Безобразная невеста (гет)

Рон проснулся в отличном настроении. С кухни тянуло запахом сдобы с корицей и свежемолотого кофе, но абсолютная тишина недвусмысленно намекала, что дома никого нет.

Широко улыбнувшись, Рон со стоном потянулся и встал.

— Один! — произнёс он и рассмеялся. — Наконец-то один!

Проинспектировав стол, Рон подвинул поближе поднос с завтраком и развеял чары, сохранявшие кофе горячим. Между сахарницей и молочником обнаружилась записка.

«С днем рождения, Рональд».

Хмыкнув, Рон скомкал пергамент и метким броском отправил поздравление в мусорную корзину.

Как и всегда при мысли о жене, настроение испортилось. Их брак был не просто несчастливым — ужасным!

Начав встречаться с Гермионой сразу после Последней битвы, Рон наивно полагал, что общего прошлого хватит для будущего. Он не любил её, но, имея весьма скромный опыт общения с противоположным полом, был рад и этим недоотношениям. За годы совместных приключений они узнали друг о друге, казалось, всё, изучили недостатки и особенности и приняли их как данность...

Реальность внесла коррективы практически сразу. Гермиона-подруга не имела ничего общего с Гермионой-девушкой. Всё то, что не нравилось Рону в подруге, откровенно бесило в девушке.

То, что их брак — ошибка, стало очевидно сразу, но гриффиндорское упрямство удерживало вместе. Как и общественное мнение. Рождение детей немного сгладило острые углы, однако это был холодный нейтралитет, не более.

Рон сам себе не поверил, когда понял, что главная проблема в происхождении Гермионы. Нет, конечно же, для него было совершено неважно, что тесть и тёща — магглы, но, будучи, несмотря ни на что, чистокровным, он мыслил как волшебник, а жена, даже спустя десятилетия жизни в магическом мире, — как маггла. Одна её борьба за независимость эльфов чего стоила. Конечно, при Гермионе никто не смел и заикнуться о желании иметь домовика, однако и сам Рон, и члены его семьи, и многочисленные друзья вовсе не отказались бы от такого непритязательного помощника по хозяйству. И так было во всём: Гермиона шла напролом, «нанося справедливость и причиняя добро».

Иногда Рону было неудобно, иногда откровенно стыдно за поведение супруги… Кто бы мог подумать, что чистокровные снобы окажутся правы? Однако с каждым новым объектом несправедливости, что она находила, Рон отдалялся всё дальше и дальше, пока не стало слишком поздно. Вот уже много лет они жили как соседи, не как супруги. И их обоих это полностью устраивало.

Допив последний глоток кофе, Рон переместил посуду в раковину и с тяжким вздохом пошёл одеваться — ему предстоял визит в отчий дом.

* * *

Нора встретила тишиной, которая до сих пор казалась чем-то неправильным. Дети давно разъехались, внуки были кто в школе, кто с родителями, и старый дом выглядел заброшенным.

Мать кинулась его обнимать прямо с порога, вскоре присоединился и отец, но ощущение, что он дома, так и не вернулось. Как бы сложно порой ни было рядом с Гермионой, его дом был там, в их общей квартире. Высидев положенное хорошему сыну время, он обратил внимание на время и поспешил проститься с родителями — ему предстояла более приятная встреча.

Привычно аппарировав на крыльцо задней двери небольшого коттеджа в пригороде Лондона, Рон не стучась вошёл внутрь.

— Ты опоздал, — послышался капризный голос со второго этажа, и через несколько секунд на лестнице появилась Лаванда. — Ты не соскучился?

— Мама задержала, — делая шаг навстречу и заключая её в объятия, признался Рон. — Ну же, не дуйся. Лучше поцелуй меня.

— Я приготовила тебе сюрприз, — уворачиваясь от настойчивых губ, засмеялась Лаванда и, перехватив игриво сползающую вниз руку, потянула за неё. — Пойдём.

— В спальню? Я всегда за, ты же знаешь.

— Нет же, Бон-Бон! — забыв, что любовник ещё со школьных времён ненавидит это прозвище, воскликнула она. — Я купила нам билеты на тропический остров. Только представь: ты, я, тёплое море и солнце!

— Но… — Рон выглядел растерянным, — ты же знаешь, я не могу…

Глаза Лаванды потемнели от гнева, пухлые губы сжались; она упёрла руки в бока и визгливо возмутилась:

— Не ты ли обещал порвать с Грейнджер?!

— Она давно уже не Грейнджер, — машинально исправил Рон, не сообразив, что этим только подольёт масла в огонь ссоры.

— Так пусть станет! — рявкнула Лаванда. — Сколько можно?

Рональд Уизли не был трусом, но проблемы предпочитал игнорировать и ждать, пока кто-нибудь решит их за него. С этим всегда великолепно справлялись мама и жена. Но эту проблему он не мог переложить на их плечи; страшно представить, в какой ад превратилась бы его жизнь, узнай те о наличии у него любовницы.

— Лаванда, милая, давай не будем ссориться…

— Нет уж, Рон. Сколько лет я слышу одно и то же? Ты всё обещаешь и обещаешь, а ситуация не меняется. Мне надоело быть твоей постыдной тайной. Тебе придётся рассказать о нас Грейнджер.

Рон передёрнулся, но, не утратив надежду успокоить Лаванду, попытался её обнять. Однако Фортуна, видимо, решила, что оказала ему достаточно милостей и повернулась задом.

— Или скажешь ты, или это сделаю я, — отступив на шаг назад, ультимативно заявила Лаванда.

— Тебе обязательно было портить всё именно сегодня, в день моего рождения? — начал злиться Рон.

Та издевательски рассмеялась.

— В прошлом году ты пообещал, что поговоришь с ней наутро после дня рождения. В позапрошлый год ты обещал, что всё расскажешь в течение недели. Еще год назад…

— Хватит!

Она послушно замолчала.

— Между прочим, билеты обошлись мне в круглую сумму, — после паузы примирительно улыбнулась Лаванда. — Я уже и вещи собрала. Думала, мы отлично отдохнём…

— Прекрати, — устало поморщился Рон и отвернулся к окну. — Мы сто раз это обсуждали…

— А ты так ничего и не сделал!

— И я сто раз объяснял, почему это трудно, — игнорируя реплику, продолжил он. — Как ты вообще себе это представляешь?

— Очень просто! Будь ты мужчиной, давно сказал бы ей правду!

Рональд стремительно обернулся, намереваясь высказать всё, что он думает о настойчивости Лаванды, но та, испугавшись резкого движения, дёрнулась, зацепилась высоченным каблуком за ковровое покрытие и, картинно взмахнув руками, рухнула на пол.

— Осторожнее… — начал было Рон, бросаясь на помощь любовнице, и замер. Золотистые локоны окрасились в красный цвет. — Лаванда? — почему-то шёпотом позвал он, мгновенно вспотев.

Та молчала.

Нерешительно опустившись на корточки, Рон всмотрелся в её лицо и побледнел: от виска тянулась струйка крови. Подняв взгляд, он заметил испачканный кровью угол спинки кровати и схватил Лаванду за руку, в тщетной надежде нащупать пульс.

— Мамочка, — пискнул он, отползая от трупа.

Он уже видел такие пустые взгляды. Словно стеклянные кукольные глаза. И это было ужасно.

Мысли метались вспугнутыми мальками, не желая выстраиваться в упорядоченный строй. Что делать он не представлял.

«О нас никто не знает, — лихорадочно размышлял Рон. — Меня никто не видел, я всегда аппарировал к задней двери. Значит, никто не сможет обвинить меня в убийстве… Нет ведьмы — нет проблемы, — подумал он и, вместо того чтобы застыдиться, почувствовал облегчение. — Может, её смерть — это улыбка Фортуны?»

Рон тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, и поспешно покинул спальню. Видеть мёртвой ту, что секунду назад грозилась разрушить его жизнь, было… не неприятно.

Его многое связывало с Лавандой, но он никогда не был в неё влюблён. Сначала это было просто увлечением, возможностью приобщиться к взрослым радостям жизни, в которых ему отказывала Гермиона. Позже — повод позлить её, заставить ревновать. Ну а после свадьбы ему нравился сам факт того, что, помимо умницы жены, у него есть ещё и красавица любовница. Это поднимало его в собственных глазах, давало возможность почувствовать себя значительнее.

С ней было просто. Весело. С ней Рон мог без смущения реализовать любые свои фантазии, о чём не могло идти и речи с Гермионой. И с ней он чувствовал себя мужчиной — сильным, умным, тем, кому принадлежало последнее слово в споре. А дома, как нетрудно догадаться, Рону отводилась роль подкаблучника. С женой он не был счастлив, но спокойствие и уют, уважение близких и зависть посторонних людей, и, конечно же, уверенность в будущем с лихвой окупали это. А с любовницей всё было с точностью до наоборот: страсть, безумие, спонтанность… но одновременно Лаванда быстро надоедала. Ни с одной из них он не смог бы долго прожить, зато вместе… Рон часто думал, что если смешать качества его женщин, то получится идеальная супруга.

Бросать Гермиону он совершенно определённо не собирался. И дело было даже не в том, что он не хотел оставлять детей или боялся общественного порицания. Нет, его до дрожи пугала реакция жены. В его памяти были слишком свежи сцены того, на что способна Гермиона в момент злости. И те птички, что она запустила в него на шестом курсе — были детским лепетом.

Но теперь вопрос решился сам собой. Рону больше не было нужды выбирать и брать на себя ответственность. Его никто ни в чём даже не заподозрит, а Гермиона никогда не узнает о его неверности.

* * *

День Рон провёл как на иголках, однако всё было как обычно, и, когда пришло время отправляться в Нору на официальное празднование со всей многочисленной семьёй, он уже почти совсем успокоился.

Принимая поздравления и подарки, выслушивая пожелания и наставления, Рон чувствовал себя по-настоящему счастливым. А Лаванда… в конце концов, он ни в чём не виноват!

Когда поток поздравителей иссяк, и родные начали занимать место за столом, Рон решил забежать в дом и поинтересоваться у сестры, где носит Гарри — единственного члена семьи, кто его не поздравил, но столкнулся с лучшим другом на полпути.

— Рональд Биллиус Уизли, вы арестованы по подозрению в убийстве Лаванды Браун.

Эти слова были словно гром среди ясного неба! И от кого!

— Гарри, это что, шутка?! — охрипшим от волнения голосом воскликнул Рон, но лучший друг даже не посмотрел в его сторону.

— Прошу вас добровольно отдать вашу волшебную палочку.

— Гарри!

— Экспеллиармус! Инкарцеро! Прошу следовать за мной.

Его голос звучал абсолютно равнодушно, смотрел Гарри… — нет, аврор Поттер! — куда-то в сторону, и Рон понял, что тот поверил в его виновность.

— Гарри! Я ничего не делал!

— В ваших интересах воздержаться от заявлений в отсутствии адвоката, — всё так же холодно произнёс Гарри и кивнул сопровождавшим его аврорам.

Рон и пикнуть не успел, как оказался в помещениях Аврората.

Никто не слушал его уверений в невиновности. Никто даже не смотрел на него. Как Рон ни просил — к нему так и не пустили ни жену, ни родных, ни лучшего друга. Не заметить отсутствие виновника торжества те не могли, а думать о том, что они сами не пожелали явиться, Рон категорически не хотел.

Некоторое время Рональд терпеливо ждал объяснений и извинений, но время шло, а в коридоре, ведущем к камерам, шагов не раздавалось. Устав от тишины, взволнованный недоразумением, он стал звать охранников, но всё, чего добился — это ругани от других задержанных.

Пришли за ним лишь утром.

— Вы вообще в курсе, кто я? — злой, невыспавшийся и голодный, Рон яростно накинулся на визитёра.

— Убийца, — холодно усмехнулся аврор и, пока Рон хлопал глазами, не зная, как реагировать, скрутил ему руки за спиной. — Шагай, кретин.

И Рональд зашагал — больше ему ничего не оставалось.

Следующие несколько дней слились в один непрекращающийся кошмар. Его никто не слушал, к нему никого не пускали, а его самого — не выпускали. Апофеозом безумия стало заседание Визенгамота, где несколько пожилых незнакомцев под председательством отворачивающегося Кингсли вынесли вердикт:

— Виновен.

— Да вы с ума сошли! — заорал Рон, за что его тут же приложили Ступефаем.

В себя он пришёл уже в камере Азкабана.

— А я смотрю: ты, не ты? — это было первым, что он услышал. — Да не дёргайся ты так, — хихикнул смутно знакомый голос, когда Рон попытался вскочить на ноги.

Наконец ему удалось подчинить затёкшие от долгой неподвижности конечности и обернуться. Ясности это не добавило.

— Ты кто? — истерично воскликнул Рон, увидев перед собой страшного бородатого мужика в тряпье.

— Ты дурак, что ли? — обиделся неизвестный, покрутив пальцем у виска. Подождав ответа и не получив его, он обеспокоенно прижался к решётке, чтобы лучше видеть: — Серьёзно, Уизли? Ты не узнаёшь меня?

— Н-нет.

— Вряд ли я так уж изменился… Ты тут за что?

— За убийство Лаванды, — честно ответил Рон. Он хотел добавить, что это недоразумение, но незнакомец заржал, как молодой кентавр, и Рону пришлось ждать.

— Ой, не могу!

— Ты кто вообще такой?! — разозлился Рональд. — Думаешь, мне смешно?!

— Думаю, ты идиот, рыжий, — абсолютно серьёзно произнёс сокамерник без намёка на недавнее веселье. — Присмотрись, неужели не узнаешь?

— Э-э-э… — что-то знакомое в облике мужчины определённо было, но узнавания так и не произошло.

— М-да. Симус я. Финниган. Теперь — узнаешь?

Рон шокированно застыл, вытаращив глаза.

— Симус?!

Финниган хихикнул.

— Ага. А знаешь, за что я тут?

— За что? — машинально переспросил Рон, хотя ему не очень-то было интересно.

— За убийство Лаванды Браун, — торжественно произнёс Симус и снова рассмеялся. — Я жениться на ней не захотел. Она ждала, ждала, да и отомстила.

— Но… Как?..

Финниган пожал плечами.

— До сих пор ломаю голову. Как ты понимаешь, я её не убивал…

— Я тоже!

— А жаль. Эта ведьма смерть заслужила. Не стоило спасать её ещё тогда, от оборотня. Мы хоть и маги, Библия плохого не посоветует.

— Ты о чём? — обречённо спросил Рон, устав удивляться.

— Книга Исход: «Ворожеи не оставляй в живых».

* * *

Стук в двери отвлёк Гарри от чтения материалов дела. С силой проведя ладонями по лицу, он выдохнул и, придав себе деловой вид, крикнул:

— Войдите!

Увидев бочком протискивающуюся Гермиону, он вскочил из-за стола.

— Гарри, я…

— Зачем ты пришла? — крепко обняв подругу, он нахмурился. — Только изводишь себя понапрасну.

— Гарри… Ничего нового?

В покрасневших не только от бессонных ночей глазах Гермионы плескалась такая надежда, что он почувствовал себя последним предателем, когда отрицательно покачал головой.

— Улики, свидетельские показания, отсутствие алиби и элементарных объяснений… Прости, Гермиона, он — виновен.

— Он изменял мне, — на её глаза навернулись слёзы, но Гермиона ожесточённо стёрла их тыльной стороной ладони. — Расскажи мне.

— Ты уверена?.. Заявление подала Парвати Патил. То есть уже не Патил, впрочем, неважно… Все эти годы они с Браун продолжали дружить, так что она забеспокоилась первой. О связи с Роном она, естественно, знала с самого начала, но, поскольку тот обещал бросить тебя и жениться на Лаванде… Эти сплетницы, оказывается, умеют держать язык за зубами, — Гарри сделал паузу, надеясь, что Гермиона остановит его, но та слушала внимательно и явно не собиралась отступать. — Мы прибыли на место и… Просто поверь, ладно?

— Что говорит Рон?

— Ничего, — он отвернулся, а потом и отошёл от неё. — Твердит о невиновности, мол, Лаванда сама упала. Но синяки… Послушай, я понимаю, тебе трудно поверить, ведь Рон и для меня много значил…

— Не трудно, — вдруг сказала Гермиона. — Я слишком хорошо его знаю. Значит, у тебя нет сомнений в его виновности? — после паузы уточнила она. Гарри покачал головой. — Тогда я немедленно подаю на развод.

— Ты уверена?

— Да. И, Гарри… Поговори с миссис Уизли? Я… я не готова.

Тот понимающе кивнул.

Простившись с Гермионой, Гарри с ненавистью уставился на горы бумаг на столе, подтверждавших, что лучший друг убийца, и яростно вскинул палочку:

— Инсендио!

Пламя взметнулось, жадно поглощая подношение, и опало, оставив после себя только пепел, который Гарри тут же ликвидировал. За документы он не волновался: все оригиналы хранились в министерском архиве, и надежда обнаружить что-то новое была наивным нежеланием верить в страшную правду. Грустно покачав головой, аврор Поттер покинул кабинет, так и не узнав, что за убийство Лаванды Браун уже осуждён другой человек и что оправдать Рона — возможно.