгляд — везде она. С новым поцелуем призрак Снейпа рассеивается. В конце концов, какая разница? Мэри носилась с этой вестью по всему лагерю.

— Мог бы сообщить раньше, что девочка — не твоя дочь, — негромко замечает Нарцисса, откидываясь на подушки. — Это имеет значение.

— Она — моя дочь, — поправляю я коротко. — Значение имеет только это. И разве Драко не стоит для тебя на первом месте?

— Когда я надевала на голову Распределительную Шляпу, она не называла среди моих качеств наивность, — медленно отвечает Нарцисса. — Я отлично понимаю, что ты не перестанешь использовать моего сына, что бы я ни делала. Здесь или во Франции.

— Я не то имел в виду, — отвечаю я, вздрогнув. — Я лишь хотел сказать, что для тебя важно мнение сына. Только его мнение. Ты скорее расстанешься со мной, чем расстроишь Драко.

— Вот как? — она неожиданно начинает смеяться. — Не путай одно с другим — мне есть дело до Драко, но не Драко до меня! С тех пор, как я… отправилась вслед за Люциусом, бросив его здесь, мой сын живёт, будто он один на свете. И творит, что хочет. Хочет — бросает образование. Хочет — расторгает помолвку. Хочет — рискует жизнью. Я могу лишь следовать за ним, не надеясь быть услышанной. Да мы и не разговариваем! Не то чтобы из-за обид. Просто не о чем.

Она уходит в мыслях куда-то очень далеко и начинает осторожно смахивать слёзы своими тонкими пальцами в тёмных старинных кольцах. Но я догадываюсь, что лучше её не прерывать.

— В девятнадцать лет, — дрожащим голосом говорит Нарцисса, — он связался с какой-то магглой. Прятал её несколько месяцев в Малфой-мэноре.

Не уверен, что мне следует это знать. Маггла — это резко, конечно. Видимо, Драко хорошо её скрывал. Я сам частенько наведывался в фамильное гнездо Малфоев, но ни разу не встречал там эту девушку. Чужая душа — потёмки! А уж Малфой-мэнор... Сейчас там скрывается несколько сотен человек, и ничего.

— Не знаю, чего он хотел — переломить себя, насолить отцу, — шепчет Нарцисса. — Но Люциус и тогда уже воспринимал жизнь… через раз. А для Драко эта история кончилась плохо. Они влюбились, потом рассорились, девчонка пугалась всего — говорящих картин, домовых эльфов. Не желала сидеть взаперти в заколдованном замке, и так далее. В результате он наложил на неё Обливиэйт, вернул её папе с мамой и напился яду.

Драко?!

Я сажусь на постели.

— Если б я не вернулась в тот день, его уже не было бы на свете, — тихо договаривает Нарцисса. — Что он может мне сказать после этого? Я буду рада, если он хоть что-нибудь скажет!

Она осекается, как будто лишь теперь осознаёт, с кем и о чём говорит. Я хочу объяснить ей, что это ничего, что между нами так и должно быть, но по лицу Нарциссы угадываю, что тема закрыта раз и навсегда.

— Я тебя озадачила? — спрашивает она с непривычной заботой и тоже садится.

— Вовсе нет. Большинство из нас были круглыми дураками по юности. Это проходит.

— По юности, — повторяет она задумчиво. Легонько целует мои губы, ерошит волосы. — Вот поэтому я и не пара тебе! Ты сам ещё мальчишка. Чаще всего славный, временами совершенно несносный, но… Было бы нехорошо с моей стороны повиснуть на твоей шее. Ты и так многовато на себя взвалил.

Я молча качаю головой. Не знаю, как объяснить ей, что это не совсем так. Будь оно так, всё было бы слишком легко. И чересчур чудесно. Но чудо не так безупречно, как всем кажется. Не так, как конфетная оболочка Локхарта. Ведь под ней… плоть моего врага, отдавшего за меня жизнь, по которому моя жена до сих пор тоскует — я знаю. А ещё мне достался от него любимый, но проклятый Волдемортом ребёнок. И отзвуки чужой страсти, и отголоски чужой боли.

А ещё дальше, глубже — могильная чернота и пустота, потому что сам я давно сгнил и разложился, и только с Нарциссой не ощущаю на губах привкус тлена. Я хочу объяснить, что физически мне столько лет, сколько минуло с момента моего рождения. Что возраст моей души, прогулявшейся туда и обратно, трудно измерить. Что мой разум вместил за годы войны столько, что хватило бы на несколько жизней… но я теряюсь, с чего начать. Что из этого она не знает?

«Перестань, Сохатый — на нас ты можешь обрушивать все эти откровения. Но не стоит пугать живых».

«Это в нём Сопливус проснулся. Души его срочно!»

Я стараюсь не обращать на них внимания, но Нарцисса уже перехватила мой скользнувший в сторону взгляд.

— Салазар! Они опять здесь! — вскрикивает она, натягивая простыню до подбородка.

«Скажи ей, что поздно прятаться!»

«И она даже не представляет, насколько это нам теперь безразлично».

«То ли дело при жизни!»

«Я и при жизни был женатым человеком».

«Ты и при жизни был занудой, Лунатик! Джеймс, передавай привет Цисси! Наконец она одумалась и нашла себе нормального парня!»

Я невольно улыбаюсь, но Нарциссу пугает эта улыбка.

— Они — это я. Как их прогонишь? — я с усилием отвожу взгляд от своих вечных друзей. — Мне являются разные люди. Но они не рабы, и приходят, когда хотят. Для них это единственный способ немного пожить.

Я это очень понимаю, но у Нарциссы округляются глаза.

— Джеймс, ты сходишь с ума! — в этот раз она не шутит, по-моему. — Любовь моя, послушай… здесь никого нет! Ты разве не знаешь, как выглядят привидения?

Знаю. Но не знаю, как объяснить, чтобы она поняла.

— Привидения — это души, оставшиеся на земле. А эти являются из-за грани. Не стоит их бояться, Нарцисса, они не причинят вреда! Их как бы нет в нашем мире.

Впервые мы беседуем об этом так подробно и впервые, кажется, до неё доходит, как я живу. Собственно, я ни с кем до сих пор это не обсуждал. Воскрешающий камень — не тот предмет, о котором стоит болтать. Не случайно Дамблдор погиб из-за него.

— Не причинят вреда — ты говоришь? — голос Нарциссы звучит спокойно, но черты лица заостряются, становясь ещё прекраснее. — Такая магия очень опасна, Джеймс! Ты даже не сознаёшь, что это не тени живых людей, а образы из твоей головы! Иначе почему к тебе приходят только те, кто был дорог?! Почему не явится, к примеру, Мерлин?!

Рассказать про свою Книгу. А это идея!

«Сейчас мы его тут поищем, Сохатый! Она что, думает, тут все стоят на полках по алфавиту?»

— Потому что у всякой магии есть законы. Не я зову их — они хотят меня видеть, — говорю я Нарциссе, но это почти невозможно объяснить. — Они помогают мне. В том числе, на войне. И я не стану никого прогонять. Образы они или призраки.

— Если это призраки, то всё ещё хуже, — выговаривает она, напряжённо прижавшись к изголовью кровати. — Мой муж был одним из лучших тёмных магов, тёмные маги дневали и ночевали у нас в доме. Их Хозяин провёл у нас не одну неделю. Поверь, я знаю! Нельзя годами держать врата в иной мир приоткрытыми. Нельзя шутить с такими вещами.

— Я и не шучу.

Нарцисса молчит.

— Ты ни разу не снимал кольцо? За все эти годы? — тихо уточняет она, наконец. — Или что там нужно с ним делать?

Нужно повернуть камень в кольце. Нет, ни разу. Но, думаю, даже Нарциссе не стоит этого знать. Раз она так сведуща в тёмных искусствах. Впрочем, она и так понимает по моему лицу, что недалека от истины.

— Хорошо, — произносит она холодным шёпотом. — Если ты такой вежливый, я сама их выпровожу. Убирайся, Сириус! И прихвати с собою всех остальных. Иначе я поведаю твоему другу такое, что ты сам не захочешь ему показываться.

«Лучше уйдём, Бродяга».

«А что такого она поведает?!»

«Пошли, пошли…»

«Что она знает?! Я тоже хочу знать!»

Очертания фигур расплываются. Голоса делаются неразличимыми, вливаясь в едва слышный шелестящий шёпот, который всегда со мной. Нарцисса с довольной улыбкой наблюдает за моим лицом, а потом резко толкает меня в грудь, заставляя откинуться на спину.

— Как скоро твой сын поймает снитч? — спрашивает она, прожигая меня глазами.

Я усмехаюсь:

— Полчаса ещё есть.

Ах да, сундук! Там оказался Омут Памяти. Действительно редкая и дорогая вещь. В Магической Британии таких не осталось. Один разбили в Министерстве, другой — в Хогвартсе. Я откатил его в свою палатку, приткнул в углу. Чёрт знает, вдруг на что сгодится? Потом… не сейчас... Хотя бы через полчаса…